Текст книги "Песни народов Северного Кавказа"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
Нас бии продали войне,
Как скот на бойню, без пощады, —
Теперь на нас в чужой стране,
Теперь на нас в чужой стране
Летят японские снаряды.
 
 
Нас бросили, безгрешных, в ад.
Здесь зла земля и солнце хмуро.
Не можем мы, хоть нам велят,
Не можем мы, хоть нам велят,
Взойти на горы Порт-Артура.
 
 
К нам смерть приходит каждый час,
То тех, то этих примечая.
Не надо говорить о нас,
Не надо говорить о нас,
Чтоб слез не лили в Карачае.
 
 
Хоть горная страна Китай,
Да непривычная для глаза.
Нам, горцам, этот горный край,
Нам, горцам, этот горный край
Не заменяет гор Кавказа.
 
 
Охота жить и вам и нам,
Но здесь летят снаряды с воем,
Мы ладим саваны друзьям,
Мы ладим саваны друзьям,
Мы землякам могилы роем.
 
 
В чужой, немилой стороне
Гудит земля, снаряды рвутся.
Нас бии продали войне,
Нас бии продали войне, —
На родину нам не вернуться.
 
 
Горянок слезы – не вода,
Но их поток течет рекою,
Коль притечет она сюда,
Всех нас накроет с головою.
 

 
Ой, в солдаты многих, говорят,
Брали из Большого Карачая.
В Карачае матери солдат
Вдаль глядели, слезы утирая,
Вдаль глядели, слезы утирая.
 
 
По чугунке горцев молодых
Отправляли, жен их не жалели.
Стали для солдаток молодых
Широки их брачные постели,
Широки их брачные постели.
 
 
Есть и в нашем Карачае, ой,
Как везде, начальники и судьи.
Жить нам не дают, считая, ой,
Будто инородцы мы – не люди,
Будто инородцы мы – не люди.
 
 
По чужим дорогам скачут, ой,
Парни из Большого Карачая,
Не поют они, не плачут, ой,
Скачут молча, что их ждет, не зная,
Скачут молча, что их ждет, не зная.
 
 
Много ль их останется в живых?
Поглядишь, и тот уже не дышит.
Бога молят матери за них.
Но земля дрожит, и бог не слышит,
Но земля дрожит, и бог не слышит.
 
 
Ехал на коне Хажи-Али,
Подоткнув края черкески белой.
Пули на краю чужой земли
Отыскали молодое тело,
Отыскали молодое тело.
 
 
Там и умирал он, где упал,
На чужой земле в помятом жите.
Он своим товарищам сказал:
«Вы моих сирот усыновите,
Вы моих сирот усыновите.
 
 
Передайте Даумхан моей,
Что ее покойник не осудит:
Если друг посватается к ней,
Пусть выходит и меня забудет,
Пусть выходит и меня забудет.
 
 
А посватается недруг мой —
Лучше пусть вдовою остается,
Ожидает мужа, хоть домой
Муж ее вовеки не вернется,
Муж ее вовеки не вернется».
 
 
Ой, в солдаты многих, говорят,
Взяли из Большого Карачая.
В Карачае матери солдат
Вдаль глядели, слезы утирая,
Вдаль глядели, слезы утирая.
 
 
Много взяли горцев молодых,
Многие давно уже убиты.
Плачут вдовы, да не слышат их
Спящие в чужой земле джигиты,
Спящие в чужой земле джигиты.
 

 
Служили камни нам постелью,
Ночь укрывала нас метелью,
И всё же к свету мы стремились,
Мечтали мы о светлой доле,
Да падали в горах и в поле,—
Над нами вороны кружились.
 
 
Законы были к нам суровы,
Заковывали нас в оковы,
Но мы идем, не зная страха.
Нас тысячи, и мы сплотимся,
Погибнем иль освободимся
От гнета князя, власти шаха.
 

 
Ой, большевики к нам скачут,
Ой, в горах грохочет гром.
Горские княгини плачут,
Утираются тайком,
Кто рукою, кто платком,
 
 
Банды черные разбиты,
Белые бегут полки.
Ой, спасаются бандиты,
Скачут через ледники —
Гонят наши их штыки.
 
 
За Дукумом поспешите,
Чтоб его не упустить,
Захватите, посолите
И повесьте просушить, —
Он просохнет, может быть.
 
 
Что-то бии присмирели,
Не кричат на бедный люд.
Что-то, пьяница, в постели
Не лежит Хажидауд
Среди бурдюков и блюд.
 
 
По́том бедняков беспечно
Жил в горах господский род,
Думал он, что будет вечно
Угнетать простой народ, —
Вышло всё наоборот.
 
 
Жили баре, не тужили,
Но и к ним пришла беда.
Бедняки их распушили,
Разгромили навсегда,
Не оставили следа.
 
 
С князем, с бием, с богатеем
Будем биться до конца.
Отдадим, не пожалеем
Наши силы и сердца
Мы за Ленина-отца.
 

 
В аулы Балкарии банда рвалась,
Вел Серебряков беляков.
И родина вся к перевалам сошлась,
Чтоб встретить кровавых врагов.
 
 
Узнали враги, что ущелье Зылги
Замкнул партизанский отряд,
И вот по ущелью Сукан вдоль реки
Аскеры пройти норовят.
 
 
Но гор сыновья самым крепким замком
Замкнули ущелье Сукан.
За каждой скалой со взведенным курком
Оружье держал партизан.
 
 
Шли белые цепью, но стали на миг,
Почувствовав, видно, беду.
И каждый от страха к соседу приник —
Мол, я впереди не пойду.
 
 
Устроив совет и заслушав гонцов,
Решили – нет дальше пути.
Но Серебряков их в конце концов
Заставил в ущелье войти.
 
 
Следят партизаны-орлы за врагом,
Что мечется на берегу.
Всё ближе бандиты, и сверху, как гром,
Скатилось: «Огонь по врагу!»
 
 
И пули, и камни обрушились вниз.
Ущелье окутала мгла.
Огромные глыбы на белых неслись,
Лавина их вмиг размела.
 
 
Как куры от грифа в испуге спешат,
Бежали, молясь, беляки.
Но в землю безжалостно каменный град
Вгонял их у самой реки.
 
 
И черная кровь их стекала в Сукан,
Настали возмездия дни —
Врагу нет спасения от партизан,
Как будто крылаты они.
 
 
И счастье, окрепшее в битвах, пришло,
Советскую власть возвестив.
Но сколько героев на склонах легло,
В аулы врагов не пустив.
 
 
Так пусть же поведает речка Сукан
О славных геройских делах.
Как Ленина слово вело партизан
Сквозь битвы к победе в горах.
 

 
Ой, черный туман по степи украинской плывет,
Он стелется черною тучей над ней.
Кто хочет услышать, как мы воевали, – пусть тот
Прослушает песню про горских парней.
 
 
Нас пятеро было в степи, чьи края не видны,
В бескрайней степи, где лютует беда.
Семь месяцев мы провели на дорогах войны,
Ни дней, ни ночей мы не знали тогда.
 
 
Нас пятеро было из горских аулов пяти,
В степном воевавших далеком краю.
Лишь двое из нас бой смогли до конца довести,
А трое смерть встретили сразу в бою.
 
 
Но горец врагу не оставит, пока он живой,
И мертвого друга, что в битве сражен.
Джигит будет драться, пока не окончится бой,
Иль сам упадет рядом с другом и он.
 
 
Обычно в ауле рождается каждый джигит.
Но грянет беда над родной стороной,
За смертью своей он на поле сраженья спешит,
Встречая противника грудью стальной.
 
 
В боях этих были горячими наши сердца,
Навстречу врагу мы отважно пошли.
И мы не последние, не отступив до конца,
В тот день средь огромной степи полегли.
 
 
И степь украинскую грудью закрыли своей.
И враг отступил, хоть его и не счесть…
Кавказские горы! Нас пятеро было парней,
Сумевших сберечь незапятнанной честь!
 

ШУТОЧНЫЕ ПЕСНИ
© Перевод Н. Гребнев

 
Ах, замерз я, ах, ах!
Яблоки я рвал в горах,
Яблоки я вез, вез,
Разгружайте воз, воз.
«Парень, ты сошел с ума,
Выйди в сад – в саду зима!»
– «Я в траве густой лежал,
Яблоки зимой срывал.
Вы смеетесь – добрый час,
Песню пел я не для вас».
 

 
В старину в стране одной
Жил-был человек чудной.
Из коры он сито сделал,
Из горы корыто сделал.
Превратил он, молодец,
Сто букашек в сто овец.
В речке воду брал чудак
И снимал с нее каймак.
Он кузнечика конем
Сделал – и скакал на нем.
 

 
Молодым я был – мечтал
Взять жену и вновь жениться.
Молодым я ждал и знал,
Что мой план осуществится,
Только надо торопиться.
 
 
Наконец жена одна
В дом ко мне переселилась.
Я воскликнул: «О жена,
Заслужил я божью милость,
Что задумал, то свершилось!»
 
 
Вскоре мысль пришла ко мне:
Зря живу я, в ус не дуя, —
И тогда к одной жене
Присовокупил вторую,
Как бы к старой молодую.
 
 
Думал я в кругу семьи:
Наконец достиг я цели.
Обе женщины мои
Две, а может, три недели
Друг на дружку не глядели.
 
 
А недели через три
Их перекосились лица, —
От зари и до зари
Стали женщины браниться,
Стал от них я хорониться.
 
 
Как-то ссорилась семья,
Встрял я в спор, набравшись духу.
Первая жена моя
Мне попала палкой в ухо,
А вторая – скалкой в брюхо.
 
 
Холостым я был – мечтал
Взять жену и вновь жениться.
Я теперь чего б не дал,
Чтоб от жен освободиться.
Или вечным сном забыться.
 

 
Ой, давно пора бы мне
Спеть вам о плохой жене.
Муж плохой жены здоров
И доволен, если вдов.
 
 
У огня сидит жена,
В казане лишь грязь одна.
На большой сковороде
Мухи парятся в воде.
 
 
Муж придет, а на обед
Даже мамалыги нет,
Муж хозяйку упрекнет —
Из дому она уйдет.
 
 
Не женитесь на вдове —
У ней ветер в голове,
Ты ей – слово, а вдова —
Два.
 

 
Ой, всегда и во всем себе верен
Глупый мерин мой, бедный мерин.
Вот отменное сено – поешь,
И солома отменна – поешь,
Иль ты есть ничего не намерен,
Глупый мерин мой, бедный мерин?
 
 
Я на скачки тебя пустил —
Ты бежал из последних сил,
Первым ты от конца оказался,
Люд честной надо мной смеялся.
Ой, всегда и во всем себе верен
Глупый мерин мой, бедный мерин.
 
 
Я ремни мышиные взял,
Хворостины аршинные взял;
Думал я, что на спину прилажу
Небольшую тебе поклажу, —
Сдох мой мерин, навеки потерян
Бедный мерин мой, глупый мерин.
 

 
До свадьбы осталось четыре дня.
Пойдемте, подруги, на луг, поглядим,
Много ли женихова родня
Овец и коров дает за меня?
 
 
Пойдемте, девушки, поглядим,
Высоко ль ценят мою красу?
Большой дают за меня калым:
Корову с единственным рогом кривым.
 
 
И крив этот рог, и одинок.
Чем этак, уж лучше совсем без рогов.
Тебя я к себе, дружок-женишок,
С калымом таким не пущу на порог.
 
 
Гылжу неплохую дает мой жених —
Украшен резьбою единственный рог.
Она, говорят, в селеньях других
Была уж калымом за семерых.
 
 
Тучи закрыли солнечный свет.
Будет ли дождь, будет ли снег?
Добрые люди, дайте ответ:
Были рога у гылжи или нет?
 
 
О ней вся Балкария песни поет.
В стадах за безрогою ходят быки.
Будет свадьба, будет приплод:
Безрогий теленок на будущий год.
 
 
Гылжу на луг отвели поутру.
Упала она и пала она.
Шкура ее гремит на ветру.
Сварила бы мясо – боюсь, что помру.
 
 
Бедная тварь, не пошла она впрок.
Я шкуру продам и куплю гребешок.
А ты забирай единственный рог
И прочь уходи, мой дружок-женишок.
 

 
На дороге пыль густая,
Ой-ой-ой!
То стрелки из Карачая,
Ой-ой-ой!
Всадники из Карачая,
Ой-ой-ой!
Начали травить доммая,
Ой-ой-ой!
На пути кусты ломая,
Ой-ой-ой!
Стали окружать доммая,
Ой-ой-ой!
Ой, сварили из доммая,
Ой-ой-ой!
Шесть колбас. А где шестая?
Ой-ой-ой!
Стали гневаться, считая,
Ой-ой-ой!
Всадники из Карачая,
Ой-ой-ой!
Нету ни следа, ни духа,
Ой-ой-ой!
То проделки Шимауха,
Ой-ой-ой!
Удивительно, как скоро,
Ой-ой-ой!
Он сожрал ее, обжора,
Ой-ой-ой!
Колбаса была большая,
Ой-ой-ой!
Воз наполнила б до края,
Ой-ой-ой!
Путник с ней не знал бы горя,
Ой-ой-ой!
Был бы сыт в пути до моря,
Ой-ой-ой!
 
 
Я наелся до отвала,
Ой-ой-ой!
На губах застыло сало,
Ой-ой-ой!
Это сало, это сало,
Ой-ой-ой!
Людям правду рассказало,
Ой-ой-ой!
 

 
У печи стоит корзина,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Колбаса в ней и свинина,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Съел я всё, не скрыл отрыжку,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Начал бегать я вприпрыжку,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Анаевы не ужились,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Поругались, разделились,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Разделили и вола,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
И бесхвостого осла,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
Шестьдесят коров недойных,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
Шестьдесят бадей помойных,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Сам Анай сто ржавых вил,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
Между всеми разделил,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
С горки катится бычок,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
Ножки собраны в пучок,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
Ну-ка, все вставайте в круг,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
И не разжимайте рук,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
А стоящего внутри,
О-ри, о-ри, о-ри-ра,
Не пускайте. Раз, два, три,
О-ри, о-ри, о-ри-ра!
 

ПЕСНИ ЛЮБВИ
© Перевод Н. Гребнев

 
По небу облака плывут как стадо,
Касаются вершины голубой.
Всего богатства мира мне не надо,
Лишь бы оставили меня с тобой!
С тобой, моя любимая, с тобой!
 
 
Я буду говорить с тобой, с любимой,
Страдающий, влюбленный человек,
То громко-громко, словно дождь с вершиной,
То тихо-тихо, как с долиной снег,
Как снег, моя любимая, как снег!
 
 
О том, что я люблю, о том, что стражду,
Я буду петь, как ангелы поют,
И то не каждый раз, а лишь однажды,
Пред тем, как нас позвать на Страшный суд.
На суд, моя любимая, на суд!
 
 
Туман плывет, и облака клубятся,
Ползут к вершинам на исходе дня.
Погибшие назад не возвратятся,
А тем, кто жив, не одолеть меня,
Любимая, не одолеть меня.
 

 
Злые люди, вам всё равно,
Где мой милый, а я то и дело
Подбегаю, гляжу в окно,
Все глаза уже проглядела.
 
 
Таукан, я гляжу в окно,
А на сердце моем тревога,
Мне осталось только одно:
Положиться на милость бога.
 
 
Слева солнышко, справа тень,
Мне на солнышке полежать бы.
Если любишь, назначь мне день,
Или так убежим, без свадьбы.
 
 
Чашка чистой водой полна,
Да рука дотянуться не может.
Обессилела я, больна.
Кто под бурку меня уложит?
 
 
В стороне, где живет Таукан,
Бьет нарзан, тополя – как свечи.
Искривится мой тонкий стан,
Если ты меня не излечишь.
 
 
Я возьму на плечо кумган,
Зачерпну воды из Баксана.
Страшно мне, плохо мне, Таукан!..
Нет вблизи меня Таукана.
 
 
У предгорья, где бьет нарзан,
Сосны старые в два обхвата.
Был бы ты не рабом, Таукан,
Или я б не была богата!
 
 
Где положишь ты свой кинжал,
У заветного камня какого?
Если б только ты пожелал,
Я ушла бы из дома родного.
 
 
Свой кинжал, чтобы после забрать,
Ты у серого камня положишь.
И отца я оставлю, и мать,
Ты своих оставить не сможешь.
 
 
Я кольцо свое, на беду,
Уронила в поток, в ущелье.
К русским лекарям я пойду —
Пусть дадут от любви мне зелье.
 
 
Мне не вынести этих ран.
Ты в могилу меня весною
На руках отнеси, Таукан,
Дай другим засыпать землею.
 
 
Пусть папаха сгорит в огне
С головою твоею вместе,
Если вскоре, забыв обо мне,
Ты к другой пойдешь как к невесте.
 
 
Будет ждать тебя впереди
И любви и радости мало,
Коль другую к своей груди
Ты прижмешь, как меня, бывало…
 
 
Ты ушел на охоту опять,
В горы, где быстроногие козы.
Побегу я тебя встречать,
На дорогу глядеть сквозь слезы.
 

 
Гонят в горы стада джигиты,
А его закрыты глаза.
На траву он упал убитый,
Как подрубленная лоза.
 
 
Возвращаясь домой с поживой,
Гнал отару Абдул-Керим.
Сын Беккаевых – пес трусливый —
Свел давнишние счеты с ним.
 
 
Тот Беккаев купил винтовку,
Но не в честном мужском бою
Он решил показать обновку —
Дорогую покупку свою.
 
 
Привезли тебя на телеге,
Положили среди двора.
Для чего ты ходил в набеги?
Много надо ли нам добра?
 
 
Ой, кичится твоим трофеем
Сын Беккаев, убийца и вор.
Быть бы русским мне грамотеем,
Сочинила б я приговор.
 
 
Сочинила б и настрочила б,
Покарала бы за тебя,
Я свинцом его накормила б
До отвала, как он тебя.
 
 
Я платок намочила слезами
Иль соленой морской волной?
Да случится, Беккаевы, с вами
То, что с милым моим и со мной!
 
 
Я слезами платок намочила,
Я повешу его сушить.
Будет муж у меня немилый,
Мне ведь милого не забыть.
 
 
Меж Баксаном и Старой Малкой
Пусть закроет пути обвал.
Иль меня тебе не было жалко,
Что погибели сам искал?
 
 
Если было б лекарство от смерти,
Я б лекарство тебе нашла.
Слишком весел ты был и доверчив:
На земле ты не видел зла.
 

 
Бело-белая Батай,
Что ты делаешь, Батай?
Что ты не отходишь от окошка?
Чешет волосы Батай,
Да и глянет невзначай
Вдаль, где вьется по полю дорожка.
 
 
Волосы Батай до пят,
Волосы Батай блестят.
Для чего их заплетать, трудиться,
Если шелк волос тугих
Ночью расплетет жених,
Чтоб ему сквозь землю провалиться!
 
 
Твой отец неумолим.
За тебя дают калым.
А добро, кому оно некстати?
Взял отец сто пять голов:
Сто баранов, пять ослов,
Да еще возьмет шестого – зятем.
 
 
Хороша, Батай, цена!
Сто баранов – ты одна.
Среди ста – один с недобрым взглядом.
Пусть же будет кровь его
Для торговца твоего
Горькою едой, смертельным ядом!
 
 
Будет муж твой пить-гулять,
Будет падать на кровать,
Ни сапог, ни бурки не снимая.
Будет муж твой пить-кутить,
Ни за что тебя бранить, —
Пропадет краса твоя былая.
 
 
Ой, красивая Батай,
Несчастливая Батай,
Люди на тебя глядят, как судьи.
Шелковый надев платок,
Ты стоишь, как ангелок.
Жаль, что ангелов не любят люди.
 
 
Волосы твои до пят,
Волосы твои блестят.
Не гляди, Батай, на Шахгирея.
Как тебя он от обид
Оградит и защитит,
Ни богатств, ни славы не имея?
 

 
Дни короткие, ночи длинные,
Беспросветные ночи, ой!
Ой, как мучаюсь я, невинная,—
Все проплакала очи, ой,
Все проплакала очи, ой!
 
 
И давно ли я, милого милая,
Пела песни порой ночной,
Мне казалось: за счастьем спешила я,
А спешила я за бедой,
Ой, спешила я за бедой.
 
 
Мы, влюбленные, окрыленные,
С милым ехали в светлый час
И не знали, что следом конные
Вскачь летят, догоняя нас,
Ой, летят, догоняя нас.
 
 
Ночи длинные, дни короткие.
Всадник, ехавший впереди,
Подскочил и ударил плеткою
По спине моей и груди,
По спине моей и груди.
 
 
Подскочили мои каратели,
Первый – матери брат родной.
Будь ты проклят, брат моей матери!
Как расправился ты со мной,
Как расправился ты со мной?
 
 
Пропади эта жизнь постылая,
Проклинаю свою судьбу.
Неужели весь род осрамила я
Тем, что в жены пошла к рабу,
Что, княжна я, пошла к рабу?
 
 
Как честили меня, как мучили:
Дядя – матери брат Касбот —
По аулу таскал на чучеле
И хлестал у каждых ворот,
И хлестал у каждых ворот.
 
 
Люди в нашем краю суровые —
Бить стараются побольней.
Кровь мою собаки дворовые,
Лая, слизывали с камней,
Лая, слизывали с камней.
 
 
У тебя хоть ни роду, ни имени, —
Ты мне господом богом дан.
Умираю – приди, навести меня
И прости меня, Рамазан,
Ой, прости меня, Рамазан.
 

 
В люльке я лежал лет пять,
В шесть я бегать стал и драться,
В десять я умел стрелять,
А без малого в пятнадцать
Мне пришлось любовь узнать.
 
 
Многих женщин наших гор
Видел я, их слышал речи.
Почему ж с тех давних пор,
Утро на дворе иль вечер,
Твой передо мною взор?
 
 
Ива, ива, сладкий мед,
Как всегда в разгаре лета,
По сучкам ее течет.
Ты стройна, как ива эта,
Ветер эту иву гнет.
 
 
Ветер иву гнет в саду,
Треплет ветви завитые,
Ива с ветром не в ладу,
У тебя соседи злые —
Стерегут, мне на беду.
 
 
В гривы ленты вплетены,
Из ремней сплету я плетку.
Наши лошади сильны, —
Лезь быстрей, и я в пролетку
Сяду с левой стороны.
 
 
Мы с тобой, моя краса,
Бросим этот край суровый,
Чтоб увидеть чудеса:
Край медовый, край здоровый,
Где сосновые леса.
 
 
Ворон – смерть, орел – мечта.
Птица то, и это птица.
Ту скрывает высота,
Эта над плечом кружится,
И кружится неспроста.
 
 
В руки мне орла не взять,
Да и ворону степному
Прочь пути не указать,
И достанется другому
Красота твоя и стать.
 
 
Для меня ты, Актамак,
И удача и несчастье,
Ты и солнце, ты и мрак,
Ты и вёдро и ненастье,
Ты и уксус и каймак.
 
 
В небесах луна ясна.
В небесах белы дороги.
В нашем крае ты луна, —
Жаль: не только мне, а многим
Красота твоя видна.
 
 
Ты луна моих ночей,
Сон мой сладкий и проклятый,
Пелена моих очей,
И чем дальше от меня ты,
Тем люблю я горячей.
 

 
Туфли, туфли белые надела я,
Стала спать ложиться – не сняла.
Боже, боже, что же я наделала,
Как я, боже, гостя приняла!
 
 
Жить должна была бы по-иному я,
Честь блюсти и не пытать судьбу,
Я влюбилась в гостя незнакомого,
Да и проводила на Лабу.
 
 
От судьбы куда, мой милый, денешься?
Сколько бы ты ни был на Лабе,
Если только на другой не женишься,
Буду ждать я, верная тебе.
 
 
Буду плакать, на судьбу я сетовать,
Если не вернешься ты назад.
Я не вынесу позора этого —
Побегу куда глаза глядят.
 
 
Если выйдешь в путь опять когда-нибудь,
Лучше в дальний, а не в близкий путь,
Будешь мимо проезжать когда-нибудь,
К нам опять заехать не забудь.
 
 
На дороге под железной крышею
Домик, где оставил ты меня.
Ты меня не слышишь, и не слышу я
Слов твоих и топота коня.
 
 
Пусть мои тебя догонят жалобы.
Быть весенним снегом я хочу —
Я бы на плечо тебе упала бы,
Прилепилась к твоему плечу!
 

 
Я дремала ночною порой,
Вдруг тепло мне и радостно стало.
Я подумала: милый со мной,
Я подумала: милый со мной,
Приоткрыла глаза – одеяло.
 
 
До утра я уснуть не могла,
Ничего мне на свете не мило.
Ты мне, мамочка, душу дала,
С жизнью вместе мне душу дала,
Ты дала – я ему подарила.
 
 
Все твердят о любви без конца,
Словно нищие люди о хлебе.
Говорят, коль сольются сердца,
Говорят, коль сольются сердца,
Им завидуют ангелы в небе.
 
 
Любят здесь, а завидуют там,
Хоть завидуют там, а не судят.
Не завидуют ангелы нам,
Не завидуют ангелы нам,
Горе нам – нам завидуют люди!
 
 
Зреет вишенье в нашем краю,
Зреет вишенье – время такое.
Где-то песню запели твою,
Где-то песню запели твою,
И она не дает мне покоя.
 
 
Бьют источники в нашем краю,
Струйки встретятся в речке поспешной.
Предпочла я блаженству в раю,
Предпочла я блаженству в раю
Страсть твою на земле этой грешной.
 
 
Шапку русскую снега белей
Носишь ты, с головы не снимая, —
Среди шапок аульских парией,
Серых шапок аульских парней,
Как вершина она снеговая.
 
 
Ты идешь, как чужой человек,
Смотришь в сторону, смотришь несмело.
Словно камень, упавший на снег,
Словно камень, упавший на снег,
Мое сердце к тебе охладело.
 

 
Склон горы лесист и крут,
Там живут маралы.
Мне покоя не дают
Губ твоих кораллы.
 
 
Милый, сыпь на рану соль,
Не давай покоя.
У меня на сердце боль.
У тебя – другое.
 
 
Я зову, а ты притих,
Не живу я – маюсь,
Я любовь в глазах твоих
Прочитать стараюсь.
 
 
Далеко к тебе ходить —
Важная ты птица.
Лучше нищего любить —
Сам он постучится.
 
 
Постучится нищий к нам
И замрет в молчанье,
Сердце я ему подам,
Словно подаянье.