Текст книги "Исповедь Стража"

Автор книги: Наталья Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

ГЛАВА 26

Месяц гваэрон, день 14. Ночь

Господин Линхир имел нынче со мной продолжительный разговор. Не скажу, что по существу. Он ни разу не коснулся вопросов, столь важных для меня сейчас, и я понял, что он ждет от меня такой же беседы – ни о чем. Он словно прощупывал меня с самых неожиданных сторон. Я старался отвечать откровенно, чтобы он наконец понял, что я – его человек. Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не зависеть от службы, но он сумел заставить меня понять, что именно здесь мое призвание. Он нашел меня, приручил и выучил. У меня, почитай, нет своих людей, я ни от кого, в общем-то, не завишу, так что буду обязан только ему. Впрочем, «обязан» – не то слово. Он отнюдь не на помойке меня подобрал. Просто я ему верю. И я благодарен ему.

И все равно – он чего-то недоговаривает. Он готов довериться мне в чем-то очень важном, но почему-то ждет…

…Пергамент, синдарин. Я уже отмечаю это бессознательно, разум подсказывает – скорее всего Нуменор или колонии времен Падения. Самое любопытное начинается…

НАМН БЕЛАЙН – РЕШЕНИЕ ВЕЛИКИХ

…И Эарендил ступил на берега Земли Бессмертных.

Он поднимался по зеленым склонам Туны, но никто не встретился ему на пути, и пусты были улицы Тириона; и непонятная тяжесть легла на сердце Морехода.

Какой воздух здесь… Он глубоко вдохнул – мелкие иглы впились в горло и легкие: пыль, алмазная пыль. Ему стало страшно. Быть может, потому никто из Смертных не может жить в Земле Аман, что и самый воздух здесь смертелен для них? И он умрет – умрет, не достигнув своей цели, задохнется, как выброшенная на берег рыба… Режущая боль в глазах заставляла по-иному вспомнить слова предания: «Враг был ослеплен красотой и величием Валинора»…

Сквозь радужную дымку он пытался рассмотреть город. О, Тирион-на-Туне, улицы и площади твои, мощенные белым камнем, гордые башни твои… Игрушечный городок игрушечной земли. Земли Великих. Что со мной, почему – так… Где же эта красота, это величие?..

Он шел – беспомощный, растерянный, полуослепший от приторно-ровного сияния белой дороги; а волосы и одежда его были покрыты алмазной пылью. Он шел и уговаривал себя – этого не может быть, это все потому, что я пришел из Смертных Земель, потому что моя душа омрачена тенью Зла, потому что во мне кровь Людей… Стало немного легче, но тоска и непонятное гнетущее ощущение не исчезали. Он поднимался по бесконечным белоснежным лестницам и звал, звал – уже во власти отчаянья, – звал хоть кого-нибудь… И когда, потеряв всякую надежду, повернул к берегу – услышал – голос, грозный и величественный. Он стоял, склонив голову, а голос, шедший словно с высоты, возвещал:

– Здравствовать тебе, о Эарендил, величайший из мореходов! Здравствовать тебе, о вестник предреченный и нежданный, вестник надежды, несущий Свет, славнейший из Детей Земли! Ныне призывают тебя Великие пред лице свое, дабы говорил ты пред ними о том, что привело тебя в Благословенный Край. Я, Эонвэ, Уста Манвэ, сказал.

– …Брат мой. – Манвэ озабоченно смотрел ему в глаза. – Брат мой, я призвал тебя, дабы великое дело обсудить с тобою. Никто больше не сможет помочь мне, только ты!

– Разве не поможет тебе совет Эру, Отца Сущего?

– Когда стоишь на вершине горы, мелочей не видишь. Отец указал нам путь и цель, идти мы должны сами. А кому ведомы пути судеб лучше, чем тебе, брат мой?

– Я слеп. Я не знаю цели Эру, она открыта лишь тебе. Я вижу тысячи дорог, и в разные края ведут они. Куда мы должны прийти? Лишь тогда можно знать путь.

– Отец наш желает блага Арды.

– Много путей я назвал бы путями ко благу. Но они все разные и к разному ведут, брат мой. Просвети меня, если ты знаешь.

Манвэ поднялся, неспешно подошел по яркому мозаичному полу к витражному окну. Радуга стояла в тихом теплом зале, радуга, поднимающаяся от драгоценной блестящей мозаики пола и золотых блестящих колонн, причудливо изогнутых, обвитых гирляндами драгоценных каменьев. Пылинки не плясали в чистом безвкусном воздухе. Свет струился сквозь разноцветные окна и, отражаясь в миллионах граней, радужным сиянием сходился на золотом троне, скрадывая все очертания. Молчание – усыпляющее, чистое, безвкусное, как валинорский воздух. Намо вздрогнул, когда Манвэ наконец заговорил. Он по-прежнему смотрел в окно.

– Одному тебе откроюсь. Мне было слово от Эру, Отца Сущего. И сказано было: Песнь Арды нарушена. Ведомо мне, что в Конце Времен, когда замысел Единого свершится, Арда раскинется среди Эа, и Сильмариллы вновь явятся, и оживут Деревья, и свет их равно разольется из конца в конец Арды…

Лицо Манвэ сияло вдохновением.

– …и великая Песнь зазвучит из уст Айнур, и Валар, и майяр, и Элдар…

– А Люди?

– Тогда Единый откроет нам их пути, и мы поймем их, и в общем хоре воспоют они. Но, брат мой, нам не свершить этого, пока Арда под пятой Моргота. Он, он один мешает свершению Замысла, отравляя мысли, убивая, совращая. Он могуч и ужасен, и я боюсь, что он уничтожит Арду. Брат, я бы давно уже изгнал его за Стену Ночи – пусть скитается, где хочет, но ведь он

не уйдет просто так! Он разрушит Арду – не ему, так никому! Он разрушает души! Помнишь, что он сделал с эльфами? Намо вздрогнул.

– Брат, помоги. Ты видишь и знаешь. Я все открыл тебе. Помоги мне. Я согласен даже на мир с ним. Помоги.

Намо неотрывно смотрел в лицо Манвэ. Все происходящее окончательно смутило его разум. Прекрасное лицо Манвэ было полно тревоги, чистые лазурные глаза смотрели прямо, и великая забота была в них. Он был прекрасен, Король Арды. Он просил помощи. Намо вспомнил другие глаза, переполненные болью. «Даже здесь я вижу звезды…» Скованные руки творца… Великое непонимание, что разделило этих двоих. Вот она – гибель Арды. Свет и Тьма, сплетенные воедино, великое движение; вот она – Песнь Арды… Он видел эту нить, слышал эту струну, и радость поднималась в нем. Он видел братьев рядом.

И я тоже – видел. Я видел рядом Эру и Мелькора. Пусть во сне – но сон этот не был наваждением. Я проснулся после него с радостью в сердце. Почему же этого не видели те, кто писал эти хроники? Или – не хотели? «Добровольно слепые»… Не знаю. Мне это казалось не просто возможным – а единственным выходом. Но я – «ослеплен ложным не-Светом». Как же легко и просто. Не способен понять – и не надо ничего пытаться объяснить, спорить…

Ненавижу гордыню.

Радость? «Не торопись. Не забывай».

– Почему ты думаешь, что Мелькор хочет гибели Арды?

– А разве ты не видишь, что лишь его волей нарушен Замысел Эру? Ты знаешь, что делать?

– Кажется, знаю. Вы должны заключить мир. Как равные.

– Мир? С ним? После того, что он сделал? После всех войн, после орков?

– Согласись, то, что сделал с ним ты, не может склонить к приязни к тебе.

– Не я один судил его!

– Ты – король. Ты мог сказать свое слово.

– Не мог! Я пошел бы против Эру, против моих братьев и сестер.

– А он тебе не брат?

Манвэ отвернулся.

– Намо, что же делать, что?

– Я сказал.

– Но как? Он не примет гонца. Он так уверен в своей силе и неуязвимости…

– О чем ты говоришь, Манвэ? Какая неуязвимость? Почему ты пытаешься сделать из него злодея? Разве эльфы не сокрушили его войска? Разве сам он – Вала – не изранен Финголфином? Разве его не ранил Человек?

– Человек?

– Да. Берен.

И чтобы Манвэ этого не знал? Он тут не только подонок. Но и дурак полный. Это уж чересчур. Много ли чести сражаться с дураком?

– Ты не говорил.

– Ты не спрашивал. Манвэ, он не сильнее нас. Да, он могуч, достаточно могуч, чтобы помочь тебе в твоих трудах. Но он не разрушитель, Манвэ.

– Тогда, может, он и согласится… И что будет?

– Я это вижу. Арда будет воистину прекрасна и благословенна. Люди станут равными Бессмертным, а их дар Свободы позволит им сделать Арду столь прекрасным миром, что не предвидит даже Эру. Разве не возрадуется он? Разве не во славу будет это нам?

– Может, ты и прав, – задумчиво промолвил Манвэ. – Но как же Замысел Эру?

– А был ли его Замысел таков? Ведь мы не видели всего, брат.

– Не видели… Да. Но… что будет, если мы не сможем… договориться?

– Я не хочу об этом думать. Смерть вновь придет в Валинор. Арда замрет. Как будет жить разум, если затихнет сердце? Я видел…

– Ты уверен?

– Я умею видеть.

– Значит, два пути… Но, может, мы сумеем и без… него?

– Сумеем, но чем ты заменишь долю Мелькора? Это будет другой мир, ущербный. Такова истина.

Ну вот. А что Мелькор пытался подменить Творение всех прочих своим Творением – это хорошо. И мир оказался не ущербным. И море крови в этом неущербном мире – это и есть высшая гармония? Вот и пойми тут…

Я было успокоился после той драки с Борондиром, а теперь началось снова.

Ну почему мне не все равно?

– Я понял. Я скажу на Совете. Пусть решают все.

– Манвэ…

– Я понимаю тебя. Я клянусь – никто из Валар не ступит на берега Средиземья. Я клянусь – пальцем не коснусь его. Я клянусь – каждый будет выслушан, и мера заблуждений каждого будет определена, и мера искупления назначена будет каждому.

Немного спустя после беседы с Манвэ радость Намо сменилась сомнением, а затем ощущением собственной невероятной глупости и какого-то стыда. Мучительнее всего было то, что он никак не мог понять причины этого неуютного чувства. Ведь он искренне пытался быть беспристрастным и справедливым к обеим сторонам. Он искренне желал примирения и хотел в него верить – но почему-то не верил. Предчувствие, всегда безошибочное, противоречило доводам разума. Или Манвэ менее холоден, чем казалось Намо, и его чувства могут одолеть разум? Намо не знал.

А я вот знаю. Если, по разъяснениям Борондира, мир теперь строится на этом самом Равновесии Добра и Зла, то Валар-то были предназначены изначально жить в мире БЕЗ ЗЛА и БЕЗ ДОБРА в том смысле, как мы сейчас понимаем Добро и Зло. А раз так, то как же Намо может решать? Он просто не понимает этого мира. Он не для ТАКОГО мира был создан. Нет, я все больше склоняюсь к тому, что в Замысле не было Добра и Зла, было нечто иное, нам непостижное, а Добро создано в противовес Злу. Вот вам и Равновесие получилось. Вот это, увы, похоже на истину. А все эти мысли Валар – да кто мог их знать? Кто мог залезть в мысли Манвэ или Намо? Кому они могли все это поведать? Вот то-то и оно.

Ладно. Будем читать далее.

– Так что же здесь думать! – кричал Тулкас, потрясая кулаками. – Если он с эльфами и даже с Людьми справиться не в силах, то…

– Умерь свой гнев, могучий Тулкас. Я сказал: два пути у нас. Решайте.

– О чем спорить, супруг мой? Воля Эру священна. И тот мир, что задумал Отец, должен быть построен. Значит, Враг должен быть сокрушен.

– Разве не было тебе слова Эру? – удивился Оромэ.

– Да, но… – Манвэ не мог смотреть в глаза Намо. Но ведь все шло очень удачно, решало большинство…

– И что будет, если Арда станет владением Людей? Что ты будешь за король? Над кем? Над эльфами? Над Валинором? А Люди – ему?

– Судьбу Арды решать не владыкам ее. Пусть слова свои скажут дети Арды, те, кто живет в ней и кому Арда принадлежит по праву. Их воле мы подчинимся.

Манвэ говорил спокойно и уверенно – олицетворение высшей справедливости. Слова – холодные хрустальные капли.

– Я хочу знать – во благо ли Арде деяния брата моего. Я хочу знать – следует ли нам говорить с ним или начать беспощадную войну. Я хочу знать – отправить ли к нему посланца, дабы он сам пришел на суд Валар под честное мое слово, что я не трону его.

Молчала Варда. Молчал Тулкас – не от раздумий, он был лишь в изумлении. Что возиться-то с Врагом? Бей, и все.

– Гонца? – наконец выдохнул Оромэ. – Ты забыл, как он чуть не убил благородного Отца Орлов?

А вот и отзвук той сказки, по которой Мелькор в гневе вырвал хвост Торондору! Как там она называлась? Не помню. Сказок о Морготе Бессмертном я в детстве много слышал. Была там и другая сказка об орлах. Как Мелькор ловил их и приковывал к скалам, чтобы выведать тайное слово для полета… Крылатый Вала…

– А мы разве не убили его посланника? – спросил Намо.

– Страшен во гневе Эру, – насмешливо сказал Ирмо. – Почему бы не разгневаться и Мелькору? Или гибель майя не стоит вырванного хвоста Соронтура?

– И все же это опасно. Довольно было смертей, – сказал Манвэ.

– Может, слово Валар будет в устах Людей и Элдар?

– А он что – станет их слушать? – усмехнулся Оромэ.

– Почему бы и нет? Принял же он послов сыновей Феанаро.

– И Маэдрос за это поплатился.

Вообще-то, это Мелькор присылал посланцев к Маэдросу…

– Не за это. И ты это знаешь. Боюсь, ныне он не примет послов ни от кого. Он никому уже не верит.

– А силой привести, – рявкнул Тулкас.

– Это в самом крайнем случае, – остановил его Манвэ. – Впрочем, потом все равно уйдет по своей воле, если правда на его стороне. Только, – Манвэ предупредительно поднял руку, – никто из Валар не ступит больше на землю Арды. Хватит. Арда – не место для решения споров Великих. Это чужой дом – дом Элдар и Людей, и пусть решают хозяева. Наш дом – здесь.

– Тогда пусть они скажут слово, – заговорила Варда.

Ой, ну как это похоже на свару в нашей же Тайной Страже! Что ни Вала – тот еще образчик человеческих страстей. А говорили – неведомы им страсти людей, не способны понять… Еще как способны. Прямо-таки средоточие пороков. Какое уж непонимание – нарочитая злонамеренность при внешней благообразности. Родной и знакомый гадюшник! Каждый радеет о своем и о себе – как будто им завтра умирать, а что дальше – все равно.

Рек Эонвэ:

– Слушайте же посланца Смертных Земель Эарендила к Великим.

– Может ли Смертный Человек ступить на берега Земли Бессмертных и остаться в живых? – мрачно спросил Намо.

– Для этого и пришел он в мир, – ответил Ульмо. – Он сын Туора из дома Хадора; но разве не Идриль, дочь Тургона из рода Финве, мать его?

– Валар не предлагают дважды. Не было ли изречено, что никто из Нолдор, покинувших Валинор вслед за Феанаро, не сможет возвратиться назад? – В голосе Владыки Судеб звучала скрытая угроза. Он уже знал, что будет говорить Эарендил; знал – и страшился.

И тогда заговорил Манвэ:

– Твои слова справедливы, брат мой; но ныне волею Отца изречь его судьбу дано мне. Любовь к Элдар и Атани вела Эарендила; и проклятье не властно над ним. Потому повелеваем мы тебе, Эарендил, и супруге твоей Элвинг говорить ныне перед Великими.

Намо опустил голову: он не был властен изменить ничего.

– Ответь нам, Эарендил, благо ли для Арды деяния Мелькора? – спросила Варда.

– О Великие! О каком благе можно говорить, если скоро все Дети Илуватара либо погибнут под мечами Черного Воинства, либо станут рабами Врага? Я пришел молить о защите.

– Разве не о защите от сынов Феанаро пришел ты просить?

– Это так. Но разве не козни Врага привели их из Валинора в Арду? Разве не тень злой воли Врага омрачила их сердца?

– Скажи, Эарендил, разве Элдар никогда не побеждали Врага? Зачем вам помощь Валинора?

– Наши силы разрознены. Враг поселил вражду в наших сердцах. Дайте нам единое войско – и конец Врагу! Деяния моих предков свидетельствуют об этом! Пока он в Арде, не будет покоя ни Атани, ни Элдар…

– …Нолдор погубили моих родных, – решительно говорила Элвинг. – Не знаю, виновен ли в этом Враг, но для мира в Сре-диземье нужна война – с теми, кто не хочет мира. Я так думаю. А в остальном – да будет воля Валар.

Тогда сказал Намо:

– Есть в чертогах моих и другие свидетели. Почему бы не дать слова им?

– Но ведь разве мы не выслушали уже Элдар и Людей?

– Люди и Элдар могут думать по-разному.

– Мы слышали слово Верных. А другие… есть ли они? Ведь их нет ни среди Валар, ни среди майяр. Предателей же единицы.

И вдруг поднялся с места Ирмо. Он нечасто говорил на советах, вот и сейчас лишь один раз высказался, понасмешничав над словами Оромэ. Но теперь… Намо поразили глаза брата. Они и так были необыкновенными, изумительно красивыми в своей мягкой изменчивости, когда нельзя было уловить, каковы глаза, но чувствовался только взгляд. Теперь они были четкими и страшными. Огромные – тот, кто смотрел Ирмо в лицо, видел лишь их – светло-серые, с крошечной точкой зрачка, словно переполненные невыносимой болью.

– Брат мой, Коррль Мира. Ты сказал – других быть не может ни в Арде, ни в Валиноре. Ты сказал – они предатели, их единицы. Ты сказал – их слово ничего не стоит. Пусть так. Только в одном ты не прав.

Все застыли. Сказать «не прав» Королю Мира – такого еще не было.

– Это не столько предательство, сколько болезнь. Я говорю – если Мелькор будет признан… виновным – отдай его нам, мне и Эстэ. Я уверен – мы сумеем исцелить его душу. Не все болезни лечат огнем и железом.

– Боюсь, это как раз такая болезнь… Но ты говоришь разумно, брат. Мы решим.

«Неужели Ирмо предвидит? Или чувствует, что Манвэ все решил заранее…»

А что же ему не предвидеть? Если он Владыка Сновидений, Видений и Предвидений, так должен. Странно, что Намо так удивляется. К тому же, может, он-то как раз и лучше остальных сумел прозреть грядущее в Видении Арды. Почему бы нет?

Ирмо медленно сел. Владыка колдовских садов явно не был своим в Валиноре, как и его сады. Чуждый маленький мир, сам по себе, как и чертоги Ниенны. Его вполне могло и не быть здесь. Как и Валинора в Арде. Не-Арда. Наверное, Мелькору было невероятно тяжело здесь, где он вынужден был ограждать свое «я» от чуждого застывшего мира. Даже Намо временами ощущал эту подавляющую тяжесть чужого. Может, потому Манвэ хочет, чтобы Мелькор снова оказался здесь?.. Владыка Судеб опустил голову. И что тогда решит суд Валар? Что будет истиной? Что назовут Благом?

– Что скажешь Великим ты, о Мелиан?

Печально и устало сказала Мелиан:

– Что скажу я? Я не знаю ничего о Враге. Не так и силен он, если мой зять сумел ранить его, – а он лишь Человек. И не так страшны его драконы – приемный сын моего супруга убил одного из них – а он тоже был лишь Человек. И не так страшны орки – они бегут всегда, когда противник даже только равен им числом… Что мне сказать?.. Я потеряла и супруга своего, что спит ныне в чертогах Мандоса, и дочь. Но Элве я еще увижу, а дочь я утратила навеки – как теряют Люди…

– Но разве не Враг – причина тому?

– Не знаю…

– Разве ты не жаждешь мести за своих родных?

– Мне все равно… Мне их не вернуть…

Мелиан покинула Совет Великих. И Варда сказала:

– Вот одно из деяний Врага. Это ее душу нужно успокоить и исцелить в садах Лориена.

– Много тех, кто нуждается в исцелении, – тихо ответил Ирмо. – Не забывай моей просьбы, брат мой Манвэ.

– Это не будет забыто, я обещаю.

И рек Манвэ:

– Да будет так. Майя Эонвэ возглавит войско. Он будет Словом Валар. И если Мелькор откликнется на зов – как дорогой гость будет принят он в земле Аман. Если же прольется хоть капля крови – да будет приведен силой. Но – пусть знают все – суд будет справедлив. И воздастся каждому по делам его.

Намо вздрогнул. Кровь? Неужели Манвэ думает, что Мелькора не будут защищать? Что его приказа – не вступать в бой – послушают? Или это – расчет? Но глаза Короля Мира были ясны и чисты, а прекрасное лицо – спокойно. «Как они похожи… Только один – живой, а другой… Что будет с ними? Что станет с Ардой? И что делать мне – кто скажет?»

Ну, совсем люди. Политики. Не люблю политиков. Хотя сам им служу, увы… Вот она – двойственность мира. Провалиться мне на месте, в этом Книга ой как права…

И когда были сказаны все слова, заговорила Эстэ:

– Государь и брат мой! Сдается мне, что ныне не совет – суд, и суд недобрый. Ведь все говорят против него, а ему невозможно ни ответить, ни объяснить, ни оправдаться.

– О нет, сестра! Не говори так. Я вижу из этих слов лишь одно – Вала не должен жить в Арде. Место Валар – в Валиноре. Тем более крепнет моя уверенность в том, что Мелькор должен быть здесь. Только это я хотел знать.

– Тогда прошу тебя, брат, – согласись на просьбу супруга моего.

– Охотно, сестра, если увидим мы, что вы в силах свершить это многотрудное деяние.

И все больше казалось Владыке Судеб, что уже вызрел невысказанный явно приговор и весь этот Совет затеян лишь для негр, Намо, чтобы не мог он потом говорить, что его не выслушали, что была допущена несправедливость.

«Будет великая война, это ясно. Оромэ раздувает ноздри, как гончий пес, чуя охоту на красного зверя. Значит, я не увижу Мелькора никогда, если он решится оградиться от Валинора, уничтожив часть Арды. Иначе его притащат сюда силой. И хватит ли у меня сил отстоять его? Ведь он не станет каяться…» Намо содрогнулся от воспоминания. Почему с ними поступили так? Он видел другие выходы и не понимал жестокости приговора. «Неужели Манвэ получал от этого удовольствие? Или нет? Но почему тогда так? Только чтобы сломить Мелькора? Чтобы никогда более не было у него учеников? Чтобы заставить его отказаться навсегда от желания изменить мир? Получается, Манвэ способен разбираться в чужих душах… Значит ли это, что он способен и чувствовать? Измениться? А если так, то, может, он действительно сумеет понять Мелькора и примириться с ним… Ведь Манвэ стал иным с тех пор, ведь он сомневался в себе и в своей правоте, когда пришел ко мне. Или он не посмеет измениться в угоду Эру и отринет сам себя… Кто же знает истину, кто скажет мне… Как же тяжко мне искать самого себя и самого себя судить, и никто не поможет. Что я говорю, откуда я это вдруг знаю: истина – многогранный кристалл, и можно видеть ее по-разному… С нее надо снять шелуху, как с луковички цветка… А луковичка не замерзнет ли без одежды?.. О чем я думаю… Будем ждать. Там увидим».

И воинство Валар отправилось в Средиземье, и сжималось сердце Намо от страшного предчувствия. Но он не хотел верить себе, он все же надеялся, что Мелькора вновь отправят в заточение, в его чертоги, где они опять смогут говорить, и, может быть, он сумеет исцелить это измученное сердце… Но неужели все, что пытался сделать Намо, – к беде?

«Брат мой, ведь не все погибнет. Жертва велика, но цель оправдывает средства. Твоя жизнь – спасение Арды, так спасай себя, умоляю, ты же можешь! Я вижу, так может быть!» Он знал – так не будет. А как будет, он видеть не желал, боялся – но видел…

И после этого сидит и бездействует!

Цель оправдывает средства. Не думаю. И вряд ли так думали Валар. Но как же все искусно повернуто! Погибнет часть Эндорэ – виноваты Валар, что туда явились с войной. А что эту войну, по сути, развязал Мелькор, никто как-то не вспоминает…

Да, он же добра хотел, как же можно его винить.

Но хотение не оправдывает последствий.

Как и высокая цель – низких средств.

Ах, люди, люди, зачем вы так отчаянно, не стесняясь никакими средствами, пытаетесь оправдать своего Учителя? Вы любите его – любите, но не возвеличивайте его уничижением других, тех, кто уже не может оправдать себя. Кто не может сказать – было все не так. Вы же лишь вызываете недоверие и возмущение. И те, кто пойдет за вами, будут не умные и действительно способные на дело люди, а благодушные и жалостливые, но никчемные. Они сумеют лишь красиво умереть – если сумеют, конечно. У палки всегда два конца. И перегибать ее не надо.

Но почему же все-таки – верят? Почему?

Что скрывает от меня Борондир?

Кто и как заставил его поверить и почему он скрывает это от меня? Может, и я поверил бы. Почему он боится открыться мне? Ведь получил бы неплохого союзника в моем лице…

Если бы я все же поверил.

А поверил бы?