Текст книги "Сказки адыгских народов"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Рассказал старик, как поссорились они с медведем. Рассмеялась лиса и говорит:

– Я помогу твоей беде, а ты за это дашь мне улей меду. Теперь поезжай в лес, распряги быков и руби деревья. Медведь услышит стук топора и придет к тебе. Тут я закричу: «Мои охотники упустили огромного медведя, ты не видал такого?» Ты отвечай, что не видел. Испугается медведь и согласится выполнить любой твой приказ. Ты вели ему лечь в сани, привяжи его покрепче, и он викуда от тебя не уйдет.

Старик так и сделал. Поехал в лесную чащу, а лиса поднялась на гору, смотрит.

Только услышал медведь стук топора, вышел он из берлоги и подошел к старику.

Тут лиса как крикнет:

– Э, гей-гей, мои охотники упустили огромного медведя, ты не видел такого?

– Не видел, – ответил старик.

При этих словах медведь даже присел со страху.

– А что это чернеет неподалеку от тебя? – спрашивает лиса.

– Скажи, что это большой пенек, – прошептал медведь.

– Это пенек! – крикнул старик.

– Если это пенек, почему ты не кладешь его в сани? – опять спросила лиса.

– Сделай вид, будто кладешь меня в сани, – прошептал медведь.

– Сейчас я положу его в сани, – ответил старик.

– Если ты сам не управишься, я помогу тебе, – крикнула лиса.

– Скажи скорей, что не надо помотать, я сам залезу в сани и лягу! – взмолился медведь.

– Нет, нет, не надо мне помогать, – сказал старик.

Он делал вид, будто поднимает пенек, а медведь сам лег в сани.

– Если это пенек, почему ты не привяжешь его к саням, ведь он может вывалиться, – спрашивает лиса.

– Делай вид, будто привязываешь меня, – попросил медведь.

Старик взял веревку и крепко-накрепко привязал медведя к саням.

Лиса опять закричала:

– Почему ты не ударишь этот пенек топором?

– Размахнись топором, будто хочешь ударить меня, – попросил медведь.

Старик взял топор и убил медведя.

Так старик избавился от своего врага, а лиса получила целый улей меду.

74. Сто и одна хитрость

Архив КБНИИ. Перевод А. И. Алиевой и 3. П. Кардангушева. Опубл. в кн.: Кабардинские народные сказки, с. 65.

Попала лисичка в капкан – прищемило ей лапу. Неподалеку пробегала другая лиса. Увидела она, что попала лисичка в беду, пожалела ее.

– Как это случилось, как могла ты попасть в капкан!? – сказала она.

Заплакала лисичка:

– Видно, пришла моя погибель: утром придет охотник, убьет меня и снимет шкуру.

– Не плачь! Я знаю сто одну хитрость и одну из них открою тебе. Как только я уйду, притворись мертвой. Придет охотник и вынет тебя из капкана; пока он будет привязывать капкан к телеге, ты вскочи и убегай. – И лиса скрылась в кустах.

Лисвчка так и сделала: прикинулась мертвой. Приехал охотник. Обрадовался он добыче, вынул ее из капкана и положил в сторону; только стал он привязывать капкан к телеге, как лисичка вскочила и убежала в лес.

Прошло немало времени. И вот та лиса, которая учила хитрости, сама попала в капкан. Мимо шла та лисичка, которую она когда-то освободила. Жалко ей стало лису, да только не знала она, чем помочь ей. А лиса и говорит:

– Помнишь, когда тебе было худо, я помогла тебе; теперь ты выручи меня из беды!

– Я бы рада спасти тебя, да не знаю ни одной хитрости. А ты ведь знаешь сто и одну хитрость. Ты открыла мне одну; вспомни-ка еще одну хитрость, и ты спасешься.

– Я обманула тебя тогда; я знала всего-навсего одну хитрость и ту открыла тебе, – заплакала лиса, попавшая в капкан.

Что делать? Побежала лисичка в лес – попросить помощи у других зверей. А лиса тем временем притворилась мертвой.

Не успела лисичка с помощью: вскоре приехал охотник. Когда увидел он в капкане «мертвую» лису, сказал: «Обманула ты меня один раз, второй раз не удастся». Убил лису, а потом уже вынул ее из капкана.

75. Лиса и собака

Архив КБНИИ. Перевод А. И. Алиевой и 3. П. Кардангушева. Опубл. в кн.: Кабардинские народные сказки, с. 42.

Однажды во время охоты увидела собака лису и погналась за ней. Быстро бежала лиса, а собака – еще быстрее. Вот уж совсем близко лиса, сейчас схватит ее собака за пушистый хвост. Вильнула лиса хвостом и припусгила из последних сил.

Добежала лиса до своей норы, забилась в нее. А собака села у норы, ждет, когда лиса выйдет.

Лежит лиса в норе и спрашивает.

– Уши мои, что вы сделали, чтобы спасти меня?

– Мы прислушивались к каждому шороху и первыми услышали собачий лай.

– Правду говорите. Глаза мои, что вы сделали, чтобы спасти меня?

– Зорко глядели и первыми увидели собаку, которая бежала к тебе.

– Правду говорите. Ноги мои, что вы сделали, чтобы спасти меня?

– Мы унесли тебя от собаки.

– Тоже правда. А что сделал ты, мой пушистый хвост, чтобы спасти меня?

– Я метался то в одну, то в другую сторону, чтобы отвлечь собаку.

– Лжешь, проклятый хвост! Ты цеплялся ва каждый колючий куст, чтобы собака могла схватить меня. Ты мне больше не нужен!

И лиса высунула хвост из норы. Ухватилась собака аа хвост и вытащила лису из норы.

76. Лиса и барсук

Рассказала Хао Шомафовна Укол. Записала Л. Н. Брайтона 20 глп тября 1960 г. Архив АНИИ.

Перевод А. И. Алиевой и Ш. X. Хут.

Лиса и барсук шли по дороге и нашли целый мешок жареного мяса. Лиса и говорит:

– Как нам быть? Не станем же мы есть мясо тут же на дороге, словно собаки! Мы съедим его по всем правилам!

Растерялся барсук:

– Решай, мудрая лиса, как лучше нам поступить!

– Давай выясним, кто из нас старше, тот пусть и съест мясо.

– Сколько же тебе лет? – спросил барсук.

– Скажи лучше ты, сколько тебе лет, – ответила лиса.

Подумал барсук и сказал:

– Когда небо над нами только еще начинало голубеть, когда только еще начинала застывать земля, я появился на свет.

Вдруг лиса горько-горько заплакала. Растерялся барсук.

– Что случилось, почему ты плачешь, рыжая? – спросил он.

– Я вспомнила, что тогда умер мой единственный сыночек, которого я не могу забыть до сих пор.

Все мясо досталось лисе. Съела она его, и пошли они дальше. Шли-шли и нашли дохлого ягненка.

– А с этим как нам быть? – спросил барсук.

Лиса уже наелась мяса и говорит:

– Давай ляжем спать, и пусть ягненок достанется тому, кто увидит самый интересный сон.

Решено – сделано. Улеглись они под кустиком. Сытая лиса мгновенно уснула, а барсуку не спится на голодный-то желудок. Встал он, съел ягненка и тоже уснул.

Выспалась лиса, встала и растолкала барсука:

– Расскажи, какой сон тебе приснился?

– Теперь твоя очередь рассказывать первой, – ответил барсук.

Лиса и говорит:

– Приснилось мне, будто стала я прекрасной девушкой, дочерью хана. Стала я жить в хрустальном дворце; только и дел у меня что пиры да веселье. Верные слуги не успевают подавать лучшие вина да всякие сладости.

Обрадовался барсук:

– Правда, лиса, я и видел, какой чудесный сон приснился тебе; вот я и подумал, что ты не станешь после такях яств есть дохлого ягненка. Встал я и съел его сам.

77. Лиса и цапля

Рассказала Хао Шомафовна Укол. Записала Л. Н. Брантова 20 сентября 1960 г. Архив АНИИ.

Перевод А. И. Алиевой и Ш. X. Хут.

Давным-давно в одном дремучем лесу выросла огромная береза. Стояла она на высокой горе; если смотреть на нее снизу, не видно было верхушки, – наверное, доставала она до самых облаков. Одна голубка свила на той березе гнездо, и вскоре вывелись у нее птенцы.

Не могла нарадоваться голубка на своих птенцов, с утра до вечера она ворковала с ними, кормила их, согревала своим телом, играла с ними.

Однажды бежала по лесу голодная лиса, услышала она, как воркует голубка со своими птенцами. Остановилась она под деревом и говорит:

– Этот лес весь мой, это дерево мое, в нем дупло тоже мое, и в дупле гнездо мое. Убирайся прочь, голубка, я хочу срубить это дерево.

– Добрая лисонька, подожди рубить дерево, дай хоть подрасти моим птенцам!

– А сколько их у тебя?

– Трое.

– Что за беспорядки! Разве ты не знаешь, что голубке нельзя иметь больше двух птенцов! Дай-ка мне третьего, я отнесу его кукушке, пусть она его растит! Не то сейчас буду рубать дерево.

Что делать – отдала голубка одного птенца. Схватила его лиса, отбежала в кусты, съела, идет назад, приговаривает:

– Этот лес весь мой, это дерево мое, в нем дупло тоже мое, и в дупле гнездо мое! Убирайся прочь, голубка, я хочу дерево рубить.

– Лисонька-душа, позволь мве вырастить хоть двух птенцов!

– Нельзя иметь сразу двух птенцов – подрастут они, станут драться и раскачают мое дерево. Отдай мне одного на воспитание – я сделаю из него настоящего джигита. Не то сейчас дерево срублю.

Отдала голубка и второго птенчика. Лиса опять в кусты, съела птенчика и опять идет к дереву.

– Этот лес весь мой, это дерево мое, в нем дупло тоже мое, и в дупле гнездо мое. Убирайся прочь, голубка, я хочу дерево рубить!

– Ну, и руби, – отвечает голубка, – только не отдам я тебе последнего птенчика!

«Почему же голубка стала вдруг такой храброй?» – спросите вы. Дело в том, что, пока лиса ела в кустах птенца, на то дерево, где было гнездо голубки, опустилась цапля. Увидела она, что голубка чем-то опечалена, и спросила:

– Кто обидел тебя?

Рассказала ей голубка, как лиса поедает ее птенцов. Цапля и посоветовала:

– Не бойся лисы: что бы она ни говорила, никогда не сможет она взобраться на дерево! Если придет еще раз, ты скажи ей: «Ну-ка, залезь ко мне на дерево и сама забери птенчика!»

И цапля улетела к себе на речку.

Вот почему так расхрабрилась голубка и даже сказала лисе:

– Если сможешь влезть на это дерево, влезь сюда и съешь и меня и моего птенца!

Смекнула лиса, что кто-то подучил голубку, и спрашивает:

– Это кто же научил тебя так разговаривать со мной?

– Цапля, – ответила простодушная голубка.

Решила лиса отомстить цапле. Отправилась она на речку и видит: та стоит себе у реки, отдыхает.

– Если справа подует сильный ветер, то как спрячешь ты свою голову от него? – спросила лиса.

– Поверну ее влево, – ответила цапля.

– А если ветер подует слева? – опять спросила лиса.

– Тогда поверну вправо, – ответила цапля.

– А что ты сделаешь, если ветер подует сразу со всех сторон? – не унималась лиса.

– Тогда спрячу ее под крыло!

– Никогда я ве поверю, что твоя голова поместятся под твоим крылом. А ну-ка, попробуй спрячь ее под крыло хотя бы на часок!

Рассердилась цаиля и спрятала голову под крыло. В два прыжка подскочила к ней лиса и набросилась на нее, приговаривая:

– Эх, несчастная цапля, навредила ты сама себе: помогла голубке и спасла ее птенцов, но себя-то не смогла спасти и доверила свою голову врагу.

И коварная лиса съела цаплю.

78. Клятва ежихи

Рассказал Тагир Богус, 78 лет, бжедуг, колхозник, неграмотный; аул Ассоколай Понежукайского р-на ААО.

Записал А. Емиж, студент Адыгейского педагогического техникума, 24 февраля 1936 г. Архив АНИИ.

Перевод А. И. Алиевой и Ш. X. Хут.

Жил-был на свете старик. Однажды он пошел в лес за дровами и принес оттуда большой сухой пень. Внутри того пня сидела ежиха, но старик, не звавший об этом, бросил пень в огонь. Пень стал гореть, а ежиха – задыхаться от дыма и огня. Тут она взмолилась: «О аллах, помоги мне выйти живой из огня – я обещаю сделать три курмена».

Старик, который ничего не знал о ежихе и ее клятве, пошел посмотреть, как разгорается огонь, и увидел, что дом полон дыма. Рассердившись, он вынес пень во двор, облил его водой и бросил, а сам отправился за топором, чтобы разрубить пень. Тем временем ежиха выскочила из пня и убежала в лес.

К весне у ежихи родилось трое ежат. Когда ежата подросли и уже могли ходить за матерью, она сказала им:

– Однажды, когда я чуть не погибла в огне, дала клятву сделать три курмена. Я должна сдержать клятву, а вы помогите мне.

Повела она ежат в лес и нашла там большое дерево – дикую грушу, в дупле которой жили давно пчелы. Испугались ежата пчел, стали говорить:

– Аллах, аллах, мы ничего не сможем сделать с пчелами.

Тогда мать повела их дальше по лесу, пока им не встретился медведь. Он собирал малину. Увидел он ежат, стал кричать:

– Это вы, наверное, с утра объели всю малину!

Ежата в один голос сказали:

– Нет, мы не едим малину. Мы пришли сюда не за малиной, а за тобой.

– Говорите, что вам от меня нужно, – скааал тогда медведь.

– Мы нашли дерево, в дупле которого живут дикие пчелы и хотели накормить тебя медом. Пошли с ними, – сказали ежи.

Медведь обрадовался и пошел за ежами. Когда пришли к дереву, медведь забрался на него и стал eсть мед. Ежата, стоявшие под деревом, попросили себе немного мода, но медведь будто и не слышал их просьбы – наелся сам досыта и стал спускаться вниз. Когда он увидел, что может сорваться с дерева, он стал просить ежат помочь ему. Но те ответили, что paз он не поделился с ними медом, то и они ему не помогут. Медведь свова стал просить о помощи, и тогда ежиха сказала: «Ладно, разрешаю тебе прыгнуть мне на грудь». Легда ежиха на пенек кверху грудью. Медведь приготовился прыгнуть, а ежиха в этот момент неслышно сползла с дерева. Медведь упал на пенек и разбился.

– Можно считать, что два курмена мы уже сделали, – сказали ежата. Обрадованные, съели они медведя и вошли дальше.

– Теперь остается нам выполнить еще третий курмеи. – И они пошли по следу оленя. Вскоре они увидели оленя – он стоял на лесной поляне, отдыхал. Остановились ежи. Подошел к ним олень.

– Чего ждете? – спросил он.

– Тебя поджидаем, – отвечали ежи.

– Если поджидаете меня, говорите, зачем я вам понадобился, – сказал олень.

– Говорят, что в лесу нет зверя больше и красивее тебя, но в этом большом мире ты ни на что не способен, – сказали ежи. – Бегать – не мастер, ходить тоже не мастер.

– Давайте побежим наперегонки и поглядим, кто мастер бегать, – рассердился олень.

– Побежали, – сказали ежи.

– Я сейчас не могу бежать – наелся досыта и еле-еле иду домой. Завтра в это же время давайте встретимся на этом же месте и побежим. Пока не пробежим четыре холма, не остановимся, – сказал олень.

– Ладно, мы согласны, – ответили ежи.

Когда олень отправился к себе, ежиха взяла ежат и пошла к назначенному месту. На первый холм она посадила одного ежонка и предупредила его:

– Когда прибежит олень, скажи ему: «Где ты был до сих пор, я давно уже прибежал сюда и отдыхаю, тебя ожидаючи, а ты только теперь достиг этого холма», – и тут же свались с холма.

На второй холм она посадила второго ежонка и предупредила его так же, как и первого. На третий холм она отвела третьего ежонка и наказала ему делать все так же, как и первые два.

Сама она пошла к четвертому холму, где ее уже ждал олень.

– Ты и вправду пришла, маленькая ежиха, – удивился олень.

– Ты, олень, в дороге на меня не смотри, – я-то побегу под травами, – сказала ежиха и тут же свалилась с холма, а олень что есть силы побежал по дороге. Подбежав ко второму холму, он услышал слова:

– Где ты был до сих пор – я давно уже прибежал сюда и отдыхаю, тебя ожидаючи, а ты только теперь достиг этого холма. – Сказал так ежик и тут же свалился с холма.

Олень пустился бежать еще быстрее, но и на следующем холме поджидавший его ежик встретвл оленя точно такими же словами, как и первый. И этот ежик свалился с холма, будто побежал дальше. Олень скакал еще быстрее.

В это время ежиха пошла к первому холму, где сидел первый ежонок. Он сказал ей, что олень уже пробежал мимо него, и они вместе отправились ко второму ежонку. Тот тоже сказал им, что олень пролетел мимо него очень быстро, с высунутым языком.

Втроем они отправились к третьему ежонку, опасаясь, что олень может разгадать их хитрость. По дороге к третьему холму они увидели, что олень лежит на дороге бездыханный.

– Это и есть наш третий курмен, – сказали ежи и наелись оленьего мяса.

После этого им захотелось попить воды. Они прихватили кусочек мяса и пошли к реке. Они оставили мясо на берегу, а сами пошли пить. Пока они пили, прилетела ворона, схватила мясо и хотела уже улететь, как ежи заметили ее.

– Не бери этого мяса, ворона. Если возьмешь, весь твой вороний род, говорящий «куаг», пропадет, – сказала ежиха.

Испуганная ворона крикнула тут «куаг», и мясо выпало лз ее клюва. Ежи подхватили его и съели.

С тех пор ежиха жила богато и счастливо и никогда не давала аллаху никаких клятв.

79. Не рой другому яму

Архив КБНИИ.

Перевод А. И. Алиевой и 3. П. Кардангушева.

Опубл. в кн.: Кабардинские народные сказки, с. 40—41.

Когда – не помню, а где – не знаю, жил-был лев – царь зверей. Заболел однажды лев. Лежит он в своей пещере да ревет от боли так, что камни с гор сыпятся. Все звери, что живут в лесу, навещают его: кто расскажет ему смешную историю, а кто и посоветует, как поскорее вылечиться.

Чаще всех зверей приходил ко льву волк. А льву уж больно хотелось, чтобы к нему заглянула лиса. Как на грех лиса в то время сильно была занята – с кур дань собирала – и ни разу не забежала к больному.

Заметил это волк и говорит льву:

– О мой господин, напрасно ждешь ты лису! Она ждет – не дождется твоей смерти, чтобы самой царствовать над зверями.

Услышал слова волка барсук и решил предупредить лису: тотчас побежал к ней и рассказал все! На другой день, едва взошло солнце, является лиса в пещеру льва. Увидел ее лев, да как зарычит!

– Ах, коварная лиса, так-то ты заботишься обо мне – ни разу за мою болезнь и глаз не показала!

Опустила глаза хитрая лиса, да так вкрадчиво молвила:

– Да продлится твоя жизнь, царь зверей, да станешь ты здоров и быстр, как молодой олень! Напрасно гневаешься на меня, верную твою слугу! Пока звери сидели у тебя да без толку охали, я обежала лучших лекарей и узнала самое верное лекарство от твоей болезни.

Подобрел лев.

– И какое же лекарство поможет мне? – спросил он.

– Все лекари говорят, что единствевное лекарство, которое может тебя вылечить, – это альчик из живого волка.

– Скорее позови волка! – приказал лев.

Мигом отыскала лиса волка и позвала его. Тот мгновенно явился. Лев приказал содрать у волка шкуру с задней ноги и вынуть альчик.

Сказано – сделано. Побрел волк домой, волоча раненую вогу. Тем временем лиса вывалялась в грязи и, будто не зная ни о чем, направилась навстречу волку.

– Эй, серый, что это стряслось с тобой? – участливо спросила она.

– Я наказан по заслугам, – отвечал волк, – ведь недаром говорят: «Делая зло, на добро не надейся».

80. Как аукнется, так и откликнется

Архив КБНИИ.

Перевод А. И. Алиевой и 3. П. Кардангушева.

Опубл. в кн.: Кабардинские народные сказки, с 73—75.

Захотел муравей пить – пошел он к реке. Подошел совсем близко к воде, подхватило его волной и понесло. Волна то поднимала его, то бросала вниз – устал муравей, вот-вот захлебнется.

В это время голубь нес сухую веточку. Увидел он, что погибает муравей, и бросил ему ту веточку. Вскарабкался муравей на веточку и спасся.

Много ли времени прошло, мало ли прошло, никто не знает. Но однажды охотник пришел с сетью – хотел он поймать голубя. И вот когда уже охотник почти поймал голубя, муравей неслышно подполз и укусил его за ногу. От боли охотник отдернул руку от сети, а голубь, услышав шум, улетел.

Ш. X. ХУТ ОСОБЕННОСТИ БЫТОВАНИЯ АДЫГСКИХ СКАЗОК И ИХ ИСПОЛНИТЕЛИ

Особенности бытования сказок и традиционные исполнительские приемы, используемые сказителями адыгских сказок, во многом определяются отношением адыгских народов к устному творчеству и живому слову, которое они выразили в пословицах: « Тхьамык I эм итопыри ичатэри – ыжабз» («Слово – и пушка и сабля бедняка»), « Чатэм ыу I эрэр мэк I ыжьы, жэм ыу I эрэр к I ыжьырэп», («Раненное мечом заживает, раненное словом нет») и др.

Не было и сейчас нет ни одного аула в Адыгее, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, где бы не жил хотя бы один популярный, творчески одаренный певец или сказитель.

В наши дни сказители, следуя закону традиционного гостеприимства, радушно принимают собирателей произведений устного поэтического народного творчества и охотно рассказывают им все, что они хранят в памяти.

По свидетельству многих дореволюционных авторов[89], у адыгов издавна существовали джегуако – профессиональные певцы-импровизаторы типа древнегреческих рапсодов, русских исполнителей былин, украинских кобзарей, карачаевских и балкарских халкжерчи и т. д. В репертуар джегуако входили в основном народные песни и поэтические импровизации; значительное место в нем занимали также прозаические жанры. Последние, по-видимому, исполнялись в перерывах между танцами, а также в свободные от джегу дни.

Особое место в репертуаре джегуако принадлежало сказке. Присущая ей так называемая сказочная обрядность, как и в русских сказках, «явно указывает на существование в прошлом определенной школы народных мастеров-сказителей, где разрабатывалось, хранилось и культивировалось это общенародное искусство»[90]. Такими мастерами у адыгов и были джегуако.

В исполнении и импровизации джегуако обращает на себя внимание почти полная тождественность сказочной присказки и начала импровизации. «Как сказывают и пересказывают...» и «Не взыщите, если я допущу ошибку, если рассказываю то, что слышал...». Подчеркивается преемственность повествования, принадлежность текста не одному лицу, а многим людям и поколениям. По форме присказка и начало импровизаций джегуако также идентичны: рифмованы и ритмически организованы, произносятся одинаково четко.

После насаждения огнем и мечом ислама в Адыгее, Кабарде и Черкесии группы джегуако начали исчезать. Их традиции продолжали странствующие исполнители фольклорных произведений, которые выполняли те же функции, что и древнерусские бахари[91]. Н. Дубровин пишет, что «князья любили иметь при себе певцов и гордились ими»[92].

Народные сказки рассказывали везде, где собирались любители устного поэтического творчества, и чаще всего в кунацких крестьян-тфокотлей и на посиделках осенью и зимой. Слушание сказок было любимым развлечением молодежи.

Старшее поколение стремилось передать молодежи свой жизненный опыт, воспитать ее в духе народных идеалов и понятий о добре и зле, прививало ей нравственные качества, составляющие кодекс норм и правил поведения «адыгэ-хабзэ». Если кто-нибудь из молодых нарушил адыгэ-хабзэ, тогда в присутствии этого молодого человека старшие начинали рассказывать сказки, в которых осуждались подобные проступки.

Сказки можно было услышать и во время шихафа ( ш I ыхъаф) – коллективной взаимопомощи; их рассказывали и на чапще, у постели больного и во время ночных бдений в доме, где был покойник. Своеобразными местами исполнения сказок были пункты, откуда отправляли стада.

Сказку обычно рассказывал один человек, слушатели не оставались пассивными: многие, особенно старшие по возрасту, высказывали по ходу рассказа свое отношение к повествованию – порицали или одобряли поступки персонажей и т. д. Реплики слушателей ободряли рассказчика и заставляли его внимательней следить за ходом повествования.

Слово для рассказа в первую очередь предоставлялось старшим или гостям. Если среди них не оказывалось сказителя, сказки рассказывал кто-нибудь из младших. Когда сходились ровесники и среди них не было общепризнанного сказителя, один из присутствующих начинал быстро считать: « Хьэпэк I у, цунэк I у, пщ I ык I уй, пш I ык I убгьу, т I ок I» (букв, «собачья морда, бычья морда, восемнадцать, девятнадцать, двадцать»). Тот, на кого выпадало слово «двадцать», должен был начать рассказывать сказку.

Традиции бытования, исполнения и распространения сказок, сложившиеся в дореволюционное время, в основном продолжают жить и в советскую эпоху. По-прежнему сказки исполняются в кунацких, на посиделках, во время взаимопомощи, ночных бдений и т. д. Но некоторые традиции исчезают, а вместо них появляются новые, порожденные изменившимися условиями жизни. Так, угасла традиция рассказывания сказок у постели больного.

Расширились возможности для исполнения сказок в 30-е годы в связи с созданием колхозов. Стали проводиться состязания на лучшее исполнение сказок на фермах, в бригадных станах и т. п. Одно из них описывает собиратель и издатель адыгских сказаний и сказок писатель Т. М. Керашев; «Председатель колхоза, заметив, что у конюхов собираются колхозники, чтобы послушать сказки, объявил конкурс на лучшего рассказчика сказок. Были поставлены такие условия: в конкурсе принимают участие только конюхи, слушать могут все; тот из конюхов, который расскажет сказку, неизвестную остальным, получает в качестве премии овцу.

Несколько вечеров колхозники сходились слушать „конкурсные" сказки. Но никто из конюхов не смог рассказать сказки, которой не знали бы другие. Наконец, один из них, Дзетль Шалих, перебрав тридцать сказок, рассказав тридцать первую, получил премию»[93].

Традиционная популярность народных сказителей сохраняется по-прежнему. До сих пор существует традиция приглашать из отдаленных мест певцов и сказителей, чтобы послушать в их исполнении сказки и другие устные произведения.

Широкое распространение получили встречи школьников и молодежи со сказителями, организуемые учителями и работниками культурно-просветительных учреждений. На них выступают сказители, дети читают сказки, слушают записи текстов на магнитофонной ленте.

Популяризации произведений устного народного творчества способствуют фольклорно-музыкальные экспедиции, проводимые Адыгейским, Кабардино-Балкарским и Карачаево-Черкесским научно-исследовательскими институтами экономики, языка, литературы и истории, а также собирательская работа отдельных ученых и любителей устнопоэтического народного творчества.

Как правило, много людей собирается там, где ведутся записи фольклорных произведений. Так, в 1960 г. нам пришлось записывать тексты сказок на магнитофонную ленту в исполнении нескольких сказителей в клубах аулов Вочешпий и Эдепсукай. Весть об этом быстро разнеслась по аулам. К вечеру в клубе собралось свыше 300 человек. Все они, затаив дыхание, в течение двух с половиной часов слушали пение и рассказы знатоков фольклора.

Если запись ведется в доме сказителя, его всегда приходят послушать соседи, друзья и знакомые. Некоторые впервые сами изъявляют желание рассказать какую-нибудь сказку. От таких «новичков» нередко удавалось записывать уникальные произведения.

Следует отметить, что в присутствии многочисленной заинтересованной аудитории сказители намного лучше и естественнее исполняют фольклорные произведения, в особенности сказки.

«Сказывание сказки есть прежде всего искусство, особое мастерство, доступное художникам поэтического слова, особо даровитым и способным к этому людям»[94]. Естественно, что масса адыгских сказителей далеко не однородна. Среди них, как и среди русских сказочников, есть «богато одаренные и поэтические натуры – с огромной творческой изобретательностью, и сказочники-передатчики, почти совершенно лишенные творческого воображения или очень скудно им одаренные; есть сказители со склонностью к фантастическим образам, любовно и внимательно задерживающиеся на описании волшебных и чудесных явлений и предметов, и есть сказители, для которых на первом плане – описание бытовых подробностей повседневной жизни. Наконец, есть сказители с исключительной любовью к шутке, к балагурству, которые превращают в легкомысленный анекдот самую серьезную сказку»[95].

Различается объем сказочного репертуара сказителей. Есть знатоки сказочного эпоса, репертуар которых включает десятки очень хороших сказок. Таковы, например, А. Хамтоху, 3. Куваев, А. Схаляхо, И. Беретарь, Б. Пачев, С. Мижаев и др. Более многочисленную группу составляют сказители, в репертуаре которых не более десятка произведений. Основная же масса сказителей знает и исполняет не более трех-четырех сказок. Каждый исполнитель своеобразно излагает события, по-своему пользуется художественными деталями и связывает сказочный сюжет с близкими ему фактами.

Хотя процесс передачи адыгской сказки, как и всякой другой, носит творческий характер, она не является только плодом импровизации, личного творчества даже самого одаренного сказителя. Преемственность, как отмечалось ранее, подчеркивается уже в присказке, и не случайно ни один сказитель не выдает себя за создателя сказочного повествования.

Во время исполнения сказители используют заранее установленные сюжетные схемы и элементы «сказочной обрядности», естественно, в соответствии со своей творческой индивидуальностью, и потому они отличаются манерой исполнения. Среди адыгских сказителей, так же как и среди русских, мы прежде всего «находим спокойных, мерных эпиков, чинно, обстоятельно ведущих повествование о богатырских боях и приключениях героев»[96]. Их сказочный репертуар состоит преимущественно из многоплановых, значительных по объему произведений. Высоконравственные и мужественные борцы за правду и справедливость – их любимые герои.

Есть и сказители-«фантасты», внимание которых больше всего обращено на изображение необыкновенных героев, на описание чудесных действий, поступков и явлений. Среди них немало исполнителей, драматизирующих и театрализирующих сказку; их повествованию в первую очередь присущи занимательность и художественная изобретательность. Встречаются и сказители-«психологи», у которых на первом плане изображение переживаний и моральных качеств персонажей.

Одним из ярких представителей адыгских сказителей-эпиков был прекрасный знаток и непревзойденный исполнитель фольклорных произведений Аюб Хамтоху (1881—1969). В течение почти 40 лет Адыгейский научно-исследовательский институт экономики, языка, литературы и истории сотрудничал с этим выдающимся народным певцом и сказителем. За эти годы с его слов записаны десятки фольклорных произведений.

Репертуар сказителя был очень разнообразен. С одинаковым успехом он исполнял и народные песни, и эпические песни о богатырях-нартах, сказания и легенды. Большое место в его репертуаре занимали и народные сказки.

А. Хамтоху было свойственно чувство аудитории, умение всецело подчинить ее себе. Он всегда учитывал возраст и жизненный опыт слушателей. Если же аудиторию составляли в основном пожилые люди, то Аюб снижал серьезность тона повествования, более свободно обращался с сюжетом и текстом, включал в него шутки и юмор. Рассказывая тот же текст молодежи, он становился вдумчивым, степенным и не допускал никаких вольностей, по ходу рассказа делал поучительные для молодых замечания.

А. Хамтоху принадлежал к тем сказочникам, «у которых интерес к бытовому и реальному преобладает над всем остальным и у которых фантастика, как зачастую и вся сказочная обрядность, занимает второстепенное место»[97]. В его сказках, как правило, отсутствуют вступительные формулы, концовки и типические общие места, и потому волшебные сказки в исполнении Аюба тяготеют к бытовым и историческим сказаниям. Герои большинства сказок А. Хамтоху не пользуются чудесными предметами, им не помогают благодарные животные и люди, наделенные волшебными свойствами, и т. п. Сказочный герой не добывает коня чудесным образом, а получает его в подарок от друзей своего отца, пропавшего без вести. Богатырская сила героя также имеет реальную основу – она результат особого ухода и воспитания матери.