Текст книги "Белорусские народные сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Ой не сам я трясусь —

Меня черти трясут;

Молодые чертенятки

Подкидывают... Ух-я! Ух-я!

Поют, пляшут, остановиться не могут. Пляшут люди, пляшут лошади. Поблизости пастух пас стадо. Услыхали музыку и в пляс пустились и пастух, и свиньи, и овечки... И плясали они до тех пор, пока батрак не перестал играть. Перестал он играть, и плясуны остановились. Уморились, устали, а на душе у всех весело. Были среди проезжих и богатые купцы. Поблагодарили они батрака за музыку и дали ему гостинец – большой красивый платок. Рад батрак: есть что женке подарить. Воротился он наконец к жене, поздоровался с ней, платок из-за пазухи вынимает.

–      Я тебе, моя женушка, и гостинец принес... Добрых людей по дороге встретил, купцов проезжих... Я им поиграл, а они мне платок дали. Вот возьми... Глянь, какой мягкий, красивый...

–      Спасибо тебе, что ты обо мне не забыл. А пан и не ждал, что ты вернешься. Пообедай и ступай к нему.

Пошел батрак к пану.

–      Вернулся все-таки? – удивился пан.– А где же твоя собачка?

–      Принес тебе собачку, пане! – проговорил батрак, доставая из-за пазухи собачку.

–      Вот как... принес... Ну-ка, заиграй, посмотрим, такая ли это собачка.

Заиграл батрак, и пошел пан плясать; пляшет, припевает:

Ой не сам я трясусь —

Меня черти трясут;

Молодые чертенятки

Подкидывают... Ух-я! Ух-я!

Войдет кто-нибудь из дворовых в панские покои – тут же в пляс пускается. Уморил батрак всех, замучил, многие на землю попадали и то не унимаются: ногами дрыгают. До тех пор плясали, пока играл батрак. Очухался немного пан, отдохнул.

–      Подай сюда,– кричит,– собачку!

Отдал батрак пану собачку, а тот схватил диковинку и приказал батрака запереть в погреб, а сам начал думать, как сделать, чтобы батрацкая жена податливей стала. Но понапрасну пан беспокоился: к ней и подступиться невозможно. Пан даже жениться на ней обещал. «Барыней, говорит, станешь». А красотка отвечает пану:

–      Как я за тебя замуж пойду, коли ты старый такой, рябой, некрасивый, а я такая молодая. Если ты уж хочешь меня женой иметь, помолодей немного, похорошей.

–      Как же я помолодею. Нет на это никакого способа.

–      Есть способ, я его знаю! – отвечает жена богоданная.

Кто же не хочет быть молодым? Захотелось и пану помолодеть. Велела ему жена батрака поставить котел среди двора, разложить под котлом огонь и кипятить воду.

–      Лезь,– говорит она пану,– в котел, окунись три раза, и сразу помолодеешь.

–      Что ты,—кричит пан,– сварить меня хочешь? Как раз, полезу, жди... Ты сначала своего мужа-хама отправь в котел, если ты такая умная. А я после...

–      Пусть сначала лезет мой муж, если ты не хочешь быть молодым. Сам потом пожалеешь...

Послал пан своих слуг за батраком. Привели его из погреба. Стоит он, трясется, не знает, что с ним будут делать.

–      Лезь в котел,– говорит ему пан,– молодым станешь. Жена твоя богоданная приготовила для меня эту баню. Попробуй сунься сначала ты...

Заплакал батрак.

–      Лезь, не бойся,– говорит ему жена,– будешь здоров и невредим.– Дала она ему в руку свой перстенек. Бросился батрак в котел, три раза окунулся в кипящую воду и выскочил из котла таким молодым, пригожим, что налюбоваться невозможно. Зависть одолела пана. Бросился и он в котел, а вылезти обратно не может. Так и сварился в котле. Поганые останки его собакам выбросили.

НАРЕЧЕННЫЙ ОТЕЦ

Остались без отца, без матери три брата. И не было у них ни кола ни двора. Вот и пошли они по белу свету счастья искать. Идут и все думают: «Вот бы посчастливилось к хорошим людям в работники наняться?» А тут как раз старичок навстречу попался, седенький такой.

– Куда, детки, путь держите?

–      В работники наниматься идем.

–      А разве своего хозяйства нет?

–      Нет,– отвечают братья.– Если б хороший человек в работники нанял, мы честно трудились бы, слушались его, как дети родные.

Подумал старик и говорит:

Ладно. Будьте моими сыновьями. Только слушайтесь, тогда я вас научу, как на белом свете по правде жить – без лжи, без обмана.

Согласились братья. Пошли за ним. Идут, идут, глядь среди вишневого сада хатка стоит. Нарядная такая. Цветы вокруг цветут. Выбежала на крыльцо девушка. Пригожая, красивая. Взглянул на нее старший брат.

–      Ох, если б мне красавицу эту, да быков пару, да корову – хорошо было бы!

Отец нареченный поглядел на него и говорит:

–      Хорошо, сынок. Будет у тебя невеста. Будут быки и корова. Живи себе счастливо, но правду не забывай.

Сосватали они девушку. Свадьбу сыграли. И старший брат остался хозяйствовать в своей хатке.

А старик с младшими сыновьями дальше пошел. Идут, идут. Опять у дороги хорошенькая хатка стоит. Около нее мельница крыльями машет. А у хатки девушка сидит, что-то вяжет. Работящая, видно. Взглянул на нее средний брат.

–      Ох, если б она за меня замуж вышла да мельницу в приданое дали! Я бы мельником стал, всегда хлеба было бы много.

А дед ему и говорит:

–      Ладно, сынок, быть по-твоему.

Вошли они в хату. Сосватали девушку. Свадьбу сыграли. Оставил дед сына жить в приймах.

–      Ну, сынок, будь счастлив, но гляди правду не забывай.

И пошли старик с младшим сыном дальше. Идут, идут и видят:

хатка стоит убогая такая. Вышла девушка, красавица писаная. А в хатке насквозь дыры светятся. Меньшой брат взглянул на девушку:

–      Ох, если б она за меня замуж вышла! Работали б мы дружно, хлеб добывали и о бедных никогда не забывали: всем бы с ними делились.

Взглянул старик на него.

–      Ладно, сынок, быть по-твоему. Только гляди ж о правде не забывай!

Женил старик и этого сына и пошел по белу свету.

, Живут братья, поживают, добра наживают. Старший разбогател, каменные хоромы выстроил, деньги в кубышку складывает да только о том и заботится, чтобы червонцев побольше накопить. Был он скупой и жадный, бедным никогда не помогал.

Средний брат тоже стал богатым. Сам лежал на боку, ел, да пил, да на людей покрикивал, что за кусок хлеба на него работали.

Меньшой брат жил бедно. Но о других бедняках не забывал, всегда с людьми последними крохами делился.

А старик все ходил и ходил по миру. Долго ходил. Весь белый свет обошел и решил сыновей проведать, узнать, не забыли ли они о правде. Прикинулся убогим и пошел к старшему сыну. И увидел старшего брата на дворе. Такой важный, не узнать даже. Кланяется ему старик.

–      Сжалься, человече, над убогим: подай милостыню.

Старший сын глянул на него сердито.

–      Вот еще убогий нашелся! Работать надо. Я сам недавно из нужды выбился...

А у него добра было видимо-невидимо. Хоромы каменные, в сараях скота, в амбарах хлеба полным-полно. В клетях добра всякого напихано. А денег и не счесть... И все ж не подал старцу.

Поглядел дед и пошел дальше. Шел, шел. Прошел с версту, оглянулся на хоромы богатые, и запылали они. Так и пошло прахом все добро, чужим трудом нажитое.

Пошел старик к среднему сыну. Видит: мельница крыльями машет, хозяин сидит, вокруг поглядывает. Старик подошел, поклонился.

–Подай бедняку мучки горсточку, добрый человек. Калека я. Голодный. Не могу сам работать.

–      Я еще себе не намолол. Много вас таких шляется. Ступай себе подобру-поздорову...

Ушел старик. Отошел подальше, оглянулся, и вдруг запылало все пламенем... Сгорело и добро среднего сына.

Пошел старик дальше. Шел, шел и пришел во двор к младшему сыну. Видит, живет он бедно. Хатка маленькая, но чистенькая. Белизной на солнышке светится. Подошел к хатке, оборванный такой, жалкий.

–      Подайте хлебца старцу убогому.

Младший сын взглянул на него и сказал ласково:

–      Иди, дед, в хату. Там ты поешь и с собой на дорогу возьмешь.

Вошел старик в хатку, стал у порога. Увидела хозяйка, что он такой убогий, пожалела его. Посадила на скамью, принесла штаны, рубашку. Стал старик переодеваться, и тут она на груди у него увидела большую рану. Сказала об этому мужу.

Усадили они старика за стол, накормили его, напоили. Потом младший сын спрашивает:

–      Скажи-ка, дед, отчего у тебя рана на груди такая?

–      От нее я скоро умру. Жить мне только один день осталось...

–      Ох, беда! – вскрикнула хозяйка.– Нет ли таких лекарств, чтоб рану твою залечить?

–      Есть,– ответил старик.– Но лекарства этого никто не даст, хотя каждый дать может...

Младший сын опять спрашивает:

–      Почему ж не дать? Лишь бы было. Говори, дедуся, какое лекарство, нужно?

–      А вот какое: если хозяин подожжет свой дом и все сгорит, тогда надо взять пепел и посыпать им рану. Заживет она быстро. Но разве найдется такой человек, чтоб дом свой сжег ради другого человека?

Задумался младший сын. Долго думал. Потом обернулся к жене и спрашивает:

–      Как думаешь?

–      Да так и думаю: хату другую построим, а хороший человек умрет – не вернешь.

–      Ну, если так, выноси побыстрей детей.

Вынесли детей, сами вышли. Поглядел хозяин на хатку: жалко стало добра, трудом нажитого. Потом взглянул на деда: еще жальче стало его, старенького. И тут он быстро поджег хатку. Мигом все пламенем охватило, и хатки как не бывало. Вдруг на месте хатки дом вырос, да такой большой, красивый.

Старик стоит рядом с младшим сыном, в бороду ухмыляется.

–      Вижу, сынок, что из вас троих только ты правду любишь. Живи счастливо!

Тут младший сын узнал в нем отца нареченного, кинулся к нему обласкать, а того и след простыл. Исчез, будто его и не было.

ЛЮБОПЫТНАЯ ЖЕНА

Жили-были дед и баба, и был у них один сын. Вырос он, а работать в поле не хотел, только все ходил по лесу да бил гадюк. Всех перебил. Нечего уже бить.

Однажды пошел он в лес, 'нашел большого ужа и хотел его убить. А уж и говорит:

– Не бей меня, ты меня не убьешь, а лучше послушай, что я тебе скажу: под этим кустом осталось еще три гадюки. Иди подслушай, о чем они говорят, а потом расскажешь мне.

Он пошел и слушает.

– Надо укусить его, не то он и нас убьет.

– Только его нужно укусить выше сердца, а то он вылечится,– добавила другая.

Вернулся молодец к ужу и говорит:

– Собираются меня укусить.

– Иди еще послушай, о чем они говорят.

Пошел он еще.

– Его можно укусить на поляне, когда приедет он за рожью. А другая:

–      Я залезу в копну. Как только он приедет и начнет брать, я его укушу за руку выше сердца.

Вернулся молодец обратно и обо всем рассказал ужу.

А уж говорит:

–      Я тебя научу, что надо делать! Не жалей копны, а привези еще воза три соломы, обложи ею копну и подожги. А сам встань с палкой. Как только из огня будет что вылетать, ты сразу же бей палкой и бросай обратно в огонь. По-всякому гадюка будет оборачиваться и выскакивать из огня, а как обернется девушкой и кинется к тебе, бери ее за руки и веди домой.

Отвез он три воза соломы, обложил ею копну и поджег, а сам взял в руки палку и встал около горящей копны. И что только ни вылетало из огня – он бил палкой и бросал обратно в огонь.

Вот она кидалась, кидалась из огня, обернулась девушкой и говорит:

–      Я твоя, а ты мой.

Молодец взял ее за руку и повез домой.

Привез и говорит отцу:

–      Наймем ее в работницы.

А отец, ничего не зная, говорит:

–      Ну что ж, наймем, пусть поработает.

Да и наняли. С тех пор зажили они счастливо и скоро разбогатели.

Однажды отец говорит:

–      Ну, сынок, женись на этой девице!

–      Ладно, женюсь!

Вот сговорился молодец с девицей, и поехали они к венцу.

Приехали они в церковь, встали под венец. Тут невеста и говорит своему жениху:

–      Если ты когда-нибудь рассердишься на меня, ругай по-всякому, бей сколько хочешь, только не называй меня гадюкой, не то я умру.

Поженились они и зажили еще лучше. Прошел год или два. Как-то раз пошел он на все лето на заработки. Жена без него собрала большой урожай и заполнила все закрома, а одну полосу сжать не управилась. Она повыбирала из колосьев все зерна и засыпала полный дом. А солому решила оставить скоту. Скот и выгнали на солому.

Как раз мужик возвращался домой. Идет он и видит: не сжата его полоска, а на ней скотина пасется.

Рассердился он на жену:

–      Вот гадюка, не могла сжать, а пустила скотину! Погоди же, приду домой, я тебе покажу!

Пришел домой, смотрит—жена стала гадюкой и лежит в углу. Понял мужик, что без всякой вины обругал ее, и горько заплакал.

–      Плачь не плачь, а я все-таки умру. Возьми меня на лопату и неси в болото.

Занес он ее туда, а она ему говорит:

–      Ты будешь счастлив, только как женишься, не говори правды жене, а то помрешь.' Теперь срежь тростинку, один конец возьми себе в рот, а другой дай мне. Я дуну.

Срезал он тростинку, взял один конец к себе в рот, другой дал ей. Она как дунула, так он сразу стал все понимать: о чем говсг-рит лес, огонь, вода, животные. Бросил мужик гадюку в болото и вернулся домой.

Прошло года два или три. Женился он второй раз и поехал с женою к тестю в гости. Едут они, а лошади говорят:

–      Хорошо нашему хозяину жить, а будет еще лучше.

Он засмеялся, а жена спрашивает:

–      Чего ты смеешься?

–      Мало ли чего я смеюсь,– отвечает он.

Едут они лесом, а лес, говорит:

–      Весело жить этому человеку, а будет еще веселей!

Муж снова засмеялся, а жена снова пристает:

–      Что ты смеешься?

Он ничего не ответил.

Только они приехали к тестю на двор, а добро говорит в клети:

–       Весело жить нашему зятю, будет еще веселей!

Он опять засмеялся. Жена на него рассердилась, пошла в хату и пожаловалась отцу с матерью: муж ее все смеется, а чего смеется, нё говорит.

А муж тем временем распряг лошадей, вошел в хату и видит: сидят они втроем да плачут.

–      Чего вы плачете?

–      Что это за жизнь у вас, почему ты жене правды не говоришь?

–      Да мне же нельзя: коли я скажу правду, то умру.

–      Хоть умри, а правду говори!

Думал он, думал, да и говорит:

–      Ну, коли так, кладите меня на лавку под образа. Я скажу правду и умру.

Положили его под образа, на всякий случай зажгли свечу и держат. Только мужик хотел рассказать правду, как вдруг под печью петух запел:

–      Дурак этот мужик! Я семь жен имею, и все меня слушают, а он с одной, да и то управиться не может. Пошел бы в клеть, взял бы плеть да снял бы шкуру с плеч!

Соскочил мужик с лавки и говорит:

–      Верно, дурак я!

Побежал он в клеть, взял плеть да отстегал жену. Навсегда отбил у нее охоту любопытничать.

И теперь живут хорошо.

ЧЕРЕМШИНКА

Стало мужику плохо жить.

– Пойду,– говорит, – утоплюсь.

Сидит старичок над рекой.

Полез мужик в воду.

– Зачем ты, мужичок, в воду лезешь?

– Не могу больше жить: дети с голоду умирают.

– Не лезь, мужичок, в воду: на тебе скатерть.

– А что же мне делать со скатертью?

– А ты скажи: «Развернись-раскатись, дай поесть и попить». Скатерть тебя и напоит и накормит.

Взял мужик скатерть и пошел домой. Домой не дошел, заночевал. Зовет его старушка:

– Садись, мужичок, поужинай и спать ложись.

Когда мужик заснул, она его скатерть себе взяла, а ему дала простую. Приходит мужик домой.

– Ну, молись богу, хозяйка, да садись за стол: будем сыты и всем довольны.

Сели они за стол. Достал мужик скатерть.

– Скатерть моя возлюбленная, раскатись-развернись, дай нам поесть и попить.

А скатерть как лежала, так и лежит, ничего не дает: ни пить, ни есть.

Заплакали дети, сидя за столом с матерью. Жена и говорит: – Мучитель ты мой, замучил ты меня!

Не выдержал мужик и в ответ:

– Прощай, жена, прощайте, детки, пойду утоплюсь. Приходит мужик снова на прежнее место топиться. А старик говорит ему:

– Что ты задумал, мужичок, сам топишься, а дети с голоду умирают?! Не топись, вот тебе барашек.

– Что же я буду делать с барашком?

– А ты скажи: «Тряхнись, барашек»,– будет тебе золото, другой раз тряхнется – будет серебро, тряхнется третий раз – будут тебе бумажки.

– Благодарю, батюшка!

Поблагодарил его и пошел. Выходит на дорожку старушка. – Иди ко мне на ночь: накормлю я тебя, напою и спать уложу.

Вошел он к ней. Дала ему старушка поужинать, уложила спать, а барашка подменила. Приносит мужик домой хозяйке барашка.

– Ну, слава богу, теперь будем с деньгами!

А она свое:

– Мучитель ты мой, замучил ты меня!

Уже совсем не верит ему. Поставил мужик барашка на стол. – Тряхнись, барашек!

Я он стоит, как стоял.

–      Хозяйка, не плачь: пойду утоплюсь.

Приходит на то место, лезет в воду. Слышит голос:

–      Зачем ты в воду лезешь?

–      Дети с женой с голоду умирают.

–      Не топись, мужик, на тебе черемшинку.

–      Что же я буду делать с этой черемшинкой?

–      Там, где ты заночуешь, скажи: «Черемшинка, развернись!» Отдадут тебе и барашка и скатерть, хоть и будут они за двенадцатью замками, за двенадцатью дверями.

Опять идет мужик мимо старухи. Она его зовет:

–      Заходи ко мне. Я тебя и накормлю, и напою, и спать уложу.

Лег он спать, а старуха положила ему простую черемшинку.

Встает мужик:

–      Бабушка, это не моя черемшинка.

–      Что ты, с ума спятил? Твоя.

А он свое:

–      Нет, не моя!

И закричал мужик громким голосом:

–      Черемшинка моя, раскатись-развернись!

Откуда ни возьмись двенадцать молодцев и давай замки и двери ломать; замки посбивали, двери разломали, стали эту бабу бить, били-били, чуть насмерть не убили.

–      Батюшка, помилуй меня! – просит она мужика.

–      Отдай мою скатерть, отдай моего барашка.

–      Возьми, батюшка, возьми, отпусти только мою душу на покаяние: вот тебе барашек, вот тебе скатерть.

Мужик кричит:

–      Свернись, черемшинка!

Отдала ему старуха скатерть и барашка. Приходит он до^ой, приносит и скатерть, и барашка, и черемшинку.

–      Жива ли ты, хозяйка?

–      Жива. Замучил ты меня, мучитель мой!

–      Ну, садись, хозяйка! Теперь уж будем пить-гулять да погуливать.

Сели за стол.

–      Скатерть моя возлюбленная, раскатись-развернись, дай поесть и попить.

Скатерть раскатилась-развернулась. Появились напитки и разные кушанья, чего только душа пожелает.

–      Хочешь, денег тебе дам?

А она говорит:

–      Если бы нам еще и денег, вовсе беды не знали бы.

Поставил он барашка. «Барашек, тряхнись!» Барашек тряхнулся раз – посыпалось золото, тряхнулся в другой раз – посыпалось серебро, в третий раз тряхнулся – посыпались бумажки.

–      Ну, хозяйка, довольна ли ты мною?

–      Довольна!

Доносят барину об этом.

–      Ваш мужик гуляет-пирует, а вас уже и знать не желает.

–      Иди-ка, староста, дай ему хорошенько!—говорит барин. Обступили мужичка кругом.

–      Выходи, Иван, на барщину.

–      Зачем мне ходить? Не пойду я щ барщину.

А сам пьет чай да вино, за столом посиживает. Староста приказывает:

–      Мужики, вяжите его, скрутите в бараний рог!

А мужичок кричит: «Черемшинка, развернись!» Выскочили двенадцать молодцев, стали дворню трепать: кому руку, кому ногу сломали. А мужик командует:

–      Старосте поддайте!

Как стали старосту бучить! Староста просит:

–      Батюшка, помилуй ты меня, грешника! Не погоню я тебя

вовек на барщину.

Мужик велит:

–      Черемшинка, свернись! Ступай, староста, садись со мной рядом, будем пить и есть.

Дворню уж не приглашает, всех черемшинка покалечила.

–      Не пойду, мужичок: боюсь я у тебя обедать.

–      А не пойдешь ко мне, еще подсыплют.

Приезжает староста домой. Барин его спрашивает:

–      Выгнал ты Ивана на барщину?

А староста отвечает:

–      Вы, барин, сами попробуйте выгнать, а я нездоров: избили до смерти.

Барин кучеру кричит:

–      Запрягай!

Приезжает к мужику сам барин.

–      Иван, выходи на барщину!

–      'Зачем мне ходить?

–      Как ты смеешь мне так отвечать?

–      Барин, не боюсь я тебя!

–      Ты меня не боишься? Да я тебя в колодки закую и в Сибирь отправлю.

Не посмеешь, барин.

–      Мужики, бери его, вяжи!

Только подступили к нему мужики, а Иван как закричит:

–      Черемшинка моя, развернись-раскатись!

Выскочили тут двенадцать молодцев, стали дворню биты кому голову, кому руку оторвали.

–      Барин,– говорит мужик,– иди ко мне обедать!

–      Нет, Иван, боюсь я к тебе идти.

–      Ее бойся, барин, я тебя бить не буду, только ты мне вольную дай.

Пришел к нему барин.

–      Откуда у тебя столько питья-еды?

А мужик ему:

–      Пиши, барин, вольную!

Написал. Велел Иван скатерти накормить барина и говорит:

–      Барин, не дать ли тебе за вольную денег?

–      Возьму, если дашь.

Взял мужик барашка, поставил на стол. Тряхнулся барашек– вокруг золото, выше его самого. Барин взял деньги.

–      Не надо ли тебе серебра?

–      Не откажусь, коли дашь.

–      Дай серебра барину, тряхнись!

Тряхнулся барашек – вокруг серебро.

– Забирай, барин! Ну, доволен ли ты, барин?

–      Благодарю тебя, Иван.

–      Еще прибавлю! Дай, барашек, барину бумажек!

Барашек тряхнулся – вокруг гора денежных бумажек.

–      Что, барин, довольно ли тебе денег?

–      Благодарю тебя, Иван, за деньги трижды. Кучер, подавай лошадей, поедем домой.

А мужик ему:

–      Нет, барин, будем еще гулять, потом уж лошадей потребуешь.

И гулял там барин с мужиком трое суток. Попрощался потом он с Иваном и поехал домой.

И я там был, и мне на табак попало.

КАТИГОРОШИНКА

Жили купец с купчихой, и было у них два сына да красавица дочка.

Накупил купец на все свои деньги разного товару и поплыл Торговать за море. Вдруг откуда ни возьмись налетела буря, и купец потонул со всем своим добром.

Сильно печалилась и убивалась по мужу купчиха. Но не успела она оправиться от одной беды, а уж у ворот стучалась другая.

Как-то раз, среди бела дня, когда дети ее бегали в своем саду за каменной стеною, нежданно-негаданно прилетел лютый змей Шкурупей; не успели братья опомниться, как он унес в темные облака их милую сестрицу.

Все глаза выплакала купчиха, чуть не ослепла с горя. А братья пустились в путь-дорогу за сестрой.

Плохо жила без сыновей купчиха, совсем обеднела, сама по воду ходила.

Три года минуло, как уехали сыновья, а о них ни слуху ни духу.

Вот как-то раз идет купчиха с полными ведрами, сильно притомилась, остановилась дух перевести.

«Вот до чего дожила!» – И глаза ее от горя и кручины наполнились слезами.

Выкатилась тут из глаза одна слезинка, канула в ведро и в ту же минуту превратилась в белую отборную горошину. Так приглянулась эта горошина купчихе, что та проглотила ее и тут же забеременела, сама не зная, как и почему.

Родился у купчихи мальчик, всем на диво здоровый и красивый.

Принесли его к попу крестить, а тот упирается.

–      Не поверю,– говорит,– чтобы такой здоровенный малец народился у старухи.

Через несколько дней поп сам наведался к купчихе. Та ему все рассказала, ничего не утаила.

Поп мальчика окрестил и назвал его Катигорошинкой.

Не по дням, а по часам, даже, вернее сказать, по минутам, рос Катигорошинка, хорошо учился и вскоре стал читать и писать не только лучше всех учеников, но и лучше самих учителей. Товарищам стало завидно. Вот один из них возьми да и назови Катигорошинку ублюдком.

Обидным показалось это Катигорошинке, побежал он к матери, стал ей жаловаться и выспрашивать ее об отце.

Мать рассказала ему все по порядку, и когда услыхал он о том, что сестру его украл змей, он тут же попросил:

–      Благословите меня, матушка, в путь-дорогу!

–      Куда же ты хочешь идти, сынок, последняя моя радость и утешение?

–      За сестрой! И не удерживайте вы меня, матушка; я все равно пойду!

Дала ему мать на дорогу свое родительское благословение да стальную иголочку в придачу.

Пошел сперва Катигорошинка к кузнецу:

–      Перекуй ты мне эту иголочку на посошок!

Катигорошинка как подбросит посошок этот да как подставит ладонь, так посошок и сплющился, а было в нем весу двадцать пять пудов.

Перековал кузнец посошок наново, а тот как о богатырское колено ударился, так и переломился надвое.

И только на третий раз вышел добрый посошок: как запустил его Катигорошинка под самые облака, тот аж засвистел и упал ему прямо на голову, однако ж остался цел. Цела осталась и голова, только волосы на ней чуть шевельнулись.

–      Вот этот посошок мне по руке! – сказал богатырь и пустился в путь-дорогу.

Доходит он до широкой равнины; на ней табунщик лошадей стережет. Увидел он Катигорошинку и давай кричать:

–      Не ходи, не ходи на верхней дороге тебя жеребец затопчет!

А тот все идет да идет. Как только жеребец на него набросился, Катигорошинка изловчился, ухватил его за хвост, ударил оземь и сразу содрал с него шкуру.

–      Вот ты меня своей лошадью стращал, а теперь ее шкуркой полюбуйся!

Плачет табунщик: мол, погубит его теперь хозяин – змей Шкурупей! А Катигорошинка как услышал о Шкурупее, обрадовался, что н^след напал, и пошел к змею. Ободрал по дороге быка-бодуна, а за быком тем же манером и барана.

Приходит к озеру, у озера стоит могучий дуб, а под дубом сидит человек-великан.

–      Какого ты роду-племени, – спрашивает великан,– и куда путь держишь?

–      Зовусь я Катигорошинкой, а иду к змею Шкурупею. Покажи мне к нему дорогу.

–      Пятьдесят лет я озеро своего господина стерегу, змея Шку-рупея, и никому еще не поздоровилось, кто со мною в бой вступал. И тебе, молодец, не быть живу, если дальше пойдешь. Сюда, к озеру, а потом ко дворцу, вон там виднеется на горе, прилетает сам мой хозяин, лютый змей Шкурупей. Он на два аршина воды выпивает и на аршин земли поедает. Он крепко-накрепко наказал мне никого к нему во дворец не допускать.

Схватился тут Катигорошинка с великаном, убил его и пошел к Шкурупею во дворец.

Во дворце у окна сидела купчихина дочка, скучная-прескучная. Как увидела она человека, удивилась и сильно обрадовалась.

Катигорошинка снял шапку, положил себе на голову письмецо от матери и стал перед окном на колени.

Сестра взяла письмецо, прочитала его несколько раз, но все не могла поверить, что Катигорошинка ее брат. Тогда только поверила, когда он в дом вошел: заметила, что он, как две капли воды, на маменьку похож.

–      Пожалей ты себя, Катигорошинка, уйди отсюда, пока еще жив, ведь братья твои здесь уже жизнь загубили...

–      Нет! Не за тем я сюда пришел, чтобы ни с чем уйти, и, пожалуйста, сестрица, не сомневайтесь: я-то со злодеем справлюсь!..

Спрятала сестра своего брата, как только могла. А тут летит змей Шкурупей, обернулся человеком и стал красивым стройным молодцем.

–      Что это у нас тут русским духом пахнет? – говорит змей.

–      Это сам ты по Руси налетался, русского духа набрался!

А Катигорошинка не стерпел и закричал змею:

–      Это я пришел к тебе в гости!

–      А, это ты, Катигорошинка... Ну-ка иди, покажись мне на глаза!..

Вошел Катигорошинка в комнату со своим посошком.

–      Эй, подать нам обедать! – приказывает слугам Шкурупей.

Все кушанья были приготовлены как подобает, только напоследок Шкурупей взял себе миску с железными, медными да чугунными орехами. Шкурупей так разгрызал их, что они только поскрипывали. у него на зубах, а сам искоса поглядывал на Кати-горошинку: дескать, испугался ли он?

–      Видишь, как я орехи грызу?

–      Вижу. А мне-то что? Грызи себе.

–      Ну так пойдем в поле померяемся силами.

Пришли в поле.

–      Готовь себе ток для боя!

–       Для меня и так годится.

Шкурупей стал дуть, и земля под ним сделалась медная, так что и следов на ней не стало видно.

Катигорошинка бьется посошком, а Шкурупей руками и ногами. Устал змей и просит на три дня передышки. Катигорошинка же дает ему передышку только на три часа, да с тем еще, чтобы тот указал, куда он подевал его братьев.

А Шкурупей не хочет показывать, словно 6pi и не знает. Потом все же ведет Катигорошинку в сад, а тот держит его за горло, чтобы не сбежал.

У огромной дубовой колоды видит Катигорошинка своих братьев мертвыми: волосы их втиснуты в расщеп колоды,– видно,, долго томились бедняги, пока их бог не прибрал.

–      Оживи моих братьев, не то тут же тебя прикончу!

–      Позволь мне, Катигорошинка, сперва принести из дому две бутыли.

Катигорошинка сам идет с ним и все за горло держит.

Достал змей бутыли и хотел отхлебнуть из одной, уже и ко рту поднес.

–      Нет, дай мне сперва попробовать! – говорит Катигорошинка.

Как напился он волшебной воды, так сразу и почувствовал в себе еще больше силы, чем прежде, и хотел было убить змея за хитрость.

Сноваг подошли они к мертвецам и брызнули на них сперва мертвой водой. Те стали как живые, только что не дышали. А чуть брызнули на них из другой бутыли, братья сразу ожили и, думая, что это Шкурупей их от смерти избавил, стали перед ним на колени и давай его благодарить. Обидным показалось Кати-горошинке, что-братья своему же злодею кланяются, и прикончил он змея своим посошком.

Обрадовались сестра и братья и пустились вместе с Катиго-рошинкой в путь-дорогу.

Остановились они передохнуть в зеленой долине, у озера, под тем самым дубом, где раньше сидел человек-великан.

Настала ночь.

–      Я не могу идти дальше! – говорит братьям Катигорошинка,– сон одолевает. Я сосну малость здесь, под дубом, прислонюсь к нему, обопрусь на свой посошок. Только сплю я не по-вашему, крепко, а потому, когда придет время трогаться в дорогу, выбейте у меня из рук посошок,– я тотчас и проснусь.

Не успел он договорить, как уже заснул богатырским сном.

Братья же стали меж собой совет держать, как от Катигорошинки избавиться, потому что завидовали его силе, храбрости и удаче.

–      Взялся невесть откуда человек и на тебе, ни с того, ни с сего прославился! Не может того быть, чтобы он нам братом приходился; маменька наша уже в таком возрасте, что даже невозможно и подумать, чтобы у нее дети родились. Убьем-ка его! Но только с одного маху его, пожалуй, не прикончишь – проснется, и тогда уж нам несдобровать. Вот что: сплетем-ка мы волосяной канат, свяжем Катигорошинку по рукам и ногам да прикрутим к этому дубу. Сам он не освободится и помрет голодной смертью.

Обкрутили братья Катигорошинку канатом, привязали к дубу, а сестре строго-настрого велели молчать.

Вернулись старшие братья с сестрой домой, к матери, и похваляются, что одолели змея и сестру из неволи вызволили.

Стала их мать о Катигорошинке расспрашивать, а они будто и знать не знают и ведать не ведают.

Катигорошинка пробудился и говорит:

–      Ну, и долго же я спал!

Хотел было встать, да почувствовал, что привязан, потянулся – задрожал дуб, а как выпрямился – дуб и вырвал из земли и пошел домой, волоча дерево за собою.

Сильно обрадовалась мать, увидав своего любимого сыночка, а братья перепугались и попрятались кто куда.

–      Выходите, кайтесь да развяжите меня! А не выйдете – хуже будет!

Те вышли и развязали его.

–      Ну, ладно уж, прощаю вам на радостях первую и последнюю вину!

После этого жили хорошо. Катигорошинку же почитали за старшего.

ПРО ИВАНА-ДУРАКА, ПРО ЛЕТУЧЕГО СТАРИКА

И ПРО ЛУКАВУЮ КОРОЛЕВНУ

Жил на свете мужик, и было у него три сына. Два сына умных, а третий поглупей'.

Раз отец и говорит сыну, тому, который считался у них поглупей: