Текст книги "Ангел в террариуме (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Кто это сделал? – спросила Юлия, – скажите мне, кто это

сделал?

– Ты дура? – воскликнул обычно интеллигентный профессор, – жить надоело? Хотя... Ты теперь точно не жилец! От тебя теперь точно избавятся, Марго неспроста убили. Ей не дали сказать тебе, – и он, развернувшись, быстро пошёл по коридору.

Потом приехала милиция.

Сотрудники правопорядка оцепили место происшествия, стали

изучать его, а Юля сидела у себя в комнате, глядя в одну точку. Ей было нестерпимо жаль Маргариту.

Покончив с осмотром, следователь перешёл к допросам, и вскоре подошёл черёд Юлии.

– Мне сказали, что последнее время в основном вы контактировали с убитой, – сказал Валерий Михайлович, испытующе глядя на девушку, – скажите, у неё были разногласия с мужчинами?

– Разногласия с мужчинами? – безмерно удивилась Юлия, – а я откуда знаю?

– Вы же работали вместе, – напомнил следователь, – может, она с вами делилась сердечными переживаниями? Или говорила, что к ней пристают?

– Ничего такого, – растерянно проговорила Юлия, не совсем понимая сути вопроса. При чём тут амуры?

А следователь, заметив растерянность и удивление девушки, пояснил:

– Перед тем, как зарезать вашу коллегу, убийца её изнасиловал. Вы же видели, она вся в синяках. Бедняжка сопротивлялась из последних сил. Поэтому я и спрашиваю про сердечные переживания. Никто о ней ничего не может сказать. Все твердят, что она была холодной, никого себе в душу не пускала, ни с кем ни дружила. Держала чёткую дистанцию. У меня была надежда только на вас.

– Извините, но я вас разочарую, – вздохнула Юлия, – Маргарита и со мной была такая. Холодная и неприступная. Говорила только о делах. Я не расспрашивала, я считала удачей работать под её началом, и даже немного боялась её.

– Почему? – заинтересовался Валерий Михайлович.

– Ну... она такая... французские духи... роскошная одежда... – промямлила Юлия, – говорили, что она дочка какого-то чиновника, отсюда и роскошный облик... Это было сродни

уважению.

– Кажется, я понимаю, – кивнул следователь, – на вас морально давил её шикарный облик?

– Да, – кивнула Юлия, судорожно сглотнув слюну.

– Если бы Маргарита не была изнасилована, я бы подумал, что это вы решили от неё избавиться, – выдал следователь, а Юлия опешила.

– Да вы что? – вскрикнула она, – что вы себе напридумывали?

– Я не напридумывал, я сделал вывод на основе вашего поведения, – холодно парировал следователь, – вы нервничаете, дёргаетесь.

– А вам не приходит на ум, что у меня свои проблемы? – воскликнула Юлия, – а тут ещё и Маргариту убили. Я считала её высококлассным специалистом, невзирая на её молодость, и уважала. Мне её искренне жаль... А тут вы со своими подозрениями!

– Вы тут мне не указывайте! – воскликнул следователь.

Он помолчал, и продолжил:

– Может быть, вы расскажете правду? – устало спросил он.

– Какую? – побледнела Юлия.

– В этом вашем институте странные дела творятся, – продолжая буровить девушку взглядом, сказал Валерий Михайлович, – до этого у вас убили женщину, которая сидела на вашем месте. Зарезали в подъезде, когда она возвращалась домой. Давайте поговорим, и желательно откровенно. Убийства похожие, только на этот раз преступник не удержался, слишком уж Маргарита была красивой, и изнасиловал её. Вы хоть понимаете, что вы следующая в списке? Дело в этом институте, я знаю, но пока ничего понять не могу.

– Я тоже ничего не понимаю, – тихо проговорила Юлия, и осеклась, – то есть того, всё тут в порядке!

– Вы два трупа считаете порядком? – прищурился Валерий Михайлович.

– Я ни о чём ни в курсе, – холодно ответствовала Юлия, – и ничего не знаю.

– Всё с вами ясно, – вздохнул следователь, вынул лист из барсетки, что-то черкнул, и протянул Юлии, – вы свободны.

Юлия сложила лист, и, убрав его в карман, вышла из комнаты.

У себя она развернула бумагу. На листке был номер телефона.

Но, решив не терять времени даром, Юлия спросила у Лины, кто был на её, Юлии, месте, прежде.

Ангелина была первая сплетница в институте, и Юлия, осторожно начала разговор.

– У нас, что ни день, то происшествие, – сказала она, – сначала

мою предшественницу уволили, теперь ещё хуже, Маргариту

убили.

– Вот ужас-то! – кивнула Ангелина, и по огню у неё в глазах Юлия поняла, что нашла верный источник информации, – только с чего вы взяли, что вашу предшественницу уволили? Она умерла!

Юлия замерла с открытым ртом, стараясь как можно естественнее изображать страх и ужас.

– Как – умерла? – с округлившимися глазами спросила Юлия.

– Представляешь, зарезали её, – жарко зашептала Ангелина, – тут вообще что-то странное твориться, я давно поняла.

– Что именно? – испуганно спросила Юлия, а Ангелина насторожилась.

– Что это ты интересуешься? – подозрительно спросила она.

– Страшно мне, – вздохнула Юлия, – меня следователь напугал. Говорит, что я могу быть следующей жертвой. Только я ничего не понимаю, и от того испугалась.

– Есть, от чего испугаться, – кивнула Ангелина, разглядывая свои ногти, – Алевтина Ивановна здесь долго проработала. А потом пришёл следователь, и стал всех допрашивать. Кстати, тот же, что и сегодня. Бежали бы вы отсюда, они чем-то незаконным занимаются.

– Чем? – насела на неё Юлия, а Ангелина нагнулась над стойкой, и зашептала:

– Они что-то с разработками творят! Что, я не знаю, но там у них полная секретность.

Больше Ангелина ничего не знала, а Юлия получила информацию к размышлению.

Следователю она пока решила не звонить, а разобраться сама в случившемся. Юлия всегда была человеком честным и добрым, и хотела справедливости.

Первым делом она стала следить за тем, что делают с

разработками, и вскоре застала Антона Павловича,

занимающегося погрузкой колб.

Проследив за ним, она узнала о подвале, и решила спуститься туда. Она выждала момент, и, выяснив шифр, ночью пробралась внутрь.

То, что она увидела, повергло её в шок. Всюду стояли анализы, колбы, лежали бумаги.

Она целый час просидела там, изучая документы, и, наконец,

поняла, чем занимался спецотдел. Они разрабатывали специальные яды, и, если ввести такой человеку, тот заболевал туберкулёзом, при чём закрытой формой.

Закрытая форма, как известно, наиболее опасна для заболевшего, и безопасна для окружающих. Её можно вылечить, но, если симптомы долго не проявляются, от этого делается только хуже.

И они вывели яд, который поражал бы лёгкие туберкулёзом, но не проявлялся бы до критического момента. Но, хуже всего, что разработчики испытывали яды на живых людях...

Юлия долго не могла поверить в реальность происходящего, и, скопировав кое-какие бумаги, она бросилась к следователю с просьбой о помощи.

– Я должна вам кое-что рассказать, – сказала она, позвонив Валерию Михайловичу следующим вечером.

– Наконец-то! – вздохнул тот, – я думал, вы не созреете.

– Я, правда, ничего не знала на тот момент, но теперь многое выяснила, и молчать не могу. Давайте встретимся.

– Завтра, как закончите работу, приезжайте в отделение, – сказал Валерий Михайлович.

Но, когда она приехала в отделение, сержант с мрачным видом сказал, что Валерия Михайловича нет, и больше не будет.

– Но у меня с ним очень важный разговор! – упорствовала Юлия, – позовите его! – но её вытолкали.

На улице Юлия набрала номер Валерия Михайловича, и долго вслушивалась в длинные гудки.

– Слушаю, – ответил заспанный голос.

– Можно Валерия Михайловича? Это важно!

– Не надо сюда больше звонить, – тихо сказала ей девушка, – Валерия Михайловича больше нет, его зарезали сегодня утром в подъезде, – и в ухо оцепеневшей Юлии полетели короткие

гудки.

– Теперь ты понимаешь? – подняла она глаза на сестру, – я не знаю, что мне делать! Это ужас!

Вероника сама оцепенела от страха, и, взяв с неё слово о молчании, Юлия уехала.

Прошёл месяц, сёстры не созванивались, а потом Юлия опять внезапно приехала.

– Наш НИИ закрыли, – сказала она сестре, – всё так неожиданно. Наверное, что-то почуяли, и поспешили свернуть удочки.

– А ты куда теперь? – спросила Ника.

– В первый мед, – вздохнула Юлия, – откупиться хотят, но я-то опять подслушала, и знаю, куда они вывезли всё. Подслушала и выследила. Дойду я до милиции. А Ева получит по заслугам. Столько людей загубить!

Но до милиции Юлия не дошла. Веронике позвонили, и велели прийти в милицию.

Как оказалось, Юлия украла деньги в институте.

Да и следователь вёл себя странно. Задавал наводящие вопросы, и создавалось впечатление, словно его не конкретное преступление волнует, а пресловутое НИИ.

Но Вероника держалась, и о НИИ ни слова не проронила, а Юлия ей потом на суде потихоньку сказала, перед тем, как её увели:

– Мне теперь конец. Видимо, они решили к себе внимание не привлекать, зарезав и меня, но в последнее время я чувствую страшное недомогание. Они ввели мне яд.

– Глупости! – воскликнула Ника, – ты выйдешь из тюрьмы, и всё будет хорошо.

– Боюсь, уже не выйду, – тихо сказала Юлия, – никому ни о чём не рассказывай, правду лучше зарыть. Слишком уж страшная она. И из тюрьмы я не выйду.

Вероника ещё надеялась, ездила на свидания, но Юлия угасала на глазах, и вскоре умерла.

Ника не знала, чему верить, и потому молчала, испугавшись.

Она смахнула слёзы, и, уставившись на нас, прошептала:

– Это всё, что мне известно. И я ужасно боюсь. Что мне делать? Если до них дойдёт, что я знаю, они меня убьют. Это такие люди, которые ни перед чем не остановятся. Двух человек в архиве убили, и меня прикончат.

– Лучше пока молчите о том, что знаете, – вздохнула я, и

посмотрела на Диму, – пойдём, – а Нике протянула визитку, -

позвоните, если что.

На улице пошёл снег с дождём, Дима поспешил открыть машину, и мы устроились в салоне.

– Что-то тут не так, – сказала я, задумчиво глядя на непогоду, – я за что-то уцепилась взглядом у неё в квартире, но никак не могу понять, что мне не нравиться. Знаешь, что я думаю? – поглядела я на него.

– Что нам срочно надо « пуговку » сделать, – вздохнул он, а я поперхнулась.

– Ты всерьёз думаешь?... – перепугалась я.

– Только предполагаю, – вздохнул Дима, – подумай сама, всё крутится вокруг этих катакомб, которые, кстати, очень странные.

– Да, я о том же подумала, – протянула я, – эта странная кладка... Думаю, там хранятся разработки ядов.

– Меня ещё кое-что беспокоит, – посмотрел на меня Дима, – мы разворошили осиное гнездо, и они теперь и на нас покушаться могут. Кто-то же закрыл нас в подземелье.

– Это играет нам на руку, – улыбнулась я, – пусть думают, что мы там погибли.

– Катакомбы огромные, – продолжил Дима, – пусть думают, что мы там сгинули. Какие твои следующие соображения относительно этого всего?

– Какую мою следующую бредовую идею будем воплощать в жизнь, ты хотел сказать? – прищурилась я.

– Ты сама это сказала, – ухмыльнулся Дима, а я пихнула его локтём.

– Ну, ты у меня схлопочешь! И я кофе хочу! И шоколадку!

– Держи, – он вынул из-под сиденья термос с кофе, – твой любимый ристретто.

– Ты что это? – удивилась я.

– Специально для тебя, – улыбнулся он, – а шоколадку я тебе куплю, – он вышел из машины, и перебежками бросился к ларьку.

Я, потягивая вкуснейший кофе, наблюдала за ним.

Дима простоял у ларька две минуты, и вернулся, весь запорошённый снегом.

– Держи, любовь моя, – и он протянул мне две белых шоколадки, и две чёрных, зная моя пристрастия, а так же пачку вафель, орешки в кокосовой обливке, и миндаль в шоколаде.

– Ты душка, – обрадовалась я, захрустев вафлями, – фу, гадость.

С джемом!

– Я же просил с шоколадом, – возмущённо воскликнул Дима.

– Да ладно, плевать, – отмахнулась я, – всё равно они старые, – и я, закинув вафли в сумку, распаковала шоколадку, – хоть шоколад ничего. Вот, сейчас подкреплюсь сладким, и выдам тебе очередную бредовую идею, – и я весело засмеялась.

– По части бредовых ты у нас мастак, – усмехнулся он, – знаешь,

я окольными путями, чтобы тебя это не коснулось, попробую докопаться до катакомб.

– Каким образом? – удивилась я.

– Дам знать, кому надо. Не пойдут же они полоскать всех подряд! Нам сейчас важно найти тех, кто всем этим руководит.

– Как ты думаешь, для чего эти яды разрабатывались? – протянула я.

– Предполагаю, что для киллерства, – вздохнул Дима.

– Ужас какой! – воскликнула я, отломив кусочек от шоколадки, и отправив в рот, – слушай, а у меня идея.

– Шоколад так благотворно подействовал на мозг? – ухмыльнулся Дима.

– Шоколад на мозг не действует, – улыбнулась я, – это источник меланина и сератонина, он мозг « расплавляет », а рыба, наоборот, придаёт ума.

– Понятно теперь, почему ты столько жирной рыбы лопаешь, – засмеялся Дима, – своего-то ума нет!

– Мерзавец! – вскрикнула я, и стала колотить его по широкой груди, – негодяй!

– Вот я тебя сейчас, – он схватил меня в объятья, и стал покрывать поцелуями, – какая ты вспыльчивая!

– А ты думал! – и я затихла в его сильных руках.

– Так что за идея? – спросил он.

– Найди этого тёзку Чехова, профессора из НИИ.

– Думаю, Антон Павлович уже умер, – вздохнул Дима, – столько времени с тех пор прошло! Или убили, как Маргариту, или сам концы откинул. От старости. Попробую разузнать, но ничего не гарантирую.

– Так, что дальше? – нахмурилась я, – меня вот ещё что волнует. Как заразилась Вира?

– Ведь твоя Нина сказала, что ей вкололи вакцину. Думаю, тут

не о чем переживать. Но фиг его знает, давай проверимся. Чёртовы катакомбы! Я молчу, мой сладкий, но злость моя весьма красноречива.

– Заткнись! – ласково процедила я.

– Язва! – буркнул он, – ладно, я мужчина, и должен быть увереннее. Но меня твоя безответственность пугает! Я, кажется, начинаю понимать твоего Макса, и остальных.

Полезла чёрте куда, меня потащила! Я с тобой спячу!

– Что ж ты возишься со мной? – прищурилась я.

– Потому что люблю! – он бросил на меня неприязненный взгляд, и разжал тиски, – я сегодня просто обомлел, когда увидел тебя на экране. Ты была такая сексапильная. Долго репетировали?

– Ха! Это был прямой эфир, и сплошная импровизация! Модест Львович срочно вызвал, потому что Риту Нермолаеву буквально из студии увезли рожать.

– Ева, солнце моё, ты самое настоящее чудо! – воскликнул Дима, схватил меня в объятья, и стал целовать.

– Что ты делаешь? – смеялась я.

– Ты лучшая, – вздохнул он, а я положила голову ему на плечо, – меня поражает твоя талантливость, твой ум, твоя красота, твой характер.

– Отвези меня домой, – попросила я, – что-то я устала.

– Оно и не удивительно, – улыбнулся Дима, и повернул ключ в зажигании, а я продолжила грызть шоколадку.

Непогода разбушевалась ещё хлеще, стал дуть ветер, но в просторном джипе было уютно, и я стала клевать носом.

– Стой! – вдруг вскричала я, и Дима резко тормознул.

– Что опять?

– Мне в аптеку надо, – сказала я, – срочно.

– Что-то болит? – испугался Дима.

– У Макса скоро заболит, – злорадно воскликнула я.

– Так!

– Быстро в аптеку! – скомандовала я, – я буду мстить!

– Я что-то начинаю переживать, – пробормотал Дима, припарковался у ближайшей аптеки и мы вошли внутрь.

– Добрый день, – нагнулась я к окошечку кассы, – мне нужен очень сильный афродизиак. Очень сильный. Лучше в порошке.

– А что это такое? – округлила глаза пожилая продавщица.

– Возбудитель, – пояснила я, – для полового влечения.

– Вот развратница! – воскликнула старушка, – и не стыдно?

– А чего стыдиться-то? – удивилась я, – я женщина замужняя.

– В наше время за аморальность тебя из комсомола бы выгнали!

– Невелико счастье! – фыркнула я.

– Да тебя за такие слова сослали бы! – пошла пятнами

старушка.

– Слушайте, ваше какое дело? – вмешался Дима, – отпустите нам препарат, а не устраивайте дебаты. Ваше дело – финансовую сторону поднять, а не рассуждать об аморальности.

– Что за время пошло! – покачала головой женщина, – думают только о деньгах и разврате! – и бросила упаковку, – тысяча пятьсот.

– Ещё слабительное, очень сильное, и сто штук презервативов.

– Сколько? – оторопела пожилая женщина.

– Сто штук, – повторила я, – изделие номер два, если вам непонятно.

– Да мне понятно, – она странно на меня посмотрела, и принесла требуемое.

– А сколько бинтов нужно, чтобы замотать человека, как мумию? – задумчиво спросила я.

– Мумию? – поперхнулась фармацевт.

– У меня тяжёлый случай, – ухмыльнулась я, – хотя, – посмотрела я на Диму, – думаю, я найду в морге бинты.

– Откуда в морге бинты? – хмыкнул Дима, – я сильно сомневаюсь, что покойникам перевязку делают.

– А челюсть связать? – я сдвинула брови, – у мертвецов расслабляются сфинкеры, и челюсть уезжает.

– Как в « Звонке »? – заинтересованно спросил Дима.

– Почти, – кивнула я, – и, чтобы челюсть не закостенела, её связывают, и она застывает в нужном положении. Так как? – посмотрела я на продавщицу, которая уже порядком струхнула, слушая нас.

– Что? – испуганно спросила она.

– Бинтов дайте. Стерильных.

К счастью, она не стала уточнять, зачем мне в морге стерильные бинты, но посмотрела на меня, как на помешанную. Впрочем, меня и так принимают за психопатку, и, боюсь, когда я выкину этот номер, генерал лично вызовет для меня санитаров со смирительной рубашкой и носилками.

– Благодарю вас, – церемонно сказала я, расплатилась, и мы вышли на улицу.

– Что ты задумала? – спросил Дима, – давай, признавайся.

– Отомстить я задумала, – сквозь зубы процедила я, – потом объясню, – села в машину, и зевнула.

– Спишь? – посмотрел на меня Дима, и перевёл взгляд на дорогу, а я залюбовалась его сосредоточенным профилем.

– Засыпаю, – зевнула я, – поздно уже, – и я глянула на часы.

Времени уже было около двенадцати.

– Василинка, наверное, уже спит, – сказала я.

– Ничего. Передашь ей от меня игрушку, – улыбнулся Дима.

Но Василинка не спала.

Во всём доме горел свет. Иван Николаевич читал мой

спортивный выпуск, устроившись на диване, Анфиса Сергеевна

вязала крючком, а Василинка играла на рояле.

– Папа! – закричала она, вскакивая с места, и бросаясь к Диме.

– Почему она до сих пор не в постели? – удивилась я.

– Нуцико уехала в город, – вздохнула Анфиса Сергеевна, – в какой-то круглосуточный магазин за приправами. Решила завтра нас каким-то блюдом побаловать. Василису оставила на Сашу, а та её не слушается. Октябрина Михайловна вот-вот должна приехать, а, когда мы попытались её уложить, стала вопить на одной ноте. В результате проснулись Лиза с Леней, и Саша ушла их успокаивать. Сейчас они вернётся, и уложит её.

– Она уже уложилась, – сказал вдруг Дима, и я, повернувшись, увидела, что Василинка заснула у него на руках.

– Пошли, – Дима стал подниматься по лестнице, а я, оставляя по дому мокрые следы от сапог, за ним. Анфиса Сергеевна хотела, было, что-то сказать, но махнула рукой.

Я первая вбежала в комнату дочки, раскрыв ему дверь, и откинула одеяльце на кровати. Дима уложил Василинку,

которая была уже в пижаме, и укрыл пледом.

– Пошли, – шепнул он мне, поставив на кровати плюшевого, розового зайца, – мороженое уберёте в холодильник.

– Какое, на фиг, мороженое? – возмутилась я, закрывая дверь, – вот, узнает Нуцико, что ты Василинку мороженым кормишь, выскажет тебе всё, что думает. Причём на повышенных тонах. Кстати, она учит Василинку грузинскому.

– Прикольно, – засмеялся Дима, – а как успехи в музыке?

– Отлично, – улыбнулась я, – ей всё легко даётся.

– Главное, чтобы она не решила, что всё даётся легко, – вздохнул Дима, – чтобы не загубила свой талант и себя.

– Никогда! – лучезарно улыбнулась я, – моему деду тоже всё

легко давалось, но он не останавливался, не сдавался, и до сих пор оттачивает мастерство. Хотя оттачивать уже некуда.

– Слушал его недавно по французскому каналу. Он звезда, – Дима помолчал, и я поняла, что он хочет спросить.

– Они не созванивались, – вздохнула я.

– Я чувствую себя виноватым, – Дима отвёл глаза, – а ты? Ты общаешься с ним?

– Нет, я номера не знаю, – горько протянула я, – мама его

вычеркнула из жизни, сказала только, что он в Литве. Я

скучаю по нему.

– Пойдём, – Дима стал спускаться по лестнице, – угостишь кофе?

– Конечно, – и мы вошли на кухню.

Но, едва я налила нам кофе, вынула из холодильника эклеры, и соорудила Диме бутерброды с ветчиной, на кухню вбежал Иван Николаевич с несвойственной для его возраста и полноты скоростью. Волосы стояли дыбом.

– Вика, это что было? – спросил он свистящим голосом.

– А что случилось? – удивилась я, пригубив кофе.

– Мне только что позвонили бывшие коллеги, и с явным злорадством сообщили, что моя невестка изображает на экране секс-бомбу, – а Дима захлебнулся кофе, и закашлялся.

– Что-что? – удивилась я, – Иван Николаевич, а вы сегодня не смотрели « Калейдоскоп спорта »? Вы же любите эту передачу.

– Нет. Не успел, – признался мой свёкр, – работа замотала. Но

Риточка Нермолаева мне очень нравится, только последнее время она заметно пополнела.

– Вот именно! – воскликнула я, – канал, по которому идёт эта передача, принадлежит Модесту Львовичу. Риту срочно увезли в роддом, а Модест Львович в панике вызвал меня, и впихнул в кресло ведущей. При чём в последний момент, за две секунды до начала, помощник сообщил мне в ухо через наушник, что передача в прямом эфире. Как меня кондрашка

не хватил, не знаю!

– Ничего себе! – протянул Иван Николаевич, – завтра утром обязательно посмотрю повторение на работе. Макс будет в шоке!

– Ева просто молодчина, – улыбнулся Дима, – профи высокого полёта.

– Совсем захвалили, – проворчала я, откусывая от эклера, – всё, я

падаю. Спать пошла. Чао, – схватила очередной эклер, и отправилась в спальню.

Доев сладкое, я вымыла в ванной руки, и приняла душ.

Вынула из гардеробной коротенькую ночнушечку, красную, шёлковую, и забралась под одеяло.

В окно я увидела, как Дима отъезжает, зевнула, и натянула на себя шёлковую простынь.

Что же всё-таки происходит? Кому надо убивать Виру?

Бывшая зечка узнала что-то, что ей не предназначалось, и

была убита. Думаю, что в подземелье вывезли бумаги из того НИИ, пытались замести следы после произошедшего, испугались разоблачения.

Быстренько убрали всех свидетелей, Маргариту, ту женщину, которая была на должности Юлии до неё, и, предполагаю, Антона Павловича тоже не пожалели.

Да, такие люди шутить не любят.

Если они убивали людей за деньги, проводили опыты на живых... Бомжи тоже люди, и не всегда они были бомжами, жизненная ситуация вынудила. Конечно, сейчас немало придурков, которые идут бомжевать по доброй воле, но это не означает, что их запросто можно лишать жизни.

Такие уроды свидетелей не пожалеют...

Что-то я совсем запуталась.

С одной стороны Вира, снующая по подземелью, с другой, Марфа.

Я отчаянно пыталась собрать мысли в кучу. Сон улетучился, а за окном бушевала метель. Как хочется тепла! Хотя, я могу в любую минуту купить билет на острова, и махнуть с мужем в синюю даль.

С мужем! Вспомнив о Максе, мне сразу же захотелось придушить его. Мерзавец!

Я ему устрою концерт по заказу! Не позволю флиртовать с

женщинами! В следующий раз башкой будет думать, когда ему очередная мамзель на шею станет вешаться, а не причинным местом.

Кипя от негодования, я схватила телефон, и набрала номер Лизы Коротковой, своей давней знакомой.

С Лизой я знакома давно, и она садовод-любитель.

У неё всегда, в любое время года, можно купить свежие

овощи и ягоды, и сейчас мне нужна клубника.

Лиза ложится всегда очень поздно, и сейчас она колдует в своих теплицах.

– Привет, Викуль, – весело отозвалась Лиза, – как делишки?

– Лучше всех, – весело сказала я, – мне нужны ягоды. Клубника и малина.

– А земляника? У меня замечательная садовая земляника, настоящая вкусняшка.

– Давай и землянику, – сказала я.

– Хорошо, утром снаряжу карьера.

– Слушай, – воодушевилась я, – заодно пришли мне клубничных пирожных.

– Может, лучше торт? – спросила Лиза.

– Давай пять, – разошлась я, – у нас народу много, а твои торты все любят. Пришли сейчас.

– Сейчас? – удивилась Лиза.

– Да, ягода мне нужна срочно.

– Ладно, – удивлённо протянула Короткова, – задам последний на сегодня выезд курьеру. Пока, – и она отключилась.

А я задремала. Прошло не так уж много времени, когда телефон ожил, и я, помотав головой, стряхивая остатки сна, взяла трубку.

– Эвива Леонидовна, тут к вам курьер какой-то, – сказал десантник, – говорит, сладости какие-то привёз. Только кто ж торты по ночам развозит? Я его в будку завёл, и вам звоню.

– Всё верно, пропусти его, он мне клубнику привёз.

– Ладно, сейчас пропущу, – а я положила трубку, и бросилась вниз.

– Что-то вы больно поздно печь надумали, – сказал курьер,

отдавая мне пакеты.

– В самый раз, – сказала я, и пошла на кухню, готовить пироги.

Тесто я сделала без дрожжей, так быстрее, а потом, с

помощью шприца, ввела в пять пирогов афродизиак, а в один слабительное. Эти пироги я сразу убрала в сумку, чтобы никто из домашних не съел случайно, остальные накрыла полотенцем, и ушла спать.

Утром началось со звонка Генриха.

– Привет, подруга, – сказал он, – я тебе там бланки скинул, посмотри. Мне там кое-что не нравится.

– А при чём тут я? – я порядком удивилась, села на кровати, и облокотилась о подушки, – профессиональный юрист просит юридического совета у театроведа? Ничего смешнее в жизни не слышала.

– Всё равно, глянь, за кого держат русских эти французские юристы.

– Всё настолько неприкрыто? – удивилась я.

– Откровенное издевательство, – вздохнул Генрих, – за кого они нас считают? За лохов?

– Судя по всему, – согласилась я, – ничего, тут, главное, сначала повестись, а потом показать, что мы тоже не лыком шиты. И поговорить, непосредственно, с автором. Я уже неплохо знаю французский, зубрю его день и ночь, а так же испанский.

– Значит, объясниться сумеем, – сказал Генрих, – ты молодец, основательно к делу подходишь.

Бланки я всё же посмотрела, и только языком цокнула, взглянув на условия. Похоже, агент того писателя хочет содрать с нас крупную сумму.

Закрыв ноутбук, я быстро приняла душ. Надела сильно декольтированный пиджак, ярко-жёлтый, с чёрной отделкой, и ярко-красную юбку типа годе.

Взяла леопардовые сапожки на тонкой шпильке, леопардовое пальто, красный шарф и сумочку, и спустилась вниз.

– Викуля, а откуда у нас взялись пироги? – удивлённо спросила Анфиса Сергеевна, – просто чудеса какие-то.

– Это я напекла ночью, – призналась я, – не спалось, и я решила немного похозяйничать на кухне.

– Ну, Викуля! – протянула Анфиса Сергеевна, – садись, ешь овсянку. Ты какая-то нервная, – покосилась она на меня, – кстати, Макс уже приехал.

– И где он? – всполошилась я.

– На работе. С вокзала сразу поехал в управление. Держи

пирожные, – она вынула из холодильника вкуснейшие шоколадные, с лимонными цукатами, пирожные.

Позавтракав, я пришла в замечательное расположение духа, и, не забыв про пакет с пирогами, выскочила на улицу, на ходу запахивая пальто.

Ну, держись, мой милый супруг! Сейчас будет тебе Армагеддон!

В МВД я летела на всех парусах, и, устроившись на парковке, заперла свой « Сузуки », и вошла в здание.

Дежурные меня, конечно, знают, как облупленную, и потому пропустили без проволочки. Поднявшись на второй этаж, я прошла по коридору, и резко толкнула дверь кабинета.

Макса внутри не было. Зато была девушка лет тридцати, симпатичная, но какая-то серая. Блондинка, русая, что при мне вообще непозволительно, с голубыми глазами. Да и вообще, она больше походила на эдакую матрёшку. Я замерла,

вцепившись пальцами в косяк.

– Добрый день, – сказала девушка миловидным голоском, – младший лейтенант Панкратова, Варвара Васильевна. Чем могу помочь?

– А Максим Иванович где? – прищурилась я.

– Максим Иванович у Матвея Григорьевича, – сказала Варвара, -

расскажите мне свою проблему.

– Мою проблему может решить только Максим Иванович, – буркнула я, и плюхнулась на стул, – подожду. Пирожка хотите?

– Пирожка? – удивилась Варвара.

– Съешьте, а то обижусь, – и я протянула ей пирог, – ешьте, а то истерить буду. А, если выкинете, пожалуюсь кое-кому

« сверху ».

– Господи! – ахнула Панкратова, – вы больная, что ли? – и она, практически не жуя, проглотила выпечку.

Чувствуется, радости ей это не доставило, но ведь она ещё не в курсе, где очнётся через несколько часов...

А я вынула зеркальце, и стала внимательно себя разглядывать.

– Как вы считаете, я красивая? – посмотрела я на Панкратову, и та опешила.

– Женщине трудно судить... – пролепетала она.

– Действительно, – кивнула я, – просто у меня столько

поклонников, и все охапками роз закидывают. Замуж зовут,

даже трое детей не останавливает, грозятся своих сделать.

– Так закрутите с кем-нибудь роман, – робко предложила Панкратова.

– Я замужем! – рубанула я с плеча, а Панкратова закашлялась.

– Мужа люблю, а, если какая-нибудь белобрысая стервочка покушается на моё счастье, изощрённо извожу. Со мной вообще лучше не связываться. Я однажды соперницу до

больницы поколотила, владею приёмами.

Панкратова даже рот открыла от изумления.

Она явно хотела ещё что-то сказать, но в этот момент распахнулась дверь, и вошёл Макс.

– Наконец-то я вижу любимого супруга! – воскликнула я, – я так соскучилась! – и, вскочив с места, обвила его шею руками, и страстно поцеловала, оставив у него на губах алую помаду.

– Викуля, солнце моё! – воскликнул Макс, крепко обняв меня за талию, – откуда ты свалилась?

– Узнала от любимой свекрови, что мой любимый муж приехал, и сразу сюда. Я тебе собственноручно пирогов испекла.

– Вик, а что происходит? – нахмурился Макс.

– Просто соскучилась, – промурлыкала я, и повернулась к

бледной Варваре, – оставьте нас одних, пожалуйста.

– Вика! – ахнул Макс, а Панкратова, покраснев до кончиков своих белобрысых волос, выскочила за дверь.

– Вик, ну, что ты себе позволяешь? – укоризненно спросил Максим.

– Когда позволю, любимый, мало тебе не покажется! – рявкнула я, – мерзавец! Всё МВД говорит, что Панкратова тебя охмурить хочет, и ещё спорят! Разве что тотал не устроили! Хотя, наверное, уже устроили.

– Чего? – вытаращил глаза Макс.

– Не тупи! – рявкнула я, и со злостью скинула со стола Варвары все бумаги, а для верности ещё каблуками по ним проехалась, – пусть восстанавливает, сучка!

– Чего? – тупо повторил Макс, и я озверела.

– Того, любимый! – заорала я, теряя остатки самообладания, – все говорят, что она тебя тут пирожками с клубникой кормит! А я лично слышала по телефону, что она тебя вино зазывала пить! Не придуривайся! Ты всегда жалуешься на своих студентов, а

тут молчок! С чего бы это?

– Просто Варя милая, исполнительная, умная, и без инициативы, – пожал плечами Макс, – не лезет, куда не просят, ничего не портит на месте происшествия, и чётко выполняет предписанные инструкции. Чего мне на неё жаловаться?

– Умная блондинка рядом с моим мужем! – ахнула я, с ужасом посмотрев на супруга.

– Вика, уймись! – покачал головой Макс, а я метнулась к сумке.

– Ешь! – сунула я ему в руки пакет с пирогами, – сейчас же ешь! С этого дня ты будешь только мои пироги есть! Не смей прикасаться к её выпечке! Понял?