Текст книги "Махабхарата. Рамаяна"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
В то время владыкой змеиной державы
Был Васуки, опытный, сильный, лукавый.
 
 
Ему причиняло печаль и терзанье
Ужасное матери змей предсказанье:
 
 
«Придет властелин в заповедное время,
Придет – и сожжет он змеиное племя».
 
 
Чтоб как-нибудь сердце свое успокоить,
Решил он совет государства устроить.
 
 
Пришли на совет всевозможные змеи:
Монахи, врачи, мастера, чародеи,
 
 
Гуляки, ученые, стражи, вельможи
И воины с пышной раскраскою кожи.
 
 
Их множество было – усердных и праздных,
С красивой наружностью и безобразных,
 
 
Но, разных, не схожих, – друг с другом сближало
С губительным ядом жестокое жало!
 
 
Так Васуки начал: «Вы знаете, братья:
Над нами нависла угроза проклятья.
 
 
Быть может, найти избавленье сумеем
От ужаса, ныне грозящего змеям.
 
 
Ломая преграды, с опасностью споря,
Мы средство находим от всякого горя,
 
 
Но это несчастье с другим несравнимо:
Проклятие матери неотвратимо!
 
 
Поныне, как вспомню я слово проклятья,
В испуге, в тоске начинаю дрожать я.
 
 
Я слышал, как вскрикнула мать на рассвете:
«Да будьте вы прокляты, злобные дети!»
 
 
При этом присутствовал Брахма извечный,
Творец изначальный, творец бесконечный.
 
 
Одобрил он матери каждое слово,
И стали мы жертвами жребия злого.
 
 
Да, гибель грозит поголовная змеям,
Проклятие матери мы не развеем,
 
 
Но, может быть, меры предпримем поспешно,
Чтоб месть властелина была безуспешна,
 
 
Чтоб с нами бороться Судьба побоялась,
Чтоб месть Джанамеджаи не состоялась».
 
 
Так начали змеи совет многошумный.
Одни зашипели, весьма скудоумны:
 
 
«Мы примем подвижников мудрых обличье,
Являющих кротость, добро и величье,
 
 
Царю Джанамеджае скажем веленье:
«Ты праведных змей отмени истребленье».
 
 
Но им возразили ученые змеи:
«Вы глупы. Нам действовать надо хитрее.
 
 
К царю мы придем как советники, слуги.
Окажем его государству услуги.
 
 
От нас он захочет услышать сужденье:
Как надобно змей совершить всесожженье?
 
 
Тогда-то придумаем сотни препятствий.
Его мудрецов обвиним в святотатстве.
 
 
Царю мы свои приведем толкованья,
Примеры, и доводы, и основанья,
 
 
Докажем, что гибель змеиного рода
Для мира – несчастье, напасть и невзгода.
 
 
А если он хитрых речей не оценит,
А если сожжения змей не отменит,
 
 
То мы позовем остроумного змея,
Который, как бы о владыке радея,
 
 
Предстанет как жрец, с ним согласный во взглядах
И сведущий в жертвенных сложных обрядах.
 
 
Войдя к властелину в доверье сначала,
Вонзит в Джанамеджаю грозное жало.
 
 
Когда же царя он смертельно отравит,
То змей от погибели страшной избавит».
 
 
Но добрые змеи тогда возразили
Ученым: «О нет, не желаем насилий!
 
 
Должны мы о деле судить без пристрастья:
Не даст нам убийство покоя и счастья.
 
 
В опору возьмем, если беды нависли,
Невинность души, целомудрие мысли!
 
 
Убийство – ужаснее всех беззаконий.
Чем будете жаждать его исступленней,
 
 
Тем раньше погибнете смертью презренной:
В убийстве заложена гибель вселенной!»
 
 
«Ошиблись равно, – изрекли чародеи, —
Ученые змеи и добрые змеи!
 
 
Мы тучами станем и ливнем зловещим,
Как молнии, мы, извиваясь, заблещем.
 
 
Мы жертвенный пламень водою потушим,
Тем самым и замысел царский разрушим».
 
 
«О братья! – воскликнули змеи-святоши, —
Давайте мы вспомним обычай хороший.
 
 
Чем эти пустые вести разговоры,
Пусть ловкие змеи, умелые воры,
 
 
Похитят и ковш и сосуд для обряда
У спящих жрецов. Так возникнет преграда.
 
 
Возможна, друзья, и другая помеха,
Чтоб дело царя не имело успеха.
 
 
Прикажем бесчисленным двинуться змеям,
Народ искусаем и ужас посеем.
 
 
А то мы вползем в человечьи жилища,
И змеями будет испорчена пища.
 
 
Окажутся в пище моча, испражненья, —
Откажется царь от обряда сожженья!»
 
 
«Мы станем жрецами, – сказали вельможи, —
К владыке придем, с многомудрыми схожи,
 
 
Огромной потребуем жертвенной платы,
И царь Джанамеджая, страхом объятый,
 
 
Тогда-то в змеиной окажется власти,
И змей мы избавим от страшной напасти.
 
 
Услышал ты, Васуки, наши сужденья,
Скажи, как избавиться нам от сожженья?»
 
 
Сказал повелитель змеиной державы:
«И вы, и другие, и третьи – не правы.
 
 
А что предпринять – я не знаю, о змеи,
От этого боль моя только острее!»
 
 
Тогда Элапа́тра сказал осторожный:
«Сужденья, которые сказаны, – ложны.
 
 
Должно состояться огню приношенье,
Судьбы отменить невозможно решенье.
 
 
А так как от вечной Судьбы мы зависим,
То с просьбою к ней голоса мы возвысим.
 
 
Я нечто скажу вам на этом совете:
Когда были прокляты матерью дети,
 
 
От страха взобрался я к ней на колени.
Премудрых услышал я стоны и пени.
 
 
Затем они к Брахме явились в тревоге,
«О бог-прародитель! – промолвили боги, —
 
 
Лишь то существо, что безумно и злобно,
Проклясть сыновей своих кровных способно.
 
 
Зачем же ты Кадру одобрил проклятье?
Скажи, прародитель, даруй нам понятье!»
 
 
Ответствовал Брахма всесущий, всеправый:
«Увы, изобилуют змеи отравой,
 
 
Несметны, коварны, сильны и жестоки,
Они, расплодясь, умножают пороки.
 
 
Одобрил я Кадру слова роковые,
Чтоб стали счастливее твари живые.
 
 
Огонь уничтожит свирепых, кусливых,
Зловредных, злокозненных, втайне трусливых,
 
 
В предательстве ловких, в обмане искусных
И всех ядовитых, презренных и гнусных,
 
 
Но те, что правдивы, добры, справедливы,
Честны и смиренны, – останутся живы.
 
 
От них отвращу беспощадную кару:
Родится великий мудрец Джаратка́ру,
 
 
Свои обуздавший стремленья и страсти,
В смиренье познавший блаженное счастье.
 
 
Придет его сын, чистотой наделенный,
По имени А́стика дваждырожденный.
 
 
Придет он в назначенный день приношенья,
Спасет добродетельных змей от сожженья».
 
 
Тут боги спросили творца-властелина:
«Кто матерью будет великого сына?»
 
 
«Узнайте, о боги, что дваждырожденный
Подвижник возьмет соименницу в жены.
 
 
Возьмет он, причастный высокому дару,
Супруг Джараткару – жену Джараткару.
 
 
Родит ему тезка могучего сына,
То будет любви, милосердья вершина».
 
 
Так Брахма промолвил в небесном чертоге.
Одобрили речь прародителя боги.
 
 
О Васуки, есть у тебя молодая
Сестра, что цветет, красотою блистая.
 
 
Недаром зовется она Джараткару:
Они образуют желанную пару.
 
 
Как только попросит себе подаянья
Мудрец, что свершает благие деянья, —
 
 
Как дань милосердия, лепту простую,
Отдашь ему в жены сестру молодую.
 
 
Ты облик людской навсегда ей присвоишь,
Змеиное царство навек успокоишь.
 
 
Тем браком счастливым беду мы развеем!»
Слова Элапатры понравились змеям.
 
 
Они восклицали: «Прекрасно! Прекрасно!»
На сердце у Васуки сделалось ясно.
 
 
Сказал ему Брахма: «Не бойся напасти.
Ты принял в труде благородном участье.
 
 
Я помню, мы сделали гору мутовкой,
А Васуки, длинного змея, – веревкой
 
 
И стали, желая воды животворной,
Сбивать океан, беспредельно просторный.
 
 
За это сниму я с души твоей бремя.
Узнай же: пришло заповедное время.
 
 
Сгорят нечестивцы, погибнут злодеи,
Но живы останутся добрые змеи.
 
 
Живет уже мудрый подвижник на свете,
Безгрешный в законе, суровый в обете.
 
 
Чтоб не было то наказанье жестоко,
О Васуки, жди надлежащего срока,
 
 
Сестру молодую подвижнику выдай.
Судьба не обидит невинных обидой,
 
 
Но только исполни мои приказанья!..»
На этом главу мы кончаем сказанья.
 

 
В то время скитался паломник и нищий,
Суровый подвижник, умеренный в пище.
 
 
Томленья и страсти свои обуздал он,
Обет воздержанья давно соблюдал он.
 
 
Все дни проводил он в трудах покаянья,
И только добра совершал он деянья.
 
 
У мудрого было огромное тело,
Но, предан посту и молитвам всецело,
 
 
Уменьшил он тело, большое вначале, —
За это его Джараткару прозвали:
 
 
Ты, «Джара» услышав, – скажи: уменьшенье,
А «Кару» – суровость, суровость в решенье.
 
 
В обете суров, он удерживал семя.
Он с радостью нес непомерное бремя.
 
 
Покажется тяжким – он бремя утроит,
Где вечер застигнет – там ложе устроит.
 
 
В болотах лежал, по оврагам, в ухабах,
Свой подвиг свершал, непосильный для слабых,
 
 
В священных стихах обретал вдохновенье,
В священных местах совершал омовенье,
 
 
Ища совершенства, по свету скитался,
Одним только воздухом странник питался,
 
 
Он чахнул, сося только листики с ветки…
Однажды подвижнику встретились предки.
 
 
К виране-траве прикрепленные [172]172
  К виране-траве прикрепленные… – Вирана – пахучая трава, из корней которой приготовляется прохладительный напиток.


[Закрыть], в яме
Висели те праотцы вниз головами.
 
 
От стебля одно волокно лишь осталось,
Которым спокойная крыса питалась.
 
 
Приблизившись к праотцам с видом печальным,
Он молвил беспомощным, многострадальным:
 
 
«Вы держитесь только за слабый и рваный,
Изглоданный крысою стебель вираны.
 
 
Сгрызет его крыса, что сбудется с вами,
О в яме висящие вниз головами?
 
 
Скажите мне: кто вы? Ответьте, как другу,
Какую могу оказать вам услугу?
 
 
Могу ли спасти вас от бедствий, от бездны?
Да будут молитвы мои вам полезны!
 
 
Чтоб вызволить вас – мне поверьте, как сыну, —
Отдам своих подвигов треть, половину!»
 
 
Ответили предки: «Подвижник блаженный,
Быть может, поступки твои совершенны,
 
 
Быть может, спасенье несчастным несешь ты,
Но с помощью подвигов нас не спасешь ты,
 
 
На поприще этом и мы подвизались,
Но мы без потомства, увы, оказались,
 
 
Поэтому горя познали мы жгучесть,
О мудрый, чья блещет великая участь!
 
 
С тех пор как над бездною адской повисли,
Утратили мы озарение мысли,
 
 
Тебя мы не можем узнать, но недаром
Скорбящим сочувствуешь с болью и жаром:
 
 
Достоин ты славы, любви, почитанья
За то, что исполнился к нам состраданья.
 
 
Услышь угнетенных мученья и стоны,
Узнай же ты, кто мы, о дваждырожденный!
 
 
Когда-то монахи, святые скитальцы,
Ты видишь, мы жалкие ныне страдальцы.
 
 
Умеренны в пище, не ведая крова,
Мы строгий обет соблюдали сурово,
 
 
Но так как мы не дали миру потомства,
То с бездною адской свели мы знакомство.
 
 
Добро мы творили, забыв о досуге,
Не полностью наши иссякли заслуги,
 
 
Осталось у нас лишь одно волоконце,
Еще не совсем нас покинуло солнце,
 
 
Но стебель порвется – мы рухнем в потемки,
Затем что от нас не родились потомки.
 
 
У нашего рода, что прежде был громок,
Есть, правда, единственный в мире потомок,
 
 
Мудрец Джараткару, великий подвижник,
Хранитель преданий, отшельник и книжник.
 
 
Несчастный живет, не питая желанья,
Усердно блюдет он обет воздержанья,
 
 
Не зная любви, наслаждений взаимных,
Зато разбираясь в молитвах и гимнах.
 
 
Великий душою, бичует он тело,
Духовным делам предаваясь всецело.
 
 
Хотя и огромны святого заслуги,
У жалкого нет ни детей, ни супруги.
 
 
Он к подвигам, он к воздержанию жаден,
Поэтому жребий отцов безотраден.
 
 
В его голове – только глупые бредни,
Поэтому он в нашем роде – последний.
 
 
А мы, из-за глупого родича, в яме
Повисли, унылые, вниз головами.
 
 
Быть может, ты встретишь его на дороге,
Тогда ты скажи ему: «Праведник строгий,
 
 
Отшельник, мудрец, чьи достоинства редки!
На стебле вираны висят твои предки.
 
 
От стебля осталась им самая малость,
И ты – эта малость, что предкам осталась.
 
 
Как можешь ты предкам являть вероломство?
Супругу возьми, чтоб оставить потомство!»
 
 
На стебле вираны висим, не виновны.
Тот стебель непрочный – наш ствол родословный.
 
 
Изгрызана крысой вирана-растенье,
То – временем съедено все поколенье.
 
 
Висим на одном волоконце до срока, —
На сыне висим, что живет одиноко.
 
 
А крыса, которую видишь ты в яме,
То – время, что властно от века над нами.
 
 
Оно Джараткару съедает неспешно,
А тот, возомнив, что живет он безгрешно,
 
 
Гордясь, что обет соблюдает сурово,
Идет, отрешенный от горя людского.
 
 
Смотри, как бесчувственен, как малодушен
Мудрец, что одним лишь уставам послушен!
 
 
Нам подвигов мужа святого не надо,
Не ими спасемся от страшного ада!
 
 
О путник, услышал ты наше стенанье.
Разрушено временем наше сознанье,
 
 
Мы терпим душевные муки, болезни,
Как грешники, мы устремляемся к бездне.
 
 
Но будет и правнук наш временем скошен,
Как праотцы, в бездну мучения брошен.
 
 
Пойми ты, что подвиги, жертв приношенье,
Преданий, молений святых изученье,
 
 
Твое устремленье к делам превосходным —
Ничто, если ты оказался бесплодным!
 
 
Тебе говорим, как надежному другу:
Скажи Джараткару, чтоб взял он супругу,
 
 
Чтоб нам он помог, сострадания полон,
Чтоб с милой женой сыновей произвел он!»
 
 
Сказал Джараткару в тоске безутешной:
«Я – сам Джараткару, я правнук ваш грешный.
 
 
Я делал дурное, умом недалекий.
Меня вы подвергните каре жестокой!»
 
 
Воскликнули праотцы: «Славой богатый,
Скажи, почему ты живешь неженатый?»
 
 
Сказал Джараткару: «Я думал, о деды,
Путем воздержанья добиться победы.
 
 
Грехов уменьшенье, суровость в решенье —
Вот имя мое, вот мое назначенье.
 
 
Не мне, у которого нет достоянья,
Жену содержать – и просить подаянья.
 
 
В душе моей мысль утвердилась такая:
Невинности твердый обет соблюдая,
 
 
Себя от греха наслажденья избавлю
И тело свое в небеса переправлю.
 
 
Но ваши увидел я тяжкие беды,
Теперь прекращу воздержанье, о деды.
 
 
Угодное вам совершу, без сомненья:
Женюсь я для вашего, деды, спасенья.
 
 
Но знайте: для подвигов трудных рожденный,
Возьму лишь одну соименницу в жены.
 
 
Да будет мне имя ее в утешенье:
Грехов уменьшенье, суровость в решенье.
 
 
Пускай мне дадут ее как подаянье,
Я сам содержать ее не в состоянье.
 
 
Как только найдется такая девица,
Что лептою стать для меня согласится, —
 
 
Возьму ее в жены, но только такую,
И знайте: отвергну любую другую».
 
 
Промолвил он праотцам твердое слово,
Простился, и начал он странствовать снова.
 
 
Не мог отыскать себе девушку в жены
Затем, что состарился дваждырожденный.
 
 
В отчаянье впал он от долгих блужданий.
Он в лес удалился для громких рыданий:
 
 
«О вы, что недвижны, о вы, что подвижны,
И те, что сокрыты, уму непостижны,
 
 
И те, что увидели солнце впервые, —
Услышьте мой голос, о твари живые!
 
 
Я – бедный отшельник, суровый в обете,
Скитаясь, давно пребываю на свете.
 
 
Себе воздержанье избрал я оплотом,
Но предки мои, истомленные гнетом,
 
 
Велят мне: «Женись, чтобы чистая дева
Продлила с тобой родословное древо».
 
 
Скитаньям не зная предела и края,
Приятное праотцам сделать желая,
 
 
Брожу я по свету, надеясь жениться,
Но только такая нужна мне девица,
 
 
Что будет мне выдана как подаянье,
Затем, что живу я в посте, в покаянье.
 
 
Подвижные твари, недвижные твари!
Когда о подобном услышите даре,
 
 
О девушке, стать подаяньем готовой
Несчастному нищему с долей суровой,
 
 
Которому брак против воли навязан,
Который ее содержать не обязан,
 
 
О той, что моей назовется женою,
Что носит единое имя со мною, —
 
 
Живет она в близкой ли, в дальней округе, —
Отдайте мне девушку эту в супруги!»
 
 
О том, что подвижник задумал жениться,
Услышали зверь, насекомое, птица,
 
 
Каменья, и рыбы, и реки, и травы,
А также и племя змеиной державы.
 
 
За брахманом Васуки вслед их отправил,
Своих соглядатаев всюду расставил.
 
 
Услышав подвижника стоны и клики,
Те змеи с известьем примчались к владыке,
 
 
А тот повелел, возбужденный и бодрый,
Послать за сестрою своей дивнобедрой.
 
 
Невесту-змею, незнакомую с ядом,
Украсили ярким, веселым нарядом,
 
 
И в лес, где блуждал Джараткару с тоскою,
Отправился Васуки с юной сестрою.
 
 
Встречали их ветви плодами и цветом…
Главу «Махабхараты» кончим на этом.
 

 
Подвижнику Васуки молвил при встрече:
«Твои услыхал я призывные речи.
 
 
О странник, не шел ты по странам впустую:
Прими подаянье – жену молодую».
 
 
Спросил его праведник, радуясь дару:
«Как звать ее?» Змей отвечал: «Джараткару».
 
 
Но праведник, все еще не убежденный,
Колеблясь, не взял дивнобедрую в жены.
 
 
Сказал: «Содержать я супругу не стану».
Ответствовал Васуки, чуждый обману:
 
 
«Красавица эта – сестра мне родная.
Стезей добродетели твердо ступая,
 
 
Подвижнику сделаться хочет супругой,
Возлюбленной чистой и верной подругой.
 
 
Свою соименницу в жены возьми ты,
О славный отшельник, мудрец знаменитый,
 
 
А я содержать ее стану и всюду
Ей твердой защитой, охраной пребуду!»
 
 
Услышав слова: «Содержать ее стану,
Я дам ей защиту, я дам ей охрану», —
 
 
Взял за руку мудрый подвижник невесту,
Отправились оба к священному месту.
 
 
Пришлась ему девушка эта по нраву,
Они поженились согласно уставу.
 
 
Змеиный властитель отвел им покои,
Где странник убранство нашел дорогое,
 
 
Где были ковры в жемчугах, покрывала,
Которыми дивное ложе сверкало.
 
 
Супруге промолвил подвижник женатый:
«Лишь то, что угодно мне, делать должна ты,
 
 
А будет мне дело твое неприятно —
Уйду я, покину твой дом безвозвратно.
 
 
Коль хочешь ты быть мне хорошей женою,
Запомни слова, изреченные мною».
 
 
Услышав приказ, непреклонный и мрачный,
Затмилась печалью душа новобрачной.
 
 
Супруга, чтоб горе не вышло наружу,
«Да будет по-твоему», – молвила мужу.
 
 
И стала – стыдлива, нежна, величава —
Прислуживать мужу столь тяжкого нрава.
 
 
Пред ним трепетала жена молодая,
Малейшую прихоть его исполняя.
 
 
Свои продолжал он святые занятья.
Вот время благое пришло для зачатья.
 
 
Тогда, совершив омовенье заране,
К супругу приблизилась тонкая в стане.
 
 
Зародыш возник в ее чреве мгновенно,
Зажегся, как луч, засверкал сокровенно.
 
 
Как пламя, блестящий, как пламя, всесильный,
Он вспыхнул, духовною мощью обильный.
 
 
Как месяц в его полнолунное время,
Блистая, росло благородное семя.
 
 
А муж становился суровей и строже.
Однажды, с женой пребывая на ложе,
 
 
Он голову ей положил на колени,
Заснул, утомлен от трудов и молений.
 
 
Заснул величайший подвижник в ту пору,
Как солнце уже заходило за гору.
 
 
Жена, с мудрецом возлежавшая рядом,
С младенчества верная чистым обрядам,
 
 
Подумала: «Мужу, согласно обету,
Пора поклониться вечернему свету.
 
 
Будить мне его или будет пристойно
Но трогать его, чтобы спал он спокойно?
 
 
Будить? Но тогда его сон я нарушу!
Не трогать? Заставлю страдать его душу!
 
 
Так что же мне делать? Не ведаю, право:
Супруг мой крутого, сурового нрава!
 
 
Будить? На меня он обрушится гневно!
Не трогать? Но будет скорбеть он душевно:
 
 
Не видя, как солнце сошло с небосклона,
Допустит мой муж нарушенье закона!
 
 
Я знаю, что гнев мудреца – прегрешенье,
Но все же закона страшней нарушенье!»
 
 
Змея Джараткару, жена молодая,
Так мудро о благе и зле рассуждая,
 
 
Решилась – и мужу сказала учтиво,
Пленительно, ласково, сладкоречиво:
 
 
«Безгрешный в законе, могучий в ученье,
Услышь, господин мой, служанки реченье!
 
 
Как бог семипламенный, семиязыкий,
Ты спишь, наделенный судьбою великой.
 
 
О, встань, господин, ибо день на исходе
И скоро стемнеет на всем небосводе.
 
 
К воде прикоснувшись и верен уставу,
Воздай ты вечернему сумраку славу!
 
 
Есть в этом мгновенье и страх и отрада.
Начни, господин, совершенье обряда.
 
 
Пора приниматься за доброе дело,
На западе, муж мой, уже потемнело!»
 
 
Подвижник ответил супруге сурово, —
От гнева дрожали уста у святого:
 
 
«Жена, про свое ты забыла служенье,
Ко мне проявила ты пренебреженье.
 
 
Я верил, я черпал в той вере опору,
Что солнце не сможет в обычную пору
 
 
Зайти, если сплю я: сильней моя сила!
Меня разбудив, ты меня оскорбила.
 
 
Змея дивнобедрая, тонкая в стане!
Отныне уйду я для новых скитаний
 
 
Затем, что мудрец покидает обитель,
Где с ним обитает его оскорбитель!»
 
 
Змея Джараткару, дрожа от испуга,
Сказала, покорная воле супруга:
 
 
«К тебе не явила я пренебреженье,
Невольное ты мне прости прегрешенье.
 
 
К тому я стремилась, о верный обету,
Чтоб ты поклонился вечернему свету».
 
 
Сказал Джараткару, смягчившись немного:
«Я слово изрек непреложно и строго.
 
 
Уйду, как пришел я. Тебе это трудно,
Но так мы решили с тобой обоюдно:
 
 
Свершишь неугодное мне, господину, —
Уйду я, твой дом безвозвратно покину.
 
 
О милая, жил я счастливо с тобою,
Скитальческой снова пойду я тропою.
 
 
Служила ты мне терпеливым служеньем,
Прощай, о змея с безупречным сложеньем!
 
 
Ты брату скажи, что ушел я отныне.
Иди, не скорби о своем господине».
 
 
Лицо у жены потемнело от муки.
С мольбою сложила бессильные руки.
 
 
На мужа она посмотрела глазами,
Омытыми нежного сердца слезами.
 
 
Душа у стыдливой жены загорелась.
Не зная, откуда взялась ее смелость,
 
 
Прелестная, робкая, тонкая в стане,
Ответила голосом, полным рыданий:
 
 
«Супруг, соблюдающий свято законы,
Яви милосердие мне, благосклонный!
 
 
Я тоже закон исповедую свято,
Пред мужем возлюбленным не виновата.
 
 
О благе твоем я пекусь каждодневно,
Взгляни ж на меня, господин мой, безгневно.
 
 
Ужели, великий, уйдешь ты отселе,
Покинув меня, не достигшую цели?
 
 
Что скажет мне Васуки, жалкой, несчастной,
Чья брачная жизнь оказалась напрасной?
 
 
Я стала твоей, домогаясь зачатья
Во имя спасения змей от проклятья.
 
 
Еще не созрело желанное семя,
Которым спасется змеиное племя,
 
 
Оно еще только зародыш безликий,
А ты меня хочешь покинуть, великий!
 
 
Прошу я для блага породы змеиной:
Останься со мной, пред тобой неповинной!»
 
 
Ответил подвижник супруге стыдливой:
«Отныне себя почитай ты счастливой.
 
 
Зародыш, который в тебе возрастает,
Умом и великой душой заблистает.
 
 
Как бог вековечный, как пламя и влага,
Он явится в мир для всеобщего блага.
 
 
Он будет подвижником, мудрым ученым,
В преданьях, в священных стихах искушенным.
 
 
Могуч, как гроза, и, как воздух, целебен,
Всему человечеству будет потребен.
 
 
Он есть! – Джараткару сказал на прощанье. —
Исполнит он Брахмы-творца обещанье!»
 
 
Сказав, удалился подвижник блаженный,
Душой справедливый, умом совершенный.
 
 
Забыл о дворце, о блестящем убранстве,
Ушел он для нищенства, подвигов, странствий.
 
 
Жена молодая, грустна, безутешна,
Отправилась к Васуки-змею поспешно.
 
 
О том, что случилось, поведала брату,
Оплакала горько живую утрату.
 
 
Сказал он, печалью сестры огорченный
И сам еще больше судьбой удрученный:
 
 
«Ты с детства услышала вещие речи.
Ты облик навек приняла человечий.
 
 
Была в твоем браке и цель и причина.
Должна ты родить несравненного сына.
 
 
Вершины постигнув законоученья,
Избавит он родичей-змей от сожженья.
 
 
Не должен твой брак с мудрецом благородным,
Пойми же, сестра, оказаться бесплодным.
 
 
Скажи мне всю правду: могучий ученый,
Подвижник и праведник дваждырожденный,
 
 
Тебя одарил ли зародышем сына?
Я знаю, об этом не смеет мужчина
 
 
Расспрашивать, – мне же нужда повелела;
Спросил только вследствие важности дела!
 
 
Теперь Джараткару блуждает повсюду.
Преследовать мужа сестры я не буду:
 
 
Он может проклясть меня, в гневе горячий,
И нашему делу не будет удачи.
 
 
Но что нам до мужа, сурового в гневе?
Поведай, сестра: есть дитя в твоем чреве?»
 
 
Тогда, повелителя змей утешая,
Сказала сестра: «Ждет нас радость большая.
 
 
Сказал мне супруг, разуменьем богатый:
«Теперь, о змея, тосковать не должна ты.
 
 
Подобный палящему солнцу блистаньем,
Твой сын удивительным будет созданьем,
 
 
Чей жар будет равен полдневному жару.
Он есть! – на прощанье сказал Джараткару. —
 
 
Он есть!» – удаляясь, промолвил он снова,
А слово подвижника – верное слово!»
 
 
И змей, осчастливлен подобным ответом,
Сестру подношеньем почтил и приветом.
 
 
И все исполняли ее указанья…
На этом главу мы кончаем сказанья.