Текст книги "Аноним (СИ)"
Автор книги: Нави Тедеска
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Аноним
Глава 1
– Ты прилежно учишься, мой мальчик, – мужчина легко коснулся его свободно ниспадающих на плечи волос, задевая их складками кружевного манжета.
Затем он медленными шагами направился к окну, мимо массивного письменного стола, заваленного бумагами, свитками и оструганными гусиными перьями. Он едва слышно прошёл вдоль высоких, до потолка, деревянных полок, уставленных книгами различной толщины, размера, цвета обложки, чтобы встать у стеклянной двери, выходящей на широкий балкон прямо над главным входом в особняк. Ему открылся прекрасный вид на ухоженную дорогу, ведущую к лестнице и входной двери; на парк, уже скинувший зимнюю стылость и готовящийся распуститься побегами молодых трав и цветов; на небольшой пруд справа от дороги, окружённый чётко остриженным кустарником-лабиринтом; на старинный мраморный фонтан со статуей, изображающей женщину в свободном одеянии с широкой чашей на голове. Этот умиротворяющий весенний пейзаж мягко оттеняло ясное, лазурное небо с лёгкими перьями белых облаков, быстро бегущих по нему. Створки балконной двери были чуть приоткрыты, и в душный, пропитанный запахом книжной пыли кабинет на втором этаже медленно просачивалась эссенция жизни – теплеющий весенний воздух, несущий не поддающиеся никакому описанию ароматы, и едва уловимое пение птиц – соловья и малиновки, обрадованных неожиданно начавшимся тёплым сезоном.
Он встал между тяжёлыми бархатными шторами, заслонив часть света, и дышал полной грудью этим воздухом, чуть прикрыв глаза; ресницы его слегка подрагивали от нарастающего внутри нетерпения. «Вечером. Сегодня вечером. Боже, как же я утомился ожиданием», – думал он, подставляя лицо ненавязчивым солнечным лучам. Силуэт его, несмотря на свободную сорочку и свободные холщовые бриджи, был подтянут и внешне спокоен. «Ненавижу суету и торопливость», – сквозило в его скупых, лениво-точных движениях. Но это была лишь видимость. Каждую секунду душа его наполнялась радостью предвкушения, и юноша позади него, сидящий за письменным столом и усердно выводящий буквы на тонкой бумаге, совершенно не отвлекал от приятных размышлений.
Слишком долго хозяин поместья был занят политическими делами и интригами при дворе, что предполагало постоянное нахождение в Париже и отсутствие какого-либо времени на личные увлечения и пристрастия. Почти на целый долгий месяц пришлось покинуть дом – такой уютный пригород, своего юного протеже и невинные аристократические радости в виде еженедельных тематических балов. О, от отсутствия последних он страдал больше всего! Конечно, в столице балов проводилось на порядок больше, и были они гораздо более изощрёнными и масштабными. Но… в них не было места таинственности и интимному уединению, не было места тонкой чувственности, к которой он так привык. Только калейдоскоп костюмов, нарядов, масок, блеск и игра освещения, громкая музыка, реки шампанского, неискренний хохот и низкие, животные инстинкты. Это и притягивало, и отпугивало тайного советника Её Величества по личным вопросам. Посетив бал в Париже единожды, он зарёкся повторно бывать там, просто потому, что предложенные варианты развития событий не принесли ему удовлетворения, сколько бы он ни потратил времени на поиск партнёра для воплощения своих фантазий. «Не та атмосфера. Слишком очевидно. Слишком грубо. Слишком примитивно», – повторял он про себя, вспоминая свой печальный опыт и разочарование от столичного бала. Он уже привык так легко находить и получать желаемое тут, в пригороде столицы, на неофициальных балах в поместье Шарлотты фон Трир, что месяц без своего любимого развлечения был для него тягостен и бесконечно долог. «Вечером, вечером…» – стучало хрустальным молоточком в голове, и, сам того не осознавая, мужчина начал улыбаться.
– Я закончил, месье, – юноша, подняв голову от бумаги и отложив в сторону перо, с едва заметным смущением смотрел на своего хозяина, опекуна и просто спасителя.
****
Десять лет тому назад этот юноша, тогда ещё оборванный, голодный мальчишка, приплывший на переполненном корабле с беженцами из Лондона в поисках лучшей доли, месяц скитался по грязным улицам Парижа в поисках зазевавшихся прохожих, чтобы обокрасть их. Или же подкарауливал невнимательных торговцев, чтобы утащить батон или яблоко. Именно тогда он очень неудачно столкнулся с богато одетым молодым господином, поймавшим его за руку. Это был конец – так думал он в тот момент, ведь самое малое, что могло случиться, – это путешествие в суд или полицейский участок, где с такими симпатичными бездомными мальчиками происходили очень мерзкие вещи. Это не было секретом для промышляющих на улице бродяг, среди них даже ходила поговорка: «Поймали за руку – отгрызи её и беги со всех ног», – потому что тех, кто попадался на горячем, больше никогда не видели. А неопознанные трупы, истерзанные неуёмной фантазией мучителей, напротив, находили в тёмных переулках очень часто. Мальчик был готов сражаться за свою жизнь со всей яростью загнанной в угол крысы, но, к его величайшему удивлению, молодой господин, крепко державший его за руку чуть выше локтя, громко рассмеялся прямо посреди улицы, просто глядя на него сверху вниз. Он был так молод и так красив!
– Не делай глупостей, крысёныш, – весело улыбаясь, сказал он. – Ты нравишься мне, такой живой и полный злобы. Кажется, совсем недавно я сам был таким же. Если твои мозги так же остры, как и зубы, что ты скалишь на меня, то мы с тобой поладим, и ты будешь по своей воле говорить мне спасибо утром и вечером, каждый день до конца своей жизни. Рискнёшь попробовать?
Мальчик не знал, что ответить этому странному молодому господину, но добрый взгляд ореховых с прозеленью глаз будто приглаживал выпущенные наружу иглы, и неосознанно голова мотнулась в утвердительном кивке. С тех пор утекло много лет, жизнь уличного бродяжки круто изменилась, но не проходило ни одного дня, чтобы утром, проснувшись, и вечером, перед тем как закрыть глаза, юноша не благодарил своего благодетеля за тот день, когда оказался пойманным им за руку в центре Парижа за попытку кражи.
****
– Фрэнки, мой мальчик, ты до безумия непоследователен, – мужчина, мягко улыбаясь, чуть отвернулся от окна, чтобы встретиться с ним взглядом. – Кажется, вчера ты клятвенно уверял меня, что теперь всегда будешь называть меня «Джерард». И что я слышу?
Фрэнк, который давно уже не считал себя «мальчиком», сконфузился, и его аккуратные небольшие уши окрасились алым на кончиках.
– Простите… Джерард, – запинаясь, сказал он. – Мне тяжело быстро перестать называть вас так, как я привык за эти годы. Но это не значит, что я пытаюсь расстроить вас, просто досадная привычка, прошу, не сердитесь, – он говорил очень уверенно, почти как с равным, именно этому учил его хозяин много лет, пытаясь искоренить в нём подсознательное желание подчиняться, угождать и, говоря хозяйскими словами, вылизывать задницу кому бы то ни было.
– Достойный тон, – Джерард одобрительно склонил голову, не переставая мягко улыбаться. – Постарайся привыкнуть как можно быстрее, Фрэнки. Не то чтобы это обижало меня, но умение быстро адаптироваться к предложенным новым условиям пригодится тебе и в этой жизни, и в нашем с тобой общем деле. Мне нужен компаньон, который не будет ошибаться и путаться в обращениях, – он улыбнулся чуть шире, явно выделяя последнюю фразу.
– Я усвоил это, Джерард. Могу я зачитать вам результаты из моего доклада?
– Прошу, – Джерард снова отвернулся к окну, только сменил позу на более удобную, боком оперевшись на раму за портьерой и скрестив руки со свисающими кружевными манжетами на груди. Шнуровка его домашней сорочки была свободно распущена у горла, открывая солнцу, заглядывающему внутрь помещения, белые ключицы и ямочку меж ними.
Фрэнк начал читать полученные результаты, следя за ровным и ясным звучанием своего голоса. Отчитывался он о средствах, уходящих на содержание поместья, с отдельно расписанными статьями трат и доходов, с множеством мелких уточнений и нюансов. Работа была всеобъемлющая, Фрэнк трудился над отчётом почти неделю, но его наставник, Джерард, был неумолим, присылая грозные письма из Парижа. Сейчас двадцатилетний юноша уже занимал должность камердинера и управляющего всем поместьем, и заботы обо всём, что могло понадобиться для привычной и налаженной жизни, лежали целиком на его плечах. Это как нельзя лучше оттачивало остроту мысли и ясность памяти, а необходимость всё подсчитывать и записывать, анализируя потребности и их изменение, прекрасно тренировала способность логически мыслить и делать выводы. За десять лет в этом доме Фрэнк настолько изменился и усовершенствовался во всём, что касалось языков, чтения, логики, математики, светских бесед и даже теории интриг, что ни внешне, ни мыслями, ни душевной организацией уже давно не напоминал того забитого десятилетнего мальчишку с парижских улиц. И его мастером, наставником и примером во всех этих сферах был хозяин поместья – Джерард Артур Мандьяро.
Отношение Фрэнка к нему менялось с каждым прожитым рядом днём, месяцем, годом. Оно прошло долгий путь от страха, недоверия, вялого интереса к заинтересованности, восхищению, ненасытному, ярому обожанию и, на данный момент, к глубокому, осознанному тёплому чувству внутри груди. Фрэнк был умён и образован, он уже давно охарактеризовал его, как «сильная симпатия, глубокая привязанность, любовь». В этом определении для Фрэнка не было ничего странного или отталкивающего. Он давно был молча влюблён в своего наставника и не представлял никакого иного варианта развития событий, чтобы могло сложиться иначе. Ведь тот спас ему жизнь, предложив весь мир взамен жалкому бродяжничеству. Он ввёл его в свой дом, стал учить всему, что знал сам, и никогда не устанавливал границ в обсуждениях, так филигранно переходя с политической темы на тему высокой моды, что у Фрэнка иногда кружилась голова от мастерски выстроенных речей хозяина. Джерард учил его красиво ходить, одеваться согласно случаю, танцевать, двигаться «грациозно и гордо» или «томно, чуть лениво»; наставник был мастером во всём, что касалось создания образа, привлечения внимания, остроумной придворной игры на грани оскорблений и ненависти, но никогда и на чуть эту грань не переступающей. Даже внешне хозяин был ухожен и невыразимо прекрасен, притягателен в любой ситуации и одежде. Только сейчас Фрэнк уже знал, насколько тяжёлый труд и долгая работа над собой за этим стояла, ведь он испытал его методы на себе.
Все это не было странным, ведь Джерард Артур Мандьяро, тайный советник Её Величества по личным вопросам, был элитнейшей, безумно дорогой проституткой на службе короны. Фрэнк не знал, можно ли так называть то, чем занимался хозяин. Ведь никогда за свои действия он не требовал денег. Хотя очень часто получал и их, и другие знаки внимания в таких количествах, что у Фрэнка никак не укладывалось в голове – каким образом это возможно? Что нужно сделать, чтобы виконт разоряющегося рода отдавал его наставнику последние бриллиантовые украшения своей жены после встреч с ним, и Джерарду приходилось снисходительно принимать их, потому что иначе виконт грозился расправиться с собой, не уезжая из поместья? Что делал в восточном крыле, в этой запретной для всех комнате, обитой шёлковой тканью цвета тёмного янтаря, хозяин с несговорчивым послом какой-либо провинции, после чего тот подписывал любую бумагу, что подсовывали ему, загадочно и блаженно улыбающемуся, канцелярские крысы королевы? Чем он занимался с главным камердинером из свиты наследника другого государства, когда тот приезжал с дипломатическим визитом, после чего все самые гнусные секреты и тайны венценосного правителя были в полном распоряжении Её Величества? За своё искусство обольщения, за умение вовремя выслушать и вовремя сказать то, что нужно, за умение читать людей, как открытые книги, когда надо, подчиняясь, а в других случаях удовлетворяя скрытую потребность в подчинении и подавлении, наставник получал мыслимые и немыслимые блага для себя, своего положения при дворе и тех, кто был ему дорог. И, конечно же, столько же ненависти, порицания и презрения от благородных представителей высшего света, которым не перепало от небесных сил даже малой толики его талантов. Многие бы отдали душу просто за то, чтобы избавиться от него. Или чтобы провести с ним хотя бы одну ночь.
Джерард Артур Мандьяро не был представителем аристократической крови или громкой фамилии. По многим недоговорённым до конца беседам, ведь хозяин не любил рассказывать про своё далёкое прошлое, Фрэнк понял, что месье Джерард достиг всего, что имеет, сам, практически с нуля. Как-то тот обмолвился, что рос в бедной семье, и отец умер рано, а мать не могла прокормить ораву голодных детей, в которой наставник был одним из младших. Все они были предоставлены сами себе и кормились, кто как умел. Больше учитель никогда не упоминал о том времени.
Месье Джерард мешал такому количеству людей, что Фрэнк до сих пор не понимал, как хозяин дожил до своих тридцати лет в такой атмосфере. Но он жил, становился ещё изощрённее в своём искусстве обольщения и образованнее в науках, оттачивая свое мастерство до невозможной остроты. И он учил Фрэнка всему, что знал и умел сам, потому что сделка, заключенная с наставником много лет назад, гласила, что в свой двадцать первый день рождения юноша перейдёт под фамилию Уэев, став преемником и наследником Джерарда, который был категорически против брака и детей. Что примет на себя все дела и ответственность, переложит на свои плечи обязанности советника и отпустит учителя на несколько лет путешествовать по миру. Это была давняя его мечта, которая никак не могла осуществиться, пока тот был при дворе на службе у Её Величества.
Фрэнк начинал с разнорабочего и служки в этом доме, драил полы и тёр серебро, постепенно, по крохам заслуживая доверие и расположение, дойдя по лестнице иерархии до статуса управляющего поместьем. Наставник всегда общался с ним уважительно и с самого начала увлекал такими интересными беседами, после которых у мальчика долго кружилась голова, а сны были яркими и красочными, как картинки из деревянной трубочки-калейдоскопа. Он говорил про чудесных фей и тут же обсуждал принципы работы паровых двигателей, рассказывал про страны и государства, не забывая упомянуть фантастических животных, там обитающих, и терпкие, щекочущие язык, названия рек и гор. Уже тогда, в этих невинных беседах, Джерард начал учить его, ещё ничего не подозревающего.
Много позже наставник говорил ему: «Мне ничего от тебя не нужно, Фрэнки, мой мальчик. Только твоя жизнь, – тут он грустно улыбался своей прекрасной улыбкой, – и твоя безоговорочная верность мне».
Оставалось меньше года до срока, означенного в их договоре, и Фрэнк ощущал, как время, отведённое ему, чтобы быть рядом с учителем, истекает. Он чувствовал, что что-то должно поменяться, и чтобы перемены не стали для него неподъёмной болью, планировать и действовать предстояло ему самому.
Передумав в сотый раз эти мысли и дочитав вслух свой доклад о средствах и тратах в поместье, – наставник давно научил его разделять своё сознание, чтобы активная внутренняя жизнь и размышления не мешали внешним беседам и диалогам, если они не требовали полного участия, – Фрэнк поднял голову на наставника, ожидая его критики. Но тот стоял лицом к окну, тоже думая о чём-то своём, и не реагировал.
– Джерард? – Фрэнк слегка повысил голос, чтобы вывести хозяина из оцепенения.
– Да? – заметил тот, наконец. – О, ты уже закончил? Прости, я немного отвлёкся. На улице такая чудесная погода, что тяжело заставить себя думать о деньгах. Половину я запомнил, а половину перечитаю позже… – Джерард словно задумался на мгновение. – Скажи мне свой вердикт, как у нас обстоят дела, чтобы я мог планировать дальнейшие действия?
– У нас всё просто превосходно, Джерард. Доходы много превышают расходы, даже когда вы тратите деньги незапланированно и под влиянием внешних факторов или своего настроения.
Наставник расхохотался, глядя на Фрэнка, говорящего всё это с разумным и серьёзным видом.
– Боже, Фрэнки, ты до сих пор не можешь простить мне те несколько маскарадных костюмов и маски, что привезли от портного пару дней назад? Не волнуйся, я буду пользоваться ими очень часто, так что это не «неразумные траты», это было необходимостью, – сказал он, улыбаясь своим мыслям. – И хочу предупредить тебя, что сегодня вечером оставлю вас с Маргарет и Полем одних, так как уеду по делам и не вернусь до утра, я думаю. Пригляди тут за всем, хорошо?
– Конечно, Джерард. Вы собираетесь на бал к мадам фон Трир?
– Всё-то ты знаешь, мой мальчик. Да, именно, – наставник отошёл от окна и, поставив руки на стол, слегка навис над Фрэнком, сидящим в деревянном кресле внизу. Его длинные чёрные волосы, собранные атласной лентой в чуть растрепавшийся хвост, лежали на правом плече, на белой ткани сорочки, оголяя с другой стороны чувственную линию шеи, челюсти и изящного уха.
– Разрешите мне сегодня сопровождать вас? – тихим, чуть томным голосом, слегка приоткрыв мягкие губы, вспорхнув взглядом от ключиц к глазам наставника, спросил Фрэнк. Он уже знал ответ, но не попытаться не мог. Сердце в груди забилось быстрее от прямого перекрестья взглядов.
– Ты не сдаёшься, Фрэнки? – снисходительно усмехнулся Джерард. – Счастлив видеть, мои уроки не проходят даром. Ты даже попытался заигрывать со мной сейчас, или мне показалось? – он тепло улыбнулся. – Поверь мне, мой мальчик, любой бы поддался, будь он на моём месте. Но тут стою я, умудрённый неподъёмным опытом, и снова отвечаю тебе – нет. Тебе нечего делать у Шарлотты. Просто поверь мне. Я бы не хотел, чтобы ты посещал балы ещё какое-то время.
«То время, пока их посещаете вы, наставник?» – мысленно вопрошал Фрэнк, разочарованный, но всё так же исполненный решимости провернуть задуманное им нынешним вечером. Песок сыпался с тихим шелестом, и минуты рядом с этим дорогим, любимым, таким важным человеком утекали сквозь тонкую талию стеклянных часов. Узнав заранее место и время проведения бала, используя все трюки и способы, которым его обучил хозяин, Фрэнк еще в начале недели договорился с надёжным помощником в городе, и тот обещал организовать ему экипаж к нужному времени, возницу и бальный костюм по размеру с карнавальной маской в пол-лица. Он собирался ехать к особняку баронессы Шарлотты фон Трир тайно, вскоре после отбытия наставника, и, наконец, выяснить, почему Джерард так категоричен в своём отказе вот уже несколько лет.
****
Джерард предвкушал. Всё его существо трепетало, а мышцы наливались нездоровым возбуждением. Экипаж уже ждал внизу, и он бросил последние оценивающие взгляды в огромное старинное зеркало напротив входной двери на безупречную чёрную классическую тройку, отороченную атласом, на белое кружевное жабо под шеей, сколотое аметистовой булавкой, на неприличного вида обтягивающие брюки, которые только-только должны были войти в моду в Париже, на шляпу-цилиндр и чёрную, расшитую стеклярусом атласную полумаску, завершающую образ, и понял, что снова неотразим. И что сегодня, наконец, его истосковавшаяся плоть успокоится на какое-то время. Что сегодня вечером всё будет так, как хочет он, а не так, как надо для службы. Сегодня вечером Джерард планировал отдохнуть за весь тот нервный месяц, проведённый при дворе.
– Фрэнки, не скучай! Я ухожу. Оставляю дом на тебя, – он слитным движением развернулся и прошёл к двери, накидывая на плечи чёрный свободный плащ.
– Хорошего вечера, Джерард, – прокричал с лестницы второго этажа Фрэнк и, едва дверь за хозяином закрылась, влетел в свою комнату и начал метаться по ней, как ураган, надевая идеально сидящий костюм с сорочкой изящного кроя, мягкие вельветовые бриджи и безрукавку, повязывая на шею цветной платок таким образом, чтобы он прикрывал половину шеи и завязки на сорочке. Через несколько минут образ был завершён полумаской, выполненной из вельвета того же кофейного оттенка, расшитой разноцветным бисером в тон цветастому шейному платку, и, глядя в зеркало, решил, что выглядит весьма недурно. Сегодня ему предстояло в незнакомой обстановке пустить в ход всё то, чему учил его наставник, меняя даже звучание своего голоса, а в идеале – вообще не произнося ни слова. Если он и хотел заговорить с учителем, то только не раскрывая своё инкогнито. Ещё несколько минут, и Фрэнк, схватив тёмно-коричневый плащ и такого же цвета средний цилиндр, кошкой спустился вниз по лестнице, чтобы сесть в экипаж, запряжённый двумя каурыми лошадьми, и отправиться навстречу неизвестности.
«Хоть вы и называете меня мальчиком, я уже давно вырос, Джерард. И я хочу знать, что такого интересного для вас и опасного для меня происходит на этих балах. Я имею право знать, и я узнаю это», – думал Фрэнк, разглядывая в окне проплывающие между занавесками поля и парки, мерно покачиваясь в экипаже. Волнение птицей трепетало в груди, но он решил считать это приключение экзаменом на зрелость и проверкой его умений. Он верил, что всё, что бы ни произошло сегодня, пойдёт ему на пользу и станет интересным опытом. Пряный запах пробивающейся листвы щекотал ноздри и поднимал настроение, задевая где-то внутри натянутые, как струны, нервы.
