Текст книги "Сказки адыгских народов"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанры:
Мифы. Легенды. Эпос
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Через несколько дней после того у дочери хана пропал перстень. Как ни разыскивали, к каким гадальщицам ни обращались, никак не могли найти перстень. Хан был сильно огорчен этой пропажей. Придя раз к хану и узнав, о чем он печалится, мулла посоветовал ему обратиться к гадальщице, отыскавшей его коня. Послали тотчас за ней. Как она ни отказывалась, ее все-таки усадили гадать.
В это самое время гадальщицу вызвала из комнаты старая служанка хана, которая, испугавшись, что гадальщица сама все откроет, созналась в том, что она украла перстень ханской дочери, и просила гадальщицу, чтобы она не выдала ее; перстень же она возвратит тотчас, положив его под порог. Бабочка охотно согласилась и, уверив старуху, что не выдаст ее, вернулась в комнату. Зная уже, где перстень, она смело могла гадать; кинув раза два фасоль, чтобы дать время старухе положить перстень на место, она самоуверенно сказала: «Ах, бог мой, да ведь перстень, над отысканием которого вы так долго ломали голову, лежит тут же под порогом!» Пошли, и что же? Действительно, нашли его, так как укравшая старуха только что положила его туда.
Когда хану доложили об этом, ему вздумалось испытать, насколько в самом деле велико умение гадальщицы. Призвав ее, он сказал: «Если ты хорошая гадальщица, я сожму что-либо в своем кулаке так, чтобы ты не видела, а ты отгадывай, что будет у меня в кулаке. Отгадаешь – значит, ты хорошая гадальщица, и я тебя награжу; если же нет, ты – только обманщица, а я велю тебя казнить».
Тут-то Бабочка окончательно поникла головой. Хан выслал ее и только подумал, что бы положить в кулак, как в комнату влетела бабочка. Хан подумал, что это отличный случай и гадальщице никак не может прийти в голову, что он, сидя в комнате, мог поймать бабочку. Схватив и сжав ее в кулаке, он велел снова ввести гадальщицу и усадил ее отгадывать.
Бедная женщина, усевшись и кидая фасоль, стала размышлять о том, как вывернуться из этого безвыходного положения, так как не могла же она, не умея вовсе гадать, извернуться при помощи фасоли. Но, как ни думала, ничего не могла придумать. Тогда в отчаянии она сказала, обращаясь к самой себе: «Бедная Бабочка, попала ты теперь в гибельное для тебя место!»
– Ну и гадальщица! – скааал тогда сильно удивленный хан (не знавший, что ими гадальщицы также Бабочка), разжимая свой кулак и выпуская оттуда бабочку. Женщина, не веря своему счастью, поспешила убраться поскорее восвояси с данным ей ханом золотом, закаиваясь во всеуслышание никогда более не гадать.
38. Один вор искуснее другого
Опубл.: СМОМПК, 1891. Вып. 12, с. 130—136.
Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.
В одном ауле жили два вора; одного из них звали Кайтуко, а другого Шералуко. У последнего был сын восемнадцати лет по имени Кучук. Однажды Шералуко испытал неудачу: в то время, когда он выводил лошадь, его ранили; от последствий раны он и умер. По смерти отца Кучук явился к его товарищу Кайтуко и сказал:
– Отец мой был с тобой в дружбе; вы вместе воровали и по-братски делились добычей, и я хотел бы продолжать отцовское дело; только позволь мне у тебя поучиться воровскому ремеслу!
– Хорошо, я готов тебя научить уму-разуму. Приходи ко мне сегодня в гости!
Кучук пришел к нему в гости, но хозяина не было дома: он отлучился куда-то по делу. Войдя к нему, Кучук спросил у старухи матери Кайтуко:
– Дома ли мой друг?
– Кайтуко нету дома; но если он твой друг, то, пожалуйста, будь гостем!
Кучук рад случаю поболтать; он уселся на лавке и стал рассказывать старухе всякие небылицы. Старухе гость пришелся по душе, и она начала угощать его бараниной и бузой. Тем временем зоркий глаз Кучука заметил, что под потолком сакли висит вяленая баранина, на вид весьма жирная и, должно быть, весьма вкусная. Разгорелись глаза у будущего вора, и он решился украсть ее следующей ночью. Наболтавшись со старухой вдоволь, Кучук ушел. Немного спустя является Кайтуко в дурном расположении духа. Желая его развеселять, старуха сейчас же ему докладывает, что у них был в гостях Кучук.
– А бузу он пил? – спросил Кайтуко.
– Да, пил! – ответила старуха.
– А когда пил, не смотрел ли он вверх?
– Да, смотрел!
– Стало быть, он видел под потолком вяленую баранину?
– Должно быть, видел.
– Он ее непременно украдет следующей ночью!
– Да ведь он друг тебе!
– Друг-то друг, но он из таких, что последнюю рубашку снимет с тела.
Подумав немного, Кайтуко сказал своей матери.
– Знаешь что, матушка? Сними баранину, спрячь в сундучок и положи к себе на ночь под подушку; авось он не найдет!
Как сын сказал, так мать и сделала. Сын лег спать на кровати, а мать на полу и положила себе под подушку сундучок с вяленой бараниной. Ночью почти каждый час Кайтуко спрашивал мать, цел ли сундучок.
– Да, цел! – отвечала мать, и Кайтуко на некоторое время успокаивался.
Под утро Кайтуко одолела дремота, и наконец он крепко уснул. Подкрался Кучук; видя, что дверь накрепко заперта, он взобрался на крышу сакли, а оттуда через трубу пролез внутрь. Стал он ощупывать то место, где висела баранина, но, к своей досаде, ничего не нашел. Вор догадался, что опытный хозяин понял его намерения и принял меры предосторожности.
– Мяу-мяу! – раздается по сакле чуть внятное мяуканье, и слышно даже, как кошка скребет своими лапками.
– Черт с ней, с этой бараниной! – ворчит недовольная старуха.– Спать мне не дадут! То раньше говорили, что вор за ней полезет, а тут уж кошка подбирается.
– Мяу-мяу! – снова послышалось громкое мяуканье кошки. Старуха разворчалась, и теперь ей уж не было удержу.
– Ну, право, чего она лезет? Баранину ведь я спрятала в сундучок и положила под подушку. Жирен кусок, да не про тебя припасен!
А Кучуку только это и нужно было. Мяуканье кошки прекратилось, и раздосадованная старуха, успокоившись несколько в своей тревоге, забылась старушечьем сном. Этим моментом воспользовался Кучук, вытащил неслышно из-под подушки сундучок, пролез тихохонько в трубу и был таков...
Прошло две-три минуты. Проснулся Кайтуко и спрашивает мать:
– Матушка, лежит ли сундучок на своем месте?
– Как? Что? Сейчас тут была кошка! – пробормотала оторопевшая старушка, заметив пропажу сундучка.
Кайтуку же не нужно было говорить это два раза: он знал, что это была за кошка! Сейчас же он вскочил с постели, надел платье своей матери и прямым путем через огород побежал в саклю Кучука, где и очутился раньше хозяина. Вслед за нам входит Кучук, а на пороге его встречает мать-старушка.
– Бедный сын! – говорит Кайтуко, подделываясь под голос матери Кучука, а она ли это была действительно, трудно было узнать в темноте ночи. – Ты целую ночь трудился. Дай что у тебя в руках, а сам ложись отдохни!
– Да, я и впрямь устал! – сказал Кучук; ему и невдомек, что это не его мать. Он отдал Кайтуко сундучок, а сам отправился в конюшню, чтобы посмотреть, цела ли его лошадь. Воспользовавшись этим, Кайтуко скрылся за саклей и тем же путем отправился домой.
Утом проснулся Кучук, а так как его обоняние вое еще щекотал приятный запах вяленой баранины, то первым делом он попросил мать испечь баранину, которую он раздобыл ночью.
– Что ты плетешь? – спросила мать. – Ты мне ничего не передавал.
Сейчас же смекнул Кучук, в чем дело: его перехитрил Кайтуко!
– Как? – крикнул Кучук, задетый этим за живое. – Кайтуко, чего доброго, подумает, что я ему не чета. Как бы не так! Я ему докажу, что есть на свете воры почище его.
На следующий день Кучук захватил с собой два красных чувяка своей матери и отправился к Кайтуко. Тот принял его дружелюбно, как ни в чем не бывало, не сделав ни малейшего намека на их обоюдные подвиги. Что и говорить: ни тот, ни другой не ударил лицом в грязь! Кучук предложил Кайтуко идти воровать вместе; Кайтуко согласился. Вышли они из аула и пошли по большой дороге. Везет на арбе крестьянин сено.
– Давай, – говорит Кучук, – сведем быков у хозяина!
– Разве это возможно? – говорит Кайтуко.
– Для хорошего вора все возможно. Вот тебе два чувяка: положи один вот здесь на дороге, а другой там – подальше! Крестьянин увидит сперва один чувяк, соскочит с арбы и побежит поднимать, а там еще впереди другой; тем временем мы отпряжем быков и спрячем их в ближайшем лесу.
И действительно, когда крестьянин увидел первый чувяк, он соскочил с арбы и побежал его поднимать. Подняв один, он увидел лежащий поодаль другой чувяк и побежал за ним; подняв в этот, он скинул свои старые дырявые чувяки и стал примерять новые. Долго он мучился, стараясь их надеть, но это ему никак не удавалось: женские чувяки не лезли на мужскую ногу. Крестьянин так увлекся своим делом, что о быках совершенно забыл, не предполагая, конечно, что с ними могло что-нибудь случиться. А между тем воры на свои руки охулки не положили: мигом отпрягли быков и угнали в ближайший лес. Там они живо отрубили им головы, воткнули эти головы в топкое болото так, что только торчала рога, а сами с тушами быков спряталась.
Провозившись вдоволь с чувяками и наконец бросив их, крестьянин заметил, к своему ужасу, пропажу быков. Сейчас же он бросился по свежим следам разыскивать вх. Прибежал к тому болоту, где в самом топком месте торчала бычьи головы с развесистыми рогами. Ему показалось, что быки его завязли в болото. Он решил вытащить их оттуда. Крестьянин разделся и, оставив свою одежду на берегу, полез в болото. Тем временем Кучук выскочил из засады, схватил одежду крестьянина и опять скрылся в чаще. Бедняк, вытащив из болота головы своих быков, подумал, что он как-нибудь по неосторожности оторвал их от туловища, и стал плакать. К довершению горя он, вылезя из болота, не нашел своей одежды.
Делать было нечего: бедняк отправился в чем мать родила на свет к оставленной им арбе с сеном, но не нашел на арбы, ни сена. Тут он окончательно потерял голову:
– Ну и обчистили же меня воры: нет ни арбы, ни сена, ни быков – и рубашку даже сняли с тела!
Горемычный пшитль плетется с невеселыми думами домой; во всех же встречных он возбуждает смех, так как никто не привык видеть на дороге совсем нагого человека, с одной только хворостиной в руках. Немного спустя ему попались навстречу около двадцати верховых. Увидев его, они покатились со смеху.
– Что такое с тобой случилось, чудак? – спрашивают они его.
– Берегитесь: в этой местности появился вор, который у меня украл быков, одежду, а вдобавок и арбу с сеном; у вас он, наверное, угонит лошадей! – Всадники стали смеяться еще больше:
– Как это так? Расскажи еще раз! Ах ты, окаянный!
Крестьянин не стал с ними больше разговаривать и пошел своей дорогой. Проехав несколько верст, всадники расположились близ леса на ночлег: разбили палатку, скинули с себя бурки и оружие и, стреножив лошадей, пустили их пастись под надзором двух караульных. Когда совсем стемнело, они развели огонь и стали жарить шашлык и в котле варить баранину. Сидя у огня, они вспомнили предостережение нагого пшитля и начали друг другу рассказывать о разных подвигах известных своей ловкостью воров; караульные же зорко смотрели за лошадьми. Вдруг подходит к караульным закутанный в бурку Кучук и говорит:
– Идите к костру: шашлык уже готов; покамест я покараулю лошадей!
Не подозревая ничего, караульные отправились к костру.
– На кого вы оставили лошадей? – спрашивают их товарищи.
– Как на кого! Да ведь вы позвали нас есть шашлык, прислав караульного нам на смену!
Тут только все догадались, что караулить-то остался вор, про которого их предупреждал встретившийся им крестьянин. Все бросились за лошадьмв, но Кучук успел их уже припрятать в лесу, а тем временем, пока они искали, он, оставив их под надзором своего товарища Кайтуко, бросился в палатку, в которой никого не было; там он забрал все бурки, башлыки, окованное серебром оружие всадников и седла, стащил совсем уже зажаренный шашлык и варившуюся в котле баранину, бросив туда взамен свою старую изодранную бурку, и скрылся в темноте ночи.
Между тем всадники после напрасных поисков вернулись к костру, чтобы по крайней мере подкрепить свои силы шашлыком и вареной бараниной. Но каково было их изумление, когда они и здесь вичего не нашли, кроме котла, в котором варилась встрепанная бурка.
– Вот это так вор! – вырвалось у одного из пострадавших. Но что же всадникам оставалось делать, как не вернуться пешком в свой аул!
39. Мал мала меньше
Опубл.: Там же, с. 137—142.
Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.
Публикацию сопровождает следующая «Заметка» Л. Г. Лопатинского: «Мотив этой сказки совершенно оригинальный. „Мальчик с пальчик" русских сказок и других европейских народов расходится с ней как по сюжету, так и по основной идее: в сказках других народов изворотливость карлика направлена на то, чтобы избавиться от опасности, в которой он очутился вследствие своего маленького роста, причем он действует сам по себе, не вступая ни с кем в состязание, между тем как в нашей сказке вершок, после гибели своих братьев, вступает с великаном в борьбу, в которой тот играет жалкую роль недогадливого простака, одолевает его своею хитростью и находчивостью и заставляет его себе служить».
У бедвой старушки вдовы было три сына-карлика, и ростом малы до того, что ничего подобного никто никогда не видел: старший – ростом в три вершка, средний – в два, а младший – в вершок.
Дома нечего было есть, и поэтому они ходили на заработки, чтобы прокормить себя и старушку мать. Однажды им повезло больше, чем обыкновенно: они пришли домой и принесли с собой в виде заработка трех козлов и три хлеба. Свой заработок они считали настоящим богатством и принялись за дележ: конечно, каждому пришлось по козлу и хлебу. Чем больше имеешь, тем больше хочется иметь; так и нашим карликам вздумалось еще попытать счастья: не заработают ли они столько, чтобы уже больше не нуждаться. Отправляется старший на заработки, взяв с собой козла и хлеб. Идет он себе большой дорогой, заворачивает во все аулы и спрашивает, не нуждаются ли где-нибудь в работнике; наконец, проходя через поле, он заметал пахавшего землю великана.
– Не нужен ли тебе работник? – спросил карлик. Великан посмотрел на карлика, чуть заметного от земли, и сказал насмешливо:
– Пожалуй, такой работник, как ты, как раз мве нужен; нанимайся на целый год: за ценой не постою!
Сторговались за сундучок золота.
– Ну, так как ты уже нанялся ко мне, то ступай ко мне домой, зажарь хорошенько твоего козла и порежь твой хлеб на куски; вместе поужинаем!
Карлик отправился исполнить поручение своего нового хозяина. Жена великана ни во что не вмешивалась и предоставила распоряжаться работнику, зная, конечно, чем все это кончится.
Вечером пришел домой великан и хотел сесть за стол; но в доме не было ни стула, ни лавки.
– Ступай на двор и принеси на чем бы можно было сидеть. Но смотри, – добавил хозяин, – чтобы эта вещь была ни из камня, ни из земли, ни из дерева!
Сколько ни искал работник, он не мог найти такой вещи. Когда он вернулся, то заметил, к своей досаде, что все, приготовленное им для обоих, съедено хозяином. В сердцах спрашивает оп хозяина:
– Куда девалась моя доля?
– Извини, пожалуйста, – ответил великан, – мне страх как хотелось есть; я и тебя съем на закуску! – С этими словами он схватил карлика и проглотил.
Долго братья дожидались возвращения старшего. Тогда средний, желая также попытать счастья, решил пойти на заработки; младший остался при старухе матери. Случилось так, что средний пошел той же самой дорогой, по которой шел и старший.
Неудивительно, что он наткнулся на того же самого великана: его постигла та же участь, что и старшего брата.
Наконец, решил идти на заработки Вершок. Так как и он пошел той же самой дорогой, то и он нанялся в работники к великану за ту же плату, за которую нанимались его старшие братья. И его великан отправил к себе в дом с тем же поручением.
Пока великан пахал, он приготовил ужин из своего козла и хлеба; все это он разделил пополам и тут же вырыл небольшую яму, которую накрыл скошенной им травой. Вечером пришел великан.
– Ступай на двор и поищи что-нибудь, на чем бы можно было сидеть. Но смотри, – прибавил он, – чтобы эта вещь была ни из камня, ни из земли, ни из дерева!
Смекнул Вершок, в чем дело, и притащил железный плуг, которым пахал великан.
– Садись, болван! – сказал при этом Вершок.
Удивился его догадливости великан и принялся с жадностью поедать свою долю. Вершок, конечно, не мог съесть столько, сколько великан, и несъеденное им бросал незаметно в яму. Великан удивлялся все более и более, видя прожорливость Вершка; он еще доедал свою долю, когда Вершок, покончив со своей, стал самодовольно пыхтеть и поглаживать брюхо.
– Дай-ка, пожалуйста, мне еще кусок от твоей доли, – сказал Вершок, – мне страх как хочется есть!
– Ты и без того уже съел больше, чем следует! – ответил с досадой великан.
– Что ты? – сказал Вершок. – Я еще могу и тебя съесть!
Великан, недалекий умом, так-таки поверил и струсил. На следующий день отправился хозяин пахать со своим работником. Смышленый Вершок все надувал своего хозяина, выдавая себя за силача; работал-то, собственно, великан, а Вершок только делал вид, что это он сам трудится, и покрикивал на хозяина; великан голодал по целым дням, а Вершок отведывал от своей порции, которую он припрятал в яме. Великан, конечно, всем этим тяготился, но ему уже трудно было избавиться от умного карлика, завладевшего им вполне.
Однажды вечером они вернулись с поля; хозяин замешкался во дворе, а тем временем Вершок юркнул в светлицу и спрятался за очагом. Вошел недовольный хозяин и, думая, что Вершок еще возится в сарае, стал жаловаться жене:
– Знаешь, жена, у нашего слуги необыкновенная сила. Но дело не в силе: он умен не по росту. Он нас еще обоих погубит, – добавил великан, – если мы как-нибудь с ним не покончим. Вот что мне пришло в голову: когда он будет спать, мы его привалим тяжелым камнем!
Хозяин с женой отправились искать подходящий камень, а Вершок тем временем приготовил связку камыша, завернул все это в одеяло и положил на своей постели; сам же спрятался на прежнее место. Притащили великан с великаншей тяжелый камень и навалили на постель карлика; камыш стал трещать, а они вообразили, что это хрустят косточки карлика.
– Ну, – сказали в один голос великаны, – мы теперь разделались с проклятым работником!
Отделавшись, как им казалось, от работника, они улеглись спать. Прекрасно выспался также Вершок в своем уголке. На рассвете он поднялся раньше всех, подошел к постели великанов и стал трунить над ними.
– Вы думали, безмозглые великаны, – скааал Вершок, – что вы так легко справитесь со мной; у меня ведь больше силы, чем у вас обоих. Этот камешек, которым вы меня думали придавать, пощекотал меня славно!
Тут уж великаны окончательно убедились, что им не сладить со смышленым карликом, и поэтому решились как можно скорее расплатиться с ним и отпустить его домой. Дали они ему целый сундук золота вместо обещанного сундучка.
– Вот тебе, – сказал великан, – плата за твою службу, даже больше положенной; ступай себе домой!
– Что тебе вздумалось, тупица ты этакая, заставлять меня нести такой сундучище; неси сам!
Великан совсем растерялся и, не зная, что делать с умным Вершком, взвалил на плечи сундук и двинулся в путь. Вершок, не желая себя утомлять, вскочил на сундук и стал указывать великану дорогу. На половине пути стояло большое грушевое дерево со спелыми грушами. Подойдя к нему, великан остановился, нагнул дерево и стал лакомиться грушами; Вершок уселся на сучок и тоже ел груши. Когда же великан, наевшись досыта груш, отпустил нагнутое дерево, то сидевший на сучке Вершок, описав дугу, перелетел на другую сторону. Карлик грохнулся бы на землю, если б тут не случилась лисица, которая ему попалась как раз между ног. Сидя на ней верхом и крепко держа ее за уши, карлик крикнул:
– Вот, смотри, великан, какой ты недогадливый! Ты ел груши, а я, увидев лисицу, перепрыгнул через дерево и поймал добычу!
– Как же это так? – сказал в недоумении великан; он так-таки и не догадался, в чем дело; подержав немного лисицу. Вершок отпустил ее и опять вспрыгнул на сундук.
Уважение и даже какой-то суеверный страх, который великан стал питать к Вершку, не имели с тех пор уже пределов.
Не доходя до дома, Вершок остановил великана и сказал, что пойдет попросит мать приготовить что-нибудь поесть. Спустя некоторое время он вернулся, и они пошли в дом Вершка. Мать Вершка возится около очага и не говорит ни слова. Великан поставил сундук около старухи и, отойдя назад, уселся у дверей.
– Матушка! – сказал Вершок. – Дай-ка поесть чего-нибудь нашему дорогому гостю!
– Что же я ему дам? – спросила мать.
– Как что? Я ведь, уходя на заработки, оставил тебе двух убитых мной великанов; неужели ты их уже съела?
– Да разве вы едите великанов? – спросил с изумлевием гость.
– Как же; мы то и дело питаемся их мясом. Придется, пожалуй, и тебя съесть, как ты съел моих двух братьев. – Сказав это, Вершок стал уже притворять дверь.
Не помня себя от страха, великан вышиб дверь, причем Вершок отлетел далеко в сторону, и бросился бежать без оглядки. Вершку этого только и нужно было.
Таким образом Вершок разбогател и зажил на славу; но иногда он от души смеялся, вспоминая, какие дураки эти великаны!
40. Один догадливее другого
Опубл.: Там же, с. 97—101.
Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.
В одном ауле жили три умных брата; вели они хозяйство нераздельно и всегда вместе ходили на заработки. У них была серая лошадь, на которой они по очереди ездили на охоту. Однажды случилось, что средний брат, вернувшись с охоты, забыл запереть на замок конюшню, в которой поставил лошадь. Утром лошади не оказалось. Очевидно, вор воспользовался оплошностью среднего брата. Но кто ее украл? Начали три умных брата раскидывать умом, не смогут ли они по догадкам, определить приметы вора.
– Знаете что? – говорит старший брат. – Человек, который украл у нас лошадь, среднего роста и курносый.
– Ну, если он среднего роста и курносый, – сказал средний брат, – то и борода у него рыжая!
– Если же, – добавил младший, – он среднего роста, курносый и с рыжей бородой, то и глаза у него серые!
– Пойдемте искать до этим приметам! – сказал старший, на что они все изъявили согласие.
Отправились искать вора три умных брата и пошли, не разбирая, первой дорогой. Долго ли, коротко ли они шли, но им пришлось идти по полю, засеянному просом, уже созревшим.
– По этой дороге, – говорит старший брат, – шел верблюд, слепой на один глаз.
– И хромой, – говорит второй,
– И на нем лежали два бурдюка: один с молоком, а другой с медом, – говорит третий. Высказав друг другу свои замечания, они пошли дальше. Навстречу им идет человек, который яскал сбежавшего у него верблюда.
– Не видали ли вы верблюда? – спросил ов.
– Видать-то не видали, но его приметы рассказать можем. – И тут они начали наперебой один перед другим описывать приметы верблюда. Приметы оказались верными.
– Ну, если так, – сказал погонщик верблюда, – то не кто иной, как только вы его и угнали!
Они стали отказываться и оправдываться тем, что приметы определили по догадкам, но ничего не помогло! Погонщик не поверил и потащил их на суд и расправу в ближайший аул, владельцем которого был знатный хан.
Призвали братьев к грозному хану, и он стал их допрашивать, как все это случилось. Братья повторили сказанное в свое оправдание.
– Да как же это вы могли по догадкам рассказать приметы верблюда? – спросил хан, заинтересованный рассказами братьев.
– Очень просто, – ответил первый, – след верблюжий всегда заметен, а что он был слеп на один глаз, то это легко можно было узнать: верблюд шел своей дорогой и щипал просо только с одной стороны – с той, где глаз был цел.
– А что верблюд был хромой, – сказал второй брат, – то нет ничего легче, как об этом догадаться: всякое животное приподнимает здоровую ногу выше хромой, а хромую волочит ва собой и цепляется ею за землю; оттого и след другой: он идет как бы бороздой.
– А что на верблюде лежали два бурдюка – один с молоком, а другой с медом, – сказал третий, – то и это можно было легко заметить: по правую сторону от дороги сидели на просе мухи, которые лакомятся молоком; стало быть, бурдюк с молоком висел справа; а что бурдюк с медом висел слева, – это видно было из того, что лакомившиеся медом пчелы сидели на просе с левой стороны.
Хана поразила необыкновенная догадливость братьев. Тогда хан отправился в сад и вернулся оттуда со сжатым накрепко кулаком.
– Ну, угадайте теперь, что в моем кулаке?
– Предмет этот весьма твердый, – сказал первый.
– И круглый, – добавил второй.
– Ну, если он и твердый и круглый, – сказал третий, – то это – орех! – Хан раскрыл руку, и в ней, действительно, оказался орех.
Это еще более поразило хана, и ему захотелось еще кое о чем расспросить умных братьев. С этой целью он пригласил их переночевать у себя. Братья согласились; их отвели в кунацкую и принесли им ужинать. Поужинав плотно, гости улеглись спать. Но хан, догадываясь, что они, прежде чем уснуть, станут говорить о том, что видели в продолжение дня, принялся их подслушивать.
– Ох, да и вкусная же была у нашего хозяина каша! – сказал старший. – Только она отдавала мертвечиной.
– Да и баранина, – сказал второй, – была тоже вкусная, только от нее несло собачиной!
– Да и хан-то, кажись, добр и не глуп, – сказал младший, – но он выглядит простым человеком: должно быть, он простого звания! – С этими словами гости уснули.
Замечание младшего из братьев задело хана за живое. Не долго думая он отправился к старухе матери и спросил ее, какого он происхождения.
– Конечно, – отвечала старушка, – ты достойный сын твоего отца.
– Говори правду, иначе я с тобой расправлюсь по-своему: велю снести тебе голову.
Тогда старушка открыла ему всю правду. Оказалось, что ханша и ее рабыня родили в одну ночь: ханша родила дочь, а ее рабыня сына; но так как старый хан был последним в своем роде, то, желая ему дать наследника, ханша подменила детей; себе взяла мальчика рабыни и воспитала его вместо сына, а дочь отдала рабыне. Таким образом, замечание младшего из братьев, как ни тяжело оно было для хана, оказалось верным. Тогда хан решился проверить и два других замечания братьев. Немедленно он велел позвать к себе управляющего и спросить его, отчего каша отдавала мертвечиной.
– Да, должно быть, оттого, что просо-то скосили на могиле убитого в прошлом году человека!
Итак, сказанное старшим братом было правдой. Оставалось еще проверить слова второго из братьев относительно баранины. Сейчас же велел он призвать к себе пастуха.
– Что же тут удивительного, – сказал пастух, – в третьем году волк зарезал всех овец: остались только два барашка, и они погибли бы, если бы как раз в это время не ощенилась собака; я и заставлял сирот-барашков ее сосать. Барашки уцелели, и вот от них и пошло все стадо.
Итак, хан узнал не только о своем происхождении, но и о некоторых подробностях, относящихся к его хозяйству.
На следующий день, когда гости проснулись, хан велел их позвать к себе.
– Скажите откровенно, – сказал хан, – чего вы ищите?
– У нас украли лошадь; приметы-то вора мы знаем, но он нам не попадался на глаза. Нет ли его в твоем ауле?
Тогда хан велел собрать сход, и братья сейчас же узнали того, кого искали: среднего роста, курносый, рыжебородый и с серыми глазами. Хан приказал ему сейчас же возвратить лошадь, что он и исполнил. Вора постигло наказание, а братья получили от хана богатые подарки. Вернувшись домой, они стали вести свое хозяйство по-прежнему, следуя пословице: один ум хорошо, а два лучше.
41. Кто глупее?
Опубл.: Там же, с. 102—105.
Записана Талибом Кашежевым в 70-е годы XIX в. Им же выполнен перевод на русский язык.
Публикацию сопровождает следующая «Заметка» Л. Г. Лопатинского: «Эта сказка характеризуется наивным и живым юмором, но вполне народной ее назвать нельзя: она носит признаки искусственной и притом более поздней переделки на тему о так называемых „набитых дураках"; имеется много сказок у других народов, но в кабардинской сказке оригинально состязание между глупцами».
В пятницу, во время джумы, собралось в мечети народу видимо-невидимо. Мулла взошел на возвышение и стал проповедовать о житейской мудрости. Тему для проповеди он почерпнул из китаба. Между прочим, он сказал, что по выражению лица можно узнать мысль человека, а по некоторым приметам – умен ли он или глуп. «Берегитесь, правоверные, – заключил мулла, – рыжебородых: у них немного ума! Но если рыжебородый отпустил длинную бороду, длиннее того, сколько можно захватить в кулак, он непременно сделает какую-нибудь глупость!»
Случилось так, что в мечети присутствовал правоверный с длинной рыжей бородой. Сердце его дрогнуло, когда он услышал слова муллы. «Неужели, – думал он, – слова эти относятся ко мне; к тому же мулла, распространяясь насчет рыжебородых, все как будто посматривал в мою сторону – как будто словами и жестами указывал на меня».
С тяжелыми думами он вернулся домой: «Ну-ка, посмотрю я в зеркало, длинна ли моя борода». Посмотрев в зеркало, ов с нетерпением схватил себя за бороду, и – о ужас! – между пальцев торчат длинные космы его рыжей бороды! «Долой ее, долой, а то меня, чего доброго, и впрямь примут за глупца!» Ножниц под рукой не было: он бросился к очагу, желая обжечь горчащую между пальцами бороду. Бороду-то он обжег, но при этом опалил себе все лицо. «Ах, какой я дурак! – крикнул несчастный. – Неужели мулла прав? Не может этого быть! Пойду по белу свету: наверное, найду где-нибудь рыжебородого глупее меня!»
Сказано – сделано. Поплелся рыжебородый куда глаза глядят. В одном ауле на площади он наткнулся на рыжебородого и сильно ему обрадовался. «Дай-ка, – подумал он, – расскажу ему о своем приключении; что он на это скажет?!»
Подходит он к нему, поздоровался и стал ему рассказывать о том, как он, обжигая бороду, опалил все лицо. Незнакомец усмехнулся и как бы в утешение говорит ему:
– Со мной было еще лучше: у меня была корова с закрученными рогами. Вздумалось мне как-то просунуть между рогами голову. Голова-то пролезла – ничего себе, надавил только немного виски, но назад ее вытащить нельзя! Что я ни делал, ничего не помогает: не лезет ни туда, ни сюда! Наконец корова испугалась; подняла хвост и давай со мной носиться по аулу. Я болтаюсь беспомощно; кричу от боли, так как корова своей головой меня безжалостно подбрасывает вверх, а к довершению досады, кто меня ни увидят, тот покатывается со смеху. Люди стоят у своих домов и хохочут. Наконец надо мной сжалились: поймали корову и стали меня вытаскивать иа тисков. Но не идет дело! Пришлось отпилить рога, и тогда только меня освободили. Что же это такое?