Текст книги "Нарты. Адыгский эпос"

Автор книги: Автор Неизвестен

Увидев труп младшего брата, он воскликнул:

– Эй, младший! Это я приказал тебе вступить в поединок, и ты погиб. Если бы ты остался в живых, вышел бы из тебя сильный великан. Не дождался я этого срока, поспешил, и ты был убит по моей вине. Но теперь я отомщу за тебя.

Поскакал старший иныж дальше и увидел труп среднего брата. Сказал он:

– Эх, средний, ты погиб по своей трусости. Ты бо ялся смерти – и умер. Не в полную силу ты боролся, не свое желание исполнял ты, а мой приказ. Твоя душа не хотела битвы, – и вот остывает твое тело. Клянусь, что рядом с ним скоро будет остывать тело нашего врага!

Подскакав к Шужею, старший великан крикнул:

– Я приехал к тебе, человечек, твоя гибель при близилась к тебе. Начнем битву: ее начало будет твоим концом!

Шужей сказал:

– Вы, иныжи-братья, родились в разные годы, а умрете в один день. Не болтай попусту, а скажи: как хочешь драться?

– Драться будем так, – сказал иныж. – Для на чала пустим друг в друга по тридцать стрел. Одолеешь меня – делай со мной, что хочешь.

Когда противники натянули луки, сын женщины, спасенной Шужеем, сказал:

– Нарт Бадыноко, теперь мы должны выступить на помощь Хижоко Шужею. Старший великан – самый сильный, убьет он юношу!

Бадыноко ответил:

– Молчи. Если будет нужда в нашей помощи, я дам тебе знать.

Начался поединок. Все тридцать стрел Шужея впились в старшего иныжа, а из тридцати стрел иныжа только несколько попали в цель, но они тяжело ранили Шужея. Кончились стрелы, – сели противники на коней, взяли в руки мечи. Иныж размахнулся мечом, Шужей уклонился от его удара, но упал в беспамятстве: слишком тяжелы были его раны.

– Пора! – воскликнул молодой хозяин и поскакал на помощь Шужею. Но Бадыноко нагнал его и сказал:

– Я знал, что так случится, что старшего вели кана Шужей не одолеет. Поэтому я и не вступал в битву до сих пор. Мое дело – убить старшего иныжа. А ты еще молод, это дело не по плечу тебе. Кроме того, Шужей – мой воспитанник, и спасти его должен я один.

Старший иныж спешился, чтобы рассечь мечом Шужея, лежавшего на земле. В это время подлетел к великану Бадыноко, размахнулся мечом – обезглавил одноглазого, размахнулся еще раз – рассек надвое его огромное тело. Тогда положил Бадыноко на холку гнедого коня бездыханного Шужея, положил рядом старую женщину, спасенную от рабства, сел на коня и ускакал. Сын женщины помчался следом за Бадыноко. Когда всадник достиг многотравной луговины, женщина сказала:

– Добрый витязь Бадыноко, останови коня, я вы лечу того, кто спас меня, кто стал моим сыном.

Бадыноко спешился, снял с коня женщину и Шужея. Женщина пошла по луговине, нашла целебную траву и приложила ее к ранам Шужея. В это время прискакал ее сын. Он дал Шужею испить воды из прозрачного ручья, и Шужей пришел в себя.

– Что было со мной? – спросил Шужей.

– С тобой было счастье, – сказал Бадыноко. – Все иныжи убиты, а мать нашего хозяина – с нами.

– Эти слова, – радость, они – лучшее лекарства для моих ран. Теперь поедем к моему отцу.

Сказав так, Шужей сел на коня. Сел на коня и молодой хозяин, посадив в седло перед собой свою мать. Всадники пустились в путь. Они скакали так, что Бадыноко, по обычаю нартов, находился посередине, слева от него – молодой хозяин, а справа – Хижоко Шужей.

* * *

Целый месяц прожили Шужей и Бадыноко в гостях, и то был месяц радости: мать встретилась с детьми, отец – с сыном, нарт с другом. Шужей не отходил от Хижи, джигит и его сестра – от матери, и все они выказывали любовь и уважение Бадыноко. Но вот сказал Шужей своему старшему спутнику:

– Бадыноко! Я радуюсь тому, что нашел своего отца, но я тоскую по своей матери. Много времени про шло с того дня, как я отправился на поиски Хижи. Мать плачет, думает, что и сын пропал, как пропал ее муж. Так не пора ли нам вернуться домой?

Бадыноко передал слова Шужея молодому хозяину и услышал от него такой ответ:

– Нет для меня большей радости, чем проводить время с вами, но тоска матери сильнее радости госте приимства. Шужей прав, вам пора вернуться к жене Хижи. Как я отблагодарю Шужея за то, что он спас мою мать, за то, что он истребил убийц моих братьев? Быть может, мне не подобает говорить то, что я сей час скажу, но если я не скажу – кто скажет? Вот и го ворю: хочу выдать за Шужея мою сестру. Шужей стал уже сыном моей матери: пусть отныне буду я ему братом.

– Я помогу тебе, – сказал Бадыноко. – Твоя сестра красива, умна и домовита. Не может быть, чтобы Шужей не заметил этого!

Так Бадыноко стал сватом. Слушая его, Шужей то краснел, то бледнел от смущения. Он сказал, стыдясь поднять глаза на Бадыноко:

– Никогда я не думал, что ты скажешь мне такие слова. И во сне мне бы не приснилось это. Я не скажу, что девушка мне не нравится, но посуди сам, какие толки пойдут? Люди скажут обо мне: "Он поехал на поиски отца, а вернулся с отцом и женой". Не стыдно ли мне будет?

– Весь этот стыд беру на себя, – улыбнулся Ба дыноко.

Ответ Шужея обрадовал молодого хозяина, обрадовал его мать, а больше всего обрадовал девушку. Молодой хозяин отобрал из своего табуна пять лучших коней, оседлал их походными седлами, привязал к седлам путевые припасы. Так приготовившись к отъезду гостей, он обратился к Бадыноко:

– Все, что сделал для меня Шужей, он сделал не ради наживы, а ради любви к людям. Мы теперь с ним породнились, и я могу, не обидев его, предложить ему в дар целый табун. Но я знаю, что не примет он этого дара, поэтому дарю вам только трех коней. Ваши кони хороши для вашего края, а наши хороши для перехода через моря и океаны: тут с ними никто не сравнится… Примите их, прошу вас, как братьев!

Наступил час отъезда. Молодой хозяин сказал Хиже:

– Прости меня, нарт Хижа, ты истосковался у меня дома по жене и друзьям. Теперь будь счастлив! У тебя такой отважный и благородный сын, что нет на земле отца, которому ты бы мог позавидовать. Я благо дарен тебе и Шужею, не будьте на меня в обиде!

Белобородый старец ответил:

– Ты надеялся на меня и на моего сына, и твоя надежда была светла: ты думал об освобождении своей матери. Исполнилась твоя надежда, и я рад: разве твоя сестра не стала мне дочерью? Обиды нет, есть радость.

Хижа, Бадыноко и Шужей сели на подаренных скакунов. На четвертого коня села молодая жена Шужея, на пятого – ее брат. Кони Бадыноко и Шужея, гнедой и серый, скакали рядом с пустыми седлами. Когда переплыли на другой берег моря, Хижа предложил молодому джигиту, чтобы он вернулся. Но тот возразил:

– Могу ли я вернуться, не увидев, как Хижа всту пил в родной дом, как встретился со своей женой? Не я ли повинен в ее печали? Я поеду с вами!

На том и порешили. Всадники отправились дальше. Прибыли они в селение, где жил Бадыноко. Мать Бадыноко устроила пир в честь друзей ее сына. Хорошо отдохнув, всадники снова пустились в путь. Ехали они иногда быстро, иногда медленно и вступили, наконец, в то селение, где стоял дом Хижи.

Жители селения не узнали своих земляков, ибо Хижа сильно состарился с тех пор, как пропал без следа, а Шужей за время своего отсутствия созрел и окреп: уехал мальчиком, вернулся джигитом. Только серого коня Шужея узнали земляки и, увидев, что скачет серый конь с пустым седлом, решили: Шужей убит. Один из юношей селения бросился со всех ног к жене Хижи.

– Матушка, – сказал он ей, – принес я тебе весть.

– Какую весть ты принес мне, сын мой? – спро сила жена Хижи. – Обрадуешь – дам тебе награду.

– Я принес тебе не радостную весть, а печаль ную, – молвил юноша. – Только что я видел серого коня, на котором уехал твой Шужей. Проезжают мимо нашего селения люди, у которых в поводу скачет серый конь, скачет с пустым седлом. Выйди на дорогу, по смотри на коня Шужея. Если не отдадут тебе путники се рого коня, то ты хотя взглянешь на него. Вот моя весть.

Годы и горе состарили жену Хижи, глаза ее потускнели от слез, но попрежнему был ясен ее разум. Она сказала:

– Хорошую весть ты принес мне, сын мой. А мо жешь ли ты мне сказать, сколько всадников прибыло в селение?

– Пять всадников, – ответил вестник. – Один бе лобородый старец, один зрелый витязь, два молодых джигита, а пятый – девушка. Кони их – не нашей по роды, если не считать серого коня Хижи, который ска чет с пустым седлом.

– Сын мой, ты принес мне весть о моем муже и о моем сыне. Выбери из моего табуна лучшего коня и возьми его себе в награду за радостную весть. А вот и всадники прибыли.

И сказав так, жена Хижи выбежала навстречу мужу и сыну.

Семь дней и семь ночей длился пир в честь возвращения Хижи и Шужея, в честь молодой жены Шужея, в честь Бадыноко – наставника Шужея. Гости разъехались, а Шужей остался дома со своей молодой женой, с отцом, с матерью. Долго прожил Шужей на нартской земле, и прожил жизнь свою счастливо.

Был у нартов старый, но плохой обычай.

Когда мужчина становился таким дряхлым, что не мог уже вытащить тремя пальцами меч из ножен, не мог сесть без чужой помощи на коня, не мог натянуть лук, чтобы подстрелить дичь, не было уже у него силы, чтобы надеть на ноги ноговицы, чтобы держать грабли в руках, чтобы сложить копну сена, не было уже у него силы, чтобы не дремать, охраняя стадо, – сажали этого дряхлого старца в плетеную корзину и выносили из селения.

Выносили и поднимали на вершину Горы Старости. К плетеной корзине приделывали большие каменные колеса и пускали корзину вниз по обрыву – в пропасть…

Так поступали со стариками. И со старухами поступали точно так же.

Настало время, когда отец Бадыноко, Бадын, превратился в глубокого старца, дряхлого и бессильного… Это не было удивительным, ибо и голову самого Бадыноко время успело немного посеребрить. Бадыноко любил своего отца, которого он узнал, уже будучи юношей, мучился из-за того, что должен своими руками столкнуть отца в пропасть, но что ему оставалось делать, если у нартов нарушение обычая считалось позором? Разве позор не страшнее смерти?

Скрывая свою печаль, сплел Бадыноко из хвороста корзину, посадил в нее отца, поднял Бадына на вершину Горы Старости, приделал к корзине два огромных каменных колеса и сказал:

– Отправляю тебя, отец, на гибель. Не меня вини, а нартский обычай. Прощай!

Бадын ничего не сказал в ответ, и от его молчания стало тяжелее горе Бадыноко. Он толкнул корзину, и она покатилась дорогой смерти. Все ближе и ближе она подходила к пропасти, все чаще и чаще билось сердце Бадыноко. У самого края пропасти корзина внезапно остановилась, зацепившись за пень. Ветер стал ее качать над бездной, белая борода Бадына развевалась на ветру, и старик не выдержал, засмеялся.

– Отец, чему ты смеешься? – спросил Бадыноко.

Бадын, не переставая смеяться, ответил:

– Я подумал, что, когда ты одряхлеешь и твой сын сбросит тебя с Горы Старости, твоя корзина тоже заце пится, быть может, за этот самый пень. Разве это не смешно?

Добрый смех отца, приговоренного к смерти, ранил Бадыноко в самое сердце. Он подбежал к отцу и сказал, как человек, принявший твердое решение:

– Пусть нарты делают со мной, что хотят, но я не отправлю тебя по дороге смерти!

– Если хочешь знать правду, сын мой, – ответил старик, – то я не очень большой охотник болтаться без дела на том свете. Верно то, что бесполезная жизнь – хуже смерти. Но разве я не в силах принести людям пользу? Я не могу работать, но зато могу думать!

Бадыноко вытащил отца из корзины, сбросил корзину в пропасть, а отца отнес в горную пещеру. Положив его на травяное ложе, он сказал старику:

– Отец! Здесь и живи, живи тайно, чтобы никто не узнал о тебе: иначе нарты разгневаются на меня за на рушение обычая. А я каждую неделю буду приносить тебе еду.

Так шло время. Бадын жил в пещере, а Бадыноко приносил ему каждую неделю пищу.

Случилось так, что не уродились плоды в Стране Нартов. И в следующем году плодовые деревья не дали урожая. И еще год прошел, а плодовые сады оставались голыми. Ни единого яблока, ни единой груши не было в нартских садах.

Однажды настал день, когда Бадыноко понес пищу отцу. Проходя мимо реки, он заметил три яблока, которые плавали в воде.

"Отнесу эти яблоки отцу", – подумал Бадыноко и влез в реку. Но яблоки нырнули в воду и исчезли. Бадыноко опечалился, и печаль не сошла с его лица даже тогда, когда он вступил в пещеру. Это заметил старый Бадын. Он спросил:

– Чем ты опечален, сынок?

– Взяла меня досада, – сказал Бадыноко. – Когда я шел к тебе, увидел я в реке три яблока. Хотел я их принести тебе, но едва я залез в воду, – яблоки исчезли.

– Не печалься из-за этого, сын мой. Только впредь не ищи яблок в реке. Ходи с поднятой головой, – най дешь яблоки.

Так поучал Бадын своего сына. Бадыноко простился с отцом. Долго бродил он по лесам и ущельям, бродил с поднятой головой. Забравшись в лесную чащу, он увидел яблоню и грушу. Они стояли у самой реки. На каждом дереве росло по одному плоду. Бадыноко сорвал оба плода и принес их нартам.

Обрадовались нарты, посеяли семена этих плодов, и снова яблони и груши расцвели на нартской земле.

Прошло много времени, и новое горе постигло нартов: начался падеж скота. Смерть унесла всех баранов, осталось только несколько овец. Испугались нарты: исчезнут с лица их земли все овцы и бараны, ибо как могут дать потомство оставшиеся овцы, если погибли все бараны?

Собрались нарты на свою Хасу, но ничего не могли придумать. Между тем овец становилось все меньше. Тревога охватила Страну Нартов. Эту тревогу Бадын прочел в глазах своего сына, когда тот принес ему пищу. Старик спросил:

– Почему так пасмурен твой взгляд? Может быть, тебе надоело заботиться обо мне?

– Я радуюсь заботе о тебе, – ответил Бадыноко. – Но мало радости в Стране Нартов. Был падеж, погиб скот, осталось только несколько овец, но как они дадут потомство, если нет баранов?

– Не горюй, Бадыноко, – сказал старик. – По гони оставшихся овец на то место, где Амыш пас первых баранов. Увидишь, что через год овцы дадут потомство.

Бадыноко знал то пастбище, где давным-давно, когда на земле появились первые бараны, пас свою отару Амыш, покровитель животных. На это высокогорное пастбище и пригнал Бадыноко нартских овец.

Овцы понюхали землю, на которой паслись первые бараны – предки всех нынешних баранов, и спустились в селение. На следующий год каждая из них принесла по три, по четыре, а то и по пять ягнят. Так в Стране Нартов опять появились отары овец.

Прошло много времени, и снова горе посетило нартов: во время уборки урожая выпал небывалой силы град и побил все просо. Остались нарты без проса, даже без семян проса. Нарты не знали, как помочь своему горю.

У Бадыноко осталось еще с прошлого года немного проса. Он поджарил его и отнес отцу. Старый Бадын много лет жил в пещере, не видя друзей, вдали от нартов, и потому каждое посещение сына было для него радостью. Но увидев, что сын принес ему мало проса, он огорчился и сказал с обидой:

– Видно, я тебе надоел, если ты принес мне такую крохотную горсточку проса!

– Не обижайся, отец, – промолвил Бадыноко. – У нартов горе: град побил весь урожай проса, даже се мян у нас не осталось. Не знаем, как нам быть, что делать.

– Не надо горевать, – ответил Бадын. – Запряги волов и вспаши все дороги, по которым Тхаголедж возил первое просо, вспаши старый ток бога плодо родия.

Бадыноко запряг волов и поехал на ток Тхаголеджа, проехал по всем дорогам, по которым бог плодородия возил просо. Зерна проса, которые рассыпались после первой на земле молотьбы, дали чудесный урожай. Снова появилось в Стране Нартов просо, и, собрав его, устроили нарты санопитие. Первую здравицу нарты произнесли в честь Бадыноко, спасшего Страну Нартов от гибели плодов, овец и проса. Воздав хвалу Бадыноко, нарты спросили его:

– Скажи нам, Бадыноко, как ты нашел яблоко и грушу, как ты устроил так, чтобы овцы дали потомство, хотя все бараны погибли, как ты получил обильный уро жай проса, не посеяв зерен?

Бадыноко вышел на середину Хасы Нартов и сказал:

– Нарты, не моя это заслуга!

– Чья же? – удивились нарты.

– Поклянитесь, что вы не разгневаетесь, не вы хватите мечей из ножен, и я вам поведаю всю правду.

Эти слова Бадыноко еще более удивили нартов, и они воскликнули.

– Клянемся!

– Тогда узнайте правду, – начал Бадыноко. – Во мне так сильна любовь к моему отцу, что я не мог убить его. Я скрыл его в пещере и каждую неделю приношу ему пищу. Это мой отец, белобородый Бадын, научил меня, как поступить, когда погибли наши плодовые сады, наш скот и наше просо. Если снова расцветают в Стране Нартов яблоки и груши, если снова пасутся на наших лугах отары овец, если снова собирают нарты обильные урожаи проса, то это не моя заслуга, а заслуга моего отца. Я только исполнял его мудрые советы. А если бы я спустил его с Горы Старости по дороге смерти, то мы лишились бы и плодов, и овец, и проса.

Выслушав Бадыноко, нарты воскликнули:

– Да продлятся твои годы, нарт Бадыноко, ты – гордость своего отца, гордость Страны Нартов!

Порешили нарты: отменить старый обычай, ибо он плох, не увозить дряхлых стариков на вершину Горы Старости, не бросать их в пропасть по дороге смерти, а лелеять их старость и слушаться их мудрых советов.

Так ввел Бадыноко в Стране Нартов новый обычай. Это был хороший обычай, и старики жили с тех пор до самого предела своей жизни, наставляя нартов мудростью и благословляя Бадыноко. Но сам Бадыноко не дожил до дней старости, ибо он погиб от стрелы коварного Джилахстана.

СКАЗАНИЕ О НАРТЕ АШАМЕЗЕ

 
Было их четыре нарта:
Аша, да Имыс,
Да Насрен Длиннобородый,
Да Арыкшу-нарт.
Были все в родстве с прекрасной
Властной Сатаней.
Много лет семьей единой
Жил старинный род.
Кто посмеет нартов тронуть?
Лютый враг мечом
Нипочем кольчуги нартской
Не пробьет в бою,—
Прочь испуганно отпрянет,
Свянет, как трава.
 
 
Шла молва о храбром Аше,
Старшем среди них:
В состязаньях первый Аша,
Первым чашу пьет.
Только есть у Аши горе,—
В междуморье враг,
Коротыш-Тлебица мерзкий,
Сильный, дерзкий враг.
Жалобой его не тронешь,
Не догонишь вскачь,
Всех – от мала до велика —
Колет пикой он.
Кто к нему придет – погибнет,
Он придет – беда!
И стада он угоняет,
И детей, и жен
Похищает, в плен уводит.
Всюду бродит зверь.
Жжет он нартские жилища,
Рыщет по дворам.
Наконец собрались нарты,
Двинулись в поход,
За море врага угнали,
Там он и живет.
Говорят, что у Тлебицы
Кобылиц стада,
Стережет их непокорный,
Черной масти конь,
Скачет-рвет копытом землю,
Зеркало во лбу.
Говорят, однажды Аша,
Нартский богатырь,
Ширь морскую перепрыгнул,
Чтоб угнать стада.
Но тогда скакун ретивый,
Черногривый конь,
Быстрой молнией метнулся,
Пред Тлебицей встал,
Тот взнуздал его мгновенно,
Вставил в лук стрелу.
Разрезая мглу, помчались
Всадник и скакун.
С Ашей встретились у моря,—
Бились дотемна.
Суждена, знать, нарту гибель
На чужой земле —
Он в седле качнулся, ранен,
И упал с коня.
Но быстрее ветра альпы —
Нартов скакуны,—
Им – что море, что нагорье,
Что простор небес!
Труп схватил скакун могучий,
Тучей полетел…
Так в селенье прилетел он —
С мертвым телом конь.
Увидал коня Сосруко:
Друга нет в живых!
И Насрен с Имысом в горе,
Только вскоре гнев
Тяжкое сменил унынье:
«Будем ныне мстить!»
Оседлали буйногривых,
Поскакали вдаль,
Им себя не жаль для мести,
Дело чести их —
Отыскать убийцу друга,
Отплатить за смерть!
Как ни далека дорога —
Не свернуть с нее!
 

 
Первенец Аши, нарт Ашамез,
В день санопития был рожден.
С давних времен этот славный день
Днем испытанья для нартов был.
Счастье пытал в этот день юнец,—
Если храбрец был ловок, силен,
Если умело джигитовал,
Пикой до облака доставал —
Мужем считался с этого дня.
Ну, а к кому удача нейдет —
Тот через год состязайся вновь.
 
 
Первенец Аши, нарт Ашамез,
В день санопития был рожден.
В поле столы поставлены в ряд,
Яства стоят на круглых столах.
Нартов тхамада – умный Насрен —
Юношей нартских ставит в черед:
"Ну-ка вперед иди, кто конем,
Пикой, мечом умеет владеть.
Вам, вышивальщицы, здесь почет,
Тем, кто печет и жарит – хвала!
Нашим гуашам, и матерям
И дочерям, – почет на пиру…"
День, когда был рожден Ашамез,
Был санопития славным днем,
Днем испытания силы был,
Днем состязания нартов был.
Пробуют силу свою юнцы,
Как их отцы в былые года,—
Стрелы, свистя, попадают в цель,
Кто посильней – поднимает враз
Целые груды больших камней.
Пенье, и пляс, и борьба, и смех,
С седел не грех друг друга стащить.
За рукоять целый мир земной
Мог бы иной силач приподнять!
Тот на скаку сбивает мишень,
Этот ее на лету схватил,
Самый нескладный, разгорячась,
Мчась, поднимает с земли кисет.
 
 
Слышит весь свет счастливую весть, —
В честь Ашамеза гремящий Хох!
Красная чаша сано полна,—
Пейте до дна! Но юноши ждут:
Пусть назовут, кому первым пить…
Чашу двумя руками держа,
К нартам Насрен обратился: "Эй,
Мы на пиру веселом, друзья,
Не омочили еще кольчуг.
Входит в наш круг джигит молодой,
Надо его не водой омыть,—
Сано испить в его честь прошу.
 
 
Пусть он не знает
Счета годинам,
Будет достойным
Сыном отчизны,
Доблестным в битве,
Ловким в ловитве.
Делом всей жизни
Служит отчизне,
В скачке могучей
Мчится за тучей,
Будет единый
Взмах его равен
Сотне ударов!
Пусть не изменит
Нарту удача,
Горького плача
Пусть он не знает,
Пусть его око
Видит далеко,
Пусть его стрелы,
Метки, умелы,
Вдаль пролетают
Прямо, – не косо!
Пусть его просо
Будет обильным,
Кров будет мирным,
Скот будет жирным.
Пусть меж героев
Будет героем,
Бедному люду
Другом повсюду!
Пусть благосклонно
Горные склоны
Бог урожая,
Жизнь умножая,
В зелень оденет.
Пусть непрестанно,
В дождь и туманы,
В бурю и стужу,
Славы оружье
В кузнице Тлепша
Нарту куется.
Здравица наша
Первенцу Аши.
Хох!.."
Только тхамада отговорил,
Смотрят: младенец напружил грудь,
Бычьи срывает с себя ремни,
Будто они паутинки нить,
Ножками он колыбель сломал.
Даром, что мал – меж взрослых людей
Бегает по полу, как большой,
И позволения не спросил.
Сколько же сил у богатыря!
Видно, не зря он Аши сынок…
Мальчик берет копье, как большой,
Ловко дитя владеет копьем,
Пику искусно держит в руках.
Радость в сердцах у нартов кипит:
Значит, для битв дитя родилось.
Ласкова с мальчиком Сатаней:
Ластится к ней Ашамез-малыш.
И наклонился к нему Химиж:
«Ты отомстишь за гибель отца!»
 
 
Оком железным Сосруко-нарт
Видит в ребенке славу страны
И жеребенка дарит ему —
Пусть джигитует нарт на коне!
А Сатаней сказала: "Гляжу
И нахожу на его челе
Нарта приметы. У малыша
Витязя доблестного душа".
 
 
И подала ребенку копье,
Два острия у того копья.
"Это копье Тотреша, друзья,
Ведомо мне, что на всей земле
Мало кто сможет его удержать.
Ловкая стать, пригожесть лица
Для храбреца небольшая честь.
Крепость надежная не стеной —
Смелой душой героя крепка.
В сердце людей бессмертен лишь тот,
Кто за народ свою жизнь отдаст".
Дарит ребенку она свирель,—
В узкую щель пусть дует дитя!
Празднику-пиршеству нет конца,
Радостный Хох летит в небосвод,
Пляшет, поет народ молодой—
Юношей, девушек хоровод,
За руки взявшись цепью живой,
Пляшет родной огневой Удж-хеж.
Нарты к ребенку подходят. Все
Детской красе дивятся, берут
На руки чудо-богатыря.
«Вот кто умножит наш нартский род!»
 
 
Праздник идет своим чередом.
Длиннобородый Насрен глядит:
Мальчика вид растрогал его,
Душу объяла тревога вдруг —
"Не подглядел бы недобрый глаз,
Радости нас не лишил бы кто!
Чтоб не обдуло
Ветром ребенка,
Солнцем горячим
Не опалило,—
Жить ему в тайной
Темной землянке!"
 
 
Взял колыбель Ашамеза он,
Спрятал от глаз и от рук врага,
Всем дорога молодая жизнь.
Нету в землянку ветру пути,
Солнцу в нее не пройти никак.
Что принесут, то дитя и съест,
Знают окрест что растет герой…
 
 
Много ли, мало ли дней прошло,—
Только однажды кров земляной
Буйвол ногой пробил на ходу,
Солнце впустил в затененный дом.
Яркой полоской сверкает луч,
Словно то ключ ото всех дверей.
В люльке своей Ашамез опять
Стал разрывать тугие ремни,—
Всех искони привлекает свет!
На пол сойдя, топочет дитя,
Луч золотой освещает тьму,
Мальчик к нему подбегает: хвать!
Нет, не поймать луча нипочем.
Жарким лучом согрета щека,
Издалека он манит, шутя…
Бьется дитя, – не поймать луча!
Громко крича, Ашамез упал,
До крови, бедный, расшибся весь,
Еле дыша на полу лежал,—
Был еще мал, неразумен он.
 
 
…Мучит бессонница Сатаней, —
Все-то ей помнится Ашамез.
Жалко, что дни в землянке сырой
Мальчик-герой проводит один!
Входит в землянку к нему она:
Поражена – он в крови лежит,
Тихо дрожит на его груди
Солнечный луч золотой стрелой.
«Маленький мой!» – Сатаней дитя
На руки ласково подняла
И понесла к Насрену скорей.
Тот вместе с ней ребенку помог.
Первенец Аши – нарт Ашамез
Снова в землянке живет-растет.