Текст книги "Стажёр (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

На повороте дороги нас ждала запряжённая парой лошадей полицейская повозка.

Там уже сидели и ждали только нас полицейские в мундирах. Ещё один мундирный прохаживался возле лошадей, поглядывая на небо и нетерпеливо притопывая ногами.

Мы с Бургачёвым залезли в повозку.

После выпитого с морозу чая с баранками, девчоночьих ладошек под лестницей и вообще всего, что случилось, меня разморило.

Я уселся с краю, прикрыл глаза и задремал. Мне бы сейчас смотреть во все глаза, суетиться, расспрашивать о том, о сём – что да как в этом мире… Но я заснул.

Проспал всю дорогу и проснулся только, когда мы остановились, и полицейские дружно полезли из повозки.

Меня растолкали, я спрыгнул на мостовую.

День клонился к вечеру. Мы прибыли в город. Мой город, который было не узнать. Куда делись многоэтажки, телевышка, спутниковые тарелки, кондиционеры на стенах, трамвайные пути и вездесущие маршрутки? Где асфальт, блестящий под лучами фар? Где дорога с зебрами и светофорами, перечёркнутая лежачими полицейскими? Где заправки, машины, рекламные щиты?

Ничего этого не было и в помине. Никаких многоэтажек. Три этажа – предел. Разве что декоративные башенки, мансарды и балконы. Да ещё купола соборов, которые тут и там возвышались над крышами.

Повозка наша остановилась возле двухэтажного дома, и пока я озирался по сторонам, последний мундирный полицейский уже скрылся за распахнутыми воротами.

Смотрю – а машинка антикварная тоже здесь. Стоит поодаль, на другой стороне улицы. Возле руля – уже знакомый мордатый водитель, а на пассажирском месте белеет шарфом давешний начальник. Как его там – Иван Витальевич.

Бургачёва окликнули от машины, так он мелким шагом к ней подсеменил, подхалим. Аж изогнулся весь, шею вытянул, начальнику внимая.

Потом обернулся и мне рукой махнул.

Иван Витальевич сидел весь важный, руки на рукояти трости сложил, лицо в меру суровое – в соответствии с моментом.

– Вот что, голубчик, бумаги подготовьте, да не мешкая. Капитану отдадите, он мне передаст. Дело это срочное, промедления не терпит. Не каждый день инородные проститутки высшего разряда под нож попадают. Рядом с такими людьми…

– Да ещё в мерзком магическом круге убитые… – поддакнул Бургачёв.

Здесь начальник на него зыркнул, строго так, и тот заткнулся посреди слова. А Иван Витальевич помолчал и добавил:

– Займитесь этим немедля. Стажёра своего можете пока отпустить. Праздник всё-таки. Он у вас на ногах уже не стоит. Да, и вот ему за усердие… пускай опохмелится… за здоровье государя нашего.

Кивнул шофёру, тот портмоне из-за пазухи вытащил, достал бумажку и Бургачёву протянул. Бургачёв её мне передал.

Я машинально бумажку взял, зажал в кулаке.

– Прощайте, голубчик, – Иван Витальевич сделал знак шофёру. Машина затарахтела, мы отошли.

Бургачёв проводил начальственный экипаж взглядом, повернулся ко мне:

– Всё, свободен. Иди отдыхай. Да деньги не потеряй! И чтоб с утра как новенький был! Скажи спасибо, начальник наш с понятием, а то получил бы ты, стажёр, как следует. Давай, давай, домой иди. Не позорь своим видом учреждение.

Поглядел на меня грозно, как только что начальник, и ушёл вслед за остальными полицейскими. А я на улице остался с бумажкой в руке.

"Домой иди!.." Где мой дом, ещё бы кто подсказал. Не узнаюничего. Не тот это город, из которого мы с друзьями накануне выехали день студента отмечать. Совсем не тот.

Но делать нечего. Мелькнула у меня мысль зайти туда же, куда и остальные полицейские, но отпала. Увидит Бургачёв, разорётся. Или, вопреки указаниям начальника, заставит отчёты писать. Мне сейчас совсем не нужно ни того, ни другого. А нужно мне место найти, чтобы спокойно подумать над судьбой своей. Что случилось, как я сюда попал, и можно ли отсюда выбраться. Потому что понятно, что не сон мне снится. Не бывает таких реальных снов.

Мысль о том, что я головой на прогулке с Альбинкой ударился, и лежу сейчас в бреду, отогнал подальше. Если лежу, то ничего тут уже не поделаешь.

Так что постоял я, подумал, и двинулся вверх по улице. Туда, где башенка виднелась с круглыми часами.

Пока шёл, в голове немного прояснилось. А когда к башенке вышел, составил план действий.

Сейчас главное что? Место найти. Спокойное и тёплое. На улице зима, ночь надвигается. А начальник сказал – иди домой. Значит что? Значит, мне есть куда идти. Дом у меня имеется. Осталось найти его, и половина задачи будет решена. Там можно и подумать как следует, и переночевать в тепле.

Так что огляделся я, поразмыслил. Где стажёр может жить? Уж точно не в палатах каменных. Значит, искать надо дома попроще, а не те, что здесь, в центре города стоят. Здесь, куда ни посмотри, одни магазины да учреждения. Банк такой-то, банк сякой-то, магазин господина такого-то… Даже если наверху, над магазином, есть жильё, бедному стажёру оно точно не по карману.

Идти надо на окраину, поближе к дешёвым домам, где труба пониже и дым пожиже. Да поспрашивать, где студентам и прочим молодым стажёрам жильё сдают. А ещё лучше – найти универ. Если я там учился, меня там узнать должны. Скажу, так напился, что свой адрес забыл. Стыдно, но вот… такое. Или ещё придумаю что-нибудь.

* * *

Как видно, в мозгах у меня затмение случилось. Иначе не прошлялся бы я так долго по незнакомому городу.

Самая удачная идея оказалась самой дурацкой из всех. Поспрашивать про универ. Иду по улице, думаю, кого спросить, смотрю – парни стоят возле магазина. Я им – как пройти к университету? Они как заржут, куда там лошадям. Ничего не сказали, стоят, на меня смотрят и смеются.

Ладно, думаю, алкашня малолетняя, что с вас взять. Иду дальше, смотрю, у обочины коляска с лошадью. Такие дрожками называются или пролёткой. На дрожках водитель кобылы сидит в дублёнке, скучает. Ждёт клиента.

Я к нему подошёл, про университет спросил. Извозчик не заржал, как те парни, но ухмыльнулся во всю пасть, где зубов не хватало, и сказал: "Эка вы, господин студент, отпраздновали! Видать, крепкое винцо попалось!"

Тут клиент из банка вышел, сел в дрожки, извозчик кобыле команду дал, и они отъехали. А я как дурак остался стоять, не пойму, что не так спросил.

Только потом до меня дошло – нет в этом городе университета. Не построили ещё. Но понял я это сильно позже. Когда в кафешку местную забежал, погреться. А то уже от отчаяния стал всех, кто по дороге попадался, спрашивать, нет ли здесь общежития, и где оно находится. И кто здесь комнаты сдаёт, по дешёвке.

На первый вопрос люди в зависимости от воспитания ржали, ухмылялись, смотрели с удивлением.

На второй накидали столько вариантов, что я понял – не обойти мне все адреса до утра.

А тут как раз увидел, что рядом дверь в кафешку открылась, и оттуда ароматом жареных пирожков пахнуло. Такой аромат был густой и смачный, что ноги мои сами туда пошли.

Это, ясное дело, не кафешка совсем оказалась, а забегаловка. Столовка обыкновенная. Только с поправкой на местный колорит. Над дверью – вывеска, где большими буквами написано: "Довольный желтобрюх". Сбоку вывески нарисован мордатый чувак с улыбкой от уха до уха. В руке у мордатого – большая чашка, но по довольной улыбке сразу ясно – не чай он там пьёт.

Здесь окраина уже была, край города. К тому времени я уже столько улиц и переулков обошёл, что хотелось сесть на лавку и прямо там и заснуть. Даже трусливая мысль появилась – вернуться с позором в полицейский участок, пред ясны очи Бургачёва, и будь что будет.

В забегаловке оказалось тепло, душновато – кондиционеров-то нет – но уютно. Самоварище стоит здоровенный. На полках бутылки всякие. Тут же рюмки в ряд выстроились, чайники пузатые. Вдоль стены стойка, за стойкой тётка большая, пышная, румяная как булка.

Столы в забегаловке квадратные, за столами народ сидит разный, пьёт разное из чашек, кружек и стаканов. На тарелках у них лежит всякое, и они это всякое едят.

У меня в животе заурчало. Только сейчас понял, как проголодался. От того чая с баранками, что нам в пафосном особняке предложили, остались только воспоминания.

Подошёл я к стойке, а тётка в переднике мне ласково так:

– Что кушать будете, господин? Есть уха горячая, с расстегаями. Поросёнок с кашей, кулебяка, пирожки ассорти – с начинками разными, каша в горшочке…

Я аж слюной захлебнулся. Говорю:

– Уху давайте, если горячая. Пирожков давайте… – тут я задумался, а есть ли у них картошка. – Пирожков с мясом.

– Есть с требухой хорошие, только испекли.

– Давайте!

– Пить что будете? – спросила женщина. Пригнулась ко мне, и мягко так посоветовала: – Водочки не предлагаю, господин студент. Похоже, вы уже накушались.

И громче добавила:

– Чаю подать вам? У нас чай хороший. От лучших поставщиков.

Я кивнул. В животе урчало всё громче.

Потом я ел. Не заметил, как тарелки опустели. И с ухой и с пирожками. Чай мне дали в чайнике, так я чашку за чашкой весь чайник и уговорил.

Может, потому и не заметил, как народ за столиками на меня смотрит. Недобро так.

Я чашку на стол поставил, выдохнул. Уфф-ф, как я хотел есть.

Осмотрелся.

После чая или пирожков, но стало мне гораздо легче, и в глазах прояснилось. Смотрю – за соседним столиком сидят трое, и все на меня уставились. Недобро так. Все бритые налысо, лысые лбы от пота блестят. Все в одинаковых куртках, чёрных, застёгнутых наглухо, только пуговицы почему-то цветные. А уши у всех троих длинные, острые и торчат вверх, как у летучих мышей. У них и кожа бледно-зелёная, словно брюхо у лягушки. Похожее ухо я сегодня утром уже видел. У фотографа на поляне.

Повернулся я в другую сторону – а там ещё двое. Те совсем чудные. Головы большие, надбровные дуги массивные, и глаза из-под бровей жёлтым поблёскивают. У этих уши круглые, но сплющенные, к черепушке плотно прижатые. И кожа какая-то желтоватая. Плечищи широкие, шире моих раза в два. И глаза кошачьи. У всех.

Нет, наверное это всё-таки бред.

– Счёт, пожалуйста! – я пошарил в кармане и вытащил смятую бумажку, что мне начальник дал от своих щедрот.

Тут ко мне парнишка молоденький подскочил, в фартуке и с полотенцем через плечо.

Я бумажку развернул и ему протягиваю. Он на бумажку глазами поморгал, взял её двумя пальцами и говорит:

– Это много, господин студент. Нет ли помельче у вас?

– Нет.

Мальчонка к тётке за стойкой отбежал. Вижу – она тоже бумажку мою покрутила, и давай на свет рассматривать.

– Богатый дядя, – вдруг сказал один из ушастых. Голос у него оказался какой-то хриплый и резкий, будто кто ржавым ножом по тарелке провёл.

– Богатый, – согласился его дружок. – Красненькую достал. Толстый человечек. При деньгах.

Смотрю, тётка из-за стойки выбралась, к моему столику подошла, выложила передо мной бумажную денежку синего цвета – а моя была красная – к ней горсть мелочи, и говорит тихо так:

– Ступайте домой, господин студент. Место здесь недоброе, время к ночи. Неровен час, случится чего.

Взял я бумажку синюю, мелочь сгрёб в ладонь. Вдруг чувствую – за пазухой, во внутреннем кармане, зашевелилось что-то. Зашуршало, зацарапалось. Котёнок вылез наружу, сонными глазами посмотрел вокруг и мяукнул. А я и забыл про него совсем.

Вытащил я его, на стол поставил и спросил:

– Возьмёте котёнка? Может, нужен кому?

Наверное, я опять сказал что-то не то.

Тётка аж отшатнулась. Лицо, только что доброе, холодным стало. Зато те, ушастые и мордатые, оживились.

Поднялись со своих мест, обступили меня. Один мне на плечо ладонь положил, к стулу прижал. Ладонь тяжёлая, как чугунная.

– Так, та-а-ак, – другой ко мне наклонился. – Кошками торгуешь? Сам не жрёшь, другим продаёшь?

– Разбогател, красненькими швыряется… – гнусаво добавил ещё один.

Краем глаза вижу, блеснуло сбоку – нож. А тот ушастик, что ко мне наклонился, котёнка цапнул, зубы оскалил:

– Мы их сырьём жрём, с кишками, человечек! Показать?

И пасть разинул. Котёнок запищал. А нож блеснул и в бок мне метнулся.

Тут началось…

Первому ушастому, что котёнка цапнул, я левой в морду двинул. Хорошо так, от души. При этом развернулся, правой нож отбил. Сам со стула упал, перекатился. Нож отлетел на пол, только пальтишко мне на боку наискосок вспороть успели.

Тут они толпой на меня налетели, как собаки на приблудившуюся дворнягу. Я на полу крутанулся, одного под пятку подбил, другого пнул как следует. Они повалились, я подпрыгнул, да скакнул к стене, где полка с чайниками. Чайник ухватил и первому, кто сунулся, зарядил по физиономии.

Слышу, мальчонка-официант у двери верещит, будто режут его. На помощь зовёт, только не поймёшь, кому – мне или этим. Заметил ещё краем глаза, что тётка откуда-то из-под прилавка дубинку вытащила, вроде бейсбольной биты. И к нам двинулась.

Но мне было не до тётки – на ногах ещё трое оставалось. Да ещё подбитые рядом кружат, – шатаются, но боевой дух не потеряли.

Зажали меня в угол, хотел отскочить, да на удар нарвался. Вроде вскользь по скуле прошло, но поплыл я. Это от мордатого желтокожего прилетело – кулаки у них и правда как гири.

Успел увидеть, как тётка надвинулась, дубинкой взмахнула… И темнота.

Глава 4

Просыпаться утром по будильнику – неприятно. Просыпаться за пять минут до будильника – неприятно вдвойне. Снилось мне, будто сижу я на лекции, а рядом со мной секретарша нашего декана. И нежно так мне в ухо шепчет: «Вы отчислены, Воронков… За злостные прогулы, пьянство и нарушение обещаний…»

Потом вдруг секретарша расплывается в дым и превращается в большую, горящую синим огнём кошку. Из густой шерсти летят искры, глаза светятся как фары. Кошка придвигается ко мне вплотную, щекочет усами, тычется носом: "Мрряяу! Мрряяяу-уу!"

Тут я глаза открыл. Смотрю – на мне котёнок стоит, лапами упирается в грудь, смотрит прямо в лицо.

– Мяу!

Тут я всё сразу вспомнил и аж подпрыгнул на кровати. Кровати?!

Кровать, узкая, как в общаге. Комната – маленькая, в одно окошко. Обои голубые, в цветочек. Напротив кровати – стул, столик маленький у стены. На столе таз и кувшин. Пол дощатый, крашеный. Потолок низкий. Тесно, но чисто, и даже уютно.

Почему я не в морге? Или в больничке, весь гипсом облепленный? Те, в забегаловке – с кошачьими глазами, не шутили, а кулаки у них были здоровенные.

Поднялся я с кровати, и едва обратно не рухнул. Всё болит, будто меня грузовик переехал, и не один раз.

Еле-еле дошаркал до столика. Водички из кувшина отхлебнуть – во рту сушняк, не передать словами. Там зеркало стояло – небольшой прямоугольник на подставке. Как раз чтобы бриться и ухо случайно не сбрить.

Глянул я на себя. Поморгал и снова взглянул – внимательно.

– А-а-а-а!!

Проорался и ещё разок посмотрел. Вспомнил шутку: мужик с похмелья смотрит на себя утром в зеркало и говорит: "Я тебя не знаю, но я тебя побрею"…

Потому что не я там отражался. Парень какой-то незнакомый. У меня волосы тёмные, а у этого светлые. И глаза светлые, а у меня – карие.

Лицо у этого чем-то похоже на моё, но другое. Я, конечно, тоже не урод, девчонки не шарахаются, а некоторые даже наоборот. Но этот прям симпатяга.

Хотя синяк на пол-лица, разбитая губа и припухшие покрасневшие глаза красоты не добавляют. Зато сразу видно – вчера чуваку было весело и интересно.

Тут мне в дверь постучали.

– Господин, господин, вы чай пить будете?

Голосок писклявый.

За дверью девчонка. Я её увидел, аж пошатнулся. Такая маленькая, а уже зелёная. Как те, в забегаловке. Росточком мне по пояс, платьице тёмное, шея тоненькая, глазёнки раскосые, и уши торчат.

– Чего тебе? – говорю.

– Меня матушка послала спросить, будете чай пить, или сразу на службу пойдёте? – пищит эта малявка. – А ещё матушка спрашивает, вы за квартиру сейчас платить будете, или до вечера задержите, как в прошлый раз?

Ого! Хотя голова у меня болит и раскалывается, но кое-что соображает.

Как в прошлый раз – значит, я тут не первый день. И меня здесь знают.

– До вечера, – говорю. – Чай буду.

Девчонка кивнула, и метнулась куда-то.

Чай ждал меня на столе, покрытом скатертью. У стола суетилась хозяйка квартиры, где я комнату снимал. Такая же зеленоватая и ушастая – хозяйка, не квартира. И болтала эта хозяйка без умолку, что не мешало ей подметать, мелких детей гонять, бельё гладить и ещё всякими делами заниматься.

Так что, когда я из квартиры выбрался на улицу, у меня в голове ясность наступила. По сравнению со вчерашней – прям-таки кристальная.

Принесли меня сюда от забегаловки, где драка была. Хозяйка, охая и ахая, в красках расписала, как меня в дом втащили, еле живого, а мальчонка-официант, который помогал квартиранта нести, ей всё рассказал.

Тамошняя владелица забегаловки – подруга моей квартирной хозяйки. И когда по карманам побитого студента пошарила…

Ну да, я же на полу валялся, куда меня в нокаут отправили эти гоблины плюс орки…

Сам виноват, незачем было в старенькой студенческой шинельке поздно вечером пьяным ходить… Да ещё котят предлагать. Это потом понятно стало, что к чему. А тогда все решили, что студент издевается. Человек – над гоблинами. И над орками заодно.

Так вот, когда подруга хозяйки по карманам пошарила и квитанцию на оплату квартиры нашла, тут же вспомнила, что заселился у её подруги один студент. Бывший студент, а ныне – стажёр в сыскной части.

…"А шинелька ваша новая, которую вы давеча почистить просили – вот она, на плечиках висит, красуется. Вся с иголочки, с петлицами, со значком, как положено. Вы уж больше в старом не ходите, господин Найдёнов. Не ровен час, опять в неприятности попадёте. Праздник – праздником, но бережёного бог бережёт"…

Шинель и правда на стене висела, новая, тёмно-зелёного цвета, с оранжевыми петлицами. В самом деле – с иголочки.

Надел я её, и на службу отправился. А перед этим по карманам пошарил как следует. В поисках документов и других опознавательных знаков моей новой личности.

Документы нашлись в столе, куда я же – другой я – их накануне запрятал. Прежде чем шинель в чистку отдать. Почему новенькая форма запачкалась, я даже думать не стал. Обмывал, видать, господин стажёр своё назначение.

Так что шагал я теперь по улице к полицейскому участку – красавец-красавцем. Весь с иголочки, только лицо помятое.

* * *

– К нам едет служба надзора, – помощник полицмейстера Викентий Васильевич указал пальцем в потолок. – Господин полицмейстер телеграфировали в столицу.

Мой начальник Бургачёв скривился, как будто лимон укусил. Ещё трое полицейских – немолодые дядьки, что сидели тут же, в начальственном кабинете, молча закивали.

– Оказывать полное содействие, никаких препятствий не чинить, – зам полицмейстера строго глянул на Бургачёва. – А то знаю вас.

– Викентий Васильевич, так то когда было… – начал Бургачёв.

– Вот чтоб и не было! – рявкнул тот. – Вы от инородов морды воротите, а нам сверху по шапке! Неужто неизвестно, что инород инороду – рознь? Это вам не гобы зелёные, не желтопузые орги. Сам высший эльвий собственной персоной – друг государя и опора власти!

– Поняли, поняли мы, Викентий Васильевич, – миролюбиво пробасил самый пожилой полицейский. – Неужто мы без понятия совсем.

– Так вот, раз поняли, за дело со всем рвением приступайте. Чтоб комар носу не подточил. Та девка хоть и проститутка была, но высшего разряду. Из эльвиек, а это не каждому богачу по карману. То, что её в Александровском парке нашли, не случайность.

Бургачёв, что у нас по опросу?

Мой начальник откашлялся. После нагоняя лицо его горело красными пятнами.

– Опрос ничего существенного не дал, ваше высокородие. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Мы опросили всех, от хозяев до слуг. Все в один голос говорят одно и то же.

Пожилой полицейский ухмыльнулся в усы. Остальные молча переглянулись, разве что не плюнули. Видно, не любят здесь господина Бургачёва.

Меня аж зло взяло. Поднял я руку, как школьник на задней парте, и сказал:

– Говорят одно, а показывают другое!

Все на меня посмотрели.

– Что показывают? – похоже, его высокородие опешил от моей наглости.

– А то, что знают они, в чём дело. У господина Филинова, которого мы последним опросили, на лице всё написано. И у жены его. Он, как услышал про э-э, невинную лилию, чуть с кресла не упал. А жена его глазами сверкала, как люстра хрустальная. А он как заметил, что она разозлилась, сразу младенцем прикинулся – ничего не знаю, ничего не видел!

– А вы, господин стажёр, выходит, видели, – медленно, с расстановкой произнёс зам полицмейстера.

В комнате стало холодно, как на полюсе. Северном. Или южном.

Стало мне страшновато, но остановиться я уже не мог и не хотел.

– Да это и слепой бы заметил. Надо бы у них отпечатки пальцев взять, у всех. На предмет соответствия. Мы же рядом с телом кисть нашли, всю в краске. И нитку. Может, это с чьего-то пальто нитка.

Смотрю, у Бургачова лицо пунцовым стало. Викентий Васильевич наоборот, как-то даже побледнел, и на меня из-под бровей уставился.

Все остальные, кажется, дышать перестали. Только смотрят, рты разинули, разве что попкорна не хватает.

– Так, – ледяным голосом говорит зам полицмейстера. – И какие будут ещё предложения, господин Найдёнов?

Ну, мне терять уже нечего, несёт меня – аж самому страшно.

– Это уж вам решать, вы начальство. Только я себе уже план наметил. В субботу встречаюсь со свидетелем – наедине. Она точно что-то знает.

Бургачёв глаза закрыл, стоит, покачивается. Полицейские глаза таращат, то на меня, то на начальника, будто в цирке. Один, самый пожилой, фейспалм сделал обеими руками. Лицо закрыл, а сам трясётся – то ли плачет, то ли со смеху помирает.

– Она, значит… – зам полицмейстера меня взглядом сверлит, того гляди – прожжёт насквозь. – А личико вам, господин студент, тоже она разукрасила? Или это вы с другими свидетелями наедине общались?

– Ну почему, – говорю с достоинством. – Это к делу отношения не имеет. Тут я сам виноват. И не наедине, а в чайной "Довольный Желтобрюх". Их пятеро было, я один.

Тут пожилой полицейский руки от лица отнял, и тоже на меня уставился.

– Напомните мне, господин Бургачёв, откуда к нам господин стажёр прибыл? – спросил зам полицмейстера, а сам глаз с меня не сводит.

– По окончании столичного университета с превосходными отметками отправлен был Дмитрий Найдёнов в школу полиции при управлении обер-полицмейстера, – деревянным голосом отрапортовал Буграчёв. – Которую успешно окончил. После чего сюда был выслан по разнарядке в соответствии с указом от числа…

– Довольно, – оборвал его Викентий Васильевич. – А в университет упомянутый господин поступил прямо из дома призрения, что в нашей губернии находится. Так?

– Так точно, ваше высокородие!

– Так, так, – зам полицмейстера скривился, губами пожевал. – Ну что же… Грех не воспользоваться таким обстоятельством. Ишь, свидетелей он опрашивает… наедине.

А я стою, вижу – все чего-то поняли, перемигиваться начали. Только мне непонятно ничего. Уже и сам не рад, что выскочил. И что на меня нашло? Будто чёрт вселился. Может, это прежний хозяин тела дурит? Понятно же, что выпить этот Дмитрий Найдёнов не дурак и вообще фрукт ещё тот…

Викентий Васильевич пальцем щёку поскрёб задумчиво и распорядился:

– Господа приставы, за дело. Согласно плану. Стажёр – за дверь, ждать, пока вызовут. Бургачёв, вас попрошу остаться.

Вышел я из кабинета, встал у стенки, глаза прикрыл. Вокруг меня полицейские бегают, суетятся. На меня поглядывают – кто сочувственно, кто злорадно. Ясное дело, проштрафился стажёр, сейчас его песочить будут в хвост и в гриву.

Потом дверь распахнулась, мой начальник Бургачёв вылетел, весь взмыленный как конь, лицо в пятнах.

– Иди! – внутрь указал, меня взглядом ожёг и умчался.

Вошёл я. Дверь за собой плотно прикрыл, как сказали. Ну а потом все любопытные с той стороны двери могли слышать громовой голос его высокородия господина заместителя полицмейстера.

"Неслыханно!.. Позор всего отделения!.. Пьянство, поножовщина, драка в общественном месте… Стыдно, господин стажёр!.. Сей же час сдайте значок, и чтобы я вас здесь больше не видел!.."

Сколько времени прошло, я не считал. Когда всё закончилось, открыл дверь, вывалился из кабинета и все, кто мог видеть меня в тот момент, наверняка посочувствовали бедному стажёру. Потому что превратился стажёр в тыкву. Был, да весь вышел.

Побрёл я к выходу, как на улице оказался, даже не заметил.

Обернулся, взглянул на окна полицейского участка. Провёл ладонями по своей шинели, недавно такой новенькой. Теперь на ней не было ни петлиц, ни значка. Выдраны с мясом.

Вздохнул, надвинул кепи поглубже, и зашагал вдоль по улице. Туда, откуда пришёл совсем недавно, такой красивый.