Текст книги "Выпить и умереть"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Нейо Марш
Выпить и умереть

Глава первая
Постоялый двор «Перышки»

Когда Люк Уочмен въехал на Оттербрукский мост, закатное солнце ударило ему прямо в глаза. Золотой расплав червонного света растекался перед ним по дороге и дробился на волнах реки. Люк приложил ладонь козырьком ко лбу и стал таращиться на дорогу. Где-то здесь должен быть поворот на Оттеркомб, но в сияющем закатном мареве ничего не разберешь. Он опустил боковое стекло и высунул голову наружу.

Теплый вечерний ветерок, насыщенный запахами шиповника, папоротника и ароматом далекого моря, окутал путешественника. В сотне шагов впереди покосившийся дорожный указатель с выщербленными от дождя и ветра буковками гласил, что до Оттеркомба 7 миль. Уочмен испытал прилив ностальгии… Только теперь, когда конец пути был уже близок, он ощутил, как ему важна эта поездка. Он свернул с широкой дороги на узкую аллейку, петлявшую между гребнями невысоких холмов. Здесь уже было сумрачно, и в окна машины скреблись колючими ветвями кусты шиповника, словно напрашиваясь в попутчики. Колеса, казалось, разъезжались в разные стороны на колдобинах и буераках. «Так, теперь все время ехать вниз по склону», – припомнил Уочмен. Мысли его уже были там, в Оттеркомбе. М-да, возвращаться в любимые места нужно именно в это время суток, в сумерках, когда все пришли с работы и садятся ужинать, а путешественник, проносящийся мимо в автомобиле, успевает лишь мельком взглянуть на таинственно светящиеся чужие окна… Сейчас там, в «Перышках», Эйб Помрой, небось, уже стоит на крылечке и пялится на дорогу в ожидании гостей.

«Интересно, – подумал Уочмен, – опередили меня друзья или нет?» Скорее всего, они уже прибыли на место. Вероятно, его двоюродный братец Себастьян Периш вышел на свою вечернюю прогулку по деревне. А Норман Кьюбитт, конечно, уже выбрал очередной объект и остервенело тыкает в холст кисточкой… Они второй раз проводят свой отпуск вместе в Оттеркомбе. Вообще-то причудливая у них троица сложилась, если задуматься: Прямо как святочный рассказик: «Как-то раз собрались вместе художник, актер и адвокат, и отправились они половить рыбу в славный рыбацкий поселок в Девоне…» Звучит, конечно, довольно слащаво, но, во всяком случае, для Люка лучше уж рыбачить с Кьюбиттом и Перишем, чем, к примеру, со своими коллегами. Все-таки профессия юриста накладывает неизгладимый отпечаток на человека. Интересно, а самому Люку удалось избежать превращения в окаменевшую конторскую воблу? Хотелось бы надеяться.

Аллейка резко пошла под гору. Люк Уочмен вспомнил про Дессиму Мур. Любопытно, она все еще здесь? И станет ли все так же по субботам проводить ночи напролет в политических спорах с ним, защищая свои возлюбленные левые идеи социальной справедливости; а самое главное – закончатся ли эти полуночные споры тем же самым, чем они закончились в прошлом году?..

У дороги показалась деревушка Дидлсток, которая обозначала последний этап пути в Оттеркомб. Стоило машине миновать Оттеркомбский лес, как сразу стал различим шум моря. Уочмен сбавил скорость и стал осматриваться по сторонам. Где-то здесь Дидлстокская дорога пересекалась с Оттеркомбской, и перекресток этот легко было проморгать посреди буйно разросшихся кустов шиповника, каменистых гряд и пригорков. Ага, вот и он. Уочмен на всякий случай просигналил и свернул…

В следующий миг он изо всей силы ударил по тормозам, машину крутануло, потащило и все-таки стукнуло бампером о бампер невесть откуда вывернувшегося двухместного спортивного автомобильчика…

Переведя дух, Уочмен высунулся из окошка:

– Какого черта, приятель? Вы что, решили, что по Аравийской пустыне едете?

В ответ водитель автомобильчика попытался стронуться с места, но его заморыш только задергался, жалобно зудя мотором. Бамперы сцепились накрепко.

– Вы что, совсем обалдели?! – рявкнул Уочмен. – Перестаньте трепыхаться!

Он выбрался наружу и подошел к маленькому автомобилю.

Здесь, в ложбине между холмистыми грядами, было так сумрачно, что Люк не смог даже разглядеть лица водителя-лихача. Казалось, этот человек тоже собрался выйти из машины, но внезапно передумал. Он, наоборот, откинулся на сиденье и поглубже надвинул шляпу…

– Послушайте, приятель, – начал Уочмен с нескрываемым раздражением, – конечно, вы вносите огромное разнообразие в тихую деревенскую жизнь, носясь здесь на своем легком танке и тараня попавшиеся на пути машины! Но неужели вы не могли просто посигналить перед выездом на перекресток – или хотя бы пострелять в воздух, чтобы предупредить ни в чем не повинных водителей? Да еще и скорость у вас… Вполне достаточно, чтобы выйти на орбиту…

Человек в машине что-то неразборчиво пробормотал.

– Что-что? – злобно переспросил Уочмен.

– Мне очень жаль. Я вашей машины, простите, не заметил… – Водитель был явно смущен.

– Ну ладно, ладно, – махнул рукой Уочмен, все еще злясь. – Однако надо что-то делать, вам не кажется? Вы бы лучше вышли да помогли мне!

– Да-да, конечно! Минуточку… – Человек был очень вежлив и очень смущен. – Мне, честное слово, очень жаль. Это я во всем виноват…

Эта капитуляция окончательно смягчила Уочмена.

– Ну хорошо, – пробурчал он, помогите мне растащить машины, и делу конец…

Смущенный лихач выбрался из своего бегунка с противоположной от Уочмена стороны и стал обходить сцепленные автомобили. Когда Люк приблизился, человек нагнулся поглядеть на бамперы.

– Знаете, я готов приподнять мою машину, если вас не затруднит подать назад на пару футов, – заметил незнакомец и ухватился за бампер широченными, как угольные совки, ручищами.

– Ладно, – кивнул Уочмен и сел за руль.

Машины удалось разъединить довольно просто.

– Все в порядке! – Уочмен высунулся из окошка.

Незнакомец отпустил свой автомобиль и несколько растерянно зашарил по карманам.

– Сигаретку? – предложил Уочмен, протягивая ему свой портсигар.

– Спасибо… – Человек, казалось, поколебался, но сигарету все же взял.

– Дать вам прикурить?

– У меня спички, спасибо еще раз…

Незнакомец отвернулся, спрятав лицо в ладони, и чиркнул спичкой. Можно было подумать, что дует сильный ветер, тогда как на самом деле вокруг был мертвый штиль.

– Похоже, вы едете в Оттеркомб? – осведомился Уочмен.

Лихач зубасто улыбнулся – собственно, кроме зубов, эта улыбка не показала ничего…

– Да, но, боюсь, мне не удастся пропустить вас вперед на этой узкой дорожке, – сказал зубастый с легкой усмешкой.

– Это ничего, при той скорости, на которой вы путешествуете, за вами сможет угнаться разве что метеорит, – дружелюбно осклабился Уочмен.

– Ну что ж, тогда до свидания и еще раз извините… – Человек уже садился за руль. – Постараюсь вам не помешать… Всего вам доброго…

– Спокойной ночи.

Маленький автомобильчик и в самом деле двигался со скоростью, близкой к космической. Он рванул с места, как реактивный самолет, и исчез впереди, на крутом спуске. Когда Уочмен осторожно съехал с пригорка, он увидел, как смешная двухместная машинка уже огибает холм в миле впереди. В вечернем тихом воздухе раздалось отдаленное издевательское бибиканье…

* * *

Дорога вела к побережью перпендикулярно Кумб-Рок, скалистой гряде, которая проходила через прибрежную равнину и глубоко вдавалась в воды Ла-Манша. На склоне скалы виднелось темное пятно, и, когда Уочмен подъехал поближе, стал различим тоннель. Именно через этот тоннель и лежал единственный путь в Оттеркомб. Уочмен миновал столб с табличкой: «Оттеркомб. Осторожно, опасный проезд. Сбавьте скорость» – и на малом ходу проник в тоннель. Здесь он включил фары. Позади в проеме тоннеля фиолетовым пятном мерцало море; впереди тоннель, казалось, упирался в голую скалу. На самом деле сразу после выезда из тоннеля дорога резко брала влево. Уочмен затормозил и тщательно вписал машину в поворот. Внизу слева, у самого моря, и располагался Оттеркомб, небольшая рыбацкая деревушка.

Наверное, именно пугающий путь через тоннель и спас Оттеркомб от превращения в дешёвое курортное местечко, забитое толпами наглых туристов. Пожилые леди, более способные управлять финансами своих супругов, чем автомобилями, побаивались ездить по таким чертовым лабиринтам. А большие машины и автобусы просто не втиснулись бы в узкий проход. Да и вообще-то говоря, Оттеркомб не был особенно живописен и не славился каким-то сверхъестественно бодрящим воздухом или хорошим пляжем.

В сущности, поселок представлял собой кучку домишек, тщательно выбеленных примерно век назад, причем от побелки под неустанным воздействием морских солей, дождя и ветра уже не осталось и следа. По подвалам тут не шатались призраки сиятельных графов или их невинно убиенных падчериц. Не было здесь подземных ходов с потайными лестницами и гробниц со святыми мощами. А со скалы Кумб-Рок открывался самый что ни на есть обычный вид на море. Одним словом, если бы человечество не изобрело виски, в Оттеркомбе можно было бы озвереть от скуки.

Таким образом, представлялось совершенно естественным, что тихое местечко Оттеркомб славилось именно своей многовековой историей самогоноварения и пиратства. Существует целая легенда о том, как в средние века солдаты таможенной службы приняли в тоннеле неравный бой с комбскими бойцами и были отброшены под натиском озаренных самопальным виски местных джентльменов. До сих пор еще можно разглядеть остатки древних ворот, в какой-то период прикрывавших тоннель от проникновения излишне любопытных королевских чиновников…

А в наше время своеобразие Оттеркомба сохраняется только благодаря тому, что владеет им старомодный – хотя и несколько эксцентричный – человек, который содержит дома в пристойном порядке и начинает плеваться лисьим ядом при одном слове «туризм» или «популярность». Так что, ежели случайному проезжему со стальными нервами придет в голову остановиться в Оттеркомбе, он не сможет сделать это никак иначе, как сговорившись с Эйбом Помроем, управляющим постоялым двором «Перышки», и его экономкой и кухаркой миссис Ивз. А если приезжий придется по сердцу местным людям, то они, возможно, возьмут его с собой на лодке и покажут разные укромные местечки. А вечером – верх любезности – поиграют с ним в дартс: дротики, которые надо швырять в особую мишень, укрепленную рядом со стойкой бара, после того как выпьешь достаточно, чтобы не слишком отчетливо видеть эту самую мишень. Кроме того, полюбившийся местным людям приезжий сможет разгуливать по скалам почти без риска быть спихнутым вниз, а также удить рыбу в тех местах, где хотя бы иногда клюет. И наконец, такому достославному человеку позволяется даже без спросу съездить за семь миль в Иллингтон и поиграть в гольф на площадке при трехзвездном отеле. На этом благости Оттеркомба заканчиваются.

Постоялый двор «Перышки» представляет собой квадратное здание, очень напоминающее по своим очертаниям средневековую пыточную башню. Нельзя сказать, что дом этот расположен на пригорке, но тем не менее он как бы подавляет собой весь поселок. Неподалеку от постоялого двора собственно проезжая дорога заканчивается и превращается в узенькую тропку, по которой можно дойти до входа или спуститься дальше, к так называемой верфи, а точнее к лодочному причалу. На углу здания установлена скамейка, где вечерами сиживает со своими приятелями сам Эйб Помрой и выжидает прибытия новых постояльцев. Время от времени старик Эйб встает и выходит на середину дороги, пристально вглядываясь в черную пасть тоннеля, не почему-либо, а просто затем, что так же точно делали его отец, дед и прадед. Собственно говоря, в Оттеркомбе нечего больше соблюдать, кроме традиций.

Уочмен издалека завидел старика Эйба, стоящего на дороге, и посигналил ему фарами. Эйб Помрой в ответ приветственно помахал рукой. Уочмен подъехал поближе, и тогда с крыльца сошел высокий человек в мятых брюках и шерстяном свитере кричащих тонов.

Это был двоюродный брат Уочмена, Себастьян Периш. Значит, друзья все-таки прибыли на место раньше Уочмена…

Люк тормознул и приоткрыл дверцу.

– Здорово, Помрой, – сказал он в щель.

– Здрасьте, мистер Уочмен, рад вас снова видеть. Добро пожаловать.

– Я тоже рад, – улыбнулся Уочмен, пожимая старику руку и глядя на подходящего Себастьяна. – А вы когда приехали, Себ?

– Да сегодня утром, старина. Мы останавливались на полдороге в Эксетере вместе с сестрой Нормана, – отвечал Себастьян, светясь улыбкой.

– А я добрался через Йовиль, – сказал Люк Уочмен. – А где же Норман?

– Он пытался мазюкать до самого захода солнца. Но теперь уже сумерки, так что он скоро заявится. Он начал писать мой портрет на фоне скалы. Я в кроваво-красном свитере, а за мной – фиолетовое море. Выгляжу необыкновенно мужественно.

– Дай тебе бог так выглядеть и в жизни, – вежливо заметил Люк.

– Погодите, мы сейчас затащим в отель ваши вещи, сэр, – вмешался старый Эйб Помрой. – Эй, Билл!

Высокий, тощий, отчаянно рыжий молодой человек вышел на крылечко. Он протер глаза кулаком и приветствовал Люка Уочмена без особого энтузиазма.

– Помоги же с вещами, сынок! – гаркнул старик Эйб.

Рыжий Билл лениво подошел к багажнику и стал выгружать оттуда сумки Уочмена.

– Ну как там поживает Левое Движение, Билл? – осведомился Люк, пряча улыбку. – Оно по-прежнему слева?

– Да, – вяло отвечал Билл. – Непохоже, чтобы оно заметно поправело. Это все ваши вещи, мистер Уочмен?

– Да, спасибо. Я сейчас загоню машину в гараж, Себ, и приду к тебе в бар. Посидим. Как там, Эйб, найдется что-нибудь положить на зуб и горло промочить?

– Ну что вы, сэр! Еще бы не нашлось – для вас-то! Насчет горла вы и сами все знаете, а в смысле пожрать – так миссис Ивз изготовила такого лобстера, что после него и в рай не захочется.

– Да, я вижу, Эйб, вы всем хозяевам хозяин. И кухарке вашей, досточтимой миссис Ивз, тоже спасибо…

Уочмен закатил машину в гараж, который не только хранил явственные архитектурные черты своего происхождения из обычной конюшни, но и насквозь пропах чем-то напоминающим добротный конский навоз. В гараже уже стояло четыре автомобиля. Это были «остин» Нормана Кьюбитта, другой «остин», поменьше, затем «морриц» и, наконец, маленький двухместный автомобильчик, приткнутый в уголок.

– Ха! – воскликнул Уочмен, пялясь на двухместную машину. – Будь я проклят, если это не тот же самый торпедоносец!

Он скорым шагом направился в бар. Еще на лестнице Люк заслышал разноголосый пьяноватый галдеж и звук втыкающихся в мишень дротиков.

– Итак, дважды по двадцатке, – промямлил квелый голос Билла Помроя, а мелодичный женский голос добавил:

– Ну так ведь это прекрасно, милый! Мы с тобой победили!

Значит, она все еще здесь, подумал Уочмен, наскоро обмывая руки под струей ледяной воды из-под крана. Вот только почему она сказала Биллу Помрою «милый»?.. И почему это «мы победили»?

* * *

Уочмен, уютно расположившись в отдельном кабинете при баре в компании своего кузена Себастьяна, поедал лобстера. В «Перышках» есть два бара – общий зал и отдельный кабинет, причем о наличии последнего догадываются далеко не все посетители. Эти два зала соотносятся друг с другом как две латинские буквы «L», вложенные одна в другую. Однако бармен без труда проходит от одной стойки к другой. Зимой и летом дружки хозяина гостиницы Помроя играют тут на пиво. Для рядовых дружков имеется доска для дартса в общем зале. Для завсегдатаев – другая, получше, в отдельном кабинете. Иногда завсегдатаи приглашают туда поиграть новичка – и новичок сразу перестает быть новичком.

Апрельский вечерок выдался прохладный, и огонь в камине жарко гудел. Уочмен закончил ужинать, положил ноги на спинку кушетки и потянулся за трубкой. Закурив, он наконец переключил внимание на Себастьяна Периша, который стоял, облокотившись о каминную доску в весьма картинной позе, довольно характерной для любого заурядного лондонского актера.

– Здорово, да? – сказал Уочмен. – По-моему, чертовски приятно возвращаться туда, где уже все знакомо…

Периш картинно взмахнул рукой.

– Восхитительно! – пророкотал он густым баритоном. – Как приятно оторваться от всего суетного! От этого проклятого городского шума! От постоянных домогательств! От фальши! От манерности! Господи, знал бы кто, как меня тошнит от моей профессии!

– Об этом лучше не надо, Себ! – засмеялся Люк Уочмен. – Ты ведь родился на сцене!

– Все равно, старина, этот добрый чистый воздух для меня значит чертовски много. Не говоря уже о компании!

– Ну да, ну да. – Уочмену всегда казалось, что в устах Себастьяна любое слово звучало словно выдержка из его же интервью с самим собой – довольно выспренно и манерно. Впрочем, Уочмена это не очень раздражало. Это было частью сценического образа Себастьяна, а профессия обычно накладывает на человека какую-то ретушь. Приходится с этим считаться.

Люку всегда нравилось, как Себастьян стоял на ветру с непокрытой головой в крайне эффектной позе, словно готовясь надменно бросить ассистенту режиссера: «Можно снимать!» Видимо, именно в этой позе его и рисовал на сей раз Норман. Но похоже, сейчас слова Себастьяна о манерности и фальши были сказаны не просто так. Видимо, он собирался пооткровенничать с Люком. Но как бы то ни было, разговора по душам не получилось, поскольку дверь отчаянно скрипнула и в комнату сунулся худой встрепанный человек.

– Привет! – воскликнул Уочмен. – Добро пожаловать славнейшему художнику всех времен и народов!

Кьюбитт ухмыльнулся, брякнул об пол мольбертом и вошел внутрь.

– Ну как ты, Люк? Хорошо добрался?

– Отлично. А ты уже рисуешь? Творческий зуд?

– Я тут попробовал взяться за портрет Себа, – сказал Кьюбитт. – Наверное, он уже тебе доложил. Пока сделал только эскиз. Вот. Этим я был занят с утра. А к вечеру пошли в ход краски.

– Так ты что же, пишешь портрет Себастьяна в темноте и без самого Себастьяна? – смеясь, переспросил Уочмен.

– Нет, я задержался просто потому, что заболтался с одним рыбаком. Они все тут в Комбе стали ужасно интересоваться политикой.

– Это все Билл Помрой, – понизив голос, заметил Периш, – с его Левым Движением…

– Ну да, Билл и его Дессима, – кивнул Кьюбитт. – И вообще, поскольку «дессима» по латыни означает «декабрина», я им предложил называть себя декабристами.

– Ну ладно, а где наши деревенские ребятки? – прервал его Люк. – Когда поднимался сюда, я слышал, как они лупятся в дартс.

– Нет, теперь они все пошли в гараж поглазеть, как Эйб травит там крыс с помощью раствора цианида. Хотят за ним присмотреть, чтобы он сам ненароком не схватил дозу.

– О господи! – воскликнул Уочмен. – Какого черта этот старый дурак балуется с цианидами? Ему что, поиграть больше не с чем?

– Наверное… Но это его личное дело, а вот почему мы никак не выпьем как следует, хотя уже давно пора?

– Хо! Ну конечно! – охотно согласился Уочмен, встал и подошел к стойке бара. – М-да, – пробормотал он, оглядываясь. – Кажется, во всем баре ни единого человека… Самое простое – это взять выпивку и записать ему на доске мелом, правда? Что будем пить? Пиво?

– Пожалуй, – кивнул Периш.

– А каким именно ядом обзавелся Эйб? – спросил Уочмен. – И где он его достал?

– Ась? – глуповато переспросил Периш и после некоторого молчания добавил: – Ну, по правде говоря, цианид привез ему я. Купил у аптекаря в Иллингтоне. Кажется, это Шиллева смесь, соль или что-то в этом роде.

– Как? Ты с ума сошел!

– Ну, аптекарь меня заверил, что пары этой самой Шиллевой пакости не так уж вредны, чтобы их нельзя было вдыхать человеку… Не беспокойся, я купил для Эйба еще и респиратор. Так что ничего с ним не сделается.

– Нет, это просто чудовищно, Себ!

– Не вижу ничего чудовищного, старина, – заметил Периш. – Аптекарь был спокоен как сфинкс, когда продавал мне этот цианид. Он сказал, что это относительно безвредная соль синильной кислоты. И был очень любезен…

Уочмен начал немного злиться:

– Позволь выразить мнение, что этот аптекарь – порядочный болван! Если хочешь знать, пара капель кислоты Шилля убивает человека за несколько минут! В британском судебном праве даже есть прецедент, когда убийство совершили всего лишь с помощью одной капли! Но… Позволь, а как же эту отраву использует Эйб?

– Послушай, Люк, погасни, – проворчал Норман Кьюбитт. – Давай-ка пить пиво и расслабляться…

– Эйб собирался залить отраву в плошки по крысиным норам в полу гаража, – объяснил Периш. – Я уверен, что Эйб хорошо представляет себе, что это яд. Он говорил, что потом зацементирует все дырки поверх яда…

– Все равно аптекарь не имел никакого права продавать тебе такую гадость… – недовольно ворчал Люк, вертя в руках кружку пива.

– С нами Бог! – утешил его Норман Кьюбитт, делая добрый глоток из своей кружки.

– А что случается при отравлении синильной кислотой? – спросил Периш.

– Конвульсии, расслабление кишечника, обильный пот и смерть от удушья.

– Да заткнитесь вы наконец! – взмолился Кьюбитт. – Экую вы мерзкую тему избрали для разговора! Давно не виделись, так неужели нельзя поговорить о чем-нибудь более жизнерадостном, чем конвульсии кишечника?

– Ну конечно, конечно… – Периш поднял свою кружку. – Ваше здоровье, друзья! А кстати, как она выглядит, эта самая синильная кислота?

– Ты же ее сам покупал! – брови Люка удивленно поползли на лоб.

– Верно, но я ее особенно не разглядывал. Синяя бутылочка с жидкостью, напоминающей обычную воду.

– Вот-вот! – назидательно поднял палец Люк, уже вполне входя в привычную роль адвоката по уголовным делам. – Синильная кислота, смешанная в той или иной пропорции с водой, как раз представляет собой бесцветную жидкость…

– Припоминаю, – сказал Периш, – что как-то раз я по роли умирал на сцене от отравления цианидом. Пьеса называлась «Глупая смерть», довольно старая пьеска. Пошлое название, верно, но сама пьеса была ничего. Я по мизансцене отбрасывал сандалии всего за пару секунд.

– В этом случае ваш режиссер оказался прав, – буркнул Люк. – Это ужасная отрава. Помню, я как-то занимался одним делом, где некая женщина случайно выпила немного…

– Ради Господа Всеблагого! – взвыл Норман Кьюбитт. – Заткнетесь вы оба? У меня ядобоязнь!

– Неужели? – удивился Периш. – И откуда у тебя, милый, такая модная болезнь? Как тебе удалось ее подцепить? Можешь проследить ее развитие?

– Наверное, – уныло кивнул Кьюбитт, взъерошив волосы. – По существу, мой милый Себ, ты затронул самый корень вопроса, я бы так сказал. Когда ты вспомнил о пьесе, я сразу же забился от фрейдистских страхов, честное слово. Особенно из-за названия пьесы. «Глупая смерть». Именно с этой пьесой у меня связано так много неприятных воспоминаний… Во всяком случае, с семилетнего возраста. Тогда я попросту слышать не мог это словосочетание…

– В семилетнем возрасте? Что ты несешь?

– Ну да. Мой старший брат участвовал в любительском спектакле. Ставили именно эту пьесу. Но он играл главную роль, а меня взял на роль своего сына, и у меня было всего две реплики – «Папа, папа, почему мама так бледна?» и «Папа, папа, почему моя мама так молчалива? О чем она задумалась, папа?»

– Когда мы ставили эту пьесу, то просто убрали эти идиотские реплики заодно с малолетним отпрыском, – заметил Себастьян.

– Согласен, роль была дурацкая. Ты помнишь, отец по пьесе отравляет мать? И долгие годы потом я ужасно боялся всяких ядов. Я даже тайком перемывал все чашки, боясь, что моя гувернантка мисс Тобин может оказаться отравительницей наподобие Борджиа. Я даже изобретал всякие штучки, только чтобы она выпила какао из моей чашки, а мне чтобы досталась ее. Смешно, скажете вы. Ну конечно, сейчас я уже перерос все эти страхи, но что-то на донышке души всегда скребет, когда говорят о ядах… Я даже лекарства стараюсь не принимать.

– Чепуха, – заявил Уочмен. – Мне всегда подобные страхи казались полной ерундой.

– Ты не совсем прав, – заметил в ответ Периш. – Тебя самого трясет, стоит тебе уколоть палец. Помню, как ты однажды свалился в обморок, когда у тебя брали из пальца кровь на анализ! Что ж ты удивляешься, что у нашего Нормана ядобоязнь?

– Ну, это разные вещи, – не сдавался Уочмен. – От вида собственной крови многие люди чувствуют дурноту. А вот ядобоязнь мне еще не встречалась. Но как бы то ни было, я надеюсь, что если я все-таки закончу историю, которую начал рассказывать, то ты, Норман, не станешь падать без чувств, тем более что ковров тут на полу нет…

Норман осушил свою кружку и со стуком опустил на стол.

– Ну, если уж эта чертова история так тебе сдалась… – глухо проворчал он.

– Просто я хотел вспомнить, как один раз присутствовал при вскрытии тела женщины, умершей от отравления. Когда тело вскрыли, я чуть не лишился сознания, право слово. Но не от эмоций, так сказать, а просто от запаха! Вот уж душок был, доложу я вам! Патоанатом потом сказал, что у меня, очевидно, сильная аллергия даже к малым количествам цианида. Я потом болел с неделю. Еще слава богу, санитары меня сразу вынесли из морга на свежий воздух…

Кьюбитт встал и пошел к двери.

– Знаете что, мне надоело. Я иду к мишени, – бросил он через плечо.

– Лады, старик, – засмеялся Периш. – Уж в дартс, я надеюсь, ты побьешь местную публику!

– Из кожи буду лезть, – мрачно ответствовал Норман. В дверях он обернулся. – Да, она спрашивала насчет перспектив. Так как же?

– Дай ей немного крысиного яда! – хохотнул Периш.

– Заткнулся бы ты, – сказал Кьюбитт и вышел вон.

– О чем это он? – полюбопытствовал Уочмен.

Периш улыбнулся:

– У него появилась подружка. Погоди, ты ее еще увидишь… А как позеленел старина Норман от нашего трепа, а? Смех да и только!

– Смех смехом, – заметил Люк, – да только на меня этот самый цианид тоже действует совершенно отвратительно. Правда, только при попадании паров в нос…

– Неужели? Как ты говоришь, назвал эту болезнь твой доктор, специалист по мертвякам?

– Аллергия.

– И что же, ты накроешься от самой малой дозы?

– Наверное… – Уочмен зевнул и поудобнее развалился в кресле. – Знаешь, меня от морского воздуха всегда клонит в сон. А может, я просто утомился, все-таки путь сюда неблизкий… Все время склоны да гребни, кусты еще чертовы повсюду у дороги…

Он прикрыл глаза и, казалось, задремал, но потом поднял голову и спросил у кузена:

– Значит, Дессима Мур все еще здесь?

Периш оскалился:

– Ага, здесь! Только тебе, приятель, придется на сей раз быть поаккуратнее!

– Ты о чем?

– Да о том самом! Она, кажется, надумала выйти замуж!

– Хо! За кого же это?

– Да за Билла Помроя.

Уочмен сел прямо.

– Вот уж не верю! – воскликнул он.

– Почему бы и нет? Девка в самом соку…

– Да я не о ней! Этот слизняк, набитый всякой политической трухой…

– Но, во всяком случае, они классово близки, – усмехнулся Периш. – А также идейно.

Уочмен скривился.

– Что ж, может быть, ты и прав… Она, конечно, глупышка… Ну ладно.

Они помолчали.

– Но тут есть еще и другая девушка, – сказал Периш.

– Другая? О ком это ты?

– Естественно, о подруге Нормана!

– Ну и? Как она из себя? Почему это ты расплываешься в ухмылке, как Чеширский кот, только заговоришь о ней?

– Птенчик мой, – ласково отвечал Периш, – если бы я мог уговорить эту девушку хотя бы просто прогуляться со мной, то я бы бросил свое гнилое актерство, пошел бы в менеджеры, заработал кучу денег и стал президентом компании.

– Ух ты! А чем она занимается?

– Ее Почтенство Виолетта Даррах пишет акварелью.

– Чего-чего?

– Рисует акварельными красками, долдон! А звать ее – Виолетта Даррах!

– Она зануда?

– Ну как сказать. В своем роде. Погоди, ты еще с ней познакомишься.

Периш больше ничего не сказал о таинственной Виолетте Даррах, и Уочмен, которому в принципе это было не слишком интересно, снова погрузился в дрему.

– Между прочим, – пробормотал он чуть позже, – один здешний лихач чуть не протаранил мою машину, пока я добирался.

– Неужели?

– Точно. На Дидлстокском перекрестке. Мы сцепились бамперами, еле разошлись.

– Машину побил?

– Нет. Он приподнял своего пигмейчика за бампер, и я смог выдернуть свою машину. Чудной парень, прямо слово. Псих.

– А ты с ним не знаком? – с любопытством спросил Периш.

– Нет. – Уочмен помял кончик носа. Так он обычно делал при перекрестных допросах свидетелей. – Я его не знаю, но у меня сложилось впечатление, что он страшно не хочет знакомиться со мной. Говорит он интеллигентно, как какой-нибудь доцент. Ручищи как у плотника. И вставные зубы, которые сияют, как кастрюли у миссис Ивз.

– Ты очень наблюдателен, – хихикнул Периш.

– Не более чем тот парень, но я тебя хотел спросить о другом. Может, ты его знаешь? Здесь в гараже стоит его машина!

– Вряд ли, это ты придумал… – начал Периш и тут же переключился: – А вот и ребята!

По лестнице поднималась целая ватага. Билл Помрой вышел за стойку бара и обратился к кому-то, кто сидел здесь, в кабинете, за спиной Периша и Уочмена:

– Добрый вечер, Боб! Заставил вас ждать?

– Ничего, Билл, – ответили из угла. – У меня была еще целая пинта темного пива, когда ты выходил.

Люк Уочмен сдавленно и удивленно чертыхнулся.

– Что такое? – переспросил Периш.

Люк поманил его пальцем. Периш нагнул к нему ухо.

– Это тот самый человек, с кем я столкнулся на дороге! – прошептал Люк.

– Ого! – воскликнул Периш, предвкушая интересное приключение.

– Как ты думаешь, он меня слышал?

– Конечно, слышал!..

Дверь в бар распахнулась, и вошел старый Эйб в сопровождении Нормана Кьюбитта. Норман взял три дротика с подноса и пошел с ними к мишени.

– Я сейчас приду! – раздался грудной женский голос в коридоре. – Не начинайте без меня!

Эйб подошел к камину и выставил на полку небольшую синеватую бутылочку.

– Ну, ребята, дело сделано! – хрипло сказал он. – И если вскорости тут не появятся горы трупов этих подлых тварей, я буду дьявольски удивлен, черт меня дери со всеми потрохами!