Текст книги "Песни народов Северного Кавказа"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
Нету верной сестры, чтоб рыдать по тебе
В далекой чужой стороне,
Нету матери, чтоб причитать по тебе
В далекой чужой стороне.
 
 
Но печальная птица там плачет навзрыд,—
Эта птица тебе не сестра ль?
И волчица там черною ночью скулит, —
Это мать изливает печаль.
 
 
Там, где синюю птицу настигнет мрак,
Эта птица уснет и спит.
Где отважному воину встретится враг,
Там падет он иль победит.
 
 
Это синее небо, что, очи воздев,
Над собою мы видим сейчас,
Словно старую бурку, на плечи надев,
Кто до дыр износит из нас?
 
 
Эту черную землю, где нам умирать,
Где немало могил и дорог,
Разве кто-нибудь может из смертных стоптать,
Как подошвы своих сапог?
 
 
Если в мире живым ты не вкусишь плода,
Если здесь своего не возьмешь,
То его ты не вкусишь, ушедши туда,
В край далекий, куда ты уйдешь.
 
 
Где-то ланей сзывая, олени трубят,
Где-то соколы кличут своих соколят.
Это слышится где-то не соколов зов,
Вдалеке не олени трубят.
Это в битву скликает труба удальцов,
Чтоб, уйдя, не прийти им назад.
 

ПЕСНИ-ЖАЛОБЫ
© Перевод Н. Гребнев

 
Раньше чувяки носил из сафьяна я,
Нынче обувка на мне деревянная.
Раньше носил я сукно хоросанское,
Нынче надел я рядно арестантское.
 
 
Сняли папаху из меха тяжелого,
Дали тюремный колпак мне на голову.
Руки болят: непривычна лопата
Им, что оружье сжимали когда-то.
 
 
Цепи в дороге звенят и болтаются,
Резвые ноги мои подгибаются.
Ноги мои лишь с недавнего времени
В тяжкой цепи – не в серебряном стремени.
 

 
Чтобы в небо взлететь, нету крыл у тебя,
Чтобы в землю уйти, нету сил у тебя.
В этом ссыльном краю тебе не прижиться:
Там снега непролазные, земли бесплодные,
В чистом поле там красные воют лисицы,
Ночью по лесу рыскают волки голодные.
Неотомщенными там остаются убитые.
Непогребенными стынут они, неомытые.
Там не знают границы
Между злом и добром,
И тебе не прижиться
В этом крае чужом.
 

 
Вы не злорадствуйте, говоря,
Что нету отца у меня.
Вы не злорадствуйте, люди, зря:
Много другой родни у меня,
Мне отца заменит родня.
 
 
Вы не злорадствуйте, говоря,
Что матери нет у меня.
Вы не злорадствуйте, люди, зря:
Много другой родни у меня,
И мать мне заменит родня.
 
 
Вы не злорадствуйте, говоря,
Что брата нет у меня.
Вы не злорадствуйте, люди, зря:
Много другой родни у меня,
Мне брата заменит родня.
 
 
Вы не злорадствуйте, говоря,
Что нету сестры у меня.
Вы не злорадствуйте, люди, зря:
Много другой родни у меня,
Мне сестру заменит родня.
 
 
Случалось вам видеть иссохшую в зной
Землю, жаждущую дождя?
То – не земля, иссохшая в зной,
А сердце бедной девушки той,
Которую бросил отец сиротой,
В иные пределы уйдя.
 
 
Видите: дождик весенний идет,
Водой омывая весь свет.
Это не дождик весенний идет —
Несчастная девушка слезы льет,
У которой матери нет.
 
 
Случалось ли вам осенней порой
Видеть, как падает в грязь
Лист пожелтевший с ветки сухой?
Это не лист – это сердце той,
Что без брата на свет родилась.
 
 
Случалось вам видеть цветок молодой,
Увядающий до поры?
Это в саду не цветок молодой,
А сердце несчастной девушки той,
У которой нету сестры.
 

 
Чем пред тобой я, отец, провинилась,
Что ты меня, не жалея нимало,
Сбросил с горы, чтоб не насмерть разбилась,
Чтоб поплыла я и остановилась
Там, где река упирается в скалы.
 
 
Матушка, что ж ты меня не жалела,
Бросила в пламя своими руками,
Чтоб, молодая, живьем я горела,
Чтобы собою питала я пламя.
 
 
Что же вы, братья, меня погубили,
Мужу постылому бросив бесчестно,
Чтобы ночами мне плакать в бессилье,
Чтобы завидовать мертвым невестам?
 
 
Родичи мужа, я зла не желаю
Вам за свое поруганье в отместку,
Я не виню вас и не проклинаю,
Только не быть бы мне вашей невесткой.
 

ШУТОЧНЫЕ ПЕСНИ
© Перевод Н. Гребнев

 
Замуж вновь спешит вдова,
Ой, спешит,
Людям сладкие слова
Говорит.
Мол, я милого птенца
Так люблю,
Что я милого птенца
Прокормлю.
 
 
Возвращается она
И несет
Войлок да ведро без дна
Через год.
 
 
Возвращается вдова,
Ой, спешит,
Людям горькие слова
Говорит:
 
 
«Как могла того птенца
Я любить,
Не смогла я подлеца
Прокормить!»
 

 
Приходим, о милости молим – ты гонишь.
Ты злишься, что мы появились незванно.
К тебе мы приходим на поле – ты гонишь.
Подумай, что делаешь, сын Кагермана!
 
 
Хоть ты и владеешь атласом и златом,
Ты начал гордиться и чваниться рано.
Не боле трех лет, как ты зажил богато.
Подумай, что делаешь, сын Кагермана!
 
 
Не боле трех лет, как живешь ты богато.
Не рано ль, богач, помыкаешь ты нами?
Пред золотом и серебро бедновато,
И кто-нибудь купит тебя с потрохами.
 
 
Что толку! Подохнешь и с полной мошною
В назначенный час свой – ни поздно ни рано.
Ты – чашка в воде, а не чашка с водою.
Подумай, что делаешь, сын Кагермана!
 

 
Вдоль селения невеста
Шествует, горда.
Кто такая, неизвестно,
И плывет куда?
 
 
Вдоль села она без страха
Идет, не спешит, —
И на ней не меньше саха
Золота блестит.
 
 
Пышногруда, тонкостанна,
Всех она стройней.
Из персидского сафьяна
Башмаки на ней.
 
 
Никому не скажет слово,
Не подарит взгляд,
И горит на солнце новый
Шелковый наряд.
 
 
Люди, кто она такая,
Чем она горда?
Пышногрудая, прямая,
Шествует куда?
 

ПЕСНИ ЛЮБВИ
© Перевод Н. Гребнев

 
Ты, что, словно гора, высока
И чиста, как зимой гора,
Ты, что ко мне добра и щедра,
Как грудь, что полна молока,
Ты, что чиста, как в долине река
Иль звезда на небе ночном,
Ты, что сама так же легка,
Как рубашка на теле твоем,
Ты, что, как сок винограда, сладка,
Ты, что, как синее море, гладка,
Ты, которой прекраснее нет,—
Прими мой поклон, мой сердечный привет!
 

 
Казбек над нами от снега бел,
И реку льдами мороз одел.
 
 
Мороз мне тоже принес беду:
Коса в снежинках, душа во льду.
 
 
Весною солнце расплавит лед.
Река весною свое возьмет.
 
 
Повеет ветер, развеет снег,
Помолодеет гора Казбек.
 
 
Мой снег расплавит кто и когда?
Избавит душу кто ото льда?
 

 
Я-то люблю, но: «Он гол как сокол», —
Мать говорит, и отец мой бранится.
Сокол вначале, быть может, и гол,
Ну, а каков он, когда оперится?
 
 
С соколом я улететь не вольна.
Мне говорят, чтоб любила я филина.
Я тонконогого жду скакуна.
Кляча аробная мне опостылела.
 
 
К чистой воде, что годна для питья,
Разве олень не притронется гордый
Из-за того, что в верховьях ручья
Тыкался в воду кабан толстомордый?
 
 
Сочной травы на лугу заливном
Разве не щиплет скакун благородный
Лишь потому, что трава с камышом
Рядом шумела в тоске безысходной?
 
 
Гордый мой сокол, отважный Теми,
Жизнь в одиночестве стала постылой.
Ты меня, милый, с собою возьми,
Сможешь – так миром, не сможешь – так силой.
 

 
Возле наших окон, удалец,
Не надо бродить тебе.
Мой родитель силен, удалец,
Головы́ не сносить тебе.
 
 
Ты у наших ворот не ходи —
Мать строга моя, братья строги.
Мои братья – того и гляди —
Поломают тебе руки-ноги.
 
 
Я люблю тебя, удалец,
Но отец всё глядит, грозится.
«Вкруг тебя, – говорит отец, —
Женихов табун не толпится».
 
 
Я люблю тебя, милый мой.
Но вот мать ничему не рада.
Говорит мне: «Что ж за тобой
Женихи не ходят как стадо?»
 
 
Говорит мне мой старший брат,
Да и младшие ропщут в гневе:
«Что ж вокруг тебя не шумят
Молодцы, как в роще деревья?»
 
 
Милый мой, чтоб не злились они —
Братья, мать и отец мой старый,—
Из-за Терека им пригони
Стадо желтых быков в подарок.
 
 
Угоди ты родне моей.
И чтоб нам избежать проклятья,
Ты косяк пригони коней
И раздай моим жадным братьям.
 
 
Если любишь меня, ступай,
Поброди по шумным базарам.
Всем сестрам моим по серьгам
Привези и раздай в подарок.
 

 
Боюсь я, как бы в пути, что далек,
Твой пояс бы не разорвался.
Боюсь, как бы шелковый твой платок
На синем лугу б не остался.
 
 
Боюсь, как бы конь твой не задурил,
Не пал за дальней горою.
Боюсь, что тебе не достанет сил
Сюда прискакать за мною.
 

 
Душе моей тесно в моей груди,
Мало ей места в моей груди,
Моя дорогая Сераж.
 
 
Была бы спокойней моя душа,
Коль не была бы ты столь хороша,
Моя дорогая Сераж.
 
 
Как сокол черный в белую птицу,
Так я мечтаю в грудь твою впиться,
Моя дорогая Сераж.
 
 
Я бы впился, тебя заневолил,
Если б на то была моя воля,
Моя дорогая Сераж.
 

Она

 
Если бы звезды на небесах
Были бы все моими,
Если б чинары в горных лесах
Были бы все моими
И бревна, срубленные в горах,
Были бы все моими,
Если б любимый, что на словах
Мое прославляет имя,
Не пропадал бы в чужих краях
И не ходил бы с другими.
 

Он

 
Джигитом рожден я, чтоб всех смелей,
Мне слыть в нашем крае родном.
Всю жизнь подобает руке моей
Плеть заносить над конем.
Я на закате к воротам твоим
Приду, и с тобою вдвоем
Мы по тропинкам побродим глухим,
Пойдем к ручью, а потом
До самой поздней зари посидим
В шалаше моем травяном.
 

 
Ты хороша, ты красива, весна.
Как неожиданно ты наступила.
Хоть я по-прежнему в мире одна,
Хоть ничего ты и не изменила,
Все-таки как ты прекрасна, весна!
 
 
В небе луна надо мною склонилась,
Солнцу сказала я: «Сделай мне милость,
Не заставляй понапрасну рыдать
Ту, что без брата на свет народилась.
Не заставляй от печали страдать
Ту, что и матери с детства лишилась.
Не заставляй ты судьбу проклинать
Ту, что с отцом навсегда распростилась».
 
 
Нет у меня дорогого отца,
Чтоб заступился, когда это надо.
Нету и брата бойца-удальца,
Чтобы повсюду со мною был рядом.
Матери нет, – ни родного лица
Я не припомню, ни доброго взгляда.
 
 
Лишь потому по земле я хожу,
Что по земле не ходить не могу я.
Лишь потому я на небо гляжу,
Что свои веки смежить не могу я.
И потому я живу и дышу,
Что не дышать и не жить не могу я!
 

 
Как всегда, зима надвигается.
Будет холод, дождь начинается.
Я сказала родному птенцу:
«Будет холод, куда нам деться,
Где очаг, пред которым согреться,
Слабой, мне и тебе, удальцу?
Иль я парня люблю такого,
У которого нету крова?
От отца я ушла родного,
Как вернусь я теперь к отцу!»
 

 
В небе много звезд заблистало,
Но одна светлей остальных.
В Назрани джигитов немало,
Но Солса, мой милый жених,
Красивей джигитов других.
Я это всегда понимала.
 

 
Не бейся так сильно, себя не тревожь,
Чуткое сердце мое.
Что потеряло, того не найдешь,
Чуткое сердце мое.
Ты дорогого птенца не вернешь,
Чуткое сердце мое.
 
 
Башлам-гора с незапамятных дней
От инея в серебре.
Нетающий иней в груди моей
Белей, чем на той горе.
 
 
От плотного льда с незапамятных дней
Башлам-гора в серебре.
Но лед у меня на сердце плотней,
Чем лед на Башлам-горе.
 
 
Кто же растопит мой иней и лед,
Чтоб сердцу не мерзнуть впредь?
Где милый птенец, который придет,
Чтоб грудь мою отогреть?
 
 
Ночью при свете полной луны
Даль, словно днем, ясна.
Лавка видна и дома видны
Из моего окна.
 
 
Пусть блещет оружие, как всегда,
У тебя, птенца моего.
Пусть старики не сочтут никогда
Тебя недостойным его.
 
 
Пусть люди достойные не сочтут,
Что ничтожный ты человек.
Коня, у которого волчий бег,
Силой пусть у тебя не возьмут.
 

 
За горою, говорят,
Дождь идет.
Говорят, тяжелый град
Ветки бьет.
 
 
Хоть я, милый, пролила
Слез немало,
Никогда тебе я зла
Не желала.
 
 
Не просила ни о чем.
Не желала,
Бурка чтоб твоя огнем
Запылала.
 
 
Не желала, чтоб твой лик
Омрачился,
Чтобы на тебе башлык
Износился.
 
 
Я мечтала в светлый час,
Друг любезный,
Чтоб стоял в саду у нас
Столб железный.
 
 
Я мечтала, чтоб стоял
Он в сторонке,
Чтобы мне напоминал
Стан твой тонкий.
 
 
Чтобы там текла вода,
Чтоб бурлила,
Чтоб с кувшином я туда
Приходила.
 

 
Вы скажите ему о том,
Что здесь горы покрыты льдом,
Что снега здесь стоят стеною.
Вы пойдите, скажите ему,
Ненаглядному моему,
Пусть скорее придет за мною.
 

 
Твердят мне все те, чей я род проклинаю;
Ни рода, ни племени нет у меня.
В ответ я молчу, но сама-то я знаю:
Ты – род мой, и племя мое, и родня.
 
 
Все те, чьи сокровища я проклинаю,
Твердят: «Где надел, где богатство ее?»
В ответ я молчу, но сама-то я знаю,
Что ты – мой надел, ты – богатство мое.
 
 
Все те, чьих я братьев в душе проклинаю,
«Где храбрые братья ее?» – говорят.
В ответ я молчу, но сама-то я знаю,
Что в мире лишь ты – мой единственный брат.
 
 
Те люди, чьи сестры достойны проклятья,
Твердят: «Нет сестры у нее дорогой!»
В ответ я молчу, но могу ли не знать я:
Не надо сестер мне, когда я с тобой.
 

 
Эй, летящая по небу птица,
Если дорогого моего
Встретить где-нибудь тебе случится,
Передай, что я зову его.
 
 
Эй, корабль, плывущий вдаль по свету,
Если дорогого моего
Повстречать тебе случится где-то,
Ты ему скажи, я жду его.
 
 
Мчащийся быстрей всего на свете
Поезд, если ты в чужом краю
Моего возлюбленного встретишь,
Передай ему: я слезы лью.
 

 
Весела ль игра ягненка с волком,
Весела ль игра кота с мышонком?
Для меня игра с Лаханом весела ль?
 
 
С волком серым хорошо ль ягненку?
Хорошо ли с ястребом куренку?
Мне с моим Лаханом милым хорошо ль?
 

 
«Разве ты не выйдешь из ворот?
Разве у тебя не будет дела?
Украду тебя, как волк крадет,
Убегу, как волк с овечкой белой».
 
 
«Из ворот я выйду, подожди.
Для тебя, родной, чего не сделаю.
А украсть задумал, укради,
Но не так, как волк овечку белую».
 

 
Может, коня погоняя кнутом золотым,
Свистом кнута все долины вокруг оглашая,
Тот возвратится, что звался любимым моим,
Смуглые щеки от пота платком вытирая.
 
 
Может быть, чудо свершится, решится судьба,
Всё, что мне снилось, быть может, и правда, случится
Может, страда завершится и скосят хлеба,—
Время настанет мне с домом родным разлучиться
 
 
То наконец совершится, чему суждено,
То, в ожиданье чего мне бы надо виниться.
Матушка, ты не горюй, нам с тобой всё равно,
Рано иль поздно, придется навек разлучиться.
 

 
Сладкого слова тебе я сказать не умею,
Славить, и льстить, и тебя величать не умею.
Пусть тебе льстит, пусть тебе о любви говорит
Та, у которой ты в сердце, упрямый джигит.
 
 
В поле летишь ты, как птица, звеня стременами.
Или же, спешившись, ходишь, шурша башмаками.
Или в горах ты тропу затаенную ищешь,
Или друзьям указуешь ты путь кнутовищем,
Или руками плетеный забор расплетаешь,
Или кинжалом подпорки плетней разрубаешь,
Или оружьем в бою ты огонь высекаешь, —
В эти мгновенья, джигит, ты кого вспоминаешь?
 
 
Красного шелка куски ты в бою добываешь,
Желтого шелка платки в городах покупаешь,
С полной сумой переметной домой приезжаешь.
«Что тебе нужно?» – о том ты меня вопрошаешь.
 
 
Слушай, даритель мой, будет не больше ли толку,
Если отдашь ты всё той, у которой пока
Нету ни желтых платков, ни пунцового шелка,
А у меня хороши и платки и шелка.
 
 
Той ты подарки дари, что безмолвно и долго
Ждать тебя будет в наряде из красного шелка,
Той, что в дареном платке у закрытых ворот
Ждать тебя будет весь день и всю ночь напролет.
 
 
Если красавица шеи твоей не касалась,
Если тебе ее кос расплетать не случалось,
Если еще никогда ты не трогал рукою
Грудь налитую, как яблоко дорогое,—
Не говори, что ты счастье земное вкусил,
Не говори, что любил, что на свете ты жил.
 

 
Бежать за тобой, как за горною серной,—
Не советуй мне.
Добыть тебя, девушка, саблею верной —
Не советуй мне.
С тобой проститься в печали безмерной —
Не советуй мне.
Выходи за меня, если любишь меня,
Девушка!
 
 
Баранов пригнать необъятное стадо
Не требуй ты.
Кармана большого, богатого клада
Не требуй ты.
Для нашей любви нам калыма не надо,
Не требуй ты!
Выходи за меня, если любишь меня,
Девушка!
 
 
Сегодня адата мы скинули бремя,
И горы – в цвету.
Настало в аулах колхозное время,
И горы – в цвету.
 
 
Цветет молодое, веселое племя,
И горы – в цвету.
Выходи за меня, если любишь меня,
Девушка!
 
 
Везде, где ты будешь, я буду с тобою,
Любимая.
Пойдешь по горам, побегу я рекою,
Любимая.
Пойдешь по долине, я стану травою,
Любимая.
Выходи за меня, если любишь меня,
Девушка!
 

КАЛМЫЦКИЕ ПЕСНИ

ТРУДОВЫЕ, ЗАСТОЛЬНЫЕ, ОБРЯДОВЫЕ ПЕСНИ
© Перевод Н. Гребнев

 
И засушливой порою,
И в неурожайный год
Здесь, под этою горою,
Тучная трава растет.
 
 
На верблюде, самом лучшем,
Вьюк немалый, посмотри.
На лугу, травою тучном,
Косят, косят косари.
 
 
На верблюде вьюк немалый,
Вдаль верблюд идет, идет.
Косит луг косарь усталый —
Запасается на год.
 

 
Рожь мы косим в косовицу
День и два и три подряд,
Воздает земля сторицей,
Люди нас благодарят.
 
 
Косим желтую горчицу,
Машем косами с трудом,
Может, правда, то случится,
Что давно уже мы ждем.
 
 
Косим в поле мы пшеницу,
Косим утром, косим днем.
Коль не будем мы лениться,
С голодухи не помрем.
 
 
Черный пот покрыл нам лица,
Руки белые болят.
Если только не лениться,
Люди нас благословят!
 

 
Летом в рощах и лесах окрест
Всяких птичек прыгает немало.
За здоровье дорогих невест
Подобает выпить для начала.
 
 
В кувшине, где край позолочен,
Крепкая арака отстоялась.
За здоровье наших верных жен
Надо выпить нам хотя бы малость.
 
 
Чашки с золотой каймой вокруг
Мы поднимем с благодарным словом
За своих возлюбленных подруг
Выпьем дружно и нальем по новой.
 

 
Иноходью жеребцы лихие
Нас домчат до берега реки.
Если выпьем, братья дорогие,
Друг за друга чашу араки.
 
 
Хоть мы пьем, да дело разумеем,
И беседа, как вино, течет.
Жизни мы своей не пожалеем,
Если брат на помощь позовет.
 
 
Будем пить мы, да не охмелеем.
Чем мы дольше пьем, тем мы трезвей.
Мы последнего не пожалеем,
Если это надо для друзей.
 

 
Озаряемый луной,
Скакун серебрится.
Будет нынче пир горой —
Мы всю ночь, весь день-деньской
Будем веселиться.
 
 
Рослый конь копытом бьет,
На солнце лоснится.
Мы весь месяц, целый год
Будем веселиться.
 
 
Конь красивый под седлом
Вдаль летит, как птица.
Мы, покуда не помрем,
Будем веселиться.
 

 
Нам двухлетка день и ночь
Надо сдерживать умело.
Добрым словом нашу дочь
Приучите делать дело.
 
 
Хоть двухлеток и пуглив,
В путь и в бой он рвется смело.
Нашу дочку, приручив,
Заставляйте делать дело.
 
 
За коня, что словно ночь,
Денег плачено немало.
Вы любите нашу дочь,
Приучите нашу дочь,
Чтоб спины не разгибала.
 

ИСТОРИЧЕСКИЕ, ВОИНСКИЕ И ГЕРОИЧЕСКИЕ ПЕСНИ

 
Эту золоченую мою
Вы отцу отдайте саблю острую,
Не скажите, что я пал в бою,
А скажите, мол, поехал к сестрам.
 
 
Эту шелком вышитую шаль
Вы отдайте матери родимой.
Вы рассейте грусть ее, печаль,
Мол, вернется сын ее любимый.
 
 
Прядь отрежьте от моих кудрей
И жене любимой отвезите.
Осторожнее вдове моей
Вы о том, что я погиб, скажите.
 

 
Камыши вдали шуршат,
Свои стебли гнут согласно.
Счастливы сестра и брат,
Ежели живут согласно.
 
 
Мчится конь, и как доска
В скачке выгнутое тело.
Ты скачи, мой конь, пока
Даль вокруг не потемнела.
 
 
Вытянувшись как рукав,
Сил последних не жалея,
Мой скакун летит стремглав,
Чтоб домчать меня скорее.
 
 
Я на службе стал худой.
В казаках я стал как нитка.
Мне б вернуться в край родной,
Где стоит моя кибитка.
 

 
Скакуны у хана хороши.
Сев на серого, ведя гнедого,
Бросил нас правитель Убуши,
Ускакал и не сказал ни слова.
 
 
Между двух великих рек лежат
Кони, павшие в степи кровавой.
Как и где торгуты завершат
Бранный путь свой, начатый со славой?
 
 
Между Волгой и Кубань-рекой
Даль бескрайнюю туман окутал.
Зло терпящих под твоей рукой,
Хан, куда направил ты торгутов?
 
 
Разве в реках чистая вода
Не годна была для водопоя,
Разве деды, что пришли сюда,
Неразумней были нас с тобою?
 
 
Места ль для скотины не нашлось
На кубанских пастбищах безбрежных?
Скотоводам, плохо ль нам жилось
При порядках и при ханах прежних?
 
 
И когда джигитов в черный час
На погибель верную направил,
Убуши, не думал ты о нас —
Пекся о своей мгновенной славе.
 

 
Во французскую врубаясь рать,
Мы в огонь не потому летели,
Что врагов хотели убивать, —
Потому, что сами жить хотели.
 
 
Мы скакали в битву в грозный час,
Но рубить и убивать кого-то
Не охота заставляла нас,
А нужда, что злее, чем охота.
 
 
Всадника в широкой епанче
Низкорослый конь несет, как птица.
В сторону Москвы ноён Чуче
Скачет, чтоб с врагами насмерть биться.
 
 
Скачет всадник по камням моста,
За мостом французская засада.
Хоть врагов не меньше тысяч ста,
Это войско победить нам надо.
 
 
Жжет француз Москву, престольный град,
Грабит люд московский безоружный.
Не бежать же нам, Чуче, назад.
Ты веди нас в битву, если нужно.
 
 
Мы поскачем следом за тобой,
Мы сломаем силу орд французских.
Ты, ноён, веди нас в смертный бой
Ради наших братьев, братьев русских.
 

 
Верткий хвост подстрижен у коня,
В красный штаб везет чалый меня.
Эй!
Конь мой чалый
Крепко степь подковой бьет.
В небе алом
Пламя зорь встает.
Картуза околыш
                        со звездой.
Каждый день в ушах
                    ветер степной.
Эй!
Я ученье
Прохожу свое в боях,
В комячейку
Запишусь на днях.
Рано утром нас поднял
                             краском,
Речь свою держал
                      перед полком.
Эй!
Приказал нам
Командир наш наступать,
Белых к морю
Через степи гнать.
Наступали мы весь день
С утра.
Над пургой неслось
Наше «ура!».
Эй!
Много белых
Меж сугробов полегло, —
Степь звенела,
Словно серебро.