Текст книги "Исповедь Стража"

Автор книги: Наталья Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)

Он говорил не просто как взрослый – как старший, но это уже не удивляло.

– Не вся кровь прорастет травой – след останется. Останется и в ваших душах, и на руках ваших, и все воды Великого Моря не смоют ее… Почему я не родился раньше! Я мог бы встать там, рядом с моими братьями и сестрами, с мечом в руках… Да что проку. Мы не умели убивать. Вы – умеете.

Владыка Снов пытался не отводить взгляд. Линнэр заговорил о другом:

– Этой осенью я должен был избрать Звездное Имя. Я уже знал его: Гэллэйн. Я ведь Видящий. Но нет Учителя, чтобы он сказал: «Ныне имя тебе Гэллэйн, Путь твой избран – да станет так». И Пути уже не будет. Не будет – здесь. И не достанет сил вернуться. Да и некуда.

Он оглядел спящих.

– Сколько из них поднимут меч против него? – тихо и горько произнес он.

Ирмо не мог вымолвить ни слова.

– Я ведь уйду, Владыка Снов. Валинор не удержит меня. Я знаю, ты не желаешь нам зла. Учитель рассказывал о тебе. Прости, что я так говорил с тобой, – ни перед ним, ни перед нами ты не виновен.

– Нет, Линнэр. Я молчал, когда говорили о Великом Походе. Я запретил себе верить в то, что видел и знал. Я боялся. Боялся, что меня покарают, как Ауле. И – молчал. Я трус.

– Я помню. Учитель рассказывал и о нем. Мы только одного понять не смогли: как можно запретить творить? Зачем это нужно? И как убивать людей, он нам тоже не объяснял. – Криво усмехнулся. – Ну да ничего: это мы и сами увидели. Молчание.

– Я хотел бы, чтобы ты остался со мной, – сказал Ирмо. – Только ты ведь не захочешь. Я бы, наверно, тоже не захотел…

Линнэр положил руку на руку Ирмо:

– Ты… нет, не трус. Ты просто не смеешь поверить себе.

Ирмо невольно вздрогнул; ему показалось, что эти слова произносит – другой, тот, кого сейчас в оковах вели в чертоги Мандос.

– На тебе нет вины перед нами, Владыка Снов, – повторил Линнэр.

– Я хотел бы… – почти моляще продолжил Ирмо, – чтобы ты остался. Но ты стал Человеком, и эльфом мне тебя не сделать, а тем паче в майя не превратить. И жить здесь ты не сможешь… Я говорю с тобой – наверное, потому, что не посмел говорить с ним прежде. Теперь же – не смогу тем паче.

– Ты не желал зла. Но никто здесь не желал зла! Только слепо вершили чужую волю. Все ради нашего же блага…

И снова Ирмо почудился иной голос.

– Но ты, Владыка Снов… Мне тяжело видеть так далеко, но придет и твой час прозреть. И измениться. И поверить в себя.

Мальчик улыбнулся печально и мудро – совсем не по-детски:

– Пусть ты скажешь те слова, которые не успел сказать Учитель. Он не осудил бы меня.

Глубоко вздохнул:

– Я, Линнэр, избрал Путь Видящего, и знаком Пути, во имя Арты и Эа, беру имя Гэллэйн, Око Звезды.

И почти беззвучно откликнулся Ирмо:

– Перед звездами Эа… и… Артой… – впервые он произносил имя мира так, – ныне имя тебе… Гэллэйн. Путь твой избран… Да станет так.

Мальчик улыбнулся:

– Благодарю. Прощай. И закрыл глаза.

Один изо всех, он не очнулся от колдовского сна в урочный час.

– … Должно быть, он просто пожалел меня. Прости меня.

– Мне не в чем тебя винить. И потом, он сам так решил.

– Он не смог забыть. Я понял до конца, что он твой ученик, когда увидел, что его воля сильнее моей. И он был прав: память не исчезла, она спит в них – во всех, даже в Гэлли. А я… я хотел убить память…

– Но ведь они – живы. Благодаря тебе.

– Они перестали быть твоими детьми…

– Это значит лишь, что от своего приемного отца они вернулись к родному.

– Но у приемного – не лучше ли было им?

– Что ж, тогда, может, у своих теперешних приемных родителей они будут счастливее, чем… Где они теперь? Таили Мириэль – я знаю. А другие?

Ирмо опустил глаза:

– Йолли и Эйно – воспитанники Манвэ. Тайо – Лаурэ – воспитывался в доме короля Ванъяр Ингве. Даэл, Ойоли, Исилхэ и Тииэллинн – в Алквалондэ у Олве…

– Остальные – у Нолдор?

– Да.

– Лучше нам не встречаться. Если вспомнят – не смогут жить здесь. И если… нет, этого не будет.

Усмехнулся коротко и зло:

– Итак, мой младший брат тоже решил обзавестись учениками. И хорошо защитил род своих избранников!..

И, неожиданно тихо и обреченно:

– Как же все оказалось просто…

Воистину – просто. Я не ожидал, что найду такое замечательное и простое объяснение. Все же верно – до конца ничего не уничтожишь, хоть какой след да останется. Мне стало легко на душе. Именно так, наверное, и поступили со всеми Эллери Ахэ, кроме погибших случайно. Их погрузили в сон в садах Лориэна. Ибо сон в Садах Лориэна – исцеление, осознание и переосмысление своей жизни… Именно так. А все вымыслы о жестокой казни в когтях орлов на вершине Таникветиль – это уже позднее. Это отголосок не менее жестокого времени, хотя куда как более близкого и, увы, понятного…

…Золотоволосый, одетый в цвета неба, расшитого солнечными лучами, обернулся.

Он избегал встреч с ними. Уходил поспешно – так, что, должно быть, это напоминало бегство – даже увидев издалека. Ну почему именно сейчас, именно сегодня…

– Тайо!

Черные брови чуть приподнялись в недоумении:

– Что?!

Этого нельзя было делать. Этого нельзя делать, он же не помнит – он не должен вспоминать…

– Тайо, – с растерянной полуулыбкой, – разве ты забыл свое имя?

– Мое имя Лаурэ, – холодом и презрением ожег голос.

– Тайо, подожди… – Он протянул руку, осознавая, как беспомощен этот жест – остановить, удержать…

– С последним из слуг Валар я еще стал бы говорить… Тайо, откуда в тебе это…

– …но не с тобой, Преступивший.

Отчеканил – как по металлу. Боль скрутила все внутри, на мгновение перед глазами потемнело; со стороны услышал свой больной, сорванный голос:

– Постой… Тайо…

Золотоволосого уже не было рядом – незачем было смотреть. Он остался стоять, ссутулившись, словно обрушился Небесный Купол, придавив его обломками, задыхаясь…

Купол?

Мир стал ослепительно, раскаленно-белым, застывший воздух рвал легкие изнутри. Он стиснул кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Вы…

Словно тугая пружина неотвратимо разворачивалась внутри: все, что он запер в душе, запретив себе думать и чувствовать – так, горе, ставшее жгучей ненавистью, – медленно, медленно -

…разрушили мой дом…

– внезапно – вырвалось, как хлещет в небо огонь вулкана, выжгло все, кроме ярости и белого гнева -

…а я уничтожу ваш!

Теперь понятно. Уничтожу ваш дом. А что теперь это дом еще и бывших его учеников – это все равно? Их тоже убивать будет? Или как? Да, воистину, Возлюбивший Мир…

ГЛАВА 15

Месяц гваэрон, день 1-й

Теперь я читал Книгу более-менее спокойно – я нашел опору в душе своей. Теперь я стоял твердо, и буря смятения не могла уже смыть меня в море безумия. Во мне уже не было того негодования и возмущения, желания спорить и переубеждать. Я просто читал. Те, кто писал это, думали не так, как я, – они верили своему богу. Наверняка здесь вымысла и домысла куда больше, чем истины. Я сам убеждался на собственном опыте, что иногда то, во что страстно желаешь поверить, становится почти правдой в твоих глазах, и ты потом уже не в силах отделить истину от вымысла. Но не это главное. Канва-то остается прежней, что бы по ней ни вышили.

Четкий почерк, синдарин и ах'энн. Все повести написаны одной рукой. Наконец-то я добрался до предмета, о котором я могу спорить. Ибо это были истории об эльфах. Наши предки узнали об этих событиях от тех, кто сам все видел и пережил, так что здесь у меня опора еще крепче. Здесь, конечно же, и их история, и их отношения с людьми, и сами они будут совсем иными, чем в наших преданиях. Тем любопытнее…

СЭННИА ЛЭ – БЕЛЫЙ ЦВЕТОК

…Во мраке, не рождающем эха, даже глухой звон железа кажется грохотом горного обвала; звуки мертвы – только шепчут что-то навсегда умолкшие голоса…

– …Высокая, ответь мне, кто я?

Тонкие пальцы Пряхи Вайре сплетают, сплетают невесомые многоцветные нити.

Трепетный язычок белого пламени, готовый вот-вот погаснуть, струйка голубоватого дыма над костром.

– Кто я? Я помню иную себя, другую жизнь…

Текут ручьи нитей, сплетаясь в радужный водопад гобелена.

– Как мое имя? Где мой народ? Куда мне возвращаться, Высокая?

– Я вижу настоящее, Мириэль. Прошлое сокрыто в тени…

– …Скорбящая, скажи…

Тень среди теней Мандоса, шелест ивовых листьев, голубоватый вечерний туман над глубокой рекой. Ищи там, где страшишься искать…

…Он ощутил чужое присутствие раньше, чем поднял глаза. Тонкая фигурка замерла на пороге, серебристо-мерцающая, как лунный свет, и он вскочил на ноги прежде, чем осознал, что – ошибся.

– Мириэль… – с трудом глухо выговорил. – Что нужно прекрасной королеве Нолдор от пленного мятежника?

Видение заколебалось, словно готовое растаять, но в голосе говорившего было больше боли, чем насмешки, и она спросила:

– Скажи мне, кто я?

– Таили, дочь Эллери. Мириэль, королева Нолдор.

– Что мне делать? Куда идти?

– Таили не сможет жить в Валиноре. Мириэль не может помнить Гэлломэ. Ты должна выбрать.

– Значит, я должна – забыть? Но я не могу, я помню, Отступник…

Она замолчала, словно испугалась невольно вырвавшегося слова.

– У тебя волосы совсем седые… – Серебристая фигурка качнулась, словно хотела приблизиться.

– Как ты оказалась здесь? – тихо спросил он.

– Я… уснула. Мне было так тяжело… Воздух жжет, и свет… Но покидать сына… Феанаро, он так похож на… на нас… и – Финве… ведь он любит меня; и я…

Его лицо дернулось, когда он услышал это имя.

– Ты ненавидишь его, Мелькор? – В голосе-шорохе – тень печального удивления. – Ты был другим. Ты не умел ненавидеть.

– Думаешь, так можно научить любить? – он поднял скованые руки, но, увидев боль на полупрозрачном лице, мягко прибавил: – Прости.

Но она уже снова говорила о Финве:

– Он такой светлый, открытый – как ребенок… Мне иногда казалось, что я старше его. Хотелось помочь, защитить… Разве можно его, такого, ненавидеть?

Защитить… Вот как…

Он долго молчал, потом сказал задумчиво:

– В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так… Испуганный ребенок…

Ну, я уже говорил – не может быть испуганным ребенком тот, кто провел свой народ через мрак Средиземья, сохранил его, не дал ему потерять надежду. Тот, кто потерял друга, оставшегося под сенью Нан-Эльмот. Думаю, сын его Финголфин унаследовал волю и решительность отца, чтобы потом, как и он, вести свой народ через льды Хэлкараксэ, к надежде. И не верю я, чтобы он мог быть жесток. Он уже знал цену и страху, и потерям – и вряд ли он так легко мог лишить жизни других.

Стало быть, Мириэль они считают из Эллери… Что же, могло быть. Почему бы и нет?

Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем:

– Не могу, Таили!.. Не могу…

– Ты не умел ненавидеть, – повторила она. – Я понимаю… иногда его лицо становилось таким странным… это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе? – Она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела с мольбой: – Что он мог сделать тебе?

– Мне? – Он не удержался от сухого смешка. – Мне он ничего не сделал.

– Но все же ты ненавидишь его… И сына – его сына – ты тоже станешь ненавидеть?! – с отчаяньем выдохнула она.

– Ты пришла просить за них? Нет, я не стану ненавидеть твоего сына, Таили. – Его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко: – Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль!

Мерцающая фигурка качнулась, как под порывом ветра.

– Не понимаю, – обреченным шепотом, – не понимаю…

– Ты помнишь, что стало с твоей сестрой?

– Ориен… ее нет…

– А потом?

– Я не помню… – Она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску. – Не помню… Не знаю… Я спала… Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним… Он был почему-то таким печальным… Был свет, и цветы – много цветов… красивые… другие. Не как… дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала – как ты прекрасна, дитя мое… Я так растерялась, что даже забыла поклониться… А он… Его я увидела в Садах Ирмо. Он был так прекрасен…

Верно, красив. Это я помню. Высокий, стройный, сероглазый…

– … в короне из цветов… Мы смотрели друг на друга – как будто вокруг и не было никого… Потом мы часто виделись – однажды я сплела ему венок из белых цветов, и он…

– Нет!..

Она вздрогнула и отшатнулась. Он стиснул до хруста зубы, сжал седую голову руками:

– Нет, нет! Только не это… Не так…

– Что с тобой?

Он молчал. Она долго ждала ответа, потом скользнула к двери, но обернулась на пороге и спросила как-то беспомощно-удивленно, словно впервые задумалась об этом:

– Мелькор… Почему ты – здесь? Зачем тебе сковали руки?

Он поднял на нее глаза – и внезапно, не выдержав, хрипло и страшно расхохотался.

Она исчезла – легкий утренний туман под порывом злого ледяного ветра, – а он все смеялся, пока смех не перешел в глухое бесслезное рыдание – и умолк.

…Ахтэнэр, мастер витражей – черные с золотыми искрами глаза, черные с отливом в огонь волосы, дерзкий и насмешливый… Знал ли будущий Король Нолдор, что обрек на смерть брата той, которая стала его возлюбленной супругой? Наверное, нет. И она не знала…

Любопытно – название у обеих повестей одно и то же, только одна на ах'энн, другая – на синдарине…

НИМЛОТ – БЕЛЫЙ ЦВЕТОК

Ирмо медленно идет среди теней и бликов, шорохов и отдаленного звона падающих капель росы. Там, где проходит Ткущий Видения, Сады обретают новую, целительную силу. Медленно, в задумчивости идет он, скользя над травой, не оставляя и легкого следа на земле. Сады – часть самого Ирмо, его сила и разум: он ощущает их как самого себя. И сейчас дергающая боль в виске ведет его туда, где от чьего-то горя умирают травы… Ветви сплетаются над маленькой круглой поляной, оставляя в зеленом куполе окно, сквозь которое падает сноп мягкого рассеянного света. Там, в круге света, среди мелких белых цветов, спит юная женщина. Ткущему Видения хорошо знаком этот уголок Садов, и от того, что нарушено печальное совершенство этого места, он чувствует острую боль. Тихий быстрый шепот, всхлипывания – листва тревожно дрожит… Темная коленопреклоненная фигура, плечи вздрагивают от рыданий. Ирмо уже знает, кто это. Он часто приходит сюда. Беззвучный шорох, качнулись светлые блики – и Ткущий Видения уже стоит перед плачущим. Тот поднимает голову; красивое, переполненное отчаянной тоской лицо залито слезами.

– Высокий, – срывающимся шепотом, – почему… О, почему? Они сказали – Мириэль больше не проснется, она не хочет возвращаться из Чертогов Мандос… почему, почему, Высокий?! Ведь я же люблю ее! И она тоже… Ведь она не может умереть, правда? Правда?!

Ирмо не отвечает – но Королю Нолдор, похоже, и не до ответа. Он говорит. Говорит скорее себе, чем Ирмо.

– Я помню, помню… Ведь это здесь, в этих Садах я встретил ее… О, как же она прекрасна…

…Она казалась ему душой белого цветка. Тень в тени деревьев, серебристый утренний туман, хрупкий стебелек – девушка с серебристыми волосами и прекрасными нежными глазами испуганной лани. Как медленно падали из ее рук белые цветы – как медленно взлетали крылья-руки в широких просвечивающих белых рукавах… Она сама казалась такой прозрачной, призрачной… И он бежал, бежал ей навстречу, задыхаясь и плача от неведомого мучительно-прекрасного чувства. В этот миг ему показалось: он знает теперь, что значит – умереть. Ему казалось, что он умирает… Они молча стояли, крепко обняв друг друга, и им казалось, что у них одно сердце. И лишь потом, когда эти чары отпустили их, они смогли заглянуть друг другу в глаза. Шепотом, задыхаясь, он спросил:

– Кто же ты…

– Мириэль, – вздох ветра в траве.

– Она ушла из твоих Садов, и вот – вернулась, чтобы уйти от меня… За что… за что, Высокий? Или она – не элдэ? Она – призрак?..

– Нет, – нарушил молчание Ирмо, – она такая же, как и ты.

– Я знаю… Но ведь тогда она не может умереть! Не может, пока жива Арда! Эльдар не умирают!

– Не умирают.

– И она не умерла? Да? Она спит? Она вернется? Мне говорили – она ушла, ушла совсем… Но как же так… я не верю! Она не могла покинуть меня, мы же так любили друг друга!

Ирмо опустился на траву рядом с Финве. Опустив ресницы, заговорил тихо, ровно, успокаивающе:

– Ее душа не в силах более жить в этом теле. Всю свою силу она отдала вашему сыну; ведь ваша любовь дала ему жизнь…

– Любовь… Неужели любовь убивает? Значит, это я убил ее? Да? Значит, слишком сильно любить – смертоносно… Я во всем виноват, я, я!

Его снова охватило отчаянье; стиснув виски, он раскачивался из стороны в сторону, повторяя это – я, я, я… Ирмо положил руку ему на плечо. Он многое мог бы сказать Финве и о смерти, и о любви, и о вине – но заговорил о другом:

– Нет. Не любовь ее убила. Но не все могут безнаказанно отдавать свою силу. Иногда ее слишком тяжело восстановить.

– Но здесь Аман! Разве может быть такое в этой святой земле? Разве не здесь – исцеление всех скорбей? Владыка, я не понимаю!

– Не всем здесь можно жить. Некоторые не могут вынести… благодати Амана. Да, Финве, она любила тебя, и твоя любовь давала ей силы. Но ведь и тебе она отдавала всю себя. Ей было слишком тяжело. Жить здесь, носить под сердцем сына… Она была сильной, Финве, но…

Финве неотрывно смотрел на Ирмо, начиная что-то смутно осознавать.

– Ты говоришь, – тихо-тихо начал он, – она не могла вынести благодати Амана? Но ведь только… только один не может… она – из тех?..

Ирмо молчал – но Финве уже не нужны были слова.

– Она знала? – глухо спросил он.

– Нет.

Финве долго молчал, опустив голову, – и вдруг с глухим стоном рухнул рядом с Мириэль:

– Ненавижу… ненавижу! Это он, он убил ее! Он извратил, сломал их души! Даже те, что ушли из его власти, не могут жить здесь! Даже здесь его черная длань настигает их! Вот, значит, какова его месть… Он убил ее. Он убил меня. Мириэль…

Стремительно поднялся, яростно сверкнув глазами:

– Он мстит за все, что против его воли! Да, их надо было убить! Они несли зло, их уже нельзя было исцелить! Их надо было убить, чтобы хоть души их вырвать у него!

А ведь Финве здесь верно говорит – Мелькор виноват. Куда как виноват. Только вот насчет «их надо было убить» – вряд ли. Благородный вождь эльфов, который отнюдь не жестокостью и казнями заставлял себе повиноваться, не станет требовать для оступившихся смерти. А Эллери – если этот суд и был – даже не оступившиеся. Просто запутавшиеся.

Ты не ведаешь, что говоришь, Финве. Траву рвут с корнем – и то ей больно. А когда душу вырывают с корнем – не твою душу, но ты пророс ею… Теперь ты знаешь, как это бывает…

– Это все из-за него… Не будь его, Арда была бы подобна Аману, и не было бы… и Мириэль была бы со мной навеки! Может, нам и не пришлось бы уходить из Эндорэ… Высокий. Я хочу, чтобы его освободили. Я вызову его на поединок. Я убью его.

Однако! Я могу понять – обезумел от горя, но не настолько же, чтобы не понимать, что бессмертного Валу вообще убить нельзя. Можно лишь погибнуть в поединке. Как погиб потом его сын…

Ирмо молчал. Эльф тоже умолк; поднял взгляд на Ткущего Видения. Лицо его вновь стало скорбным, черты смягчились:

– Прости меня, Высокий, я был неучтив. Благодарю тебя. Позволь мне остаться одному. Я должен проститься с ней… – Голос его упал до шепота, он закрыл лицо руками.

Ткущий Видения поднялся и тихо отступил в тень, растворившись в ней. На поляне остались двое – Мириэль в непробудном сне и застывший словно изваяние Финве – на коленях; белая прозрачно-светлая рука Мириэль лежала в его ладонях, словно он надеялся, согрев ее, вернуть возлюбленной жизнь.

Словно мерцающий язычок пламени свечи – зыбкая фигурка в вечном мраке Чертогов Мандос. Он с трудом различал лицо, неверное, как ускользающее воспоминание. Лишь когда узнавание нахлынуло горько-соленой волной, лицо стало более определенным, и он понял, кто пришел к нему. Бесконечно печальное лицо, сплетенные тонкие пальцы, серебристые волосы, окутывающие фигуру, как саван… Склоненная голова, глаза полуприкрыты длинными темными ресницами. Снова здесь… За кого же ты теперь пришла просить, йолли-эме…

Тихий горький голос:

– Мелькор… прости Меня.

– За что, Таили? – глухо.

– Я хочу вернуться к своему народу. Я знаю… помню, я родилась в Гэлломэ… но здесь, среди Нолдор – здесь я прожила сотни лет, здесь мой сын, здесь тот, кого я люблю… Скорбящая будет просить за меня Владыку Судеб… я ошиблась, я не могу оставаться в Чертогах Намо, и идти на Неведомый Путь – не хочу…

– Я понимаю. Мне не в чем тебя винить, Таили… Мириэль. Теперь твой народ – Нолдор. Ты вольна в своем выборе.

– Я хочу быть с Феанаро, с… – Опустила ресницы, не решившись произнести имя. – Все равно. Я ухожу. Прости… и – благодарю тебя, Учитель.

Боль полоснула когтем по сердцу, заставив задрожать и задохнуться. Какую-то долю мгновения слепота застила глаза, а когда он сумел прозреть, вокруг только тихо колыхалась тьма и таяло беззвучное эхо:

– Учитель… Учитель… Учитель…

Опять – Ирмо и Намо как бы наособицу от остальных Валар. Я пока все никак не пойму. Не одними же видениями… А почему нет? Если у «них» есть целое учение, как вызывать у себя видения, то Ирмо, конечно, будет почитаемым божеством. Как и Намо, если «они» так почитают Смерть.

Кстати, что бы тут ни писали, мне сдается, что тут невольно всплыла истина. Все же Эллери Ахэ, те, что не погибли в той войне, не были истреблены столь жестоко, но погружены в сон в чертогах Намо или садах Ирмо, где либо исцелились от чар Мелькора, либо и доныне покоятся до Последнего Часа, когда будет решено все. Я думаю так. Но это я так думаю…