Текст книги "Аноним (СИ)"
Автор книги: Нави Тедеска
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)
Глава 2
Карета мерно двигалась по дороге, еще не совсем просохшей от весенней грязи. Фрэнк в какой-то момент устал разглядывать проплывающие мимо пасторальные пейзажи и, кажется, слегка задремал.
Наконец, карета проехала каменную арку, увитую только начинающими зеленеть плетущимися розами, обозначавшую начало владений Шарлотты фон Трир. Баронесса была уже не юной, но всё ещё красивой и крайне обаятельной женщиной, питавшей огромную любовь к чувственным удовольствиям, а точнее, молоденьким юношам и девушкам, что их доставляют. Эта слава летела за ней по пятам, куда бы она ни отправилась, но Шарлотту, самую богатую вдову в пригороде Парижа, это мало волновало. У неё был статус и были деньги. Много денег. Эта женщина держала в своих цепких, унизанных дорогими перстнями пальцах несколько производств как в Париже, так и неподалёку от него, что остались ей от мужа. Детей им не суждено было родить, и после смерти супруга баронесса решила жить в своё удовольствие, тратя безумные средства на таинственные балы, приобретая для себя почитателей, должников, меценатов и даже людей, на которых у неё за несколько лет собрался неплохой компромат. Всё это придавало её слову вес и при дворе, и в обществе, и она жила, совершенно не заботясь о том, что злые языки говорили за её спиной.
В управляющих у неё был очень интересный юноша. На год или два старше Фрэнка, он казался очень образованным и смышлёным, в его цепком взгляде читался острый и подвижный ум. Его звали Люциан, и несколько раз они с Фрэнком пересекались на приёмах в Париже, когда сопровождали своих хозяев в их выходах в свет. Фрэнк как-то услышал в разговоре месье Джерарда, что этого мальчика баронесса фон Трир отыскала в одном из загородных приютов для сирот, которые объезжала в надежде на то, что ей приглянется ребёнок и она усыновит его.
****
История, рассказанная Джерардом, вещала о баронессе Фон Трир, что начала поиски помощника по приютам почти сразу после смерти любимого мужа, не желая оставаться одной. По своему супругу баронесса очень горевала, почти год нося траурное платье и чёрную вуаль. Но, как назло, встреченные дети ей совершенно не нравились, все они были шумными и капризными, а Шарлотта оказалась не готова к такому. Уже к вечеру, отъезжая от очередного приюта ни с чем, она случайно заметила юного мальчика, читающего книгу под дубом неподалёку и не обращающего внимание ни на что вокруг, и на миг её сердце замерло. Поэтому она, не раздумывая, забрала тринадцатилетнего подростка с собой, сделав его своим помощником.
Сейчас Фрэнк знал, что роль управляющего по делам поместья далеко не единственная для Люциана. Он также помогал баронессе справляться с делами производств – наследством мужа – и неплохо приумножал капитал. Фрэнк не сомневался, что около года назад, когда Люциан стремительно возмужал и стал выглядеть, как уверенный в себе молодой человек, а не подросток, ему пришлось взять на себя и некоторые другие обязанности более интимного характера. Впрочем, это никого не волновало: фактически, он, как и Фрэнк для Джерарда, был почти собственностью баронессы, и, приди ей в голову спать даже с тринадцатилетним мальчиком – никто бы и слова не сказал.
По странному стечению обстоятельств, тридцатилетний Джерард и Шарлотта, которой было немного за сорок, были очень близкими друзьями. Именно друзьями, Фрэнк готов был поклясться в том, что между ними ничего не было. По крайней мере, сейчас. Возможно, когда-то в прошлом их пути пересеклись именно благодаря особенностям службы Джерарда, но об этом времени Фрэнк ничего не знал. Тогда он был ещё ребёнком. Сейчас же эти двое часто встречались, проводя вместе вечера за игрой в преферанс или шахматы, читая друг другу книги вслух или изредка выезжая в свет, чтобы посетить выставку или оперу. Джерард обожал Шарлотту сверх меры, испытывая к ней очень тёплые чувства, почти сыновнюю любовь. Фрэнк, положа руку на сердце, разделял его взгляд. Шарлотта была такой яркой, зрелой, настоящей. Не оглядывалась на чужое мнение и не лицемерила. Более того, баронесса была умна и получила очень хорошее разностороннее образование в молодости, что позволяло ей свободно говорить на трёх языках и вести интересную беседу почти на любую тему, начиная с политики, экономики и заканчивая философией и религией.
****
Джерард любил Шарлотту и считал, что почти ни в чём не уступает ей, разве что был он моложе и образование своё получил не вот разномастных учителей, а из сотен прочитанных книг, самостоятельно, иногда – тайком подслушивая лекции под дверью, когда еще зарабатывал на жизнь тем, что мыл полы и убирался в стенах Парижского Королевского Университета. Ему пришлось пройти тогда через несколько кругов ада, чтобы убедить главного ректора в том, что семнадцатилетний оборванец достоин этой должности. Но сейчас Джерард не жалел ни о чём, всё это было лишь прошлым, лишь ступеньками к тому положению, что он занимает сейчас. Теперь у него было поместье, пожалованное самой королевой ему и наследникам фамилии, фактически – родовое гнездо, в прошлом бывшее домом для какого-то разорившегося знатного рода, потерявшего всякий вес при дворе. У него была прислуга, пусть всего три человека, включая Фрэнка, но они были преданы ему всей душой, вплоть до самопожертвования, если бы это потребовалось.
Поль – садовник, дворецкий, сторож и на все руки мастер, когда дому требовался мелкий ремонт, – был мужчиной почтенного возраста, знавшим поместье Джерарда ещё со времён своего детства. Он прослужил в нём всю жизнь и, когда старые жильцы съехали, отправив его на все четыре стороны без жалования, просто сполз по стене и, сидя на ступенях, заливал слезами и вином свои уже седеющие бакенбарды. Всю жизнь он посвятил этим людям, их детям, этому дому… И оказался лишним, обузой, когда пришла беда. Он был твёрдо намерен сидеть тут, пока вся его боль и обида на эту несправедливую жизнь не выльется наружу, а потом повеситься где-нибудь на видном месте, чтобы хоть как-то насолить новому хозяину этого дома, которому наверняка не будет дела до немолодого дворецкого, оставшегося без всего. Ему казалось, что жизнь кончена: кто возьмёт в дом старого камердинера, у которого даже нет достойного костюма, чтобы выйти навстречу к новому хозяину? Он выглядел как вор и нищий и прекрасно понимал это. Слава Богу, что после нескольких часов оплакивания своей судьбы он настолько выдохся, что уснул в той же позе и проспал до утра, открыв глаза только тогда, когда экипаж Джерарда уже подъезжал к его новому дому. С этого момента, со встречи с Джерардом, у Поля началась его вторая жизнь.
Маргарет появилась в поместье вместе с ним. Точнее, Джерард был с ней знаком задолго до того, как у приобрёл статус, деньги и поместье. Маргарет была приятной полноватой хохотушкой, которую в своё время жизнь била с неторопливой жестокой последовательностью. Первое время, которое Фрэнк ребёнком провёл в этом доме, он общался по большей мере именно с Маргарет и очень привязался к этой светлой, несмотря на все испытания, выпавшие на её долю, женщине. Она практически заменила ему мать.
Джерард был младше её примерно на пятнадцать лет, хотя и не спрашивал никогда её точного возраста. Он был знаком с Маргарет ещё с тех времён, когда они выживали в одной банде попрошаек и оборванцев, промышляющих грабежами, милостыней и мелкими кражами в Париже. Женская часть их многочисленной общины стандартно подрабатывала, продавая себя всем желающим. Пятнадцатилетний Джерард уже тогда был очень красивым мальчиком, лицо его притягивало многие и многие неприятности. Старший банды подбирался к нему, намереваясь испробовать свежую кровь. Джерард до сих пор не знал, почему Маргарет тогда заступилась за него. Наверное, вид его заплаканных глаз, смотрящих на неё с безмолвным воплем, стекленеющих под грубыми руками обезумевшего мужчины, насквозь провонявшего потом, мочой и объедками, был невыносим для неё. Тогда, когда она посмела вмешаться, шепнув полураздетому Джерарду: «Прячься быстрее, пока он не опомнился», её сильно избили и грубо изнасиловали. Старший наблюдал за вершившимся судом, ублажая себя рукой, и, в итоге, остался очень доволен таким исходом его затеи. Возможно, он бы практиковал такое развлечение и дальше, но следующей ночью его нашли мёртвым, в луже собственной крови. В своей окоченевшей руке он сжимал ставший бесполезным отсечённый член, а Джерарда и Маргарет уже не было в Париже.
Промаявшись около года в предместьях столицы, перебиваясь случайными заработками, сезонными сельскими работами и краткосрочной подменой болеющих постоянных слуг в поместьях, Джерард понял, что нужно что-то менять. Ему недавно исполнилось шестнадцать, и за всё то время, что он провёл с Маргарет, отираясь в богатых домах и добывая себе средства к существованию всеми возможными способами, он успел уяснить несколько простых истин.
Первая заключалась в том, что его внешность не оставляет равнодушными ни мужчин, ни женщин. Множество случаев выражения неприкрытого внимания убедили его в верности этого утверждения. Следовательно, он красив? Возможно. Но это не имело никакого значения, если не приносило реальной пользы для их непростой жизни.
Следом шла истина, узнавать которую ему пришлось от случая к случаю, невольно становясь свидетелем многочисленных измен господ, как жён, так и мужей, с другими людьми, как знатного, так и простого происхождения. Постоянно оказываясь волею судьбы не в то время и не в том месте, незамеченный никем, он навидался полных разврата и похоти сцен, где женщины сношались с женщинами, мужчины подчиняли мужчин, где несколько женских и мужских тел свивались в жуткий, шевелящийся, стонущий клубок страсти. Его ясный ум, закалённый тяжёлой жизнью с самого раннего детства, видел всё это и вил нить размышлений. Мысли эти привели к пониманию того, что все люди, бедные ли, богатые, а в особенности – знатные представители высшего света, так как с одной стороны они были облечены властью, а с другой – зависели от оков чужого мнения и злословия и не могли проявлять свои низкие желания в открытую; так вот, все люди зависят от чувственных удовольствий. Они находятся в плену у собственной похоти, в настоящем рабском подчинении – и почти всегда идут на поводу плотских желаний своего тела. Но какой смысл в этом знании, если от этого ни ему, ни Маргарет, не становилось легче жить?
Третья истина открылась ему в его шестнадцатое лето, когда они прислуживали в одном богатом поместье. Маргарет – на кухне, а Джерарду, такому красивому, тихому и умному мальчику, позволялось заходить в хозяйское крыло и помогать с сервировкой стола, сменой постели и прочими мелкими поручениями. К хозяину поместья в отсутствие жены всегда приезжала молодая, не слишком красивая, но безумно обаятельная и остроумная любовница, явно не высокого происхождения. Несмотря на общую скромность тканей её платьев и немодного фасона, она выглядела всегда настолько маняще и по-женски привлекательно, что Джерарда это сбивало с толку. Он начал наблюдать за ней, прислушиваться, что она говорит и как. Во что она одета, и почему эта одежда на ней производит такое необычное впечатление. Как она двигается, и что при этом выражает её лицо. Замирая и едва дыша, несколько раз он подглядывал, как они с хозяином занимаются любовью. Чем больше он наблюдал, тем сильнее восхищался. И тем шире и полнее открывалась для него последняя истина, открывавшая ему техники обольщения и все те бонусы, что это обольщение приносило, будучи правильно разыграно. Молодая любовница тянула из хозяина поместья деньги, ценные бумаги, подарки, и делала это так виртуозно, что мужчина сам оказывался инициатором одаривания как знака любви и внимания к ней. Со стороны Джерард видел, как того очаровывают, дурманят, играют с ним на самой грани, от которой у мужчины туманился разум, и он был готов на всё, лишь бы получить желаемое, такое близкое, но и настолько же далёкое. Как она вовремя обижалась, надувала губки, остужая его пыл, как одним взглядом и чувственным движением ресниц разжигала его снова, и понял, что, кажется, нашёл для себя ключ к высшему обществу. К мужчинам, что им заправляют, и женщинам, что этих мужчин, порой, дёргают за ниточки. К лестнице, на вершине которой находился королевский дворец с Её Величеством королевой и живущими там, неизвестными пока, грязными тайнами и интригами. Третья истина стала для него дверью в ту жизнь, которую он всегда хотел для себя, жизнь, в которой он сам был хозяином, управляющим собственными делами и даже делами государственными, а не жалким мальчиком на побегушках.
И Джерард начал постигать искусство обольщения. Сам мастерил соблазнительного кроя одежду из того, что ему отдавали с щедрого хозяйского плеча, а Маргарет помогала ему шить и подгонять невероятно распутного вида сорочки и обтягивающие бриджи по фигуре. И эта одежда, пусть и со следами поношенности, но безумно ему идущая фасоном и цветом, сидящая идеально, стала для него той драгоценной огранкой, что придаёт от природы красивому камню невозможную притягательность и шик.
Маргарет помогла открыть ему тайны женского макияжа, не того кричащего ужаса, что наносили себе на лица некоторые дамы из высшего света перед походом на бал, а тех незаметных штрихов, которые добавляли взгляду томности, глубины, губам придавали манящую красноту и блеск, а щекам – здоровый притягательный румянец. Джерард помнил, как они в один день пробрались тайком в хозяйский будуар и, сидя у трюмо перед зеркалами, Маргарет творила над ним волшебство. Он, от природы обладавший необычной, притягательной внешностью, после её колдовства над баночками и кисточками увидел в зеркале такого себя, что сам на некоторое время испугался. Сначала казалось, будто ничего особо не изменилось в его образе, но стоило по-другому упасть свету или наклонить голову, как его лицо превращалось в убийственное оружие соблазнения. Маргарет тогда, увидев со стороны, во что сама же превратила Джерарда, с тихим охом сползла на пуф и, ошарашенная, сказала: «Я не знаю, к чему это тебе, Жерар, но, прошу, будь с этим аккуратнее. Ты рискуешь произвести слишком сильное впечатление на окружающих тебя людей». Сколько Джерард помнил себя, Маргарет всегда нежно называла его Жерар, хотя к французам и французской крови он не имел никакого отношения. Его родители когда-то бежали из Италии от преследования инквизиции из-за лже-донесения и после долгих скитаний обосновались в Париже.
Эти три Истины – Внешность, Человеческая похоть, Искусство обольщения, – он заставил служить себе, своей цели. Победы, многие из которых поначалу были небольшими, с каждым месяцем наработанного опыта становились всё крупнее и масштабнее; они позволяли Джерарду забираться на ступеньку выше и выше, пока он, став любовником одного очень влиятельного при дворе человека, не попал на приём к королеве.
Это был именно тот день, что решал всё. Джерарду только исполнилось восемнадцать, и он уже несколько месяцев ублажал и подчинял волю своего женатого виконта, воспылавшего к нему безумной страстью, уговаривая, чтобы тот взял его на королевский приём под любым предлогом. Всё это время он никогда не забывал о Маргарет, выдавая её за свою старшую сестру и устраивая женщину работать в тот дом, где хозяином был его очередной покровитель. Джерарду это удавалось очень легко, ведь Маргарет была прекрасной работницей, и это была смешная цена за те бесконечные чувственные наслаждения, что получал в знак благодарности хозяин дома.
И вот вершина лестницы. Джерард попал на приём в качестве дальнего родственника своего любовника, и ему были абсолютно не важны все его выдуманные родословные и титулы, которые виконт просил запомнить во имя поддержания легенды: сегодня этот мужчина, хоть он и был относительно добр и щедр, должен был исчезнуть из его жизни. Джерард знал это так же хорошо, как то, что за окном стоит июнь. Или он победит в этой игре, или проиграет. Середины не дано. Стремительно перемещаясь по зале, на ходу перекидываясь остроумными фразами с дамами и их спутниками, он приближался к королеве, сидевшей на роскошной тахте перед открытым окном в сад и выглядевшей скучающей. Вокруг неё щебетала её свита, но Джерарду казалось, что венценосная особа была готова всё отдать, чтобы они разошлись по дальним концам залы и оставили её в одиночестве и тишине. Он прекрасно осознавал, что такой юноша, как он, пусть красивый, пусть имеющий притягательную мужскую фигуру и бархатный голос, будет смешон для этой женщины в качестве соблазнителя. Он выяснил заранее, что королева никогда не питала слабости к юным мальчикам, но в остальном была довольно эксцентричной особой. Следовательно, предстояло удивить её дерзостью, остроумным юмором, бесконечным уважением, своими заслугами, зрелым умом, что несло в себе это тело. И предложением бескомпромиссной верности. Более того, это был единственный шанс на миллион, что она обратит на него своё внимание и запомнит надолго. Он подошёл и, почти не останавливаясь, дерзко наклонился к ней, что-то прошептав на итальянском в её высокую причёску прямо над ухом. Какое-то время Её Величество сидела, не двигаясь, смотря на него яростно и недоуменно, но, встретив взгляд ореховых с прозеленью глаз и ощутив, с какой эмоцией на лице юноша смотрел на неё, она медленно растянула губы в лёгкой улыбке и кивнула.
Никто тогда не расслышал фразы, сказанной Джерардом, никто не знал точно, что произошло в тот момент, это навсегда осталось их личной тайной. Даже Фрэнку не было позволено узнать её, все разговоры на эту тему были под запретом в поместье Мадьяро. Но факт оставался фактом: уже через неделю Джерард с Маргарет переехали в левое крыло дворца, туда, где располагались спальни особо приближённых к королеве подданных самого высокого должностного ранга. А еще через год своей успешной тайной службы у королевы Джерарду Мадьяро было отписано небольшое поместье в пригороде, куда он и переехал с Маргарет в своё девятнадцатое лето. Джерард был самым юным подданным на службе у Её Величества, самым незнатным и самым ненавидимым человеком за всю историю правления королевы. И он же был тем, кто приносил больше пользы короне своими нестандартными умениями и оригинальным подходом к решению сложных проблем и пикантных вопросов, чем некоторые обширные и имеющие власть канцелярии и управления.
Глава 3
Остановившись, карета резко качнулась, выведя Фрэнка из ленивой дремоты. Он сонно огляделся вокруг и, услышав голос кучера: «Прибыли, месье», надел полумаску на лицо. Фрэнк дождался, пока ему откроют дверцу, чтобы легко спрыгнуть на мощёную шлифованным камнем дорогу, ведущую к парадной лестнице поместья. Та широкими мраморными ступенями поднималась к крыльцу под колоннадой и упиралась в массивную дубовую дверь – главный вход в особняк баронессы.
Волнение, волнение… Как бороться с ним, когда впервые решаешься на безумную авантюру? Когда уверяешь себя сделать что-то, что никто и никогда бы не одобрил, что-то, что повлечёт за собой непредвиденные последствия? Уже поздно было размышлять об этом, привратник в чёрной ливрее и бархатной маске с лёгким учтивым полупоклоном открыл перед Фрэнком тяжёлую входную дверь, ведущую в темноту. Чуть помедлив, понимая, что развернуться и уйти уже никак не получится – это просто ниже его достоинства, Фрэнк вступил в эту чёрную пустоту, ощущая бьющееся волнение прямо в гортани. Темнота обволокла его, и дверь за спиной с тихим скрипом затворилась.
Пытаясь подавить панику, он некоторое время просто стоял, не двигаясь и прислушиваясь к приглушённым, таким далёким звукам музыки. «Невероятно, – думал он в тот момент, когда глаза ничего не видели, руки ничего не осязали, и только слух, обострённый до предела, пытался добыть хоть какую-то информацию об окружающем, – я ведь был здесь столько раз. И знаю главный холл и гостевое крыло этого особняка довольно хорошо. Я помню этот длинный коридор, заканчивающийся высокими дверями с ажурными позолоченными ручками. Но сейчас, без источников света… мне кажется, что я попал в совсем другой дом, и не могу решиться сделать и шага».
Оставшись в темноте и потерявшись во времени, не решаясь двигаться, он просто ждал, что же произойдёт дальше. Ведь не могло это странное бездействие длиться вечно? Вдруг за правым его плечом возник свет. Пытаясь скрыть испуг и удивление, юноша повернул к нему голову. Это был тусклый огонёк небольшой свечи в миниатюрном подсвечнике, который держала рука в перчатке, исчезающая в темноте за ореолом света. Чуть выше внезапно проявилась красочная маска, полностью скрывающая лицо, край треуголки и атласный шарф под ней, будто вырванные этим скудным светом из окружающей темноты, как часть чего-то чуждого и ирреального. Усилием воли Фрэнк заставил себя не вскрикнуть от неожиданности и успокоить сбившееся дыхание.
– Господин желает посетить бал наслаждений? – тихо, бесполо пропел голос. Невозможно было понять, женский он или мужской и реален ли вообще, или же прозвучал в голове?
– Господин в первый раз здесь? – раздалось со спины, и Фрэнк, не сдержавшись, резко на каблуках развернулся в ту сторону. Совершенно идентичная свеча, перчатка, маска в треуголке… Даже голос тот же? Он непонимающе вернулся взглядом к первой, что блестела прорезями для глаз, чуть склонив голову на бок, будто с любопытством изучая его.
Не дождавшись от него ответа, маски начали медленно двигаться вокруг, находясь на некотором отдалении. Длинные, теряющиеся в темноте полы плащей шуршали о ковровую дорожку, которая, Фрэнк точно помнил, вела от входной двери к внутренней. Он совершенно потерялся в этом шелестящем кружении тусклого света и любопытном внимании к своей персоне. Наконец, одна из масок произнесла:
– Господин уверен, что приехал именно туда, куда ему нужно?
– Я… Я тут по приглашению… – начал было Фрэнк запинающимся голосом, но его грубо прервали, приложив к приоткрытым губам палец в чёрной бархатной перчатке.
– Чш-ш… – послышалось от фигуры, что скользнула рукой по краю рта и подбородку Фрэнка, и это интимное прикосновение показалось слишком долгим. – Здесь не принято называть имён и титулов, Господин. Тут каждый считает себя Анонимом, и право каждого на анонимность свято блюдётся. Впредь будьте осторожнее, Господин. Всего одно нарушение правил, и двери этого дома навсегда закроются для вас.
– Вы знакомы с правилами бала, Господин? – прошептала другая маска, склонившись к самому уху так, что даже коснулась кожи. Фрэнк вздрогнул, почувствовав на плече лёгкое скользящее движение руки.
– Н-нет… – запинаясь, выдохнул он. Всё происходящее сейчас было очень тонким чувственным спектаклем, умом Фрэнк понимал это, но всё равно ничего не мог поделать с дрожью в голосе. Его нервы были натянуты до предела, и все чувства бились в агонии предвкушения, распрощавшись с логикой и разумом.
– О, Господину не стоит этого стесняться, – бесшумный, едва шелестящий танец продолжился, вот только расстояние между Фрэнком и масками сократилось до минимума. Он чувствовал, как широкие полы длинных плащей задевают его ноги, скользя по лодыжкам.
– Первое правило бала удовольствий утверждает священное право каждого гостя на Анонимность и запрещает снимать маски. Исключений нет. Наказание – отлучение от бала навсегда, – красивым, чистым, но таким же невозможно пустым голосом пропела одна из фигур.
– Навсегда… – шёпотом отозвалась вторая, не спуская с Фрэнка взгляда любопытных глаз.
– Второе правило бала утверждает право любого гостя на все предлагаемые развлечения и удовольствия и утверждает, что все события этой ночи останутся в этих стенах.
– О тех, кто не держит язык за зубами, Королева Бала узнаёт очень быстро, в наказание – отлучение от бала навсегда, – маски поменялись местами, окутывая Фрэнка еле уловимыми, но очень чувственными прикосновениями.
Он был так заворожён ими, что слушал эти голоса, пребывая в каком-то оцепенении.
– Третье и последнее правило бала предупреждает, что всё, происходящее за этой дверью, – тут одна из фигур, повернувшись, указала в темноту грациозным движением руки, – происходит только по взаимному согласию сторон. Никакого принуждения…
– Никакого насилия, – подхватила вторая, легко проводя рукой по спине Фрэнка, – только удовольствие, на которое согласны все участвующие.
– Нарушителя ждёт отлучение от бала…
– Навсегда…
Фрэнк уже немного свыкся с этим обволакивающим кружением и бесполыми голосами, его мысли и чувства, наконец, пришли к относительному спокойствию, и он осмелился произнести:
– Я уяснил правила, – и, немного помедлив, добавил: – Могу я обратиться с просьбой?
Одна из масок заинтересованно приблизилась к его лицу и шепнула:
– Слушаем вас, Господин.
– Мне нужна другая маска, закрывающая всё лицо, которая подойдёт мне. Я ошибся в своём выборе сегодня, и хотел бы исправить упущение.
– Господин получит то, что желает, – одна из фигур затушила свечу и исчезла в темноте. Спустя недолгое время пальцев опущенной руки Фрэнка коснулся предмет. Ухватив его, он извлёк из темноты маску, покрытую тёмной позолотой. Она неплохо сочеталась с его костюмом, хоть и была достаточно простой. Обычный овал с прорезями для глаз и рта, покрытый золотом. Но, надев её на лицо поверх первой и затем сняв мешающую полумаску так, чтобы лицо осталось незамеченным, он понял, что она отлично подходила по размерам и сидела удобно. Определённо, эти создания на входе были очень опытными привратниками. Сейчас, свыкшись с обстановкой, Фрэнк не удивился бы, открыв, что к каждому посетителю, в зависимости от его поведения в темноте, маски демонстрируют разный подход.
– Чудесной ночи наслаждений, мой Господин, – сказала удаляющаяся от Фрэнка фигура. Юноша понял, что его приглашают следовать за ней, и послушно пошёл в ту сторону. Остановившись у массивных деревянных дверей, за которыми уже более ясно различалась музыка, фигура в маске осветила ажурные золочёные ручки и потушила свечу. Фрэнк, вновь оказавшийся в неуютной темноте, тут же протянул руку, нащупав пальцами прохладный металл, и облегчённо выдохнул.
– Помните о правилах, Господин, – прошелестело над его ухом в последний раз, и пространство вокруг снова замерло, будто в этой темноте не было никого, кроме Фрэнка.
Решив не терять больше времени и боясь утратить только что обретённую уверенность, Фрэнк толкнул дверь, пропуская внутрь негромкие звуки струнного квартета и приглушённый свет.
****
Помещение, куда он попал, было знакомо по предыдущим визитам в поместье баронессы. Но сейчас оно оставляло совершенно другое впечатление. Округлая зала с помпезной широкой лестницей, поднимающейся по обе стороны у дальней стены, замыкалась небольшой площадкой, на которой сейчас расположились музыканты, играющие один из поздних экспрессивных струнных квартетов Бетховена. Все они также были шикарно одеты и облачены в полумаски. Между Фрэнком и лестницей простирался широкий холл, по которому в странном танце кружили пары со скрытыми лицами, и никто не обратил на нового гостя ни малейшего внимания. Всецело увлечённые своими спутниками, люди двигались, с одной стороны, будто бы соблюдая основные движения и позы танца, знакомые Фрэнку по балам в домах высшего света, но с другой, в этих позах и жестах проскальзывало нескрываемое увлечение друг другом и раскованность, полное погружение в игру с человеком напротив. Состав пар был совершенно разным: тут были и мужчины, и женщины, и смешанные пары, и никому не было дела ни до кого, кроме своего спутника. Желание найти лучшего для себя партнёра на одну ночь – вот что читалось в блеске глаз за масками и напряжённых, сдерживающих кипящую страсть движениях. Одежды танцующих были роскошными и умело, с фантазией подобранными. Дамы не стеснялись откровенных декольте и стройнящих узких корсетов, выгодно подчёркивающих их прелести как сверху, так и снизу. Мужчины привлекали богатыми тканями костюмов, некоторые соблазняли эротично распахнутыми воротами сорочек, свободный крой которых не стесняли ни безрукавки, ни сюртуки. Обтягивающие завышенные силуэты брюк и бриджей выгодно подчёркивали округлости ягодиц и стройность талии, стремительно переходящей в широкие мужские плечи.
Огромная хрустальная люстра, что висела над танцующими, была украшена лёгкой прозрачной тканью разных алых оттенков: от нежно-розового до кроваво-тёмного, алого цвета. Полотна ткани были очень длинными и расходились от люстры к высоким колоннам как лепестки огромной лилии, перевёрнутой головкой вниз. Эта ткань колыхалась, дышала и периодически скрывала за собой людей, она будто бы жила своей жизнью, и от этого ощущение нереальности происходящего только возрастало. Фрэнк уже давно забыл, кто он, где он и даже зачем пришёл сюда, полностью отдавшись атмосфере бала, будто попав в незнакомую, таинственную и безумно манящую сказку.
– Господин желает вина? Или, возможно, шампанского? – голос высокого слуги в маске вывел его из состояния оцепенения, и Фрэнк коротко кивнул. Взяв с подноса глубокий бокал с рубиновой жидкостью, поднёс его к губам, чуть сдвинув маску вбок. Вино было невероятным, терпким и пьянящим, как и всё происходящее вокруг. Фрэнк неспешно прошёл к одной из колонн, чтобы улучшить себе обзор, и смаковал содержимое бокала. Густое, ароматное вино было чуть сладковатым и достаточно крепким, чтобы Фрэнк, не отужинавший в поместье, почувствовал лёгкое кружение головы уже на третьем глотке. Окинув зал взглядом, он увидел слугу с подносом закусок-канапе и жестом пригласил его приблизиться. Взяв несколько кусочков сыра, снова приник спиной к колонне, с интересом наблюдая за движущимися под звуки квартета парами. Джерарда нигде не было, но Фрэнк даже не смог расстроиться этому факту, так его захватило происходящее. «Что же дальше? Когда же и где начинается следующая часть бала?» – думал он, отправляя в рот сыр и запивая вином. В голове приятно шумело, а тело наполнялось сладким предвкушением и томной негой, разливая тепло по каждой мышце.
****
Спустя недолгое время его наблюдений, за которое к нему подошли и попробовали пригласить на танец две женщины и несколько мужчин, которых он вынужден был огорчить отказом, по всей зале раздался низкий вибрирующий звук гонга. Музыка стихла, и пары, только что сплетавшиеся в танце, замерли. Фрэнк также насторожился, почувствовав, что сейчас последует следующий акт представления. Отмирая, пары, держась за руки, не спеша проходили между колышущимися лепестками ткани и исчезали, скрываясь с глаз где-то за колоннами. Фрэнк немного выждал и пошёл следом за очередной парой. Освещения становилось всё меньше и меньше и, наконец, стало так мало, что очертания предметов и стен лишь неясно угадывались взглядом в мерцании свечей редких канделябров. Пары скрывались в различных коридорах, которые лучами расходились от круглой залы с лестницей. Он шёл по одному из таких тёмных ходов, периодически попадая в сквозные залы небольших размеров, где, сидя на мягких диванах и софах, лёжа, стоя на коленях, мужчины и женщины медленно начинали разоблачаться, лаская и поглаживая друг друга, ничего и никого не стесняясь. Эти невероятные картины проносились мимо сознания, становясь тем горячее и раскованнее для юного Фрэнка, чем дальше забирался он вглубь гостевого крыла в поисках непонятно чего. Его интимный опыт основывался всего на нескольких ознакомительных походах в бордель, которые устроил ему наставник, и общался там он исключительно с девушками. Они интересно и не без пользы провели время тогда, но ведь сознание наше устроено таким образом, что участвовать самому и наблюдать со стороны – это две разные истины. То, что открывалось глазам Фрэнка в некоторых помещениях, заставляло его замирать, а сердце моментально ускорять ритм почти в два раза, тягучими тяжёлыми волнами гоня кровь к паху.
