Текст книги "Запретный плод"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Глава 25
Когда он вошел в павильон, вся съемочная группа была в сборе, но странное молчание царило в просторном помещении.
Кто-то нервно курил, кто-то играл в карманные шахматы, иные просто ходили взад-вперед, ожидая дальнейших приказов начальства. Селиванов сидел на диване в импровизированном кабинете бизнесмена Антона. Увидев Муравьева, поднялся, вяло пожал актеру руку.
– Он все же закрыл наш проект, – сказал Селиванов.
– Я понимаю, Вадим Андреевич.
– Знаешь, всю ночь я злился на тебя, представить себе не можешь, какими словами крыл… А утром понял – не в тебе дело. Извини, я честно признался.
– Это вы меня извините, Вадим Андреевич. Тоже скажу вам честно – я влюбился как последний дурак. И был счастлив. Но кому-то этого сильно не хотелось.
– Понимаю, все понимаю, хрен их поймет, этих богачей… Но ведь обидно, черт побери! Он же обещал мне полнометражный фильм, если что-то получится, и ведь получалось! Она же прекрасно играла! О том, что будет сниматься в моем фильме, и речи не было, но я бы ее взял. Талантливая девчонка. У вас отличный тандем получается…
Сушина сидела в кожаном кресле неподалеку, разглядывая свои ярко-красные ногти.
– Игорь, ты бы рассказал, что вчера случилось, – сказала она, не поднимая головы. – Из-за чего Стернин так ополчился на всех нас?
– Тебе, Таня, я меньше всего хочу что-то рассказывать, – громко сказал Муравьев. – И с этого дня – меньше всего хочу видеть тебя, понимаешь, да?
– Я думаю, ты еще не раз пожалеешь об этом, Игорек.
– Ты о себе подумай, Таня, – сказал Георгий Валентинович, пожилой актер Малого театра, игравший роль криминального авторитета. – О своей душе подумай.
– А вы кто такой?! – зло крикнула Сушина. – И что все злятся на меня?! Я-то здесь при чем? Идиоты!
Она вскочила с кресла, побежала в свой кабинет. Муравьев обвел глазами павильон – никто не смотрел на него сердито.
Люди подходили – техники, осветители, операторы, актеры, статисты, – молча жали ему руку, похлопывали по плечу. Да ведь они все видели сами…
– Самое интересное, что мы работали в долг, очередной транш должен прийти на наш счет завтра, – с горькой усмешкой сказал Селиванов. – Но теперь что ж…
– Я постараюсь что-то сделать, Вадим Андреевич, – сказал Муравьев.
Селиванов отрицательно помахал рукой:
– Нет, Игорь, не лезь. Ты хороший актер, береги себя. Играй в театре, еще не одну роль получишь в кино. А с этими олигархами… мать их!.. нам не совладать. Каждый должен заниматься своим делом. Жаль, что людям не сможем заплатить за их работу… Ну да что ж теперь…
Муравьев еще раз пожал режиссеру руку, приветливо помахал всем остальным и стремительно вышел из павильона. С этим сериалом все ясно. А с его личной жизнью – нет.
Ночью он не раз просыпался, и самой страшной мыслью было – Марина предала его. Почему она не позвонила, не рассказала о том, что произошло дома? Ей что, руки там скрутили? Ведь знала же, он тревожится, ждет звонка! Почему не смогла вернуться к нему, если там приняли ее в штыки? Не в кандалы же ее заковали!
Но всякая такая мысль прерывалась нежным взглядом Марины, который память хранила, всем ее поведением в его квартире… Не могла она предать его. Не могла! Тем более напоминание папаши о ее синяке, да ведь Марина, даже если и считала, что он ударил ее, знала, как это случилось! И значит, ее вынудили замолчать. И нужно встретиться с ней, поговорить и выяснить, что же там с ней произошло. Только вместе они смогут решить, как им жить дальше. Скажет она «нет» – он исчезнет и близко никогда не подойдет, от выгодной роли откажется, если в фильме будет сниматься и Марина.
Но разве может она сказать «нет» после всего, что было?
Невозможно поверить в это!
С мыслями о том, как встретиться с Мариной и поговорить начистоту, Муравьев и вернулся домой. А куда еще было ехать?
Даже думать было странно, что им нужно «поговорить начистоту».
С Маринкой?! Да у него никаких тайн от нее не было, и у нее от него… Они жили единым, красивым и умным организмом, чего он не мог – она легко дополняла. Как устроила встречу с сыном, как они чудесно провели вечер на автодроме!
И что же случилось? Он спас ее от бандитов, хотя это был спектакль, хотя и не очень покушались на ее здоровье, но спас.
После такого даже дура набитая не могла бы сказать «прости-прощай». А Маринка…
Дома он какое-то время выбирал, залезть в ванну или заняться готовкой. На сей раз ванна совсем не прельщала его, и так голова шла кругом от напряженных раздумий. Муравьев направился на кухню с твердым решением приготовить щи с кислой капустой. Как раз сегодня они и собирались с Маринкой сварить наконец щи. А то все не получалось, ведь обедали, как правило, в ресторане, в перерывах между съемками. А она просила его научить готовить щи, все компоненты были куплены, до готовки дело не доходило.
Муравьев достал из морозилки мясо, сунул в микроволновку, быстро разморозил, помыл, положил в кастрюлю, залил холодной водой, поставил на плиту и включил газ.
Телефонный звонок застал его за чисткой картошки. Звонили по домашнему, трубка радиотелефона, вместе с мобильником, лежала на столе. Муравьев грязными руками схватил трубку радиотелефона. Картошку он чистил немытую, потом, уже чищенную, мыл под краном.
– Да, я слушаю!
– Игорь, здравствуй, это Мария Петровна тебя беспокоит. Хочу заглянуть к тебе в гости.
– Конечно, Петровна, заходите! – крикнул Муравьев. – Вы где сейчас? Я жду!
– Я у метро, звоню из автомата. Минут через десять буду у тебя, адрес помню.
– Жду, Петровна! Приходите! – крикнул он.
Осторожно вымыл трубку радиотелефона и снова принялся за чистку картошки, нетерпеливо поглядывая на дверь.
Мария Петровна пришла через восемнадцать минут, к этому времени Муравьев успел почистить картошку и заварить свежий чай. Он проводил пожилую женщину на кухню, налил чаю, придвинул хрустальную вазу с печеньем.
– Вкусно у тебя тут пахнет, – одобрительно кивнула Мария Петровна. – Щи варишь? Молодец, парень. А я думала, что такие люди, как ты, в ресторанах питаются или домработниц держат, как Стернин.
– Бывает, что и в ресторан хожу, но сейчас… сами понимаете, не до этого. Как вы? Все ли нормально?
– Ох, Игорь, Игорь, – усмехнулась Мария Петровна. – О том ли тебе хочется знать? Не надо быть чересчур вежливым, ты правильно заметил – не до этого.
– Даже не знаю, о чем спрашивать… Марина обещала перезвонить мне после разговора с отцом…
– Ее отправили на дачу, в Агаповку. Вроде как под домашний арест, чтобы успокоилась. С охранником. Меня тоже посылали, но я отказалась. И была уволена вчера, после того как Маришку увезли на дачу.
– Да? Извините…
– Не надо извиняться, Игорь, я сама хотела уйти. Без Маришки там скучно работать. Делать особо нечего, поговорить не с кем.
– Почему же она не позвонила?
– Телефон у нее отобрали.
Муравьев согласно кивнул, теперь стало ясно, почему вчера по мобильнику Марины с ним говорил Стернин.
– Но как она согласилась? Ее силой отправили на дачу? А это уже может считаться похищением.
– Не силой. Иван Тимофеевич прямо сказал, что, если не поживет на даче недельку, чтобы успокоиться, прийти в себя, забыть… Понимаешь? Кое у кого будут крупные неприятности. Тоже понимаешь? Вот она и согласилась.
Муравьев непроизвольно улыбнулся. Так вот оно в чем дело, оказывается! Маринка думала о нем, когда соглашалась уехать на дачу! Теперь он точно знает, что делать.
– Ты погоди улыбаться, – сказала Мария Петровна. – Это, между прочим, не шутки, Иван Тимофеевич суровый человек, уж кое-что слышала за десять лет работы, знаю. И расскажи мне про синяк у Маришки под глазом, как это получилось? Мы-то и поговорить толком не успели.
Он подробно рассказал о вчерашней странной драке, после которой даже синяка на своем теле не обнаружил, а у Марины появился синяк, хотя он точно знает, что не коснулся ее лица кулаком. Мария Петровна слушала внимательно, время от времени качая головой. Потом не вытерпела, спросила:
– Ну и зачем ты ее домой отвез после этого?
– Меня предупредили… добрые люди, что папаша затевает какие-то провокации, и тут же случилось это ЧП. Я подумал: а что завтра может случиться? Нужно поговорить с папашей, объяснить ему все. Не хотел подвергать ее опасности, понимаете? Да и не совсем это хорошо – злить ее родителей, нужно поговорить, все объяснить, ну а там… не хотят они нас знать – и не надо, мы ничего просить не станем.
Мария Петровна с сожалением покачала головой:
– Ты же артист, Игорь. Даже я теперь понимаю, что твои «добрые люди» и бывший жених Маришки, очень «добрый человек», устроили представление. А ты купился, сделал именно так, как они хотели.
– Потом и я понял, но… Мария Петровна, спасибо вам большое. Теперь я знаю, что делать. Можете дать мне адрес в Агаповке, где сейчас Маринка?
– Конечно. Я ведь там каждое лето жила с ней. Могу даже план дома нарисовать. Принеси листок бумаги.
Через пару минут перед Муравьевым лежал листок с адресом и подробным планом дома с указанием, где чья комната, как можно пройти к тому или иному окну незамеченным.
– Спасибо, Мария Петровна, – сказал Муравьев. – И еще. Вы чудесная женщина, если у нас с Маринкой будут дети, я с низким поклоном попрошу вас воспитывать их.
Мария Петровна достала платок, высморкалась, ненароком промокнула глаза.
– Вы оба хорошие ребята и достойны друг друга. Пожалуйста, будь осторожен, Игорь. И если можно, налей мне рюмку водки, хочу выпить за вас.
Муравьев достал из холодильника бутылку, наполнил две хрустальные рюмки, поднял свою.
– Немножко другой тост, – сказал он. – За нас.
Мария Петровна согласно кивнула.
Стук в дверь не насторожил Марину, уже пятый раз за последние полчаса этот придурок, которого звали Борисом, стучал в ее комнату.
– Чего тебе надо? – крикнула Марина. – Домогаешься меня? Ну, смотри, когда выйду на свободу, во-первых, отцу обо всем расскажу, а во-вторых, заявление напишу в Генеральную прокуратуру! Тебя посадят, понял?! Или кастрируют, это уж как отец решит.
– Ты чё такое несешь? Я просто хочу сказать, что глупо запираться и сидеть в своей комнате. Уже вечер, иди на кухню, поешь чего-нибудь. Там в холодильнике всякого добра навалом, днем понатащили.
– Вот сам и жри это добро, тюремщик проклятый! – с пафосом сказала Марина. – И не смей говорить мне «ты», холоп несчастный! Прочь от моей двери!
Вчера, когда ее привезли на дачу, она заперлась в комнате, полночи плакала, думая об Игоре; о том, что так и не позвонила ему; о закрытом сериале, они так здорово играли с Игорем, действительно мог получиться хороший фильм; о симпатичном режиссере Селиванове, он так верил в нее, хотел снять в серьезном фильме. Заслужить похвалу у Селиванова многие мечтали, это она по «Щепке» знает, а уж сняться в главной роли в его серьезном фильме – так и номинироваться на американский «Оскар» можно! Он уважаемый режиссер, только очень самостоятельный и в серьезных делах на компромиссы не идет. Обидно было, что все так глупо получилось. Жалко было всю съемочную группу, к ней относились хорошо… И жалко, и досадно…
Однако, проснувшись поздно утром, она решительно отбросила все тоскливые мысли. К черту! Она актриса и будет играть.
Кого? Да за примерами далеко ходить не нужно было. Состояние то же, что и у Нины из фильма «Кавказская пленница» или плененной Черномором Людмилы из поэмы Пушкина. К ее комнате примыкал санузел с душевой комнатой, и значит, выходить из комнаты не было нужды. А есть не хотелось. Зато приятно было издеваться над незадачливым охранником, который пытался уговорить ее пообедать, потом поужинать. Так ему и надо, идиоту! Телефон отключил и унес, мобильника нет… Тюремщик самый настоящий! Ну и тут уж она не стесняла себя в выражениях, нашла занятие по душе, да и полезное для актрисы.
– Ты того… совсем крыша поехала, да? Я позвоню твоему папаше, пусть приезжает, сам разбирается! – заорал охранник.
– Чего – того? – вспомнила Марина Василия Алибабаевича из знаменитого фильма. – Ты, холоп несчастный, о грязной бабе своей думаешь, да? А она сейчас с другим трахается, с таким же тупым идиотом, как ты. Ей, дуре, без разницы с кем. Тем более оправдание будет. Я, когда выйду, обязательно позвоню ей и скажу, что ты торчал со мной на даче и склонял меня к сожительству, понял? После этого она разойдется на полную катушку, можешь не сомневаться!
– Да пошла ты, дура несчастная! – крикнул охранник. – Думаешь, если дочка солидного папика, так тебе все можно?
– Вот ты и попался, поганец! – злорадно засмеялась Марина. – Телефон унес, а диктофон у меня в тумбочке лежит. Щелк-щелк – и твой мерзкий голос на пленке. Я все твои речи записываю, гад! Так, значит, Иван Тимофеевич Стернин – папик, да? А его дочь, актриса, – дура несчастная? И кто это сказал? Отряд не заметит потери бойца, можешь не сомневаться!
Диктофона у нее тут не было, но приятно было издеваться над охранником, который не позволяет даже во двор выйти. Понятно, что ему приказали, но мог бы с пониманием отнестись, даже помочь… Ни черта подобного, он тупо исполняет приказ. Ну так и получай за это, придурок!
Громкие шаги по коридору сказали ей, что охранник Боря не выдержал и убежал вниз, в прихожую, где ему определили место на диване. Наверное, жалеет о том, что согласился ее охранять.
Еще бы! И Генпрокуратурой ему пригрозила, и даме, жена она или нет, позвонить обещала, и с диктофоном крепко прищучила.
Пусть теперь сидит и думает!
Но этого показалось Марине мало. Она быстро отперла дверь, распахнула ее и крикнула:
– Боря, ко мне! Я тебе главного не сказала! – Услышав шаги на лестнице, добавила: – К ноге, пес шелудивый!
Охранник появился на втором этаже в конце коридора.
– Стоять там! – крикнула Марина. – Значит, так. Я буду ужинать в три часа ночи. Чтобы сидел на кухне и подавал мне то, что прикажу, понял?! А не будешь в три часа сидеть на кухне, я уйду. Если думаешь, что запер все двери и можешь быть спокоен – ошибаешься! Тут есть тайные входы и выходы, я их прекрасно знаю. А ты, придурок, – нет!
Боря рванулся вперед по коридору, непонятно было, чего он хотел, но дверь захлопнулась перед его носом, резко щелкнул замок.
Марина села на диван, взяла пульт, включила телевизор. Долго переключала каналы, надеясь, что где-то идет фильм с участием Игоря. Зря надеялась… Выключила телевизор. Возбуждение, творческая приподнятость, игра, когда она говорила с охранником, разом прошли. А что осталось? Да те же сомнения, грустные мысли. Что там делает Игорь? Он так обнимался вчера днем с Сушиной, даже зная, что она видит это. А когда не видит, что он может с ней делать? Ох, лучше об этом не думать.
И потом, она не позвонила ему, ни о чем не сказала… А он ведь не раз говорил ей, что не хочет проблем с сильными мира сего, ему главное – делать свое дело. А вот они и проблемы появились… Она была так уверена в себе, в том, что отец не посмеет причинить ей зла, и… ошиблась. А Игорь знал об этом, не раз говорил, что необходимо как-то договориться с родителями, ничего от них не нужно, только пусть знают – он не враг им, он действительно любит ее. Слушая эти слова, она тотчас же вспоминала брезгливую гримасу отца, когда он говорил об Игоре, и упрямо не хотела идти с повинной. Пусть сами родители поймут, какие были дураки, тогда и говорить можно!
Она и сейчас так думала и жалела о том, что согласилась поехать на дачу ради безопасности Игоря. Нужно было вернуться к нему, и – пусть попробует отец сделать ему что-то плохое! Она все расскажет журналистам!
Теперь, задним умом, легко было думать об этом. А вчера она просто растерялась. И Петровну подвела… Без нее в доме такая скука будет, хоть не возвращайся! Да она и не возвратилась бы, если Игорь еще хотел видеть ее у себя…
Хочет ли? А вот это не известно… Но ведь Сушина сказала, что он специально устроил нападение! Врет она все, врет, но… ох, все так непонятно!
Что он сейчас делает?
Глава 26
Проводив до Ярцевской Марию Петровну, Муравьев вернулся домой, первым делом погасил газ под кастрюлей с кипящим бульоном, которому сегодня не суждено было стать щами. Потом взял трубку радиотелефона, набрал номер Котовича.
– Славик, привет. У тебя есть знакомый, который имеет дачу в Агаповке?
– Что тебе там нужно, старик? Это элитный поселок, где…
– Я знаю. Мне нужно срочно попасть туда. Поможешь?
– Зачем, Игорек? У тебя есть прекрасная дама…
– Поможешь или нет?
– Ну, не знаю… Надо подумать.
– Славик, кто-то обещал помочь, если возникнут проблемы. Маринку увезли на дачу, держат под домашним арестом в Агаповке. Сериал Стернин прикрыл.
– Старик! Так бы сразу и сказал! Расскажешь потом… Слушай, у тестя есть один знакомый, у которого дача в Агаповке. Там суровый пропускной режим…
– Но меня он может провезти, верно?
– Гостя, конечно… Я займусь этим вопросом. Ты дома?
– Дома. Славик, мне нужен ответ сейчас и немедленно. Иначе я сам буду решать эту проблему.
– Сейчас не могу, а немедленно – попробую. Сиди и не рыпайся, я перезвоню.
Муравьев сидел на кухне, поглядывая на трубку радиотелефона. Он твердо решил, что должен увидеться с Мариной и откладывать это нельзя даже на сутки. Вместе они смогут противостоять любым противникам, это даже хорошо, пусть папаша покажет себя во всей своей красе. Плевать на него, ему нужна только Маринка. А что охранник там какой-то – это не проблема, главное, попасть в этот хорошо охраняемый дачный поселок. А там разберется.
Спасибо Марии Петровне, он имел полное представление о двухэтажном доме Стернина, о расположении комнат. Вспомнил о ней и улыбнулся. Есть у нас действительно красивые женщины! И пусть она уже в возрасте и не так привлекательна, как молодые чушки, что кривляются в телевизоре, но как женственна в своих понятиях и устремлениях! Как, чисто по-женски, понимает Марину и его тоже. Господи, хоть бы часть этого понимания сексапильным телеуродкам, насколько прекраснее был бы мир! Подумал так и усмехнулся. Ждал звонка Славки Котовича и думал так же, как и он!
Котович перезвонил через двадцать минут.
– Короче, так, – решительно сказал он. – Гена доставит тебя в Агаповку, уговорил. Но ты никому про то, что именно он доставил тебя, понял?
– За кого ты меня принимаешь, Славик, за идиота?
– Да хрен тебя знает, в такой ситуации и нормальные люди дуреют. Игорек, через полчаса жду тебя у метро «Кутузовская». Приезжай на такси или на метро, поедешь вместе с Геной. Я тебя познакомлю, хороший парень, сын приятеля моего тестя. А потом…
– Спасибо, Славик. Ничего больше. Журналистам – тем более. Не нужно поднимать волну, сам разберусь. Да, этот Гена не должен знать, к кому я еду, по какому делу. Никаких фамилий, лады?
– Ну, если ты хочешь…
– Спасибо, Славик. Я твой должник.
– Да перестань! Слушай, Муравьев рискует карьерой, даже собственной жизнью ради дамы, и не в кино, а в жизни… Это дорогого стоит!
– Что ты хочешь сказать?
– Я рад за тебя, старик. Значит, она стоит того. Удачи тебе!
Муравьев надел куртку, машинально посмотрел на часы. Половина десятого. К десяти нужно будет добраться до «Кутузовской». Такси ловить вряд ли стоит, тут прямая ветка, от «Молодежки» минут пятнадцать ехать да идти до метро минут десять.
Ну, значит, в путь! Да, темные очки, нужно как-то замаскироваться, иначе, если народ узнает, придется автографы раздавать…
Он еще раз оглядел кухню. Газ выключил, почищенную картошку положил в полиэтиленовый пакет и сунул в морозилку. Бульон не доварился, ладно, потом, если все будет нормально, снова включит газ под кастрюлей. Хотелось выпить, но сдержал себя. Одной рюмки, выпитой с Петровной, вполне достаточно. Нужно быть в форме сегодня, как никогда, нужно. Как ни перед какой, даже самой важной съемкой!
Да съемка она и есть съемка, параллельный мир, игра. Но пожалуй, впервые он ставил реальную жизнь выше игры. Прав был Котович, не похож он на себя, не совершал подвигов в реальной жизни, только на экране. Но теперь нужно было сражаться за свою любовь. Как ни глупо это звучало, а ведь верно.
Муравьев вышел из квартиры, запер дверь и торопливо пошел вниз по лестнице.
Вот уже десять вечера, она сидит одна в своей комнате на даче и… что она вообще тут делает?! Почему согласилась отправиться «в ссылку»? Под домашний арест?!
Ну да, вчера, нужно честно сказать, растерялась, испугалась. Синяк под глазом, который невозможно объяснить, служба безопасности отца, его решимость сыграли свое дело. Растерялась, да просто струсила. Подумала, если поживет неделю на даче, все как-то само собой решится. А что это будет за жизнь, не думала. Теперь ясно – полный кошмар. Разве можно вытерпеть полное бездействие после напряженного графика съемок, ночных безумств с Игорем, «кулинарных поединков» на кухне в его квартире? «Поединки» – слишком громко сказано, она старательно помогала Игорю на кухне и одновременно училась готовить сама. Но это было так здорово! Забыла уже, когда просто сидела перед телевизором, и ничуть не уставала, напротив, энергии хватало… конечно же, на ночь.
Вчера испугалась, сегодня пыталась развлечься, издеваясь над охранником, но только теперь вспомнила главное. Это же действительно главное!
* * *
– Маринка, я тебя прошу, если задерживаешься, если что-то… позвони, скажи, где ты, что с тобой.
– Хочешь держать меня на привязи, Игорек?
– Нет. Но мы же люди творческой профессии, нервные, впечатлительные. Представь себе, что я вернулся домой после спектакля в три часа ночи и не звонил тебе, не говорил, где задерживаюсь… Что ты будешь думать?
– Да просто убью тебя, когда вернешься!
– Но я мужик, а ты – красивая девушка, соблазнов много, подонков в этом городе еще больше. Чтобы не сжигать мои нервные клетки, просто позвони. Иначе я помчусь тебя искать.
– Так будешь волноваться?
– Марин, это не шутки. Мы не так долго знакомы, но этого достаточно, чтобы считать тебя просто родным человеком. И разумеется, волноваться, когда ты задерживаешься непонятно где. Что же тут странного?
– Ох-ох! Кто бы мог подумать, что сам Игорь Муравьев скажет мне это! Надо же!
– Маринка…
– Да, Игорь. Слушай, и почему я всегда говорю тебе «да»?
– Потому что я Игорь Муравьев.
– Перебьешься! Селиванов говорит, что я тоже «восходящая звезда». Как взойду!
– И что случится?
– А ничего. Все самое главное в моей жизни уже случилось. Видишь, какая я дура, ничего не скрываю.
– Маринка, за это я тебя люблю так, что…
– Как же, интересно?
Забыла, забыла, совсем вылетело из головы! А ведь он говорил на полном серьезе. И значит, может сотворить какую-то глупость. Может, может! Подумать, что предала его, и вернуться к Сушиной – может. Подумать, что с ней что-то случилось, и ринуться на выручку – может. Хрен редьки не слаще… А она должна сидеть тут и ждать?
Нет!
Марина решительно вышла из свой комнаты, остановилась на краю лестницы, ведущей вниз, крикнула:
– Боря! Я хочу есть! – Заметив охранника внизу лестницы, добавила: – Разогрей мне паэлью и свари кофе. Когда будет готово, скажешь.
– Это другое дело, – мрачно буркнул охранник. – Давно пора взяться за ум, поесть и вообще… вести себя адекватно. – И пошел на кухню.
Марина вернулась в свою комнату, надела теплый свитер, куртку, немного подумав, достала из гардероба резиновые сапоги, в которых гуляла по лесу или собирала грибы с Петровной.
С толстыми вязаными носками – ничего, можно будет пройти пять километров до оживленного шоссе и там поймать машину. В карман куртки положила баллончик со слезоточивым газом – на всякий случай, пусть будет под рукой. Потом привязала к батарее отопления простыню, распахнула створки окна и, улыбаясь, стала спускаться вниз. Было от чего улыбаться, ведь все это так похоже на съемки мелодрамы! Простыня, любовник или любовница спускается по ней… Но что поделаешь, если в комнате девушки нет альпинистского снаряжения, канатов и тросов, а есть только простыня…
Спрыгнув на асфальт под окном, Марина метнулась за старую березу напротив окна ее комнаты, потом, прячась за кустами, выскочила к забору, без раздумий перемахнула через него и стремительно побежала к проходной дачного поселка.
В кирпичной будке она показала свой пропуск охраннику, сказала:
– Я Марина Стернина. Можно позвонить в Москву?
– Конечно, Марина. А что случилось? Куда вы собрались на ночь глядя?
– Погулять хочу, но сначала позвоню. – Она взяла трубку аппарата, стоящего на столе охранника, набрала домашний номер Игоря, долго слушала длинные гудки, а потом швырнула трубку на аппарат. Как она не разбилась при этом – никто не знает.
– Что-то не так? – спросил охранник, поднимая трубку, чтобы убедиться: все еще работает или как?
– Все не так. Ладно, пойду. Скоро вернусь, – сказала она и вышла за территорию дачного поселка.
Игоря дома не было. И это значит, либо с Сушиной он сейчас, либо… Что задумал? Ох, Игорь, Игорь… Ну, надо пробираться в Москву. Хорошо хоть деньги с собой прихватила, были у нее свои сбережения, можно взять машину… через пять километров, когда выйдет на трассу. Но сначала она пробежит по краю леса. Страшно, но что поделаешь?
Отдалившись от проходной метров на десять, Марина свернула на обочину и побежала.
