Текст книги "Смерть пэра"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Чокнутая?

– Прошу прощения…

– Не извиняйтесь, мистер Аллейн. Вайолет заходила в гостиную перед тем, как с вами повидаться, и, если она продолжала в том же духе, я удивляюсь, что вы не позвонили, чтобы принесли смирительную рубаху. Скажите, она очень странно себя вела?

– Да, как мне показалось. Я подумал, все ли тут объясняется шоком.

Леди Чарльз ничего не сказала, но печально покачала головой.

– Вы думаете, не все здесь гладко? – пробормотал Аллейн.

– Боюсь, что, если честно…

– У нее когда-нибудь были серьезные проявления болезни?

– Видите ли, мы с ними редко видимся. Мой муж почти потерял связь с Габриэлем, пока мы были в Новой Зеландии, но время от времени нам писала тетя Кит и остальные. Поэтому мы знали, что Вайолет попала в санаторий для душевнобольных в Девоншире. Этот санаторий рекомендовала старая леди Лорример, чей муж, как всем известно, сидит под замком уже сто лет. Мы слышали, что у Вайолет ее болезнь проявляется временами. Циклично.

– Что-нибудь в этом роде в семье прослеживалось и раньше?

– О, я совершенно ничего об этом не знаю. Вайолет не то из Венгрии, не то из Хорватии или Боснии. Что-то в этом роде. Ее и зовут-то не Вайолет. У нее какое-то необычное имя, начинается с «Глэ», но не Глэдис. Какое-то фантастическое имя. Так что Габриэль назвал ее Вайолет. Мне кажется, ее девичья фамилия Задоди, но я могу и ошибаться. Она была совершенно никому не известна, даже на своей венгерской или южнославянской родине. Габриэль сказал, что он подобрал ее в посольстве. Боюсь, что Чарли как-то говорил мне, будто «Посольство» – это было такое кабаре или кое-что похуже. Вы можете это помнить по тем дням, когда вы сами были совсем зеленым и лихим юнцом на вечеринках. Конечно, Габриэль представил ее ко двору и все такое, как полагается. Она была очень оригинальна и представительна в те дни: выглядела как кинозвезда, только мылась реже. И мне кажется, что даже тогда у нее случались нервные срывы.

– Должно быть, для лорда Вутервуда это были нелегкие моменты?

– Да, просто ужасные. К счастью, у них не было детей. Для нас, наверное, тоже, поскольку все так обернулось. Хотя могу честно сказать, что это не самый приятный способ стать главой семьи.

Сигарета ее погасла, и она прикурила другую. Аллейн чувствовал, что в ее быстрой речи кроется еще что-то, кроме бравады. Она слишком бессвязно говорила, слишком подчеркивала свою непоследовательность, говорила в каком-то неестественном ритме. Он подумал, что ему показывают имитацию нормальной леди Чарльз Миног, которую играет леди Чарльз, совершенно потерявшая разум от тревоги. Раз или два ему послышался в ее речи намек на заикание, и это напомнило ему Стивена, который, очевидно, заполонил собой все мысли своей матери. Крайняя материнская преданность никогда не казалась Аллейну хорошей или полезной, но здесь присутствовала маниакальная сосредоточенность на своем ребенке, когда объект любви вытеснил собой все остальное. Тревога матери, думал Аллейн, многими понимается совсем не так, как надо, люди принижают ее страстность до нежности, смертную муку – до пафоса. Он слишком хорошо знал материнский ужас, которым сейчас полнились глаза леди Чарльз. Хотя Аллейн был вполне готов к тому, чтобы сыграть на нем, ему было очень неприятно понимать, что именно он сам этот ужас и спровоцировал. Он слышал звуки ее голоса и знал, что она пытается произвести на него впечатление. «Она хочет, – подумал он, – создать у меня впечатление, что ее невестка – сумасшедшая».

– …и я так опасаюсь, – продолжала леди Чарльз, – что эти события окончательно выведут ее из равновесия. Честно говоря, мы все испугались ее, когда она приехала сегодня вечером.

– Почему?

– Понимаете, когда мы к ней обращались, она вообще не отвечала, а потом вдруг начинала говорить про всю эту сверхъестественную чепуху, невидимые силы и все такое прочее. Самое странное во всем этом…

– Что же? – поддержал ее Аллейн, когда она слегка запнулась.

– Не знаю, может быть, мне и не стоило бы об этом говорить…

– Мы будем очень признательны, если вы расскажете нам все, что представляется вам заслуживающим внимания. Мне кажется, – добавил Аллейн без нажима, – что мы можем вам обещать не терять чувства меры.

Шарло бросила взгляд на Фокса, который невозмутимо просматривал свои записи.

– В этом-то я ничуть не сомневаюсь, – ответила она. – Я только боюсь сама его потерять. Просто мне теперь кажется очень странным то, что Вайолет мне сказала.

– И что она сказала?

– Это было, когда мы находились в спальне. Габриэль очень едко выразился насчет черной магии Вайолет или что там такое она делает… и она очень разозлилась на его издевательства. Она сидела у меня на постели, уставившись в пространство, и я готова была уже схватить ее и потрясти, когда она сказала совершенно театральным голосом (только почему-то сейчас он уже не кажется мне таким театральным): «Габриэль в опасности!» Это настолько отдавало мелодрамой, что мне стало вчуже просто неловко. Она снова стала говорить, но уже очень быстро, насчет того, что кто-то там предсказал Габриэлю будущее, что его жизнь истекает быстро и стремительно, как песок в песочных часах. Наверное, она для развлечения занимается еще и предсказанием будущего в свободное от колдовства время. Но прозвучало это просто безумно, и, честно говоря, в тот момент я подумала, что она окончательно свихнулась.

Леди Чарльз перевела дыхание и посмотрела на Аллейна снизу вверх. Он не вернулся в свое кресло, а стоял рядом, заложив руки в карманы пиджака и слушая. Наверное, в его лице она прочитала что-то, чего не ожидала там увидеть: может быть, сочувствие или сожаление. Она этого не ожидала, и ее словно прорвало.

– Почему вы так смотрите? – воскликнула леди Чарльз. – Вы должны были бы стоять, как статуя правосудия. А не смотреть так, словно вам кого-то жалко! Я…

Она осеклась так же внезапно, как и заговорила, дважды ударила кулачками по подлокотникам кресла, а потом внимательно посмотрела на Аллейна.

– Ох, простите, ради бога, – пробормотала она. – Боюсь, вы были совершенно правы насчет того, что у людей в такой ситуации сдают нервы. Мистер Аллейн, я понимаю, что не стоит мне ходить вокруг да около, когда вы на меня так смотрите. Я вовсе не отношусь к числу хитроумных и расчетливых женщин. Язык у меня работает быстрее мыслей, и я уже крепко сваляла дурака. Мне кажется, что лучше мне быть совершенно откровенной с вами.

– И мне так кажется, – согласился Аллейн.

– Да. Я уверена, вы догадались о том, что я думаю об этом ужасном деле. Все, что я вам сказала, – чистая правда. Я знаю, что порой преувеличиваю, но никогда, если это касается важных вещей. Я ничего не преувеличила и не придумала про Вайолет Вутервуд. Мне кажется, она совершенно безумна. И я верю, что она убила своего мужа.

Кончик карандаша у Фокса сломался с громким треском. Он с унылой досадой посмотрел на него и достал из кармана другой.

– Вы можете подумать, – внятно и членораздельно произнесла леди Чарльз, – что я стараюсь тут ради мужа и детей. Я знаю, тетя Кит сказала вам, что мы на страшной мели и просили у Габриэля денег. Я знаю, что для вас это может показаться весьма сильным мотивом. Я знаю, что близнецы вели себя совершенно идиотски. Я даже не жду, чтобы вы мне поверили, когда я скажу вам, что они всегда себя так вели, если им грозило наказание. Тогда они принимали его на себя оба. Так было с самого их детства. Я понимаю, что все это вам не нравится, и не знаю, что сделать, чтобы вы поверили мне, что ни мой муж, ни кто-либо из моих детей не могли бы даже при стократ худших обстоятельствах убить живое существо. Но даже если бы они не были моими детьми, если бы я была лишь посторонним лицом, наблюдателем, как Робин Грей, только без самоотверженной любви Робин к нам, я бы все равно сказала, что Габриэля убила его жена.

– Пока что это вполне разумная теория, – заметил Аллейн. – Можете вы сообщить мне что-нибудь еще, кроме описания ее поведения в спальне? Как насчет мотива?

– Они долгие годы жили на ножах. Раз или два они пробовали разъехаться. Неофициально, конечно. Габриэль никогда не развелся бы с женой официально. В этом я уверена. Ему не понравилась бы сама мысль о том, что надо публично признать свою ошибку. В чем бы то ни было. И мне думается, что Вайолет никогда не была настолько нормальна, чтобы обычным путем избавиться от мужа. Даже если бы это пришло ей в голову… боюсь, ей бы эта мысль тоже не понравилась. Существуют такие удобные вещи, как «Медвежий угол» и дом в Лондоне. Она, конечно, могла бы развестись с ним. У него было несколько довольно вульгарных связей, о которых все знали, но никто не говорил. Они ненавидели друг друга годами, тусклой холодной ненавистью, но сегодня днем они оба вели себя не как всегда. Вайолет просто исходила ядом. Было такое ощущение, что она слила свою неприязнь ко всем другим людям в одну страшную ненависть к Габриэлю. Вот как это было.

– Понятно. И когда, по-вашему, она могла успеть это сделать?

– Я думала об этом. Понимаете, она оставила меня и тетю Кит в спальне после первого окрика Габриэля. Она не возвращалась обратно до тех пор, пока он не крикнул во второй раз, потом мы обе вышли на лестничную площадку, а я пошла в гостиную. В прихожей и на лестничной площадке никого больше не было.

– В этот момент леди Вутервуд вела себя как-нибудь странно?

– Не могу даже сказать вам, насколько странно и угрожающе. Я протянула ей руку, чтобы провести по коридору, но она отшатнулась от меня, словно я ее ударила, и пошла за мной следом. Я даже испугалась и постаралась поскорее пройти коридор. Но она топала следом и что-то бормотала себе под нос. У меня было такое ощущение, что за мной по пятам крадется полудикая собака. В любой момент возьмет и цапнет за ногу.

Возникла пауза. Аллейн повернулся и подошел к одному из окон. Фокс удивленно поднял глаза на инспектора.

– Мистер Аллейн? – потрясенно спросила леди Чарльз. – Что вы делаете? Вы… Неужели вы смеетесь?!

Аллейн повернулся к ней. Лицо его покраснело. Он стоял перед леди Чарльз, протягивая к ней руки.

– Леди Чарльз, – проговорил он. – Я полностью заслуживаю, чтобы вы подали жалобу и меня выкинули бы из полиции. Я сделал абсолютно непозволительную вещь. Мне нет никакого прощения, и все же я прошу прощения от всего сердца.

– Но я совершенно не хочу, чтобы вас выставили из полиции. Но почему вы рассмеялись?

– Я… боюсь, что мое извинение окажется хуже проступка.

– Это вы надо мной смеялись, – убежденно сказала леди Чарльз. Напряжение исчезло из ее голоса. – Люди часто надо мной смеются. Но что такого я сказала? Мистер Аллейн, я настаиваю, чтобы вы объяснили мне.

– Ничего особенного. Есть люди, которые не могут удержаться от нервного смеха, когда они слышат о чьей-то внезапной смерти. Естественно, следователь полиции к ним не относится, но я боюсь, что, когда я слышу о чем-то зловещем и драматичном, да еще если это рассказывают с большим талантом, я иногда реагирую таким образом. То, как вы описали леди Вутервуд… как она шла за вами следом и бормотала… Простите, я жалкий человек…

– Послушайте, вы случайно с нами не в родстве? – задумчиво спросила леди Чарльз.

– Насколько мне известно, нет.

– Никогда не знаешь точно. Все Миноги смеются при разных плохих новостях, поэтому я подумала, что вы тоже из наших. Я и сама из Миногов, из очень отдаленной ветви. Ничего такого, что не позволяло бы выйти замуж по санитарно-гигиеническим соображениям. А как была девичья фамилия вашей матери?

– Бландиш, – беспомощно ответил Аллейн.

– Надо будет спросить Чарли. Бландиш… А пока что давайте вернемся к бедной Вайолет.

– Прекрасно.

– Осталось сказать не так уж и много. Правда, она могла сделать все что угодно, вместо того чтобы идти в туалет… или пока я была в гостиной, хотя ей надо было бы действовать очень быстро, чтобы успеть.

– Да.

– Это все?

– Еще один вопрос. Вы не могли бы назвать имя доктора, к которому леди Вутервуд обращалась, прежде чем ее положили в санаторий?

Леди Чарльз всплеснула руками.

– Господи, это же было сто лет назад! Конечно я не помню.

– А что это был за санаторий?

– Это где-то в Девоншире. Может быть, в Дартмуре… или это я о чем-то другом вспомнила?

– Как дела, мамуля? – спросила Фрида по-французски.

– Не так уж и плохо, – отозвалась леди Чарльз на том же языке. – По крайней мере, я его рассмешила.

– Рассмешила! – воскликнул лорд Чарльз. – Бог мой, но как?

– Пришлось над этим потрудиться, – устало сказала Шарло. – У него создалось впечатление, что я этакий постаревший enfant terrible.[20]20
  Ужасный ребенок (фр.).


[Закрыть] Ему кажется, что он совершил непростительную бестактность, посмеявшись надо мной. Он совершенно очаровательно извинялся.

– Надеюсь, Имми, ты не переиграла.

– Нет, дорогой, ни в коем случае. У него не было ни малейшего представления, к чему я клоню. Не волнуйся, пожалуйста.

«Не волнуйся, пожалуйста», – написал по-французски констебль Мартин на последней страничке своего блокнота и со вздохом достал из кармана свежий.

– Черт побери эту женщину! – буркнул Аллейн в столовой. – Она вознамерилась меня сломить, и, видит бог, ей это удалось. И она думает, что это ей сойдет с рук!

– Вы очень мило извинялись, мистер Аллейн, – сказал Фокс. – Наверное, она тоже так думает.

– Подавайте сюда близнецов, Джибсон, – велел Аллейн.

Глава 14
Ложная клятва Роберты

1

– Видите ли, – проронил Аллейн, стараясь все время смотреть на близнецов, – вы не абсолютно одинаковые. Почти у всех людей расстояние между наружным углом левого глаза и левым углом рта отличается от такого же расстояния справа. Линия, проведенная через оба глаза, не будет параллельна линии, проведенной через рот. В каждом лице как бы есть острый угол и тупой. Вот почему, если вы посмотрите на отражение в зеркале кого-нибудь хорошо знакомого, оно покажется вам странным и искаженным. В обоих ваших лицах острый угол с левой стороны лица. Но у лорда Стивена этот угол более острый.

– Это что? – спросил Стивен. – Система Бертильона? Г-говорящий портрет?

– Что-то вроде того, – ответил Аллейн. – Бертильон уделял очень много внимания ушам. Он разделил ухо на двенадцать основных участков и заметил, что существует еще и внутреннее деление каждого участка. Ваши уши не совсем идентичны ушам вашего брата. И, кроме того, у вас на шее возле уха большое родимое пятно. Леди Вутервуд обратила на него внимание, когда ехала с вами в лифте. – Он повернулся к Колину. – Так что, как видите, было бы очень глупо продолжать утверждать, что в лифте вниз поехали именно вы. Это ведь ложные показания, а на ложные показания закон не всегда смотрит сквозь пальцы.

– Невезуха, Кол, – пробормотал Стивен, рассмеявшись дрожащим смехом. – Ты п-пропал.

– Мне кажется, вы нас пытаетесь подловить, мистер Аллейн, – заявил Колин. – У вас шанс пятьдесят на пятьдесят. Я не верю, чтобы тетя В. заметила на чьей-то шее фурункул, не говоря уже о родинке. Она совсем чокнутая. Я придерживаюсь своих прежних показаний. И могу точно сказать вам, что произошло в лифте.

– Я в этом уверен, – вежливо промолвил Аллейн. – Но, видите ли, я совершенно убежден, что нам этого не надо. У вас двоих было предостаточно времени еще до прихода полиции, чтобы пошептаться. Я знаю, что ваши рассказы будут совпадать во всех деталях, но не уверен, что нам понадобится их слушать, лорд Колин. Так что не вижу повода вас задерживать. Спокойной ночи.

– Это просто ловушка, – медленно проговорил Колин. – Никуда я не уйду. Вы запишете мои показания, хотите вы того или нет.

Инспектор устало вздохнул и терпеливо объяснил:

– Нам не разрешается ставить свидетелям ловушки. За это я вам ручаюсь. Кроме того, я бы ставил вам ловушку, если бы и дальше притворялся, что не знаю, кто из близнецов ехал в лифте, и тем самым подстегивал бы вас и дальше играть вашу комедию ошибок.

– Ут-тихни, Колин, – быстро сказал Стивен. – Не получится. Я и с самого начала не хотел, чтобы ты это делал. Мистер Аллейн, вы совершенно п-правы. Я не убивал дядю Г., но, даю вам свое слово чести, это я повез их вниз, а Колин остался в гостиной. Не надо больше ложных показаний, Кол, ради бога, п-просто посиди.

Побледнев, оба близнеца уставились друг на друга. Так получилось, что их позы оказались редкостно точным зеркальным отражением друг друга, вплоть до угла наклона головы. Идентичные близнецы всегда поражают стороннего наблюдателя. Нам всегда кажется, что внешнее сходство должно быть проявлением внутреннего единства. Легко поверить, что близнецы знают все мысли друг друга, трудно представить себе близнецов, которые ссорятся. Но Аллейн усомнился, что близнецы действуют по обоюдному согласию, когда Колин вдруг произнес:

– Пожалуйста, позвольте мне остаться, пока вы будете говорить со Стивеном. Я прошу прощения, что так себя вел. Я очень хочу быть здесь.

Аллейн ничего не ответил, и Колин добавил:

– Я не стану влезать в разговор. Я просто буду тут сидеть, и все.

– Он все знает п-про меня, – сообщил Стивен. – Я ему рассказал.

– Если ваш брат сперва сообщит нам, что он делал, пока вы были в лифте, – предложил Аллейн, – то пожалуйста.

– Сделай это, Кол, я прошу, – попросил Стивен. – Если ты этого не сделаешь, я буду выглядеть п-последним подлым трусом.

– Ладно, – ответил Колин, – я объясню.

– Ну вот и отлично, – сказал Аллейн. – Садитесь оба. Они уселись друг напротив друга у стола.

– Лучше, – заговорил Колин, – я сначала вам объясню, что мы не первый раз выкидываем это коленце, объединяясь для наказания. Еще маленькими мы так уговорились между собой. Конечно, может показаться, что это очень глупо звучит, совсем как в детской книжечке: «„Сэр, это сделал я!“ – признался маленький Эрик» – и все такое прочее. Но это просто у нас такой уговор. Не на каждый раз, конечно, только когда заваривается крупная каша. Это не означает, что я считаю, будто Стивен прикончил дядюшку Г. Ведь Стивен мне сказал, что это не он, так что я точно знаю.

Колин выговорил все это с непоколебимой уверенностью. Стивен только посмотрел на него.

– Это не я – и все, – подтвердил он.

– Я понимаю, Стив. Я просто объясняю все это мистеру Аллейну.

– Позднее мы поищем что-нибудь более убедительное для суда присяжных. А пока расскажите, что вы делали.

– Я? – переспросил Колин. – О, я просто стоял в гостиной вместе с Генри и с отцом.

– О чем вы говорили?

– Я листал «Панч».

– А остальные о чем говорили?

– Генри спросил: «Они уже ушли?» – а мой отец ответил: «Да». Мне кажется, никто ни слова не произнес, пока тетя В. не завопила, и тогда Генри удивился: «Это что, пожарная сирена? Мне казалось, пожарные машины ездят с колокольчиками?» Отец отозвался: «Это какая-то женщина». Генри фыркнул: «Как противно!» Тут отец заметил: «Это со стороны лифта», а Генри ответил: «Тогда, значит, это возвращается тетя В.». К этому времени вопли звучали ближе, и Генри, по-моему, повторил: «Ужасно противно!» Но тут отец сказал: «Наверное, что-то случилось» – и быстро вышел из комнаты. Генри заметил: «Она совсем рехнулась! Пошли». И тоже вышел. Моя мать, Фрид и, по-моему, Плюшка были на площадке, а лифт стоял наверху. Стив открыл двери и вышел. И придержал дверь. Тетя В. с воплем выскочила из лифта. Тут начался совершенно невообразимый хаос, и я не помню, что было дальше, да вы и слышали уже про это от других.

– Я бы хотел знать, когда ваш брат решил прибегнуть к вашему уговору.

– Я не хотел… – начал Стивен.

– Заткнись, – оборвал его Колин. – Когда они все стали бегать кругами и звонить докторам и полицейским, Стивен пробормотал, что его тошнит. Я пошел с ним в ванную, там его вырвало. Потом мы отправились ко мне в комнату, и он мне рассказал, как все было. И я ему напомнил, что если что-нибудь стрясется, – вроде вас, сэр, – то наш уговор остается в силе. Стивен ответил, что не хочет меня впутывать, но я, конечно, и сам впутался, как вы уже знаете. Вот и все.

– Спасибо, – ответил Аллейн.

Колин закурил сигарету.

– Наверное, теперь я могу рассказать, что случилось в лифте, – предложил Стивен.

– Будьте добры, – откликнулся Аллейн. – С того момента, как леди Чарльз вошла в гостиную.

Стивен выбил пальцами барабанную дробь на столе. Движения у него были более резкими, чем у его близнеца, заметил Аллейн. Колин произносил слова с немного деланой медлительностью, спокойно глядя на Аллейна сквозь светлые ресницы. Стивен говорил отрывисто, его заикание стало более заметно, он все время поглядывал на Аллейна и снова отводил взгляд. Его беспокоило, что Фокс делает пометки.

– Моя мать, – начал Стивен, – попросила кого-нибудь отвезти их на лифте. Я и п-пошел.

– К лифту?

– Да.

– Кто был в лифте?

– Он. Он там сидел.

– Двери были закрыты?

– Да.

– Кто их открыл?

– Я. Тетя В. стояла неподвижно, как будто примерзла к площадке. Когда я открыл двери, она словно бы очнулась и вплыла внутрь.

– А потом? Вы сразу зашли следом?

– Ну, я остановился, просто подмигнул маме, а потом вошел в лифт и нажал на кнопку спуска…

– Минутку. Как расположились в лифте лорд и леди Вутервуд?

– Он сидел в углу. Шляпа на голове, шарф замотан, воротник п-поднят. Я д-думал, что он уснул.

– Уснул? Но ведь только что он орал во весь голос.

– Ну, если не уснул, так надулся. Собственно г-гово-ря, я тогда именно и подумал, что дядя дуется, сидя там в углу.

– А почему он должен был дуться?

– Да он вообще был индюшачьей породы. К тому же тетя В. заставила его ждать.

– Вы заметили его шляпу?

– Ж-жуткая шляпа.

– А что в ней было такого особенного?

– Разве что у нее был такой вид, словно она принадлежала бродяге. По правде с-сказать, я не мог его как следует разглядеть. Тетя В… Тетя Вайолет стояла между нами, и свет не горел.

– Она стояла лицом к нему?

– Н-нет. Лицом к дверям.

– Хорошо. И что потом?

– Ну, я п-просто нажал на кнопку, и лифт пошел вниз.

– А дальше?

– К-когда мы проехали примерно с полпути, тетя Вайолет вдруг принялась вопить. Я на них обоих и не посмотрел. Я просто услышал вопль, подскочил как черт и машинально нажал на «стоп». Мы и остановились. Мы находились почти внизу. Чуть ниже второго этажа.

– И?

– Ну, конечно я обернулся. Я не видел дядю Г. Она стояла между нами спиной ко мне и вопила как резаная свинья. Это было ужасно. Словно над ухом завывал паровозный гудок. Она отодвинулась, и я его увидел.

– И что вы увидели?

– Вы знаете, как это выглядело.

– Не совсем. Мне хотелось бы услышать подробное и точное описание.

Стивен нервно облизнул губы и провел рукой по лицу.

– Н-ну вот, дядя сидел на скамейке. Я припоминаю, что в его шляпе образовалась какая-то вмятина. Тетя потрясла его за плечо, и он вроде как повалился вперед. Голова у него с-склонилась к коленям, а шляпа упала. Тут тетя Вайолет… она подняла его. И я увидел…

– Что вы увидели? Простите, – извинился Аллейн, – но это и правда очень важно. Описание леди Вутервуд было не слишком точным. Я хочу видеть перед собой четкую картину.

– Ч-чего бы х-хотел я, – пылко воскликнул Стивен, – так это как раз не видеть ее! Н-не могу… Кол, с-скажи ему… я н-не могу… Это слишком ужасно.

– А знаете, молодые люди, – проговорил Аллейн, – есть, по-моему, что-то очень правильное в теории о том, что нельзя стараться похоронить в себе страшные и скверные переживания. Идея Старого Моряка[21]21
  Старый Моряк – герой баллады Сэмюеля Кольриджа. Он пристает к гостям на веселой свадьбе, чтобы рассказать им страшную историю о своих мучениях в далеком плавании.


[Закрыть] очень разумна. Описывая что-то ужасное, вы частично избавляетесь от неприятного впечатления.

– Неприятное! Б-бог мой, тесак торчал у него из глаза, а кровь стекала по лицу и попадала в рот! Он издавал жуткие животные звуки…

– А кроме этого на лице были заметны какие-нибудь раны? – спросил Аллейн.

Стивен зарылся лицом в ладони. Голос его звучал глухо.

– Да. На виске. Что-то такое. Я заметил, когда посмотрел… вот сюда. – Пальцы Стивена коснулись виска.

– И что вы сделали?

– Моя рука лежала возле к-кнопок. Наверное, я сразу нажал кнопку верхнего этажа. Н-не знаю даже, нарочно или нечаянно. Мы поехали наверх. Тетя все кричала. Когда я открыл наверху дверь, она почти что в-выпала наружу. Это все. – Стивен схватился за край стола и в первый раз посмотрел прямо на Аллейна. – П-простите, что я не могу рассказать яснее, – извинился он. – Не знаю, п-почему я так вдруг расклеился. Я ведь держался до сих пор. Я даже сам удивлялся, что еще держусь.

– Шок, – пояснил Аллейн. – У некоторых людей он наступает не сразу. Скажите, во время спуска в лифте вы стояли лицом к кнопкам?

– Да.

– Все время?

– Да.

– Вы не слышали за спиной каких-либо движений?

– Я н-не помню, чтобы я вообще что-то слышал. Поездка ведь совсем недолгая.

– Точнее говоря, до первого этажа – тридцать секунд, – сказал Аллейн. – Вы спустились не до конца. Вы не слышали глухого стука?

– Если и слышал, то не помню.

– Ну хорошо. Вернемся немного назад. Пока ваш отец разговаривал с лордом Вутервудом, вы все лежали на ковре в этом углу.

Стивен и Колин обменялись взглядами. Колин беззвучно произнес только одно слово: «Плюшка!»

– Нет. Леди Патриция только сказала нам, что вы лежали на полу. Она объяснила, что это была такая игра. Мы обратили внимание, что игра происходила в том месте, где находится забитая дверь. На ковре сохранились следы губной помады возле щели, а чуть дальше – гуталин с ваших ботинок. Очень трудно удержаться от искушения предположить, что ваша игра состояла в подслушивании разговора в соседней комнате.

– Послушайте, – вдруг спросил Стивен, – а по-французски вы говорите? Да, разумеется… Вы, конечно же, должны знать французский.

– Заткнись, – буркнул Колин.

– Я на ковре не лежал, – сказал Аллейн. – А мистер Фокс пробыл на нем ровно столько, чтобы расслышать, как кто-то сказал: «Taisez-vous donc!» – по-моему, вы, лорд Колин.

– А он вечно говорит «заткнись», – мрачно пробормотал Стивен, – что по-английски, что по-французски…

– А ты зато вечно плюешь на мои советы, – огрызнулся Колин. – Нет чтобы хоть раз послушаться.

– Давайте не будем углубляться в это, – предложил Аллейн. – Значит, после того как закончилась эта увлекательная игра и вошел ваш брат Майкл, вы двое с вашим старшим братом отправились в гостиную, а ваши сестры – в квартиру двадцать шесть. Вы пошли в гостиную сразу же и все вместе?

– Да. Мы пошли все вместе. Девочки первыми.

– Генри только выглянул в к-коридор.

– В каком направлении?

– К прихожей. Его не было всего секунду или две. Он вошел в гостиную сразу после нас.

– И вы оставались в гостиной до того, как пришла леди Чарльз?

– Да, – ответили близнецы в один голос.

– Понятно. Ну что ж, почти все теперь понятно. Еще один вопрос, который, по-моему, я могу задать вам обоим сразу. Разумеется, вы понимаете, что я не стал бы его вам задавать, если бы он не был для нас важен. Какое впечатление у вас создалось от леди Вутервуд за этот вечер?

– Маньячка, – отозвались близнецы хором.

– В прямом смысле слова?

– Да, – ответил Колин. – Мы все так думаем. Сумасшедшая.

– Понятно, – повторил Аллейн. – Думаю, это все. Спасибо.

2

Когда близнецы снова появились в гостиной, Роберта заметила, что они бледны и трясутся в ознобе, словно Нянюшка дала им свое самое эффективное рвотное. Они холодно обвели взглядом остальных членов семьи, прошли к дивану и плюхнулись на него.

– Ну, – наконец проговорил Колин после долгого молчания, – не вижу никаких причин, почему нам не объявить на простом английском, что шило вылезло из мешка, что обман лопнул, что все про все знают.

– Что ты хочешь сказать, Колин? – воскликнула Шарло. – Ты не?..

– Мамочка, мы ничего нового ему не открыли, п-по-тому что он и так абсолютно все знал, – сказал Стивен. – Он знал, что в лифте был я. Что именно я нажал эту маленькую к-кнопочку.

– Я же тебе говорила, – изрекла Фрида. – Я тебе говорила, что вам никогда его не провести.

Стивен смерил ее ледяным взором.

– Неужели одна из моих сестер, – процедил он, – способна сказать такую избитую идиотскую фразу? Да, Фрид, да, дорогая, ты же мне говорила.

– Но, Стивен, – произнесла Шарло таким необычным голосом, что Роберта в первую секунду не могла понять, кто же это заговорил. – Стивен, дорогой, но не может же он считать, что это сделал ты?! Стивен!!!

– Все в порядке, не волнуйся, мамуля, – отозвался Колин. – Не вижу, откуда взяться таким подозрениям.

– Разумеется, неоткуда, – громко сказал лорд Чарльз. – Дорогая девочка, ты расстроена и устала, поэтому сама не знаешь, что говоришь. В полиции не дураки служат, Имми. Тебе не о чем волноваться. Ложись в постель, дорогая. – И он добавил древнюю успокоительную формулу, хотя и без особой убежденности: – Утро вечера мудренее.

– Но как они?.. – спросила Шарло.

– Сердце мое, ну конечно они во всем смогут разобраться. Несомненно, нас ждут очень неприятные времена. Кто-то убил Габриэля, и, хотя это совершенно ужасно, мы можем, естественно, надеяться, что полиция найдет убийцу. Это все страшно, но совершенно необязательно терзать себя, воображая всякие разные ужасы. – Он погладил усы. – Дорогая моя, – продолжал он, – предполагать, что для мальчиков существует какая бы то ни было опасность оказаться под подозрением, – значит оскорбить их, Имми. Невиновным людям даже в самом страшном деле не грозит никакая опасность.

Фрида посмотрела в противоположный конец комнаты, где над спинкой кресла виднелась рыжая голова констебля.

– Вы тоже с этим согласны? – громко спросила она.

Изумленный констебль поднялся на ноги.

– Простите, мисс?

– Было бы очень здорово, – промурлыкала Фрида, – если бы мы узнали, как вас зовут.

– Мартин, мисс.

– Так вот, мистер Мартин, я спросила вас, могли бы вы поклясться, что невиновные в этом деле находятся в такой же безопасности, как в раю, независимо от того, насколько подозрительно они выглядят?

– Да, мисс, – ответил констебль.

– Ослица ты моя, – фыркнул Генри, испепеляя Фриду взглядом, – это кто же подозрительно выглядит?

– Генри! – вмешалась леди Чарльз, – ты не должен так разговаривать с Фрид!

– Прошу прощения, мама, но Фрид абсолютно то самое, чем я ее назвал.

– И вовсе нет! – вскричала Фрида. – Мы все выглядим подозрительно. Разве нет? – требовательно спросила она у констебля. – Разве мы не кажемся подозрительнее Джека Потрошителя?

– Не могу сказать, мисс, – смущенно ответил констебль, и Роберте вдруг стало страшно жаль его.

– Ну хватит, Фрид, – оборвал ее лорд Чарльз. Роберта не могла себе представить, что в его голосе могут, звучать такие резкие ноты.

Фрида театральной походкой пересекла комнату и уселась на подлокотнике кресла матери.

В дверь постучали, и констебль с видом великого облегчения ответил на стук. Последовал обычный приглушенный разговор, но он был прерван веселым и громким голосом.

– Все правильно, – бодро произнес голос в прихожей. – Мистер Аллейн все про меня знает, а леди Миног меня ждет. Если вы мне не верите, идите и сами спросите.