Текст книги "Ангел в террариуме (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Официант принёс еду, и вскрытую бутылку шампанского.

У меня голова кружилась от счастья. Я научилась жить одной минутой, и быть счастливой, а рядом с Димой я счастлива...

Утром я надела вчерашний костюм, и мы разъехались; я в издательство, Дима по своим делам.

На столе у Риты я увидела очередной букет. Роскошный веник алых роз.

– Вам ещё бутылку коллекционного шампанского прислали, – сказала Рита, – в кабинете стоит, – а я покачала головой.

– Смотрю, вам деньги девать некуда, – процедила Кристина, когда я забрала у Риты букет, – и сколько такой стоит?

– Понятия не имею, – спокойно ответила я, и вошла в свой

кабинет.

На столе стояла бутылка шампанского в ведёрке со льдом...

Поставила розы в воду, а сама села напротив компьютера.

На столе лежал жёлтый конверт. Я повертела его в руках,

вскрыла, и ахнула...

Это были фотографии нашей Димой, вчерашней ночи. Причём во всех пикантных подробностях. Что это ещё такое?

– Рита! – заорала я в громкую связь, – быстро ко мне! – и та

вбежала с округлившимися глазами.

– Что случилось, Эвива Леонидовна? – пролепетала она.

– Ты мне сюда писем не приносила?

– Нет, я вам всё прямо в руки отдаю, – ответила она.

– Кто ко мне заходил? – допытывалась я.

– Никто, ключ был у меня на ресепшен.

– А до тебя кто-нибудь приходил?

– Никита Николаевич первым пришёл, что для него вообще несвойственно.

– Ясно, – процедила я, – ты свободна, Рита.

В глазах девушки читался вопрос и любопытство, но, прочитав в моём взгляде ярость, она выскочила из кабинета.

Я вскочила с места, и в этот момент в кабинет вошёл сам Архангельцев.

– Как дела, госпожа главный редактор? – с ухмылкой спросил он, – как спалось?

– Крепко спалось, – прошипела я.

– Судя по внешнему виду, мускулы у этого парня точно крепкие, – хохотнул Никита.

– Ты что, нетрадиционной ориентации? – прищурилась я, – оценил мускулы.

– Чья бы корова мычала, – хмыкнул Никита, – понравились фото?

– В фотографы перекваликафицировался?

– Молчи уж, курица. И пошла вон из редакции! Пришла, поставила всех на уши, какую-то концепцию выдумала... Ты здесь уже всех допекла, мымра!

– Идиот! – процедила я, – никуда я не пойду!

– Ха! Представляю, как твой муж обрадуется, когда узнает, что ты ему с каким-то альфонсом изменяешь!

Альфонсом? Понятно...

– Придурок! Знаешь, что я давно мечтала сделать? – рявкнула я,

схватила со стола папку, и съездила ему ею по физиономии.

– Идиотка! – взвыл он, и за волосы втиснул меня в кресло.

Шпильки полетели на пол, и я заехала ему острыми ногтями.

– Кретинка! – орал он.

– Сволочь!

– Дура!

– Скотина! – заорала я, схватила розы, и заехала ему по роже.

– Ты что вытворяешь? – он заломил мне руку, и усадил на

диван... я проколола ему шпилькой ботинок...

А потом было такое, что словами передать трудно.

Я колошматила его, он пытался меня урезонить, по кабинету летали клочки бумаги, лепестки роз...

– Проститутка! – рявкнул он, – шалава!

– Козёл грёбаный! – растеряла я остатки воспитания, – импотент!

– А ты проверяла? – рявкнул он.

– Да меня стошнит, тебя проверять, – фыркнула я.

– Ах да, тебя не тошнит от шкафов два на два!

– Что у вас, там, происходит? – раздался за дверью голос Модеста Львовича.

– Концепцию обсуждаем! – крикнула я в ответ.

– Как ты достала меня с этой концепцией! – зарычал Никита.

– Какая, блин, концепция? – вскричал Модест Львович, – открывайте дверь. Что вы там творите?

– Позы из « Камасутры » изучаем! – крикнула я.

– Чего? – ошалел Южин, а Никита зажал мне рот.

– Ты что мелешь? Совсем спятила?

– А, испугался, – обрадовалась я, – теперь докажи, что не верблюд.

– Полоумная! – Никита бросился к двери, рванул её на себя...

Я схватила ведёрко со льдом... замахнулась...

Никита успел уклониться, а вот Модест Львович был прямо по курсу, и ведро аккуратно село ему на маковку...

Я зажала рот рукой, кусочки льда посыпались на пол, а Модест Львович повалился на пол. Стоявший сзади фотограф едва успел его подхватить.

Модест Львович, приняв вертикальное положение, снял с головы ведро, и ошеломлённо взглянул на меня.

– Снимаю шляпу перед вами, Эвива Леонидовна, – выдохнул он, и вошёл в кабинет, – что это было? Что вы тут устроили?

– Мы немного повздорили, – пригладила я волосы, – вопрос личного характера.

– Немного? – Модест Львович оглядел бедлам.

– Ты ничего начальнику сказать не желаешь? – прищурился

Никита.

– Пошёл вон! – рявкнула я, потрясывая бутылкой с шампанским.

– Вы с этим осторожнее, – воскликнул Модест Львович, и в этот же момент пробка из бутылки от тряски вылетела, и угодила в лоб Никите.

Тот взмахнул руками, повалился на стеллаж с папками, и оказался погребён под ними.

– Кажется, он лишился чувств, – хмыкнула я, и отпила из

бутылки шампанского, – недурное, – оценила я привкус кисловатого брюта.

– Я вот, воды принесла, – вбежала Рита с пресловутым ведёрком в руках.

– Очень кстати, – воскликнула я, и вылила содержимое ведёрка Никите на голову.

– Чего я весь мокрый? – очухался Архангельцев.

– Убирайся, а то в следующий раз воды из унитаза на тебя вылью, – пообещала я.

– Ну, смотри, я тебе устрою, – и он вылетел из кабинета.

– И? – посмотрел на меня Модест Львович, – что тут происходит?

– Ничего особенного, – хмыкнула я, и кивнула коллегам, – по какому поводу столпотворение?

– Действительно, – повернулся к ним Модест Львович, – у вас работы нет? Быстро по своим местам! – закрыл дверь, и покачал головой, – ну, и? Что тут было?

– Вопрос личного характера, – буркнула я.

– Какие у тебя могут быть вопросы личного характера с моим зятем? – прищурился Модест Львович, а я закатила глаза.

– Он придурок! – выдала я, – скажем так, он попил из меня кровушки, упырь доморощенный, а я расцарапала ему физиономию.

– Он тебя ударил? – ахнул Модест Львович, – он посмел поднять руку на женщину?!!!

– Не совсем, – улыбнулась я, – руками размахивала, в основном, я, а он отбивался, и закрывался.

– Что он опять сделал?

– Не важно, – отмахнулась я, и нажала на селектор, – Рита, позови сюда уборщицу. Срочно!

– Эвива Леонидовна! – возмущённо воскликнул Модест Львович.

– Не надо ничего говорить, – взмахнула я руками, – ваш зять – придурок! Извините.

– Ничего, – вздохнул Модест Львович, – но я сам виноват, расхлябанный коллектив собрал. Может, пригласить сюда профессиональных психологов?

– Пассаж про профессиональных психологов

умопомрачительный, – хихикнула я, – можно подумать, вы

выбирали, какой психолог дешевле: профи или не профи.

– Зубоскалим? – усмехнулся Модест Львович, – отличное качество для главного редактора, но лучше вам его в статьях использовать. Так что здесь произошло?

– Хоть пытайте, не скажу, – буркнула я, и к нам вошла уборщица, Анна Михайловна.

– Вот черти! – воскликнула она, опираясь о швабру, – вы чегой-то тут наделали? Ишь, интеллигенция. А громят по пьянке, как деревенские мужики.

– Я не пьяная! – воскликнула я, и хлебнула из горла.

– А сейчас вы чего делаете? Ситро хлебаете?

– Нервы успокаиваю! – возмутилась я, – Анна Михайловна, выполняйте свою работу.

– Идём, – Модест Львович схватил меня за руку, и потащил в свой кабинет.

Усадил меня в кресло, достал из ящика бутылку коньяка, и разлил в два пузатых фужера.

– Угощайся, – протянул он мне фужер, и достал коробку конфет.

– Как он меня достал, – вздохнула я, чуть пригубив коньяк, и взяла конфету.

– Сейчас придёт мой нотариус, – сказал Модест Львович, – и я напишу на тебя дарственную.

– Сколько с меня? – спросила я.

– Такая цена устроит? – он черкнул на листке.

– Вполне приёмлемая цена, – кивнула я, – я переведу вам деньги по карточке.

– Вот и славно, – заулыбался Модест Львович, – мне нужен в команде грамотный человек, а ты просто находка. Девятнадцать процентов твои, будем аукционерами.

Я засмеялась, потягивая восхитительный коньяк. Потом пришёл нотариус, принёс бумаги, оформленные по всем правилам, и

мы всё подписали.

Приняли коньячку, и, довольные, вышли из кабинета.

– Всем внимание! – громогласно воскликнул Модест Львович, – народ, слушайте объявление!

– Слушаем, слушаем, – зло процедил Никита.

– С этого дня мы с госпожой Миленич являемся аукционерами редакции, – сказал Модест Львович, – я только что отписал ей девятнадцать процентов акций редакции, – и Никита выплюнул

воду, которую в это время пил.

– Это шутка? – спросила Кристина.

– Отнюдь, – ответил Южин, – все документы подписаны, и я назначаю Эвиву Леонидовну моим первым заместителем. Прошу любить и жаловать, – и он ушёл к себе.

– Что ты устроила? – подскочил ко мне Никита, – как ты это провернула? Думаешь, тебе это с рук сойдёт?

– Пошёл вон! – коротко ответила я, и резко ушла в свой кабинет.

Там царила чистота и порядок, Анна Михайловна, хоть и ворчунья, но работу свою делает отлично.

Я плюхнулась на стул, и повертела в руках карандаш.

Убийство Марфы выбило меня из колеи... кому это могло понадобиться? Катакомбы...

И я, подумав, набрала номер Марата, своего приятеля.

– Привет, Викуля, – воскликнул он, – в июле свадьба, мы уже заявление подали.

– Где подали, здесь, или в Мадриде? – заинтересовалась я.

– Мы тут будем расписываться, а в Испании венчаться.

– Интересно, как вы будете венчаться? – хмыкнула я, – ты православный, твоя Мария Кончита католичка...

– Я не крещённый, – засмеялся Марат, – окрещусь католиком, и нас обвенчают. В Испанию едем сразу же, как распишемся.

– Международная семья! – фыркнула я, – на свадьбах разоритесь!

– Положение обязывает, – вздохнул Марат, – всё-таки женюсь на титулованной девушке. Кажется, я её люблю.

– Значит, я тебя больше не волную? – обрадовалась я.

– Ты для меня самая красивая во вселенной, но, к сожалению, недоступная. А Маша – чудо. Главное, она нравится маме, и мне по душе. Но, что самое плохое, я тебя не помню. Чувство, вероятно, испытал повторно.

– Рада за тебя, – вздохнула я, – но у меня к тебе просьба.

– Какая?

– Я на тропе войны, – вздохнула я, – узнай мне всё, что можно, о Лазуретове Дмитрии Михайловиче. Он бизнесмен, но, скорее всего, связан с криминалом. О Марфе Иванчук, она зэчка, проживала в Химках, и о Пальмирове Александре Михайловиче. Последний был женат на Конфетиной Виринеи Дмитриевне. Начни с Пальмирова, он мне срочно нужен.

– Ладно, сейчас, – вздохнул Марат, – смотрю. Нашёл. Виринея твоя тоже в Химках прописана? Как и Иванчук?

– Да, – сказала я.

– Так, Пальмиров... Александр... Нашёл! Работает консультантом в супермаркете, записывай адрес...

Адрес я записала, схватила пальто, сунула в сумку ноутбук, и выбежала из издательства. Я не знала, за что хвататься, но вспомнила про сына Альберта. Надо было спросить о нём Рину, и я набрала её номер.

Но трубку никто не брал, и я уже хотела, было, отключиться, но раздался щелчок.

– Слушаю, – сказал приятный, мужской голос.

– Добрый день. Можно к телефону Александрину?

– Её нет, она в Ледовом дворце. Что-то передать?

– А где находится этот Ледовый дворец? Мне очень нужно переговорить с ней.

– Записывайте адрес.

Получив очередной адрес, я завела мотор, и набрала Диму.

– Соскучилась, моя сладкая карамелька?

– Соскучилась, – засмеялась я, – Дим, спаси меня.

– Что случилось? – испугался он.

– Мой зам в « Планете спорта » выследил нас в отеле, и сфотографировал, – воскликнула я, – он хочет вытурить меня из издательства. Сделай что-нибудь.

– Понял, – воскликнул Дима, – вот козёл! Ну, он у меня получит! – и он отключился, а я поехала к Пальмирову.

Припарковала машину около магазина, и поднялась по ступенькам.

В магазине было полно народу. В кассы стояли очереди, и я, сунув сумку в ящик, пошла в зал.

– Извините, пожалуйста, – остановила я девушку-консультанта.

– Слушаю вас.

– Мне нужен один из ваших консультантов, – я показала ей удостоверение сыщика, – Пальмиров Александр. Я могу с ним поговорить?

– Сейчас, – девушка огляделась по сторонам, и пошла вперёд, огибая стеллажи, – Сашка, к тебе тут пришли, – подошла она к молодому человеку.

– Здрасте, – он оглядел меня с ног до головы, – вы кто?

– Я по поводу вашей бывшей жены, Виринеи Конфетиной, – сказала я, и показала ему удостоверение.

– И чего? – пожал плечами парень, – мы с Виркой недолго прожили, на полгода хватило. Она авантюристка, а я люблю дома посидеть, у телека с пивком. А она вечно куда-то свой нос совала.

– Ребёнок у неё не от вас? – спросила я.

– Нет, конечно. На фига мне дети? Она залетела после того, как мы расстались.

– А что вы имели в виду, говоря, что она лезла, куда не следует?

– Она постоянно кому-то звонила, какие-то дела проворачивала. Какие, я не знаю. Я два месяца её не видел... да и вообще... А что случилось?

– Вира умерла, – вздохнула я.

– Как? – удивился парень, – она, вроде, ничем не болела.

– Её убили.

– Кто это её?

– Пока неизвестно, – покачала я головой, – и мне нужно знать о ней всё, по возможности. Я ищу убийцу.

– А я что? Я ничего, – пробормотал Александр, расставляя ящики с фруктами, – я ничего не знаю. Она меня пинала постоянно, плакалась, говорила, что ненавидит благополучные семьи.

– В смысле? – удивилась я.

– Ну, она просто бросила такую фразу: ненавижу эти полные семьи. Твердят о какой-то любви, о чувствах... Она никогда не верила в любовь, она считала, что люди живут вместе просто так, из меркантильных соображений.

– Понятно, – вздохнула я. Романтика из детдомовской девочки никогда не получится...

Что за сволочь такая – этот Лазуретов?!!! Такое отношение к

родной дочери! Он ей психику сломал! Упырь!

Но что она делала в катакомбах? Окровавленная одежда, вещи, паспорт...

– Значит, вы ничего не знали о планах Виры? – уточнила я.

– Ничего, – мотнул он головой, и вернулся к своим ящикам, а я побрела по залу.

По пути взяла со стенда три апельсина, шоколадку,

шоколадный батончик, упаковку вафель, и, расплатившись, вышла из магазина.

Юркнула в салон своего джипа, и вскрыла упаковку с вафлями. Крошки тут же посыпались на юбку, а с юбки на пол, но я проигнорировала этот факт, и захрустела вафелькой.

Ничего так, облитые шоколадом, и обсыпанные орешками, но Анфиса Сергеевна такие же печёт более вкусные.

Я вынула из сумки термос, в котором плескался кофе с корицей, и налила себе чашечку.

Прихлебнув, сдёрнула обёртку с шоколадки, и вгрызлась в неё. На нервах мне захотелось есть.

Слегка утолив голод, я поставила чашечку на специальную подставку, и вдавила педаль газа.

Сейчас ещё разок пообщаюсь с Риной, а там посмотрим.

Затормозив около Ледового дворца, я вошла внутрь, и спросила у проходившей мимо женщины:

– Скажите, пожалуйста, где я могу найти Александрину Листопадову?

– Она повторяет номер, – ответила женщина, и окинула меня оценивающим взглядом, – а вы кто?

– Главный редактор журнала « Планета спорта », – показала я удостоверение.

– Зачем вам Рина? Лучше поговорите с Таней, – сказала женщина, – она обязательно выиграет, и поедет на международное выступление.

– Что за Таня? – удивилась я.

– Главный редактор самого крутого московского, спортивного

глянца спрашивает, кто такая Татьяна Меньшова? Вы издеваетесь?

– Извините, – смутилась я, – я слышала о Меньшовой. Но сейчас мне нужна именно Листопадова. Где она занимается?

– Пойдёмте, – женщина пошла вперёд, я за ней, и мы вошли в помещение, где девушки одевали коньки.

– Поговорите лучше с Таней, – сказала она, указывая на стройную блондинку, – она лучшая. Мастер спорта по стрельбе, и теперь у нас. Отличное интервью получится.

– Где Александрина? – я стала сердиться, – мне нужна только она!

– Да сдалась вам эта Листопадова!

– В чём дело? – подошла к нам Меньшова, – Лариса Алексеевна.

– Вот, – воскликнула Лариса Алексеевна, – главный редактор из « Планеты спорта ». Таня у нас лучшая.

– Я иду на золото, – тут же отреагировала Меньшова, и мне ничего не оставалось, кроме, как взять у неё интервью.

Может, пригодится для следующего выпуска, поговорю с Модестом Львовичем.

– Эвива Леонидовна? – вошла в помещение Рина, снимая коньки, а Таня поджала губы. Похоже, у этой выскочки огромное самомнение.

– Нам нужно поговорить, – сказала я, – я жду в кафе, что у входа, там удобнее, – и я вышла, краем глаза заметив перекошенное лицо Меньшовой.

С ней-то я разговаривала в подсобном помещении.

Я вышла из Ледового дворца, и толкнула соседнюю с ним дверь. Заказала чашку ристретто, и стала ждать Рину.

– Что случилось? – воскликнула она, упав рядом со мной, – вы что-то узнали?

– Я только сильнее запуталась, – призналась я, – очень странная история. Скажи, а Вира ничего не говорила о катакомбах в последнее время?

– Ничего, – вздохнула Рина.

– А Альберт? Её сын?

– Сын? – изумилась Рина, – какой сын?

– Как – какой? – пришла моя очередь изумиться, – у неё в паспорте написано, что у неё есть сын, Альберт. Ты что, не знаешь?

– Нет, – мотнула головой девушка, а я на себя рассердилась.

Занимаюсь чёрте чем. С Димой по отелям шляюсь, голова забита статьями, стихами, рассказами, и издательствами, а время уходит.

И я, вздохнув, набрала номер Димы.

– Привет, моя сладкая, – воскликнул он.

– Привет. Быстро займись катакомбами! – скомандовала я, – это срочно!

– А что мне будет взамен? – хмыкнул он.

– Что-то, да будет, – усмехнулась я, – и узнай всё, что можно, о сыне Виринеи.

– Ладно, – он отключился, а я набрала номер Нины

Дербышевой, патологоанатома и эксперта МВД.

– Привет, как дела? – бодро воскликнула я.

– Дела отлично, Ленка учится, пирсинг изо всех мест вынула, и, кажется, дочурка повзрослела, – ответила Нина, – что-то случилось? Ты, случайно, не из-за Конфетиной звонишь?

– Случайно, из-за неё, – обрадовалась я, – можешь помочь?

– Да без проблем. Конечно. Приезжай. Что нужно? Дело-то Максим Иванович ведёт, но я теперь сотрудничаю с Семеном, и с твоим супругом одновременно. Максим Иванович, наконец, меня оценил, и взял к себе экспертом.

– Отлично, – обрадовалась я, – а блузку ты можешь проверить? Вернее, взять анализ крови, в которой она испачкана, и сравнить с анализом крови Конфетиной.

– Могу, запросто, – засмеялась Нина, – привози свою блузку, но только ты имей в виду, что ты потом будешь обязана её Максу отдать. Иначе эта улика не будет иметь никакого смысла.

– Поняла, – вздохнула я, – только сделай анализ. Я еду к тебе, – я подскочила с места.

– Подожди, ты саму блузку не елозь, возьми только крошки засохшей крови, и положи в пакет.

– А потожировые? – воскликнула я.

– Чёрт! Ладно, жду, – и она отключилась, а я кивнула Рине, – до свиданья, – и вылетела из кафе.

Прыгнула в джип, и помчалась в управление. Хорошо, что

Макс сейчас в Петербурге, а то мне трудно было бы попасть в управление незамеченной.

Но самое интересное, что ему и в голову не приходит, что

« сливает » его Дербышева. Она заслужила себе репутацию в МВД в высшей степени чёрствой особы, скрупулёзной, и, при этом, дипломированный специалист.

Она ни с кем из сотрудников не дружит, держит дистанцию, но я сумела к ней подъехать. Мы с ней теперь лучшие подружки, и я работаю наставницей её дочери, Леночке.

Я быстро вправила мозг глупой девчонке, обвешанной пирсингом, и вот, пирсинга не стало.

Леночка, вернее, Алена, поступила в ГИТИС, и активно занимается. Я уверена, она добьётся славы.

Дурь из молодой головушки вылетела, и теперь она зубрит

Шекспира.

Я припарковала машину, и осторожно, чтобы как можно меньше попадаться на глаза, и, стараясь не слишком громко стучать шпильками, пошла по коридору, и вниз, в подвал.

– Можно? – заглянула я в морг, и с содроганием поглядела на посиневшие ноги, торчавшие из-под простыней.

– Заходи, – кивнула Нина, в это время заполнявшая какие-то бумаги, – садись, – кивнула она на стул, и она убрала папку с документами. А я вынула пакет.

– Посиди тут минут десять, – сказала она, и ушла в соседнее помещение, а мне стало жутко.

Всюду трупы, холодно, жуткий запах... Как Нина тут целыми днями сидит?

Вдруг из коридора послышались шаги, и я запаниковала. Спокойно... только спокойно! Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, что я обращаюсь к Нине!

Шаги всё приближались, и я в панике кинулась к свободной каталке, залезла на неё, и закрылась с головой простынёй.

И в этот самый момент скрипнула дверь.

– Нина! – это был Семен Аркадьевич, – ты здесь? – и он явно вошёл в помещение, – Нинушь!

– Я тут, – раздался голос Нины, – что-то случилось? Новый труп?

– Нет, я за отчётом по Конфетиной. Вечно жена Макса нам докуку подкидывает! Но, по мне, отличная девка, а Панкратова мечтает их развести. Интересно, Макс там, в Питере, удержится? Девка хоть куда!

Час от часу не легче! Что ещё за Панкратова!!!?

– Слушай, а это что, ещё кого-то привезли? – спросил Семен Аркадьевич, – и почему в шпильках? – он потянул меня за каблук.

– Лучше не трогай, сама разберусь, – поспешно сказала Нина, -

там жуткий случай. Вот тебе бумаги, иди к Андрею.

– Иду, – ответила Семен Аркадьевич, – но она дура! Неужели она думает, что Макс от такой красотки, как Вика, уйдёт? Да ещё и с двумя малышами? Вот дурища! – и он хлопнул дверью.

– Что за Панкратова? – грозно осведомилась я, усевшись на каталке, и сдёрнув с головы простыню.

– Похоже, это тебя сейчас больше волнует, чем трупы, -

хмыкнула Нина, – иди уж, жуткий случай. Здесь нам не дадут

поговорить, да и тебе здесь лучше не ошиваться. Вставай.

Я хотела, было, спрыгнуть с каталки, но опять раздались шаги, и я накинула на голову простынь.

– Держите пирожные, Нина, – раздался молодой, звонкий голос, – еле урвала в столовой.

– Спасибо, но я тебя не просила, – сухо сказала Нина, – что тебе надо, Аля?

– Просто, интересно, – вздохнула Аля, – вы же теперь с Максимом Ивановичем, и мне любопытно, что у них, там, с Варей.

– Я досужие сплетни не собираю! – рявкнула Нина, внезапно рассердившись, – не уйдёт он от Эвивы! Она умная и красивая!

– А девчонки другое говорят! – возразила Аля, и я вдруг узнала голос Аллы Симоновой, – я хочу, чтобы он бросил свою стерву. А то, что такое, и деньги, и любовь... Так нельзя! А Варя – чудо! Она милая, и ещё девственница. Интересно, он польстится на невинность?

– Невинная – в тридцать лет? – хмыкнула Нина, – не смеши меня, дорогуша. Вали отсюда! Если у него остатки мозгов есть, он не променяет Вику на эту девственную макаронину! Сгинь!

– Дура! – буркнула Алла.

– Сама кретинка! – рявкнула Нина, а я пошла пятнами от злости.

– Тебя какая муха укусила? – спросила Алла.

– Наформалиненная! – прошипела Нина, а я решила пошутить.

– У-у-у! – издала я утробный звук, и, вытянув вперёд руки, стала медленно подниматься, не снимая простыни.

Визг, который раздался через секунду, чуть меня не оглушил.

Хлопнула дверь, а хохочущая Нина сдёрнула с меня простыню.

– Смех смехом, а меня теперь за пособницу зомби держать будут! – хохотала она, за руку стаскивая меня с каталки.

– Что за Варвара? – взбешённо спросила я, – откуда она взялась? Я не уйду, пока не расскажешь! А мужа четвертую! Кобель!

– Ничего Макс не кобель! – возмутилась Нина, – а на пирожки этой глупой девчонки и внимания не обращает.

– Что ещё за пирожки? – взбешённо воскликнула я.

– С малиной! И с клубникой! Или ты не знала, что твой муж обожает пирожки с ягодой?

– Понятия не имела, – процедила я сквозь зубы.

– Хороши супруги! – хохотнула Нина, – давай, чеши отсюда, потом поговорим, – и я выскочила в коридор.

Далеко я не ушла. Опять раздались шаги, и я нырнула в ближайшую дверь, которая оказалась открытой.

Мимо кто-то прошёл, а я обернулась, и, как в обморок не хлопнулась, не знаю.

Всюду, на стеллажах, стояли заспиртованные органы, и меня замутило. Я непроизвольно взмахнула рукой, смахнула рукой банку с чьим-то лёгким, и взвизгнула.

За фильмом ужасов далеко ходить не надо, достаточно в морг заглянуть, и острые ощущения обеспечены.

Не желая больше здесь находиться ни секунды, я выскочила из хранилища, и бросилась вон из морга.

Зуб на зуб не попадал, когда я оказалась на свежем воздухе, и стала хватать ртом воздух, глотая снежинки.

Запрыгнула в свой любимый джип, и заехала в кафе.

– У нас сегодня отличное латт2е, – сказала подошедшая официантка, – и каппучино хорош.

– Во-первых, – рассердилась я, – не латт2е, а л2атте! – рявкнула я, – я, хоть на итальянском не говорю, но знаю, что ударение ставится на первый слог!

– Все так говорят, – поджала губы официантка.

– Но это неправильно, – рассвирепела я на ровном месте, – словарь откройте!

– Я вам что, зубрилка, чтобы словари открывать? – сморщилась девица.

– Ты упрямая идиотка! – рявкнула я, – а привлекательна та женщина, которая, с внешним лоском, не гнушается книг! И неси ристретто!

– Это вдвое крепче экспрессо, – промямлила официантка, – не женское питьё.

– Женщины тоже могут обладать безупречным вкусом, – проворчала я, – неси ристретто, и клубничные пирожные. Пять штук!

Официантка промолчала, и ушла за заказом. Я в это время

нервно глядела на улицу, и судорожно перевела дух, когда

девушка поставила передо мной заказ.

– Извините, – вздохнула я, – не хотела на вас кричать. Была на

взводе, услышала неправильную лексику, и понеслась душа по

кочкам.

– Вас так волнует, как говорят остальные? – улыбнулась официантка, – мне вот всё равно.

– А мне за державу обидно, – хмыкнула я, и попробовала кофе, – действительно, отличный кофе.

Официантка ушла, я с удовольствием выпила кофе, и вышла на улицу уже нормальная. Нехорошо на людях зло срывать, но натура у меня импульсивная. Весьма импульсивная.

Надо в « График Интертеймент » заехать, подписать авторские права, вяло подумалось мне.

И я помчалась в издательство, проверять, как там идут дела.

– Здравствуйте, Эвива Леонидовна, – воскликнула Леночка, секретарша, – что с вами?

– Запарка, – махнула я рукой, – коллеги по спорту достали.

– Ой, а зачем же вы тогда этим занимаетесь? – протянула Леночка, – по-моему, спорт – это скучно.

– А мне нравится, – улыбнулась я, – что у нас сегодня?

– Приходила одна беллетристка, романы любовные принесла. Такая прелесть. Мне понравилось, – заулыбалась Леночка.

– А ты-то тут причём? – хмыкнула я, – любовные романы! А что ещё?

– Ещё две с детективами приходили, и одна с ужастиками.

– Генрих Вениаминович где? – сурово осведомилась я.

– В кабинете, – и я, оставив пальто в своём кабинете, заглянула к нему.

– Привет, – весело сказала я, прикрыв за собой дверь.

– Привет, моя хорошая, – улыбнулся Генрих, – а нас с тобой Париж ждёт.

– Париж? – переспросила я.

– Да, господин Тулузье достал какого-то умопомрачительного французского автора, надо ехать, права покупать.

– Ясно, – кивнула я, – когда поедем?

– В ближайшие дни, я, как билеты куплю, дам знать, – вздохнул Генрих, – и займись рассказами. Их нужно напечатать через две недели.

И мне ничего не оставалось, кроме, как, взяться за литературу.

Подписала кое-какие бумаги, пришла к консенсусу с

художником, оформлявшим обложки, а Нина всё не звонила.

Но сегодня у нас в планах театр, и я немного припозднилась, но приехала вовремя.

Иван Николаевич был крайне недоволен, я всю оперу толкала его в бок, и из здания театра мы вышли в половине девятого.

– По-моему, опера была отличной, – вздохнула маменька, -

Викуль?

– Да, я давно мечтала, – кивнула я.

– Надо будет Лизу на наличие слуха проверить, – сказала Анфиса Сергеевна, – хочу, чтобы моя правнучка блистала на сцене.

– Вы просто помешались на этой классике, – пробормотал Иван Николаевич, а у меня в сумке завибрировал мобильный.

– Слушаю, Модест Львович, – ответила я, взглянув на имя звонившего.

– Вика, быстро, руки в ноги, и в редакцию. Я тебя жду, – скомандовал он.

– Что стряслось? – испугалась я.

– Бегом, я сказал, – и он отключился, а я, объяснившись с родными, села в машину, и помчалась в издательство.

Охранник зевнул, увидев меня, и сонно пробормотал:

– Что-то вы поздно.

– Дела, – коротко ответила я, и вбежала в холл издательства, – Модест Львович!

– Идём, – выбежал из-за перегородки начальник, втолкнул меня

в лифт, и мы поехали наверх.

– Учти, на данный момент только ты можешь спасти положение, – сказал Модест Львович, вздыхая, – и отступать

некуда, только в нокаут для издательства.

– Вы можете объяснить толком? – рассердилась я, и он вытолкнул меня из приехавшего лифта в длинный коридор.

За руку дотащил до одной из дверей, толкнул створку, и две девушки, сидевшие там, повернули головы.

– Мариша, Алиса, быстро, уберите с лица Эвивы блеск, чтобы она на экране нормально смотрелась.

– На каком экране? – подскочила я, – вы спятили? Что вы задумали?

– Рита Нермолаева родила несколько часов назад, а эфир через

семь минут! Что прикажешь делать? Вот сценарий, – и он

сунул мне в руки листы.

Сказать, что я испугалась, не сказать ничего. Но я

профессионал, и подвести не могу. Эта передача идёт в

лучшее время, и у неё убойный рейтинг.

Мариша и Алиса посыпали меня пудрой и румянами, потом появился худой, как жердь, юноша, и начал опутывать меня проводами.

Сунул в ухо наушник, закрепил всё, как надо. Мариша сделала мне « улитку », оставив несколько прядок, подкрасила, и проводила в зал.

К счастью, в этой передаче не было аудитории, только один гость.

Меня усадили за прозрачный стол, на высокий стул, а я тем временем просматривала сценарий, и нервничала.

– Привет, – раздалось в ухе, и я дёрнулась.

Спокойно, это всего лишь помощник, вернее, помощница, которая будет через наушник подсказывать мне.

– Привет, – вздохнула я.

– Вы первая не испугалась, и это обнадёживает, – хихикнула девушка, – меня Олеся зовут, а вы Эвива, главред глянца, я знаю. Знаете, что Ритка учудила, когда услышала меня?

– И что же? – заинтересовалась я.

– Схватилась за уши, и стала орать, что в её голове голоса звучат.

– Да уж, – хихикнула я.

– Хорошо, что не в прямом эфире, – проворчала Олеся, – посмотрим, как у вас получится. Вы раньше какие передачи вели?

– Никаких, – честно ответила я.

– Мамочки! – взвизгнула Олеся, – Модест Львович там что, совсем спятил? Передача в прямом эфире!

– Как?!!! – ахнула я, но отреагировать не успела, как раздался вопль:

– Поехали! – и на меня поехала камера.

В первую секунду я оцепенела, но, неожиданно для себя, улыбнулась, и начала:

– Добрый вечер, уважаемые телезрители. С вами ведущая,

Эвива Миленич, и в эфире телепрограмма « Калейдоскоп спорта ».

Начинать надо было с обзора новостей, потом разговор с гостем, а потом пошли звонки. Передача велась сорок пять минут, по пятнадцать минут на каждый раздел.

– Ты молодчина! – простонала Олеся, переходя на « ты », – меня тут чуть кондрашка не хватил! Только спокойно, ещё немного осталось. Принимай звонок.

– Здрасте, – раздался в аудитории мужской голос, – а вы кто?

– Обоснуйте вопрос, – попросила я.

– Вы вообще кто? – спросил собеседник, – где Марго Нермолаева?

– Скажи правду, – шепнула Олеся.

– У Марго большая радость, она несколько часов назад стала мамой, – сказала я, – по понятным причинам она сегодня отсутствует.