Текст книги "Запретный плод"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21
Без пяти шесть Мария Петровна поднялась по грязной лестнице на четвертый этаж пятиэтажки, остановилась у двери, обитой коричневым кожзаменителем, перевела дух. Не очень-то приличный дом для такого знаменитого артиста. Тревожно стало на душе, невольно подумалось: а не вляпалась ли Маринка в какую дурную историю?
Отдышавшись, она позвонила в дверь, не очень-то надеясь, что ей откроют, пришла-то раньше, может, они еще и не вернулись домой. Но в квартире послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и Марина бросилась ей на шею, крепко обняла, поцеловала в щеку.
– Петровна! Я так скучала без тебя, честное слово!
– Да и я без тебя, деточка…
За Мариной маячил Муравьев в черной водолазке и черных джинсах.
– Пожалуйста, проходите в дом. Мария Петровна, – сказал он. – Извините, что так вот получилось…
Войдя в тесную прихожую, Мария Петровна внимательно оглядела избранника Марины. На экране – то супермен, то удачливый бизнесмен и страстный любовник, в интерьере этой скромной квартиры он казался вполне симпатичным парнем, и только.
– Петровна, познакомься – Муравьев Игорь, – сказала Марина. – Знаешь, он жутко переживал, что не может тебя встретить как полагается.
– Очень приятно, слышал о вас много хорошего от Маринки, – сказал Муравьев, слегка поклонившись.
Марии Петровне он понравился. Протянула руку, ее тут же аккуратно пожала сильная мужская ладонь.
– Мне тоже приятно, Игорь, и я о вас много хорошего слышала, и не только слышала, но и видела.
– Спасибо. Пожалуйста, проходите на кухню, мы там судорожно стараемся организовать хотя бы чай…
– Петровна, Игорь превосходно готовит, ты могла предупредить о своем визите хотя бы за день? Мы бы что-нибудь придумали, встретили как полагается. А так, понимаешь, только что вернулись, и вчера работали до десяти…
– Да зачем же меня встречать как-то особо? – сказала Мария Петровна, проходя на кухню. – Я не английская королева и даже не близкая родственница.
– Для Маринки, а значит, и для меня вы больше, чем английская королева и уж точно ее родственница, если судить по рассказам Маринки, – сказал Муравьев.
– Ты слышала? Это тебе не Валера!
Мария Петровна остановилась у стола, достала из пластикового пакета глубокую миску с пирогами, накрытую другой миской и укутанную полотенцем, чтобы пироги не остыли, поставила ее на стол. Марина сняла верхнюю миску, вдохнула аромат пирогов, блаженно зажмурилась.
– Петровна! Ты просто чудо!
– Садитесь, Мария Петровна, пожалуйста, – с улыбкой сказал Муравьев, заливая кипяток в заварочный чайник. – Сейчас я принесу чашки, еще пять минут…
– Я сама принесу чашки! – сказала Марина. – Те, которые тебе подарили в Дулево. Петровна, они такие тонкие, что даже просвечиваются! Ничуть не хуже саксонского фарфора.
– Маринка, садись за стол.
– Нет, я принесу!
Прошло еще минут пять полнейшего сумбура, за которым с удивлением и удовлетворением наблюдала Мария Петровна. С удовлетворением потому, что Марина чувствовала себя здесь настоящей хозяйкой, а знаменитый «супермен» во всем соглашался с ней. Любо-дорого было посмотреть на ее девочку, такой деятельной, энергичной, уверенной в себе и, несомненно, счастливой она не видела ее уже давно. Наконец чай был разлит в чашки, и все уселись за стол.
– Берите пироги, ребята, – сказала Мария Петровна, она уже не чувствовала себя скованно в компании известного артиста. – Сладких не делала, но…
– А мне всегда больше нравились с картошкой, – сказала Марина. Куснула пирожок, блаженно зажмурилась. – Вкусно как!
– А мне с капустой нравятся, – сказал Муравьев.
– Ребятки, я не от родителей, они даже не знают, что поехала к вам, я сама от себя. Хочу понять, все ли у вас нормально, да и уйти на покой.
– На какой еще покой, Петровна? – настороженно спросила Марина. – Ты что, собираешься уйти от родителей? Они…
– Они прекрасно ко мне относятся, Иван Тимофеевич сегодня даже сказал, что увеличит мое жалованье, но…
– Нет! И даже думать не смей. Я тебе не разрешаю никуда уходить, – категорично заявила Марина. – Ты не домработница, ты самый близкий мне человек, родственница! А родственники не уходят просто так, понимаешь?
– Очень вкусные пироги, – дипломатично сказал Муравьев.
– Спасибо, Игорь. А теперь скажи мне честно, извини, что на ты, но думаю, имею на это право. Как ты относишься к Марине? Я человек старой формации, вопросы задаю самые прямые, ибо Марина и впрямь как родная мне.
Муравьев откусил пирожок, запил глотком чая, с минуту сосредоточенно жевал, глядя на стол.
– Честно говоря, мне бы не хотелось об этом говорить, – тихо произнес он.
Марина с удивлением посмотрела на него, Мария Петровна, напротив, с явным интересом.
– Объяснишь?
– Запросто. Понимаете, Мария Петровна, если я скажу вслух все, что думаю о Маринке, она зазнается.
– С чего ты взял? – спросила Марина.
Муравьев сел на пол, взял в руки ногу Марины, она была в голубых расклешенных джинсах, прижал к своей щеке. Марина смотрела на него настороженно, однако же ногу не убирала. Мария Петровна понятливо улыбалась.
– Обо мне много чего говорят, не очень приятного, и часто это бывает правдой, – сказал Муравьев. – Но сейчас… я просто счастлив, что у меня есть эта чудесная девчонка. Плевать, кто у нее там папа, кто мама, я люблю ее и хочу работать, из кожи лезть, чтобы сделать ее счастливой. Мало того, что она красавица, умная девушка, талантливая актриса, она еще и понимает меня так, как я сам себя не всегда понимаю.
Он был отличным актером, но сейчас не играл, Мария Петровна это чувствовала. Ну может, самую малость, но это не главное. Его чувство было искренним – вот что важно.
– Игорь, я давно это знаю и не собираюсь зазнаваться, – сказала Марина. – Садись за стол, ешь пироги, пока горячие. Петровна печет вкуснейшие пироги!
Муравьев сел на стул, наклонился, поцеловал Марину в щеку. Мария Петровна улыбалась, глядя на них. И ее заслуга есть немалая в том, что девочка выросла не индифферентной фифой, а хозяйкой своей судьбы, не оглядываясь на папины капиталы. Они, конечно, лишними не будут, но, слава Богу, послужат на пользу, а не во вред.
– Петровна, Игорь у нас – заслуженный кулинар России, – радостно сообщила Марина, доедая уже второй пирожок с картошкой. – Хочет меня вытеснить с кухни, но я не сдаюсь, работаю на подхвате и всему учусь. По правде сказать, много чего уже умею. Но пока не решаюсь. А вообще…
– А вообще нам очень хорошо вместе, – сказал Муравьев, обнимая Марину. – Спасибо вам, Мария Петровна… А можно я тоже буду называть вас просто Петровна?
– Если дашь автограф для моих сыновей, они будут счастливы, а их жены будут гордиться мужьями.
– Нет проблем, Петровна! – с улыбкой сказал Муравьев.
– Я рада за вас, ребятки.
Странно, дверь никто не открыл. Пришлось воспользоваться своим ключом. Стернин вошел в квартиру, включил свет в прихожей, жестом отослал охранника. Запер дверь, негромко сказал:
– Мария Петровна? Вы дома?
Еще была надежда, что задремала в своей комнате, сейчас выйдет, покормит его, но… В доме было тихо, как на кладбище, никто не отозвался на его зов. И страшновато стало – неужто ушла, не предупредив его?! Не просто домработница, а настоящий друг его любимой дочери, значит, его друг, семьи… Если ушла, что останется? Дочери нет, жена вечно занята своей убыточной клиникой, даже пожрать вечером никто не приготовит. Просто кошмар, хоть не возвращайся домой! Новую домработницу он не хотел видеть в своей квартире, пусть даже она будет готовить какие-то невероятные блюда. Мария Петровна была… была не просто другом семьи, а своим человеком, она способствовала… да, именно способствовала спокойному, мирному течению жизни в семье. А это много значит! Пока она в доме, он может ни о чем не думать, заниматься своими делами… А если ее не будет?
Стернин побежал на кухню, включил свет, увидел на столе записку. Пробежал ее глазами, с облегчением вздохнул. Мария Петровна уехала к младшему сыну, вернется после восьми вечера.
Ужин на плите, куриные ножки с овощной смесью, нужно только разогреть. Ну, разогреть, это он сумеет. Пироги – вместо хлеба в миске, если остынут – подогреть в ростере. Пироги, это хорошо, они всегда получаются вкусными у Марии Петровны.
Он сдернул кухонное полотенце, схватил пирожок с картошкой, куснул раз, другой, а потом отправил целиком в рот. Вкусно, черт побери! И еще теплые, зачем разогревать? Взял еще один и призадумался. А пирогов-то было всего двенадцать, по четыре с каждой начинкой. То есть по два ему и жене с картошкой, капустой и мясом, судя по конфигурации. Маловато получается. Обычно Мария Петровна готовила пироги на пару дней, их ели на завтрак и на ужин с удовольствием. Разогретые в ростере, они были ничуть не хуже только что испеченных. А тут – лимит… Она оставила им по два с каждой начинкой, а остальные отнесла сыну? Стернин не возражал бы против этого, но точно знал, что Мария Петровна никогда не воспользуется их припасами, чтобы угостить своих родственников. И значит…
Звонок в дверь отвлек его от напряженных мыслей, на экране кухонного монитора высветился облик жены. Стернин прошествовал в прихожую, открыл дверь.
– Ну что? – с ходу спросила Лилия Максимовна. – Я готова извиниться, как ты просил…
– Она ушла, – сказал Стернин.
– Как, совсем?! – изумилась Лилия Максимовна. – Но это же… черт знает что! А что же мы будем делать без нее?
– Надеюсь, не совсем. Она оставила нам записку и… пироги.
– Какие пироги?
– Всякие. В том числе и твои любимые, с мясом.
– Какой кошмар! – простонала Лилия Максимовна. – А я только собиралась сесть на диету!
Стернин взял жену под руку, повел на кухню. Показал записку Марии Петровны, потом – миску с пирогами. Лилия Максимовна взяла с мясом, откусила и томно простонала:
– Боже, мне нельзя, но ведь отказаться невозможно… Как все неудачно получается…
– Перестань есть и послушай меня внимательно, Лиля! – сказал Стернин. – Ты видишь, пирогов всего двенадцать… уже десять. По два нам с тобой. Не мало ли?
– Конечно, мало, – заявила Лилия Максимовна. – Таких пирогов я бы съела и пять штук. Но что ты имеешь в виду, Ваня?
– Она сделала больше пирогов, намного больше.
– И повезла их своему сыну?
– Ты себе это как представляешь?
– Честно говоря – никак…
– Она повезла их Маринке! И значит, у них имеется какая-то связь, подождем, вернется Петровна, все расскажет.
– Ты так думаешь, Ваня?
– Уверен, Лиля. Давай поужинаем, я поухаживаю за тобой, так сказать, разогрею…
– Спасибо, Ваня, я только смою косметику…
Спустя полчаса они сидели на кухне и молчали. Тарелки были пусты, и миска с пирогами тоже опустела, каждый съел по два, но хотелось еще. Было бы их много, может, и не хотелось бы, но когда ограниченное количество, кажется, что мало.
Молчали потому, что говорить было не о чем. Ждали возвращения Марии Петровны, уверенные в том, что она была у Марины и сможет сказать, как живет их дочь, все ли у нее нормально. Уж кто-кто, а Мария Петровна безошибочно определит ее настроение, состояние…
Звонок в дверь и лицо Марии Петровны на экране монитора домофона обрадовали обоих супругов. Стернин побежал в прихожую открывать дверь. Лилия Максимовна вышла следом за ним, остановилась у шкафа-купе.
– Ну? – спросил Стернин. – Как она там?
Он даже не вспомнил о записке, оставленной домработницей, а она не стала скрывать, где была на самом деле.
– У ребят все очень даже хорошо, – сказала Мария Петровна. – Я рада за Маринку. Игорь – очень симпатичный парень, умный, интеллигентный и души не чает в Маринке. Красивая пара, во всех отношениях красивая.
– Мария Петровна, ваши пироги – просто произведение искусства, – сказала Лилия Максимовна.
– Да при чем тут пироги? – с досадой сказал Стернин. – Мария Петровна, я так понимаю, вы хотите, чтобы мы с Лилией Максимовной встретились с этим черт… да, женихом. Но адрес не скажете, верно?
– Иван Тимофеевич, а как вы считаете, это будет порядочно по отношению к Марине, если я обещала никому не говорить их адрес?
– Мне найти этот адрес, как говорится, раз плюнуть, – проворчал Стернин. – Не хочу накалять обстановку. Ну ладно, проходите на кухню, я коньячку принесу, там и поговорим обо всем.
Мария Петровна согласно кивнула, сняла пальто, повесила его в шкаф в прихожей, переобулась в домашние тапочки и пошла на кухню. Хорошо хоть не ругаются, не обвиняют ее в том, что поощряет некрасивые поступки дочери. Может, удастся уговорить Стернина, чтобы познакомился с Игорем?
Глава 22
Пальцы левой руки нервно барабанили по столешнице, в правой Пустовалов держал чашку крепкого кофе. Ночью плохо спал, раз пять просыпался, и теперь нужно было взбодриться. Едва приехал в офис, тотчас же приказал секретарше сделать крепкий кофе и принести. Киру не хотелось об этом просить, она баба простая, станет задавать глупые вопросы: почему уже пять дней он живет один в московской квартире, не приглашает ее к себе и, главное, почему перестал обедать в своем офисе? Ну и далее, со всеми остановками, как говорится. Она ему не нравится, нашел ей замену? Невкусно готовит?
К чертовой бабушке все это! Если бы Кира принесла ему кофе – а она умела делать очень вкусный, ароматный – и начала ныть, выгнал бы ее без раздумий. Да ладно, пусть поработает, в конце концов, свое дело она знает хорошо, вернее, свои дела.
Не приглашал ее потому, что все больше и больше думал о Марине Стерниной, думал и… не знал, что делать. Простить такое невозможно, это однозначно. Но и предпринимать какие-то экстраординарные меры нельзя. Три раза звонил Стернину, надеясь, что у папаши лопнуло наконец терпение, и слышал издевательское «подождем, посмотрим». Папаши в таких случаях могут и подождать, а он, жених, чья невеста трахается с каким-то нищим комедиантом?!
Можно искалечить его, сделать так, что всю оставшуюся жизнь будет на аптеку работать, пусть это опасно, но можно.
Если бы… отцом Марины был не Стернин! А вдруг она сделает что-то невероятное с собой, бабы могут в трансе натворить таких дел, на собственном опыте знает. Стернин поймет и уж точно – никогда не простит такое.
И получается, папаша, с одной стороны, издевается над ним: мол, как ты, мужик, терпишь такого соперника, ничего не можешь сделать? А с другой – только попробуй сделать что-нибудь нехорошее для моей дочки!
Так они же, бабы, если «западают» на какого-то смазливого хмыря, сумасшедшими становятся! Все, что ни сделаешь против него, будет для нее плохо, ужасно!
Он, математик, не привык решать подобные задачи. Собственно, решение тут могло быть одно – забыть Марину, жить и работать, как до нее. Но его самолюбие получило весьма чувствительную пощечину, он слишком сильно завелся, чтобы остановиться.
Пустовалов хлебнул кофе, забыв о том, что тот еще довольно горячий, болезненно поморщился, поставил чашку на стол.
Но этой ночью, такой тяжелой, кое-что удалось понять.
Он не психолог, предвидеть результаты прямой атаки на соперника не мог, но как математик мог просчитать результат четкой операции, в которой главным действующим лицом могла стать… Татьяна Сушина.
Да, она была любовницей артиста, и она же… влиятельный человек в кинобизнесе. Возможно, именно она соединила артиста и Марину, но вряд ли для того, чтобы они стали счастливой семьей. И значит, этим следует воспользоваться.
Пустовалов взял трубку телефона, набрал номер мобильника «влиятельного человека в кинобизнесе».
– Да, слушаю вас, – раздался в трубке сухой женский голос.
– Добрый день, Татьяна Илларионовна. Беспокою вас по очень важному для нас обоих делу, нельзя ли, чтобы вокруг вас никого не было?
– Представьтесь, пожалуйста! И учтите… Я не намерена разговаривать с незнакомыми людьми попусту!
– Я официальный жених Марины Стерниной, друг семьи уважаемого Ивана Тимофеевича. Этого достаточно?
– Да, вполне. Подождите минутку… И чего вы хотите?
– Встретиться с вами и поговорить. О наших общих потерях.
– Прямо сейчас? Но у меня съемка… Хорошо, как-нибудь выберусь. Но ненадолго.
– Я не намерен отрывать вас от творческого процесса. Через полчаса буду у входа на «Мосфильм». Вам нужно только выйти за проходную, у меня черный «мерседес». Такой расклад вас устраивает?
– Вполне.
– Спасибо. Приятно иметь дело с умной женщиной. До встречи, Татьяна Илларионовна.
Пустовалов положил трубку, осторожно допил кофе, поставил чашку на стол, довольно усмехнулся. Кажется, получается. Потом стремительно вскочил с кресла, вышел из кабинета.
– Анжела, меня не будет пару часов, если есть встречи, перенеси, – бросил на ходу. Спустился на первый этаж, негромко сказал водителю: – Ренат, заводи, поехали.
И, не дожидаясь, когда водитель встанет с дивана в холле, пошел к своему «мерседесу».
– Вадим, я отлучусь на полчаса, – сказала Сушина Селиванову. – Срочные дела возникли… извини.
– Конечно, Таня, конечно. Знаешь, я долго думал и пришел к выводу, что совсем не обязательно делать сериал в жанре «экшн». Мы сделаем упор на игре Марины и Игоря, на взаимоотношениях их героев. Это получается чертовски интересно, это главное, понимаешь? Таким образом мы убьем двух зайцев сразу. Сэкономим деньги, что не так уж важно, и зажжем новую звезду в нашем киномире.
– Вадим, за двумя зайцами погонишься…
– Это тот редкий случай, когда двух и подстрелишь. Исключение из правил; мне они всегда нравились больше, чем сами правила.
– Но у нас есть обязательства перед генеральным продюсером, фильм должен вернуть его деньги с прибылью, значит, показывать его должны в прайм-тайм. Я понимаю, что ты, как умный режиссер, всегда тяготел к излишней психологичности, но это не тот случай…
– Тот, именно тот! – воскликнул Селиванов. – Такое раз в жизни бывает! Дочка продюсера в главной роли, будь она бездарна, я бы сделал, как договаривались. Но она талантлива! И какой же папаша станет возмущаться, если я сделаю из его дочки звезду?! Ты посмотри, как они играют сцену расставания! Это же просто блеск!
Сушина и сама понимала, что Игорь с Мариной играют отлично, но ей-то что до этого?
– Ладно, Вадим. Так я отлучусь?
– Конечно, Таня.
Сушина надела кожаную куртку, вышла из павильона и решительно зашагала вниз, к проходной «Мосфильма». Миновала проходную, где толпились люди, нервно звонили по внутреннему телефону, напоминая, что они уже пришли, а пропуска почему-то нет, вышла на Мосфильмовскую. Черный «мерседес» определила сразу. Из него вышел невысокий мужчина с короткими русыми волосами, в длинном черном пальто. Не красавец, но и не урод, а с такой машиной, да с личным водителем, да в прикиде от лучших фирм Европы… вполне мог быть официальным женихом Марины Стерниной.
– Еще раз добрый день, Татьяна Илларионовна, извините, что оторвал от дел, прошу в машину.
Он распахнул дверцу «мерседеса», Сушина села на заднее сиденье. Пустовалов сел рядом, сказал водителю:
– Ренат, погуляй пока что. Понадобишься – свистну.
Водитель согласно кивнул и вышел из машины.
– Все это впечатляет, – усмехнулась Сушина. – Ну и зачем я вам понадобилась?
– Татьяна Илларионовна, буду с вами откровенен. Кое-что знаю. И полагаю, это вы толкнули господина Муравьева в объятия моей невесты. Возможно, для того, чтобы они лучше сыграли, возможно, по другим причинам. Далее, я полагаю, что вы никак не заинтересованы в том, что у них могут возникнуть отношения… чересчур откровенные, скажем так. И даже чересчур длительные.
Сушина непроизвольно кивнула, внимательно глядя на бизнесмена.
– Допустим, вы правы. И что дальше?
– Я тем более не заинтересован в том, что моя невеста живет с господином Муравьевым. И значит, нужно как-то разрушить эту идиллию. Повторяю, я предельно откровенен с вами. Надеялся, что Иван Тимофеевич предпримет какие-то шаги, но он… извините за выражение, не мычит и не телится. Я не очень ревнив, но терпеть подобное оскорбление не намерен. Вы, полагаю, тоже. Или я ошибаюсь?
– Может, представитесь для начала? – сказала Сушина.
– Валерий Пустовалов.
– Вы не ошибаетесь, Валера. Мне тоже не нравится их связь. Игорь был моим хорошим другом, благодаря мне он получил эту роль, солидные деньги, но… Я не ожидала, что случится так. Понимаете, Игорь всегда сторонился дочерей богатых людей, он уже обжегся на этом. Но…
– Отлично, Таня, – мгновенно отреагировал на ее тон Пустовалов. – Мы должны получить – каждый свое. Вы – господина Муравьева, я – свою невесту.
– Чтобы заточить ее в подземелье и пытать каждый день? – пошутила Сушина.
Пустовалов шуток не понимал.
– Если устремления у нас одинаковы, будем действовать совместно, – уверенно сказал он. – Лишь в этом случае мы получим результат, который устраивает нас. Я предлагаю вам принять участие в некоей игре, всю схему которой раскрыть не могу.
Сушина посмотрела на него внимательно и жестко:
– Полагаете, я совсем дура, Валера? Хотите использовать втемную?
– Таня, вам не идут эти бандитские словечки. То, что вам надлежит сделать, вполне логично и естественно, даже в какой-то мере справедливо. И – абсолютно законно. А теперь послушайте меня внимательно. Вы абсолютно ничем не рискуете, а не зная о моих дальнейших планах, не можете считаться сообщницей. Пожалуйста, послушайте.
Через двадцать минут, склонив набок голову и напряженно размышляя о предложении Пустовалова, Сушина шагала к павильону мимо тихих елей. Страшновато было связываться с незнакомым человеком, хотя… ничего противозаконного она не должна была сделать. Да и парня можно понять: такой крутой сам – и такой крутой облом! Но умный мужик, не стал дергаться, истерики устраивать, видимо, все продумал до мелочей… Может быть, получится? Этот Валера не сомневался, что сегодня вечером Марина вернется к отцу в расстроенных чувствах. Это значит, в семье негодяя Стернина возникнут серьезные проблемы. У Муравьева – тоже; ничего, потом приползет к ней – простит. А может, и нет, об этом потом станет думать.
– Тань, если что со мной случится, возьми Оксанку к себе. С твоими девчонками она не пропадет.
– А что с тобой может случиться, Оль?
– Ну мало ли…
– Совсем дура, что ли? Ты о чем думаешь, моя дорогая? Проблемы с мужиком? А у кого их нет? Вот что я тебе скажу – выбрось из головы, забудь о нем.
– Да нет, у нас все нормально.
– Тогда в чем дело?
– Внешне нормально, но я чувствую, он как-то… спокойнее ко мне относится, понимаешь?
– Относись к нему еще спокойнее, а лучше забудь на пару месяцев. Найди себе крепкого мужика… у вас там физкультурники есть?
– Ладно, Тань, я поехала домой.
– Может, махнем в ЦДРИ? Глядишь, да и познакомлю тебя с толковым парнем.
– Нет, дел много. Пока.
Господи, да что же она за дура была, доцент, преподаватель солидного вуза, кандидат наук?! Из-за какого-то задрипанного банкира сотворила такую жуть! Надо было самой поехать с ней на последнее свидание, надо было… Да кто же мог подумать, что все получится так страшно? Но он, гадина, ответит за все! Возможно, совсем скоро. Хорошо бы у этого Пустовалова получилось все так, как он задумал!
У двери павильона она остановилась, глубоко вдохнула, сделала медленный выдох, яростно скрипнула зубами и… улыбнулась. Если уж согласилась, зачем же мешкать? Прямо сейчас и начнет. Так и вошла в павильон с веселой улыбкой на губах. А там был перерыв, съемочная группа перекусывала, кто бутербродами с колбасой, кто чипсами, а кто – сигаретой. Муравьев сидел в кругу актеров, обнимая Марину, о чем-то оживленно говорил.
– Игорь! Можно тебя на минутку? – позвала Сушина и для убедительности кокетливо поманила пальчиком.
Муравьев встал со стула, пошел к ней, вернее за ней, потому что Сушина уходила в самый дальний угол павильона, где никого поблизости не наблюдалось. Марина внимательно смотрела ему вслед.
– Что за проблемы, Тань? – весело спросил Муравьев.
Сушина обняла его за шею, потянулась губами к уху, прошептала с улыбкой:
– Не удивляйся, так надо, чтобы никто ничего не понял. И не стой как истукан, улыбайся, мы ведь друзья. Или ты даже обнять меня не можешь?
Муравьев заставил себя сыграть роль друга, обнял ее, тоже улыбнулся, внимательно слушая ее шепот.
– Игорь, мне сказали… знающие люди, что скоро Стернин предпримет решающие шаги. Он очень зол на тебя. Не знаю, что он сделает, но может многое, а я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
– Не думаю, Тань, он же не враг своей дочери.
– По большому счету мне плевать, что с тобой будет, но я тебя попросила, считаю себя ответственной, понимаешь? Я прошу тебя только об одном – отвези ее сегодня домой, к папаше, пусть они сами разберутся, что к чему. Если все нормально, ты должен встретиться с ним, поговорить, а там… я тебе искренне желаю счастья.
– Извини, Таня, у нас все нормально…
– Это ты меня извини, дорогой. Если тебя покалечат, съемки остановятся, все окажемся не у дел и Марина не станет звездой сериала. Да пойми же ты, я ничуть не ревную, прошу соблюдать элементарную порядочность и осторожность. Ты полагаешь, таким людям, как Стернин, можно плевать в лицо безнаказанно? А ты это делаешь. Ну, поезжай к ней, поговорите с папашей… Не надо дергать тигра за хвост.
– Ты доверяешь своим людям? Они что, прослушивали разговоры банкира?
– Ты совсем отупел, Игорь. Вся Москва судачит о том, что дочка банкира сбежала от папы с непутевым артистом. Народ в кабаках ставки делает, как папаша отомстит тебе.
– Ладно, Таня, я подумаю.
Они говорили, не переставая обниматься, и улыбались, будто только что отведали патентованную лапшу неземной вкусноты. Но когда Муравьев вернулся к Марине, улыбка сошла с его губ.
Девушка смотрела на него с явным раздражением.
– Извини, Маринка, деловой разговор, – сказал он, пытаясь ее обнять.
Марина решительно сбросила его руку со своего плеча.
– Ты всех подряд обнимаешь, да? – резко спросила она.
– Да перестань…
– Это ты перестань, понял?!
Сушина смотрела на это с улыбкой, на сей раз – вполне естественной.
