Текст книги "Роковое пари (СИ)"
Автор книги: Наталья Семенова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Нелль Л’Амур
Бабочка
Переводчик: Марина А.
Редактор: Екатерина Л.
Вычитка: Екатерина Л.
Обложка: Виктория К.
Переведено для группы: vk.com/bookhours
Нелль Л'Амур, автор № 1 Amazon All-Star и автор бестселлеров USA Today и New York Times. Новый горячий и напряженный роман о разнице в возрасте с неожиданным поворотом.
Глава 1
Софи
Я – бабочка. Красивая и нежная. Мои разноцветные крылья трепетали, паря над полем оранжевых маков. Опустилась вниз, чтобы испить их нектар, перелетая от одного растения к другому, опыляя цветы. Моя жизнь имела смысл. Я – надежда для цветов. Их пропитание. Без меня они не выросли бы. А я – свободна, могла летать. Могла возвыситься над всем негативом в мире. Над всеми ужасами. Своей красотой и силой я могла дать надежду тем, кто в ней нуждался. Открыть новые двери. Исполнить мечты и желания.
Когда я снова собралась взлететь, знакомый звон ворвался в мои сладкие грезы, вырывая меня из них. Мой мобильный телефон. Он звонил и звонил. Приоткрыв один глаз, посмотрела на часы на тумбочке. Восемь утра. Я натянула одеяло на голову и тихо выругалась. Кто мог звонить мне так рано в понедельник утром – единственный день, когда не нужно было работать и можно было выспаться? И лишить меня блаженства подняться над своей рутинной жизнью.
Я зажмурила глаза. Звонок прекратился, но прежде чем сон овладел мной, он заиграл снова. По-прежнему держа глаза закрытыми, я спустила одеяло чуть ниже подбородка и протянула руку, чтобы нащупать телефон, который лежал рядом с часами. Нажав на кнопку ответа, поднесла телефон к уху.
– Мисс Локхарт?
Я распахнула глаза. Отрывистый женский голос звучал зловеще.
– Да, – подтвердила я. Внутри меня нарастала тревога. О боже! Что-то случилось с моими родителями! Сон моментально ушел на второй план, и я резко выпрямилась.
– Вам звонит мистер Фентон Олбрайт. Пожалуйста, подождите.
Фентон Олбрайт? Миллиардер и по совместительству отец моей лучшей подруги Харпер. С ней что-то случилось?
Секунда молчания, а затем знакомый голос члена высшего общества раздался в моем ухе.
– Привет, Софи, – произнес он голосом, похожим на Терстона Хауэлла III, чопорного миллионера из сериала шестидесятых «Остров Гиллигана». – Прости, что звоню тебе так рано утром, но у меня немного тяжелая ситуация. Я бы даже сказал – чрезвычайная.
– Харпер в порядке? – Беспокойство проникло в мою душу.
– Да, она в порядке. Абсолютно в порядке.
Я облегченно выдохнула. Несмотря на то, что она – еще та заноза в заднице королевских кровей, я была бы опустошена, если бы что-то случилось с моей подругой. Она отдала бы мне последнюю рубашку, хотя с легкостью заменила бы ее на более качественную и дорогую. Ее отец продолжил.
– Понимаешь, она должна была взять интервью у модельера Романа Херста…
Помимо ее предстоящей свадьбы, это все, о чем она говорила в течение последнего месяца. Роман Херст – затворник, дизайнер от кутюр, гений и глава Дома Херста, которого никто никогда не интервьюировал и не видел. Моей подруге-блоггеру удалось договориться на первое интервью, которое он когда-либо давал. Мисс Настойчивость умоляла и умоляла его. И, в конце концов, так измотала, что тот согласился. Это статья должна была сделать ее известной. Поднять на вершину славы. Как она могла его провалить?
– …но, к сожалению, моя дочь не здорова.
Его загадочная речь меня начала порядком раздражать.
– Что именно вы имеете в виду?
– Ну, если тебе действительно интересно знать, она осталась на ночь со своим женихом Дереком в поместье его родителей в Гринвиче.
И веселилась или трахалась до самого утра.
– И опоздала на утренний поезд. Интервью назначено на девять утра, а следующий поезд в город только в девять тридцать.
Мне даже не нужно было подсчитывать. Ни за что на свете она не успела бы вовремя.
– Поэтому она попросила, чтобы ты ее заменила.
Я? Почему я? Ладно, за нее мной было написано много эссе в колледже (за что Харпер мне заплатила), но я – не журналист. Мы обе учились в Парсонсе, но она – на факультете журналистики моды, а я – на факультете изобразительного искусства. И были просто соседками по комнате.
– И тебе нужно притвориться, что ты – моя дочь.
– Но я совсем не похожа на Харпер! – Харпер – высокая, стильная и вся такая ухоженная. Она была богата и выглядела дорого, благодаря еженедельным походам к парикмахеру, идеальному маникюру и экстравагантному дизайнерскому гардеробу. Я же – маленькая, растрепанная, в общем, типичная замухрышка. В колледже, когда мы были соседками по комнате, большинство наших однокурсников воспринимали нас как «странную парочку».
Мне нужно было время, чтобы обдумать это абсурдное предложение.
– Мистер Олбрайт, не могли бы вы подождать минутку? На кухне что-то горит.
В моей однокомнатной квартире размером с коробку из-под обуви даже не было настоящей кухни. Кухня, если ее можно так назвать, едва ли могла вместить одного человека. Но, несмотря на смехотворно высокую арендную плату, я предпочитала жить одна после того, как мы с Харпер окончили колледж, вместо того, чтобы принять ее предложение и разделить ее роскошную квартиру с двумя спальнями в Верхнем Ист-Сайде бесплатно. Потому что «бесплатно» означало быть ее горничной и убирать за ней. Нет, спасибо. Мне этого хватило в колледже.
– Пожалуйста, не заставляй меня долго ждать, – попросил отец Харпер, и в его голосе проскользнуло раздражение. – У меня есть бизнес, который нужно вести.
Пожалуйста, не заставляй меня ждать. Сколько раз я слышала, как Харпер говорила мне это, хотя именно она всегда опаздывала? Богатые люди имели свои причуды. Нахмурившись, я положили телефон на кровать.
Харпер много чего на меня сваливала, и эта фраза выбила меня из колеи. Я устала прикрывать ее задницу и быть у нее на побегушках. В прошлом месяце во время получасового обеденного перерыва мне пришлось мчаться в Бергдорф, чтобы в последнюю минуту купить ее матери подарок на день рождения, потому что она была на сеансе массажа. А перед самым отъездом в Коннектикут Королева Драмы позвонила мне со своей последней неприятностью – обломанным ногтем, и мне пришлось бежать к ней в квартиру, чтобы починить его. И еще заехать в банкомат, чтобы дать ей немного наличных, так как ее расчетный счет на миллион долларов был временно недоступен. Она обещала вернуть мне деньги… как и во все другие разы, когда обещала…
Так что следовало как-то выкрутиться из этой ситуации. Мириады оправданий крутились в моей голове. Мистер Олбрайт, у меня на девять назначена операция по удалению корня зуба (у меня никогда в жизни не было кариеса!)… Я должна отвезти свою больную канарейку к ветеринару (у меня не было птицы!)… Я должна остаться дома, потому что сегодня должны доставить мой телевизор с большим экраном (у меня даже нет кабельного!). Наконец, я решилась на правду. И подняла трубку.
– Мистер Олбрайт, мне очень жаль, но я не думаю, что смогу это сделать.
– Это не то, что я хочу услышать. – Я почувствовала воинственность в его голосе. – Это интервью – вопрос жизни или смерти, так сказать. Наш журнал, «Модница», находится на грани закрытия. Эксклюзивное интервью с Романом Херстом – наше единственное спасение. Оно позволит продать миллионы экземпляров.
Отец Харпер – глава компании «Олбрайт Медиа». Его компания, входящая в список Fortune 5001, издавала множество журналов и владела телевизионными каналами по всему миру. Я не могла поверить, что моя подруга провалила это интервью после того, как потратила столько времени, пытаясь заполучить его.
И я не могла поверить, что она заставила своего отца позвонить мне. Почему не позвонила мне сама? Не похоже, чтобы моя подруга была трусихой. Скорее всего, она обдолбалась. Или надралась до беспамятства. К счастью для нее, у нее был папа, который свято верил, что его дочь – ангел во плоти.
Его голос смягчился.
– И, конечно, я заплачу тебе…
Это часть его тактики ведения переговоров. Деньги могут купить все.
– Сколько?
– Пятьсот долларов.
Пятьсот долларов. Для такого человека, как отец Харпер, это капля в море. Но для такой, как я, которая едва сводила концы с концами и которой грозило выселение, это небольшое состояние.
– Как насчет тысячи? – Это покрыло бы большую часть моей арендной платы.
– Шестьсот долларов. И я добавлю ужин с дочерью, возмещу все расходы. Это максимум, на что я готов.
Скряга! Вот как богатые становились богаче. Но у меня не было особого выбора. Так что согласилась на сделку. Мне нужны были деньги, чтобы заплатить за квартиру, и я давно не ела хорошей еды.
– Хорошо. Я сделаю это.
– Отлично.
– Что я должна спросить у него?
– Я попрошу своего секретаря отправить тебе вопросы по электронной почте в ближайшее время.
Разве Харпер не могла отправить их сама? Или она слишком смущена? Или, что более вероятно, слишком пьяна? Или слишком «занята» с Дереком?
Поблагодарив меня, он поспешно завершил разговор, а через несколько минут пришло письмо с вопросами для интервью, которые я бегло просмотрела, и адресом Романа Херста. Он жил на Бауэри. Это было в трех остановках метро от моей квартиры. Около десяти минут езды на скоростном поезде. Я снова посмотрела на время на своем телефоне. Уже 8:20.
Несмотря на сомнения, я вскочила с кровати и побежала в ванную, где пописала, почистила зубы и умыла лицо. На душ нет времени, даже на быстрый. Хотя, думаю, и так сойдет, поскольку приняла его прошлой ночью. Но на всякий случай понюхала свои под мышки. Пока все в порядке. Нанесла дезодорант.
Вернувшись в комнату, которую называла своей спальней, гостиной и гардеробной, я задумалась над тем, что надеть. У меня нет дорогих дизайнерских шмоток, как у Харпер. Большая часть моего ограниченного гардероба – это одежда в стиле винтаж. И большинство вещей было приобретено на блошиных рынках или в благотворительных магазинах. Открыв шкаф, я выдвинула скрипучий ящик и достала одни из своих многочисленных колготок с узором в виде бабочек, сняла с вешалки пышную розовую юбку и нашла свою любимую толстовку от J. Crew Monarch-orange, которую купила за пять долларов на Poshmark2. Я быстро составила ансамбль и дополнила его красными Мартенсами, которые нашла в Гудвилле. Закрыв зеркальную дверь, собрала свои медово-каштановые волосы с розовыми прядями в неряшливый пучок и закрепила его заколкой-бабочкой. К счастью, у меня совершенно чистая кожа, и мне не нужен макияж. Я изучила свое отражение и поправила цепочку на шее так, чтобы стал виден кулон в виде бабочки на счастье. Мне определенно понадобится удача, чтобы справиться с этой задачей. Много удачи.
Я взяла телефон и снова проверила время. Восемь тридцать. Со временем у меня было все в порядке. Подготовка Харпер с высоким уровнем обслуживания могла занять несколько часов, так что я гордилась своей скоростью и эффективностью. Я даже могла быстро позавтракать. Пройдя на кухню, взяла с прилавка однодневный пончик и заварила себе мятный чай в микроволновке, чтобы сэкономить время. Горячий напиток наполнил меня теплом и бодростью. Сделав последний глоток, я взяла рюкзак, висящий на дверной ручке, накинула его на плечи и бегом спустилась по трем лестничным пролетам, предварительно заперев дверь на двойной замок.
Одинокая женщина на Манхэттене никогда не могла быть в безопасности.
Глава 2
Софи
Я вышла из метро в центре города и бодро устремилась к штаб-квартире Романа Херста. Внушительное трехэтажное здание из известняка, расположенное на юго-западном углу Бродвея и Канала, было больше похоже на старый банк или библиотеку. Над входом возвышался замысловатый фронтон, который обрамляли две неоклассические коринфские колонны. Подойдя ближе, заметила над массивной бронзовой дверью слова «На Бога уповаем» и дату возведения здания – 1907 год. Эпоха изящных искусств. Я много знала об архитектуре, так как изучала изобразительное искусство.
Мой желудок сводило от ужаса. Как будто я и так не достаточно сильно волновалась, в голову лезли разные мысли. Может, я ошиблась адресом? Поэтому достала телефон из рюкзака и перепроверила. Нет, это именно тот адрес, что был нужен. Я пришла в нужное место. На фасадной стороне пугающего здания не было окон, но со стороны канала имелись арочные двухэтажные окна, которые выходили на улицу, но шторы были задернуты. Нигде не было видно вывески «Дом Херста». Только номер улицы 123 прямо над дверью, рядом с которой находился домофон и, похоже, панель системы безопасности.
С замиранием сердца нажала кнопку на домофоне. Он загудел. С тревогой ожидая, пока кто-нибудь подойдет к двери, я просматривала вопросы, которые должна задать Роману. Это если он не разгадает мой маскарад.
Я снова нажала на звонок, и в тот момент, когда мой палец оторвался от кнопки, дверь распахнулась. Передо мной стояла красивая зеленоглазая женщина лет пятидесяти. Она довольно высокая, ее седеющие пепельно-каштановые волосы убраны назад в простой шиньон. Стройная фигура облачена в белый жакет, напоминающий лабораторный халат, и простую черную юбку длиной до колена. Плотные черные непрозрачные чулки обтягивали ее ноги. На ней удобные черные туфли на шнуровке. На резиновой подошве, не скользящие. Такие можно было найти в магазине ортопедической обуви. Единственная яркая деталь – поношенный желтый тканевый сантиметр на шее.
На ее губах застыла легкая улыбка.
– Вы, должно быть, мисс Олбрайт.
У нее был ярко выраженный акцент, но голос – теплый и располагающий, что соответствовало доброму выражению ее лица. Высокие скулы и яркие черты лица. Должно быть, она была большой красавицей в молодости.
Я сделала вдох и небрежно закинула телефон обратно в рюкзак.
– Да, это я.
– Очаровашка. Я – мадам Дюбуа. – Я догадалась, что она, скорее всего, француженка. Потом женщина пригласила меня внутрь. – Месье Херст ждет вас.
Мои глаза расширились, когда я вошла в огромное ателье с высокими потолками. Женщины, похожие на клонов мадам Дюбуа, сновали по открытому, явно специально оборудованному помещению. Всего, наверное, около дюжины. К моему удивлению, здесь не было ни одной швейной машинки. Все женщины кропотливо работали вручную. Одни, склонившись над гладильными досками, вручную отпаривали ткань, другие сидели на стульях с высокими спинками и вручную пришивали пуговицы. Другие собрались вокруг большого чертежного стола, вырезая и прикалывая выкройки. Полки, заполненные прозрачными пластиковыми контейнерами с аксессуарами – блестками, перьями, нитками, обрезками, иголками, булавками и прочим – расположены вдоль строгих белых стен и перемежались с кусками разнообразных черных тканей, пышных и переливающихся. Встроенное освещение было яркое, в комнате витало интенсивное и сосредоточенное настроение. Если бы не шипение отпаривателей, можно было бы услышать, как будет падать булавка. Я обвела глазами студию, рассматривая захватывающие дух черные платья, находящиеся на разных стадиях завершения, которые драпировали формы для платьев, расставленные на блестящем мраморном полу. Я – в восторге, но старалась не показать этого.
– Где мистер Херст? – спросила я свою сопровождающую, мое беспокойство нарастало.
– Он наверху, в своем личном жилом помещении. Он хотел бы встретиться с вами там. Мы поднимемся на лифте.
Нервничая, я поправила свой рюкзак и позволила ей вести меня. Смотрела по сторонам – то влево, то вправо, пока я следовала за ней к богато украшенному лифту, который, вероятнее всего, являлся оригиналом со старомодным циферблатом этажей. Она нажала на кнопку «вверх», и дверь из полированной бронзы раскрылась. Женщина пропустила меня первой, а затем выбрала кнопку этажа, обозначенного на панели цифрой «2». Всего в доме четыре этажа, включая подвал. Дверь закрылись, и богато отделанная кабина медленно начала подниматься к месту назначения, а затем створки лифта снова открылись.
Я вышла вслед за мадам Дюбуа и попала в другое двухэтажное помещение. В отличие от ярко освещенной студии под нами, стены здесь были покрыты черным лаком, а плотные обсидиановые шторы от пола до потолка закрывали все окна, блокируя солнечный свет. Комната обставлена в стиле минимализма: сочетание гладкой черной кожи, сверкающего стекла и полированного никеля, предметы симметрично расставлены на блестящем полу из черного дерева. Вдоль одной стены – встроенная книжная полка, заполненная справочниками и каталогами. Встроенное галогенное освещение приглушенное, но достаточное, чтобы осветить высокую вазу из оникса, наполненную белыми благоухающими цветами – гардениями – на большом журнальном столике. А также искусно развешанные черно-белые фотографии потрясающей женщины в роскошных черных платьях. Я окинула взглядом комнату и задалась вопросом: что за человек здесь жил?
– Мисс Олбрайт?
Богатый баритон прерывал мои мысленные метания. Я резко вскинула голову, и мой желудок свело.
Навстречу мне шел самый красивый мужчина, на которого я когда-либо смотрела. Высокий, примерно шесть футов четыре дюйма3, стройный и мускулистый. С копной черных волос и такой же темной щетиной, черты лица – чистое мужское совершенство. За исключением черной повязки, закрывающей его правый глаз, которая каким-то образом добавляла ему привлекательности. Другой его глаз – цвета голубого пламени, сияющий на фоне смуглого цвета лица и полностью черного наряда, состоящего из кашемирового свитера, обтягивающего его мускулы, и отутюженных брюк из тонкой шерсти, идеально сидящих на его внушительном теле. Его ноги украшали мягкие черные кожаные мокасины в тон ремню, и я заметила, что он не надел носков.
От его вида у меня ослабли колени, а тело горело. Мое дыхание стало затрудненным, а мысли превратились в кашу. У меня возникла внезапная потребность поскорее сесть, пока мои ноги-спагетти не отказали. Я никогда в жизни так себя не чувствовала.
– Мисс Олбрайт? – повторил он, выводя меня из ступора и возвращая к настоящему моменту.
– Да, – пролепетала я, впервые заметив матовую черную папку в его правой руке.
– Хорошо, – сказал Роман, опускаясь на огромный кожаный диван, положив папку на журнальный столик рядом с цветами. К ней была прикреплена дорогая на вид черная авторучка. – Пожалуйста, присаживайся.
В полубессознательном состоянии я опустилась в одно из глубоких кресел напротив него. Конечно, это оказалось не самое мое изящное движение, но, по крайней мере, я не упала. Мне все еще было трудно дышать, его испепеляющий взгляд заставлял меня чувствовать еще большее головокружение. Больше жара. Быть более неспокойной.
– Может ли мадам Дюбуа принести тебе что-нибудь?
Вентилятор! Я отрицательно покачала головой.
– Ты уверена? – Он изучал меня, и мне показалось, что тот видел меня насквозь. – Может быть, газированной воды?
Хотя в горле у меня сухо, как в пустыне, я ответила дрожащим «нет, спасибо». Он тоже отказался и отпустил внимательную женщину. Мы остались наедине. На заднем фоне тихо играла классическая музыка, наверно, Шопен.
Ничуть не успокоившись, я поставила рюкзак на пол и закинула одну ногу на другую. Один глаз моего спутника путешествовал по моим разноцветным колготкам с принтом бабочек, и я заметила, как он ухмыльнулся. Сжав ноги вместе, я попыталась успокоить нервы и отвлекающие покалывания между бедер. Он взял папку.
– Прежде чем мы начнем, мисс Олбрайт, кстати, очень подходящее имя для тебя, мне нужно, чтобы ты подписала соглашение о неразглашении.
– Соглашение о неразглашении? – непонимающе проблеяла я, хотя мне стало легче от того, что он считал меня Харпер. В своем растрепанном состоянии я, честно говоря, совсем забыла, что выдала себя за нее.
– Соглашение о неразглашении или конфиденциальности. Все, что я скажу, останется только между нами.
Он пододвинул соглашение вместе с авторучкой – «Монблан» – через столик. Я просмотрела документ, но слова расплывались из-за волнения, поэтому просто быстро поставила подпись и дату в отведенном для этого месте внизу, изо всех сил стараясь подражать неровному почерку Харпер. Потом положила ручку обратно на стол, а он убрал документ в папку.
– Подписывая соглашение, ты также соглашаешься задавать только те вопросы, которые я предварительно одобрил.
Я кивнула.
– Конечно.
– Я буду отвечать только на эти вопросы. Никаких дополнительных личных вопросов быть не должно. Я охраняю свою частную и личную жизни. Один вопрос о том или другом, и это интервью будет немедленно закончено. – Он сделал паузу, и его пылающий взгляд снова внимательно впился в меня. – Понятно?
– Да. – Мой голос был настолько дрожащий и приглушенный, что я едва услышала саму себя.
Его обжигающий взгляд не отрывался от меня.
– И еще одно. Мне понадобится твой телефон. Пожалуйста, положи его на стол.
– Зачем?
– Просто еще одна мера предосторожности для защиты моей личной жизни.
Паника закралась в мою кровь.
– Но все вопросы, которые я хочу задать вам, находятся в моем телефоне.
Он пренебрежительно пожал плечами.
– Их не так уж и много. И я уверен, что раз ты их написала, то должна их знать.
О боже! Надеюсь, я смогу их вспомнить. Если спрошу что-то, что не было заранее одобрено, я уйду отсюда, не успев сказать «бу». И все испорчу!
– Телефон, пожалуйста, – отрывисто повторил Херст, когда очередная волна паники обрушилась на меня. Содрогаясь от вздоха, я подняла рюкзак и начала рыться в нем в поисках мобильника. Пальцами быстро нащупала его. В последней попытке оставить гаджет себе, я сказала сидящему передо мной грозному мужчине, что планировала записать наше интервью на телефон и сделать несколько фотографий.
Роман свел брови вместе.
– Еще одна причина сдать его. Не хочу, чтобы кто-то увидел, как я выгляжу, или услышал мой голос. А теперь, мисс Олбрайт, может, хватит терять время?
Я неохотно достала телефон из рюкзака, отчаянно пытаясь вспомнить вопросы, которые прислала мне Харпер. С какой стати я согласилась на это? Нервная смесь угрызений совести и опасений бурлила в моем нутре. Проклятая Харпер! Черт бы тебя побрал!
– Пожалуйста, выключи его, – приказал он. – Или я сделаю это за тебя.
А он властный. Я сделала, как он просил. И, не дожидаясь, пока изображение заставки с бабочкой потускнело, положила телефон на стол.
– Начинай. – Еще одна резкая команда.
Мое сердце пропустило удар. Я теребила свой счастливый кулон в виде бабочки, оттягивая время, прокручивая вопросы в голове. К счастью для меня, художник во мне – внимательный наблюдатель, и я могла запомнить почти все, что видела.
Все еще на взводе, я прерывисто вздохнула. И уже собралась задать первый вопрос, как Роман остановил меня.
– Мисс Олбрайт, я полагаю, ты будешь записывать мои ответы дословно. Ты захватила с собой блокнот и ручку, как это сделал бы любой хороший журналист? – Слова «любой хороший журналист» были пронизаны сарказмом. Неужели он подозревал мой фарс?
– Конечно, – согласилась я с напускной уверенностью, вынимая из рюкзака блокнот и ручку Pentel. Всегда носила их с собой, ведь никогда не знаешь, когда придет вдохновение. Поэтому легко нашла их. Держа ручку, положила блокнот на колени. Он смотрел на нее, и густая чернильная бровь над его здоровым глазом вздернулась вверх, как вороново крыло.
– Хм. Блокнот для набросков? Довольно странный выбор для журналиста.
Я издала нервный смешок, откручивая колпачок ручки.
– Мне нравится рисовать. Мне это подходит. – Я быстро перелистала несколько страниц, заполненных цветными карандашными набросками различных видов бабочек, пока не дошла до чистой страницы. Я чувствовала его взгляд на себе.
– Очень хорошо. – Он закинул ногу на ногу, удобнее усаживаясь на диване в ожидании моего первого вопроса. Мое тело напряглось, я сглотнула, преодолевая спазм в горле.
– Что вдохновило вас стать дизайнером одежды?
– Моя мать. Она была швеей, которая когда-то работала в Доме Диора в Париже. Она научила меня шить в раннем возрасте. И еще научила меня распознавать красоту тонких тканей и важность пришитых вручную петель, на которые может уйти целый час, а также искусству скрытых швов. Я научился вырезать и сшивать узоры. В ее ателье приходило много богатых женщин, и я воочию убедился в очаровании изысканной одежды, особенно от кутюр. Когда артрит окончательно подкосил мою мать, и она больше не могла работать, я взял на себя ее обязанности. Не ограничиваясь тем, что делала она, я начал создавать платья на заказ для ее требовательных клиенток, которые обожали их и возвращались за новыми.
Ручная работа. Я быстро записывала то, что он мне рассказывал, желая спросить его, жива ли еще его мать. Зная, что этот вопрос не входил в список, я воздержалась, но он будто прочитал мои мысли.
– Кстати, моей мамы больше нет с нами. Она умерла от болезни сердца в пятьдесят два года и, к сожалению, так и не увидела моего успеха. Мне было всего восемнадцать.
– Мне жаль это слышать, – искренне сочувствую я, благодарная за то, что оба моих родителя были живы и здоровы. Я подсчитала в уме. Пока добиралась сюда на метро, я прочитала, что ему тридцать восемь, так что это произошло двадцать лет назад. Его хрипловатый голос прервал мои расчеты.
– Давай двигаться дальше.
Контролирующий. Нетерпеливый.
– Что вас вдохновляет?
– Печаль.
Мои глаза расширились, сталкиваясь с его взглядом.
– Печаль?
– В печали есть своя особенная красота. Это чистая эмоция. Можно подделать счастье, но нельзя подделать печаль.
Глубокомысленно. В его словах была своя правда. Я узнала это на собственном опыте, вспоминая своего любимого питомца Бадди. Как сильно я плакала, когда отпускала его.
– Следующий, – подгонял он, не давая мне возможности остановиться на воспоминаниях или обдумать его слова.
Уклончивый.
– Почему вы занимаетесь только модой?
– От кутюр, – поправил он. – Мои платья единственные в своем роде и полностью изготовлены вручную – от раскройки до пошива.
– О. – Наверное, я выглядела полной идиоткой. Не обращая внимания на мое невежество, Херст ответил на мой вопрос.
– Есть четыре типа женщин. Те, которые одеваются, чтобы на них смотрели мужчины. Те, кто одевается, чтобы на них смотрели другие женщины. И те, кто одевается, чтобы на них смотрел весь мир. Я создаю одежду для последних.
– Какой же четвертый тип? – Я бравировала, думая, что он должен был дать мне исчерпывающий ответ.
Его оценивающий взгляд не отрывался от меня, снова путешествуя по моему телу. Ухмылка рассекла его пухлые губы.
– Те, кто одевается для себя, и им глубоко наплевать на то, что о них думают другие.
Проницательный. Что ж, мне было доподлинно известно, к какой категории относилась я. Всю свою жизнь я одевалась под ритм собственного сердца, не волнуясь о том, что мой стиль бохо кого-то мог оскорбить. Я определенно была не в его вкусе. Это точно. Продолжила задавать вопросы.
– Почему вы ограничиваете себя черным цветом?
– Для меня все либо черное, либо белое. Я предпочитаю черное. Черный цвет позволяет моим клиентам сосредоточиться на прекрасной форме моих платьев. Отсутствие цвета позволяет им – и мне, и сотрудникам – замечать каждую деталь. Черный выделяется в мире, наполненном светом.
Я понимала, о чем он говорил, и мысленно обратилась к потрясающим платьям, выставленным внизу, и как лаконичные белые стены выгодно подчеркивали их великолепие.
– Каждая женщина должна иметь хотя бы одно красивое черное платье, – добавил он. – Никогда не знаешь, когда кто-то умрет, и придется надеть траур.
Его нездоровое замечание взволновало меня. Я внутренне содрогнулась. Что, если бы мои мама или папа внезапно умерли? Что бы я надела на их похороны? У меня не было ни одного черного платья. На самом деле, у меня нет ни одной черной вещи, ну, кроме моих ручек для эскизов и тюбика черной краски.
– Ты в порядке? – спросил Роман, его напряженный взгляд пронзал меня насквозь, как огненная стрела. Мне следовало помнить, что он – такой же художник, как и я. Поэтому он видел одним глазом больше, чем большинство людей – двумя.
– Да, спасибо. – Взяв себя в руки, я быстро перешла к следующему вопросу. Осталась всего пара.
– Почему вы выбрали анонимность? – Я узнала от Харпер, когда она впервые рассказала мне об интервью, что известный дизайнер полон решимости оставаться в тени. Он ни разу не посетил ни одной пресс-конференции, не согласился сфотографироваться, не прошел по красной ковровой дорожке и не сделал привычного поклона в конце показа мод. Хотя у Дома Херста был сайт, а модные блоггеры, онлайн-журналы и фотографы регулярно публиковали фотографии его коллекций, но его основатель лично не был зарегистрирован в социальных сетях. Ни в Instagram, ни в Facebook, ни в Twitter. В лучшем случае, можно было найти упоминание в одну строчку: Роман Херст – создатель единственных в своем роде платьев от кутюр, которые носят лучшие женщины мира. Это интервью, как сказала мне Харпер, – первое в его жизни. Эксклюзивное. Он ответил на мой вопрос.
– Все просто. Я не хочу, чтобы общественность обращала внимание на меня, лишь только на мою работу.
Краткость его ответа заставила меня думать, что здесь было нечто большее, чем казалось на первый взгляд. Без каламбура. Этот великолепный, загадочный мужчина – сложен. Человек-загадка. Он что-то скрывал за этой повязкой, и желание спросить его о том, что случилось, так и жгло мне язык. Мой мудрый отец всегда говорил: «Глаза – это окно в душу», и я всегда ему верила. В то, что есть, и в то, что было.
– Итак, это все, – проговорил он.
– Вообще-то, есть еще один вопрос.
Он вскинул бровь.
– Правда?
Я зажмурилась. И дело было не в его повязке на глазу. Сделав глубокий вдох, я прочистила горло.
– Большинство мужчин, которые разрабатывают одежду для женщин, геи… Значит… Эм… э… – Я не могла вымолвить вопрос.
– Ты пытаешься спросить меня, не гей ли я? – На этот раз обе густые брови поднялись ко лбу, заставляя его сморщиться. Его холодный глаз вспыхнул. – Я не помню, чтобы этот вопрос был в списке. – Тон его голоса был резкий, граничащий с угрозой.
Я прикусила свою нижнюю губу. Каждый мускул в моем теле напрягся. Чертова Харпер! Держу пари, она специально подкинула его. Это так похоже на нее – сделать что-то настолько возмутительное. Мне следовало бы извиниться, но мой голосовой аппарат отключился. Я не могла вымолвить ни слова. Я все испортила. В любую секунду он вышвырнет меня отсюда.
Но вместо этого, на мой следующий придушенный вдох, его губы искривила самодовольная улыбка. Как будто он издевался надо мной.
– Знаешь что, мисс Олбрайт? Я позволю тебе самой ответить на этот вопрос. Думаю, мы закончили.
Можно было бы подумать, что я вздохнула с облегчением, но когда он раздвинул ноги, то привлек мое внимание к своей промежности. Мои глаза шокировано распахнулись. Святые угодники! Между его бедрами образовался шатер, которого раньше там не было. Огромный! Сглотнув от шока, я перевела взгляд на его лицо, пока он не заметил, куда переместились мои глаза. Нет, Роман Херст не гей. ТОЧНО. НЕ. ГЕЙ.
