Текст книги "Научиться дышать"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

АВТОР: Светлова Наталья

АННОТАЦИЯ: Бедность не порок. А богатство вполне может им быть. Иван Волков знает об этом не понаслышке, порой с трудом сводя концы с концами. Болезнь не приговор. Но зачастую самые близкие именно так и считают. Ирина Вересова окружена толпами разных людей, но почему же тогда так одиноко? И они оба осознают: пока дышишь – живёшь, ведь каждый вдох заставляет сердце биться, вопреки всему.

РЕЙТИНГ: 18+ (не могу гарантировать, что рейтинг будет оправдан)

СЛОГАН: И он сможет положить к ее ногам весь мир, ведь он измеряется не только деньгами.

Часть 1

1

Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться

своим собственным именем.

Анатоль Франс

Осень подкрадывается незаметно, тихой поступью приминая яркие рваные лоскутки-листья под твоими шагами, напуская на деревья золотую пыльцу, позже превращая ее в рубиновую, устраивая на некогда сухой, богатой насекомыми и растениями земле, мокрые разводы луж. Порой в этих мутных океанах на расхлябанных дорогах можно увидеть свое отражение в мельчайших подробностях.

Прекрасная осень, предвестница бурь и гроз, плещется за окном, наполняя дом ароматом хвои и листвы. Крики птиц раздаются уже реже, лес словно смолкает, приказывая дирижеру остановить ласкающую слух мелодию лета. Осень скрадывает жизнь, забирая из нее краски и благоухание летних месяцев, приглушая рокот сверчков и жужжание кровопийц-комаров.

Волков встал сегодня еще до первых лучей уже не такого теплого и приветливого солнца. Важный день обещал много возможностей для будущего, счастливого будущего, о котором он уже так долго мечтает. Некогда спать, иначе можно проморгать счастливые шансы, на которые жизнь так часто скупится.

– Ба, ты спишь? – окликнул бабушку он, но из соседней комнаты раздался громкий старческий храп, и все стало понятно без слов.

Накинув на себя майку и натянув домашние штаны, Иван на цыпочках прошел к бабкиной комнате. Спертый воздух, затхлый, веет смертью и разложением. И этого запаха он так боялся. Это страшное амбре не вязалось с хвойным ароматом осени. Словно бы осень забирала у него самое дорогое, самое ценное и любимое. Вновь.

Делать нечего – надо пробежаться по улице, исполнить ежедневный, рутинный алгоритм оздоровительной зарядки и сделать шаг навстречу новым возможностям, которые пока только тихонько постукивали в его окно. Но он обязательно распахнет его и схватит удачу за шкирку, притащит ее к себе в дом и посадит на цепь, чтобы эта своенравная, взбалмошная мадам никуда не делась. Чтобы она больше не оставила его одного с невзгодами и потерями.

– Волчара! – разнесся по всей округе бас Мишки, среди своих Михалыча.

– Михалыч, не выводи меня из себя с утра пораньше. Укушу!

Иван закончил с тридцатью отжиманиями от влажной, еще блестящей робкими росинками травы и начал приседать. Он любил физические нагрузки. Однако никогда раньше и не подумал бы, что это станет его личным наркотиком. Спорт помогает гнать паршивые мысли из головы, жаль, что не из души. Они, точно порывистый осенний ветер начала ноября, прячутся за углами и, когда ты наиболее уязвим, налетают на тебя, оглушают, заставляют ежиться и молить о пощаде. Такими всегда были мысли о родителях.

– Матушка всегда говорит, что пока я встану, Ваня Волков уже пробежит пять километров и дров бабке наколет.

– Передай матушке, что я с радостью загляну к вам на блинчики вечерком. С меня варенье! – пропыхтел Волков и скинул уже пропотевшую майку.

– Она не любит твое покупное, – отмахнулся Мишка, – бабушка делала лучше.

– Это точно.

«Поскорее бы он ушел, – думал про себя Иван, – только душу травит, черт!»

Бабушка уже долгое время хворала, так она выражалась. А он думал совсем иначе: любимая ба болела, притом серьезно. Волков долгое время откладывал деньги на квартиру в городе, на новую жизнь, но, если нужно, он отдаст все сбережения на лечение бабушки. Только ей это было не нужно. Они редко заговаривали на тему болезни, но Иван знал без лишних слов: бабушка не хочет накидывать на его шею удавку – и так нелегко живется.

Однако есть в его жизни незыблемая истина, которой не страшны время и смена идеологий: ради близких людей можно и последнюю рубашку отдать, не замерзнешь. А таких близких людей у него остался всего один – бабушка.

– Михалыч, ты никогда не задумывался о том, что жизнь чертовски быстро течет? Как будто еще позавчера мне было десять, и мать помогала делать уроки, а отец отводил на тренировки; как будто вчера еще бабушка была здорова и топила печь, по дому разносился аромат ее булочек и прочей стряпни. Но ничего этого нет: родители мертвы, только венок на могиле говорит о том, что они когда-то ходили по этой земле; бабушка слегла, и воздух в доме тошнотворный, пугающий.

– Не кисни, дружище. Идем со мной дрова колоть! – бодро предложил друг и потянулся, с легкой завистью наблюдая за разминкой Волкова, который никогда не отличался ленью.

– Сейчас никак, Михалыч. Сегодня важный день: могут дать хорошую работу.

– Ты у нас и так единственный с новеньким телефоном, ноутбуком и машиной. Куда еще лучше иметь работу, Волчара?

– Да хватит меня так называть! Что подумают незнакомые люди? Что я придурок какой-нибудь неуравновешенный?

Иван закончил зарядку, ощущая натяжение всех мышц и постепенное их расслабление, вместе с которым обычно приходит подъем настроения и заряд бодрости. Правда, Лыков его уже достал! Договорится он со своим «Волчарой» до тумаков. Хотя Волков не поощрял насилие, он мог его применить по отношению к тем, кто заслужил такого.

– Мы же все любя тебя так называем. Ты у нас гроза всей нашей деревушки!

Лыков рассмеялся и, пожелав Ивану отличного дня, оставил его в покое. Не то чтобы он Волкова бесил… Нет смысла прятаться за красивыми словами – бесил, еще как! Выбиться бы в люди наконец-то. Уехать из этой деревни, перевезти бабушку в город, зажить по-человечески. О жене и детях он старался особо не думать, в его случае это то же самое, что раскатать губу до такой степени, что она уже отдавливает тебе пальцы на ногах.

Кому нужен работяга-строитель? Пусть и с зарплатой восемьдесят тысяч. Для Москвы и московских барышень этого на маникюр и SPA с трудом хватит, к тому же он деревенский. Они сразу воротят нос от него, как от заразного. Поэтому Волков вгрызался зубами в любую высокооплачиваемую работу, не успевал отдыхать, бегая по собеседованиям и выполняя поручения. Он также был ведущим тренером по боксу в московской школе. Если ты хочешь чего-то достичь и перестать видеть презрительные ухмылочки девушек из высшего общества, придется пролить немало пота и крови (на боях, в которых он порой принимал участие, и такое происходило) в погоне за своими целями.

Иван вернулся в дом, принял душ и навестил бабушку, которая уже проснулась и просто лежала на постели. Страх – это чувство одолевало его душу, когда он смотрел на ее изможденное возрастом и болезнью лицо.

– Ба, давай съездим к врачу? Сегодня меня, возможно, возьмут на крупную стройку прорабом. Деньги будут, нет нужды умирать только потому, что мы не Абрамовичи и ты хочешь оставить мне все до последней копейки!

– Прекрати, Ваня. Видит Бог, что молодой парень должен жить в городе, завести семью и растить детей, а не сидеть в деревне с бабкой. Ты уж не гневайся на него, что так произошло с родителями…

Она закашлялась и замолчала. Только влажные, выцветшие от тяжелой жизни глаза как всегда смотрели на единственного внука с нескончаемой любовью и угнетающим Волкова чувством вины. Словно это она виновата в смерти родителей или в собственной бедности!

– На него ― это на Бога? Я не гневаюсь на него, ба, он тут совершенно ни при чем. Иначе представь, сколько гнева на него обрушивается каждый день? Ведь хорошие люди мрут как мухи, такова их доля. А наши жирные политики не успевают засовывать свои рыла в новые денежные корыта.

– Ваня, не надо, – промычала бабка и протянула к нему руку, – не злись. Я чувствую, что рука Господа уже гладит тебя по голове; что-то случится, Ваня, что-то изменит всю твою жизнь.

Волков усмехнулся. Не надо ему этих божьих подачек, он всего добьется сам. Его пот окропит фундамент нового дома, и только его! Рука Ивана с силой сжала иссохшую ладонь бабушки.

– Я клянусь тебе, ба, что устроюсь сегодня на работу! Там обещают сто двадцать тысяч прорабу. Как только подпишу договор, тут же отвезу тебя в больницу. И даже слушать не стану твои речи!

Он поцеловал бабушку в лоб, приоткрыл ей окошко и позвонил Василиске – соседской девчонке, которая за небольшую плату соглашалась сидеть с бабушкой, пока он работал. Иван достал свой лучший костюм, которого боялся касаться лишний раз. Специально купил в престижном бутике, а еще ботинки и кожаный портфель. Все восемьдесят тысяч и ушли, пришлось даже залезть в долг до следующей зарплаты. Но каждый знает, что внешний вид определяет человека в большом городе.

Машина тоже стояла, поблескивая на солнце чистотой. Автомобиль у него был самый простой, взятый в кредит, иначе невозможно попасть из их Терехово в Москву на работу. Руки сжали руль, нога вдавила педаль газа. Лишь бы у госпожи Удачи было сегодня хорошее настроение. Пусть впервые в жизни она улыбнется ему.

***

– Мама, ты позанимаешься со мной?

Дочь как всегда некстати со своими занятиями! Женщина накладывала макияж, не отрывая зорких глаз от губ. Немного дрогнет рука – и карандаш выйдет за контур губ.

– Так что, мам? – спросила Ирина, аккуратно спускаясь на коляске по специально оборудованному на каждой лестнице пандусу. – Я хочу позаниматься хоть раз с тобой.

Таких лестниц, которые отец оснастил всем необходимым после произошедшей с дочерью бедой, было не пересчитать в их доме.

Когда-то мать гордилась состоянием своей семьи и тем, что они жили на Рублевке. А теперь даже все эти столетние китайские вазы стали важнее.

– Ира, ты же знаешь, что я не могу! Мне нужно уходить.

Еще штрих, и еще – готово! Красная помада идеально лежит на губах и сочетается со стрелками на веках. Долинская умрет от зависти, увидев ее новое платье от Dolce и этот макияж.

– Снова какая-то светская тусовка? – понимающе вздохнула девушка, а горло сдавило тисками удушья от чувства ненужности матери.

Больше она не была нужна никому. Ведь ее ноги были прикованы к коляске, на них не наденешь высоченные «Лабутены», не примеришь юбочку от Carolina Herrera. Действительно, для светской тусовки несчастный инвалид – уже отработанный материал. Ладно бы для тусовки – для родной матери.

Дочь больше не может вместе с маленькой собачкой дополнять ее образ, а значит, от нее можно отмахнуться? Цокот каблуков раздался где-то вдалеке сознания Ирины и удалился по ступеням вниз. Мать ушла. Естественно, дочь отныне только портит имидж.

Девушка подъехала к окну и с тоской посмотрела на отсыревший сад. Больше он не играет бликами баловня – летнего солнышка, не пышут цветом и жаром цветы, не играет птичий оркестр. Наступила осень – пора уныния и дождей. Но садовник все равно будет возиться в саду до самой зимы – такова прихоть матери. Раздался шум из кухни. И слуги будут вечно носиться по дому.

«Слуги тоже важнее меня», – горько подумалось Ирине.

Они же могут приготовить еду, убрать в доме… А она больше ни на что не годна. Ни сумку Gucci, ни швабру она больше держать в руках не могла.

Ирина отогнала непрошеные слезы, которые стали наворачиваться на глаза все чаще, и выдохнула. Напрягла каждую мышцу тела, пытаясь оторвать застывшее тело от коляски. Бороться! Встать на ноги! Чтобы снова жить!

С громким вздохом разочарования и слезинкой, упавшей с ресниц, она снова оказалась в коляске. Ничего не выходит. Девушка со злостью ударила стену кулаком и стерла слезы со щек. В таком дорогом, роскошном доме не принято плакать. Здесь все всегда счастливы. Кроме нее.

– Ира, ты что там делаешь? Пыталась опять встать? – обеспокоенно спросила старшая сестра, появляясь в комнате. На кивок сестры продолжила: – Ты же знаешь, только с врачом можно это делать! Когда он уже придет для занятий с тобой?

– Не знаю. Я так хочу, чтобы мама со мной позанималась, или ты.

Молящий взгляд Ирины поднялся к лицу Дарины, тем самым смутив ее. Тратить время на упражнения с сестрой, когда этим занимаются специально обученные и получающие за это деньги люди!

– Ира, тренер появится через минут пятнадцать, потерпи.

Сестра выстукивала нервный ритм дрожи нетерпения и смущения рядом с коляской Ирины. Ее всегда смущало присутствие некогда горячо любимой сестренки рядом. Нет, конечно, она и сейчас ее любила, но болезнь поставила крест на их активной жизни. А только походы по магазинам и тусовки и сближали их… В мире, где они живут, только дорогие покупки и постоянные «ярмарки» своего богатства соединяют людей, проводят между ними связующие ниточки. И если вдруг ты больше не такой богатый и идеальный, ниточки рвутся без возможности завязаться когда-нибудь снова.

– А ты что сейчас собираешься делать? – голос Иры нарушил ровное, монотонное течение мыслей Дарины.

– Хотела съездить в бутик Chanel. Светка вернулась оттуда с потрясными сумочками.

– Можно с тобой?

Она сама не знала, зачем напросилась к сестре в компанию, явно же будет пятым колесом. Но так сильно иногда душа тянется к близким людям в поисках их тепла и любви, их веры в тебя. Так остро порой ощущаешь потребность в человеческом участии. И так одиноко порой – взгляд Ирины переместился на посеревшую природу за окном – встречать осень совсем одной.

– Ну-у, – Дарина лихорадочно металась в душе, ища слова для мягкого отказа, но фантазия подвела, – хорошо. Занятия с тренером закончатся – и поедем.

– Не хочу с ним заниматься, – тихо, но решительно сказала Ирина.

Этот человек, который скоро станет ей роднее, чем мать и сестра, уже осточертел. Почему какой-то посторонний мужчина делал все, чтобы она встала на ноги, а родная мать убегала на новую встречу похвастаться своим подружкам в возрасте и в ботоксе платьем?! Ответ опять не сложен: он получает за это деньги. За то, что избавляет ее близких от парализованного балласта.

– Ира, что значит «не хочу»? Ты должна, чтобы встать на ноги и…

– Не хочу, Дарина! И сегодня заниматься не буду! – взвизгнула она, теряя терпение, а слезы снова сдавили горло неслышными рыданиями.

– Ладно, ладно, – пошла на попятный сестра, дивясь странному поведению обычно тихой Иры.

Тихоня Ира, оказывается, тоже была живой и умела чувствовать.

***

Волков уже начал закипать от злости, когда стрелка часов неумолимо ползла к назначенному часу. Он ударил по рулю, пытаясь обуздать рвущуюся наружу ярость. На кого он злился? Если бы знал. На московские пробки! На эти длинные потоки таракашек-машин всех цветов и марок, которые просто стояли на месте безо всякого движения. Так и вся человеческая жизнь проходит в бесполезной возне бытовых дел и суеты.

Сколько он мог сделать за время, потерянное в пробке! Радовала музыкальная программа по радио. Музыка помогала ему накидывать намордник на волчару, который уже изошел ядом от нетерпения. Такой день! Возможно, день всей его жизни. Иван поймал отражение в зеркале заднего вида. Голубые глаза, аккуратно подстриженные волосы (он на дух не переносил неряшливости), свежее лицо, костюм мерцает своей дороговизной.

Наверное, у него слишком агрессивная внешность, точно волчара. Поэтому девушки редко, но бросают на него плотоядные, алчные до мужской силы и плоти глаза. Откуда такие познания в женских взглядах? Деревенские девчонки проявляют свою страстную симпатию к нему именно через такие взгляды.

«Нет, – заключил про себя Волков, – дело не во внешности. Живут же молодые и красивые с толстяками, стариками и женатыми. Дело в деньгах, которых у меня нет».

Наконец-то этот массив вхолостую работающих двигателей и умирающих от скуки людей начал движение. На более свободных участках дороги он давил на газ со всей силы. Вересов не простит ему и минутного опоздания, а конкурентов на такое жирное место хоть отбавляй!

– Час парковки триста рублей! – восклицание вырвалось из Ивана раньше, чем он смог его удержать в себе.

Выглядеть старой бабкой, считающей каждый рубль, он не хотел. Уж точно не в таком костюме и кожаных ботинках. Но, черт возьми, это грабеж среди белого дня! Не подчиниться прожорливой системе – значит не получить шанса на новую работу, поэтому он отдал купюроприемнику свои кровно заработанные и припарковал машину в свободном секторе.

В окно требовательно, даже сердито и недовольно, забарабанил дождь, словно бы схватив машину своими водяными лапами и сотрясая ее. Капли стали больше и стучали все резче и резче в стекло. Иван подождал, пока мимо пройдут мужчины из дорогих иномарок и только потом вышел, раскрывая зонт.

Да, было стыдно выходить из такого, мягко говоря, непредставительного автомобиля. Волков не унывал под стать грустной песне дождя: цели намечены, и он дойдет до них, даже если придется прогнуть спину, работая, но он реализует все свои стремления и мечты! Дождь на секунду-другую показался ему предвестником бури. Как сказала бы бабушка: «Ой, не к добру этот дождь проклятущий, Ваня!».

В сторону суеверия только расчетливый ум и трезвый подход к делам! С таким настроением Волков направился к бизнес-центру, где через (он сверился с наручными часами) одиннадцать минут его ожидал Анатолий Вересов. Ивану приходилось задирать голову, чтобы различить среди этих построек нужную ему. Дождь злорадно хлестал по лицу, когда зонт немного отклонялся и делал его уязвимым перед непогодой.

Когда он в очередной раз посмотрел ввысь, на уходящее в разверзшееся слезами небо и здание бизнес-центра, ноги наткнулись на какую-то преграду, и Иван ощутил толчок от столкновения с чем-то. И женский крик возмущения.

– Извините, ради бога! – поспешил загладить свою неосторожность он. – Надеюсь, я не причинил вам боли?

Перед ним в коляске сидела наполовину вымокшая девушка неимоверной красоты. Мокрые сосульки-волосы глубокого каштанового цвета облепили сочное, точно цвета персика, лицо, и только яркие карие глаза улыбались посреди этой чавкающей лужами улицы, по которой неслись деловые люди, ненавидя дождь.

– Ничего страшного, можете идти дальше, – вполголоса ответила она, робкая улыбка согнала с лица возмущение его оплошностью.

Волков уже хотел было так и сделать, ведь осталось девять минут до встречи. Но ноги примерзли к мокрому асфальту. Совсем вымокла! Он не мог просто пройти мимо, когда девушка промокла до нитки под ливнем, да еще и инвалид.

– Я пережду с вами дождь, – предложил он, ясно осознавая, что на встречу опоздает, если только ему не подвернется колесница Гелиоса.

Иван раскрыл над головой девушки черный зонт и неловко мялся рядом. Она молчала, словно бы дождь смывал с языка все слова, которые хотели вырваться изо рта. Ей бы и хотелось крикнуть ему: «Спасибо! Вы необычайно добры!», но язык отсох.

Однако глазам не запретишь украдкой поглядывать на незнакомца. Высокий, подтянутый, под строгим кроем пиджака соблазнительно играют мышцы, черные волосы в идеальном порядке. Лицо заслуживает отдельного рукоплескания мастерице-природе: волевое, с яркими глазами-нефритами, нос с горбинкой, добавляющей пикантности его мужественной внешности.

– А вы почему под дождем стоите? Или, может, вам нравится мокнуть? – вывел ее из кажущейся ему задумчивости Иван.

– Нет, – улыбнулась она. – Просто сестра зашла к отцу в офис, а до этого мы пытались ходить по магазинам… Вот, жду ее.

Ему почудилось, или у нее голос на секунду натянулся, словно готовая лопнуть струна гитары, при упоминании сестры?

– Дарина! – крикнула его новая знакомая и помахала девушке в дверях бизнес-центра.

– Прости, Ирочка, что оставила тебя под дождем! – залепетала та. – Спасибо за помощь, – это уже было адресовано Ивану.

Ирина хотела что-то сказать незнакомцу, хотя бы имя узнать, но сестра так быстро затолкала ее в машину, что она и подумать не успела, что бы такого ему сказать. Волков проводил лоснящийся роскошью внедорожник и побежал по лужам, не заботясь о чистоте брюк, на судьбоносную встречу.

Секретарь пропустила его к Анатолию Викторовичу, но окинула жалостливым взглядом, будто бы ей была известна его трагичная, без проблесков удачи и благословления высших сил, судьба. Иван не счел нужным расшифровывать этот знак, но и его, как и дождь, он посчитал дурным.

И не зря. Его даже слушать не стали.

– Сегодня вы опоздали на собеседование, а завтра и послезавтра опоздаете на объект. Я должен терять из-за вашей безалаберности деньги? ― спросил солидный мужчина в возрасте и в явно сшитом на заказ костюме.

– Нет, конечно. Такого не повторится впредь, я клянусь.

Дыхание сбилось и вырывалось рваными выдохами из его рта, сердце штурмовало грудную клетку, надеясь выпрыгнуть из нее и ускакать куда-нибудь, нервно колотясь от напряжения.

– Ваши клятвы мне ни к чему, мы не у алтаря стоим. Вы свободны, господин Волков.

– Но…

Что он хотел сказать, Волков и сам не понял. О девушке, над которой он держал зонт на улице? О его глупом добросердечии? Иван развернулся и покинул кабинет, у порога которого осталась смердящая кучка его умерших надежд.

А разве бывает добросердечие глупым? Нет! Он был в этом уверен. Отмотайте время назад, ничего не изменится. Лучше помочь несчастной девушке, имеющей все шансы усложнить свое и без того не завидное положение простудой, чем выслужиться перед каким-то толстосумом. И пусть это сто двадцать тысяч в месяц. Быть человеком важнее.

Над самой крышей бизнес-центра раскинулась яркая шалунья-радуга, которая показывала свое пестрое лицо после ненастья, словно бы говоря: «Эй, прохожий, подними свой понурый нос в этот день непогожий! После дождя всегда выходит солнце. Таков закон природы».

«А природа совсем не любит посмеяться над тобой», ― с такой мыслью Волков завел двигатель своего автомобиля и снова направился в Терехово, обратно в родные места, опять ни с чем.

2

У людей теперь нет времени друг на друга.

Рэй Брэдбери

Из-за темных штор доносится лишь легкое постукивание дождя по крышам. Он будто бы носится по ним, как мальчишка-сорванец, спасаясь бегством, заметая следы своих преступлений. Он смывает грязными разводами пыль с дорог после жаркого лета, собирает опадающую листву в разноцветные вихри и уносит прочь. Далеко. До следующего лета.

Ирина подъехала к окну и немного отодвинула штору. Барабанная дробь дождя приобрела видимые очертания капель. Дождь лился стеной, каскадом с неба, словно невидимый Бог проливал слезы. Но по кому же плачет небо? Кого зовет громкими всхлипами сентябрь?

Сердце не помещалось в груди, просясь бежать вслед за дождем, еще дальше, чем на край света. Туда, где никто не посмотрит на тебя косо, не ухмыльнется, показывая этим свое отношение. Деньги не имели никакого веса после того, как она перестала ходить. Пачки купюр не удержали рядом с ней бывших заводных друзей, не смогли поддержать пыл былой любви, были не в состоянии помочь ей остаться любимой младшей дочкой своих родителей. Теперь ее любила только эта дорогая ультрасовременная инвалидная коляска.

Трудно вспомнить еще одну такую безликую, полную душевной боли осень. Раньше она и не знала, что в сентябре идет дождь. Часто с друзьями или семьей они ездили по всему свету: Таиланд, Эмираты, Египет, Марокко… В загранпаспорте скоро не хватит места для проставления печатей о ее путешествиях. Ей всегда казалось, что она видела этот мир, многие уголки света, а вышло так, что мир она совсем и не знала.

– Ира! – позвала мать и вошла к ней в комнату. – Скоро ужин, будь готова через полчаса.

– Да, мама, – ответ на автомате, даже не поворачивая головы, все так же скользя взглядом по стеклу вместе с умирающими капельками дождя.

– Почему ты опять грустишь? – решила все-таки проявить участие в жизни дочери Оксана Дмитриевна.

– Все хорошо, мам. Просто дождь навевает грусть.

Что-то сказав, Ирина даже не пыталась слушать мать, та ушла. Просто дождь навевает грусть. И в подобную ложь все всегда верили и будут верить. Так проще. Это словно детская игра: закрыл глаза – и ты в домике, ничто тебя не касается. Но если все постоянно будут закрывать глаза на своих близких, мир ослепнет?..

Просто дождь, просто слишком жарко, просто голова болит… Все очень просто. Просто никто и не хочет услышать ее честный ответ. О том, как не хватает любви семьи, хотя она уже стала сильно сомневаться, что вообще знала что-то об этой любви.

Больше медлить и предаваться угнетающим думам не было времени, пришлось ехать вниз, в столовую. В последнее время Ирину стала раздражать изживающая себя традиция собираться всей семьей за обедом. Незнакомые люди рассаживаются за овальным столом, накрытым лучшим поваром Москвы, хрусталь и фамильное серебро начищены до зеркального блеска, все в праздничном. А на лицах только и написана скука, иногда читается голод.

– Дарина, помоги спуститься! – крикнула Ирина, зная, что сестра в соседней комнате наводит красоту.

– Ира, ну ты же можешь сама. Я занята!

– Я… я плохо себя чувствую… – пробормотала себе под нос девушка и проглотила горькие слезы вкуса пережженного миндаля.

У нее правда болела голова от дождя и всех этих переживаний, и руки немного дрожали. Внезапно накатил страх перед лестницей. Но это же хорошо ей знакомый пандус. Все будет в порядке.

Ирина съехала вниз и выдохнула. В этот момент из комнаты как раз вышла сестра, сверкая и переливаясь, точно ограненный алмаз на свету. Громко стуча тонкими каблучками, она модельной походкой спустилась с лестницы и прошла мимо Ирины, подарив ей короткую ослепительную улыбочку.

– Что-то отца долго нет, – пожаловалась мать, следя за тем, как слуги расставляют посуду.

«Словно в восемнадцатом веке живу. Рабы накрывают нам стол, вся семья ждет хозяина поместья», – думалось Ирине, когда она снова подъехала к окну, в этот раз французскому и незашторенному.

Дождь не прекращал унылую песнь ни на минуту, заливая все вокруг своими слезами. Земля превратилась в грязевые топи, ухоженные деревья и кусты поникли, сам дом казался вымокшим, жалким кирпичным чудовищем.

Пришел отец. Мать кинулась к нему с расспросами о том, что его задержало, но он лишь отмахнулся, будучи не в настроении. Они удалились для приватной беседы, но обрывки фраз все же долетели до ушей Ирины: любовница, я все знаю, как ты смеешь мне лгать.

– Ира, доченька, как ты себя чувствуешь? – мимоходом поинтересовался отец, разглядывая столовые приборы на предмет чистоты и усердия домашнего персонала.

– Хорошо, пап, только устала дома сидеть.

– А что же ты хочешь, дорогая? Ни на море, ни на горнолыжный курорт мы не можем поехать…

Он не договорил, что из-за неходячей калеки, которая стала черным, склизким, расползшимся по фамильной биографии пятном.

– Нет, нет, не думай об этом, пап. – Ее прервало появление матери и сестры, которые заняли свои места за столом. Осталось дождаться брата. – А у тебя как дела?

– Ничего хорошего, солнышко. Вчера сорвалась встреча с прорабом из-за его опоздания, найти ему замену оказалось довольно проблематично. Никто меня больше так не устраивает, – раздраженно сказал он и, не дожидаясь нужного момента, отпил вина.

– Ты же можешь позвонить ему и сказать, что все-таки возьмешь его на работу?

– Думаешь, я могу так поступить?

– Может, мы не будем говорить о работе за столом? – прервала их мать недовольным и нетерпеливым взмахом руки.

– Да, пап, думаю, можешь. К чему проявлять губительную для тебя же гордость? Дай возможность этому человеку заработать денег и сам получи качественную работу. Иногда нужно идти на уступки даже в бизнесе. Мы же не знаем, почему он опоздал, вдруг что-то важное его задержало.

– Ну все, хватит о работе! – снова фыркнула Оксана Дмитриевна и принялась за отбивную. – Вы слышали последнюю новость о Долинских?

Дарина вяло ответила, что нет, но всем это очень интересно. Оказалось, что ее «подруга» разводится с мужем. У того любовница. При этом взгляд матери красноречиво метнулся к отцу, однако он встретил его равнодушно. Будь у него хоть тысяча любовниц, точно у шейха, деньгами обеспечивал ее именно он, а значит, посягать на его свободу она не имеет никакого права.

Ирина хмуро ковырялась в салате. Брат опаздывает. Это в его стиле. Скорее всего, не придет, как он любит делать. Мать болтает о всякой гламурной ерунде и передает замусоленные светские сплетни, будто бы всем так хочется копаться в действительно грязном белье соседей. Дарина молчит, хотя иногда и она вставляет пару слов о модных показах и нью-йоркских тусовках, куда ее приглашают друзья.

И только один человек всегда хранит молчание и старается не слушать общего шума. Дождь за окном становится реже. Кап-кап-кап. И вот Ирина уже полностью поглощена его резким, идущим на убыль ритмом.

– Сегодня же у всех выходной? Никто никуда не поедет? – решилась заговорить она, когда остальные члены семьи исчерпали бездонный колодец пустой болтовни.

Молчание. Видимо, в знак согласия.

– Тогда, возможно, кто-нибудь из вас сможет позаниматься со мной?

Столько мольбы и надежды в голосе, что он аж звенит. А как робко притаилась в душе эта скромница-надежда. Спрятала головку и не дышит, зная, что все равно откажут. Но вдруг… Есть у нее такая скверная черта характера – продолжать верить до конца.

– Я, наверное, буду общаться по скайпу с Рэймондом, – тут же нашлась сестра.

«Друг из Америки важнее меня», – с некоторой обыденностью пронеслась в голове Ирины мысль.

– А я… думаю, все-таки съежу к Долинской, успокою ее.

«Долинская, Храмовы, Ковалевы… Какие еще она вспомнит люксовые российские фамилии, наводняющие Рублевку и всегда встающие выше родной дочери по важности?» – и эта мысль не удивила девушку.

На отца Ирина даже не посмотрела. Его ответ она знала: работа. Тем более с прорабом проблема.

«Проблема с прорабом…» – думала она, когда поднималась обратно к себе.

Зашторив окна, чтобы не видеть мерзко-сырой погоды за окном, где лужи блестят от выбивающегося из-за рваных облачных клочков солнца, девушка подъехала к столу и взяла плеер. Тихая мелодия Баха заполнила душу, отрезая от неприветливого внешнего мира. Симфониям нет дела до того, полноценная она или нет.

***

Где-то вдали заурчал гром, и бабахнуло на всю округу. Иван отодвинул тоненькую занавеску от окна и вгляделся в природу, которая сейчас бесновалась и сходила с ума, стреляя куда попало молниями. Серебристая вспышка осветила прилегающую к дому местность, и снова землю сотрясло от раската грома.

Резко все прекратилось, и воцарилась молчаливая тишина, прорезаемая лишь звуком его дыхания да сопением бабки из соседней комнаты. Бунтарский дух природы угас.