Текст книги "Дети Хедина (антология)"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Ник Перумов,Ольга Баумгертнер,Аркадий Шушпанов,Ирина Черкашина,Юлия Рыженкова,Дарья Зарубина,Наталья Болдырева,Сергей Игнатьев,Юстина Южная,Мила Коротич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Изменится ли от этого таинственная решетка сознания, секрет которой Лиснер унес с собой в могилу? Если да, то как?

А пока их разросшаяся до неприличных размеров студия процветала. Они давно освоили «кубики»-двойки, потом с большим успехом перешли к групповым «дипам». Но приходилось расти не только в ширину, и теперь они заканчивали работу над новой задачей.

Современный «вирчуал гифт» уже настолько созрел, что решился снова выглянуть из мира игрушек и опять примеривался к «кубику». Теперь он выглядел вполне прилично, и надо было этим пользоваться. И опять Кирилл поставил иные, нестандартные задачи, облегчая Стэну реализацию и получая больший эффект. Зачем моделировать какие-то формы наблюдателя, «адекватный» ответ и прочее, зачем привязка к конкретному образу? Пусть «кубик» сам создаст наблюдателя, ложащегося в видео– и звукоряд. Пусть тот будет кем угодно: бесплотным духом, световым пятном, сгустком вещества, мимикрирует под окружение. Это же здорово!

Экспериментальные варианты Кириллу нравились, «демо» давно уже было готово к показу, но он пока еще медлил, доводя до бешенства Стэна с командой бесконечными придирками. Новый «дип тач вирчуал гифт», или сокращенно «дип тач плюс», появится только осенью.

– Кирилл, – позвала Лена. – Кирилл!

– Что?

– Извини, но ты уже давно так сидишь…

Получается, он опять «поплыл». А всепонимающая Лена тихонько ждала, вместо того чтобы тряхнуть за плечо. Думала, он переживает из-за прошлого.

– Это ты извини. Такой из меня собеседник. Молчаливый.

– Наверно, мне не следовало тебя расспрашивать?

– Мне хотелось поговорить.

– Тогда все-таки скажи… а то я не успокоюсь. Ты так и не стал психологом?

Надо же, а ведь про него столько пишут в сети… Но бывшие одноклассники, как водится, народ особый, они предпочитают поменьше знать друг о друге, стараются замечать только то, что хочется.

– Не стал, – ответил Кирилл и прибавил в ответ на невысказанный вопрос: – Моя специальность – виртуальная трансляция.

– А это что?

– В конечном выражении – «вирчуал гифт».

– Так это правда, что ты… имеешь какое-то отношение к созданию «экстази»?

Такое ощущение, что она до сих пор искала вкравшуюся ошибку и думала, Кирилл все прояснит.

– «Дип тач». Я его придумал, а реализовал на три четверти Стэн. Каждый должен заниматься своим делом.

– Знаешь, после всего странно слышать это именно от тебя! Ты должен ненавидеть систему!

– Я доволен жизнью.

– Да тебе же сломали жизнь! Не верю, что ты не понимаешь!

– Изменили.

– А вдруг из тебя бы получился второй Лиснер?

– А вдруг нет? Ты, кстати, знаешь, что Лиснер в первую очередь был математиком, а все остальное уже во вторую?

Она явно не знала, даже растерялась.

– Зато я не создал бы «дип тач».

– Ты сравниваешь разные вещи.

– Я не могу сравнивать. У меня только одна жизнь, и она меня устраивает. Вот если бы не устраивала…

– То что? – жадно спросила Лена.

Вот оно, Леночка. Вот что тебя тревожит. Не Валькина судьба, не мои злоключения, а собственная жизнь.

– Поменял бы на другую. Так что не устраивает тебя? Скажешь наконец?

– А почему ты решил…

– Лена, – перебил Кирилл. – Я уже давно сижу и жду, когда ты расскажешь, в чем дело. Так что не надо ходить кругами. Я не страшный.

– У тебя… из-за этого… ну, не сложилось… с семьей? Ты же просто мысли читаешь!

– Когда как. Хотя на самом деле не из-за этого. И мысли я не читаю. Чтобы вычислить тебя, не нужно никакой эмпатии, достаточно элементарной наблюдательности. Смотреть и слушать.

Она притворно вздохнула.

– Все поняла.

– А в моей жизни нет никаких роковых подробностей. Как бы тебе объяснить… Когда долго вместе, то потихоньку становишься отражением. В моем случае – в прямом смысле. Больше чем полгода меня никто не выдерживает.

Алиса выдержала дольше всех, почти полгода. В один прекрасный день она перестала сердиться, набралась смелости и сказала: «Мне все время кажется, что я смотрю в зеркало, Кир, разговариваю с зеркалом. Все – с зеркалом. Я нервничаю, я злюсь, я так больше не могу. Прости».

Вот почему так получается, сообразил тогда Кирилл. Вот почему он сам не находит себе места, в любых отношениях, если они затягиваются. Он всегда чересчур вовлекается, становится подобием, теряет себя, да так незаметно, что самому не видно.

– Ой, прости…

– Лен, давай на этом закончим историю моей жизни. Так что стряслось у тебя?

Она наконец решилась.

– Я не знаю, что мне делать, Кирилл. Думала, может, ты посоветуешь, но после того, что услышала, решила… у меня просто нет права тебя терзать!

– Сомневаюсь, что тебе это удастся.

Лена сразу ничего не ответила, помялась немного. Ей было неловко.

– Если честно, мне просто стыдно перед тобой. У тебя вон как все сложилось, и ты что-то сделал, как-то смог… Не знаю как, но смог, и теперь знаменитость… – Спохватившись, она поспешно добавила: – И уверена, совершенно заслуженно! А у меня с самого начала все нормально: семья, работа… по профилю, как хотела, и все совпало. Все, как надо.

– Но? – подбодрил ее Кирилл.

– Скажи, а может человек перегореть?

– Человек все может. А уж это – кругом.

– Прямо легче стало. Среди моих знакомых нет таких, вот я и думала…

– И что, очень плохо?

Теперь она вздохнула уже не притворно, очень глубоко.

– Я не знаю, что происходит. Я… разочаровалась, что ли. Мне кажется, что мы идем не туда. Понимаешь? Ты сам сказал, импланты – панацея, да? Какой я врач, если все, что я могу, – это всадить штуковину, которую сделал кто-то по чьим-то схемам? Скоро в роботов превратимся! Я даже не понимаю, как она работает!

– Тебе и не надо. Каждому – свое.

– Ты уже говорил. Но это другое!

– Кажется, я понимаю. Вся медицина движется не в ту сторону, а ты вместе с ней. Да?

– Точно. Понимаешь, я разлюбила свою работу. Постепенно. Сама не заметила когда. Самое страшное, больше не радуюсь, когда кому-то становится легче, когда отправляю на выписку, когда меня благодарят. Мне все равно, понимаешь? В этом нет никакого смысла…

Кирилл подобрался. С некоторых пор высказывания, подобные «в жизни нет смысла», наводили его на нехорошие мысли.

– Тогда надо что-то менять.

– Надо… Я хотела, я уже совсем решила, но… У меня медицина была двадцать пять плюс-минус, и я недавно подавала на другую специализацию, на альтернативку. Ну, знаешь, есть такая, альтернативная медицина? Там несколько разных веток основных, и знаешь… я всюду очень мало набрала. Максимум тринадцать.

Ох, уж эти тринадцать. Кирилл прикинул. Второе образование, перепрофилирование в области с более низким коэффициентом. Целое состояние, и то если разрешат.

– А Эдик твой знает?

– Знает, что я сдавала тесты, знает, что там мало… Нет, я не буду все бросать ради того, чтобы… Нет, не буду.

– Дело не в деньгах? Точно? – спросил он на всякий случай, уж в такой беде Кирилл бы мог помочь, не напрягаясь.

– Нет. Я потом уже поняла, что все это от отчаяния.

От отчаяния. Еще лучше. Лена явно не все рассказала.

– Представила, как я среди них… со своими тринадцатью! А ты представляешь?

Кирилл молча кивнул. Еще как.

– А что бы сделал ты? – Одноклассница застала его врасплох.

– Я? Я не знаю, что у тебя там творится. – Оставалось только пожать плечами. – Но если бы я не видел смысла, то искал бы его.

– Это красивые слова. А как?

– В любой системе – не только инерция. Всегда можно что-то сделать. Тебя не устраивает нынешнее положение вещей – ищи почему. Что ты можешь предложить? Тебе не нравятся импланты? Как найти другой путь? Что можно сделать, чтобы их было меньше?

– Да ничего!

– Но кто-то же дал вам нынешнее направление. Найди другой путь, другое решение. Кто-то же смог это сделать.

– Но не я!

Кирилл не стал больше бросаться бесполезными словами. Вот где настоящая проблема. Недовольная ходом вещей, она действительно перегорела, утратила интерес. И ждала, что кто-то вернет его. Выдаст готовый рецепт, и завтра, максимум послезавтра все возвратится на круги своя. Но время шло, а ничего не менялось. Потому что она не хотела менять – хотела вернуть все обратно. Когда же стало совсем паршиво, Лена от отчаяния кинулась на перепрофилирование. А теперь с надеждой смотрела на Кирилла.

Кто бы мог подумать, что солнечная, добрая, сообразительная Лена – из тех самых… кого Кирилл про себя условно называл «пятой группой». Она старательно делала то же, что и все, плыла по течению, а теперь отчаянно барахталась, ожидая, что кто-то протянет руку и вытащит.

Но если он скажет это Лене, она замкнется, уйдет, и смысла в ее жизни станет еще меньше. Он думал.

Полвека назад ее метания сочли бы глупостью. Подумаешь, не нравится работа! Тогда не только так думали, но и даже не стеснялись говорить. Сейчас, когда мир неузнаваемо изменился, она теряла в нем свое место, она тонула. И все-таки для полной картины чего-то не хватало.

– Лена, а у тебя раньше были те же коэффициенты?

Она прямо сжалась. Вот что Лена так упорно недоговаривала. Ее можно понять.

– Лена, я никому не скажу. И ничего плохого не подумаю. У меня самого низкий коэффициент. Там, где я сейчас специализируюсь. Без Стэна я так и остался бы нолем. Он – мое секретное оружие.

– Это правда? – вырвалось у нее.

– Зачем мне тебя обманывать? После всего, что я уже наговорил? И кроме того… Ты ведь зачем-то мне написала? И сегодня меня догнала… Ведь не извиняться же? Какой тогда смысл недоговаривать?

– Ну, в общем… я действительно не просто так. – Она сразу потухла, и Кирилл увидел, как Лена безнадежно устала. – Мне еще тогда показалось, в Центре, когда я с тобой в коридоре… что это неслучайно. Что ты знаешь, как с этим быть, что делать… И сегодня тоже. Я понимаю, что глупо. И тебе совсем не нужно все это нытье, и все-таки… Знаешь, отделаться не могу от этого чувства…

Она перевела дух. Кирилл тоже молчал. Странное совпадение в ощущениях его встревожило. Или это он от Лены нахватался?

– И ты правильно догадался. Ну, насчет процентов. Уже не двадцать пять. Девятнадцать. А у меня через полгода аттестация. Ты, наверно, не знаешь, у нас ее каждые пять лет проводят, стандартная процедура. И если бы я не потащилась сдавать эти тесты… Они сказали, что обязаны сообщить, что у меня такое падение. Если не случится чуда, меня отправят на коррекцию…

– Лена, да кто тебе сказал? Да, сообщить они обязаны: больше пяти процентов вниз – это много. Это тревожный симптом. Но никто тебя не заставит. Максимум – тебе порекомендуют обратиться к психологу. Он вежливо с тобой поговорит, сочувственно выслушает, наверняка предложит какое-то решение. Это же его специализация – решать именно такие проблемы! Но ни о какой полноценной работе без твоего согласия, тем более о коррекции, речи быть не может. Не бывает принудительной коррекции. Это для тех, кто сам хочет…

– Но мне рассказывали!

– Кто? – тяжело уронил Кирилл.

– Ты думаешь, это неправда?

– Я не думаю, я знаю. Поройся, в конце концов, сама в сетке! Это же минутное дело!

– Значит…

– Кто тебе наговорил ерунды?

– Главный. Главврач. Меня вызывали. Им уже сообщили! Он сказал, что в моих интересах самой… И побыстрее! Иначе меня пошлют официально! На коррекцию! Останется пятно, плохо и для меня, и для клиники. – У Лены от обиды брызнули слезы. – Так это неправда? Да? И мне ничего не сделают?

Теперь картина исчерпывающая.

– Он просто решил обойтись без уговоров. Надавить.

Кирилл скрипнул зубами. Если бы его так уговаривали… Но с ним всегда обращались крайне осторожно. Даже когда хотели прописать в психушке.

– Они обязаны реагировать, Лена. Не потому, что это пятно на всю клинику, никто об этом даже не узнает. Но они обязаны создавать условия, предоставлять возможности. И максимум, что они могут, – это рекомендовать обратиться к соответствующему специалисту для устранения возможных проблем. Это все. Ты можешь проигнорировать, если справляешься с обязанностями. Подробностей не помню, но ты и сама можешь в сеть залезть!

– Я справляюсь! Так же, как и раньше! И вообще, не понимаю, как может падать профпригодность! Что я, отупела? Или забыла все, что знала?

Кирилл вздохнул. Вот над этой проблемой и бились те, кто считал, что каждый человек талантлив, но не может этот талант проявить. Профессиональная склонность – это очень тонко, это не специфические способности, не знания и даже не ум, не эмоциональная тяга к определенной деятельности. Это очень, очень сложный комплекс. Показатели могли расти на протяжении жизни. Уменьшались – гораздо реже, поэтому каждый такой случай попадал под пристальный просмотр под лупой. Это означало, что появлялся некий фактор, или просто «червяк», который точит изнутри. Иногда получалось его найти и вытащить, иногда – нет.

– Ты знаешь, почему это называется именно «профессиональная склонность»? – попытался объяснить ей Кирилл. – Это не только способности, это более сложная предрасположенность. Ее трудно измерить. Это значит, что ты не только знаешь и умеешь, это значит… что горят глаза, к примеру. И ты с удовольствием задираешь планку выше положенного. Как это перевести на язык науки, никто не знает. У тебя не горят глаза. Не горят настолько, что это уже отразилось в цифрах. Лена, если хочешь знать мое мнение… честное, не для того, чтобы успокоить тебя и самому со спокойной душой уехать… Тебе нужно идти к специалисту. Чем раньше, тем лучше. Но он тоже не даст тебе волшебного лекарства. Он только наметит путь… Человек может все, но только если сам этого хочет. Я знаю, ты не это надеялась услышать. Но ведь можно хотя бы попробовать!

– Я им не верю, – жалобно протянула она. – Но если и ты… То я попробую. Обещаю. Хотя все равно ничего не получится.

«Вот где логика?» – подумал Кирилл.

– Почему не получится? Ты всегда решала чужие проблемы, Лена. Иногда удачно, иногда не очень. И ведь не думала, что не получится? Займись наконец своими! Потому что больше этим заниматься некому!

– Ладно, Кирилл. Очень рада была с тобой увидеться, – вдруг засобиралась она.

Он тоже встал. Еще не имея никаких определенных намерений, вскользь поинтересовался:

– А ты когда-нибудь бывала в Праге?

– Я часто. Вот через месяц снова еду. Конференция, некстати совсем.

– Это же здорово. Хочешь посмотреть Институт?

– Что, правда? – Лена сразу загорелась, хоть и с долей недоверия. – Про него же легенды ходят!

– Я смогу это устроить, – бросил Кирилл, ругая себя в душе. – Так что приезжай. Я тебе переброшу свой код, приоритетный, так что ты сможешь связаться в любой момент… но желательно заранее. Тоже очень рад был встретиться.

Как нарочно, когда он обкатывал новую идею, злился на свою несостоятельность и взвешивал за и против, откуда ни возьмись появилась Лена, написала письмо, вызвала, принялась изливать свои беды. Как будто кто-то говорил ему: вперед, не трусь. Или кто-то искушал. Или он опять дал себе вовлечься в чужие переживания гораздо глубже, чем следовало. Оставалось только надеяться, что Лена не станет его разыскивать.

Но Кирилл надеялся зря. Вызвала она его, как и просил, заблаговременно и, прерываясь от досады, долго и путано жаловалась на начальство. Раньше она рассчитывала связаться с Кириллом и, если его предложение в силе, уехать завтра пятичасовым скоростником. Теперь же придется сесть на восьмичасовой, который утром. А сегодня вечером никак нельзя все бросить, не отделаться. И надо думать, она не скоро опять приедет.

Зачем тогда вызывала, если ничего не выйдет?

Медленно, преодолевая собственное сопротивление, он ответил:

– Не проблема. Зачем откладывать? Ты можешь пораньше?

– Когда? – с готовностью отозвалась Лена.

– Восьмичасовой… Можно даже к шести. Я тебе…

– Я уже все узнала. Знаю где, как и что. Только… ты не будешь возражать, если еще раньше, к пяти? Нас пустят? Меня тут забрать должны в полседьмого. Один пражский коллега, у нас…

– В пять так в пять. Разница небольшая. Я твой пропуск с вечера в базу кину, без проблем пропустят.

– Ты извини, пожалуйста…

Кирилл невежливо отключился, не дослушав. Подышал минутку для восстановления равновесия. Он до сих пор ничего не решил. Какое он имеет право? Она же не подписывалась в морские свинки… И почему именно она? Потому что Лена – единственный человек, перед которым он смог немножко открыться?

И, как нарочно, в это время в Институте никого, кроме редких полуночников. Почему все так совпало?

Ему плохо спалось, но когда Кирилл явился, Лена уже нетерпеливо вытанцовывала на своих каблучках у входа.

– Всю ночь тут стояла?

– Почти! – улыбнулась она.

Кажется, она очень рада его видеть. Это еще больше расстроило Кирилла. Надо просто поводить ее немного, чуть-чуть порассказывать. Но до полседьмого уйма времени, а почти все закрыто!

Его хватило минут на двадцать, даже с набором местных баек.

– Извини, Лен, сейчас все самое интересное закрыто. Вот к семи народ соберется…

– А ты где работаешь? Или туда нельзя?

– Ну, смотря над чем…

– А можно посмотреть, – вдруг попросила она, – как вы делаете «экстази»?

«Ты что, издеваешься надо мной?» – мысленно бросил Кирилл.

– «Дип тач». Здесь мы его не делаем. Здесь предварительной работы много. А еще тестим, это уже в другом крыле.

– А можно посмотреть? – повторила Лена.

Кирилл молча повернулся и пошел. Каблучки цокали следом.

Всего за месяц Лена сильно потускнела: потухли глаза, она заметно осунулась. Он успел это заметить, когда прошла ее первая радость от встречи. Может, для тех, кто видит Лену каждый день, и ничего, но Кирилл не видел ее больше месяца и сразу почувствовал разницу. Пугающие темпы. Просто устала? Или совсем себя истерзала?

И что? Продолжаем убеждать себя, что просто хотим ей помочь?

– Я все не так себе представляла.

Она рассматривала полупустую комнату с тремя терминалами и парой водяных кресел.

Кирилл пожал плечами.

– А чего ты ожидала? Обычный «кубик». Только маски не обычные. И кресла еще. Для тестеров.

– А ты?..

– Я постоянно. Я не могу быть уверен полностью, пока сам все не проверю.

– А я сама никогда не пробовала «экст»… «дип тач». Веришь?

– С трудом, но верю.

– Я боюсь. Ты знаешь, среди врачей много таких…

– Осторожных, – подсказал Кирилл.

– Параноиков. Ну, и скептиков еще. И знаешь, вот говорю сейчас, а сама все равно побаиваюсь. Все-таки наркотик.

Следовало воспользоваться моментом, запугать ее до смерти и отправить к пражскому коллеге.

– Это не наркотик, – услышал Кирилл свой голос. – Наркотик вырывает из реальности, взамен предлагая новую, а «дип» предназначен, чтобы человек иначе взглянул на то, к чему привык. По-иному ощутил свои «серые будни». Понимаешь, не для того, чтобы забыть, а для того, чтобы вспомнить! И еще, наркотик вызывает зависимость, а «дип тач» – насыщение. Ты не способна воспринять больше, чем надо. Потому что не переваришь, а если не переваришь, то будет некомфортно. Или просто отключишься на время, без последствий. Переберешь – долго не станешь пробовать снова. Не знаю, почему оно так работает, но так и есть.

– А ты как же? Ты же часто?

– Я часто, но не всегда до конца, – сказал он чистую правду. – Иначе я не смог бы. Разорвало бы на части. Мне важно видеть, как работает, но сам я полностью погружаюсь редко.

– А как тебе это удается?

– Отчасти контроль. Контроль решает все. Если знаешь как, то не отпускаешь себя до конца. Некоторые люди вообще не способны воспринять «дип тач», с ними ничего не происходит. Они себя изнутри очень жестко контролируют. А еще, – он указал на пустующие терминалы, – контроль извне. Как только приближаюсь к указанной черте, мне тут же сбрасывают интенсивность.

– А можно мне попробовать?

Но Кирилл уже взял себя в руки.

– Это экспериментальная система.

– Но кто-то же ее тестирует?

– Кому положено, тот и тестит.

– И ты?

– Я один из тех, кому положено. Кроме того, ты видишь, я сейчас один. Обязательно нужен внешний контроль. Я могу не справиться.

– А ты? Ты же можешь контролировать?

– Это система, заточенная под двойку, – выдавил Кирилл. – Да еще с «вирчуал гифт». Я же сказал, экспериментальная. Чуть больше месяца только с ней играемся.

Как и все остальные, они со Стэном давно уже начали делать свои «кубики» под нескольких наблюдателей. Чудесно испытывать ощущение «я живу» вместе. Все это оценили, но не Кирилл. Он, как всегда, опробовал на себе первичные тесты и сразу же понял – ему нельзя. Слишком хорошо он помнил персональный проект Дороха и то, как чуть не угодил в психушку. Даже примитивная двойка грозила лишить его рассудка, не говоря уже о четверке. Впервые он боялся «дипа» и знал, что боится не зря. Вот поэтому постоянный контроль, поэтому неполное погружение. Несколько раз он позволял себе пройти испытание до конца – пересилил себя только ради знания, что все чисто, безопасно, что людям можно это предложить.

Теперь, когда в осеннюю серию предназначался новый «дип тач» с «вирчуалом», Кирилл со Стэном уже занимались его новой модификацией, для начала теми же двойками – нельзя стоять на месте. Что это значило? Если обычный «дип» пробуждал измененное состояние сознания, то новый, с «вирчуалом», предполагал контакт, а значит, и взаимодействие, а значит – не просто наблюдение, а работу с собственным сознанием. Даже изменение сознания.

Сообразилось это почти к концу работы, и Кирилл кинулся заново пробовать, наблюдать. Он не зря оттянул серию до осени, проверял и перепроверял. Результаты его успокоили. В собственном «кубике», запертый с собственным сознанием, каждый варился в собственном соку, и только некоторые могли бы прыгнуть выше головы, и то недалеко.

В двойках все оказалось далеко не так просто. Кирилл только начал, но уже видел, что эффект куда заметнее. Но он не мог полной мерой его ощутить! Как он может судить, как он может предлагать людям то, за что не отвечает своей шкурой!

Существовала еще одна проблемка. Самый первый «дип тач» давал необычные переживания, но человек редко терял ощущение обычной реальности: где он, где находится, как себя чувствует. В любой момент он мог снять маску сам или попросить, чтобы это сделали другие. Групповой «дип» действовал мощнее, но все равно позволял своему зрителю свободно вываливаться из процесса.

Новая серия с «вирчуалом» – уже совсем другое дело. Ощущения ошеломляли, и настоящее тело за ними часто терялось, забывалось. Из положения выходили с помощью контроля извне, и любые существенные нарушения медицинских показателей автоматически снижали интенсивность или вообще отключали «кубик». Сам Кирилл не боялся новой системы, тестировал ее с удовольствием и восхищением. Но когда перешли к двойкам, где подразумевалось взаимодействие между двумя людьми и их сознанием… Он не вернется оттуда прежним, Кирилл это знал.

Он бился над проблемой, но собственная эмпатия, служившая раньше хорошим подспорьем, теперь вставала на дороге и мешала. Это все не шутки. Если он погрузится вместе со страхом потерять себя, то непременно потеряет. И кончит психушкой. И еще в одном он почти уверился. Новый коллективный «дип» с «вирчуал гифтом» не игрушка, не массовое развлечение. В умелых руках это может превратиться в действенное лекарство, полезный инструмент. В неумелых или чересчур ловких – даже подумать страшно. Но проверить себя он не мог, оставалось только теоретизировать, опираясь на зыбкие построения.

Для таких, как Лена, это могло бы стать лекарством. При наличии тех самых умелых рук, готовой рабочей методики. Но сейчас их нет. Кирилл вовремя остановился. Ведь на самом деле он не Лене хотел помочь. Пригласил ее не из сочувствия. Там, в парке, он каким-то десятым чувством ощутил, что с Леной решился бы попробовать. Именно с ней. Почему – не ясно, но чувство было таким выпуклым, таким отчетливым, таким соблазнительным. Таким, что он готов был рисковать. Но он привычная лабораторная крыска, он мог бы поставить все на карту… А что случится с Леной, если Кирилла понесет, к тому же непонятно куда? Если он сойдет с ума в одном с ней пространстве?

– Кирилл, – позвала она очень мягко, – я в последнее время столько всего про тебя узнала…

– В сети много всякого, не следует всему верить.

– Я смотрела твои интервью…

– Им тоже не надо верить, Лена. Все это говорится для того, чтобы достичь чего-то. Что-то продвинуть. Без этого нельзя. А все реальное – тут, – указал на маску на кресле. – Все, что я делаю, – вот тут. А не в сети. «Дип» – это честно, это то, что я хотел сделать. Не надо читать, не надо слушать – надо взять и попробовать. И тогда решать, кто я такой!

– Но я же и хочу! Попробовать!

Кирилл мысленно схватился за голову. Он плохо себя контролирует и несет что попало.

– Нет, послушай! Я как раз хотела сказать! Про тебя много разного пишут, но я тебе верю! И все, что ты говоришь про изменение сознания, про новый угол зрения, – это как чудо! Ты мне сказал, что я должна сама, что никто за меня не сделает… И мне кажется, если я сейчас попробую, у меня все наладится! Ты же мне поможешь?

Похоже, Лена все еще надеялась на чудо. Которое кто-то принесет ей на блюдечке.

– Нет, ты послушай, – пробормотал Кирилл. – Мне тоже верить нельзя. На самом деле я хотел, чтобы это ты мне помогла. Потому и позвал. Еле остановился.

– Я – тебе? – Лена была серьезно озадачена. – Это как?

– Не важно. Важно, что я так думал. Так чувствовал. И затащил тебя сюда практически обманом. Прости, Лена. Сам себе неприятен. Никогда так себя не чувствовал паршиво.

– А теперь… так не думаешь? Не чувствуешь? Что я могу? Ну?

– Думаю, и ничего не могу с этим поделать, – честно признался он. – А ты всегда можешь попробовать самый обычный «дип», для начала из первых, простых. И для этого не надо было ехать в Прагу. Хватит, пойдем.

– Подожди, – не сдвинулась Лена с места. – Тогда давай: я – тебе.

Кирилл распахнул дверь.

– Пошли.

Она не пошла.

– Ты не понимаешь. Это очень опасно. Для психики, для здоровья. Для жизни, наконец… – он поперхнулся.

Не хватало еще по пунктам зачитывать ей то, что в свое время пришлось когда-то услышать самому. И от чего до сих пор противно на душе.

Кирилл просто подошел и вытащил Лену из комнаты за руку, довольно грубо. Магнитный замок защелкнулся, и он зашагал по коридору, не оборачиваясь. Каблучки подумали и последовали за ним.

У лифта пришлось остановиться, и Лена его нагнала. Они неловко подняли глаза друг на друга, потом задумались оба, с недоумением прислушиваясь к тревожащему червячку внутри.

– Это только мне кажется… что происходит не то, что надо? – спросила Лена.

– Есть вещи, которые должны случаться, – удивляясь собственным словам, пробормотал Кирилл.

– И мне… так кажется.

Они молча повернулись и пошли обратно. Наверно, действительно есть такие вещи. Объяснить это было нельзя, можно было только поверить.

– Садись в любое кресло, – распорядился Кирилл, включая терминал, – сейчас я тут пару минут поколдую, потом надену на тебя маску.

Она терпеливо ждала, ничего не говорила. Только когда Кирилл осторожно опустил и пристегнул маску, спросила уже из-под нее:

– Мне нужно что-то делать? Или что-то знать?

– Только расслабиться. Постарайся.

Встал сзади, положил руки на плечи, успокаивая.

– Не бойся. Ты можешь перестать ощущать тело – в этом нет ничего страшного. А можешь вполне ощущать. И то, и то хорошо. Главное, не бойся любых необычных ощущений. Ничего не бойся.

– Я не боюсь. Я очень хочу… что-то сделать, как-то сдвинуться, Кир. С чего-то начать.

Мимоходом Кирилл подумал, что сдвинуться в данном случае – не самая лучшая идея. Сам он примостился во втором водном кресле, надел вторую маску и «перчатку» – сначала она позволит управлять самостоятельно, потом вряд ли, придется полностью положиться на «дип».

– Сколько это продлится?

– Минут тридцать, но может показаться, что дольше.

Кирилл откинулся, подышал немного. Потом встал, медленно подошел к терминалу и отключил предохранительный контроль, замкнутый на его кресло и маску. Хватит уже страха, а то он когда-нибудь свихнется без всякого погружения. Он вернулся на место и решительно запустил систему.

Глупо говорить себе «не бойся», если оно все равно лезет. И за себя, и за Лену. Значит, будем бояться.

Усилием воли он отпустил себя, позволяя стать кем угодно. В «дипе» нельзя анализировать, это выбивает. Наоборот, забывай все, что знаешь. Следуй за широкими мазками, они не обманывают.

Кирилл запустил программу, которую видел уже раз двадцать. В свое время он сам подобрал этот тестовый видеоряд, очень простой, но мощный. Сплошную воду, сначала в нормальной, потом в замедленной трансляции. Волны, накатывающие на берег, бьющиеся в скалы, волнующаяся гладь океана, капли дождя, медленно падающие на листья. В его вселенной видеоряд никогда главным не был. Главное то, с чем он входит в контакт, с чем резонирует.

Он почувствовал, как легкие напряглись и задышали чаще, как знакомым плотным туманом заволокло затылок, руки же налились совершенно неподъемной свинцовой тяжестью. У него никогда такого не бывало. Это уже ее, как ее зовут… он поймал себя на том, что силится вспомнить, и с трудом отпустил. Скоро точка невозврата, когда он не сможет вернуться через «перчатку». Он бы уже ее прошел, если б не остатки привычного контроля. Если бы не нарастающая паника.

Совершенно иррациональный ужас плескался внутри. Я не она. Я не она. Я хочу быть самим собой. Водная гладь завораживала, засасывала, все медленнее. Я хочу быть. Я так хочу быть!

Хочешь – и будь, сказали ему. Позволь себе быть. Его засосало. Дальнейшее уплыло в туман.

Помнилось только, как он заново создавал этот мир, на кончике каждой капли, как на кончике кисти. Очень, очень широкими мазками, покрывавшими полмира, легкими, прозрачными, безупречно ложившимися вслед за кистью. Как можно утонуть, если ты вода?

А еще он рисовал не один – другие мазки возникали над водой, где ему не достать, потому что он на конце каждой капли, не дальше. Но все, что сверху, – тоже для него. Как он раньше боялся себя потерять? Там, где все знакомо и заблудиться невозможно. Здесь можно только найти.

Свет и звук понемногу вытекал, дыхание оставалось чуть слышным, но прежняя тяжесть вернулась, заставляя чувствовать руки и ноги.

Вот как оно происходит. Двух человек достаточно, чтобы появилось что-то большее, другое. То, что над. То, что знает их обоих лучше, чем каждый из них себя по отдельности. И чем больше людей, тем больше, тем грандиознее целое. То, что Лиснер назвал решеткой сознания. Кирилл неправильно ее себе представлял. Она не бьет нас по голове кончиком своего маятника – наоборот, помогает. Если осмелишься ей довериться.

Кирилл стянул маску, не забыв «перчаткой» пригасить освещение.

– Как ты?

Вместо ответа услышал невнятные всхлипывания. С трудом встав, он освободил от маски Лену, и та уткнулась лицом в мягкий подлокотник. Всхлипы превратились в рыдания, но Кирилла это не встревожило: так часто бывает, так или по-другому. Сейчас ей лучше не мешать. Он сам чувствовал влагу на глазах, хотя вроде бы не плакал. Должно быть, это из-за Лены, ее фон. Хотя, в конце концов, какая разница?