Текст книги "Роковое пари (СИ)"
Автор книги: Наталья Семенова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Алло? – Моя мама. Ее голос прозвучал неуверенно, поскольку она, конечно, не узнала номер, с которого я звонила.
– Мам, это я. Софи.
Узнав мой голос, ее голос стал спокойней.
– О, привет, дорогая. У тебя новый номер телефона?
– Нет, мам. Мой телефон разрядился. Я звоню с другого телефона. – Мой голос дрожал, вызывая ее беспокойство.
– Дорогая, у тебя все в порядке?
– Д-да, – заикаясь, выдавила я. Боже, нет!
– Слава богу. – Облегчение явно слышалось в ее голосе. – Мы с твоим отцом беспокоились о тебе. Мы давно о тебе ничего не слышали.
– Мама… – Сердце застучало в горле, я сделала паузу, когда ожидающий взгляд Кендры остановился на мне. – Мне нужно спросить тебя кое о чем.
– Конечно.
– Мама… – Еще одна многозначительная пауза. У меня пересохло во рту, я сделала резкий вдох, и на выдохе слова вылетели наружу, сливаясь воедино. – Я была зачата с помощью донорской яйцеклетки?
Тишина на другом конце.
Мертвая тишина на моем.
Наконец:
– Да, милая, это так. – Ее голос дрогнул. – Я планировала однажды рассказать тебе об этом.
Реальность того, что почти жена Романа, мать его нерожденного ребенка, могла быть – и была – моей биологической матерью, ударила по мне, как кувалда. Я схватилась за живот, надеясь, что меня не стошнит, когда мама продолжила.
– После смерти твоей сестры Флоры мы с твоим отцом отчаянно хотели еще одного ребенка. Но поскольку я – носитель гена Гоше39, риск забеременеть и потерять еще одного ребенка из-за ужасной болезни был слишком высок. Никто из нас не мог этого вынести. Мы рассматривали возможность усыновления, но потом я узнала об ЭКО и донорских яйцеклетках… и обратилась в клинику, где был банк доноров. Женщина, чьи яйцеклетки я выбрала, обладала всеми качествами, которые мы искали в ребенке.
– Ты помнишь ее имя?
– Она сдавала кровь анонимно, но я видела ее фотографию.
Мое сердце заколотилось.
– Как она выглядела?
Мама подробно описала донора. Все, что она говорила, точно воспроизводило стройную красавицу на фотографиях, висящих в комнате Романа. Ава! Первая любовь Романа!
– У тебя случайно нет ее фотографии?
– Дорогая, у меня нет. Тогда у нас не было телефонов, а любая форма фотографии была запрещена. Просто знай, милая, она была великой красавицей. Как и ты. Когда-то она была моделью высокой моды с самыми изумительными зелеными глазами. И такая умная и творческая. Она свободно говорила по-французски.
У меня больше не осталось никаких сомнений. Уголком глаза я заметила, как Кендра бросила на меня хохочущий взгляд.
Снова повисла тишина. Над ней возвысился слабый голос моей матери.
– Софи, дорогая, ты еще здесь? Ты можешь простить меня?
Я ничего не могла сказать. Я чувствовала ее раскаяние. Ее вину.
– Мы с твоим отцом очень, очень любим тебя. Ты должна это знать. До самой луны и обратно.
Я тяжело сглотнула, подавляя все свои эмоции. Одна сталкивалась с другой. Слезы застлали мне глаза и забили горло. Я, наконец, обрела голос, каким бы печальным он ни был.
– Мама, мне не за что тебя прощать. Я тоже очень сильно люблю вас обоих.
Я услышала вздох облегчения. Она поменяла тему, ее голос окреп.
– Как продвигается твоя работа?
Впервые значение этого шокирующего открытия ударило по мне, как шаровая молния. Оно выбило весь воздух из моих легких, всю рациональность из моего мозга. У меня появилось легкое головокружение, я почти потеряла сознание. Стены этой комнаты неумолимо смыкались вокруг меня. Поглощали меня. Я никогда больше не увижусь с Романом!
– Дорогая, ты все еще здесь?
Задушенный вздох перекрыл мое горло. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы ответить.
– М…мам, вообще-то дела идут не очень хорошо.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы с Романом поссорились.
– О боже!
– Ничего, если я вернусь домой? – Краем глаза я увидела, что Кендра довольно ухмылялась.
– Конечно, моя дорогая. – Я услышала сострадание в ее голосе. – Твое любимое блюдо будет ждать тебя.
– М-мам, я буду через некоторое время. На следующем поезде.
Потеряв всякий аппетит и спотыкаясь, я пошла к выходу из ресторана так быстро, как только меня могли нести мои налитые свинцом ноги. Оставила письмо и телефон на столике.
– Счастливого пути, – услышала я голос Кендры.
Охваченная шоком и печалью, я вышла за дверь. Оставляя свое сердце и человека, которого любила.
Навсегда.
Глава 47
Роман
Сеанс у моего психиатра доктора Гудмана прошел очень хорошо. Мы работали с ним над моими проблемами с тех пор, как я потерял Аву и ребенка. Известный психотерапевт из Верхнего Вест-Сайда, специализирующийся на проблемах горя, раньше сам приходил в мое ателье, когда преподавал в расположенном неподалеку Нью-Йоркском университете, но теперь я был не против ездить к нему в офис. Он помог мне пережить самое тяжелое время, ужасное чувство вины и печали, которые я испытывал после аварии. Доктор Гудман всегда считал, что мне нужно было отпустить ситуацию и двигаться дальше. Найти кого-то нового, полюбить. Что я был способен и достоин этого. Но мои угрызения совести не утихали.
За последние несколько месяцев он увидел заметные изменения в моем поведении. В моих глазах появился блеск, которого раньше не было. Вновь обретенная радость жизни и страсть к своей работе. Сегодня я, наконец, рассказал ему о своих отношениях с Софи, и он даже захлопал в ладоши. И посоветовал мне следовать за своим сердцем и позволить всему развиваться естественным образом. Смотреть вперед, а не назад. Не зря зеркала заднего вида такие маленькие, а лобовые стекла такие большие. Достаточно большое, чтобы можно было пробить его, но я отбросил эту мысль на задворки сознания.
Вернувшись в свое ателье чуть позже двух часов, я не мог дождаться, когда заключу новую любовь всей моей жизни, мою изысканную Бабочку, которая дарила мне свет и вдохновение, в свои объятия и засыплю ее поцелуями. Затем отнесу ее наверх в свою спальню и взлечу вместе с ней высоко в небо. Войдя внутрь, я поискал ее. Обычно она рисовала в своем углу, но ее там не оказалось. Знал, что это нелепо – ведь она могла быть в ванной, – но внутри меня сработала кнопка паники.
Дом Херста кипел жизнью: мои швеи шили платья и украшали их последними деталями, такими как перья и кристаллы, и среди них была мадам Дюбуа. Сердце скакало галопом, я бросился к ней.
– Где Софи? – спросил я, стараясь оставаться как можно более спокойным.
– Месье, я не видела ее уже довольно давно. Может быть, она ускользнула наверх.
Поднимаясь по лестнице через две ступеньки за раз, я добежал до своего жилого помещения и обыскал его, как сумасшедший. Ее нигде не было. Поэтому спустился обратно вниз. Софи по-прежнему нигде не наблюдалось.
Я поспешно достал свой телефон и проверил приложение для отслеживания. Черт. Ее телефон, наверное, был выключен или находился вне зоны действия сети. Я не мог поймать сигнал. Попытался позвонить ей, но сразу же попал на голосовую почту.
Мои мысли бешено крутились. Может, Софи пошла в ту маленькую кофейню за углом, которую так любила? Черт. Как же она называлась? Бри – что-то вроде. Брикаж? Бризе? Бриошь? Да, это оно! Я не стал терять времени. Нет, Софи там не оказалось и не было весь день.
Я – на взводе. Каждый мускул в моем теле был напряжен, вена на виске вздулась от гнева. Куда, черт возьми, она могла деться? Клянусь Богом, я собирался вышлепать всю наглость из ее великолепной задницы, когда она вернется. А потом купил бы ей ошейник и поводок, если бы понадобилось. Или микрочип! Думай, придурок, думай! Думай, думай, думай! Я понял! Наверняка она пошла в Музей естественной истории… посмотреть на бабочек. Я быстро набрал номер музея и спросил оператора, мог ли кто-нибудь проверить ее в консерватории. Объяснил, что ее было легко заметить – волосы наверняка завязаны моим шарфом с бабочками и на ней яркая цветочная юбка.
– Извините, сэр, – ответил голос на другом конце провода. – Маловероятно, что она там, так как сегодня консерватория закрыта для частного мероприятия.
Дерьмо. Не поблагодарив ее и не попрощавшись, я завершил звонок. И сделал другой. Винсенту. Он взял трубку на первом же гудке.
– Привет, чувак. Как дела?
– Софи с тобой?
– Нет. Я не видел ее с тех пор, как заходил к вам в студию.
– Я не знаю, где она. – Я больше не мог скрывать панику в своем голосе. – И не могу дозвониться ей на мобильный.
– Остынь, чувак. Может, она пошла навестить свою подругу Харпер. Она давно об этом говорила.
Мое тело напряглось. Гребаная Харпер. Эта девчонка станет моей смертью. Слава Всевышнему, у меня были ее контакты, и я мог написать ей сообщение. Закончив разговор с Гарсией, отправил ей две короткие строчки.
Роман: Позвони мне. Это важно!
К моему облегчению, через несколько секунд мой телефон зазвонил. Харпер. Я понятия не имел, знала ли она о моих отношениях с Софи, но сейчас мне на это было наплевать.
– Привет, Харпер. Софи с тобой?
– Она должна быть со мной! – Ярость переполняла ее голос. – Не могу поверить, что она меня бросила! Серьезно, я опоздала всего на тридцать минут.
– Что ты имеешь в виду?
– Она должна была встретиться со мной за обедом в Саттон-Инн. У меня был миллион образцов тканей, чтобы показать ей! И я хотела рассказать ей о размолвке с Дереком!
Я прервал ее. У меня не было времени на ее ткани и супружеские проблемы.
– Ты знаешь, куда она пошла?
– Понятия не имею. И я не смогла с ней связаться. Администратор сказала, что она ушла из ресторана до моего прихода и выглядела не слишком счастливой.
Беспокойство затопило каждую клеточку моего тела.
– Дай мне знать, если узнаешь о ней. – Я нажал на красную кнопку завершения вызова.
Уже собрался позвонить в ресторан, чтобы узнать, не было ли у них дополнительной информации, как почувствовал знакомый приторный запах. И обернулся.
Кендра! Последний человек, которого мне хотелось видеть.
– Привет, дорогой! – Ее голос был таким же приторным, как и ее запах. Ее пристальный взгляд обвел ателье, перескакивая с одной задрапированной формы в платье на другую. – Итак, похоже, что подготовка твоей новой коллекции идет полным ходом. Будет удивительно, если мы сможем позволить себе место проведения.
У меня не было ни времени, ни сил на ее змеиные колкости.
– Кендра, почему ты здесь?
– Хмм, ты, кажется, забыл, что я владею сорока девятью процентами акций этого предприятия. В любом случае, у меня вся твоя почта, и я позаботилась о большинстве твоих нелепых счетов. Серьезно, пятнадцать тысяч долларов за какие-то дурацкие кристаллы, которые отпадут, как только ты на них дыхнешь? Тебе нужно обследовать голову! – С презрением на лице, она полезла в свою огромную сумку и вытащила набитый желтый конверт. Счета-фактуры. Она протянула его мне. Затем снова полезла в сумку. – О, а здесь есть кое-что для твоей маленькой шлюшки, на что ты, возможно, захочешь взглянуть. – Она сунула мне в руки другой конверт. – Та-ак. У меня прием у врача, на который я не могу опоздать.
Вскинув голову и ухмыльнувшись, она развернулась. Затем неторопливо пошла к входной двери и вышла. Нахер ее.
Я бросил толстый, заполненный счетами желтый конверт на чертежный стол и посмотрел на тонкий конверт из манильской бумаги в моей руке, адресованный Софи, хотя ее имя было написано неправильно. Почему он разорван? Любопытство взяло верх. Я залез внутрь и вынул содержимое. Потом прочитал письмо на двух страницах.
И у меня чуть не случился сердечный приступ.
Глава 48
Софи
Я почти не выходила из своей комнаты.
Большую часть дня я плакала и смотрела на разноцветных бабочек, которые нарисовала на стенах. Бабочки, которые мне хотелось бы стереть или закрасить, потому что они заставляли меня думать о нем. О Боже! Как я скучала по нему! Иногда душевная боль становилась такой невыносимой, что мне хотелось вырвать свой бьющийся орган из груди.
Оба моих родителя очень беспокоились обо мне. Я почти не ела и не спала. А когда все-таки засыпала, мне больше не снились прекрасные парящие или танцующие бабочки. Вместо этого меня мучили ужасные кошмары. В одном из них я – мотылек Луна, и кто-то гнался за мной. Размахивая сачком в воздухе. Вжух. Вжух. Я безумно трепетала крыльями, пытаясь улететь, но мой хищник набрал скорость, и я была поймана! В плену. Обреченный пленник в сетке.
В другом случае я была Монархом, совсем как мой старый питомец Бадди, и, когда садилась на подсолнух, кто-то, похожий на Кендру, кричал «Ха! Попалась!» и зажимал мои сложенные крылья между ладонями, полностью разрывая их и раздавливая мое крошечное тело. Я просыпалась с криком, когда мой садистский похититель бросал меня на землю и оставлял умирать.
Моя сострадательная мама уговаривала меня рассказать о том, что произошло между нами с Романом, но я говорила ей, что не могла. Все было так грубо, сложно и непостижимо. Слава богу, она не обращала на это внимания, хотя часто заглядывала ко мне, чтобы погладить по волосам или принести домашнего супа, к которому я едва прикасалась. Мой отец держался в стороне. Я думала, он боялся, что набросится на меня и скажет, как неподобающе Роман повел себя со мной. Он был так прав. И так неправ.
Единственное, куда я выходила из своей комнаты, это в ванную, где принимала долгие горячие ванны. Погружаясь по шею в мыльную воду, я мечтала о Романе, его крепких руках, обнимающих меня, его сочных губах на моих, целующих меня повсюду, пока он наполнял меня любовью. Переживая все невероятные воспоминания, которые я делила с ним. Хорошие и плохие. Слезы и смех. Все те незабываемые моменты, которые беспорядочно прокручивались в моей голове, как бесконечная пленка. К сожалению, у меня не было ни одной его фотографии. Или нас вместе. Может, так было лучше. Так будет легче забыть. Двигаться дальше. Хотя кого я обманывала? Боль между ног была такой же сильной, как и в груди, и иногда единственный способ справиться с ней – это облегчить свое состояние. Мастурбация – это всего лишь пластырь. Боль всегда возвращалась. Она никогда не проходила.
Возможно, то, что было нужно мне, это завершение. И, конечно, мне следовало это сделать. Через две недели после бегства из города я села за свой детский письменный стол и нашла старый лист канцелярской бумаги, украшенный бабочками. Сдерживая слезы, я написала письмо. Слова шли из глубины моего сердца.
Дорогой Роман~
Я пишу тебе, потому что нуждаюсь в завершении, и считаю, что обязана тебе тем же.
Не вдаваясь в подробности, скажу, что неожиданный поворот судьбы не оставил мне выбора, кроме как попрощаться с тобой. Для меня невозможно видеть тебя снова. Даже в качестве друга. Нашу любовь можно описать одним словом: запретная. Ее не должно быть.
Хочу признаться. Я полюбила тебя с того момента, как увидела. Да, с того самого фиктивного интервью. И с каждым мгновением, проведенным с тобой, моя любовь росла. В геометрической прогрессии. Мы стали похожи на крылья бабочки – два сердца, объединенные телом и разумом.
Родственными душами.
Спасибо, что дал мне шанс поработать над твоей коллекцией и позволил мне делать то, что я люблю больше всего на свете. Рисовать. Коллекция – необыкновенная. Она превзошла все мои самые смелые фантазии. Я желаю тебе самого большого успеха. И спасибо, что дал Винсенту его первый большой шанс. Будь добр к нему. Он – хороший человек и тоже заслуживает успеха. Я сожалею лишь об одном, что он проиграет пари, которое мы с ним заключили. Мы с тобой никогда не будем вместе.
Каждый раз, увидев бабочку, я буду думать о тебе. Думать о нас. Мое сердце будет разбиваться, и слезы будут литься. Я останусь верна нашему первоначальному соглашению о неразглашении. Я никогда никому не расскажу ничего личного о тебе. И о нас тоже. Я останусь в доме моих родителей, пока не приду в себя и не пойму, что мне делать дальше.
Роман, просто знай, что ты всегда будешь моей первой любовью, моей самой большой любовью. Мой единственный и неповторимый Голубой Морфо.
Навсегда ~
Твоя Бабочка
Не перечитывая письмо, сложила его пополам, прежде чем полились слезы, и убрала в конверт, надписанный его именем. Я собиралась попросить маму отправить его Винсенту, которого попрошу, чтобы он передал его лично в руки Романа. Я знала, что он передаст.
Поместив конверт в безопасное место, подальше от себя, я положила голову на руки и дала волю слезам.
Глава 49
Роман
Следующие три недели моей жизни стали худшими. Они не шли ни в какое сравнение с теми, которые я пережил после трагической смерти Авы. Мои кошмары вернулись. Эти были другие… белые бабочки, мельтешащие в моих глазах, нападающие на меня, держащие в плену темного вихря. Их белый порошок ослеплял меня, а их крылья превратились в острые осколки стекла. Они резали мою кожу. Резали мои руки, когда я неистово от них отмахивался. Боль была такой сильной, что я кричал и просыпался в холодном, тошнотворном поту.
Я не мог заснуть. Не мог ни встать с постели, ни есть, ни творить. Шокирующее открытие, что Софи – дочь Авы, полностью опустошило меня. Я был разрушен. Но еще больше меня разрушало то, что Софи покинула меня. Она – воздух, которым я дышал. Вода, которая была нужна мне для роста. Мое пропитание. Без нее я не мог существовать.
Благослови Господь мадам Дюбуа. Со всей своей материнской добротой она заботилась обо мне. Приносила еду в мою комнату, к которой я едва прикасался. Заставляла меня иногда принимать душ. Не спрашивала, что произошло между мной и Софи. Хотя она имела право знать. В конце концов, Ава была ее дочерью. И это делало Софи ее внучкой.
Единственный свет в моей жизни – это пресс-папье из зеленого хрусталя, которое Софи подарила мне, и которое стояло на моей тумбочке. Луна. Моя единственная связь с ней. Мое постоянное напоминание о том, что все прекрасное – хрупкое и бьющееся. Когда я лежал, завернувшись в простыни, окутанный остатками ее запаха, мое тело болело от тоски и печали. В темноте, поглотившей меня, я думал о течении времени. Как много всего могло произойти за двадцать четыре часа… за один час… за одну минуту. Это все, что было нужно, чтобы весь ваш мир перевернулся с ног на голову. В мгновение ока все могло измениться, и ваша жизнь уже никогда не стала бы прежней. Я уже был там раньше, и теперь я снова оказался там.
Окончательно сломавшись, я принял решение рассказать мадам Дюбуа о случившемся и спустился по лестнице в своей черной шелковой пижаме с результатами ДНК теста и душераздирающим письмом Софи в руках. То самое, которое она отправила Винсенту и попросила передать мне. Я читал его столько раз, что выучил наизусть.
Я застал своего начальника штаба в ателье в одиночестве, которая вручную пришивала сверкающие алые стразы к одной из потрясающих бабочек Софи. Сейчас было шесть утра. Ее сотрудники придут только через два часа.
На звук моих шагов она подняла глаза, и слабая улыбка искривила ее губы.
– Месье Херст, я рада вас видеть. Могу я предложить вам кофе или чай?
– Эспрессо было бы неплохо. – Отложив бабочку, она поднялась и пошла на кухню. А я в это время сел во главе редакционного стола. Положил конверты, которые держал в руках, рядом с собой и осторожно взял в руки блестящую крылатую аппликацию. Я сразу же узнал вид. Это Краснопятнистый Монарх из Нигерии… та самая бабочка, которая села мне на руку в тот день, когда Софи привела меня в Консерваторию бабочек. Она сказала, что эта бабочка принесет мне удачу. Яркое воспоминание всплыло в моей голове, я сжал ее крылья и посадил на тыльную сторону руки. В надежде, что это волшебным образом вернет мне мою Бабочку.
Мой начальник штаба быстро вернулась с кофе и поставила его передо мной. Положив бабочку обратно на стол, я сделал глоток крепкого, чернильного напитка. Затем еще один. Кофеин пробудил меня. Укрепил меня.
Я допил эспрессо и поставил изящную чашечку на блюдце, а мадам Дюбуа присела рядом со мной. Она положила свои теплые руки на мои. Чего не делала с тех пор, как умерла Ава. Я опустил взгляд и заметил, какие вздутые вены у нее на руках. Почувствовал, какими мозолистыми они стали за годы тяжелой работы. Шитье. Прикалывание. Вырезание. И все же, ее руки оставались изящными. Они были такой же формы, как у Авы. И Софи. Их длинные, тонкие пальцы были почти одинаковые. Почему я не замечал этого раньше?
Я поднял глаза, и она встретила мой взгляд. Может быть, кофеин и пробудил меня, но он не снял покрывало грусти, которое душило меня. Сострадательные глаза мадам Дюбуа не отрывались от меня, их мшисто-зеленый цвет был таким же, как у Авы и Софи. Видимо передалось из поколения в поколение. Я стремительно терял мужество, чтобы сказать ей разрушительную правду, но она не позволила мне этого сделать.
– Роман, – начала она, нехарактерно называя меня по имени, – почему Софи ушла?
– Она не может здесь работать по причинам, которые вы никогда не поймете.
– Она нужна тебе. Для твоего сердца и твоей души. Ты любишь ее, и она любит тебя.
– Она не может любить меня. И я не могу любить ее. Это все неправильно.
– Роман, пожалуйста, скажи мне, о чем ты говоришь.
Время пришло. Моя грудь болела. Но я протянул ей конверт с результатами ДНК теста.
– Прочтите это. – Она вытащила документ. Ее брови сошлись вместе, пока та молча читала его, выражение ее лица становилось все более шокированным, все более негодующим с каждой секундой. Она просмотрела вторую страницу и бросила бумаги на металлический стол. Ее глаза потемнели.
– Этого не может быть!
Ее реакция ошеломила меня.
– Что вы имеете в виду? Это официально.
Ее глаза пылали гневом.
– Ава никогда не жертвовала свои яйцеклетки. Она была слишком молода, и я запретила ей делать это. – Она замолчала. – Я запретила! Это должно быть какая-то ошибка!
Головокружительный коктейль из шока и замешательства проник в меня. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем ее слова дошли до меня.
– Хотите сказать, что вы приходитесь биологической матерью Софи?
– Oui! И я могу это доказать!
– Как? – Я все еще находился в состоянии неверия и шока.
Не мигая, я смотрел на нее одним глазом, пока она расстегивала шиньон, и ее седеющие каштановые волосы рассыпались по плечам. Она поспешно схватила ножницы, лежащие на столе, и отрезала локон.
Затем положила на стол и трехдюймовый отрез волос, и ножницы.
– У меня все еще есть прядь волос Авы с ее первой стрижки. – Она опустила руку под халат и вытащила золотой кулон, подвешенный на цепочке. – Он в этом медальоне. – Она открыла его, чтобы показать мне.
– Роман, пожалуйста, сходи наверх и принеси расческу Софи. Она все еще в ее ванной.
Сердце колотилось как сумасшедшее, я побежал наверх и быстро вернулся с расческой. Мадам Дюбуа забрала ее у меня и вытащила клок волос из щетины.
– Я отправлю все образцы волос в эту генетическую лабораторию и проверю их. И попрошу их ускорить процесс.
Пять очень долгих, полных тревоги дней спустя письмо из Наследия прибыло на имя Абры Дюбуа. Мое сердце часто билось, каждый нерв гудел от предвкушения, я был рядом с ней, когда она вскрыла картонный конверт. Мой пульс стучал в ушах, когда та достала деловой конверт с адресом лаборатории в левом верхнем углу. Ножом для писем вскрыла его и прочитала результат вслух. С каждым словом мое сердце билось все громче и быстрее. Дыхание, которое я задерживал, вырывалось из меня, как порыв ветра, когда она прочитала заключение. У Абры было в сто раз больше шансов быть биологической матерью Софи. Вероятность: 99,9999 %!
Со слезами на глазах мадам Дюбуа сжала мои руки, ее голос был непоколебим.
– Я полюбила Софи, как дочь. – Она крепко сжала мои руки. – Теперь, Роман, возьми ее и люби ее, как мужчина.
Достаточно одного глаза, чтобы ясно видеть мир. Чтобы увидеть то, что важнее всего.
Через полчаса я уже летел в Нью-Джерси.
Глава 50
Роман
Должно быть, отключили электричество. Нигде не горел свет. Леденящий ранний осенний ветер хлестал меня по лицу, пока я звонил в звонок. Ни звука. Наверное, он не работал, поэтому громко постучал в деревянную дверь. Мое сердце билось, как у кролика, пока я ждал, что кто-то откроет. Мои эмоции пребывали в смятении, страх и желание одолевали меня. Я не знал, как отреагирую, что скажу, если Софи откроет дверь. И как отреагирует она, когда увидит меня. Прошло более трех долгих недель. Почти месяц. Она попрощалась со мной один раз. Попрощается ли моя Бабочка со мной снова? Я снова постучал в дверь, так сильно, что костяшки пальцев заболели. Ничего. Вероятно, отключение электричества – это какой-то знак. Может, мне стоило просто отступить и вернуться в город? Когда я уже собирался повернуться, дверь распахнулась. На пороге стоял отец Софи, Пол. Одетый в клетчатый фланелевый халат, он держал в руках фонарик и светил им на меня.
– Роман, что ты здесь делаешь? – Его голос был пронизывающе ледяной.
– Я пришел доставить зарплату Софи.
Мужчина прищурил глаза, он видел меня насквозь.
– На самом деле ты здесь не за этим.
Я сделал глубокий вдох.
– Я пришел увидеть ее. Как она?
– У нее депрессия. Но она не хочет говорить о том, что случилось со мной или ее матерью.
– Это сложно. – Это преуменьшение века. Наши переплетенные жизни оказались закручены сильнее, чем самая закрученная мыльная опера.
– Я не думаю, что она хочет тебя видеть.
Я почувствовал, будто камень опустился на сердце.
– Роман, ты сделал ей больно?
– Нет, сэр. Судьба встала у нас на пути. Я могу объяснить.
Брови ее отца изогнулись дугой от любопытства, пока тот обдумывал мои слова. Затем его лицо расслабилось.
– На улице прохладно. Заходи, если не против посидеть в темноте. Электричество отключилось около часа назад из-за сильного ветра, но оно должно скоро включиться.
Через несколько минут мы уже сидели в гостиной. Единственный свет в комнате давали свечи. Пол выглядел бледнее и худее, чем когда я видел его в последний раз. Возможно, депрессия Софи съедала его. Мужчина спокойно слушал, пока я рассказывал ему о том, что мне удалось узнать. Он подтвердил, что они с женой воспользовались услугами донора яйцеклеток, и объяснил причины, а я разъяснил ошибку в генетическом тестировании. Если Пол и был шокирован причудливым, горько-сладким поворотом судьбы, он этого не показал.
– Ты поэтому приехал сюда, Роман?
– Я приехал сюда, потому что люблю вашу дочь.
Темнота и тишина. Смертельная комбинация. Наконец, Пол решил поставить точку во всем этом.
– Сынок, судьба – это Божий способ раскладывать карты. Так суждено, что ты и Софи должны быть вместе.
Я был несколько ошеломлен его ответом.
– Вы согласны с этим?
– Да, согласен.
– А как же наша разница в возрасте? – Я напомнил ему, что был старше Софи на пятнадцать лет.
– Моя прекрасная жена на десять лет моложе меня. Это никогда не было проблемой. – Затем он поморщился и схватился за живот. – Мне просто нужно знать, что о Софи позаботятся. Моя дочь – особенная… редкая бабочка.
Тихий кивок.
– Так и есть.
– Я кое-что знаю о бабочках. – Мужчина ослабил пояс своего халата. – Они не видят своих крыльев и поэтому не знают, насколько они хрупки. И как они прекрасны.
Его слова задели какие-то струны в моей израненной душе.
– Вот почему я люблю вашу дочь еще больше. Софи не знает, насколько она прекрасна внутри и снаружи. Но я вижу ее внутреннюю красоту и силу, и то, как они излучаются. Определяют ее. Моя мама любила говорить: «Красота такая, какая она есть».
– Твоя мама – очень мудрая женщина.
– Была. Она умерла, когда мне было восемнадцать. Слишком рано.
Еще одно мгновение тишины. Выражение его лица стало серьезным.
– Роман, мне нужно знать, что моя дочь будет счастлива и любима. – Печаль просочилась в его голос. – Меня может не быть рядом, чтобы позаботиться о ней.
Я нахмурил брови. Ему совсем недавно исполнилось всего шестьдесят пять лет.
– Что вы имеете в виду?
– У меня диагностировали рак толстой кишки третьей стадии.
Что?
– Господи. А Софи знает?
– Нет, еще нет.
Внезапно, в этот мрачный момент, включился свет. И одновременно с этим раздался всхлип.
– О, папа!
Теперь Софи знала.
Глава 51
Софи
Я спустилась вниз, чтобы выпить стакан воды. Из-за отключения электричества отец не знал, что я в коридоре подслушивала его разговор с Романом – с того момента, как он назвал меня редкой бабочкой. Все, что они с Романом говорили обо мне, вызвало у меня счастливые слезы на глазах. Заставило мое сердце трепетать. А потом он сбросил бомбу.
Теперь слезы лились потоком по моему лицу. Я бросилась к нему, чтобы обнять его, и опустилась на диван рядом с ним.
– О, папа! – всхлипывала я, обхватив его руками. Какой он стал худой! Ребра отчетливо проступали под моими ладонями. Неудивительно, что он мало ел и так сильно похудел. – Почему ты мне не сказал?
Он погладил мои волосы.
– Я не хотел тебя волновать. Мне казалось, что у тебя и так достаточно забот.
– Ты должен был. Мама знает? – Я не сводила глаз с его исхудавшего лица.
– Да, она знает.
Раздались быстрые шаги. Затем – встревоженный голос.
Моя мама.
– Что происходит? Почему Роман здесь? – Она увидела мое залитое слезами лицо, затем бросила на него яростный взгляд, прежде чем посмотрела на отца. – Он снова обидел Софи?
– Нет, дорогая, все далеко не так. – Папа смотрел моей матери прямо в глаза. – Софи знает о моем раке.
Моя мама прижала руку ко рту, и ее глаза заблестели от подступивших слез. Ее боль отталкивала меня.
– Папа, тебе нужна операция?
– Да, операция назначена на следующую неделю. Потом, в зависимости от того, как все пройдет, я пройду курс химиотерапии.
– О, папа! – Свежие слезы полились из моих глаз. Моя мама тоже начала плакать.
Выражение лица моего отца стало раздраженным.
– Девочки мои, пожалуйста, держите себя в руках. Единственное, с чем я не могу справиться, так это с вашим плачем. Или вечеринкой жалости.
Мы с мамой синхронно смахнули слезы. Хотя это и не остановило их падение. Мой отец смотрел на нас стоически.
– Я сильный. Они вовремя диагностировали болезнь, и врачи говорят, что у меня хорошие шансы выжить.
Мой честный до безобразия отец – ужасный лжец. Я знала, что он волновался до смерти. Ведь только что сама слышала, как он признался Роману в своем беспокойстве по поводу смерти. Меня охватила дрожь с головы до ног. Отчаяние овладевало каждой клеточкой моего тела, каждой клеточкой моего существа. О, Боже, пожалуйста, не дай ему умереть! Пожалуйста! Ради него и ради мамы я сделала храброе лицо.
– Папа, ты собираешься продолжать работать?
– Да. Я нанял хорошего парня из твоей школы, чтобы он помогал мне в книжном магазине. Книжный червь, который хочет поступить в Йель. Он будет подменять меня, когда я не смогу быть там. Мои врачи считают, что мне полезно работать как можно больше. Это отвлечет меня от дурных мыслей. И придаст мне сил.
