Текст книги "Страсти ниже плинтуса"

Автор книги: Наталья Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, Лизочка, – капризным голосом тянул длинноволосый брюнет, – ты же видишь, что у меня справа морщинка! Надо с ней что-то делать! Не могу же я выйти под камеру в таком виде!

Я пригляделась к нему и поняла, что он вовсе не так молод, как показался с первого взгляда. Пожалуй, ему было уже за сорок, просто все его лицо было замазано разными кремами и прочими косметическими составами.

– Сделаем, Гоша, сделаем! – пообещала тетенька и вдруг заметила нас. – Ой, Андрюшка! – она всплеснула полными руками. – Сколько лет, сколько зим! Как же я рада тебя видеть! А это кто с тобой? Какая девочка хорошенькая!

Я сразу же прониклась к этой тетке симпатией.

– Лизочка, – проговорил Андрей как-то виновато, – надо бы эту хорошенькую девочку немножко изменить...

– Лизочка, мы сегодня будем работать или нет? – вмешался в их разговор забытый брюнет. – У меня через полчаса эфир!

– Не волнуйся, Гоша, все будет в лучшем виде! – И Лизочка снова взялась за свои кремы и пудры.

Через несколько минут она закончила работу и удовлетворенно произнесла:

– Ну вот, Гоша, сделали из тебя человека! Тебя такой образ устраивает?

Брюнет капризно пожевал губами, повертел головой и с тяжелым вздохом проговорил:

– Ну ничего, ничего... все равно что-то переделывать уже нет времени...

С этими словами он сбросил с плеч простыню, вылез из кресла и величественно удалился.

– Ну вот, теперь могу твоей девочкой заняться! Я хотела возразить, что я вовсе не «его девочка», но Лизавета уже усадила меня в кресло.

– Ну, что ты из нее хочешь сделать?

– Надо, чтобы ее никто не узнал. И меня вообще-то тоже... – неуверенно промолвил Андрей.

Что мне понравилось – так это то, что Лизавета не стала всплескивать руками, таращить глаза и громко вопрошать, что же такое с нами случилось. Она подошла к проблеме по-деловому.

– Надо, так сделаем, – сказала она решительно, – ты ступай к Славику, он тобой займется, а над девушкой я поколдую.

Лизавета, придирчиво осмотрев меня в зеркале, сказала:

– Тут недостаточно сделать из тебя блондинку и изменить разрез глаз! Ты слишком заметная... Вот разве что поменять возраст...

Я хотела спросить ее, как это можно поменять возраст, но не смогла открыть рта, потому что Лизавета чем-то его заклеила.

Надо признаться, что работала она на редкость приятно. Ее теплые, мягкие руки летали, едва ощутимо касаясь моего лица. Она вооружилась многочисленными кисточками, щеточками, тампонами и занялась мной вплотную.

– Ты не волнуйся, – говорила она между делом, – выполню тебя как полагается. В лучшем виде сдам Андрюше. Родная мама не узнает!

– У меня мамы нету, – неизвестно зачем брякнула я, так как в это время Лизавета расклеила мне рот.

– Да что ты? – непритворно огорчилась она. – Да как же это? Давно?

– Давно, – вздохнула я, – с самого рождения...

– Ну, девонька, досталось тебе, – сказала Лизавета, – но что уж тут поделаешь, зато в другом повезет...

– Пока не очень-то везет...

Я сама себя не понимала – с чего это мне вздумалось откровенничать с совершенно незнакомой женщиной? Но Лизавета смотрела так добродушно, и так умело и ласково прикасались к моему лицу ее руки...

– Эй! – завопила я, поглядев в зеркало. – Что это вы делаете?

Из зеркала на меня смотрело форменное чучело. Вроде бы гримерша не сделала ничего особенного – никаких нарочитых морщин, никаких синяков и мешков под глазами...

– Да на меня же смотреть невозможно! – возмутилась я.

– А ты не смотри, – ответила Лизавета и развернула стул так, чтобы мне ничего не было видно в зеркале, – вот закончу работу – тогда пожалуйста...

Я малость устыдилась – в конце концов, я сама пришла в гримерку и просила изменить внешность. А сейчас переживаю, что красоту мою спрятали... А если честно, то красота не принесла мне в жизни ничего хорошего. Правильно говорила тетя Галя – не родись красив, а родись счастлив...

– Ты что это пригорюнилась? – тут же уловила Лизавета мое настроение. – Не навсегда же я тебя состарю...

Чтобы отвлечься, я стала рассматривать фотографии. Все свободные места на стенах в гримерке были увешаны фотографиями. Снимки были любительские, некоторые вообще старые, черно-белые. Изображены на них были разные люди в театральных и обычных костюмах, в гриме и без. Люди смеялись, разговаривали, что-то делали, но никто из них специально не позировал.

Вот какая-то девица в купальнике и босиком стоит посреди Невского проспекта, и, только приглядевшись, можно заметить, что дома и магазины сзади нарисованы. Вот старик с седой бородой сорвал с себя парик и бросил его в воздух, как шляпу. А вот... я не поверила своим глазам.

На фотографии была компания на природе. То есть видно было, что люди не просто выехали на шашлычки, а занимались делом, и теперь просто отдыхают. Под елью присели двое – оператор с камерой и молодая женщина в джинсах и длинном желтом свитере. Рядом стоял парень в бейсболке и наливал из термоса кофе или чай. И вся троица смотрела на четвертого человека, очевидно, он что-то им говорил. Он стоял чуть в стороне, но получился отлично. Короткие темные с проседью волосы, яркие глаза, лет сорока на вид... Несмотря на то что здесь на снимке он выглядел совсем не так, как в жизни, я узнала его сразу. Я видела его, избитого и окровавленного, в ангаре, где мы недавно были с Андреем. Я видела его смерть.

– Что с тобой? – Лизавета почувствовала мое состояние. – Что ты дергаешься?

– Кто это? — Я не могла оторвать взгляд от снимка, и она тотчас все поняла.

– Вот этот, справа? Это Леня Погорельский, журналист, – в голосе Лизаветы прозвучала сильная боль. – Ты его, наверное, по телевизору видела, еще раньше... Все они тут у меня висят, все в моих руках побывали, я ведь здесь уже больше тридцати лет работаю.

Она вдруг отошла в сторонку и часто-часто заморгала, стараясь удержать набежавшие слезы.

– Ты извини, – сказала она сдавленным голосом, – как вспомню про Леню, так плакать начинаю. Пропал ведь он, два месяца назад пропал под Урус-Мартаном. Полетели они туда что-то снимать, да машину их отбили от колонны.

– И что? – спросила я, хотя прекрасно знала – ЧТО. Ведь именно сегодня я видела, ЧЕМ все закончилось.

– Да что... – голос у Лизаветы стал тверже, – шофера убили, оператора чуть живого нашли у дороги, так с тех пор в госпитале и лежит. А Леня пропал, как в воду канул. Ясное дело – в плен взяли. Искали его, обращались к этим извергам – ни слуху ни духу. Думали, выкуп потребуют, Антон Иванович хлопотал... Ничего. Держат, наверное, где-то в горах, если не убили. Если бы ты знала, какой парень был...

Теперь я вспомнила это имя – Леонид Погорельский. И верно, месяца два назад что-то такое говорили в новостях, что он пропал. И фотографию показывали, и его передачи. Свекровь вечно смотрит новости, а еще выписывает в своей библиотеке кучу газет и делает тематические подборки. Меня она прорабатывала еще и за то, что я совершенно не интересуюсь политикой. Но про Погорельского даже я слышала. Как же я сразу-то этого мужчину не узнала? Это для Лизаветы он парень, она его много лет знала...

– Веришь ли, как мимо церкви иду, всегда свечку ставлю за здравие, – говорила Лизавета, – авось поможет ему...

– Не надо за здравие... – пробормотала я едва слышно и тут же опомнилась и прикусила язык.

Но слово – не воробей.

– Ты что-то знаешь? – вскинулась Лизавета.

– Нет, ничего...

– Эй, девушка, не шути так! – вскричала она. – Я ведь с лицом работаю. Даже если ты соврешь, лицо-то всегда правду скажет.

Я вдруг сильно испугалась и закричала:

– Да что вы ко мне пристали! Не знаю я ничего! Отпустите меня!

– И куда же ты в таком виде пойдешь? – резонно возразила Лизавета. – Все равно ко мне вернешься... Ты только скажи, живой он или мертвый, чтобы уж надежды не было.

И что бы сделал на моем месте нормальный человек? Он от всего бы отпирался, стоял насмерть. Не знаю, мол, ничего и не ведаю. Впрочем, нормальный человек никогда не оказался бы на моем месте. Только я, полная идиотка без царя в голове, как говорила тетя Галя, могла вляпаться в такую историю. И вместо того чтобы послать Лизавету подальше, я ей все рассказала. Как полезли мы с Андреем в ангар, и всю ужасную сцену с испытанием оружия и убийством.

– Точно это он был? – настойчиво спрашивала Лизавета.

– На всю жизнь запомнила! – честно ответила я. – Все перед глазами стоит.

– И не похоронят его...

– Там нечего хоронить! – ляпнула я сдуру.

– Вот что, – сказала Лизавета решительно, – сейчас идем к Антону Ивановичу. Он человек влиятельный, с этим делом разберется.

– Что уж теперь разбираться, – пошла я на попятный, – когда все кончено.

– Да нельзя же все так просто оставить! – Лизавета вцепилась в меня как клещ. – Идем!

– Да вы что? – я вскочила с кресла. — Я не могу. Меня и так ищут! Вашему Погорельскому уже все равно, а мне жизнь дорога, как память! Мне и в своей-то ситуации не разобраться, и Андрей...

– Мы вот что сделаем, – Лизавета была тверда, как гранитная скала, – мы Антону скажем, что ты там случайно оказалась – ну, за грибами тетка пошла, да не на то наткнулась. Ну-ка...

Она ловко натянула мне на голову седоватый паричок, пригладила, еще немного поработала с лицом... В результате из зеркала на меня смотрела простоватая тетка прилично за сорок.

Лизавета выдала мне из своих запасов поношенный спортивный костюмчик, купленный когда-то на рынке, и голубые кеды. Поверх парика она повязала мне темный старушечий платок.

– Зовут тебя Анна Захаровна, ты соседка моя по старой квартире, – внушала Лизавета. – Малость с приветом, но соображаешь. Пройдись по комнате!

Я представила себя немолодой, уставшей от забот и безденежья. Таких теток в аптеке навидалась предостаточно, так что я быстро прониклась.

Лизавета мою походку одобрила, сказала, что у меня талант и чтобы я не забывала говорить низким усталым голосом. Она позвонила куда-то по телефону и поинтересовалась у неизвестной Леночки, на месте ли Антон Иванович. Там ответили, что на месте, и мы пошли.

Была у меня мысль сбежать по дороге, но Лизавета крепко держала меня за руку.

– Ты не бойся, – внушала она. – Антон – мужик неплохой, сам всего достиг. Они с Леней лучшие друзья были, так что за его смерть он отомстит.

Я запоздало сожалела о содеянном и кусала губы. Но делать нечего, придется беседовать с Антоном Ивановичем.

– Лишнего не болтай, – строго предупредила Лизавета, – он этого не любит. Говори по делу.

Антон Иванович оказался крепеньким мужичком с круглой, как шар, бритой головой. Он был предупрежден о нашем приходе, поэтому не очень удивился.

– Ну, что у тебя за дело? – отрывисто бросил он Лизавете. – Говори коротко.

– Я вообще говорить не буду. Вот она будет, – спокойно сказала Лизавета, – она про Леню кое-что знает.

Антон Иванович поглядел на меня с легким пренебрежением, потом перевел глаза на Лизавету и поднял брови.

– Тут такое дело... Это соседка моя бывшая, Анна. Вот утром пошла она за грибами в сторону Кутузовки, это за Девяткином.

– Знаю, где Кутузовка, – сказал Антон, – с чего это тебя туда понесло?

– Так за грибами же! — Я всплеснула руками и затараторила быстро-быстро: – За подосиновиками, там в елочках ужас до чего подосиновики крепкие! А сейчас как раз им время. Я всегда в лес одна хожу, по своим местам.

– Это точно, – подтвердила Лизавета.

– Ты помолчи пока, – велел Антон Иванович.

– Иду это я себе, а там какие-то люди с оружием дорогу перегородили и не пускают, – вдохновенно рассказывала я, – меня и развернули, только если я чего-то решила, то обязательно сделаю.

– Ну и как ты прошла?

– По тропиночке, – сообщила я, – там от бетонки тропиночка такая начинается через болото. Как увидишь сломанную елку, так, значит, тропиночка рядом. Через болото я прошла, а дальше лесом.

И я подробно рассказала, как промочила ноги, потом увидела большое здание, похожее на ангар. Решила, что смогу там немного обсушиться и зашла в боковую дверцу, чтобы меня никто не заметил.

В этом месте Антон Иванович стукнул кулаком по столу и засопел, как сопит недовольный ежик. Только еж при этом ощетинивается иголками, а Антон был наголо бритый. В процессе моего изложения событий Антон все больше мрачнел, а когда услышал про гибель Погорельского, то вскочил из-за стола и забегал по комнате.

– Как увидела я такой ужас, так чуть со страху там на месте не умерла, – продолжала я рассказывать чистую правду, – потихонечку выбралась оттуда – и деру через болото.

– И никто тебя не видел? – с сомнением спросил Антон. – Хотя что это я, если бы видели, то живой бы не выпустили. Точно это Леонид был?

– Точно, – закивала Лизавета, – она его признала.

– Ты вообще выйди из кабинета, – приказал Антон и повернулся ко мне. – Анна, говоришь? А фамилия есть у тебя?

– Конопелько, – всунулась в дверь Лизаветина голова, – Анна Захаровна Конопелько!

Антон Иванович сделал движение бровями, и Лизавета испарилась, крикнув на прощанье, чтобы он меня не обижал. Антон подумал немного, снова засопев, после чего взялся за телефонную трубку, переключив телефон на свой кабинет. Даже я, мало его зная, сообразила, что ему очень не хочется звонить.

– Эх, Ленька, – тихонько вздохнул он, – как же ты так...

Он достал записную книжку и долго звонил куда-то по телефону, причем набирал разные номера. Говорил он отвернувшись и вполголоса, я не слишком прислушивалась. Мне было очень неуютно и хотелось скорее удрать. Еще мне было страшно подумать, что скажет Андрей, когда узнает, какого я сваляла дурака.

– Может, я пойду? – тоскливо спросила я.

– Сиди! – рявкнул Антон и тут же стушевался, махнув мне рукой, чтобы замолчала.

Голос у него стал вкрадчивым и тихим, сам он еще словно уменьшился в росте.

– Александр Трофимович, – прошелестел Антон, – имеется очень интересная для вас информация... Деревня Кутузовка... да-да, а у меня есть свидетель, что именно там погиб Погорельский. И еще там многое по вашей части... Понял!

Антон Иванович бросил трубку и тут же схватил другую, с соседнего аппарата. В эту трубку он крикнул совсем другим голосом – командным, повелительным и даже хамским:

– Володя, подавай машину!

Затем он выкатился из-за стола, посмотрел на меня исподлобья, засопел рассерженным ежиком и мрачно проговорил:

– Ну, смотри у меня, Анна! К такому человеку едем... к такому... он нас с тобой обоих съест и не поморщится!

– Зачем же к такому своей волей идти? – поинтересовалась я, изображая полную наивность.

– Затем, что только такие люди что-то могут сделать! – пояснил Антон, широко открывая дверь кабинета, и засеменил короткими ножками по длинному полутемному коридору.

Если само здание телестудии давно и безнадежно просило ремонта, то машина Антона Ивановича была новенькая и просто немыслимо роскошная. Я вообще-то не очень разбираюсь в марках автомобилей, но по случайности знала, что косая полоса на морде – фирменная принадлежность «Вольво». Правда, те «Вольво», которые я видела прежде, отличались рублеными квадратными формами, а у этой были удивительно красивые закругленные обводы и еще замечательный цвет – кофе с молоком, а внутри – мягкие бежевые кожаные сиденья...

Антон перехватил мой восхищенный взгляд. Видимо, машина была его большой любовью, потому что лицо у него сразу потеплело, а когда мы уселись внутрь и я буквально утонула в кожаном великолепии, он громко засопел и ткнул пальцем в небольшой экранчик на разделявшем нас подлокотнике:

– Вот, тут у меня видео... если, мало ли, в дороге материал какой-то нужно отсмотреть...

В этом было такое милое и наивное мальчишеское хвастовство, что я невольно улыбнулась. Вот ведь, я ему совсем не должна быть интересна в своем теперешнем образе, но не может не распустить хвост...

– Куда едем, Антон Иванович? – спросил, обернувшись к нам, водитель, тяжеловесный мрачный дядька лет пятидесяти.

– В «Оружие», Володя! – распорядился Антон и откинулся на бежевую кожу сиденья.

Машина мчалась как по облаку. Мне в жизни не приходилось путешествовать с таким комфортом. Казалось, все рытвины и ухабы, которыми изобилуют улицы нашего города, куда-то подевались, как будто перед нами ехала специальная бригада дорожных рабочих, которая их спешно заделывала.

День у меня был такой долгий и трудный, я так устала, что начала засыпать, убаюканная мягким покачиванием роскошного авто. Но не успела я закрыть глаза, как мы остановились. Наша машина стояла перед железными воротами, и к ней шагал прапорщик с висящим на груди автоматом.

– Пропуск! – проговорил он не терпящим возражений голосом.

Антон опустил стекло со своей стороны, выглянул в окно и заискивающим тоном проговорил:

– К Лосеву Александру Трофимовичу. Вас не предупредили?

Я обратила внимание на то, как изменился Антон. Из него выветрилась вся начальственная вальяжность, он стал робким и неуверенным.

Прапорщик с сомнением оглядел всех нас и хотел что-то сказать, но в это время у него за спиной, возле самых ворот, под выкрашенным зеленой масляной краской защитным козырьком зазвонил телефон. В два больших шага дойдя до места, прапорщик снял трубку и гаркнул:

– Четвертый пост!

После этого довольно долго слушал и наконец, вытянувшись по стойке смирно, четко проговорил:

– Так точно! Слушаюсь!

Тем временем я огляделась. Собственно, глядеть особенно было не на что – высокая бетонная стена, железные ворота, возле них прикреплена солидная бронзовая табличка с лаконичной надписью: «Концерн «Оружие».

Повесив трубку, он вернулся к нашей машине. Увидев перемены в лице прапорщика, Антон тоже приободрился. Однако прапорщик не спешил нас пропускать. Он наклонился к окну, протянул руку и прежним требовательным тоном проговорил:

– Документы!

Антон подал ему какую-то книжечку, водитель Володя передал свои права. Очередь дошла до меня. Я пожала плечами и как могла растерянно проговорила:

– Дяденька, а у меня с собой нет документов!

Прапорщик только открыл рот, чтобы высказать, что он обо мне думает, но Антон возбужденно засопел, потянулся к нему и что-то горячо зашептал. Сверхсрочник с интересом взглянул на меня, отступил от машины и равнодушно проговорил:

– Проезжайте!

– А что вы ему такое сказали? – поинтересовалась я, когда наша машина въехала в большой зеленый двор.

– Неважно, – проговорил Антон, снова засопев, как рассерженный ежик. – Меньше знаешь, крепче спишь!

Володя остался в машине, а мы с Антоном вошли в проходную. Здесь нас встретил еще один недоверчивый прапорщик, и повторилась прежняя история с телефонным звонком и переговорами вполголоса. Наконец мы поднялись по широкой лестнице, свернули в бесконечный коридор, освещенный двумя рядами унылых мерцающих ламп, и остановились перед огромной, обитой вишневой кожей дверью. Антон повернулся ко мне, снова громко засопел и сказал то ли с угрозой, то ли с надеждой в голосе:

– Ну, Анна, смотри... не подведи!

Мы открыли дверь и оказались в приемной, где царила секретарша – надменная женщина средних лет с высокой старомодной прической и узкими поджатыми губами.

– Вы записаны? – проговорила она холодно.

– Обязательно! – подобострастно отозвался Антон Иванович, прогнувшись в пояснице. – Ломаев!

Секретарша кивнула, сняла трубку какого-то особенного телефона и что-то в нее сказала. При этом нам не было слышно ни слова, как будто на это время тетка включила специальный звукопоглощающий экран. Затем она подняла на Антона глаза, нехотя разлепила свои плотно сжатые губы и милостиво разрешила:

– Проходите!

Кабинет, в который мы вошли, был огромен, как футбольное поле, и пока мы перешли его, утопая в густом зеленом ковре, солнце за окном успело пробежать по небу заметную часть своего дневного пути. В дальнем конце этого кабинета, за большим полированным столом восседал толстый дядька с багровым насупленным лицом. Честно говоря, я думала, что сейчас уже нет ни таких кабинетов, ни таких ковров, ни таких дядек. Я ошибалась.

– Ну, Ломаев, – начал красномордый дядька без всякого предисловия, – смотри у меня! Если пургу гонишь, мало тебе не покажется!

Меня он, кажется, вообще не заметил.

Антон, уменьшившийся в размерах раза в четыре, робко проговорил:

– Здравствуйте, Александр Трофимович! Вот та женщина, о которой я вам говорил!

Дядька скользнул по мне взглядом, вслепую сорвал трубку с одного из многочисленных телефонов и хрипло крикнул в него:

– Зайди!

Я думала, принимая во внимание размеры здешних кабинетов и длину коридоров, что ждать вызванного человека придется час-другой, но не успел хозяин кабинета опустить трубку на аппарат, как за нашими спинами прошелестели почти неслышные шаги и рядом с нами возник бесцветный сутулый мужчина лет сорока с маленьким черным портфельчиком в руке. Он переглянулся с Антоном и преданно уставился на Александра Трофимовича. Тот как-то специально моргнул, и вошедший присел на краешек жесткого стула. По его примеру Антон тоже пристроился на стуле и глазами разрешил сесть мне.

– Ну, – проговорил хозяин кабинета, повернувшись к Антону.

Тот, в свою очередь, уставился на меня и скомандовал:

– Давай, Анна!

Я положила руки на колени и повторила свою историю, стараясь ни на йоту не отступать от той версии, которую излагала часом раньше в кабинете Антона.

Когда я закончила, хозяин кабинета переглянулся со своим бесцветным подчиненным.

– Кустов, – проговорил тот тоном не то чтобы вопросительным, а скорее сомневающимся.

– Кустов! – рявкнул красномордый без всякого сомнения. – Он, собака, в чужой малинник влез!

Бесцветный человек повернулся ко мне и с интересом спросил:

– Как, вы говорите, выглядели те... предметы в ящиках?

– Такие продолговатые зеленые штуки... – протянула я. – Похожие на ружья, только спереди на стволе несколько насадок... а потом из этого ружья ударила молния...

– «Соболь», – проговорил бесцветный, не дослушав меня и повернувшись к своему красномордому начальнику.

– «Соболь»! – рявкнул тот и шарахнул кулаком по столу, так что на нем подпрыгнул стаканчик с остро отточенными карандашами. – Сволочь Кустов! «Чехам» такую технику гонят!

– Почему чехам? – удивленно проговорила я. – По-моему, там были какие-то... лица кавказской национальности!

Хозяин кабинета и его невзрачный помощник не обратили на мои слова никакого внимания. Они о чем-то горячо переговаривались между собой, перебрасываясь непонятными словами, а Антон придвинулся ко мне и зашептал:

– Анна, ты сиди тихо, пока не спрашивают – ничего не говори. Но вообще-то «чехами» чеченцев называют, ты что, не слышала?

Я ничего не успела ему ответить, потому что разговор между местными боссами неожиданно прекратился, бесцветный тип повернулся ко мне и спросил:

– Вы могли бы его узнать?

– Но ведь его уже узнали, – ответила я, повернувшись к Антону. – Это Леонид Погорельский...

– Я вас не о нем спрашиваю, – мужчина слегка поморщился. – Могли бы вы узнать того... ну, как вы сказали, то лицо кавказской национальности?

– Наверное, – я неуверенно пожала плечами. – Если бы я его еще раз увидела...

– Не советую, – мужчина криво улыбнулся. – Удивительно, что вы остались живы, даже один раз его увидев...

Он открыл свой портфельчик и вытащил из него стопку фотографий. Высыпав их на стол, сделал приглашающий жест:

– Взгляните, нет ли его здесь?

Я наклонилась над россыпью фотографий и увидела десяток мрачных мужских лиц, заросших до глаз черными бородами, в косматых папахах и меховых шапках... на какой-то момент я растерялась – так они все были похожи! Как среди них можно узнать того, из ангара?

Особенно увеличивала сходство лежавшая на всех этих лицах печать беспощадной жестокости и равнодушия к своей и чужой жизни...

Но вдруг перед моими глазами встала та страшная сцена в ангаре, жестокая усмешка человека в меховой папахе, зеленое продолговатое оружие в его руках...

– Вот этот, – проговорила я, отложив в сторону одну из фотографий.

– Вы уверены? – недоверчиво переспросил бесцветный мужчина.

– Да, – я решительно кивнула.

Бесцветный повернулся к хозяину кабинета и странным, взволнованным голосом проговорил:

– Бахыт Вадуфов!

Красномордый начальник еще больше побагровел, опустил глаза, как разъяренный бык, готовящийся к смертельному поединку. Казалось, сейчас он начнет рыть песок арены копытом.

– Вадуфов! – повторил он вслед за своим подчиненным и затем выдохнул с глухой яростью: – Сволочь Кустов!

– Если эти сведения верны... – начал бесцветный, но шеф не дал ему договорить. Он снова шарахнул по столу кулаком и сам поморщился от боли.

– Ну, мы, наверное, больше вам не нужны, – подобострастно проговорил Антон, медленно вставая со стула.

– Ты, Ломаев, мне больше не нужен, – ответил хозяин кабинета, не поднимая на Антона глаз.

Антон встал и потянул меня за руку:

– Пойдем, Анна, теперь они без нас разберутся!

– Куда это ты ее ведешь? – удивленно проговорил хозяин. – Я сказал, что ты мне больше не нужен и можешь идти, а ее я не отпускал, она – источник, мои люди с ней будут работать!

Я представила, какой смысл могут вкладывать в слово «работать» обитатели этого огромного здания, и похолодела. И ведь я сама, по собственной глупости заявилась сюда! Кто меня тянул за язык? Кто заставлял рассказывать о том, что я видела?

– Александр Трофимович, – испуганно заблеял Антон, – но я за нее отвечаю... я ей обещал... давал слово...

– Кто? – удивленно спросил красномордый. – Ты? Ты обещал? Да кто ты такой, чтобы что-то обещать?

– И кому вы что-то обещали, Антон Иванович? – вступил в разговор, если происходящее можно было назвать разговором, бесцветный сутулый человек. – По нашим сведениям, вы сюда приехали один... по крайней мере, на проходной никого, кроме вас, не видели...

– Но как же... – не сдавался Антон. Его губы дрожали, он перебирал руками что-то на столе и пыхтел, как испуганный ежик.

– А вот так! – рявкнул на него хозяин кабинета. – Чтобы я тебя здесь больше не видел! Ясно? И скажи спасибо...

Антон не дослушал даже, за что он должен говорить «спасибо». Его как ветром вынесло из огромного кабинета, и дверь захлопнулась за ним со страшным стуком, как крышка гроба.

Моего гроба.

Я отчетливо поняла, что не выйду отсюда.

Не из этого кабинета, конечно, этот кабинет не предназначен для того, что меня ожидает, но из этого огромного здания. Здания, куда я попала по своей собственной глупости.

Едва за Антоном закрылась дверь, бесцветный человек встал и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета. Тот ответил ему мрачным взглядом, выразительно нахмурив брови.

Мне показалось, что эти двое, обменявшись взглядами, прекрасно друг друга поняли. Бесцветный перевел глаза на меня и коротко бросил:

– Пойдем!

– Дяденька, – жалобно забормотала я, – как же так... мне домой надо... у меня там дел невпроворот...

Я хотела еще добавить про недоеную корову, но решила, что это будет перебор, про корову этот тип точно не поверит. Хотя, кажется, он и так не слишком-то проникся моим рассказом.

Мужчина меня не слушал. Он уже вышел из кабинета, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Миновав приемную и оказавшись в коридоре, бесцветный тип повернул направо, где ряды закрытых дверей уходили в бесконечную даль. На меня он, казалось, и не смотрел. Воспользовавшись этим, я оглянулась по сторонам и припустила налево, к лестнице. Однако не успела я сделать и десяти шагов, как мой бесцветный провожатый беззвучно возник передо мной. Он стоял, как прежде, ссутулившись и равнодушно глядел сквозь меня.

– Ты что же, думаешь, – проговорил он без всякого выражения, – отсюда можно так просто уйти? Да ты без меня и шагу не сделаешь! Охрана тут через каждые десять метров, и такая натасканная – хуже цепных собак! Так что ты, Анна, лучше иди рядом со мной, не нарывайся на неприятности!

И он снова засеменил в прежнем направлении.

Мне ничего не оставалось, как послушно последовать за ним.

Через несколько минут мы остановились перед закрытой дверью. Мой провожатый набрал код, заслонив от меня замок, и мы вошли в комнату.

По сравнению с кабинетом его начальника это была самая настоящая собачья конура. Здесь помещался только обшарпанный стол с компьютером и крутящееся кресло для посетителей.

– Садись, Анна! – бесцветный тип устроился за столом и указал мне на вращающееся кресло. – Или тебя по отчеству называть? Анна Захаровна? Или по фамилии? Гражданка Конопелько?

Я устроилась в кресле и уставилась перед собой жалобным и наивным взглядом глупой деревенской тетки. Это же надо какую фамилию устроила мне Лизавета! Неужели она действительно дала все данные соседки? Теперь у совершенно посторонней женщины могут быть неприятности. Хотя пока что неприятности у меня. Это даже не неприятности, это полная катастрофа!

– Нехорошо, – проговорил бесцветный тип, выдержав драматическую паузу. – Очень нехорошо.

– Что нехорошо, дяденька? – спросила я дрожащим голосом.

– За грибами, говоришь, ходила?

– За грибами, – подтвердила я, кивнув.

– И много набрала?

– Ой, совсем ничего не набрала! Как все эти ужасти увидала, так и припустила обратно...

– И как же ты, Анна, оттуда выбралась?

– По тропиночке, – ответила я честным проникновенным голосом, – по тропиночке через болото...

– Ага, через болото... – повторил мужчина за мной голосом таким же бесцветным, как он сам, и вдруг уставился на меня холодным пронзительным взглядом.

Под этим взглядом я почувствовала себя ужасно неуютно, опустила глаза и завертелась на стуле, пытаясь отодвинуться подальше.

– И про аварию вертолета в районе проспекта Руставели ты, надо понимать, ничего не знаешь? – проговорил он с холодной насмешкой. – И про стрельбу, и про преследование неизвестного мотоцикла?

– Ничего, дяденька, ничего! – я вытаращила на него глаза и правдиво захлопала ресницами.

– А я уж думал, ты сейчас еще креститься начнешь, для большего, так сказать, правдоподобия!

– А что – могу и перекреститься!

– Ты дурочку-то не валяй! – прошипел мужчина, медленно приподнимаясь из-за стола. При этом он не сводил с меня своих бесцветных пронзительных глаз.

Мне показалось, что его взгляд затягивает меня в какую-то жуткую воронку. Во рту стало сухо, как в пустом бассейне, голова закружилась, и по всему телу разлилась отвратительная слабость.

– Нехорошо, – снова проговорил он тягучим, завораживающим голосом. – Нехорошо меня обманывать! Нехорошо и глупо, потому что в любом случае я все, что нужно, узнаю! Ты, Анна, зря думаешь, что сможешь меня перехитрить...

«Вот черт! – подумала я. – Снова влипла по собственной глупости! Ну кто, спрашивается, тянул меня за язык? Ну, узнала человека на фотографии в гримерке и промолчала бы! Нет, вечно мне надо трепать языком... да и потом, когда Лизавета сказала, кто это такой, – вполне можно было спустить все на тормозах... и Антон тоже хорош, притащил меня в это змеиное гнездо и оставил им на съедение...»