Текст книги "Дети Хедина (антология)"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Ник Перумов,Ольга Баумгертнер,Аркадий Шушпанов,Ирина Черкашина,Юлия Рыженкова,Дарья Зарубина,Наталья Болдырева,Сергей Игнатьев,Юстина Южная,Мила Коротич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

7. В час до заката

– Элишка, – тихо позвал я, заходя в квартиру.

Всюду чувствовалось ее присутствие, и все же… Словно она только что ушла.

– Черныш…

Рыжик выбрался из-за пазухи, принюхиваясь.

– Его нет, хозяин.

– Собирай вещи.

Я бросил сумку на постель и положил туда все вещи из гардероба. Рыжик, нагрузив самую большую сковороду съестным, с грохотом поволок ее из кухни в потайную комнату. Взяв по пути ноутбук, я забросил его вместе с сумкой туда же. Рыжик, пыхтя, потащил столик с фильмами.

– Оставь! Может, ты еще холодильник захватишь с собой?

– И постель, и джакузи, а как же! – гнусаво откликнулся он. – Чего добру пропадать…

– Там все это есть.

– А чего я тогда надрываюсь?

– Понятия не имею. – Я присел на постель.

Чертяка с ворчанием впихнул-таки в комнату журнальный столик и захлопнул дверь.

– Чего мы ждем? – Он запрыгнул ко мне на колени и осторожно тронул лапками мои пальцы.

Я не ответил. Прошло несколько минут. На подоконнике возникла тень, и, отворив незапертое окно, в спальню запрыгнула Элишка. Довольная, раскрасневшаяся от мороза, закутанная в одеяло, задрапированное наподобие римской тоги. Руки она держала за спиной.

– Ты уже вернулся? – Она с лету чмокнула меня в губы, и улыбка тут же исчезла с ее лица: – От тебя пахнет… ты целовал другую!

– Я пытался делать ей искусственное дыхание…

Она облизнула губы.

– Кровь… Она умерла?

– Это была Марьяна.

Элишка опустила руки. В одной из них был горшочек с живой маленькой елочкой, украшенной тонкими блестящими гирляндами и мишурой, в другой какой-то сверток.

– Скоро Рождество. – Она растерянно протянула мне все это.

Рыжик подхватил елочку и деловито потащил прочь. Выбравшийся из складок Элишкиного одеяния Черныш взял сверток и поспешил за братцем.

– Вы справляете человеческие праздники?

– Всегда чувствуешь себя глупо, когда все остальные веселятся.

Она села рядом, прижавшись ко мне, и я нежно ее обнял.

– Нам надо уходить отсюда.

Она удивленно на меня посмотрела.

– Пожалуй, я рассорился со своими работодателями, – пояснил я.

– Мы уедем в другой город?

– Мне нужно еще три дня, чтобы закончить дела.

Я поднялся, выглянул в окно. У подъезда остановились два черных микроавтобуса. Матиаш вышел из одного и посмотрел наверх.

– Пора, – я увлек за собой Элишку.

Мы перескочили через журнальный столик, приземлившись прямиком на диван. Элишка ойкнула, когда одна ее нога угодила в полную холодных продуктов сковороду. Черныш захлопнул на нами дверь. Свет отключился, и мы на несколько мгновений оказались в полной темноте. Когда вновь загорелась лампа, чертик распахнул дверь, выкатывая столик, Рыжик потащил сковородку на кухню, а я сумку в спальню. Элишка выглянула наружу.

– Ничего не понимаю… – Она вышла из комнатки, но ее взору предстала та же самая квартира.

И лишь когда она добралась до окна, из которого открывался вид, она поняла.

– Мы теперь на первом этаже! На той же самой улице, только в соседнем доме напротив! Янош, они поднимаются туда!

– И они никого там не найдут. – Я устроился на подоконнике, наблюдая за действиями охотников.

Не прошло и получаса, как они вышли оттуда и уехали. Матиаш был хмур и крайне раздражен.

– И сколько у тебя таких квартир? – Элишка смотрела, как Рыжик пытается состыковать два одинаковых журнальных столика.

– Только две – больше бы не понадобилось. – Я забросил в пустой гардероб вещи.

Элишка поставила на столик елочку и вновь протянула мне сверток. Я распаковал и воззрился на нее.

– Где ты это нашла? – Я держал в руках толстый, увесистый том, на черном бархате обложки которого серебром было выведено название «Сон в летнюю ночь».

Это было подарочное коллекционное издание, выполненное на мелованной бумаге с изумительными цветными иллюстрациями. Элишка, видя мое изумление и то, что мне, без сомнения, ее подарок понравился, заулыбалась.

– Ты ведь не будешь сердиться, но мне пришлось украсть его для тебя из книжного магазина, потому что у меня нет денег…

– Милая, – я привлек ее к себе.

Лежа в постели, я целовал ее тонкие пальчики, совсем недавно так нежно ласкавшие меня.

– Ты немного похож на Оберона из фильма, – прошептала она. – Не лицом, конечно, – характером.

– Что? Вот еще! Я никогда бы не стал подсовывать свою жену в постель к ослу.

Элишка засмеялась, вырвала пальцы из моих рук, и ее коготки заскользили по моей коже, чуть царапая.

– Ты такой же коварный.

– Конечно. – Я улыбался, гладя ее бархатные щечки тыльной стороной ладони и чуть вздрагивая от ее уколов. – Ты не забыла? Если я не выпускаю когти, это не значит, что у меня их нет…

– Ужинать давно пора, – в два голоса захныкали чертенята, устроившиеся у нас в ногах. – Сколько можно любиться?

Я лишь шикнул на них.

Ранним утром, еще затемно, я шепнул Элишке, что скоро вернусь, и направился в дом Марьяны. Охотники уже побывали здесь – двери и окна были опечатаны, вещи в лавке и квартире перерыты, некоторые они забрали. Но вот главное не нашли. Я откинул половик перед прилавком и повел ладонью. На полу вырисовались очертания люка, через миг его крышка откинулась. Я взял с одной из полок масляный фонарь, на который никто не обратил внимания, зажег и спустился вниз. Пройдя длинный каменный коридор, я остановился перед обитой металлическими полосами дверью и отомкнул засов. Дверь, недавно смазанная, легко подалась под нажатием и, распахнувшись, с грохотом ударила о стену камеры. Двое людей поднялись с матрасов, жмурясь с непривычки от света. Наконец они разглядели меня.

– Ян!

– Доброе утро, Доминик, Петр.

Я поставил фонарь на пол между нами.

– Не разберешь тут, утро или нет, – буркнул Доминик.

– Вот уж не ожидали тебя увидеть… – заметил Петр. – Да и твою ведьму уже тоже – заморила нас совсем голодом. Если то, что она приносила, можно было назвать едой…

– Марьяну убили. Руки давайте.

Они вытянули руки, загремев совсем уж средневекового вида кандалами.

– Ничего себе она для вас раздобыла! – Я щелкнул по железу пальцем, и оно рассыпалось ржавой пылью.

– Ты нас освобождаешь, что ли? В честь чего это?

– Я поссорился с Матиашем, так что не вижу смысла дальше держать вас здесь.

– Может, хоть объяснишь, что произошло? – спросил Петр.

– А разве не ясно?

– Та девка, с которой мы тебя видели, все-таки очаровала тебя.

Доминик почесал двухнедельную щетину на подбородке.

– И ты, разумеется, не смог убить ни ее саму, ни ее чертову семейку. Это заклятие, кажется, называется «ложная смерть»? Нам Марьяна рассказывала, объясняя наше воскрешение. С ведьмами у тебя, конечно, эффектней получилось – море крови, вопли, ощущение боли…

– Что-то вроде того, – не стал отрицать я.

– Но почему ты не убил нас, когда надо было?

– Вы ведь тоже не убили меня, когда надо было, – отозвался я в тон Петру. – Кроме того, я всегда считал вас своей семьей.

– И тем не менее ты упрятал нас сюда из-за какой-то стервы.

Доминик разминал руки, растирая запястья, где остались следы кандалов.

– Ты не прав. Элишка – она хрупкая и беззащитная, у нее и ведьмовских сил-то – кот наплакал.

– Но ее мамаша и сестра… Ты же читал их дело.

Я пожал плечами.

– Из-за чего ты поругался с Матиашем? – спросил Петр.

Я достал телефон – связь, хоть и слабенькая, все же проникала сквозь толстые стены подвала.

– Он вам лучше обрисует ситуацию… Доброе утро, Матиаш, извини, что разбудил. У меня для тебя маленький сюрприз в лавке Марьяны, – я нажал отбой и добавил: – Вы поосторожнее, он на взводе – еще начнет палить без разбору.

Я поднял фонарь, и мы выбрались наружу.

– Что будешь делать дальше, Ян?

Петр внимательно смотрел на меня, и я знал, что несмотря на все, что произошло, он беспокоится обо мне.

– Ты вернешься в колдовской род?

– Шутишь? После всего-то? Клара бы самолично растерзала меня, если бы это было ей по зубам.

Я задул фонарь, на улице уже заметно посветлело.

– Ну все, мне пора.

Доминик пожал мне руку, а Петр так и вовсе прижал к себе.

– Мальчик, – прошептал он глухо. – Береги себя и прости, если что было не так.

– Вы тоже будьте поосторожнее. – Я высвободился и на миг застыл на пороге. – Передай Матиашу – он недавно назвал меня лучшим охотником. Пусть поразмыслит над своими собственными словами.

Я исчез среди крыш. Устроившись в густой тени чердачного окна, я увидел, как несколько черных силуэтов скользят по узким переулкам. Наконец они оказались в тупичке.

– Доминик?! Петр?! – до меня долетел изумленный возглас Матиаша, узнавшего охотников, стоящих на улице у входа в лавку.

– Да, как ни удивительно, это мы, – откликнулся Петр.

– Но как?!

– Можно мы сначала что-нибудь съедим и примем ванну, а то, кажется, мы подхватили вшей в подвале этой ведьмы, – предложил Доминик.

– Где Ян?

– Станет он тебя дожидаться, – проворчал Петр.

– Есть сигареты? – спросил Доминик. – Курить хочется до смерти.

Я усмехнулся и направился домой.

В полдень меня разбудил телефонный звонок. Я машинально взял трубку.

– Да?

– Я тебя тоже разбудил, Ян? – В трубке послышался голос Матиаша.

– Что надо? – несколько грубо поинтересовался я.

– Мне удалось потолковать с Кларой, и мы, пожалуй, смогли кое о чем договориться. Она сказала, чтобы я ни в коем случае не позволил тебе послезавтра оказаться на вышеградской скале.

– Ты дурак! – Я бросил трубку.

Но он позвонил снова.

– Ты дурак, потому что старая ведьма водит тебя за нос! – И прежде чем он успел что-либо сказать, вновь нажал отбой, а следом и вовсе отключил телефон.

Рядом зашевелилась проснувшаяся Элишка. Я потянулся и посмотрел в потолок, понимая, что сон ушел. Я поднялся, принял душ и занялся готовкой позднего завтрака. Элишка, шлепая босыми ногами, появилась на кухне и, согнав со стула чертенят, не поделивших кусок ветчины, уселась за стол.

– Это они звонили? Что им надо?

– Скучно им без меня. – Я налил нам кофе.

– Почему ты не выбросишь этот телефон к дьяволу? – Элишка захрустела поджаренными хлебцами.

– Я не выбрасываю вещи до тех пор, пока считаю их нужными.

– Ты еще будешь общаться с ними? – Она нахмурилась.

– Да. Всегда полезно знать точку зрения врага, тем более что это можно сделать на расстоянии.

– По-моему, их точка зрения уже известна, если они хотели тебя убить.

– Сейчас это желание несколько подкорректировано.

Элишка некоторое время молча ела.

– Что находится за семью дверями? – спросила она.

– Это тайна.

– Ты мне не доверяешь?

– Нет, я просто сам не знаю…

Элишка с изумлением воззрилась на меня.

– Хочешь сказать?!

– Ну, не то чтобы не знаю. – Я понял, что ее возмутило. – Там хранится мое истинное имя.

– Твое имя? – с недоумением повторила она. – Но зачем… Разве это так важно? У тебя прекрасное имя!

– Да, конечно, оно самое популярное в Чехии.

– Разве оно стоит стольких жизней?

– Сейчас ты мне очень напомнила твою сестру.

– Прости, Янош, но я всего лишь хочу понять, – Элишка встревоженно смотрела на меня.

– Вместе с именем вернется частица моей памяти.

– Памяти? – совсем уже ничего не понимая, удивилась она.

– Ш-ш. – Я взял ее руку и прижал к своим губам, задавив порыв рассказать ей. – Я не хочу тебя пугать. Пожалуйста. Поэтому лучше, если ты не будешь знать.

А потом подарил ей колечко – ободок образовывали золотые стебли переплетенных трав, а темно-синие камни, такие же сверкающие, как глаза Элишки, являлись лепестками ирисов.

– Это же настоящие сапфиры, – изумленно прошептала она.

– Во всем мире только одно такое кольцо.

Я поцеловал ее.

Оставив Элишку дома, я отправился в Вышеград, чтобы заранее оглядеться. Каким образом, интересно, Матиаш хотел помешать мне? Небо вновь расчистилось, сияло солнце. Когда я неспешно добрался до скалы, время близилось к вечеру. Я поднялся по тропе наверх. Подо мной текла Влтава, а дальше лежала предвечерняя Прага, и красная черепица на крышах домов еще больше алела в лучах заката. Над пропастью дул ледяной ветер, и я поднес ладони ко рту, согревая их дыханием.

– Ты не поторопился, назвав меня дураком? – спросил Матиаш за моей спиной.

Я обернулся. Рядом с Матиашем стояла Клара.

– Какая милая картина, – произнес я, продолжая дуть на озябшие пальцы. – Никогда бы не смог представить, что вы сможете мирно стоять рядышком…

Матиаш, обнажая клинок, шагнул ко мне.

– Не вздумай смыться, Ян. Ты на прицеле, но на этот раз, будь уверен, пули тебя достанут. Нас тут много, разумеется. Но сперва – отдай ключи и прикажи своим чертям убраться от тебя.

– Досадно, Матиаш, но все перечисленное у меня не с собой, – я вывернул карманы. – Даже ножа нет.

– Тогда я поторопился назвать тебя лучшим охотником.

Матиаш крепче сжал рукоять, еще ближе подбираясь ко мне.

– Ты даже не представляешь, насколько верны были твои слова. – Я неодобрительно покачал головой.

К рыже-алым отсветам заходящего солнца присоединились тонкие красные лучики, забегавшие по мне красными муравьями.

– Славно перестраховались, – заметил я. – Ты смог договориться не только с Кларой, но и с Ондрием.

– Это оказалось чрезвычайно легко, особенно после того, как ты пристрелил Диану и Томаша. Он считал их особо важными агентами.

– А ведь ты так и не понял, из-за чего вся эта кутерьма…

– Не слушай его! – оборвала меня старая ведьма. – Он мастак заговаривать зубы. Лжец, предатель!

Матиаш подошел ко мне уже на расстоянии вытянутой руки. Я мельком оглянулся – до пропасти всего три шага.

– Даже не думай дергаться, шагнешь в сторону – и из тебя сделают решето.

– Что ж, мне так и стоять, как барану на закланье?

Матиаш внимательно смотрел на меня, и в его глазах появилось некоторое недоумение.

– Тебе не страшно умирать, а, Ян?

Я рассмеялся, прищурив глаза на солнце. Я опередил Матиаша на короткий миг. Он вскрикнул от боли, когда его грудь пронзили мои когти. Но и его клинок вошел в мою плоть.

– Сдохни! – Матиаш, обливаясь потом, валился на меня, всаживая нож еще глубже.

Я смеялся.

– Почему?!

Он заглядывал мне в глаза, ему было чертовски больно и страшно, но еще больше его пугало внезапно обрушившееся на него непонимание, и расширившиеся его зрачки тьмой наполняло отчаяние. Он пытался найти страх и у меня, но не находил. Пытался найти подтверждение своей победы, но и этого не видел.

Я смеялся уже тише и слабее. Облизывая губы, я в очередной раз попробовал свою кровь на вкус. Мне стало даже в чем-то жаль Матиаша. Ведь когда человек совершает роковую ошибку…

– Ян, будь ты проклят! Какого черта тебе сейчас смешно? Что ты сделал? Что ты сделал, ублюдок?! Какую еще свинью подложил? Отвечай, сволочь!

– Ты чувствуешь свое сердце в моей руке, Матиаш? – сквозь смех прошептал я. – Но я не сожму ладонь и не раздавлю его. Может, твоя новая союзница даже сумеет вытащить тебя с того света… Потому что не хочу забирать тебя с собой…

Дрожа от ужаса, Матиаш опустил взгляд.

– Почему? – спрашивал он, начиная терять сознание.

Но до самого моего последнего вздоха он не услышал ни единого ответа. И лишь понял одно – что не победил меня.

Наталья Болдырева
Продавцы надежды

– Это и есть секрет нано? – спросил док Уильям Эвери.

Вопрос прозвучал эхом, возвращая его в тот день. День его Посвящения.

* * *

– Это и есть секрет нано? – спросил Джозеф, глядя на священное писание семьи, хранимое многими поколениями его предков в языческом храме Зуль-Халас.

Голос его – тонкий и звонкий голос пятнадцатилетнего мальчишки – дрожал. Руки нервно мяли край широкополой шляпы.

На конторке, подобной той, что стояла в молельной комнате их дома, дома Наноносителей, под куском толстого, сколотого от края стекла лежал аккуратно расправленный огрызок бумаги.

– Читай, – сказал старший брат Саймон, посторонившись. Что-то щелкнуло, заставив Джозефа вздрогнуть, и, негромко треща, медленно разгорелись две длинные, изогнутые над столешницей трубки.

Прежде чем шагнуть ближе, он оглянулся.

Джуди и Бенджи, посвященные два года назад, стояли поодаль. В неровном свете мерцающей лампы было видно, как хмурится Джуд, встряхивает головой, отбрасывая падающие на глаза рыжие пряди. Темноволосый Бенджи улыбался ободряюще.

– Давай, Джози. Это совсем не страшно.

Подбодренный словами брата, он подошел к конторке.

Нет, священное писание его семьи вовсе не походило на священные книги его народа. Обтянутые буйволиной кожей, те были украшены золотым тиснением, сияли каплями драгоценных камней. А древний храм на центральной площади мертвого города, построенный еще до начала Последней войны его предками му-ахидами [5]5
  Немусульманин, заключивший мирный договор с мусульманским государством. Немусульманин, временно проживающий в мусульманском государстве.


[Закрыть]и ставший с годами местом поклонения древним языческим богам пустыни… Как устремляются ввысь воздушные минареты единого бога, так зарывалась в землю приземистая серая коробка, на много ярусов уходящая вниз, к семи кругам преисподней, к дереву Заккум, плоды которого подобны головам Иблиса.

И потому он не сразу смог побороть волнение, разобрать обведенный жирной красной линией текст.

– «Продавцы надежды», – прочитал он, беззвучно шевеля губами, верхние, самые крупные буквы.

* * *

– «Продавцы надежды», – прочитал док с ехидцей.

Вспыхнув, Джозеф метнулся, приподнял сколотое от края стекло.

Тяжелое, оно врезалось в плоть едва не до кости острыми неровными гранями. Он попытался перехватить, когда, не выдержав напряжения, лопнул, зазмеился трещинами скол. Испугавшись, он разжал пальцы, и стекло упало, рассыпавшись градом осколков.

Отступив, Джозеф опустил взгляд на окровавленные ладони.

Хмыкнув, док Билл Эвери покачал головой. Равнодушно развернулся и зашаркал прочь по длинному узкому коридору, меж бесконечных, плотно заставленных книгами стеллажей.

– Оставь тележку, – бросил он через плечо. – Заберешь после. Когда я перевяжу тебе руки.

Не в силах вымолвить ни слова, Джозеф кивнул отрывисто.

Док не увидел его кивка. Не обернулся даже тогда, когда зазвенели, скользнув в мокрых пальцах, осколки стекла.

Не боясь испачкать кровью, Джозеф схватил, сжал в кулаке огрызок бумаги с ровными колонками текста, обведенными жирной красной линией. Вновь накатило волной дурноты отвращение. Но в этот раз он сумел преодолеть слабость.

* * *

– Проблевался?

Тень заслонила поднимающееся над пустыней солнце, и Саймон протянул ему носовой платок.

– Я говорил отцу, что так оно и будет, что ты не выдержишь, а он не верил.

Джозеф зажмурился от ударившего прямо в лицо яркого света, когда брат сел рядом на ступени храма. Облокотившись о колени, Саймон крутил свою шляпу и вовсе не обращал на него внимания: смотрел мимо широкой каменной чаши в центре площади, вдоль короткой прямой улицы мертвого города, куда-то за спины далеких барханов.

– Теперь, наверное, презираешь нас? Братьев, сестру… отца?

Снова покатились по щекам слезы. После сумрака подземелий белый песок пустыни ослеплял. Джозеф уткнулся в платок, прячась от этого беспощадного света.

– Мог хотя бы не делать этого на глазах у охраны? – спросил брат.

– Это отвратительно, – ответил Джозеф невпопад и, щурясь, взглянул из-под ладони на стоящий поодаль караван. Люди были заняты делом. Смуглые руки рабов сворачивали тонкой шерсти шатры, навьючивали мулов и лошадей. Не разгибались блестящие от пота спины. И только наемники, не занятые ничем, пристально смотрели в их сторону. Не разглядеть было лиц в глубокой тени кафий, лишь сверкали зубы да белки черных внимательных глаз.

– Они решат, что я заболел?! – спросил он, испугавшись вдруг.

Страх поднялся волной, захлестнул до приступа удушья. Пришло запоздалое осознание содеянного.

– Видишь, как суетятся слуги? – Голос Саймона был бесстрастен. – Они уже боятся этого… Нельзя лишать людей надежды, братишка. – Неожиданно рассмеявшись, Саймон хлопнул его по спине. – Ради всего святого, Джозеф, веди себя так, будто бы все в порядке. Отец не простит мне, если что-нибудь случится с тобою.

Слезы мигом высохли у него на глазах.

– Что?! Что, по-твоему, они могут сделать? – прошептал он, склоняясь к брату, прижимаясь к нему всем телом.

– Ничего, если ты будешь наконец вести себя как мужчина. – Саймон отодвинулся. – Тебе исполнилось пятнадцать, и, как бы там ни было, ты прошел посвящение.

– Это отвратительно, – повторил Джозеф, вытирая губы платком. Тот был соленым от слез.

– Осторожнее, Бенджи! Эта истеричка заблевала тут все вокруг. Ты потеряла свою шляпу, девочка.

Джуди подошла сзади и кинула шляпу перед ним на песок. Он потянулся за ней, чтобы тут же получить тычок в спину. Упав, он свез ладони до крови.

– Прекрати, Джуд! – Сбежав по ступеням, Бенджи подхватил его под руку, помог подняться.

– Спасибо, Бенджи, ты настолько же добр, насколько твоя сестра стерва. Джозеф поглядел на свезенные ладони, на длинные, сочащиеся сукровицей царапины, облепленные мелким белым песком. Кожа горела то ли от боли, то ли от прикосновения к раскаленным плитам площади.

– Она и твоя сестра, Джози. Мы семья, и пора бы уж всем об этом вспомнить, – Саймон протягивал ему шляпу. – Давайте не будем ссориться на глазах у людей.

– Что так?

Подбоченившись, Джуди расхаживала взад-вперед по верхней ступеньке короткой лестницы. Освещенная солнцем, белокожая, рыжая девушка, на фоне черного провала, ведущего в глубь храма, она была ослепительно хороша, и взгляды наемников обратились наконец к ней, позволив Джозефу вздохнуть свободнее.

– Не прикидывайся дурой.

Джозеф вздрогнул, но Бенджамину, его сводному брату, сходило с рук и не такое.

– Ты видела, что произошло. Ему стало плохо. Прямо на ступенях храма. И люди видели это. Но если ты знаешь тайну, то они – нет.

– Что ж, – она присела, взглянув на него в упор, – если люди вообразят себе, будто наша впечатлительная барышня больна, я их разубеждать не стану.

Стремительно поднявшись, она сбежала вниз по ступеням. Горячий ветер, подхватив, трепал ее волосы, и она никак не могла собрать их, чтобы спрятать под болтающуюся на спине шляпу.

«Я не болен!» – едва не крикнул Джозеф ей вслед.

– Я не болен, – прошептал он, чувствуя, как сжимается в комок, подкатывает к горлу опустошенный желудок.

Караван ожил. Верблюды, лежавшие, поджав под себя ноги, вскидывали крупы, становились на круглые, мосластые колени, прежде чем поставить копыта на растрескавшуюся, припорошенную нанесенным из пустыни песком землю. Никто больше не обращал на них никакого внимания.

– Джуди! Джуд, стой! – Выругавшись, Бенджамин побежал следом. Он всегда ходил за ней как привязанный. Бледный черноволосый юноша за огненно-рыжей красоткой. Будто ночь, следующая за днем.

– Идем и мы, братишка, – Саймон вдруг обнял его за плечи. – Поговорим обо всем на привале.

Джозеф кивнул.

Он не хотел ничего обсуждать.

* * *

Когда он вернулся в подсобку, док разложил инструмент. Скальпели, ланцеты, иглы – так хорошо знакомый Джозефу набор. Такой же старый, как и инструмент его отца.

– Садись, клади руки на стол, – док едва поднял взгляд, протирая холодно поблескивающие лезвия резко пахнущим раствором из склянки. Пожелтевшая от времени этикетка пестрела рыжими пятнами потеков. – Думаю, фиксировать их тебе не надо? Стерпишь?

– Стерплю, – ответил Джозеф, подсаживаясь к столу.

– Чему улыбаешься? – Док намочил, отжал в гнутую алюминиевую миску край чистого белого полотна. Принялся точно и бережно промокать кровь, обнажая многочисленные порезы. – Стекло грязное, как чума, – продолжил он, вооружаясь пинцетом. Руки Джозефа были иссечены градом мелких осколков. Док подвинул ближе другую миску. – Давай лечи себя от заразы, Наноноситель.

Насмешка не задела Джозефа. Он тихо улыбался своим мыслям.

– Это то, чему я должен был бы учиться сейчас, если бы все пошло иначе… Готовиться к первому в своей жизни ритуалу: пускать себе кровь, а после обрабатывать и зашивать порезы.

Не останавливаясь ни на минуту, док взглянул исподлобья. Когда последний осколок стекла звякнул о дно миски, открыл рефрижератор, вынул полную ледяных кубиков форму.

– А это коктейли со льдом, которые я пил бы сейчас, если бы не твоя дурацкая выходка, – сказал док Билл Эвери, выламывая лед из квадратных гнезд. – Больно?

Он замер, почувствовав, как вздрогнул Джозеф.

– Холодно, – ответил тот сквозь сцепленные зубы.

* * *

В шатре было холодно. Ледяной ветер, запутавшись в хитрых его переходах, слабел, не в силах пронзить плотные шерстяные занавеси. Отгоняла злых джиннов рассыпанная у входа соль. Пар поднимался от кубков с горячим настоем из меда и сухофруктов, а пряный аромат корицы кружил голову, разогревая кровь. И все равно в шатре было холодно.

– Прекрати.

Джуд откинулась на шелковых подушках и, уперев в щеку тяжелый золотой кубок, глядела, как он трет ладонь о ладонь.

– Этот шелест сведет меня с ума.

Она пригубила дышащий паром напиток. На бледной щеке остался ярко-красный след.

Она тоже мерзла. Тонкая парча не грела так, как греет куртка верблюжьей кожи. Холодно блестели серебряные нити, украшавшие свободное ярко-вишневое одеяние.

Джозеф послушно сложил руки, зажав ладони меж коленей. Его била нервная дрожь. Весь долгий дневной переход, пока караван шел, медленно взбираясь выше, на плато, он ловил на себе брошенные украдкой взгляды.

Бенджи дремал, улегшись головой на бедро сестры, надвинув шляпу на глаза, обхватив себя за плечи и вытянув ноги на середину шатра. А может быть, притворялся, что спит.

– Давайте договоримся так.

Саймон трогал пальцами остывающую жаровенку, глядел, как перекатываются, вспыхивая, угли.

– Джозеф не участвует в ритуалах и церемониях, а мы делим отцовское наследство на троих. Ну, может быть, даем ему небольшое содержание, достаточное, чтобы вести жизнь небогатого ремесленника.

– Твоя идея понравилась бы мне еще вчера, братишка. К сожалению, я успела уже ее обмозговать.

Под колючим взглядом сестры Джозеф поежился.

– Имам Махди не допустит этого. «О, хаджжам! [6]6
  Человек, совершающий кровопускание.


[Закрыть]Как четыре халифа дети твои, да будет правление их столь же праведным». – Она снова коснулась края кубка, делая вид, что пьет. – Он получит столько же, а может, и больше.

Саймон скривил губы, но промолчал. Они всегда ревновали его к отцу. Все трое. Даже Саймон.

У него защипало глаза, а в груди вдруг стало так жарко, будто сердце разорвалось, расплескав горячую кровь. Он не смог ответить им сразу.

– Мне не нужны эти деньги. Я сам отдам вам все до монеты.

Бенджи хмыкнул, выдав себя. Поднялся, сбросив шляпу на богатый цветастый ковер.

– Ой ли? – Взгляд его был насмешлив. – Нет, я верю! Я верю тебе, Джозеф!

Он подался вперед, картинно прижав ладони к груди.

– Но только если папаша преставится нынче же.

– Люди меняются, брат.

Саймон глядел в сторону.

– Думаю… мы могли бы заключить соглашение письменно.

– Я готов.

– А я нет.

Джуди отставила кубок, села, выпрямившись.

– Он посвящен теперь, наш бедный Джозеф. «Будь добрее к брату, Джуд! Задерни полог, Джуд! Прокипяти молоко, Джуд»! Уж лучше б ты умер при родах, как умерла твоя мать! Спросите любого, каждый знает: младший в семье вскормлен молоком невольницы. Он порченый! А сегодня его вывернуло прямо на ступенях храма. Я думаю, – с усталым вздохом она оперлась о тугой шелковый валик и тронула пальцем край кубка, – нам следует убить его.

– Это уж слишком!

От удара жаровня опрокинулась, рассыпав остывшие угли.

– Сегодня ты убьешь Джозефа, а завтра доберешься и до меня?!

Саймон стоял на коленях, вперив взгляд в разметавшуюся на подушках Джуди. Глаза его гневно сощурились, жилы вздулись на сжатых кулаках, рубаха под напором напряженных бицепсов едва не трещала по швам. Схваченное загаром лицо стало кирпично-красным.

Джозеф отшатнулся, впервые испугавшись старшего брата.

– Джуди, ну что ты мелешь! Ты хуже дервишей, бормочущих на базарах всякий вздор! Опомнись! Саймон! Саймон, остынь!

Бенджи и сам встал на колени, не замечая, как распахивает руки, будто открывая объятия старшему брату, но на самом деле защищая сестру.

– Вам нет до меня дела, – прошептал Джозеф, но его никто не услышал. – Никому из вас…

Брызнули едва сдерживаемые слезы.

– Гэль, азааджтука? [7]7
  Извините, я вас не побеспокою?


[Закрыть]– Вольнонаемный кочевник стоял, согнувшись в полупоклоне, одну руку прижимая к сердцу, а другой придерживая полог. Взгляд темных глаз бесцеремонно блуждал по телу откинувшейся на подушки девушки.

– Барра! [8]8
  Выйди!


[Закрыть]– закричала она, вскакивая.

– Аха асиф [9]9
  Мне очень жаль.


[Закрыть]. – Он задержался на минуту, глядя Джозефу прямо в глаза.

– Вот и все, – сказал Саймон бесстрастно. Плечи его поникли. Обессиленный, он сел на пятки. – Нельзя отнимать у людей надежду, брат. Никогда, если тебе дорога жизнь.

Но Джозефу было все равно.

Когда они вывели его, когда он увидел взнузданных лошадей и всадников, ожидающих их, когда человек в черном бурнусе забрал поводья его кобылы, а другой стянул его руки за спиной сыромятным ремнем… Он будто застыл, и только ветер летел мимо, а ночь неслась над головою галопом.

– Иншаа-ла [10]10
  На все воля Аллаха.


[Закрыть], – сказал человек, когда он кулем свалился с седла ему на руки. – Иншаа-ла, – повторил человек, помогая ему подняться.

Он ступил на землю, не чувствуя ног. Чувствуя только боль в вывороченных, занемевших суставах и разливающийся по груди холод. Там, в двух шагах от него, далеко под обрывом, черный, пустой и мертвый распластался меж барханов город, прячущий в недрах своих гнусную древнюю тайну.

Они подвели его к краю обрыва, поставили лицом к себе, спиною к городу. Стали, не смея взглянуть в глаза. Шляпа бросала тень на лицо Саймона, взгляд Бенджи блуждал бесцельно, и даже Джуд сжимала кулаки, уставившись себе под ноги. Ледяной ветер набежал порывом. Посыпалось прямо из-под пяток мелкое крошево. Переступив испуганно, он оглянулся.

– Отпустите меня, – прохрипел он, наблюдая головокружительный полет камешков.

– Каталя! Каталя! [11]11
  Убейте его.


[Закрыть]– закричали люди, потрясая обнаженным оружием. Засверкали в лунном свете клинки.

– Да не будет крови брата моего на руках моих, – сказала Джуд, и он вскинул голову.

Как раз в тот момент, когда она столкнула его, ударив обеими руками в грудь.

«Не может быть», – подумал он, поняв, что так до конца и не верил в это.

* * *

– Зачем ты спас меня?

Джозеф стоял, опершись о решетчатую металлическую корзину на четырех колесах. Таких было много в другом, одноэтажном здании, дальше по главной улице мертвого города. Ему все еще было трудно стоять. Мышцы спины, напрягаясь, отдавали болью в грудь. Изрезанные руки были перебинтованы.

– Думал сцедить твою кровь и добавлять по капле в эликсир, – буркнул док, кладя в корзину очередную книгу из тех, что занимали практически все подземные ярусы храма. – Поехали.

Джози слабо улыбнулся и, прихрамывая, принялся толкать тележку дальше, вдоль длинных стеллажей, освещенных слабо мерцающими лампами.

– Ты не продал бы и капли моей крови, я прокажен.

– Здесь, – сказал док, делая знак остановиться. – Здесь.

Он потянул за корешок очередной том. Замолчал надолго, листая его. Поставил обратно, с трудом загнав меж свободно вздохнувших книг.

– Ты прокажен здесь. Ступай на север, переплыви Средиземное море. Никто и не слыхивал там о носителях нано.