Текст книги "Исповедь Стража"

Автор книги: Наталья Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

Стократ легче было получить проклятье или удар меча. «Лучше б убил, чем… Что же я наделал?., что же мы делаем?..»

Теперь ничего не осталось. Идти – некуда. Не к кому. Один. И пустота в душе. Все кончено. Слишком поздно понял. Слишком поздно. Он побрел прочь, пошатываясь. Человек окликнул его. Он обернулся.

– Едем со мной.

На мгновение что-то вспыхнуло в глазах эльфа, потом он покачал головой и произнес тяжело и медленно:

– Меч – дар твоего отца. Прими и от меня дар. Имя. Сын Звезд, Элион – ты. А я… у меня больше имени нет. Прощай.

Какова была участь Элиона, прозванного Лесной Тенью, – неизвестно.

И-ЭННЭ КЭННЕН-ЭТЕ – ВСПОМНИ ИМЯ СВОЕ

Откуда эти видения?

Почти каждую ночь – двое: он – молодой, с иссиня-черными до плеч волосами, дерзкие глаза – невероятные, ярко-синие; она – золотоволосая, мягко-неторопливая в движениях, а глаза золото-карие, теплые, медовые. В видениях он знал: они – его отец и мать. Но у эльфов не бывает таких глаз; и язык, на котором они говорили, не был наречием Синдар.

– Скажи, кто были мои родители? что сталось с ними?

– Они умерли. Их убили – орки.

– Они были – Синдар?

– Да. Почему ты спрашиваешь?..

Внешне он ничем не отличался от других: ясноглазый, статный, светловолосый, искусный равно в игре на лютне, стрельбе из лука и владении мечом. Приемный сын одного из приближенных Тингола. Только с годами все больше тянуло его – прочь из беспечального Дориата, и не было ему покоя.

И однажды он решился.

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гилмир.

Сперва он обходил стороной поселения Людей: Элдар не испытывают приязни к Младшим Детям Единого. Но постепенно в нем возникло желание понять их; он помнил Берена – тот был горд, почти дерзок с Владыкой Дориата, и, сказать по чести, Гилмир был одним из тех, кто, услышав речи Смертного перед троном Тингола, схватился за меч. Но те из Эдайн, которых он видел теперь, смотрели на него как на некоего полубога, и это вызывало чувство легкой брезгливости. Да, поначалу было лестно – как Смертные слушали его песни, как расспрашивали о его народе… Но такой почет быстро приедается. Пожалуй, Берен был более по душе Гилмиру.

Вообще-то верно, люди побаивались эльфов, но и уважали. А уж в прежние времена, когда наши пути не так разошлись, понимания было куда больше, а страха – куда меньше. И почему ему так неприятно рассказывать о своем народе?

…Он, признаться, слегка оробел, когда увидел, куда вывела его дорога. Там – серо-черная, почти до горизонта, равнина, а за ней хищным оскалом – черные горы…

Ангбанд.

Страшная сказка… нет, уже не сказка. Холодок пробежал по спине: вот оно – то, о чем рассказывают предания, оплот Зла, сумрачная твердыня. Даже двое бесстрашных, что побывали там и сумели вернуться живыми, хранили молчание о жуткой крепости – или говорили коротко и отрывисто. Теперь он понимал: снова пережить весь этот ужас, пусть даже мысленно… Нет, дальше он не пойдет. Вчерашняя ночная стычка с орочьей бандой казалась в сравнении с этим, неведомым, детской забавой. Собственно, орки-то и загнали его сюда.

…Он отбивался из последних сил, спиной прижимаясь к древесному стволу. Орки законов честного боя не ведают: лезут все скопом. Впрочем, иногда это и на руку – мешают друг другу.

«А все-таки они меня одолеют», – подумал он; было уже все равно, только жаль, что суждено умереть так глупо, в случайной стычке. И в этот миг один из орков, стоявший поодаль и давно вслушивавшийся во что-то, взвыл неожиданно испугано:

– Черные!..

Полукольцо нападавших распалось мгновенно. Воспользовавшись этим, эльф растворился в сумерках, но далеко уходить не стал, взяло любопытство – кто ж это такие, что орки их больше смерти боятся? Всадников было пятеро – все в черном, на вороных конях. Двое спешились, быстро осмотрели трупы орков.

– Люди Тени? – спросил тот, что был младшим из пяти.

– Нет. Ни один из них не убит стрелой – видишь? Здесь побывал одиночка. Может, мститель. Может, просто путник.

– Воин хороший, – одобрительно заметил кто-то.

– Ага. Теперь опасайся стрелы. Пограничье…

– Пограничье, – вздохнул один из всадников и добавил с горечью: – Им же все равно – что мы, что… эти, – махнул рукой в сторону трупов.

– Тебя ведь никто не посылал сюда, верно? – жестко сказал тот, кто, вероятно, был предводителем маленького отряда. – Ты вызвался сам.

– Я не жалуюсь. Но глупо ведь – сражаемся на одной стороне, а – враги…

Эльф решил подойти поближе. Двигался он бесшумно, но все пятеро одновременно повернулись в его сторону. Он замер, боясь пошевелиться.

– Зверь? – неуверенно предположил младший. Предводитель покачал головой:

– Человек. А скорее – эльф.

Однако! Услышать в лесу эльфа – это же каким слухом надо обладать? А может, их нарочно натаскивали на выискивание эльфов – если уж читать Книгу между строк?

И на каком языке они разговаривали, если эльф так вот сразу их понял? Хотя эльфы как раз и славятся способностью понимать…

– Эй, парень, – негромко позвал тот, что говорил о Пограничье, – выходи, не бойся. Тебя никто не тронет.

Гилмир не ответил, но задумался: может, и правда – выйти? Очень уж его заинтересовали эти люди, непохожие на тех, кого он встречал раньше. Запоздало осознал: это и есть слуги Врага. Странные какие-то.

– Слушай, может, он ранен? – обеспокоился младший. – Может, поискать его, а?

Эльф невольно отступил назад.

– Вряд ли. Да и он, думаю, не жаждет, чтобы его нашли. Едем.

Он проводил воинов глазами. Непонятно. Враги. Даже и по облику явно – с севера и востока; да и выговор… А с орками, похоже, воюют. Что-то здесь не так…

…Северный ветер хлестнул по лицу, вывел из оцепенения. Гилмир шагнул в сторону – поползла под ногами осыпь, он покачнулся, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул руками, упал и покатился вниз. Поднялся на ноги, ошеломленный падением; первая мысль – лютня.

К его удивлению, лютня оказалась цела. Он ласково погладил прохладное дерево, словно успокаивая ее. Сильно болело расшибленное колено. Поднял взгляд. Нет, здесь не взобраться: слишком крутой склон. Он побрел вдоль скальной стены, потом повернул назад – и тут представил себе, как это выглядит со стороны: до смешного нелепо, словно еще слепой щенок мордочкой тычется. Унизительно. Глупо. Все, что угодно, стерпеть можно, но выглядеть смешным?! – ну уж нет!

«Ну и пусть, – вдруг бесшабашно-весело подумал он. – Всем нам дорога в Чертоги Мандоса. Зато посмотрю, каков он – Враг. Может, пропустят – менестрель все-таки… Это – если Люди. А если орки… – Он помрачнел. – Орки… Они заплатят за все».

Вот это по мне! Точно – все будем в Чертогах Мандоса. И мы с Борондиром тоже. Вот тогда все и узнаем…

Что-то невеселые пошли у меня шуточки. Ах если бы все узнать при жизни!

И что? И мне будет интересно после этого жить?

Нет, а все же? Ведь если смысл нашего существования в постижении Замысла, и когда-то все-таки придет время, когда мы будем знать именно ВСЕ, – что тогда?

Честно говоря, я не верю в Битву Конца Времен. Может, я дурак. Конец времен – это когда знаешь все и уже больше нечего познавать. – Может, тогда настанет время – творить? Нам, людям?

Мысль снова бегает по кругу. Человек станет равным богу – Мелькор прав?

Или Эру прав?

Или – да пошли вы оба, и тот и другой?

Прости, Всеотец, меня, дурака. Лучше стану читать дальше.

Всадники сразу заметили одинокую фигурку – кто-то, прихрамывая, брел по черно-серой равнине. Подъехали поближе; Гилмир положил руку на рукоять меча.

– Привет тебе, путник. – Говорящий статен и красив: льняные волосы выбиваются из-под шлема, широко расставленные прозрачно-зеленые глаза смотрят с интересом. – Заблудился?

Его спутники рассмеялись сдержанно и негромко.

– Да нет. – Эльф вскинул на всадника дерзкий насмешливый взгляд. – Захотелось вот на властелина вашего взглянуть: может, примет менестреля?

Всадник приподнял бровь:

– Петь ему будешь, Элда?

– А что?..

Светловолосый подумал.

– Ну, что же… Думаю, ему будет любопытно тебя послушать. Садись в седло.

– А… каков он собой?

– Кто?

– Ну, владыка ваш…

Светловолосый усмехнулся уголком губ:

– Увидишь. А ты смелый… Не боишься?

– Кого? – дернул плечом эльф.

– Моргота, – жестко, раздельно ответил воин, через плечо бросив холодный быстрый взгляд на эльфа. Тот промолчал, и больше они не проронили ни слова до конца пути.

– Ангор? Приветствую. Кто это с тобой?

– Менестрель.

– Альв?

– Синда. Говорит, хочет петь Властелину.

– Менестрель… – Страж внимательно оглядел Гилми-ра. – Что ж, входи… Постой, – поднял руку предостерегающе. – Оставь меч.

– Что, – прищурился эльф. – Властелин боится, что его убьют?

– Не смей! – скрипнул зубами страж. Ангор положил руку ему на плечо, и тот закончил уже спокойно: – Он ничего не боится. Оружие тебе не понадобится. Здесь тебя никто не тронет. Я покажу дорогу…

Странно. Воин – и так поддается на подначку. Очень похоже, что обучали их здесь отнюдь не так, как написано в Книге. Мне страшновато представлять, что мог такой несдержанный на руку воин сделать с пленниками, если вдруг кто не так на него посмотрит… Как было с тем злосчастным юношей по имени Ахто…

– Я сам провожу, – вмешался Ангор и кивнул Гилмиру – идем, мол.

Все происходящее казалось сном. Может, ловушка? Неужели так просто – добраться до Врага, и все рассказы о подвигах Берена – ложь?

Ага. Я понял. Именно для того, чтобы показать, что рассказы о подвигах Берена – ложь, все это и записывалось. Кроме прочего, известно – в логово дракона войти легко, а вот выйти…

А орков-то здесь нет. Только Люди. Странные люди. Непонятные. Спокойные, молчаливые. Ни тени неприязни. Однако как этого стража задело!..

– Подожди здесь, я скажу ему, – Ангор исчез за дверью.

Эльф растерянно вертел головой: это и есть – Ангбанд? Наваждение, что ли? Было ощущение, что вот сейчас очнешься; только почему-то видение никак не исчезает.

– Войди. Он ждет тебя.

Гилмир вздрогнул: задумавшись, даже не услышал, как вернулся Ангор. Не без робости эльф открыл дверь. Недоуменно огляделся, подождал немного, потом обратился к человеку в свободных черных одеждах, стоящему к нему вполоборота:

– А где…

Человек обернулся. Светлые задумчивые глаза скользнули по лицу эльфа:

– Приветствую, менестрель. – Голос был глубокий, низкий.

Гилмир застыл с широко раскрытыми глазами, совершенно ошеломленный внезапной догадкой. «А… каков он собой?» «Увидишь».

– Ты и есть…

– Я. Ждал другого, да? – Уголок губ дернулся – тень грустной усмешки. Вообще, когда он говорил, лицо его оставалось неподвижным: шрамы. Двигались только губы. – Ты вырос, – непонятно сказал Властелин. – Выбрал дорогу менестреля? – И не дожидаясь ответа: – Спой.

– Что ты хочешь услышать?

– Все равно. Выбери сам. Мне нечасто приходится слышать песни Эльдар. – Что-то странное было в его голосе.

Гилмир не подумал, стоит ли петь эту песню – вот же, Вала сам дал ключ! Пожалуй, баллада о Берене и Лютиэн была не совсем уместна… Он поймал себя на том, что боится оскорбить этого усталого седого человека с лицом, изорванным шрамами и такими странными глазами… Человека?..

– Благодарю, йолло.

– Как ты сказал?.. – Слово было слишком знакомым; так называли его в видениях те двое.

– Ты помнишь? – Взгляд – острый и короткий: вспышка молнии. – Ты не все забыл, йолло!

– Объясни. – Голос не повиновался эльфу.

– Постой… не сразу… – Вала был взволнован, кажется, не меньше. – Позволь – твою лютню.

Менестрель лютню покорно отдал, но невольно отвел глаза, увидев руки Валы. В этом легенды не лгали. «Не сможет он играть», – подумал с непонятной тоской. Тем более удивился, когда услышал первый аккорд, чистый и звучный.

Мелодия была медленной, светлой и напевной, как чистая глубокая река. И – удивительно знакомой. «Колыбельная…»

– Колыбельная? – шепотом.

– Да… А вот это?

Чуткие пальцы пробежали по струнам, сплетая нить пронзительно-печальной музыки. Губы эльфа дрогнули. Он услышал слова песни, не сразу поняв, что поет это он сам.

Андэле-тэи кор-эме

Эс-сэй о анти-эме

Ар илмари-эллар

Ар Эннор Саэрэй-алло…

О 'ллаис а лэтти ах-энниэ

Андэле-тэи кори 'м…

Я подарю тебе мир мой – родниковую воду в ладонях, звездную россыпь жемчужин, светлое пламя рассветного солнца… В сплетении первых цветов я подарю тебе сердце…

Чужой язык… «Чужой? Но ведь я знаю, я помню, я понимал его…» Он замер, пораженный, и Вала, почувствовав его смятение, опустил руки.

– Еще, – попросил эльф почти умоляюще. – Сыграй еще…

И снова звучала мелодия, печальная и светлая, как серебристая дымка тумана ясным осенним утром; и еще одна, и еще…

– Благодарю… Учитель, – шепотом, не сразу вспоминая слова древнего языка. – Халлэ, Тано…

– Гэлмор, мальчик мой… – Вала коснулся пепельных волос эльфа – и тут же отдернул руку. Тот поднял глаза удивленно – и вскрикнул:

– Учитель!.. Великие Валар, что же я наделал… твои руки…

Вала невольно усмехнулся: «Учитель» – и «великие Валар»? Усмешка вышла кривой: искалеченные пальцы свела судорога.

– Что мне делать, говори… Как помочь? Как же я мог забыть, глупец…

– Не бойся, мне не больно.

– Зачем ты лжешь, я же вижу…

– Ничего. Главное – ты вспомнил.

– Учитель, кто мои родители? Там – мне говорили, что их убили орки…

– Не орки, мальчик. Счастье еще, что ты попал к Синдар. Наверно, потому, что ты похож на них. Ты ведь не первый приходишь ко мне.

– А кто? Ты расскажешь?

Так. Либо я запутался, либо здесь что-то не так. Если он был маленьким, когда попал к синдар, то откуда он взялся? Ведь сказано было – всех детей увезли в Валинор. И как маленький мальчик-эльф мог пройти от Хэлгор – Утумно то есть – до Дориата? Причем это не просто эльф – это эллеро, совершенно к жизни не приспособленный? Или все же убили не всех? Кто-то из взрослых спасся?

…Это была дерзость отчаянья – прийти сюда и сказать: я хочу говорить с Владыкой. Думал – тут и убьют, но его пропустили, даже не разоружив. Нет, конечно, он не собирался говорить ни о чем. Государь его Инголдо-финве: он пришел мстить. Он не задумывался особенно о том, как осуществить это: если Врага можно ранить, быть может, можно и убить. А не удастся – в лицо ему выкрикнуть слова проклятия. Он не сразу поверил, что это и есть Враг. Да и был ли хоть один, кто понял и поверил бы сразу? Ни короны, ни несокрушимых доспехов, ни свиты… Но когда увидел лицо Врага, снова накатила жгуче-соленая волна ненависти.

– Приветствую, Моргот, Владыка Ангамандо, – глухо сказал он, подчеркнув это – Моргот.

– Приветствую, Элда. – Вала поднялся и подошел к эльфу; спросил тихо и мягко: – О чем же ты хотел говорить со мной?

«Думаешь, можешь меня обмануть или разжалобить? Не выйдет, проклятый!..»

– Я хотел сказать…

Он ударил быстро – но все же недостаточно быстро: Вала успел перехватить его руку, сильно, до боли сжав запястье. Эльф зарычал от ярости и попытался вырваться – не вышло.

Они не забрали оружие у явного врага? Да что же за обалдуи-то! Наверняка добрый Учитель потом их примерно наказал за головотяпство. А если не он, так Повелитель Воинов – насколько я понимаю, он выполнял всю грязную работу, а Учитель оставался добр и непогрешим. Вряд ли он хотел быть явно причастен к наказанию нерадивых. Но зато потом страдал за них всех.

– Значит, ты пришел меня убить… – медленно проговорил Вала. – Но я ведь бессмертен, йолло.

Эльф замер, уже не пытаясь освободиться.

– Как… ты меня назвал?

– Ты ведь понял. Я не стану тебе мешать. Я заслужил кару именно от тебя, Ахэир.

Рука Валы разжалась, но эльф уже даже не пытался нанести удар.

– Какое… имя ты… назвал…

– Ведь ты из Эллери Ахэ, из Эльфов Тьмы, мальчик. Твои родные были… моими учениками. Я…

– Нет! Ты… нет, ты лжешь…

– Но это правда. Ты вспомнил свое имя – так вспомни же…

– Нет! Замолчи! Я не хочу слышать!… – Эльф зажал уши ладонями, лицо его исказилось, как от боли.

– Ахэир, мальчик мой, выслушай. Ведь ты все-таки пришел…

– Я… я хотел… Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! И будь проклят я – я не могу уже убить тебя, ну так бей же, зови своих рабов, я не боюсь – потому что я буду мстить тебе, пока я жив, слышишь, ты!..

– Успокойся. – Вала шагнул к эльфу, заглянул в растерянные глаза – тот отшатнулся в ужасе.

Двери распахнулись, и двое стражей ворвались в зал – услышали крик.

– Учитель, что…

Эльф стремительно обернулся к ним – странно, но, кажется, он успокоился, только в глазах вспыхнул яростный огонь. Он вырвал из ножен меч.

Ленивые уроды! Лопухи! Наш сотник выпорол бы таких ко всем балрогам – это еще в лучшем случае. А то и под суд отдал бы за отсутствие бдительности в военное время. Ну и дисциплина! Ну и воины! Он тут и с мечом, и с кинжалом! А катапульты у него еще за пазухой не было случаем?

– Стойте! – властный окрик за спиной. – Оставьте его. Воины одновременно и без колебаний вложили мечи в ножны; один все же сказал:

– У него оружие, Учитель.

– Да! – оскалился эльф. – И я убью любого, кто попытается приблизиться ко мне!

– Тогда уходи сам. Я клянусь – никто не тронет тебя.

– Думаешь, я поверю клятве лжеца? Но я не доставлю тебе удовольствия видеть, как мне перережут глотку! Твои псы сдохнут первыми! – С хриплым отчаянным воплем эльф бросился на воинов.

– Не убивать.

Несколькими минутами позже эльф снова оказался перед Валой. Только теперь его держали за руки воины.

– Трус, подлец! Я не боюсь ни твоих палачей, ни пыток, ни твоих глаз! Тебе не удастся сломить мою душу!..

И – та же смесь растерянности и ненависти в глазах. Вала горько усмехнулся:

– Ты воистину стал – Нолдо… Ты скорее готов умереть, чем поверить мне. Что ж, я не стану неволить тебя. Калечить твою душу и отнимать волю, – с насмешкой прибавил он. И обращаясь к воинам: – Пусть уходит. Он свободен. Оружие ему верните.

«Нолдо» означает «умелый», «искусный», «мудрый». Нолдор всегда стремились к пониманию мира, и уж понять он, наверное, смог бы. И поверить, если бы ему доказали. Только вряд ли принял бы истину Мелькора. Однако, видно, тут нужна была слепая вера, а не понимание.

…У подножия поросших редким сосняком гор воин рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки эльфа, и бросил на землю рядом его меч.

– Иди. И, знаешь… я тебе скажу на прощание: если б не слово Учителя, я убил бы тебя. – Человек говорил совершенно спокойно, без тени гнева или ненависти.

– Ну так убей, – глухо откликнулся эльф, не оборачиваясь.

– У нас, – человек подчеркнул эти слова, – у нас не принято бить в спину, Нолдо. Прощай.

Стало быть, у эльфов бить в спину принято. Великолепно! Неужели тот, кто это писал, думал, что можно облагородить чьи бы то ни было деяния, опорочив его врагов?

– Ахэир… Да, я помню его. И где же он теперь?

– Думаю, в отряде Тени.

– Я уже слышал о Тени. Кто он и что за странное прозвище?

– Не все сразу, мальчик. – В голосе Валы проскользнула тень улыбки.

Смущенно улыбнулся и Гэлмор:

– Странно ты меня называешь… Нет, просто никто никогда не говорил… Учитель, можно я пока останусь здесь? Мне так много нужно еще вспомнить, узнать, понять… Можно?

– Ты меня сразу назвал – Гэлмор. Почему?

– Я ведь помню вас всех. И еще – ты похож на своего отца. Только его глаза…

– …были синими, да? Да… Ты расскажешь о нем?

– Конечно. А как тебя называли в Дориате?

– Гилмир. Ты не знал разве?

– Откуда… – Взгляд Валы стал задумчивым. – Конечно… Должно было звучать похоже на твое прежнее имя. Наверно, так было со всеми…

Он прожил в Твердыне Тьмы долго – покинул ее всего за два года до Великой Войны. Впрочем, о войне тогда почти никто не думал – его просто снова позвала дорога. Учитель сказал на прощанье: «Все вы – Странники, йолло».

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гэлмор…

Я искренне стараюсь понять. Я искренне выискиваю различные оправдания поступков Мелькора и его последователей. Ведь надо же как-то объяснить хотя бы самому себе, как такие предания могут обратить человека ко Тьме?

Всякий видит и воспринимает по-своему. Почему бы и им, тем, кто на противоположной стороне, не иметь своего взгляда? Я не фанатик и вполне способен уважать чужое мнение. Для меня прежде всего было любопытно именно «их» восприятие. Ведь, по чести говоря, нас, людей Света, не так уж и много. Мир огромен, людских племен и народов не счесть. Даже те, кого мы можем считать нашими врагами, – это лишь ничтожная часть всего рода людского. Большинству людей ведь совершенно нету дела до Света и Тьмы в том смысле, как понимаем я и Борондир. Наверное, у них тоже есть понятия о Добре и Зле, но свои. И вряд ли все они, эти люди, – ученики и союзники Врага. Я далек от высокомерия моих нуменорских предков, явившихся «просвещать» низшие народы. М-да. Это «просвещение» дорого нам стоило. И нам, и им. И главное – мы наделали столько ошибок, столько страшных ошибок в ослеплении сознания своей правоты, что теперь вряд ли нам удастся хоть кого-то убедить в том, что мы не зла хотели. Мы сами сыграли на руку врагу. Да и себе мы добра не много принесли – самоуверенность никогда не приводит к хорошему. Наши прошлые и грядущие поражения нами самими и подготовлены.

Поражения… Да. Я терплю поражение с Борондиром. Потому что НЕ ЗНАЮ, как его убедить, и сам уже сомневаюсь в себе.

Мне иногда кажется, что именно высокомерие нашей нуменорской правоты как раз и привело к тому, что Борондир так упрям и не желает – просто не желает посмотреть на свою веру более холодно и трезво. Не допускает даже мысли о неправоте своего бога. Это – сопротивление моей правде. Правде власти.

А мы с ним похожи. Оба имеем свою веру и не намерены отказываться от нее. Но если я признаю, что многое в нашей истории позорно, что хроники очень даже способны врать, то Борондир, похоже, считает, что за ним – истина. Окончательная и единственная. А вот в этом как раз и заложено начало поражения.

Я читаю повести об Аст Ахэ. Я стараюсь отбросить все наносное, оставляя лишь главное. И изумляюсь – как похоже на наши. Только вместо Учителя – наши легендарные вожди, эльфийские короли, а Гортаур и волколаки – враги. И так же, как и у них, – чувство обреченности, ибо Валинор недоступен, гнев Валар на героях, и остается только умереть достойно. И все же в наших повестях есть надежда. Эстель. Даже в пронзительно-печальных «Речах Финрода и Андрет». Даже в повести о безнадежной любви Аэгнора.

Но здесь все же есть нечто… извращенное. Чрезмерное смакование страданий и боли Учителя, которые затмевают страдания и боль других, а главное – явную несправедливость многих его деяний. Мне это чем-то напоминает притворный обморок девицы, которая попалась на распечатывании чужого письма, – все бросаются приводить ее в чувство, а о письме как-то и забыли, можно спрятать его в лиф.

И все же – мы похожи. Мы слишком, чудовищно похожи – мои предки и эти люди. Каждый сражался и умирал за свое. Да, меня коробит постоянное прославление Мелькора. Это повести не о людях – это повести о том, как он велик, мудр и прочее. Какое-то житие Мелькора Святого.

Впрочем, Борондир наверняка скажет о том, что у нас житие Финрода Святого или Элессара Святого…

Я читаю повести об Аст Ахэ. Они просты. Некто приходит или его приводят в Аст Ахэ, он смотрит, разговаривает с Учителем и остается или уходит, унося в себе либо понимание, либо еще большее непонимание. Что же, это мне понятно.

Но поверю ли я?

Я читаю повести об Аст Ахэ…

Кстати, выяснил у стражи, какой нынче день. Оказалось, что уже девятый день месяца гваэрон.