Текст книги "Ангел в террариуме (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Кому-то эту колонку придётся вести, – нахмурился Модест Львович, – и остаёшься только ты.

– Нет, – улыбнулась я, – есть другая кандидатура. Девушку зовут Мирослава Ягода, она работает диджеем на радио, и мечтает о карьере журналиста. Девушка очень умная, и в этом году поступает в МГУ, на факультет журналистики. Даже больше того, она ещё и в ИЖЛТ собралась. И в ЛИТ имени Горького. Собирается стать бакалавром.

– Что ж, – пробормотал Модест Львович, – раз дела обстоят таким образом... Только объяви об этом сама.

– А вы боитесь? – хмыкнула я.

– Иди, иди, – усмехнулся Модест Львович, – твоя была идея... – и я, довольная, поспешила в зал.

– Представляю, как шеф её сейчас песочит, – услышала я радостный голос Кристины, и толкнула дверь.

– Значит так, дамы и господа, – начала я деловым тоном, – сейчас мы должны переделать номер, и придумать концепцию для следующего.

– К-какую к-концепцию? – Кристина даже заикаться стала, – как – переделать номер?

– Вы что, спятили? – холодно спросила Рената.

– Точно, спятила, – скривился Никита, – какая, на фиг, концепция? Тебе кофеин в башку ударил? Глядя, сколько ты его пьёшь, вывод напрашивается сам собой.

– У нас никогда не было никакой концепции, – пробормотала Рената.

– А фотки тоже переделывать? – спросил Марк, художественный редактор.

– Молчать! – прикрикнула я на них, – и слушать меня сюда, – и, когда я озвучила свою идею, повисло молчание.

– Вообще-то, это мужской журнал, – протянул Никита, – женщины спортом не интересуются.

– Так должны заинтересоваться, – воскликнула я, – и при этом

мы не должны потерять мужскую аудиторию.

– Это нереально, – пробормотала Рената, – либо мужики, либо бабы.

– А я говорю, реально, – упрямо повторила я, – поэтому я сейчас займусь статьёй, Кристина, займитесь срочной бухгалтерией, Рената, я сейчас дам вам темы, пишите колонку. С меня центральная статья. Марк, сделаете новые фотки. Быстро! У нас мало времени.

– Так я и знал, – проворчал фотограф, но, тем не менее, пошёл делать фотографии.

Все были недовольны, но к часам к десяти журнал был свёрстан, сдан в печать, и я, зевая, отправилась домой.

Пообедать с маменькой я так и не смогла, сообщила ей, что горю на работе, и теперь ощущала прямо-таки зверский голод. Но внизу, около стоянки, меня ждал неприятный сюрприз.

– Здравствуйте, прекрасная Эвива, – подошёл ко мне Игорь, и протянул букетище оранжевых роз с багряной окаёмкой, – долго же вы сидите на работе.

– Концепцию разрабатывали, – бросила я в пространство, – слушайте, не дурите. Вы мне нужны, как снег в августе.

– Снег в августе, во время удушающей жары, в самый раз, – ухмыльнулся Игорь.

– А зонтик рыбке точно не нужен, – хмыкнула я, – поэтому махну-ка я плавниками, и поплыву домой.

– Вы такая упрямая, и от того ещё более желанная, – вздохнул Игорь, – я вас не пущу в машину. Вернее, мой охранник уже отогнал её к вам домой, поэтому вам по любому придётся поехать со мной. Не бойтесь, я девушек не обижаю. Но сначала я накормлю вас вкуснейшим ужином, а потом отвезу домой.

– Слушайте, что за самоуправство? – возмутилась я, но в машину к нему села, – имейте в виду, у меня в сумочке газовый пистолет.

– Вооружена и очень опасна, – хмыкнул Игорь, и привёз меня в маленький, но очень уютный ресторанчик.

Официантка провела нас за столик, на котором была табличка « Заказ », убрала табличку, и подала меню.

– Ну, вы меня достали, – вздохнула я, открывая меню, – учтите,

вы попали. Я закажу самые дорогие блюда.

– Ничего, я не обеднею, – улыбнулся Игорь.

– Да? – вздёрнула я бровь, и перевела взгляд на официантку, – тогда мне жареные устрицы под лимонным соком, жареную сёмгу, лангустины, лобстеры, и салат с омарами. На десерт фруктовый салат, кофе ристретто, и пару клубничных пирожных. Довольны? – приподняла я бровь.

– Ничего, – Игорь, в отличие от меня, заказал мясо, кофе, и пирожные.

Ели мы молча. Игорь пытался заговорить со мной, но я упорно отмалчивалась. Официантка принесла бутылку дорогого, коллекционного вина, но Игорь отказался, он был за рулём.

Я выпила пару бокалов, и почувствовала, что мне хочется спать.

– С ног валитесь? – спросил Игорь, когда мы вышли из ресторана.

– Спать хочу, умираю, – вздохнула я, и пригубила вина из горлышка, – с журналом была запарка, целый номер переделывали за один день. Под концепцию подводили.

– Подвели?

– Конечно, – кивнула я, – а как же может быть иначе? Со мной не смухлюешь.

– Похоже, вы суровая девушка, – хмыкнул Игорь, открывая передо мной дверцу, и подавая руку.

– Ещё какая суровая, – засмеялась я, – слушайте, что вам от меня надо? Спать с вами я точно не буду. Я вам ещё утром сказала, что не передумаю, и что это может грозить для вас проблемой.

– Вы так хороши, не в сказке сказать... – вздохнул Игорь, поворачивая ключ в зажигании, – и я влюбился до умопомрачения. Не держите меня за кретина, я просто влюблённый болван, – и я хихикнула.

– Мило, – вздохнула я, – я не кретин, я болван! Что, по сути, одно и тоже. Вы вообще поняли, что сказали?

– Понял, – горько сказал Игорь, – я, в отличие от вас, трезвый, как стёклышко. А вы, похоже, уже далеко улетели. Вообще-то, вино креплёное.

– Какая прелесть! – восхитилась я, – сказали мне об этом только сейчас, когда я упилась.

– Не волнуйся, – перешёл на « ты » Игорь, – я девушек не

опаиваю, и не завожу никуда. Ты мне нужна трезвая.

– И то хорошо, – ухмыльнулась я, и благополучно уснула в машине.

– Доброго вам утра, – разбудил меня Игорь, когда мы уже оказались около посёлка.

– Мы приехали? – спросила я, и увидела охранников Лешу и Андрея.

– В чём дело, Эвива Леонидовна? – спросил Андрей, – с вами всё в порядке? Кто этот тип? – кивнул он на Игоря.

– Хорошая бдительность, ребята, – зевнула я, – спасибо за ужин, он был очень вкусным, – сказала я Игорю, допила остатки вина из бутылки, взяла розы, и вышла из машины.

– Спокойных снов, моя нимфа, – сказал Игорь, и уехал.

– Может, вас проводить? – спросил Леша.

– Не мешало бы, – вздохнула я, и взяла его под руку.

– А это кто? – спросил он, – если Димка узнает, прибьёт его. А, если Максим Иванович узнает, пришибёт их обоих.

– Не пришибёт, – вздохнула я, – разве что, на десять суток посадит. С бомжами в одну камеру.

– Чего вам неймётся? – воскликнул Леша, – муж замечательный, дети отличные, а вас всё куда-то на сторону тянет. С Димкой, ладно, вообще непонятно, что. Он мой однополчанин, и тут я молчу, хоть и понимаю, что он вашу семью разрушить хочет.

– Да ладно вам, – засмеялась я, – вы что обо мне подумали? Что я гуляю направо и налево? Он меня просто на ужин пригласил, подарил цветы, попытался охмурить, и получил отлуп. Вот дела! Стоит с кем-нибудь целомудренно пофлиртовать, и мне тут же нотации читают!

– Ну, откуда ж мне знать, – пожал плечами Леша, – тем более, вы спите в машине, и пьяная.

– Устала жутко, – улыбнулась я, – хлебнула креплёного на голодный желудок, и готово.

– Красивая вы баба, – вздохнул Леша, – и мне Димку жалко. Я видел, каким он был, когда вы с ним в ссоре были. Мы, хоть и оказались в разных социальных слоях, но по-прежнему друзья. Вот, и пришли. Удачи вам.

– Леш, подожди, – воскликнула я.

– Что такое? – повернулся он.

– А ты ничего подозрительного не замечал вокруг нашего

посёлка? – спросила я.

– Чего подозрительного? – удивился он.

– К примеру, подозрительную возню. Кто-нибудь не мотался по округе, и ближайшему перелеску?

– А почему вы спрашиваете? – посерьёзнел Алексей.

– Да ладно тебе, – вздохнула я, – ты же понимаешь...

– Понимаю, – кивнул он, – но Максим Иванович рассердится.

– А тебе-то что? – улыбнулась я, – он не узнает.

– Узнает в итоге, – хмыкнул Алексей, – джипы тут мотались, один круче другого. Я все машины из посёлка знаю, и номера записаны, а эти незнакомые.

– Номера есть? – воодушевилась я.

– Нет, – мотнул головой охранник, – машины промчались в день убийства, и больше не появлялись. А так, я раньше там движение замечал, пошёл посмотреть, и нашёл лыжню. Сначала думал, вы катались, но лыжня уж очень неудобно пролегала, да и вы в другой стороне катаетесь. А пролегала она как раз, где девица вам на машину упала. Больше я ничего не видел, только выстрел слышал, и машины промчались обратно.

– Понятно, – протянула я.

– О марке машин даже и не спрашивайте, – мотнул головой Алексей, – могу только сказать, что это были джипы, либо какая-то разновидность внедорожников. Громоздкие, и тупоносые, как у вас. Всё, я пошёл, мокро под этой снежной кашей стоять, – и он растворился в темноте, а я вошла в дом.

Скинула в прихожей сапожки, пальто, и сумку. Цветы положила на тумбу, а сама прокралась на второй этаж, не заходя в гостиную, из которой слышались голоса.

Быстренько приняла душ, почистила зубы, и надела домашнюю одежду. Вот, теперь можно показываться людям.

Сон с меня слетел, сбила я его, заснув у Игоря в машине. И алкоголь тоже улетучился. Есть не хотелось, только чашечку кофе, и конфеток. А, Игорь подарил мне набор конфет, вот, сейчас и шоколадку слопаю. Внизу я застала Ивана Николаевича, и двух его бывших сослуживцев, с которыми он смотрел матч.

Он иногда встречается с коллегами с бывшей работы, они

смотрят футбол, пьют, и разговаривают. Так уж получилось,

что пока на новой работе он приятелей не завёл.

– Доброго всем вечера, – сказала я.

– Макс не звонил? – спросил Иван Николаевич.

– Нет, – мотнула я головой, – дела, наверное, замотали.

– Какая у тебя красивая невестка, – сказал Матвей Петрович, коллега Ивана Николаевича.

– Но с вредным характером, – усмехнулся Иван Николаевич, и в гостиную вошла Анфиса Сергеевна, держа в руках мой букет.

– Викуль, с каких пор Северский дарит тебе жёлто-красные розы? До сих пор он дарил тебе белые и синие.

– Это не от него, – отмахнулась я, – так, один подмазывается, – а коллеги Ивана Николаевича округлили глаза.

– Очередной из стада влюблённых баранов? – улыбнулась Анфиса Сергеевна, – какие красивые, – и она поставила их в вазу, – есть будешь?

– Нет, только кофе, – и я пошла за ней на кухню.

– Интересно, а в честь чего жене твоего сына дарят такие букетища? – услышала я в спину, – мужики просто так розы не дарят.

– Ей постоянно цветы дарят, – ответил Иван Николаевич, – она мужиков в ступор вводит своим внешним видом, и они за ней галопом, и с цветами.

– И куда это годится, чтобы замужней охапки роз дарили? Замужняя жена должна дома сидеть, и борщ готовить, – и я не выдержала.

– А вы, сами, часто своей супруге цветы дарите? – налетела я на Матвея Петровича, – наверное, два раза в году, на день рождения и на Восьмое марта. Я права? И не розы, наверное, весной мимозы, а на день рождения гвоздики.

– Откуда ты знаешь? – удивился он.

– По вашему виду вижу, что вы не романтик, – рявкнула я, – и скряга.

– А зачем для жены на дорогие цветы тратиться? – недоуменно протянул он.

– Для жены как раз и нужно покупать дорогие цветы! Идиот!

– Я требую немедленных извинений! – побагровел Матвей

Петрович, – чтобы всякие проститутки на меня голос

повышали?

– Что вы сказали? – взвилась я, схватила бутылку с пивом, и

вылила содержимое ему на голову, – дуболом!

– Вика! Что ты делаешь? – вскричал Иван Николаевич.

– Угомони свою сноху! – заорал Матвей Петрович, вскакивая, – я в этот дом больше ни ногой! Не зря я говорил, что ты зазнался!

– Ты говорил, что я зазнался? – подскочил Иван Николаевич.

– Да! Ты зазнался! Как получил богатый дом, машину, и работу в ФСБ, сразу нос кверху.

– Ну, всё! – вскричала я, – вам отказано от дома! Убирайтесь!

– Пошёл вон! – рявкнул Иван Николаевич, – чтобы я тебя больше не видел!

– Ничего, – злорадно воскликнул Матвей Петрович, – вот, сбежит она, – кивнул он на меня, – от твоего сынка, придётся тебе возвращаться в квартиру, и пересаживаться на российский автопром.

– Не пересядет он на российский автопром ни при каком раскладе! – рявкнула я, – если рассуждать в таком ключе, то скорее я уйду из дома, чем выгоню бывшего мужа, и дедушку с прабабушкой моих детей! А на оплату дома Макс без проблем заработает! Он теперь руководит больничным комплексом помимо службы в МВД!

– Аферисты! – процедил Матвей Петрович, и вылетел из дома.

– Ты уж извини меня, Иван, – поднялся с кресла другой коллега, – но я тоже пойду. Но ты имей в виду, я всегда был за тебя, – и Афанасий Андреевич тоже ушёл.

– Н-да, – пробормотал Иван Николаевич, рухнув в кресло, – вот уж не думал, что деньги так осложняют жизнь. Всех друзей растерял.

– Не переживайте, – улыбнулась я, – если бы они были настоящими друзьями, их деньги не задели бы. Я была девочкой из богатой семьи, Зойка из семьи алкоголиков, и она мне никогда не завидовала, я это точно знаю. Не о чём сожалеть. Они не были вашими друзьями, а друзья... Это дело наживное.

– Может, ты и права, – вздохнул он, а я всё-таки дошла до кухни, и налила себе кофе, забрала из сумки конфеты, и поднялась в свою спальню.

Я села перепечатывать свои стихи, вынула из коробки

конфету, надкусила её, разжевала, и... сморщившись,

выплюнула на лист бумаги.

Что это за гадость? А, швейцарский... Ну, тогда мне всё понятно. Почему-то швейцарский шоколад, которым завалены наши прилавки, самый паршивый, и... самый дорогой.

Нет, настоящий швейцарский шоколад очень вкусный, а это фигня какая-то.

Хотя, нет, бельгийский, а так же австрийский, дороже, и в сто крат вкуснее.

Да обычная плитка из ларька вкуснее, чем швейцарский.

И, хотя, в нём, так же, как в бельгийском и австрийском, отсутствуют консерванты, но он... солёный.

Он ужасно солёный, так, что есть невозможно.

И я тут же спустилась вниз, и выбросила коробку в мусорное ведро. Вынула из ящика белый шоколад с черникой, но уже эстонского производства, и вернулась в спальню.

Это уже совсем другое дело.

Слопав всю коробку, и, напившись кофе, я переоделась в пижаму, и мгновенно уснула.

Сны мне практически всегда снятся сумбурные, и я всегда их

« засыпаю ». Говорят, если не помнишь, что снилось, это значит, что сон очень крепкий, и полезный для здоровья.

Но под утро мне сквозь сон слышались какие-то голоса, звук подъезжающих машин, и, в итоге, я всё-таки проснулась.

Окно, вернее, форточка, была открыта, моя кошка Маня опять открыла лапой форточку, вспрыгнув на окно второго этажа с дерева, растущего рядом. И сейчас пушистая фурия возлежала на подушке Макса, причём кверху брюхом.

– Вот поганка! – засмеялась я, почесав кошке брюшко. Та муркнула, будто говоря, не сердись, хозяйка, и перевернулась на бок, глядя на меня своими умопомрачительно-зелёными глазами.

Я быстро приняла прохладный душ, надела светло-серый, строгий костюм, белую блузку, и сама себе понравилась.

А серый цвет мне идёт.

Я всегда подбираю под одежду и бельё соответствующего цвета, и потому выбрала неглиже классического оттенка, а пакет положила ало-чёрное, красные лодочки, и новое платье.

Поднялась в мастерскую за уже запакованной картиной, и

тайне ото всех установила её на крыше машины.

Но, когда я вошла в гостиную, глаза у меня невольно

округлились. Я такого количества цветов ещё не видела, а от

запаха кружилась голова.

– Откуда столько? – спросила я у Анфисы Сергеевны.

– Тебе поклонники прислали, – улыбнулась она, – тут есть визитки, – и я стала просматривать, от кого пришли цветы.

Огромный букет бордовых роз от Генриха, моего начальника в

« График Интертеймент Продакшн Плюс », букет алых роз с белыми лилиями от его отца, Вениамина Фридриховича.

Белые, трубчатые лилии от Евгения Массалитова, одного знакомого прокурора, который по уши в меня влюбился прошедшим летом... Два букета, один из белых, другой из голубых, роз, от Димы, и совершенно огромный букет от Глеба Никифоровича. Ну, тут, я так понимаю, цветы предназначаются моей матери. Он, чтобы не вызывать подозрение у моего отца, прислал букет, якобы мне.

Я, прочитав открытку, усмехнулась. Так оно и есть.

« Викуля, солнце моё, с праздником. Ты, сегодня, наверное, имеешь повышенное внимание со стороны нашего брата. Я тебя люблю, как дочь, а половину роз отдай матери ».

Хмыкнув, я стала просматривать остальные букеты.

Кое-что было от прежних поклонников по театру, и пять букетов тёмных, почти чёрных роз, от Игоря.

Спятил он, что ли, совсем?

И, помимо цветов, стояла ещё и целая гора пакетов, в которых я обнаружила коробки с конфетами.

У меня от запаха цветов закружилась голова, и сбежавшей по ступеням матери я тут же вручила букет.

– Держи, поставь к себе.

– Вот это да! – протянул папа, – откуда столько?

– У меня поклонников много, – улыбнулась я.

– Моя дочь – вертихвостка, – вздохнул папа, и пошёл завтракать.

– От Глеба? – шепнула маменька.

– От него, – кивнула я, и вздохнула, – а от Макса нет.

– Тебе так нужен букет от Макса? – удивилась маман.

– Мне нужно на ком-нибудь зло сорвать, – ухмыльнулась я, – он мне вечно дарит розовые розы, а я их терпеть не могу. И я постоянно на него кричу из-за этого.

– И он при этом продолжает тебе дарить розовые розы? – вздёрнула брови маман, – идиот!

– Говорит, что цветами люди изъясняются в любви, и, что он

ко мне испытывает очень нежные чувства. Я терпеть не могу

розовый цвет! Придурок! Уж лучше бы красные дарил! На

худой конец!

– Красные – это страсть, – хмыкнула маменька.

В этот момент раздался звонок, и через минуту вошла Ира. В руках она держала очередной букет, нежно-розовый на этот раз.

– Это вам, – улыбнулась она, протягивая мне букет, и подарочный пакет.

– Любимая, прости, что я не с тобой, – прочитала я в открытке сердечком, и улыбнулась, – скандал закачу, когда вернётся из Петербурга.

– А ты переживала, – ухмыльнулась маменька, – знаешь, что у нас, женщин, получается лучше всего?

– Что? – мне стало интересно.

– Шляпки, приготовление еды, и закатывание скандалов. Ты – истинная женщина.

– Я – истинная стерва, – вздохнула я.

– О! И ты стала так говорить! – восхитилась маменька, – мои гены!

– А что мне ещё сказать о себе? – я развела руками, – мужчинами верчу, как не знаю кто.

– Зато будет, что вспомнить на старости лет, – хмыкнула маман.

– На старости лет я буду писать мемуары, романы, стихи, и прочее, прочее, прочее. Не хочу в старую квашню превращаться, хочу быть вечно молодой душой. Впрочем, при моём эмоциональном и ветреном характере это несложно.

– Стихи – вечно молодая душа? – удивилась маменька, – ты будешь леди.

– Какая из меня леди? – хихикнула я.

– Думаешь, леди и аристократизм – это голубая кровь, и прочая ерунда? Это состояние души! Леди, она и в Африке леди. Это благородство души, это тонкость чувств, а некоторые так

хабалками на всю жизнь и остаются! Понимаешь, детка?

– К сожалению, понимаю, – вздохнула я, и пошла завтракать.

Шоколад я сложила в верхний ящик, чтобы Василинка не

достала, и налила себе кофе.

– Ни фига себе! Тётя Вика! – вскричала Фрида, вбегая на

кухню, – сколько цветов!

– И какие красивые! – воскликнула Мира, – я хочу такой же

быть!

– Вертихвосткой? – тут же отреагировал мой отец, – что в этом хорошего? Я не одобряю выходки дочери, так ты, Викуля, и младшее поколение с пути истинного сбиваешь!

– Пап, перестань, – отмахнулась я, – просто я влюбляю в себя мужчин, а они мне шлют цветы.

– Мило, – буркнул папа, он вообще был с утра не в настроении.

А я залпом проглотила завтрак, и поехала в издательство.

Картину я удачно довезла до редакции. В лифт с ней, конечно же, не поместилась, и пришлось идти по лестнице, ловя на себе любопытные взгляды.

– Здрасте, Эвива Леонидовна, – услышала я сначала голос Риты, а потом увидела её саму, выглядывающую из-за кипы роз, – а вам вот цветы опять прислали.

– Все мне? – оторопела я.

– Все вам, – кивнула Рита, и зашептала, – наши в бешенстве. Говорят, вы сами себе цветы присылаете, чтобы внимание привлечь.

– Мне что, делать больше нечего? – удивилась я, – вот идиотки!

– Они вам завидуют, – вздохнула Рита, – а что это у вас, такое громоздкое?

– Картина, – вздохнула я, – подарок одному человеку.

– А посмотреть можно? – и я сдёрнула упаковку.

– Это что такое? – опешила Рита.

– Плод больной фантазии, – материализовался рядом Никита, и две главные змеюки.

– Да уж, – хихикнула Рената.

– Подарок с намёком, – хохотнула Кристина, – однако, тот, кто вам это подарил, большой оригинал. Он вообще живой?

– Это подарок не мне, а от меня! – рявкнула я.

– А вы мечтаете стать вампиршей? – сладким голосом спросила Кристина, – хотя, почему мечтаете? У вас и так клыки острые! Может, познакомите меня с этим сумрачным типом? Я бы тоже не отказалась от вечной молодости.

– Он предпочитает закусывать яркими брюнетки! – фыркнула я, – вы не в его вкусе!

– А кто в его вкусе? Вы? – прищурилась Кристина.

– Даже если и так? – с вызовом спросила я, – вам какое дело?

Вам такой мужик и не светит! Он, к вашему сведению, за

мной десять лет бегает! Саша! Куда курьер подевался?

– Бегу, – примчался тот, – что угодно?

– Во-первых, в банк сбегать, а во-вторых, отнести вот это полотно вот по этому адресу, – я дала ему бумагу с адресом, и запаковала картину.

Саша кивнул, и быстро умчался. А я собрала цветы, и уволокла их к себе. Алые розы от Игоря, розовые от Макса, и ещё несколько букетов от бывших поклонников.

Мне некуда было девать цветы. Вчерашние ещё не завяли. И я по два букета в вазу запихнула.

Меня уже подташнивало от запаха роз, а их ещё дома незнамо сколько.

– Рита, ну, что там с рейтингами? – спросила я, занимаясь статьёй для следующего номера.

– Только что звонил дистрибьютор, – затараторила Рита, – офигеть! Они просят второй тираж!

– Отлично, – обрадовалась я, – Модесту Львовичу сообщила?

– Конечно. Он в восторге.

– Ну, и отлично, – я повесила трубку, допечатала статью, пошла за чашкой кофе, и увидела, что все сгрудились у окна в холле.

– И что происходит? – подошла я к ним, – в честь чего собрание? Обрадовались, что с журналом всё нормально, и расслабились?

– Да тут кто-то цветами всю площадь заставил, – вынырнул из толпы Модест Львович, – вот это жест! Это как надо любить женщину, чтобы её имя цветами выкладывать!

– Интересно, что за Ева такая? – протянула Кристина, а я поперхнулась.

– Как вы сказали? – вскричала я, и пролезла к окну.

Внизу, на площади, стояли белые розы, синими выложено имя « Ева », а красными было выложено сердечко вокруг имени.

Я столько цветов за всю свою жизнь не видела, их был целый миллион, не меньше.

Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.

– Слушаю, – на автопилоте ответила я.

– Выгляни в окно своей спортивной редакции, – засмеялся Дима.

– Гляжу как раз, – прошептала я, – ты спятил?

– Ну, малышка, я другого ответа ожидал, – хмыкнул он, – только

для тебя! Миллион роз! И твоя любимая песня! Открой окно.

Я раскрыла створку, холодный ветер тут же ворвался в помещение, и я услышала песню Пугачевой « Миллион алых роз ».

– Извини, милый, но колер цветов песне не соответствует, – усмехнулась я.

– Хорошо, подожди полчаса, и будет тебе миллион алых роз, – заявил Дима.

– Не вздумай! – испугалась я, – что я с ними делать-то буду? Варенье варить? Совсем с ума спятил? Ты же мне прислал утром два букета! Макс взорвётся, когда увидит столько цветов! Решил моего мужа позлить?

– А то, как же? – голос у Димы был более чем довольный.

– Слушай, а они что, целый день будут песню крутить? – спросила я, – можно как-нибудь остановить эту безумную шарманку? Народ взвоет.

– Тебя волнует мнение общественности?

– Волнует, – вздохнула я, – и убери розы.

– Их отвезут к тебе домой.

– Пусть везут, – вздохнула я, – я люблю розы, только убери их.

– Ладно, – и он отключился, а я посмотрела на ошарашенные лица сотрудников.

– Я одного не понимаю, – протянул Модест Львович, – почему Ева?

– Это его личная примочка, – вздохнула я, – имя моё перекроил на свой лад.

– Эвива Леонидовна, вам тут принесли, – Рита протянула мне пакет, я со вздохом взяла его, и убежала в кабинет.

В пакете обнаружилась коробка конфет, и бархатная коробочка. Внутри были бриллиантовые серьги, и они были от Игоря.

– Чертобесие, – вздохнула я, вынула сотовый, и набрала Диму.

– Ева, что случилось? Хочешь ещё музыку послушать?

– Нет, у меня другая просьба, – протянула я, разглядывая серьги, – нужно найти человека.

– Это тех катакомб касается? – догадался Дима, – давай, говори. Что там, у тебя?

– Лазуретов Дмитрий Михайлович. Можешь узнать, кто он такой? Я знаю только одно, он отец убитой.

– Лазуретов? – хмыкнул Димка, – считай, что тебе повезло, я

знаю одного Лазуретова, и с таким же именем и фамилией. Случайно познакомились на одной тусовке, из-за одинаковых имён несуразица получилось. Но тот Лазуретов дико богатый.

– А мне и нужен дико богатый. У него есть ещё и законная дочь, Дарья, шатенка с голубыми глазами.

– Видел похожую с ним, – сказал Дима, – красивейшая девушка, и зовут Дашей. Похоже, это наш фигурант. А теперь подробнее.

– А подробнее будет в отеле, – ответила я, – только подскажи, как с ним связаться.

– Да без проблем, – засмеялся Дима, – мы с ним с некоторых пор партнёры, замутили кое-что на двоих, и сейчас я ему позвоню, – он отключился, а я возликовала.

И я решила, пока он будет договариваться, позвонить Мирославе.

– Мирка, у меня к тебе предложение, – воскликнула я, когда она ответила, – хочешь вести колонку в « Планете спорта »?

– « Планета спорта »? – ахнула Мира, – ты правду говоришь? Это же супер! А что за колонка?

– Ответ на письма. Колонка творческая, моё ноухау.

– Ноухау? А я смогу?

– Конечно, сможешь. Ты умница. Русским языком владеешь, в отличие от большинства... Учишь иностранные... Я о тебе уже Модесту Львовичу наговорила, и он в восторге. Так что скоро придут письма, а ты, как накропаешь что-нибудь, покажешь мне. Хорошо?

– Хорошо, – засмеялась Мира, и отключилась, а телефон тут же взвыл.

– Подъём, моя хорошая, – сказал Дима, – через час, в кафе

« Рыцарь ». Знаешь такое?

– Издеваешься? – хмыкнула я, – это же наше кафе. Еду, – и я

вскочила со стула, надела пальто, сунула в сумку ноутбук, и

помчалась к лифту, не забыв про цветы.

– Вы сегодня ещё будете? – крикнула Рита.

– Наверное, нет, – ответила я, и вошла в приехавший лифт.

Погрузила все цветы в машину, и на встречу прибыла с королевской точностью.

Диму я увидела сразу. Он потягивал из чашки кофе, а рядом

с ним сидел мужчина средних лет.

– Добрый день, – подошла я к их столику, а Лазуретов с интересом на меня посмотрел.

– Здравствуйте. Вы и есть Эвива? Очень приятно, Дмитрий Михайлович. О чём пойдёт речь? Я человек занятой, и не надо отнимать у меня время по пустякам.

– Ваша покойная дочь – пустяк? – задала я наводящий вопрос, а Дима сделал большие глаза.

– Ты просто образец тактичности, – бросил он в пространство, а я всматривалась в лицо Лазуретова.

– Вирка и должна была так кончить, – пожал плечами Дмитрий Михайлович.

– Почему вы решили, что речь идёт о Вире? – прищурилась я, – может, я говорю о Дарье?

– Хватит на мне приёмы криминальной психологии отрабатывать, – буркнул Лазуретов, – где в данный момент Дарья, я знаю, её в России нет, а убить могли только Вирку. Она преступница.

– Слишком громогласно – преступница. Аферистка, мошенница, а в ваших устах прозвучало, будто она убийца. За что вы так её не любите? Она же ваша дочь.

– Я её не любил, и не жаждал стать отцом. Её мать хотела родить дочку только для себя, что и сделала. Что вам за дело до неё? Ты меня сюда для этого дурацкого разговора пригласил? – покосился он на Димку, и впился в меня колючим взглядом, – я занятой человек, а на эту курву мне плевать. И вообще, я что-то ничего не понимаю. Ну-ка, объясни мне, – повернулся он к Диме, – ты здесь с какого бока?

– Я ни с какого, – улыбнулся он, – просто девушка, которая мне очень небезразлична, суёт свой курносый нос в криминальные истории. А я её из семьи увести хочу, вот и помогаю.

– Ясно, – на губах Лазуретова заиграла наглая ухмылочка, – отличный у тебя вкус, – ощупал он меня глазами.

– Хватит меня разглядывать, – рассердилась я, – и имейте в виду, я не успокоюсь, пока не найду убийцу.

– Вы хотите денег? – прищурился Лазуретов, – сколько? Я не хочу, чтобы до моей жены дошло, что я ей изменил.

– Вас только это волнует? – осведомилась я.

– Однако, цепкая девушка, – вздохнул он, – я просто не хочу,

чтобы ковырялись в моём прошлом. Повторяюсь, мне на Виру

плевать, и я не хочу требушить эту историю.

– Почему? – рявкнула я, – что вы скрываете? И вы, похоже, не поняли, я всё равно буду расследовать. Но вы можете подать заявление в милицию, обвинить меня в незаконной сыскной деятельности... – я ядовито улыбнулась, и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Хватит с меня, – он встал с места, – не желаю больше с вами разговаривать, – он швырнул купюру на блюдце, и резко вышел из кафе.

– Не получился разговор, – посмотрела я ему вслед.

– И где наша хвалёная тактика? – засмеялся Дима.

– Чем он занимается? – спросила я, и в этот момент подошёл официант, и поставил передо мной чашку ристретто, и клубничные пирожные.

– Это я заказал, – сказал Дима, – твоё любимое.

– Ты душка, – я отпила кофе, – как мой подарок?

– Впечатлил, – откинул он волосы с лица. Вынул вдруг из кармана челюсти с клыками, вставил себе в рот, и защёлкал ими, – иди ко мне, сделаю моей вечной невестой, – и ухватил под столом за коленки.

– Смотри, а то проколю осиновым колом, – покатывалась я со смеху, – перестань! Что ты делаешь? Вдруг коллеги Макса увидят?

– Сомневаюсь, что работникам милиции вздумается полакомиться кофе такой стоимостью. Они капучино лучше купят в пакетике, и заварят хлорированной водой, – а я фыркнула.

– Ну, ты скажешь!

– Скажу, – кивнул он, улыбаясь, – поехали в отель, не могу больше ждать.

– Поехали, – подскочила я, и мы отправились в « Мариотт »...

Вечером я переоделась в своё красное платье, и мы

отправились поужинать в роскошный ресторан при отеле.

– Ты такая красивая, – вздохнул Дима, усаживая меня за столик.

Подошёл официант, зажёг свечи в канделябре, и подал нам меню.

– Что ты хочешь? – спросил Дима.

– Жаркое из свинины, – заявила я, и его брови поползли вверх.

– Мясо? – удивился он.

– Да, – кивнула я, – и брюта.

– Нам жаркое из свинины, бефстроганов, и бутылку коллекционного брюта, – сказал он, – с десертом определимся чуть позже, – и официант испарился.

– Думаю, на сладкое лучше всего тирамису, – улыбнулась я, – и канолли.

– Хорошо, мой сладкий. Кстати, что ты сказала своим домочадцам?

– Ничего не сказала, – улыбнулась я, – мама обещала отмазать.

– Чёрт! – вздохнул он, – ты неповторимо красива, и обворожительна. И это платье... Ты в нём просто конфетка. Держи, – он протянул мне бархатную коробочку, и внутри я обнаружила роскошный, сверкающий красными камнями браслет.

– Рубины? – спросила я.

– Бриллианты, – улыбнулся Дима, – редкий вид, – и застегнул браслет у меня на запястье, – я, как знал, что ты будешь в красном.