Текст книги "Запретный плод"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава 11
Селиванов снимал на «Мосфильме» сцену ожидания. Молодая жена в исполнении Марины ждала возвращения мужа домой, предчувствуя неладное. Ее предчувствия были вполне оправданы, в это время на него было совершено покушение, после которого Антон чудом уцелел.
Сушина поехала выбирать натуру для съемок покушения, это ведь Москва, нужно найти улицу, которую без проблем можно закрыть на полдня, выбрать подходящий ракурс для камеры, договориться с префектом округа, чтобы приказал гаишникам не мешать, а помогать съемочной группе. С собой она взяла Муравьева, что не противоречило правилам. Актер, исполняющий главную роль эпизода, должен знать натуру, на которой придется играть, продумать свои действия. В сценарии ведь все не пропишешь. Гонка на машинах, перестрелка, ранение, где это будет, как это будет – Муравьев должен увидеть и понять, что и как он должен играть.
Раньше эти вопросы решал режиссер, мог неделю снимать одну погоню, делать по двадцать дублей, но сейчас и бюджет не тот, и обстоятельства не позволяют слишком долго задерживаться на одном месте, будь то московская улица, подмосковная роща или павильон. За все нужно платить. Селиванов доверяет Сушиной в выборе натуры и, снимая напряженное ожидание юной супруги, мысленно прорабатывает завтрашнюю сцену. Таковы реалии сегодняшнего кинобизнеса. И прежде съемочный процесс никогда не шел в той последовательности, в какой видит действие на экране зритель, но теперь, когда каждый цент на счету и каждая минута – условия контракта жестки, – приходится разрываться на части.
Сушина вела свою «девятку», а Муравьев сидел рядом на пассажирском сиденье.
– Улица Академика Ивановского в Южном округе самое то, – сказала она.
– У меня по сценарию офис в Западном округе, – сказал Муравьев.
– Там вполне нормальный для съемок район, такие же дома, но перекрыть улицу на полдня значительно легче, чем в Западном округе. К тому же у меня связи с людьми из окружного начальства, надеюсь, они много не запросят за помощь в съемках. А может, бесплатно помогут, им же это выгодно, реклама района.
– Тань, после твоих наездов на Марину гонорар никому не увеличился. Это означает или провал твоих замыслов, или то, что ты хочешь использовать меня втемную в какой-то своей игре. Может, поделишься своими планами?
– Ну спасибо, Игорек, отблагодарил за все сразу.
– Извини, но ты меня просила… зачем?
– Ты уже трахнул ее?
– Тань… ты замечательная женщина, я тебя очень уважаю, сама знаешь. Но… не будем, ладно?
– Как скажешь. По правде, я рада, что у тебя все замечательно, Игорек. Со временем сделаем так, что папаша увеличит гонорар нам всем.
– Извини, Таня, но в этом участвовать не буду.
– Ох, Игорек… Главное, чтобы у тебя с ней все было хорошо, а остальное я утрясу.
Муравьев откинулся на спинку кресла, задумался.
Да, ему очень нравилась Марина, очень нравилась, наверное, он снова влюбился, как последний дурак. Но… Во-первых, у нее папа, который может просто уничтожить его, и никакие мускулы от этой силы не спасут. А во-вторых – Таня… Она что-то задумала, но что? Просила его приударить за Маринкой, хотела увеличить гонорары, используя его связь с дочкой главного продюсера… Интересное кино! Да тут Стернин просто возненавидит его.
Ну и дела-а… Да за это вообще…
Между тем Сушина вела машину вполне уверенно, но, как говорится, «на автомате», ибо мысли ее были далеки от сегодняшних событий.
– Тань, он, по-моему, хитрит! Я уже неделю звоню, а секретарша отвечает, что его нет.
– Ольга, дура, успокойся. Скорее всего он попользовался тобой и сдернул, это вполне в их правилах. Ты хоть можешь сказать, кто он?
– Нет, Таня. Но я надеюсь, что он…
– Дура, вот и надеешься.
– Сама ты дура, понятно?! И не смей так со мной разговаривать! Если ты старшая сестра, это еще ничего не значит!
– Перестань дергаться, Ольга. Посмотри правде в глаза и живи своей жизнью. Побывала в Италии, вкусила «сладкой жизни», заплатила за это собой. И – все. Чего ты еще хочешь?
– Знаешь, я хочу его. Он был, помимо всего, бесподобным любовником, он обещал, он клялся…
– Ну, не плачь, сестричка, не надо.
– Отстань от меня! Только и знаешь, что уму-разуму учить, а чтобы помочь…
– Да чем я могу тебе помочь?!
– Вернуть ег-о-о!..
– Как ты себе представляешь это? Я даже имени его не знаю! Кого вернуть?
– И не надо тебе знать!
– Ну, дорогая, о чем тут еще говорить? Просто абсурд какой-то. Что тут можно сделать?
– Если он позвонит… я тебе скажу, может, как-то повлияешь…
– Хорошо, ты только скажи, что смогу – сделаю.
– Спасибо тебе… сестра-а…
Сушина тяжело вздохнула, возвращаясь к реальности. «Девятка» катилась по улице Академика Ивановского.
– Смотри, Игорь, вот здесь и будем снимать, – сказала она. – Машина будет ехать примерно тем же маршрутом, что и мы сейчас, думай.
Муравьев кивнул.
«Думает о ней», – поняла Сушина. Но злости в душе не было.
Слишком много проблем предстояло решить сегодня. И не только с местными властями, но еще и с техникой. Погоня и перестрелка проходят на современных машинах, а в бюджете нет денег, чтобы калечить солидные авто. Значит, нужно думать, где расставить купленные за бесценок машины, не подлежащие восстановлению, но с приличным кузовом, хотя бы с одной стороны. Их можно прошить автоматными очередями и даже взорвать. На этот счет у нее имелись некоторые соображения, после разговора с местными властями необходимо будет распорядиться, чтобы нужные машины стояли в нужных местах и к завтрашним съемкам все было готово. Разумеется, проконтролировать работу, составить подробный технический план и представить его Селиванову.
Машина остановилась у кирпичного здания префектуры.
– Подожди, у меня свидания с нужными чиновниками, – сказала Сушина, – а потом поедем назад.
Муравьев согласно кивнул, погрузившись в свои мысли. Но думал он не о том, как вести себя завтра на съемках, а о Марине. И чем больше думал, тем тревожнее становилось на душе. И все явственнее было понимание – нужно отложить на время свидания с Мариной, посмотреть, что делает Таня, что из этого получается. Но ведь… Марина вряд ли это поймет правильно и скорее всего обидится на него…
Теперь даже воспоминания о ночи, проведенной в постели с красивой девушкой, не грели душу Муравьева. Потому что ситуация выглядела просто идиотской – в его постели была красавица, дочь миллионера, к тому же явно неравнодушная к нему, а еще – актриса способная, и тени снобизма в ее поведении не было… Чего еще мужику надо? Наверное, все нормальные мужики мечтают о такой, а он не решился… Да и то, что было, сейчас уже казалось лишним.
Глупо? Не то слово! Но их отношения развивались так стремительно, что и понять ничего не успел. Хотел ее? Да, хотел, но когда узнал, чья она дочка, успокоился. А Таня попросила познакомиться поближе… Разве Тане откажешь? Потом и вовсе потерял голову, общаясь с Мариной. И лишь когда она сказала, что останется у него, почувствовал, что не надо бы, но… разве дочке продюсера откажешь? Черт, вот что значит попасть в зависимость. А все из-за того, что уже решил – поменяет квартиру на более просторную, с большой ванной, где можно будет установить джакузи. И так много думал об этом, что новая квартира стала просто навязчивой идеей.
Но это все какие-то ненужные детали. Главное то, что он влюбился в Марину! И то, что этого никак нельзя было допустить, ибо решил для себя – никакого флирта с высокопоставленными бабами, себе дороже получается! Если бы она оказалась высокомерной фифой, убежденной, что все в этом мире можно купить, посидели бы пару раз в ресторане, проводил бы ее домой после этого, да и после съемок, подарил бы пару букетиков, и все. Просьбу Тани выполнил бы и спокойно думал бы о своей новой квартире. Будь она развратной дамой, переспал бы пару раз, да и забыл, как забывал многих своих любовниц, утешавших его в период между женитьбами.
А теперь что же? Она оказалась просто обалденной девчонкой, к тому же – девственницей. И теперь он хочет ее больше, чем в начале съемок, когда не знал, чья она дочка, одновременно понимая, что «нельзя» стало намного сильнее.
Разозленный этими мыслями, Муравьев скрипнул зубами, сжал кулаки и зло стукнул по рулевому колесу «девятки». Вроде несильно ударил, но попал по кнопке сигнала, и он включился. Муравьев досадливо поморщился, шлепнул ладонью, дабы выключить назойливый рев. Не получилось. Он шлепнул еще раз, потом, наклонившись влево, застучал ладонью по рулевому колесу, пытаясь отключить сигнал. Но эта чертова машина ревела как оглашенная и не собиралась успокаиваться.
Муравьев откинулся на спинку переднего пассажирского сиденья, мрачно усмехнулся. Машина-то стояла возле здания префектуры, там важные люди решают важные вопросы, а под окном ревет автомобильным сигналом «девятка». Могут подумать, что это диверсия, своеобразный теракт. А что он мог сделать? Чинить? Так не разбирается в этом…
К машине подошел охранник в форме, небрежно стукнул в окошко, жестко сказал:
– Выходите из машины! Немедленно!
Муравьев нехотя вышел из «девятки».
– Извини, начальник, – сказал он. – Я нечаянно нажал на сигнал, а он заклинил.
– Вы понимаете, что под окнами префектуры… – властно сказал человек в форме и вдруг замолчал, уставившись на актера. – О, так вы – Игорь Муравьев, я правильно понимаю? Сам Игорь Муравьев!
Смешно было видеть, как глаза охранника все еще смотрят жестко (ладно бы «мерседес» сигналил, а то какая-то «девятка»!), а губы скривила вежливая улыбка.
– Ну да, начальник, еще раз извини, я не нарочно.
Из здания выскочила Сушина, подбежала к машине.
– Игорь, ты что тут устраиваешь?! – раздраженно крикнула она. – Я решаю сложные вопросы, а ты?!
– Ща поправим, – сказал охранник, полез в салон, и скоро машина замолчала.
– Случайно задел… Ты бы лучше следила за состоянием своей машины, Тань.
– Мадам, все нормально, – сказал охранник. – Игорь… простите, не знаю вашего отчества…
– Да не надо отчества, просто Игорь.
– Да? А я Антон. Понимаете, мы с женой ваши поклонники, на вашем творческом вечере были, ни одного фильма с вашим участием не пропускаем. И в театре…
– Как интересно, – сказал Муравьев. – Завтра у вас тут будут проходить съемки очередной серии нового боевика, и моего героя зовут именно Антон.
– Кла-а-сс! – расплылся в улыбке охранник.
Сушина усмехнулась:
– Ох мне эти звезды, не могут ездить в наших машинах. Игорь, пожалуйста, ничего тут без меня не нажимай, это не твоя иномарка, понял?
Подыграла ему, ненавязчиво объяснила охраннику, почему звезда сидит в «девятке». Муравьев с благодарностью улыбнулся ей. Сушина снова ушла в здание префектуры договариваться о завтрашних съемках, а охранник, конечно же, попросил автограф. И конечно же, получил его. На листке из записной книжки Муравьев пожелал Антону и его жене Ире всего доброго от киношного Антона и расписался разборчиво, чтобы жена Ира не сомневалась – муж познакомился с ее любимым актером.
Через полчаса Сушина вышла из здания вполне довольная своими переговорами с местным начальством.
– Знаешь, этот инцидент пошел на пользу. Когда они узнали, что это Игорь Муравьев оплошал, стали более сговорчивыми.
Понятное дело, не каждый день сам Игорь Муравьев включает сигнал под окнами их кабинетов и не может его отключить. Об этом же целый год можно рассказывать родственникам и знакомым.
Муравьев пожал плечами: мол, тебе видней, я с чиновниками не привык общаться. Сушина взяла мобильник, приказала доставить списанные машины в нужные места, какие именно – покажет, когда привезут.
– Будешь смотреть на расстановку или хочешь, чтобы я отвезла тебя в павильон? – спросила она.
– Посмотрим… Слушай, Тань, а этот Стернин – крутой банкир или как?
Она поняла, почему он спрашивает об этом, но и виду не подала.
– А где ты видел не крутых современных банкиров, Игорек? Таких кончили в девяносто четвертом – девяносто шестом, несговорчивых, но понятливых отправили в Испанию и Ниццу: мол, хапнул – и вали отсюда, будешь жить. Последние сами отошли от дел после дефолта. Теперешние банкиры – те, кто выжил и сохранил свой банк. Понимаешь, что это значит?
– Понимаю, – с кислой усмешкой сказал Муравьев. – Выживают сильнейшие… злобнейшие и самые жестокие…
Такой папаша девчонки-девственницы разве поймет чувства легкомысленного артиста, дважды женатого и дважды разведенного, да к тому же и с репутацией бабника?
– Да перестань грустить, Игорек, мы что-нибудь придумаем, – сказала Сушина.
– Кто это – мы?
– Ну, все твои друзья. Постараемся сделать так, чтобы ты был счастлив с Мариной.
А это было похоже на издевку. Его личные, интимные проблемы будут решать друзья под руководством Тани? Такое и в страшном сне присниться не могло. Но говорить ей об этом он не стал. Зачем? Самому нужно думать…
Глава 12
Марина была счастлива – съемочный день закончился очень удачно. Она играла роль жены, которая ждет мужа, волнуется за него, понимая, что дела в его фирме идут не совсем удачно.
Собственно, играть не пришлось, она просто думала о том, что Игоря нет, ждала его, тревожилась за него, ведь уехал с этой фурией Сушиной, а все знают, что она его любовница, волновалась по-настоящему. И почти не играла, а давала волю своим опасениям в интерьере богатой квартиры, оборудованной в павильоне. Селиванов был очень доволен ее игрой – три эпизода, которые перемежались в фильме завтрашними съемками на натуре, были сняты почти без дублей.
В шесть вечера закончились съемки, в половине седьмого приехали Муравьев с Сушиной. Марина метнулась ему навстречу, обняла, прошептала на ухо:
– У меня все нормально, а у тебя как?
– Тоже нормально.
Сушина усмехнулась, подошла к режиссеру, протянула план установки фальшивых машин.
– Вадим, все вопросы утрясены. Инспектора будут нам помогать во всех проблемах. Техника на месте. Пиротехники завтра проделают нужные работы, их соображения тут изложены. Поправки мастера принимаются с уважением. Ты посмотри, прикинь, чего хочешь и как это должно быть, а мы все сделаем.
– Спасибо, Таня. Прикину. Знаешь, я сегодня получил истинное удовольствие от работы. Угадай почему?
– Поскольку сериал ты считаешь дерьмовым… Не знаю.
– Таня, она играла бесподобно. Если бы это был фильм советской эпохи, а ты помнишь, я тогда был жестоким режиссером, все равно больше двух дублей не стал бы снимать. Незачем!
– Значит, я угадала с главной героиней?
– Более чем! Я не сомневаюсь, что у нас появилась новая звезда. Ей, конечно, еще расти и расти, но в том, что она талантлива, сомнений нет.
– Разумеется, Вадим, – с иронией сказала Сушина. – Как только напоешь это Стернину, он даст бабки для твоего фильма, как обычно, гениального и скучного.
– Насчет скучного – извини. «Фригийский сатир» будет шедевром мирового масштаба, ты ведь читала сценарий и сказала, что таких денег на спецэффекты никто не даст. Но если дадут – на главную женскую роль я возьму Марину.
– Таких денег и ее папаша не даст, – уверенно сказала Сушина. – Мы не Голливуд.
Селиванов пожал плечами, долго молчал, глядя на декорации квартиры главных героев сериала.
– Знаешь, Таня, – негромко сказал он, не поворачивая головы, – я ведь не прошу денег для себя, я как эти… которые на бирже играют. Возьму деньги для того, чтобы вернуть как минимум вдвое больше. И чем солиднее будет бюджет, тем солиднее, а главное, вероятнее прибыль того, кто даст деньги. Когда наши бизнесмены поймут это, мы догоним Голливуд.
– Был у нас кремлевский мечтатель, теперь и мосфильмовский появился.
– Черт возьми, Таня! – взорвался Селиванов, рубанул воздух ладонью, сжал ее в кулак. – Бюджет «Титаника» больше двухсот миллионов, а мы за сто сможем сделать такое, что мир ахнет! Слава Богу, талантов у нас еще хватает – и актерских, и авторских, и инженерных. А сколько миллиардеров в стране? Что им сто миллионов? Но когда один даст и получит взамен миллиард, другие сами понесут! Голливуд настоящий именно с этого и начался!
Сушина достала сигарету, закурила, нервно затянулась.
– Дай-то Бог, Вадим. Ты посмотри на план, может, что передвинуть, изменить экспозицию. Одно дело теория и твое видение сцены в целом, и другое – уже реальным расклад. Мечты хорошо, но и о реальном деле нужно думать.
Но Селиванов уже понял, что снимать сериал можно, не особо утруждая себя, главное, снять талантливую девчонку так, чтобы папаша одобрил и дал деньги на «Фригийского сатира». Неожиданно это получается легко и просто. А значит!.. Ну а всякие там погони он может снимать, как говорится, одной левой.
Между тем Муравьев и Марина покинули павильон, направляясь к стоянке машин.
– Игорь, мне сегодня звонил папа, попросил, чтобы я приехала домой, как только освобожусь… Ты не возражаешь?
Как он мог противиться желанию всесильного папы?
– Хорошо, Маринка.
– Не знаю, что у них там стряслось… Я тебе позвоню.
– Да ладно, понятное дело, они волнуются, не нужно расстраивать родителей, злить их.
– Знаешь, мне больше всего хочется поехать к тебе и что-нибудь опять приготовить вместе… Ну, под твоим руководством. Так понравилось, просто жуть!
– Марин… какие наши годы? – сказал Муравьев. – Все впереди, еще встретимся, что-нибудь приготовим…
– Ты огорчен, что я еду домой, да? Не грусти, Игорь, это ненадолго.
– Конечно, только… не нужно злить родителей.
– Это верно. Думай обо мне, а я буду о тебе думать, всю ночь, понял?
– До свидания, Маринка.
Он чмокнул ее в щеку, хотя Марина ждала более страстного поцелуя, открыл дверцу ее серебристой «шкоды». Машина выехала на аллею, ведущую к воротам «Мосфильма», а Муравьев с тоскливой усмешкой смотрел ей вслед. Догадывался, что папаша не случайно попросил дочку приехать домой. Серьезный разговор ей предстоит…
Марина выехала на улицу, чувствуя, как резко падает ее настроение. Отец, наверное, что-то заподозрил, ну и пусть. В конце концов, она уже взрослая, имеет право делать то, что считает нужным. Но Игорь… Он и утром как-то странно вел себя, и вечером, когда она сказала, что останется. И даже ночью, хотя все было так приятно, но… Отца боится, что ли? Она же ясно сказала – готова жить в его квартире, если отец не купит им новую. И будет жить! А Игорь не верит? Или думает, что отец отзовет свои деньги и сериал закроют? Ну и что? В другом будут сниматься, ее в театр приглашают, начнет сама зарабатывать, хоть и небольшие, но свои деньги. Да Господи! Будут сидеть на хлебе и воде и любить друг друга в этой маленькой квартирке! Если отец пойдет на принцип, станет им палки в колеса ставить – пусть подавится своими миллионами! Пусть ему стыдно будет! Но она не поддастся. Упрямая, вся в отца.
А вот Игорь, похоже, не верит ей. Да она понимает его, после второй жены… Конечно, понимает. И значит, нужно сделать что-то такое, чтобы Игорь поверил. Например… познакомить его с родителями.
Подумала об этом и тут же поняла, что ее мысли зашли в тупик. Как познакомить, если она ничего не знает о нем? Вернее, знает, слышала в «Щепке» много такого, что язык не поворачивается повторить. Но ведь он совсем другой, она это поняла своим женским чутьем… А если ошиблась?
Стернин сидел в своей просторной кухне – двадцати метров вполне достаточно, чтобы разместить все оборудование, и еще место осталось для кожаных диванчиков, стоек с радио– и телеаппаратурой, торшеров и затейливых бра из бронзы. У многих знакомых в квартирах теперь имелась столовая, а на кухню заходила только прислуга, чтобы приготовить еду и подать через окошко в стене или привезти на сервировочном столике. Этот вариант Стернин напрочь отверг, хотя жена уговаривала сделать в квартире столовую. Кухня! Именно на кухне он с юношеских лет встречался с друзьями, на кухне отмечали всяческие победы и заливали водкой поражения, вели диссидентские разговоры о близком крахе советской системы, а потом и пили с первыми забугорными партнерами по совместному предприятию, или, просто говоря, СП. Как же без нее, родимой, теперь? Столовая – это что? Столы да стулья, холод и пустота. А на кухне всегда тепло и уютно. И теперь, будучи весьма состоятельным человеком, Стернин после своего кабинета больше всего обожал в квартире кухню.
А уж как оборудовал ее! Учел все пожелания. В первую очередь – Марии Петровны. «Что вам нужно для нормальной работы? Учитываются любые, даже самые фантастические, пожелания, гости-то могут быть разные. Список мне на стол». Выполнено. Что хочет жена? А вот жена ничего не хотела, ее кухня абсолютно не интересовала. Дочка? «Стереосистему поставь, обожаю слушать музыку за едой». – «Нет проблем». А что хочет он? Полный комфорт и уют, даже если Мария Петровна занимается готовкой.
Не кухня, а сказка получилась!
Но сегодня, попивая кофе капуччино, приготовленный Марией Петровной в специальной машине, Стернин думал совсем о другом.
Жена пыталась понять, чем он опечален, выгнал ее из кухни. Мария Петровна осторожно пыталась выяснить: не случилось ли чего плохого с Маришкой? И ее выгнал.
Случилось, конечно, случилось, черт побери! Все-таки не устояла перед этими говнюками, актеришками, бабниками! Для них она просто красивое тело, предмет, чтобы насытить свою похоть и выбросить! Он этого не позволит! Он пресечет на корню!
Она так и не позвонила ему утром, сам звонил Маринке на мобильник после визита Пустовалова. Извинилась, сказала, что очень занята на съемках, все замечательно. Он попросил ее приехать сегодня домой. Согласилась нехотя, видимо, опять намеревалась ночевать «у подруги». Ох, дуры они бывают, бабы, совсем крыша едет. Так верил в дочку, видел, какая она серьезная, умная девчонка, упорная в своих стремлениях, потому и поддержал ее решение пойти в актрисы… И она попалась…
Ну ладно, пора, как говорится, и власть применить. Чтобы его дочь стала утехой для какого-то артиста – такого не будет.
Не будет, черт побери!
А Пустовалов-то хорош! Завидный женишок с гнильцой оказался. Заметил, что невеста на другого посматривает, ну так и разобрался бы с этим другим, как мужик с мужиком, тем более у него и других способов хватает. А нет! Прибежал к нему, вроде как с жалобой, а может, за советом – что нужно делать? Да ты делай то, что сам считаешь нужным, черт побери! Мужик ты или не мужик?!
В прихожей хлопнула дверь, зашелестели женские голоса.
Марина вернулась, ее встретили, доложили, что у него дурное настроение… Стернин вскочил с диванчика, плеснул в чашку с остывшим кофе изрядную порцию коньяка, торопливо поставил бутылку в бар, сел за стол. Хлебнул кофе, потом не задумываясь опорожнил чашку.
Марина уверенно вошла на кухню, уверенно села на стул у стола, сумочку бросила на кожаный диванчик рядом с отцом.
Вместе с ней вошла Мария Петровна.
– Иван Тимофеевич, надо бы покормить девочку, – сказала Мария Петровна.
– Потом, потом! – махнул рукой Стернин.
– Да ведь она проголодалась, Иван Тимофеевич…
– Потом, Мария Петровна, потом! – заорал Стернин.
Пожилая женщина огорченно всплеснула руками, что должно было означать: экий же ты самодур, – и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Стернин не обиделся на нее, Мария Петровна заботилась о Марине, спасибо ей за это.
– Что, пап, серьезный разговор? – с улыбкой спросила Марина. – Давненько у нас не случалось такого. Ну, выкладывай, какие мысли тебя беспокоят?
– А ты не знаешь какие, да? Хочу подробнее узнать о подруге, у которой ты ночевала.
Марина усмехнулась, встала со стула, налила себе кофе, снова села. Отпила глоток и внимательно посмотрела на отца.
– Извини, папа, я обманула тебя. Это было необходимо, потому что… ты мог реагировать не совсем адекватно, послать каких-нибудь бандитов…
– Ты думаешь, что говоришь, дочка?
– Конечно. Я люблю парня, известного артиста, и провела ночь у него, но между нами ничего не было.
У Стернина глаза стали круглыми. Он много женщин видел на своем веку и точно знал, что его дочка – красавица. Только что она вошла – высокая, стройная, стильная, – да какая, к черту, модель может сравниться с Мариной?! И вдруг такое – ночевала у отъявленного бабника и между ними ничего не было?
– Мариночка, ты меня за идиота принимаешь? Ты ночевала у Муравьева, и между вами ничего не было?!
– Ты следил за мной?
– Нет, добрые люди подсказали. Сегодня. Если б следил, ты ночевала бы дома.
– Я так и думала.
– Каким местом ты думала? – заорал Стернин. – Я не позволю, чтобы какой-то хмырь…
– Он не хмырь, папа.
– Это ты так думаешь. Я навел справки – пять женщин в разных концах страны заявляют, что имеют детей от него, а ему хоть бы хны!
– Мало ли у нас сумасшедших.
– А его связь с Павлиной Васильевой? Она хотела повеситься, после того как он бросил ее. Тебе это ни о чем не говорит?! Как ты можешь верить такому человеку?!
– Если б хотела – то повесилась бы. Глупый трюк, пиар-компания вышедшей в тираж балерины, – спокойно сказала Марина.
– Да? Мне кажется, и ты скоро будешь плакать и просить помощи!
– Не буду.
– Короче, Марина, дело такое. Ты порываешь с этим артистом, выходишь замуж… Ну, можешь не выходить, тут я ни на чем не настаиваю…
– Не надо указывать мне, что нужно делать, а что нет.
– Да? Ну и как ты намереваешься жить дальше?
– А вот так!
– Тогда я вынужден буду наказать тебя. И всю твою съемочную группу. И вообще…
– Попробуй только! – неожиданно жестко сказала Марина. Выпила кофе, встала и вышла из кухни.
Стернин смотрел ей вслед, качая головой. Он все еще не мог понять, как такой бабник провел ночь с этой красавицей и между ними ничего не было. Марина никогда не лгала ему в лицо и сейчас сказала правду, что ночевала не с подругой. Но как это – ничего не было?
Чисто мужские рассуждения. Но потом пришли и отцовские, и финансово-деловые. У него было немало рычагов воздействия на строптивую дочь, главное – как ими воспользоваться с максимальной эффективностью и минимальным уроном для репутации дочери как артистки?
Стернин тоскливо усмехнулся. Вот ведь как оно обернулось! Пережил период начального накопления, когда каждый день мог стать последним, когда можно было разориться в два счета и потерять все, что имеешь. Пережил период становления серьезного бизнеса, период наглых бандитов, угрозы и покушения, выстоял, остался жив и обеспечил своим любимым людям достойную жизнь. И как же они отблагодарили за это? Жена своим салоном занимается да собой, больше ей дела ни до чего нет. Дочка, его главная надежда, откровенно предпочитает его какому-то проходимцу. Ну ладно бы человек был порядочный!..
Обидно.
Отворилась дверь, в кухню вошла Мария Петровна. Стернин понял – жена послала ее, сама не решилась появиться тут, когда поняла, что с дочкой возникли проблемы.
– Что, Мария Петровна? – спросил Стернин.
– Надо котлеты разогреть, Маришку покормить… А вам еще кофе налить или, может быть, рюмочку?
– Давайте рюмочку, Мария Петровна, – с тоской сказал Стернин. – И себе тоже налейте.
– Может, Лилию Максимовну позвать?
– Не надо. Себе налейте и садитесь. Мария Петровна, вы чуток старше меня, но… будь вы моей женой, думаю, семья стала бы совсем другой, настоящей…
– Типун вам на язык, Иван Тимофеевич! – сказала домработница, разливая в рюмки коньяк. – Лилия Максимовна прекрасная женщина и любит вас…
– Спасибо, что подтвердили мою мысль, – сказал Стернин. – Вы заботитесь о нашей семье, спасибо. А кто еще это делает? Лилия Максимовна? Где она? Марина? Ну, давайте выпьем за вас, Мария Петровна. Насчет жены – извините, неудачно сказал, хотя… ладно. За вас!
Они чокнулись, выпили. Мария Петровна достала из холодильника красную рыбу, уже нарезанную, сырокопченую колбасу, разложила на тарелку, достала и вилки, подождала, пока хозяин возьмет немного закуски, тогда и сама отправила в рот пластинку красной рыбы.
Стернин и это заметил, еще раз подумал, что ему чертовски повезло с домработницей. Она, по сути чужой человек, на самом деле всегда была роднее родных. И так – всегда, он теперь только понял это. Поила-кормила, отхаживала после жестоких пьянок, мирила, и не только его, а всех их. Насчет пьянок Марину следует исключить, но с женой случались казусы такого рода, и нередко.
– Иван Тимофеевич, не судите строго нашу девочку, – сказала Мария Петровна. – Она может и ошибиться, с кем не бывает. Нужно всем нам ей помочь, поддержать…
А Стернину от всех его мыслей так грустно стало – прямо хоть волком вой!
– Э-э… Мария Петровна!.. – только и смог сказать он, вскочил с диванчика и побежал в свой кабинет.
Идти в спальню, его где ждала жена, совсем не хотелось.
