Текст книги "Стажёр (СИ)"

Автор книги: Натан Темень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Я рвал уже третью бумажку. Одну исписал мелким почерком, смял и бросил. Вторую исчиркал, порвал в мелкие клочки. Потом прикрыл глаза, сосредоточился и принялся выводить: «Любезная Вера Афанасьевна, пишу вам в полуденный час, чтобы»… Фух-х.

Как было бы проще кинуть в чатик: "жду в четыре, твой Димон". И сердечко какое-нибудь добавить – для любимки.

Так нет, сиди, вымучивай реверансы.

Пришёл пораньше на почтамт, купил лучшей бумаги – голубой листок с золотым обрезом – уселся за стол и принялся кропать. Потное это дело оказалось. Ладно, хоть мышечная память в пальцах от бывшего владельца сохранилась – Дмитрий Найдёнов, студент с превосходным дипломом, умел в каллиграфию.

"Любезная Вера Афанасьевна, пишу Вам, чтобы сообщить, что наша встреча состоится как условлено. Жду с огромным нетерпением, желая увидеть Вас, чтобы поцеловать Ваши нежные руки и"… Фух-х…

"…нежные руки и прелестные глаза. Однако же вынужден с превеликой грустью сообщить, что возможно обстоятельства вынудят меня пропустить заветный час нашей встречи. Это наполняет моё сердце тоской, но"…

Я почесал в затылке, тяжело вздохнул. На экзамене было легче.

"…но вы знаете, каковы мои дела, и простите своего любезного друга. Отправляю вам это письмо на адрес кондитерской, где мы имели удовольствие видеть друг друга. Ежели по истечении назначенного часа меня не будет, знайте, что меня задержали непреодолимые обстоятельства. Я…"

Ох ты, ёлки зелёные. Как ей сказать, что мы пошли на дело?

…"Я приготовил Вам небольшой, но приятный подарок, любезная Вера Афанасьевна, который вы можете забрать в удобное для Вас время на почтамте до востребования. Если же я не появлюсь и в том памятном уголке, где мы с Вами вкушали счастье, то знайте – сердце моё рвалось к Вам, и только враждебные обстоятельства непреодолимой силы помешали вашему другу. Засим заканчиваю это письмо, надеясь на скорую встречу, и на всякий случай – прощайте!"

Заклеил конверт, подошёл к окошечку, где сидел почтовый чиновник.

– Отправьте письмо по этому адресу, – дал ему конверт с письмом для Верочки. – И мне нужно оставить здесь подарочную коробку до востребования. Сделаете?

Чиновник посмотрел на меня. Одет я был прилично, но небогато.

– Разумеется, ваше благородие. Что за предмет?

Я водрузил на стойку коробку из шикарного ювелирного магазина. Чиновник, пожилой дядька в мундире с блестящими пуговицами и седоватыми бакенбардами, посмотрел на коробку оценивающим взглядом. Мой рейтинг сразу возрос на сотню пунктов.

– Ценная вещь, ваша милость. С доплатой будет. На какой срок желаете оставить? Можно на час, на три, на день. Можно на неделю, но дорого выйдет.

– На неделю. И чтобы в сохранности был – я проверю!

Моя репутация подскочила в глазах чиновника ещё выше.

– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, исполним в лучшем виде. С вас рубль с полтиной. За ценность предмета.

Я вышел из почтамта, остановился и посмотрел на небо. Вытащил из кармана свой брегет, щёлкнул крышкой. До назначенного Альфридом часа ещё оставалось достаточно времени. Я надвинул кепи на глаза и зашагал по улице. Нужно было закончить ещё несколько дел.

* * *

– Вот она, – Альфрид указал глазами на рослую даму. За дамой семенил кривыми ногами маленький человечек в красной ливрее и с собачкой на руках. – Наша вещь у неё.

Я оглядел даму с головы до ног. Где-то на этом крупном теле болтается наш ценный приз – амулет размером с вишню, оплетённый золотыми нитями. На платиновой цепочке.

Игра в "Красном шаре" шла вовсю. Играли как в последний раз. Деньги текли рекой, переходили из рук в руки, монеты шуршали и звенели на столах, горками осыпались разноцветные бумажки.

Наверно, всем игрокам щекотала нервишки мысль, что – может быть! – рядом с тобой сидит грабитель и убийца. А кругом топчется и дышит в затылок полиция, что хочет этих грабителей и убийц поймать.

Располагалось заведение в двухэтажном особняке. Вокруг чугунная ограда, за оградой заметённые снегом кусты и деревья. Под стенами мотались несколько замёрзших фигур в тулупах, изображали случайных прохожих – полицейские. Ещё больше полиции сидело внутри особняка. Игра шла на втором этаже, и там вся полиция была безмундирная, во взятых напрокат смокингах. Чтобы не смущать дорогих гостей. И не спугнуть крупную рыбу раньше времени.

В салоне между столов вместе с праздной публикой болтались только я и Альфрид. Наши гоблин с орком сидели внизу, среди прислуги. Там пыхтел самовар, громоздились плюшки и баранки, слуги перемывали косточки господам. И заодно мерились, у кого господин больше. Знатнее, богаче, знаменитей или хотя бы удачливей в карты.

Гоблины охотно шли в услужение людям, имея свой денежный и прочий интерес. Орков в услужение брали не так охотно, но как сторожа, кучера и всякая тупая сила они ценились ничуть не меньше гобов.

Так что наши товарищи по банде радовались жизни за горячим чаем, поедали всякие булки с маком и ждали своего часа.

Нас с Альфридом было не узнать. Я изображал богатенького сынка любящих родителей, которым для дитятки ничего не жалко. А сынку тоже ничего не жалко – ни себя, ни денег – родительских, конечно.

Зато Альфрид был унижен. Он изображал моего личного слугу, и таскал за мной тросточку, несессер со всякими мелочами, табакерку и лорнет. Представляю, как он бесился, наш полуэльв – с его-то гонором! Наверно, только и думал, как бы треснуть дорогой табакеркой мне по затылку. Но пришлось терпеть. Зато я смотрелся солидно – иметь полуэльва в слугах здесь считается э-э, комильфо. Солидно, в общем. Да я и сам был ничего так – красавчик. В смокинге и белых перчатках.

Перед тем, как отправиться в «Красный шар», я зашёл в дорогую парикмахерскую. Придал себе парижского шику.

Я сидел среди роскошных антикварных кресел, пуфиков, зеркал и прочей мебели, в носу свербило от запаха всяких вежеталей и одеколонов. Парикмахер трудился и порхал возле меня, как пчела вокруг цветочка. Пожилой, потёртый, но с пышными усами и шустрый, как мальчишка. Говорил он на жуткой смеси парижского и нижегородского – мне смешно, а другим клиентам нравится. Будто во Франции побывали. Так что от клиентов в заведении мосье Эмбо отбою не было.

– Шудесни волос, мсье, – говорит, а сам ножницами вовсю щёлкает над ухом, того гляди – откромсает. – Шудесни! Ваш локон должен ошень нравитса дама… блонд локон – ошень карашо!

– Хорошо? – говорю. Не из интереса, а чтоб разговор поддержать. – Почему?

– О, вам не надо делать шипси, мсье. Горяшьи шипси ошень плох для волоса.

Это он про щипцы горячие – ими кудри здешние парикмахеры накручивают всем желающим.

В это время помощник мастера мне ногти полировал, с большим усердием. А как иначе – я же за столом сидеть буду (по легенде), картишки метать. Руки на виду, всё такое.

Пришлось сказать, что играть буду – в закрытом клубе. В солидном клубе для избранных.

Эти парикмахеры – хуже инквизиции. Так уболтать умеют, всё расскажешь, и не заметишь – как. Стал мосье расспрашивать, для какой цели мне причёска со стрижкой и прочими примочками понадобилась. Это важно, мсье! Важнее всего, что есть в нашей бренной жизни. Для визита к пожилой родственнице, любимой тёте – одна причёска, для похода в банк – другая. Чтобы с друзьями потусить – третья.

Короче, уболтал он меня, и с прибылью. Раскрутил на стрижку-укладку – даром что "шипси не надо!", и на ароматы с одеколонами всякие. А заодно на массаж лица. Хорошо хоть, у меня денег было в достатке – вся моя доля. А то бы без штанов ушёл. Зато с причёской.

Штаны, кстати, вместе с остальными вещами я взял напрокат. Даже не так – это наш гоблин постарался. Притащил с собой ещё одного гоблина, старого хрыча, а тот принёс пачку костюмов – на выбор.

Я примерял все эти старомодные брюки и жилетки с пиджаками (здесь-то они были самые что ни на есть актуальные), а старик-гоблин крутился вокруг меня, стряхивал с ткани пылинки и приговаривал что-то вроде: "Ай, молодой господин, как вам идёт этот смокинг! Как по вам сшито! Лучше не бывает!" Как будто сам кроил… а может, и правда сам. Кто их знает, этих гоблинов, на кого и как они по подвалам работают.

В общем, показал мне Альфрид эту даму, на которой кулон, а кто ему наводку дал – неведомо.

Дама наша то за один стол сядет, то за другой, поиграет немного, и дальше идёт. Кривоногий слуга за ней семенит, собачку тащит. Собачонка мелкая, носик остренький, сама пушистая, как меховой шарик, и глаза-бусины. Сидит на руках, поскуливает – гулять хочется, а не дают.

А я-то раньше думал, что женщины в девятнадцатом веке по домам сидели, салфеточки вышивали – крестиком. Что по игорным заведениям только мужчины бегали. Но то ли здесь порядки другие, то ли я не знаю чего, но дамы здесь и в магазинчиках хозяйничают, и дела ведут за милую душу. Так что и тут дамы были – играли и прогуливались.

Мы с полуэльвом тоже прогуливаемся, как бы зрители, выбираем момент, когда наша дама в нужную комнатку захочет выйти, нос попудрить. У нас уже всё расписано, как с добычей отступить без потерь. Знакомый слуга, который кое-что нашему главарю должен, план нацарапал. С выходами и входами.

А я всё смотрю на эту самую дамочку, и понять не могу – где она амулет свой прячет? Женщина рослая, не толстая, но такая… крупная. Не каждый обхватит. Хорошо, мода сейчас такая, что декольте не скрывает почти ничего. Я ей туда заглядывал всякий раз, как она мимо проходила. Все глаза поломал. Как маньяк какой, пялился на её пышные округлости. То есть между них – там с шеи что-то на цепочке свисало, и посередине пряталось – не понять, кулон или не он.

Долго мы так ходили, даже как-то страшновато стало – кругом все играют, а мы нет. Зрители, конечно, болеют, но только в промежутках между картишками и рулеткой. В бильярд дама не играла, но мы и там прошлись – для виду.

Альфрид уже бледнеть начал – это у него так злость выглядит.

Я в окно глянул – темнотища, по зимнему времени ночь глубокая, только фонарь одинокий еле мигает во мраке. Эдак до утра и проторчишь…

Тут меня в бок ткнули – больно так. Альфрид шипит, глаза бешеные: "Спиш-шь?! Быстро, за ней!"

А это наша дама в дамскую комнату пошла. Наконец-то!

Полуэльф тоже в толпу ввинтился – за ней следом.

Я выждал секунду, осмотрелся – никто не обращал на нас внимания – и стал пробираться к дамскому будуару. Времени терять было нельзя.

Глава 18

Дамочка рассекала толпу как хорошо нагруженный корабль под парусами. Неторопливо, но с достоинством.

По пути в заветную комнатку задержалась у столов с закусками всякими. Там фрукты лежали в трёхэтажных вазах, какие-то круглые пироженки, ещё что-то вкусное. Дамочка с аппетитом перекусила и дальше поплыла.

Мы затаились неподалёку, подождали, пока другие дамочки – числом две – не выйдут из заветной комнаты. Маленький слуга прошествовал за хозяйкой. Как видно, за мужчину этот слуга не считался. А может, он у ней вместо мебели…

Альфрид в сторонке делал вид, что протирает лорнет – возился с белой тряпицей, дышал на стёклышко и тихонько бормотал: "чтоб до блеска… до блеска…"

Я непослушными пальцами – но очень старательно – поправлял нашейный платок и пошатывался, будто выпил лишнего.

Две дамочки прошли мимо, треща как сороки. Мы едва дождались, пока они скроются, и проскользнули в комнату, даже не скрипнув дверью. Перед тем, как войти, полуэльф посвистел в кулак простенькую мелодию – сигнал нашим. Я уже знал, что уши у гобов чуткие, и слышат они как кошки. Но всё равно удивлялся.

Мы вошли. Дамочка поправляла юбки. Слуга держал ей подол, помогал, как видно. Собачонка крутилась рядом.

Альфрид дверь за собой прикрыл, ладонь положил на неё, пробормотал что-то и звуки снаружи стихли – как отрезало. Это чтобы нас не слышал никто, как грабить будем.

Дамочка такая:

– Вы кто? Кто пустил?..

Полуэльв обернулся, прошипел заклинание – и дама обмякла, как тряпичная кукла. Осела на пол, ткнулась головой в кушетку.

Я слуге приказал:

– Молчать! Это ограбление! Пикнешь – плохо будет!

Мужичок глаза вытаращил, закивал молча.

Альфрид меж тем даму принялся обшаривать. Полуэльф не стеснялся, крутил беднягу и так и эдак, как свиную тушу. Первым делом запустил руку в декольте. Вытянул цепочку, на цепочке – крохотные часики в виде луковицы.

Да, зря я туда таращился, глаза ломал. Никакой это не кулон бесценный оказался.

Альфрид выругался, цепочку оборвал, часики на пол бросил. Дрынькнула и отскочила крохотная крышка.

– Ку-ку! – бриллиантовая птичка внутри блеснула рубиновыми глазками. – Ку-ку!

У меня по коже пробежали мурашки – это сработало спрятанное заклинание в дамских часиках.

В тот же миг дама глубоко вздохнула, встрепенулась и открыла глаза. Повертела головой, увидела нас с Альфридом и заорала. Криком это назвать было нельзя – ревела дама как пароходная сирена.

– А-а-а!!! Помогите!!! А-а-а!!! Пожар!!! – и так без передышки.

Альфрид выругался по эльфийски, и бац даме тростью по голове. Та за трость ухватилась, и на себя дёрнула. Мощная тётенька оказалась. Полуэльф хоть и жилистый мужик, но против массы не удержался – прямо в объятия дамы и влетел. Она его ручищами обхватила, и давай давить со всей мочи.

Захрипел полуэльф, задёргался.

Собачонка мелкая ещё вдобавок разгавкалась как сумасшедшая, визгливо так. Забегала кругами и всё норовит за ноги тяпнуть.

Я её поймать пытаюсь, она уворачивается и зубами щёлкает.

Тут в комнатку наш гоблин влетел – по сигналу. Увидел полуэльфа в руках дамских, аж поперхнулся. Но времени терять не стал, подскочил к сладкой парочке, ладони на женскую причёску положил, колдует. Память стирает.

Тут я протупил малость. За собачкой погнался, о слуге забыл. На секунду только отвернулся. А слуга как увидел, что его хозяйку гоблин лапает, метнулся молнией, у дамы из причёски шпильку вынул и гоблина нашего в бок пырнул.

Шпилька та была как стилет – узкая, длинная, с бриллиантовой бусиной на конце. И очень острая.

Потом ко мне повернулся, ливрею красную распахнул. А на груди у него тоже часы болтаются – не брегет, попроще, но зуб даю – с талисманом. Потому что слуга этот руки вытянул, пальцы скрючил, глаза выпучил – и колдовать начал. Выкрикнул что-то по-эльфийски, совсем как Альфрид.

Между нами аж воздух задрожал. Как будто огромный механизм заработал и гудит низко. Не слышно, но всё вибрирует до самых печёнок.

Все в этой комнате получили свою порцию колдовства: Альфрид с дамой обмякли друг на дружке, гоблин на спину завалился, а собачка на задницу села и башкой трясёт. Даже лаять перестала.

Не знаю, чего мелкий слуга тянул так долго, может сигнала ждал хозяйкиного, может, амулет у него одноразовый – на самый крайний случай.

А я чувствую, меня словно в кипяток макнули, и тут же в прорубь бросили – по макушку. В спину, в самую печать воткнули ледяной кол и провернули разок-другой.

Если б в первый раз меня так припекло, не знаю, как бы выжил. Но человек ко всему привыкает, даже к такому. Кипяток обернулся ледяной волной, меня отпустило, и вовремя.

Чего слуга точно не ожидал, что кто-нибудь после колдовского удара очнётся. Расслабился, руки опустил, к хозяйке повернулся.

Тут я к нему скакнул, мужичка этого мелкого за ноги кривые ухватил, да об стенку башкой брякнул. Несильно, чтобы оглушить. А то мало ли – вдруг снова колдовать начнёт, на этот раз посильнее.

Но мужичок крепкий оказался – вывернулся, меня обхватил и зубами вцепился. Больно так. При этом паричок кудрявый на нём скособочился, и ухо показалось – заострённое, эльфийское. Надо же, не знал, что среди эльфов недомерки бывают.

Ткнул я его в печень, отшвырнул на пол. Тот упал, скорчился.

Я к гоблину на помощь бросился. Альфрид тем временем кое-как очнулся и даме в ухо дал. Она руки разжала, так он добавил, и давай молотить, озверел, никак не остановится.

Стал я его оттаскивать, он рычит, не даётся. Тут наш орк в дверь заколотил условным стуком: "Тревога! Идут!"

Это значит, идут сюда, бежать надо.

Гоблин тоже опомнился, поднялся на ноги кое-как, ладони на даму положил – а у ней кровь из разбитого носа так и брызжет – заклинание пробормотал. Та обмякла, глаза закрыла, сидит на полу сонная.

Я мужичка мелкого подтащил за ворот – тоже на лишение памяти. Гоблин на пол рухнул рядом с ним, заклинание прохрипел еле слышно, а сам качается и глаза закатывает.

Смотрю – у него кровь на боку расплывается пятном большим, багровым.

Ох ты чёрт…

А орк наш что есть мочи в дверь колотит.

Альфрид на ноги вскочил, озирается, вид бешеный:

– Амулет! Где вещь?!!

Не нашёл до сих пор, а без неё всё пропало – зря старались.

Собачонка тявкнула, я глянул – сверкнуло что-то на ошейнике. Цапнул её за шкирку, смотрю – на ошейнике блестящее, круглое, золотое… он! Амулет драгоценный, цены немеряной. На собаку повесили, для красоты или сохранности.

Собачонка визжит, извивается, я цепочку дёргаю – никак не рвётся. Даже странно. Наверное, какое-то заклятье наложили на обрыв – чтоб не потерялось.

– Рви с башкой ей! – рявкнул Альфрид. Совсем с катушек слетел.

– Бежим! – ору на него. – Ходу! Идут сюда!

Собачку подмышку подхватил, гоблина с пола поднял, прижал как следует, чтоб увести. Тот лёгкий, килограмм сорок – не больше.

– Брось его! – шипит Альфрид. Шпильку подобрал, и хочет нашего гоба ткнуть – насмерть. – Не унесём!

Я ему с ноги пробил, шпильку вышиб.

– Бежим, мать твою!

Зыркнул он на меня по-волчьи, понял, что не сладит, и бегом в дверь бросился. Там из дамской комнатки чёрный ход был – в каморку, где ночные горшки и вёдра для отходов стояли.

Из каморки можно было выбраться к наружной лестнице. Должно быть, её здесь устроили, чтобы за дамами горшки выносить спокойно, без лишних ароматов. А может, здесь игроки от кредиторов сбегали. Или любовники – от рогоносцев.

Короче проскользнули мы в потайную дверцу (не обманул тот слуга) – и наружу выбрались. Орг наш последним шёл – я ему гоблина в руки сунул, а сам собачку держу. Пасть ей ладонью зажал, чтоб не тявкала.

Вылезли мы, и вовремя: сзади уже голоса раздались, кричат что-то. Видно, зашли в комнатку, а там дамочка лежит вся в кровище – одежда порвана, лицо всмятку, часы разбиты, сама без памяти. Слуга побитый, рядом шпилька металлическая, тоже в крови замаранная. Картина маслом.

Мы давай по лестнице вниз, а она хлипкая, ступеньки – деревянные плашки, редко поставлены да ещё шатаются. А снаружи ветер, снег в лицо лупит, ноги скользят, того гляди – свалишься.

Но кое-как слезли. Я собачонку подмышку подхватил, вид важный сделал – типа, идёт барин по своей барской надобности. Хочется благородному дону прогуляться, имеет право.

Орк наш гоблина за талию держит, будто пьяного, уговаривает: "Что ж ты налакался, дружище, не умеешь пить, так не пей лошадью!". Ведёт за мной, вроде как – слуги за хозяином.

Альфрид за нами не пошёл, чтоб толпу не создавать и не палить контору. Уж очень вид у него помятый, впереди весь в кровище забрызганный. Скользнул наш полуэльф в сторонку, где кусты, и в темноте растворился.

А мы в калитку заднюю – там выход в переулок и можно к улице пройти, где извозчики клиентов караулят.

Иду, сам дрожу – а если крики уже снаружи услышали, и полиция, что дежурит вокруг дома, всех грести начнёт без разбора?

Смотрю – возле калитки человек стоит, крупный, в тёплом тулупе. Спокойно так по снегу валенками подшитыми притопывает, но не от холода – от скуки.

Меня увидел, застыл. Встретились мы глазами, и я понял, что узнал он меня. Я тоже его узнал – это один из пожилых приставов оказался, что на совещании у зам полицмейстера сидели. Меня тогда ещё выгнали с позором.

Замерли мы на секунду оба. Потом он глаза отвёл, отвернулся эдак неторопливо, спиной ко мне и к калитке, на звёзды уставился. Стоит, посвистывает.

Я собачонку покрепче перехватил – и в калитку. Слуги мои за мной – оба.

Вышли, шагу прибавили – так, чтобы не совсем бежать, и в переулок проскочили. Там нас извозчик ждал – заранее нанятый и оплаченный щедро. Заскочили в коляску, лошадка рванула, и умчались мы.

Только там я выдохнул – всё это время не дышал вроде.

– Господин! – сказал орк. – Господин Дмитрий! Плохо нашему гобу. Совсем помирает.

Обернулся я – наш гоблин на сиденье пластом лежит, а орк мне свои руки показывает – все в кровище.

Глава 19

Вот чёрт! И правда, того гляди гоблин наш помрёт.

– Скорей, родной! – крикнул извозчику. – Поспешай!

Подкатили мы к нужному переулку, я извозчику добавил за скорость.

Орк гоблина нашего опять на руки подхватил, и мы побежали. Комнатушка у нас была снята заранее – там нищие гобы ночевали, и никто документы не спрашивал, в лицо не смотрел. Знай деньги плати.

Но не повезло нам – смотрим издали, а там над воротами полотенце белое болтается – будто стираное. Это знак, что нельзя туда. У кого горшок с розами на окне, а у нас такое. Бельишко вывешивают.

– Куда теперь? – орк спрашивает. Обречённо так.

А, была не была, выбирать некогда.

– За мной. Я хороший дом знаю, недалеко, там безопасно.

Извозчик уже отъехал, а нового по ночному времени не поймать. Хорошо хоть, что орки бегают, как кони. Ну и я за ним припустил галопом.

Побежали.

Привёл я их на квартиру Верочки. Она мне ключ передала, чтоб я не стеснялся.

Взбежали на этаж – орк старался не топать ножищами – я открыл дверь, и мы вошли.

Гоблина бережно, как ребёнка, уложили на кровать. Я опустил собачонку на пол и полез в комод. Вытащил простыню и велел орку рвать на полосы.

Сам вытащил из верхнего ящика ножницы и разрезал на гоблине одежду. Смотрю – рана колотая, ох нехорошо как.

Скомкал тряпицу, к ране прижал. Орк мне полосы разорванной простыни протянул, я ими гоба обмотал как следует.

Что ещё сделать, не знаю. Ему бы в больницу, да нельзя. С такими ранами сразу в полицию донесут. И друга не спасём, и сами погибнем.

Орк тоже пригорюнился, глаза трёт кулаком, башкой мотает.

– Жалко его, – причитает, – такой гоб хороший был!

Тут осенило меня.

– Погоди плакать, – говорю. – Я знаю, что делать.

Схватил бумажку со столика – кажется, счёт за дрова, – и написал пару строк.

– На. Бегом по адресу! – назвал адрес, бумажку орку в кулак сунул и к двери подтолкнул. – Да живее – одна нога там, другая здесь!

А сам сбегал на кухню, пошарил на полочках, нашёл бутылку запечатанной водки, хорошей, магазинной, и графин с вишнёвой настойкой. Крепкая штука, сам проверял.

Притащил это всё в спальную, потом ещё сбегал, принёс таз, кувшин, блюдца всякие – всё, что мог.

Надо бы воды погреть, да я до сих пор не узнал, как здесь плиты разжигают. Не было нужды. Знать бы где упасть – соломки бы постелил…

Пока ждал, извёлся весь. Всё бегал от двери до кухни, да на гоблина поглядывал – дышит или нет?

Вечность прошла, пока в дверь постучали условным стуком. Открыл я, ввалился орк, за ним девушка вошла – та самая молоденькая гоблинша, что врачом хочет стать.

Ей, видно, орк наш по дороге что-то наговорил, она вошла осторожно так, у двери стала и озирается. Не то чтобы в ужасе, но с опаской.

Меня увидела, вздрогнула.

– Здравствуйте, – говорю, а сам волосы приглаживаю – от волнения. – Не бойтесь, мы вас не обидим. Беда у нас…

– Здравствуйте, Дмитрий Александрович, – отвечает. – Мне ваш слуга сказал, больной у вас? Тяжёлый.

– Да, тяжёлый, – говорю. – Проходите пожалуйста скорее, прошу!

Вошла она в комнату, на гоблина посмотрела и сразу за дело принялась. Рукава засучила, саквояж свой открыла, и давай распоряжаться. Мы с орком забегали, распоряжения её выполняем. Это дай, то принеси, воды погрей, чайник вскипяти… Узнала, что вода не погрета, так глянула, орк аж посинел от испуга.

– Кто повязку накладывал? – спрашивает.

– Я, – говорю.

– Ладно. Только много крови потерял ваш товарищ, трудно будет. Жизненно важные органы не задеты, это хорошо. Раньше надо было меня позвать, не тянуть так долго.

Я молчу – а что сказать? Не говорить же, что мы с места преступления сбежали. Но она, видно, и сама с понятием. Расспрашивать не стала, возится с нашим гобом, аж губу закусила – старается.

Сколько времени прошло – не знаю. Мы с орком даже уморились, я к стене привалился, рядом с абажуром, орк на пол уселся, рядом с собачкой. Та лаять не стала, легла рядом с ним, язык вывалила, на нас смотрит, пыхтит. Только глазки-бусины поблескивают.

Потом девушка поднялась, отошла в сторонку:

– Дмитрий Александрович!

Я к ней. Она говорит:

– Уже утро. Идти мне надо. Боюсь только друга вашего оставить в таком состоянии. Вы в больницу не хотите отправить его? Я знаю место, где с вас денег не возьмут. Если хотите, похлопочу за вас.

– Спасибо огромное, – отвечаю. – Вы просто чудо. Правду сказали – тому повезёт, кто женится на вас.

Она засмущалась, глазки опустила:

– Кто это вам сказал?

– Неважно, – говорю. – Это ведь правда.

Она отвернулась, тихо так сказала:

– Я замуж не хочу. Хочу врачом стать.

Хотел я ей сказать: в чём проблема? У тебя дружок богатый, он оплатит, разве нет? Но вовремя вспомнил – здесь не там. В чужой монастырь со своим уставом не лезут…

– Дело хорошее, – говорю.

– Да, хорошее! – она с горечью так. – Да вот не дают нам учиться, девушкам. Замуж идите, детей рожайте, что вам ещё надо?

Смотрю, разволновалась, видно накипело.

– Кто не разрешает?

– Да кто угодно! – бросила в сердцах. – Отец, брат, муж, опекун, мужчина!

Помялся я, но сказал всё-таки:

– Так у вас друг есть, я сам видел. Пожилой, при деньгах. Если такая девушка красивая как вы, попросит, неужто откажет?

Тут она покраснела вся до ушей. До самых кончиков остреньких ушек – симпатичных, кстати.

– Почему сразу – друг?

– А кто?

– Неважно, – отвечает. А сама отвернулась, шапочку поправила – стесняется. – Хотите, я ещё останусь, посижу?

– Да, останьтесь! – не стал я дальше про дружка её говорить, чтобы не смущать девушку. – А то боязно за него.

Она повернулась к кровати, где наш гоблин лежал, еле живой. Помолчала, сама губу кусает. Сказала тихонько:

– Если бы можно было… я бы помогла, хоть немного. Но нельзя же…

– Что нельзя?

– Колдовать нельзя. У нас в семье заклинание хранится, от матери к дочери передают. Но с тех пор, как запретили, мы его только для своих творим. Больше ни для кого.

Глянул я на нашего гоблина. Рисковый мужик наш гоб, если подумать. Колдует направо и налево. А ведь таких, кто старинное Соглашение, ещё при Петре Алексеевиче заключённое, нарушает, казнят жестоко. Меня уже просветили, как это происходит. Даже вспоминать не хочется, такая жесть.

– Понимаю, – говорю. – Что ж, надежда умирает последней.

– Даже если бы я захотела, – девушка вздохнула, – вряд ли выйдет. У него рана не простая. Клинок, которым его ударили, зачарован был. На нём заклятие. Не знаю точно, какое, но тому, кого им ранили, не жить. Я вам сразу не сказала, не уверена была. Но теперь вижу – не выживет ваш слуга.

– Да он не слуга мне, – говорю. – Мы с ним друзья.

Она глянула на меня – странно так, помолчала и говорит:

– Есть средство от такого заклятья. Но чтобы наверняка помогло, амулет нужен, сильный. Или пара.

Вот как! А я уже гоблина нашего похоронил мысленно.

– Что за пара? Два амулета?

– Нет. Нужен кто-то с магическим даром. Ваш орг, к примеру, не подходит. Он в магии не силён, и дар у него от рождения не развивался.

– А у меня печать! – брякнул я вдруг. Сам от себя не ожидал, что скажу.

– Я чувствую, – прошептала она. Повернулась, в глаза посмотрела: – У вас бы получилось.

– Нет. Я гаситель.

Ойкнула она, кулачок ко рту прижала, глядит во все глаза на меня.

– Тогда только одно поможет – врач с дипломом. Но вы ведь к нему не пойдёте?

Я головой помотал – нет.

– Разве что попробовать, – шепчет. – Всё равно уже…

А я смотрю – гоб наш совсем побледнел и дышит через раз. Того гляди, скончается.

– Давайте! – буркнул. – Колдуйте вашу магию. Я никому не скажу. Если что – валите всё на меня. Скажете – Дмитрий Найдёнов заставил – с ножом у горла.

Охнула она, глазищи распахнула. Потом кивнула резко и говорит:

– Давайте! Семь бед – один ответ!