Текст книги "Махабхарата. Рамаяна"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
Помазанья Рамы ждала с нетерпеньем столица.
По городу лихо Суман́тры неслась колесница.
Дворец белоснежный узрел, торжествуя возница.
 
 
Красой отличались ворота его и террасы.
Он высился вроде горы осиянной, Кайласы.
 
 
Казалось, блистает не Рамы, но Индры обитель,
Что в райском селенье воздвигнул богов повелитель.
 
 
Обилью камней драгоценных, златым изваяньям
Громады порталов обязаны были сияньем.
 
 
Огромный дворец походил на пещеру златую,
Что Меру собою украсила, гору святую.
 
 
В покоях сверкали гирлянды жемчужин отменных,
Искрились тяжелые гроздья камней драгоценных.
 
 
И, белым сандалом изысканно благоухая,
Подобно туманом повитой вершине Малайя,
 
 
Был полон дворец журавлей трубногласных, павлинов,
Что дивно плясали, хвосты опахалом раскинув.
 
 
А стены – приятное зрелище стад беззаботных
Являли – резцом иссечённых прекрасных животных.
 
 
Как месяц, как солнце, блистающий, стройный сверх меры,
Дворец богоравного Рамы, – жилище Куберы,
 
 
Небесную Индры обитель узрел колесничий,
С пернатыми пестрыми, с разноголосицей птичьей,
 
 
Горбатых прислужников, замерших в низком поклоне,
И граждан Айодхьи, что, Раму увидеть на троне
Желая, стеклись ко двору и сложили ладони.
 
 
В дворцовом саду обретались олени и птицы.
Сумантра, коней осадив, соскочил с колесницы,
И, дрогнув, забилось от радости сердце возницы.
 
 
Он трепет внезапный восторга почувствовал кожей:
На ней волоски поднимались от сладостной дрожи.
 
 
У царской обители, схожей с горою Кайласа,
Толпился народ в ожиданье счастливого часа.
 
 
Увидел Сумантра и Рамы друзей закадычных,
Мужей – обладателей многих достоинств отличных.
 
 
Олени, павлины гуляли у царского дома,
Что блеском сравнялся с жилищем властителя грома.
 
 
Внимая веселым речам, просветленные лица
Встречая, направился в опочивальню возница.
 

 
Сумантра не мог пренебречь соблюденьем приличий.
И в спальном покое почтил песнопеньем возничий
 
 
Того, кто, блистая, простерся на царственном ложе.
Был солнцу в зените подобен царевич пригожий.
 
 
Промолвил Сумантра: «О сын Каушальи прекрасный,
Не медли! Тебя призывает родитель всевластный.
 
 
О Рама, коль скоро взойдешь на мою колесницу,
Мы ждать не заставим его и Кайкейи-царицу!»
 

 
Торжественно двинулся Рама по улице главной,
И сладостный дым фимиама вдыхал Богоравный.
 
 
Украшенный стягами пестрыми град многолюдный
Увидел Айодхьи предбудущий царь правосудный.
 
 
Его окружало цветистых знамен колыханье,
Он чувствовал запах сандала, алоэ дыханье.
 
 
Дома белоснежные в городе этом чудесном,
Блистая, вздымались под стать облакам поднебесным.
 
 
Дорогою царской везли Многосильного кони.
В курильницах жгли драгоценную смесь благовоний.
 
 
Навалены были сандала душистого груды,
И дивно сверкали кругом жемчуга, изумруды.
 
 
Льняные одежды и шелковые одеянья,
Венки и охапки цветов добавляли сиянья.
 
 
Блестела везде по обочинам утварь из меди
С великим обильем припасов и жертвенной снеди.
 
 
Подобен пути, что избрал в небесах Жизнедавец,
Был радостный путь, оглашаемый тысячью здравиц.
 
 
Он кадями рисовых клёцок, поджаренных зерен
Был щедро уставлен, окурен сандалом, просторен.
 
 
Стояли чаны простокваши; цветов плетеницы
На всем протяженье украсили ход колесницы.
 

В покоях Кайкейи Рама видит царя. Дашаратха бледен и плачет. Он в силах выговорить только имя сына. Вместо него царское решение объявляет Кайкейи. Рама не произносит ни слова осуждения или несогласья. Он уверяет Кайкейи, что воля Дашаратхи будет исполнена. Он утешает рыдающего отца, ласково прощается с ним и Кайкейи и удаляется.

Царица Каушалья, мать Рамы, – в отчаянье. Лакшмана уговаривает брата захватить престол силой. Он грозится убить Кайкейи, а если надобно – и самого царя. Но Рама утишает его гнев.

Возвратясь к себе во дворец, Рама рассказывает Сите о случившемся и говорит, что решение отца для него непреложно. Он просит жену не покидать Айодхьи и дождаться его возвращения. «Я не должна и не могу разлучаться с тобой!» – говорит Сита. Рама тщетно убеждает ее. «Я умру в разлуке с тобой!» – повторяет Сита. Наконец Рама обещает взять Ситу с собой. После долгих уговоров он соглашается взять с собой и Лакшману.

Они молча идут ко дворцу Дашаратхи. При виде Рамы царь вновь лишается чувств. Очнувшись, он просит заключить его, Дашаратху, в тюрьму, и самому воссесть на престол. Рама отказывается. По слову Кайкейи приносят одежды из бересты. Рама и Лакшмана облекаются в них. Сита трепещет – как лань при виде аркана. Она плачет. Она пытается надеть грубую одежду отшельницы. Рама ей помогает. Горестный Дашаратха не выдерживает, он клянет жестокосердую Кайкейи и повелевает принести для Ситы лучшие наряды, драгоценные украшения, и – оружье для Рамы с Лакшманой…

 
Сума́нтра, как Ма́тали – Раджи Богов колесничий, —
До тонкостей ведал придворный обряд и обычай.
 
 
Ладони сложив, пожелал он царевичу блага
И молвил: «О Рама, твоя беспредельна отвага.
 
 
Взойди на мою колесницу! Домчу тебя разом.
Поверь, доброславный, моргнуть не успеешь ты глазом.
 
 
Четырнадцать лет обретаться вдали от столицы
Ты должен теперь, изволеньем Кайкейи-царицы!»
 
 
На солнцеобразную эту повозку, без гнева,
С улыбкой взошла дивнобедрая Джанаки дева.
 
 
Сверкали немыслимым блеском ее украшенья —
Невестке от свекра властительного подношенья.
 
 
Оружье для Рамы и Лакшманы Великодарный
Велел поместить в колеснице своей златозарной.
 
 
Бесценные луки, мечи, и щиты, и кольчуги
На дно колесницы сложили заботливо слуги.
 
 
Обоих царевичей, Ситу прекрасную – третью,
Помчала коней четверня, понуждаемых плетью.
 
 
На долгие годы великого Раму, как птица,
Как яростный вихрь, уносила в леса колесница.
Отчаявшись, люди кричали: «Помедли, возница!»
 
 
Шумели, вопили, как будто не в здравом рассудке,
Как будто умом оскудели, бедняги, за сутки.
 
 
И рев разъяренных слонов, лошадиное ржанье
Внимали вконец обессиленные горожане.
 
 
За Рамой бежали они, как, от зноя спасаясь,
Бегут без оглядки, в теченье речное бросаясь, —
 
 
Бежали, как будто влекло их в жару полноводье, —
Бежали, крича: «Придержи, колесничий, поводья!»
 
 
«Помедли! – взывали столичные жители слезно, —
На Раму позволь наглядеться, покамест не поздно!
 
 
О, если прощанье могло не убить Каушалью,
Ее материнское сердце оковано сталью!
 
 
Как солнце блистает над Меру-горой каждодневно,
Так, следуя солнца примеру, Видехи царевна,
 
 
Навечно душой со своим повелителем слита.
Послушная дхарме, супругу сопутствует Сита.
 
 
О Лакшмана, благо пребудет с тобой, доброславным,
Идущим в изгнанье за братом своим богоравным!»
 
 
Бегущие вслед колеснице Икшва́ку потомка,
Сдержаться не в силах, кричали и плакали громко.
 
 
И выбежал царь из дворца: «Погляжу я на сына!»
А царские жены рыдали вокруг властелина, —
 
 
Слонихи, что с ревом стекаются к яме ужасной,
Где бьется, плененный ловцами, вожак трубногласный.
 
 
И царь побледнел, словно месяца лик светозарный
В ту пору, когда его демон глотает коварный. [198]198
  …словно месяца лик светозарный, // В ту пору, когда его демон глотает коварный. – Считалось, что лунные и солнечные затмения происходят потому, что бестелый демон Раху периодически проглатывает их, но светила, задержавшись на миг в пасти чудовища, лишенного туловища, благополучно выскальзывают из его глотки.


[Закрыть]
 
 
Увидя, что раджа становится скорби добычей,
Вскричал опечаленный Рама: «Гони, колесничий!»
 
 
Как только быстрей завертелись резные ободья,
Взмолился народ: «Придержи, колесничий, поводья!»
 
 
И слезы лились из очей унывающих граждан:
Предбудущий раджа был ими возлюблен, возжаждан!
 
 
И эти потоки текли, как вода дождевая,
Взметенную скачкой дорожную пыль прибивая.
 
 
И слезы, – как влага из чашечки лотоса зыбкой,
Чей стебель внезапно задет проплывающей рыбкой, —
 
 
У женщин из глаз проливались, и сердце на части
Рвалось у царя Дашаратхи от горькой напасти.
 
 
За сыном возлюбленным двинулся город столичный,
И выглядел древом подрубленным царь горемычный.
 
 
И Раме вдогон зазвучали сильнее рыданья
Мужей, что увидели старого раджи страданья.
 
 
«О Рама!» – одни восклицали, объяты печалью,
Другие жалели царевича мать, Каушалью.
 
 
И горем убитых, бегущих по Царской Дороге,
Родителей Рама узрел, обернувшись в тревоге.
 
 
Не скачущих он увидал в колесницах блестящих,
Но плачущих он увидал и безмерно скорбящих.
 
 
И, связанный дхармой, открыто в любимые лица
Не смея взглянуть, закричал он: «Быстрее, возница!»
 
 
Толкая вперед, как слона ездового – стрекало,
Ужасное зрелище в душу ему проникало.
 
 
Подобно тому как стремится корова к теленку,
Рыдая, царица бежала за Рамой вдогонку.
 
 
«О Рама! О Сита!» Но жалобный стон Каушальи
Копыта коней, по земле колотя, заглушали.
 

Царевич Кошалы с братом Лакшманой и прелестной Ситой покидают городские пределы. Жители Айодхьи неотступно следуют за ними. Рама останавливает колесницу и уговаривает их вернуться. Он восхваляет достоинства Бхараты, нового царя. Горожане говорят, что им не нужно другого правителя, кроме Рамы.

Путники достигают реки Тамаса. Спускается ночь. Они располагаются на ночлег. Рама и Сита засыпают. Лакшмана и Сумантра до рассвета беседуют о несравненных доблестях старшего сына Дашаратхи. Едва озаряется небо, изгнанники вновь пускаются в путь. Пробудившиеся жители Айодхьи уже не находят любимого царевича.

Меж тем колесница, ведомая Сумантрой, уносится все дальше на юг. Изгнанники достигают вод Ганга. Здесь они ласково прощаются с возничим, затем, переправившись через священную реку, углубляются в чащу леса.

 
Вернувшись в Айодхью, поведал царю колесничий,
Что стала держава обширная горя добычей.
 
 
«Поникли деревья прекрасные, полные неги, —
Сказал он, – увяла листва, и цветы, и побеги,
 
 
О раджа, везде пересохли пруды и озера,
И в дебрях не видно животных, приятных для взора.
 
 
Не бродят стадами слоны трубногласные в чаще,
Немой и пустынной, как будто о Раме скорбящей.
 
 
Сомкнулись душистые лотосы, грязным налетом
Подернута влага речная и пахнет болотом.
 
 
Не видно ни рыбок, ни птиц, умиляющих душу,
Весельем своим оживляющих воды и сушу.
 
 
Густые деревья, что были цветеньем богаты,
Теперь оскудели, утратив свои ароматы.
 
 
Где ветви клонились, плодами душистыми славясь,
Там вянущий цвет не сменяет упругая завязь!
 
 
О бык среди Ману потомков [199]199
  О бык среди Ману потомков… – Санскритское слово «ришабха» (буквально: «бык, буйвол») употреблялось в качестве обращения или титула в отношении лиц мужского пола и выражало крайнюю степень восхищения и уважения говорящего к адресату, приблизительно соответствует эпитетам типа «мужественнейший, храбрейший, сильнейший» и т. п. «Ману» прозывался каждый из четырнадцати великих Прародителей рода человеческого (само слово «ману» буквально значит: «человек»); здесь имеется в виду так называемый Седьмой Ману – Ману Вайвасвата – основатель рода Рагху, к которому принадлежал и Дашаратха, первый царь Айодхьи.


[Закрыть], при въезде в столицу,
Встречая пустую, без Рамы, твою колесницу,
Никто не приветствовал нынче Сумантру-возницу!
 
 
На Царском Пути я услышал толпы многолюдной
Рыданья о Раме, свершающем путь многотрудный.
 
 
И жены у башенных окон, сдержаться не в силе,
Стонали и слезы из глаз неподкрашенных лили.
 
 
И, Рамы не видя, прекрасные эти, в печали,
Сквозь горькие слезы, друг дружку едва различали.
 
 
В стеченье народа, где плакали все без изъятья,
Друзей от врагов распознать не хватало понятья.
 
 
Почуя людскую разладицу и неустройство,
Слоны ездовые и кони пришли в беспокойство.
 
 
О раджа великоблестящий, подобна отныне
Столица твоя Каушалье, скорбящей о сыне».
 
 
И слово супруге сказал наделенный всевластьем,
Правитель Айодхьи, своим сокрушенный злосчастьем:
 
 
«Без Рамы – тонуть в океане кручины остался!
С невесткой – что с берегом бурной пучины расстался!
 
 
Мои воздыханья, – сказал он, – как волн колыханье.
Воздетые руки, – сказал он, – как рыб трепыханье.
 
 
Горючие слезы, – сказал он, – морские теченья.
И пряди седые, – сказал, – водяные растенья.
 
 
Горбуньи коварная речь – крокодилов обилье.
Кайкейи – врата в преисподнюю, морда кобылья!» [200]200
  Кайкейи – врата в преисподнюю, морда кобылья… – Подразумевается так называемый «подводный огонь», имеющий облик гигантского лошадиного черепа и проживающий на дне Мирового Океана, воды которого он пожирает.


[Закрыть]
 

Изнывающий от горя и тоски отчаявшийся Дашаратха вспоминает проступок своей юности.

Как-то однажды он отправился на охоту. Ночью он притаился в лесных зарослях на прибрежье Сарайю, куда приходили на водопой буйволы, тигры и слоны. Дашаратха был отменным лучником, он умел подстрелить зверя по одному только звуку, не видя цели. И вот ему послышалось, что булькает вода в хоботе слона, утоляющего жажду. Он выстрелил. Раздался жалобный крик. Оказалось, что попал он в юношу отшельника, что спустился к реке наполнить кувшин водою. Меткая стрела пробила ему грудь. Он умер на руках Дашаратхи. Перед смертью он попросил царевича, чтобы тот поведал обо всем его родителям: ведь слепые, дряхлые старики ждут сына, который пошел за водой, и ни о чем не подозревают. Дашаратха пришел в пустынную хижину и рассказал осиротевшим отшельникам о гибели сына. Отец юноши проклял Дашаратху: «Как мы умираем от горя по сыну, до времени от нас ушедшему, – сказал он, – так ты изойдешь тоскою по сыну, с тобой разлученному!»

Отец и мать юноши совершили поминальные обряды и взошли на погребальный костер.

Дашаратха рассказывает об этом Каушалье. «Ныне сбывается провещание пустынника: я умираю в тоске по милому сыну», – говорит царь. При этих словах жизнь оставляет его.

Айодхья, великий город, охвачен скорбью. Рама и Лакшмана – в изгнанье, Бхарата с Шатругхной гостят у царя кекайев Ашвапати, родного дяди Бхараты. Некому предать тело царя сожжению! Придворные помещают его тело в чан с маслом и посылают гонцов за Бхаратой, новым царем Кошалы.

 
Ночною порой, с появленьем посланников знатных,
Привиделось Бхарате много вещей неприятных.
 
 
С трудом на заре пробудился царевич достойный,
Тоску и тревогу вселил в него сон беспокойный.
 
 
Тут сверстники Бхараты, видя царевича в горе,
Ему рассказали немало забавных историй.
 
 
Умели они толковать о смешных небылицах,
Плясать, побасёнки и притчи разыгрывать в лицах.
 
 
Но Бхарата, горестно глядя на эти потуги,
Промолвил: «Недоброе знаменье было мне, други!
 
 
Нечесаный, бледный, мне снился отец ненаглядный.
Свалился он в пруд, от навоза коровьего смрадный.
 
 
Он плавал со смехом и, каши отведав кунжутной, —
Я видел, – из пригоршней масло он пил поминутно.
 
 
Все тело царя Дашаратхи лоснилось от масла.
Упала на землю луна и мгновенно погасла.
 
 
Иссякшие воды морские и землю во мраке
Узрел я, и сразу объял меня ужас двоякий.
 
 
Еще мне привиделись нынче другие напасти:
Что бивень слона ездового распался на части,
 
 
Что жарко блиставшее пламя внезапно потухло,
Что разом листва на деревьях свернулась, пожухла.
 
 
Мне снилось, – окутаны дымом, обрушились горы,
А твердь под ногами разверзлась, и нет им опоры!
 
 
И в черном убранстве – отца на железном сиденье,
Влекомого женщиной черной, мне было виденье.
 
 
Царя украшали багряных цветов плетеницы.
Ослов увидал я в оглоблях его колесницы,
 
 
Что к югу стремилась [201]201
  …его колесницы, // Что к югу стремилась… – В южной стороне света обитает бог смерти Яма; ослы в упряжке, колесница, влекомая к югу, черная и красная одежды женщин (цвета бога Ямы), несомненно, указывают на преждевременную смерть царя Дашаратхи.


[Закрыть], а мерзкая ракшаси [202]202
  Ракшаси(«та, от которой следует беречься») – демоница, питающаяся сырым мясом и человеческой плотью; как и демоны – ракшасы, ракшаси мешают жертвоприношениям лесных отшельников, похищая приготовленных для жертвы животных и продукты.


[Закрыть]в красном
Глумилась над ним, сотрясаема смехом ужасным.
 
 
Чью гибель, друзья, знаменует виденье ночное?
В нем было для нашего рода предвестье дурное!
 
 
Кто едет во сне в колеснице, влекомой ослами,
Тому угрожает костра погребального пламя!
 
 
И горло мое пересохло, и дружеской шутке
Внимать я не в силах, как будто не в здравом рассудке.
 
 
Дрожу от боязни, хоть страх недостоин мужчины.
Слабеет мой голос, поблекла краса от кручины.
Я словно в разладе с собою самим без причины».
 

Послы ничего не отвечают на расспросы Бхараты. Царевич немедля едет в Айодхью. Прибыв во дворец, он спешит к матери. Он расспрашивает ее об отце, он хочет видеть его. Кайкейи сообщает ему о кончине родителя. Бхарата с горьким плачем падает наземь. Криводушная царица рассказывает сыну о свершении своего умысла. Бхарата осыпает мать упреками. Он не может занять престол, по праву принадлежащий Раме! Он не желает жить в разлуке с любимыми братьями и царевной Видехи! Он молит Каушалью простить зло, причиненное ей и Раме царицей Кайкейи. Обещает сей же час выступить на поиски возлюбленного сына Дашаратхи и привезти его в столицу Кошалы.

Бхарата предает сожжению тело отца и совершает поминальные обряды.

Затем Бхарата созывает огромное войско и собирает множество мастеров, которым приказывает проложить новую дорогу к святой Ганге.

 
Почтительный Бхарата, еле дождавшись денницы,
Чтоб свидеться с братом, велел заложить колесницы.
 
 
Передние шли со жрецами, с мужами совета
И были под стать колеснице Дарителя Света [203]203
  Даритель Света– Солнце, разъезжающее по небу в семиконной (по числу дней недели) золотой колеснице.


[Закрыть].
 
 
За доблестным Бхаратой десятитысячной ратью
Шагали слоны боевые с отменною статью.
 
 
Там было сто раз по шестьсот колесниц, нагруженных
Отрядами ратников, луками вооруженных, —
 
 
Сто раз по шестьсот колесниц, оснащенных для боя,
В которых отважные лучники ехали стоя.
 
 
Сто тысяч наездников храбрых по данному знаку
Погнали сто тысяч коней за потомком Икшваку.
 
 
Царицы взошли на блистающую колесницу,
Утешены мыслью, что Рама вернется в столицу.
 
 
За Бхаратой следуя, слушая грохот и ржанье,
О Раме беседуя, радовались горожане.
 
 
Они восклицали, бросаясь друг другу в объятья:
«Вы Раму и Лакшману скоро увидите, братья! —
 
 
Добро, воплощенное в Рагху великом потомке,
Рассеет печали земные, как солнце – потемки!»
 
 
В стремленье найти благородного Раму – едины,
На поиски вышли достойные простолюдины,
Что дивно алмазы гранят, обжигают кувшины.
 
 
Явились прядильщики шелка и шерсти отменных,
Сверлильщики узких отверстий в камнях драгоценных,
 
 
Искусники те, что куют золотые изделья,
Павлинов ловцы, продавцы благовонного зелья.
 
 
Там первой руки мастера-оружейники были,
Ткачи, повара, лицедеи-затейники были.
 
 
Там лекари, виноторговцы, закройщики были,
Чеканщики, резчики, банщики, мойщики были.
 
 
И пильщики, и рыбаки, бороздившие воды,
И лучшие из пастухов – главари, верховоды.
 
 
Стекло выдувая, кормились умельцы иные,
Другие – одежды выделывали шерстяные.
 
 
В телегах, влекомых быками, за Бхаратой следом
Отправились брахманы, жизнь посвятившие ведам.
 
 
Сандалом тела умастили, сменили одежду
И Раму увидеть лелеяли в сердце надежду.
 
 
Торжественно двигались кони, слоны, колесницы
За отпрыском братолюбивым Кайкейи-царицы.
 
 
На праздничный лад горожане настроены были,
Весельем охвачены Бхараты воины были.
 
 
И долго царевич терпел путевые мытарства,
Но Гангу увидел, вступая в нишадское царство.
 
 
К столице нишадской он конскую рать и слоновью
Привел осмотрительно, движимый братской любовью.
 
 
Там царствовал Гуха. Он Рамой не мог надышаться,
И Рама любил за величие духа нишадца.
 
 
К стенам Шрингаве́ра и Ганги божественным водам
Приблизилось Бхараты войско торжественным ходом
 
 
И замерло… Резвые стаи гусей златопёрых
Играли, красуясь, на этих прибрежных просторах.
 
 
Теченье священной реки оглядел повелитель,
Недвижно застывшее войско и Гухи обитель.
 
 
Не чужд красноречья, он молвил сановникам знатным:
«Я нашему войску, готовому к подвигам ратным,
 
 
У Ганги великой, что слиться спешит с океаном,
Велю на приволье немедля раскинуться станом!
 
 
Как только забрезжит над Гангой денницы сиянье,
Мы все переправимся и совершим возлиянье
 
 
Водой, чтобы радже земному, почившему в благе,
В селеньях небесных не знать недостатка во влаге». [204]204
  …совершим возлиянье // Водой, чтобы радже земному, почившему в благе, // В селеньях небесных не знать недостатка во влаге. – Живущие на Земле сыновья считались кормильцами и поильцами умерших предков: совершением особых поминальных жертвоприношений они обеспечивали предков (как намеревается поступить по отношению к своему умершему отцу царевич Бхарата) едой и питьем. С гибелью (из-за отсутствия потомства по мужской линии) рода предки на том свете испытывают муки голода, холода и жажды, низвергаются в подземный мир или же превращаются в неприкаянных призраков, бродящих среди людей.


[Закрыть]
 
 
Усталое воинство спало, но, братниной доле
Сочувствуя, Бхарата глаз не смыкал поневоле:
«О Рама, ты должен сидеть на отцовском престоле!»
 

Переправившись через великую реку, сын Кайкейи вместе с Шатругхной входит в лесные чащи.

То замечая дорогу по следам, оставленным изгнанниками, то сердцем угадывая путь, Бхарата приходит наконец к хижине Рамы. Он видит братьев и прекрасную Ситу исхудалых, в грубых одеждах. Он падает к ногам Рамы, молит о прощении, заклинает быстрее воротиться в Айодхью. Рама узнает о смерти отца, он лишается чувств, Лакшмана и Сита плачут.

Рама, однако же, отказывается стать царем. «Ведь, умирая, отец не отменил, да и не в силах был отменить свою волю. Он связан был обещаньем, данным Кайкейи. И ныне я повинен исполнить приказ родителя. Я пребуду в лесной пустыни, а ты возвращайся в Кошалу, в славную Айодхью, и ведай страну в покое и мире!»

Бхарата просит брата согласиться, но Рама тверд. Тогда Бхарата берет его сандалии, изукрашенные золотом, и говорит: «Пусть так! Я вернусь в Кошалу, но править я буду твоим именем. Сандальи же с твоих ног будут знаком твоей власти, я возложу их на трон. Сам я надену берестяные одежды отшельника и буду жить невдалеке от Айодхьи, дожидаясь твоего возвращения. А если ты, и Сита, и Лакшмана не вернетесь, я умру!»

Горестный Бхарата и его скорбящее войско пускаются в обратный путь.

Рама, желая ободрить опечаленную Ситу, ведет ее к отрогам пестроцветной горы Читракуты. Они поднимаются на вершину…

 
Возлюбленный сын Дашаратхи царевне Видехи
Горы пестроцветной открыл красоту и утехи;
 
 
Желая развеять печаль и душевную смуту,
Как Индра – супруге своей, показал Читракуту:
 
 
«При виде такой благодати забудешь мытарства,
Разлуку с друзьями, утрату отцовского царства.
 
 
Дивись, луноликая, стаям бесчисленным птичьим
И пиков, пронзающих небо, любуйся величьем.
 
 
Окраской волшебной утесы обязаны рудам.
Серебряный пик и пунцовый соседствуют чудом.
 
 
Вон желтый, как будто от едкого сока марены,
И синий, как будто нашел ты сапфир драгоценный.
 
 
Искри́тся хрустальный, поблизости рдеет кровавый,
А этот синеет вдали, как сапфир без оправы!
 
 
Иные мерцают, подобно звезде или ртути,
И царственный облик они придают Читракуте.
 
 
Оленей, медведей не счесть, леопардов пятнистых
И ярких пернатых, ютящихся в дебрях тенистых.
 
 
Богата гора Читракута анко́лой [205]205
  Анкола(или анкотха) – растение с тонким ароматом («алангиум гексапеталум»), ядовитый сок которого использовался в медицине.


[Закрыть]пахучей,
Кунжутом, бамбуком, жасмином и тыквой ползучей,
 
 
Ююбой и манго, эбеновым деревом, хлебным,
Ашокой, цитронами, ва́раной [206]206
  Варана(другое название – сету) – одно из священных деревьев, кора и листья которого использовались для приготовления лекарств и заговорных зелий; наделялось магической силой.


[Закрыть]– древом целебным,
 
 
И яблоней «бильвой», и а́саны [207]207
  Бильва– дикая лесная яблоня, чьи кисловатые плоды использовались для приготовления прохладительных напитков.
  Асана– индийский миндаль.


[Закрыть]цветом лиловым,
И яблоней розовоцветной, и болиголовом,
 
 
Медовою ма́дхукой, вечнозеленою бхавьей, [208]208
  Мадхука(буквально: «хмельная», от «мадху» – «мед, сладость, хмель») – дерево («бассиа латифолиа»), из цветов и семян которого добывалось масло и изготовлялось вино.
  Бхавья(буквально: «надлежащее», то есть «прекрасное») – небольшое дерево с ароматными плодами из семейства магнолиевых.


[Закрыть] —
Ее упоительный сок – человеку во здравье.
 
 
Блаженством и негой любовной объяты кимнары,
На взгорьях тенистых играют влюбленные пары.
 
 
На сучьях развесив убранство, мечи и доспехи,
Резвятся четы видья-дхаров, царевна Видехи!
 
 
Размытые ложа и русла речные похожи
На складки слоновьей, покрытой испариной, кожи.
 
 
Цветочным дыханьем насыщенный ветер ущелья
Приносит прохладу и в сердце вселяет веселье.
 
 
С тобою и Лакшманой здесь, луноликая дева,
Мне осень встречать не однажды – без грусти и гнева.
 
 
Деревьям густым, пестрокрылых пернатых приюту,
Я радуюсь вместе с тобой, возлюбив Читракуту.
 
 
Я взыскан двоякой наградой: и Бха́рату-брата
Никто не обидел, и слово отцовское свято!
 
 
Охотно ли здесь разделяешь со мною, царевна,
Все то, что приятно – словесно, телесно, душевно?
 
 
От царственных предков мы знаем: в леса уходящий
Питается амритой, смертным бессмертье дарящей.
 
 
Утесы тебя обступают кольцом прихотливым,
Сверкая серебряным, желтым, пунцовым отливом.
 
 
Ночами владычицу гор озаряет волшебно
Огнистое зелье [209]209
  Огнистое зелье. – То есть по ночам на Читракуте при взошедшем месяце светятся волшебные травы и лекарственные растения.


[Закрыть], богатое силой целебной.
 
 
Иные утесы подобны дворцу или саду.
Другой обособленно к небу вздымает громаду.
 
 
Мне кажется, будто земля раскололась, и круто
Из лона ее, возблистав, поднялась Читракута.
 
 
Из листьев пунна́ги [210]210
  Пуннага– мускатный орех.


[Закрыть], бетеля, из лотосов тоже
Любовникам пылким везде уготовано ложе,
 
 
Находишь цветов плетеницы, плоды под кустами.
Их сок освежающий выпит влюбленных устами.
 
 
Водой и плодами полна Читракута сверх меры,
А лотосам – равных не сыщешь в столице Куберы [211]211
  Столица Куберы– волшебный город Алака, расположенный на склонах гималайской вершины Кайлаши, обители Куберы и Шивы.


[Закрыть]!
 
 
Свой долг выполняя, с тобою и Ла́кшманой вместе,
Я счастлив, что роду Икшваку прибавится чести».
 

Но у самого Рамы тяжело на сердце. Весть о кончине Дашаратхи, прощание с братьями, следы, оставленные ушедшим войском – все напоминает об Айодхье, о родных…

Рама решается идти дальше на юг, через густые леса…

Весть об отказе Рамы от царства достигает Айодхьи еще прежде возвращения Бхараты. Жители столицы уходят в лесные пустыни, чтобы предаться подвижничеству и молитвам о Раме и его спутниках.