Текст книги "Песни народов Северного Кавказа"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
Говорит Асмаил друзьям:
«За чужим скотом поохотимся,
По дигорским горам и лесам
Погуляем да и воротимся!»
 
 
Вот в горах, где дорожка узка,
Видят всадники седоволосого
На дигорской арбе старика,
Бедняка Гуймана Цалкосова.
 
 
Нет, не баловень он судьбы,
Одежонка его заплатана,
И ружьишко на дне арбы
Под соломой лежит, припрятано.
 
 
«Эй, старик, будь здоров? – говорят
Лиходеи и смотрят загадочно. —
Распрягай-ка волов, – говорят,—
Послужили тебе достаточно!»
 
 
Бедный путник лихих людей
Просит слезно и молит жалостно:
«Восемь душ у меня детей.
Не губите меня, пожалуйста!»
 
 
Но хромой Асмаил суров,
Он смеется, мол, всё перемелется,
И родившие этих волов
Не однажды, бог даст, отелятся!
 
 
Проклинает старик судьбу,
А разбойники не унимаются,
Валят набок его арбу
И волов угнать собираются.
 
 
Без скотины старик пропадет,
Но в удаче он не разуверился.
Он ружье из арбы достает,
Раз пальнул и в другой прицелился.
 
 
Головой Асмаил поник,
Испугались его приятели:
«Не губи нас, прости, старик,
Дома ждут нас отцы и матери!»
 
 
Он смеется: «Не жалко мне вас,
Не беда, что умрете без времени.
Ваши матери еще не раз
Разрешатся, бог даст, от бремени!»
 

 
Гуд-гуды-гудала,
Гуд-гуды-гудала,
К бедным, к нам беда пришла,
К бедным, к нам беда пришла.
С нами ласков был Мусса,
С нами ласков был Мусса,
Он сулил нам чудеса,
Он сулил нам чудеса.
Мол, немало там зерна,
Мол, навалом там зерна,
В каждой чашке тесто,
А от чашек тесно.
За пашу, мол, отдана,
Будет с честью отдана
Каждая невеста,
Бедная невеста.
 
 
Ой, Мусса, куда идти
Нам, Мусса, куда идти?
Надо же куда-то
Нам идти куда-то.
Но не знает сам пути,
Не покажет нам пути
Генерал проклятый,
Генерал проклятый.
Обещал, когда нас вел,
Обещал, когда нас вел,
Ото всех избавить зол,
Нас от всех избавить зол.
Нас ты не избавил,
Нас ты не избавил.
Чтоб, Мусса, твой сын подох,
Чтоб, Мусса, твой сын подох.
Сам чтоб был здоровьем плох,
Чтоб ты был здоровьем плох.
Зол ты нам прибавил,
Много нам прибавил!
 

 
В начале мая,
В начале мая
В ущелье козлик больной остался.
У Николая,
У Николая
Сыночек дома грудной остался.
 
 
Шутя-играя,
Шутя-играя,
Гориец домик в горах поставил.
Нож Николая,
Нож Николая
В ад генералов пять душ отправил.
 
 
Враги пальнули,
Враги пальнули,
И дым над серой скалой остался.
Сынок в ауле,
Сынок в ауле
У Николая грудной остался.
 
 
Пастух весною,
Пастух весною
В горах, в снегах одинок остался.
Ой, сиротою,
Ой, сиротою
У Николая сынок остался.
 

 
Косарю мы всем селом
Луг скосить поможем.
О Коста – певце своем
Нынче песню сложим.
 
 
Вражьи рати неспроста
Крепостей боятся,
Богатеи слов Коста
С давних дней боятся.
 
 
Пашни нарские узки
И нещедры летом.
К свету вышли бедняки
За своим поэтом.
 
 
Дому с крышей устоять
Без стропил едва ли.
Нашего Коста опять
В край чужой сослали.
 
 
Захотим чувяки сшить —
Кожи нам не хватит.
Сил, чтоб нас остановить,
Палачам не хватит.
 
 
Белый лебедь не речной
В реку заплывает.
О Коста народ простой
Песни распевает.
 
 
Бурка черная Коста
Вьется над горами.
Слово гордое Коста
С нами, бедняками.
 

 
Что-то сытые пары
По дорогам не скачут.
Что-то наши алдары
Не смеются, а плачут.
 
 
В Куд дорогою старой
Ехать больше недели.
Видно, наши алдары
Неспроста присмирели.
 
 
Над горой, над рекою
Тучи – полнебосклона.
Прямо в сердце людское
Входит слово Антона.
 
 
По тропе, по мосту ли
Он проходит, и градом
Пулеметные пули
Где-то падают рядом.
 
 
Речь Антона недаром —
И призыв и проклятье.
«Мстить за горе алдарам
Поднимайтесь, о братья!»
 
 
Арбы джавские шатки,
Запряжем их волами.
Снимем с недругов шапки
Вместе с их головами.
 

 
Люди, прощайте, нас предали, продали.
Царь задолжал, и в уплату нас отдали.
Царь задолжал, и пошли за должки
Наши печенки и наши кишки.
 
 
Мы не вернемся, родные и близкие,—
Пуль не жалеют солдаты австрийские,
Черный, железный не ждет паровоз,
Ваших не слышит проклятий и слез.
 
 
Тянутся, тянутся рельсы железные.
Жены и матери наши любезные,
Кто нас, убитых, омоет водой?
Кто нас, забытых, покроет землей?
 
 
Кто нас оплачет? Война над покойными
Плачет орудиями дальнобойными,
Воют орудья и ночью и днем,
Мертвых солдат омывают огнем.
 
 
Платим мы, платим, могил прибавляется,
Да непохоже, что долг уменьшается.
Гонят опять бедняков на войну,
Кровью платить за чужую вину.
 
 
Горы проклятые, горы Карпатские,
Вы превращаетесь в кладбища братские.
Ой, не ходите, друзья, в этот ад,
Нету отсюда дороги назад.
 

 
Мы – горская беднота,
Мы – горская темнота
 
 
Мы к счастью рвемся
И к светлой доле.
 
 
С врагами бьемся
На бранном поле.
 
 
Горят равнины,
В горах пожары,
 
 
Нам целят в спины
Враги алдары.
 
 
Но твердым шагом
Идем сквозь пламя,
 
 
С победным стягом
По полю брани.
 
 
Идем, мечтаем
О доле лучшей
 
 
И стяг сжимаем
Рукой могучей.
 

 
– Довольно, друзья, мы страдали в бессилье, —
Исак говорит.
– Довольно на шее ярмо мы носили,—
Исак говорит.
– Идут полосами поля Сачхерета,—
Исак говорит.
– Мы к свету стремимся, нельзя нам без света! —
Исак говорит.
 
 
– Проклятых алдаров поганые рожи, —
Исак говорит,
– На жирные свинские рожи похожи,—
Исак говорит.
– Князьям свиномордым – позор и проклятье, —
Исак говорит.
– У белых оружье мы отняли, братья,—
Исак говорит.
– Довольно, товарищи, спины мы гнули,—
Исак говорит.
– Свобода иль смерть! – погибая от пули,
Исак говорит.
 

 
Ночью и днем полыхает пожарище,
Ой, окликает товарищ товарища:
«Вряд ли мы в этом бою устоим,
Что сыновьям мы оставим своим?»
 
 
Рельсы железные, шпалы дубовые.
Бьются товарищи, к смерти готовые.
«Слушай, Хамиц, – говорит ему друг, —
Белые близко, сужается круг».
 
 
Валятся в чаще деревья могучие,
Рвутся их корни, ломаются сучья их.
«Брат мой Садула, мы здесь за селом
Кровью зальемся и с честью умрем!»
 
 
Осенью речка Урсдон многоводная.
Знает Садула – борьба не бесплодная.
Он перед гибелью трех человек —
Трех богачей – успокоил навек.
 
 
Ой, в Карагасе есть мельница новая,
Каменный жернов, а крыша тесовая.
«Кто из живущих, – Хамиц говорит, —
Недругам нашим за кровь отомстит?»
 
 
Тащатся арбы, колеса вращаются.
Шепчет Садула, он с жизнью прощается:
«Верят еще, что вернусь я назад,
Старая мать и жена Салимат».
 
 
Поезд стоит у вокзального здания.
Шепчут герои, теряя сознание:
«Спойте возлюбленным и матерям
Грустную песнь, посвященную нам».
 

 
Много до Ленина умерло мудрых людей, —
Ленина смерть ужаснула сердца.
Шли мы за гробом, склоняя знамена,—
Люди не помнят мороза лютей.
 
 
Вечером солнце под землю уходит,
Осенью в поле чернеет трава.
Всё изменяется, всё проходит,
Но память о Ленине будет жива.
 
 
Мы покидали овечьи отары,
Шли по горам мы, сквозь бурю и снег,
Вдоволь поплакать у тихой гробницы,
Где погребен дорогой человек.
 
 
Горные тропы обледенели,
Градом нас било, пургой замело…
Небо померкло, но шли мы к цели.
Нам Ленин оставил свое тепло.
 
 
Осенью в поле чернеет зелень,
В небе за облаком гаснет звезда,
Но имя прекрасное, доброе – Ленин —
Разве забудется когда?
 

 
Гряда Кавказских гор,
Цветущих нив простор
Тревогою полны —
Им слышен гром войны.
Там, где горят леса,
Дерется наш Исса,—
Он смел, горяч в бою
За родину свою.
Там, у сожженных сел,
Бесстрашный наш орел
Полки свои ведет,
Громит фашистский сброд.
В огне, в дыму атак
Не дрогнет наш земляк,
Солдаты им горды —
Недаром две звезды
Он носит на груди…
Иди ж вперед, иди,
Отчизны сын родной,
Наш брат, Исса-герой!
 

 
«Прощайте, снежные вершины,
Прощай, родной Кавказ! —
Сказала, отчий дом покинув,
Тамара в грозный час.—
 
 
Пусть день и ночь грохочут пушки —
С пути я не сверну.
Пишите чаще мне, подружки!
Иду я на войну.
 
 
Пусть молоко моей родимой
Отравой станет мне,
Коль не отдам стране любимой
Всех сил я на войне!..»
 
 
Ты мужество вливать умела
В солдатские сердца,
На боевом посту ты смело
Стояла до конца.
 
 
И ты сказала, умирая:
«Придет победы час!..»
Живи, подруга боевая,
Живи в сердцах у нас!
 

 
Шли на Харьков воины с востока;
Защищаясь, бился враг жестоко;
Дым боев окутал Украину…
Генерал сказал тогда, как сыну,
Своему любимцу-офицеру —
Доблестному коннику Энверу:
«Час настал, герой! Назад – ни шагу.
Я надеюсь на твою отвагу».
И огнем зажегся взор орлиный,
И в атаку ринулись лавиной,
Шашками врагов разя с размаха,
Конники, не знающие страха…
Был Энвер лихим кавалеристом,
Головы срубил он двум фашистам,
Крикнул гневно: «Будь вы с головою —
Не пошли б на наш народ войною!»
Взор его пылал священной местью,
Долг солдата выполнил он с честью…
Ой, не тучи небо затянули —
Завизжали вражеские пули;
Ясный полдень стал темнее ночи —
Наш орел сомкнул навеки очи.
Но героя чтит страна родная,
В песнях он живет, не умирая.
 

ПЕСНИ ЛЮБВИ
© Перевод Н. Гребнев

 
Ой, Камата, Камата горная,
Водой белая, землей черная.
Ой, каматцы – люди упорные,
Сердцем смелые, нравом гордые,
Лицом белые, душой черные.
 
 
И водою Камата славится,
И красою одной красавицы.
Где жена, кем Камата славится,
Где ж она – Дзандзирак-красавица?
Не догнать, не напасть на след ее,
Не сыскать, потому что нет ее:
Упокоил ее навек
Самый близкий ей человек.
 
 
По навету Артуда Малсаева
Муж ревнивый порой полночною
Бросил в реку жену, а жена его
Невиновной была, непорочною.
 
 
Вдалеке, у холма Хоргонского,
Ребятишки идут из рощицы,
А в реке у моста Айгомского
Косы длинные чьи-то полощутся.
 
 
В Голгазан текут реки горные.
Над водою кружатся вороны.
Расплетает вода косы черные,
Разметает их на две стороны.
 
 
По коварному наущению
Не стремитесь, мужья, к отмщению,
Не губите подруг своих преданных,
Оклеветанных или преданных.
 

 
Друг другу дали слово мы на счастье,
И души мы соединили, ой,
Но слово власти крепче слова страсти:
Слова отца нас разлучили, ой!
 
 
Два сердца наши – врозь, а были вместе.
Иду невестой к старику я, ой.
Хоть так не полагается невесте,
Я милого зову, тоскуя, ой!
 
 
Я слезы лью, грущу, ищу Кассая.
Кричу, кричу, но нет ответа, ой.
Со мною ворон, а ждала орла я.
Кассай, орел мой, где ты, где ты, ой?
 
 
Гляжу я вниз на землю, в высоту ли —
Крыло орла висит в бессилье, ой.
Орел летел ко мне, да чьи-то пули
Его настигли и свалили, ой!
 

 
Обернулся Гадзи к жене.
«Ой, жена моя, ой, красавица,
Ты скажи, ненаглядная, мне,
Может, муж тебе твой не нравится?
Был плохим ли я мужем тебе?
Отвечай, как я нужен тебе?»
 
 
Ближе он подошел к жене.
А жена ему, побелевшему,
Шепчет ласково: «Нужен мне
Ты, как ветер косцу вспотевшему».
 
 
Тень коснулась его лица.
«Ой, не выйду с косою в поле я,
Ветер – много ли для косца?
И любовь твоя – ветер, не более.
 
 
Мне такая ты не нужна.
Я люблю тебя больше, чем ты меня.
Я продам тебя курду, жена,
Твоего и не вспомню имени!»
 
 
…Месяц, год ли прошел с тех пор,
Но однажды дорогой голою,
В зной Гадзи от подножья гор
Поднимался с ношей тяжелою.
 
 
И когда уж совсем изнемог
Бедный путник в жару постылую,
С гор подул на него ветерок,
И он вспомнил жену свою милую.
 
 
Вытер пот он, присел на склон.
Сбросил ношу свою проклятую
И сквозь слезы увидел сон —
Луг широкий, траву немятую.
 
 
Луг и луг, никого вокруг,
Косит он, а ему не косится.
А из Курпа далекий стук
Сердца милой к нему доносится.
 
 
Понял горец свою вину
И опять зашагал дорогою,
И похожую на жену
Лань увидел он тонконогую.
 
 
И косуля над крутизной
Возле толстой чинары срубленной
Показалась Гадзи женой,
Им загубленной, курдом купленной.
 
 
Пролегал через Терек путь.
Жалась к берегу утка белая.
А ему показалось: грудь
Обнажила жена белотелая,
 
 
Курду проданная жена его —
И беда его, и вина его.
 

 
Ой, куда, ой, зачем я шла?
Не пошла бы – не знала б зла.
Как мне, мамочка, быть теперь,
Как на свете мне жить теперь?
 
 
В поле всадники на конях.
Блещут сабли у них в руках.
Украдут они мамину дочь,
И никто мне не сможет помочь.
Плохо, мамочка, дело мое,
Скрутят белое тело мое.
 
 
Стану биться в руках чужих.
Свяжут руки мне, свяжут ноги.
Будут клочья волос моих
На колючках торчать у дороги.
 
 
Рукоделье осталось мое,
И белье мое, и посуда,
Ожерелье осталось мое,
Ненадеванное покуда.
 
 
Как схватили меня, увидал
Младший брат и в село помчался.
Старший брат за мной побежал,
Да убитым в кустах остался.
 
 
Ой, расскажет тебе родня,
Что меня увезли на чужбину.
Ты оплакивать станешь меня,
Будешь плакать по старшему сыну.
 
 
Как оплачешь ты, бедная мать,
Нас, потерянных в одночасье?
Что ты сватам сможешь сказать,
Тем, кому мы дали согласье?
 
 
Ой вы, всадники на конях,
Не меня вы украли – мой прах.
Ой, куда, ой, зачем я шла?
Не пошла бы – не знала б зла.
 

 
Ой, мое жилище покосилось,
День померкнул, солнце закатилось.
Там, где раненым с коня упал,
Ждал ты, что я горною водою
Раны черные твои омою,
В смертный час меня ты призывал.
 
 
Черных ран твоих я не омыла,
Губ сухих водой не омочила.
Без меня ты в поле умирал.
О беде твоей я и не знала.
Я ждала, дверей не запирала,
Думала, придешь ты в час ночной.
Я не знала, что беда случилась.
Я и одеялом не накрылась,
Думала, что ляжешь ты со мной.
 
 
Как теперь, красивой, несчастливой,
Жить мне в этом мире, в жизни лживой?
Был ты для меня светлее дня,
Но колючки черные покрыли
Тропы, где с друзьями вы ходили.
 
 
На кого оставил ты меня?
Путь твой прежний станет целиною.
Там, где пасся конь порой ночною,
Вырастет бурьян да лопухи.
В нашей людной комнате гостиной
Потолок и стены паутиной
Черные затянут пауки.
Как я буду жить одна на свете,
На земле, где без тебя не светит
Ни луна, ни солнце надо мной?
Как едою буду насыщаться,
Как водою буду напиваться?
Лучше умереть бы мне самой.
 

 
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Взгляд твой жаркий горит, как злато.
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Бело тело твое, как вата.
 
 
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Твои губы как солнце утра.
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Твои зубы – из перламутра.
 
 
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Твои косы как крылья птицы.
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Кожа гладкая золотится.
 
 
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Звонок смех твой и сладко слово.
Ой, Гуасса, Гуасса-ниса,
Обе груди твои медовы.
 

 
– Покажи, красавица, мне косы.
 
 
– Молодец, не донимай меня.
Разве ты не знаешь, эти косы
Схожи с гривой черного коня.
 
 
– Покажи глаза – я их не вижу.
– Ты ли никогда не видел вишен?
Схожи с вишнями глаза мои.
 
 
– Я еще твоих бровей не видел.
Ты мне брови покажи свои.
 
 
– Разве, молодец, ты змей не видел?
Брови у меня как две змеи.
 
 
– Ты услышь мои мольбы напрасные,
Покажи свои мне щеки красные.
 
 
– Молодец, ты в сад пойди скорей,
Яблоко найди, что всех красней.
Щеки у меня такие ж красные.
 
 
– Шейку покажи свою атласную.
 
 
– Разве ты не видел лебедей?
 
 
– Покажи мне губки, цвет их ал.
 
 
– Речь твою, джигит, мне слышать странно.
Или ты ни разу не видал
На базаре красного сафьяна?
 

Она

 
Стану, пожалуй, я
Рыбкою малою.
Терек сокроет мой след.
 

Он

 
Неводом стану я,
Рыбку достану я.
Что ты мне скажешь в ответ?
 

Она

 
Буду я смелою,
Горлинкой белою
В небе парить голубом.
 

Он

 
Я отыщу тебя,
Не упущу тебя,
Став быстрокрылым орлом.
 

Она

 
В чаще я старою
Стану чинарою,
Ветви взовью до небес.
 

Он

 
Я, твой возлюбленный,
Сталью зазубренной
Стану и вырублю лес.
 

Она

 
Если я колкою
Стану иголкою,
Матери в платье воткнусь?
 

Он

 
Ниткою шелковой
Вденусь в иголку я,
Вслед за тобою пущусь.
 

Она

 
Если со временем
Стану я семенем,
В поле я буду лежать?
 

Он

 
Стану я птицею,
В поле пшеницу я
Буду искать и клевать.
 

Она

 
Если весною я
Стану больною я,
Таять начну, как свеча?
 

Он

 
Стану аптекарем
Или же лекарем.
Ты не прогонишь врача.
 

Она

 
Если, несчастная,
Всё же угасну я,
Что будешь делать тогда?
 

Он

 
Вырою, милая,
В поле могилу я,
Вместе сойдем мы туда.
 

 
Ты темнокудра, моя дорогая,
Доброго утра тебе я желаю.
Взгляд твой горит, как у серны в тумане
Черной горы.
Брови дугой у тебя, как у лани
Белой горы.
 
 
Ты темнокудра, моя дорогая,
Доброго утра тебе я желаю.
Взгляд твой лукавостью лисьею светится
Ранней весной.
Косы твои словно шерсть у медведицы
В чаще лесной.
 
 
Ты темнокудра, моя дорогая,
Доброго утра тебе я желаю.
Плавно идешь ты. Так пава вдоль берега
Плавно идет.
Гордо идешь ты. Так лебедь по Тереку
Гордо плывет.
 
 
Ты темнокудра, моя дорогая,
Доброго утра тебе я желаю.
Тонок твой стан, как у тоненькой ясочки,
Бегущей по белой горе.
Губы твои словно крылышки ласточки,
Летящей на ранней заре.
 
 
Ты темнокудра, моя дорогая,
Доброго утра тебе я желаю.
 

 
Красавица Тауче,
Ой, урайда Тауче.
Всем нравится Тауче,
Ой, урайда Тауче.
 
 
Белошея Тауче,
Ой, урайда Тауче.
Всех скромнее Тауче,
Ой, урайда Тауче.
 
 
Черноброва Тауче,
Ой, урайда Тауче.
Звонко слово Тауче,
Ой, урайда Тауче.
 
 
Тонок стан у Тауче,
Ой, урайда Тауче.
Есть изъян у Тауче,
Ой, урайда Тауче.
 
 
Что ж плохого в Тауче?
Ой, урайда Тауче.
Ждет другого Тауче,
Не меня ждет Тауче.
Ой, урайда Тауче.
 

 
Как я начал на свадьбах гулять,
Ой, дуб мой зеленый,
Стал красавиц красу замечать,
Ой, дуб мой зеленый.
 
 
Стал красавиц красу замечать,
Ой, дуб мой зеленый,
Стал невесту себе выбирать,
Ой, дуб мой зеленый.
 
 
На красавиц смотрел как жених,
Ой, дуб мой зеленый,
И одну приглядел среди них,
Ой, дуб мой зеленый.
 
 
Всё узнала избранницы мать,
Ой, дуб мой зеленый,
Стала к свадьбе добро припасать,
Ой, дуб мой зеленый.
 
 
Всё узнал и невестин отец,
Ой, дуб мой зеленый,
Запросил и коров и овец,
Ой, дуб мой зеленый.
 
 
А узнала невеста – слегла,
Ой, дуб мой зеленый,
Жизнь кляла, горько слезы лила,
Ой, дуб мой зеленый.
 

 
К сырой земле орешник клонится,
Мороз побил его весною.
Напала на меня бессонница:
Любовь моя тому виною.
 
 
В потоке черном – камни белые.
Я воду пил – не мог напиться.
Черна ты бровью, белотелая,
В тебя я мог ли не влюбиться?
 
 
Тифлисец пьет вино задешево,
С бочонком он не расстается.
Знать, вместе нам, моя хорошая,
И жить и умирать придется.
 
 
Купил уздечку у цыгана я,—
Надул меня, узнал я поздно.
Я полюбил тебя, желанная, —
Ты нам родня, узнал я поздно.
 
 
Узнал я не без удивления,
Что топоров не держат в Поти.
Твой муж глупее всех в селении.
Не знаю, как вы с ним живете.
 
 
В Дзомаге жители хваленые
На склонах камни пашут плугом.
Всезнайки – женщины ученые
Дерутся за мужчин друг с другом.
 
 
Я шел вдоль речки по течению,
Воды спокойной не нашел я.
Искал, объездил все селения,
Жены достойной не нашел я.
 
 
В чужом краю источник славится
Водой своей, в которой сера.
Ей-богу, ты, моя красавица,
Святее ангела из Джера.
 

 
Кто-то за лисицей гонится,
Чтобы мех не унесла.
Парень за девицей гонится:
– Сердце ты мое взяла!
 
 
Если в лавке что понравится,
Так плати и забирай.
Если душно здесь, красавица,
Хочешь, в горы поезжай.
 
 
За тобою, чтоб схватить тебя,
Погонюсь я налегке.
Постараюсь убедить тебя,
Стоя с шапкою в руке.
 
 
Свечка ль ты, скажи, молю тебя?
Ива ли на берегу?
Если ива, я спилю тебя,
Если свечка – то зажгу.
 
 
Если в небе тучи с вечера,
Пусть средь ночи дождь пойдет.
Любишь – так бояться нечего,
Время, девушка, не ждет.
 

 
Стаей утки в Тереке сбиваются,—
С чайкой быстрокрылой им сравниться ль?
На лужку красавицы сбираются, —
Ой, с моею милой им сравниться ль?
 
 
На опушке лес вали, коль сила есть.
В чаще лес рубить одно мученье.
Замуж за меня не хочет милая:
Мол, живу не на краю селенья.
 
 
Ой, в реке Гизели камни белые,
Бережок вода под ними точит.
Осаждают мать джигиты смелые,
Дочка никого и знать не хочет.
 
 
Выросла фасоль, срослась с подпоркою,
Им уж никогда не разлучиться.
Как мне быть с моей любовью горькою,
С ней мне, – ой, беда, – не разлучиться.
 

 
Что же, зорька моя, ты со мной не мила?
Со злосчастной судьбой что мне делать?
Из чужого селенья пролетка пришла,
Ой, пришла за тобой, что мне делать?
 
 
Свет мой, солнце мое, пролетел целый год,
Ночь и день, день и ночь, что мне делать?
Я люблю, а другой тебя в жены берет.
Бигулатовых дочь, что мне делать?
 
 
Ты уходишь, мой свет, – как мне жить в темноте?
Ты клялась и божилась, ей-богу…
Что людские слова, если скалы и те
Люди рушат, чтоб строить дорогу!
 
 
С кем идешь, на кого ты меняешь меня?
Покидаешь меня, что мне делать?
Я пошел бы в Сагол, да не пустит родня.
Одному, без коня, что мне делать?
 
 
Все теперь подшутить норовят надо мной.
Что могу предпринять я, что сделать?
Может, я согрешил, и висит надо мной
Чье-то злое проклятье, что делать?
 

 
Если б мне золототкач соткал
Пояс с пряжкой золотою,
Если б та, какую пожелал,
Стала бы моей женою!
 
 
Пей вино, зачем ты воду пьешь?
Пей, оно воды не хуже.
Что ж ты к мужу, не ко мне идешь?
Хуже ль твоего я мужа?
 
 
Ой, на стоге черное руно,
А внизу ручей струится.
Верь мне, быть тому, что суждено,
Покорись, моя царица.
 
 
Там вода горька, там солона.
Ты куда свой путь направишь?
Коль случилось что иль в чем грешна,
Так уж дела не поправишь.
 
 
В лавке у купца стоят весы,—
Пусть прикинет, сколько вешу.
Горе на душе моей красы,—
Чем смогу, ее утешу.