Текст книги "Джентельмены предпочитают брюнеток (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Я покажу, – кивнула Беата, – русалок купи и пива. Чисто датские сувениры будут.

– А что-нибудь покрепче? – нахмурилась я.

– Найдём и покрепче, – согласилась подруга, и ахнула, посмотрев на часы, – мне же нужно перевод отвезти! Пока! – и она убежала, а в кухню пришли Макс с отцом.

– Я впервые за границей, – сказал Иван Николаевич, – и хочу посмотреть достопримечательности.

– Сейчас поедем, – сказала я с набитым ртом, и они тоже сели есть.

– Где тут пруды? – спросил Макс.

– У Беаты надо спрашивать, – отмахнулась я, – а она в данный момент укатила. У нас на повестке дня музей и русалка.

– Что за русалка? – удивился Иван Николаевич.

– Памятник, – пояснила я, – в виде русалки.

– Слышал что-то такое, – кивнул Макс, – будто там вандалы орудуют.

– Есть такое дело, – согласилась я, – постоянно над бедной водоплавающей надругательства совершают. Надеюсь, мы её в нормальном состоянии застанем.

И, позавтракав, мы отправились в Копенгаген.

На наше счастье, русалка была в нормальном облике, и даже с

головой, которую у неё вандалы как-то оторвали.

Мы сфотографировались рядом с ней, а потом я купила статуэток.

Сувениров пришлось покупать уйму, мне нужно было своим

коллегам, Максу и Ивану Николаевичу своим.

Помимо русалок мы взяли ещё стеклянные шары с содержимым – видами Дании – а потом заехали в здание, где должен проходить конкурс.

Я сдала документы, вернее, ксерокопии, подписала какие-то бланки, и мы покинули помещение.

День прошёл весьма плодотворно. Мы погуляли по городу, сходили в музей, а, точнее, по музеям.

Для начала я затащила их в Государственный музей, полюбоваться живописью, скульптурой, и прикладным искусством. А потом в музей к восковым фигурам, музей Луи Тюссо.

Уж не знаю, каким боком этот Луи к мадам Тюссо в Лондоне, потому что я не стала брать экскурсию, и выяснять нюансы.

Почему? Во-первых, экскурсии на датском и английском. Датский из нас не знает никто, и я бы замучилась переводить акцент горячего, скандинавского экскурсовода.

Сама я в экскурсоводы не записывалась.

Иван Николаевич молчал всю дорогу, только, когда мы вышли из музея французских импрессионистов, музея Ордрупгард, он сдавленно проговорил:

– Может, на рыбалку? – и в его голосе мелькнули жалобные нотки.

– Потом, – отмахнулась я, – у нас на повестке дня ещё один музей, и он вам понравится.

Да, в Национальном музее, кроме предметов старины, выставлено ещё и старинное оружие, и мужчины просто прилипли к этому отделу.

– Ну, что? – ехидно осведомилась я, когда мы оказались на улице, – и кто тут помешан на музеях?

– Отдел соответствующий, – усмехнулся Макс.

– Вы, как дети малые! – фыркнула я, и облокотилась о перила моста, – красота. Люблю Скандинавию.

– Ты была здесь? – спросил Макс.

– С Димой, – вздохнула я, – а родители меня каждое лето в

Эстонию возили. Там в море холодно даже летом, а мне

нравилось купаться.

– В ледяной воде? – заморгал Иван Николаевич.

– Ага, – по-детски воскликнула я, – старые автоматы, куда бросают монетки, розовая сирень, махровая-махровая, как пенная подушка. А какие там сладости! Марципаны, булочки с кремом, белый шоколад с черникой. Колорит, шпили, готика. Узкие улочки, порой между домами щель с полметра, мощёные, и витые, ведущие в гору. Красотища!

– Ты так рассказываешь, – протянул Макс.

– Вдохновенно, – хихикнула я, и добавила, – что-то мне скучно стало.

– Нет! – в панике выкрикнул Максим, – не говори больше ни слова!

– Почему? – удивился Иван Николаевич.

– Всякий раз, когда она говорит, что ей скучно, на неё трупы падают, как из рога изобилия. Я хочу отдыхать, и ловить лосося, а не бандитов.

И на этой оптимистичной ноте мы пошли по магазинам, а потом зашли перекусить в кафе.

Вот еда, похоже, их больше всего обрадовала.

Огромные бутерброды, высотой с секвойю, оригинальные салаты, и свинина. Бекон вообще был выше всяких похвал.

– Надо в магазин зайти, – простонала я, окончательно объевшись, причём до невозможности дышать, – в супермаркет. Купить чего-нибудь на ужин. А то неудобно.

– Неудобно штаны через голову надевать! – фыркнул Макс, – я вчера рояль антикварный таскал.

– Отстань со своим роялем, – буркнула я, – я обещала Беате купить еды, это раз, и мне нужна овсянка, это два. Я без каши не человек.

– Твоя жена – извращенка, – буркнул Иван Николаевич, и добавил с набитым ртом, – определённо, мне нравится датская кухня, вкуснейшие бутерброды.

– Дания вообще славится своими бутербродами, – улыбнулась я, с наслаждением принимаясь за новый бутерброд, – они тут порой огромные.

Нагулявшись, мы сели в мою машину, и поехали обратно в

Тоструп.

Я со своей громадной машиной здесь была, как бельмо на

глазу. В Дании вообще не принято так выделятся, и большинство ездят на велосипедах. Здесь вообще развита велосипедная трасса.

Но мне, честно говоря, плевать на привычки датчан, и пусть думают, что хотят, глядя на мой « Хаммер » ослепительно-алого цвета. Я люблю свою машину, и пересаживаться на малолитражку не намерена.

По пути мы заехали в супермаркет, и я наполнила до краёв две тележки, а потом мы вышли с горой пакетов, которые я погрузила в багажник, и мы тронулись.

Беата всегда держит двери открытыми, даже, когда уезжает.

На мой взгляд, невероятная беспечность. Но здесь минимум криминала, и потом, если грабитель и заберётся к ней, то, увидев бардак, он быстренько ретируется.

Найти что-либо здесь не представляется возможным, Беата мастер по прятанью вещей в самых неожиданных местах.

Но сегодня, затормозив около дома, и, войдя с пакетами в прихожею, я замерла.

На кухне, спиной ко мне, стоял молодой человек, и шарил в полке, около щитка.

Я недолго раздумывала, схватила мешок с чем-то, и огрела воришку по голове. Теперь с чистой совестью заставлю Беату запирать все двери на десять замков!

Парень повалился на паркет, а я застыла с остатками мешка в руках, который разорвался, и по всей кухне разлилось нечто, нещадно смердящее.

– Воняет, как из унитаза, – простонал Макс, появляясь сзади, и зажимая рот и нос рукой, – что тут произошло? Кто это?

– Это я тоже очень хотела бы знать, – пробормотала я, – шарил на полке, а я его огрела.

– Чем? – появился на кухне Иван Николаевич, – свежим содержимым деревенского туалета?

– Понятия не имею, что было в этом мешке, – вздохнула я, – но запах ужасный. Слушайте, поднимите его, и привяжите к стулу. А я полицию вызову.

Кое-как объяснив на английском, где произошло проникновении на частную территорию, я вернулась на кухню.

– Очнулся, – констатировал Макс, когда я переступила через порог.

– Что со мной? – пробормотал парень на английском, выдал

несколько других слов, явно на каком-то, неизвестном мне языке.

Потом его взгляд сфокусировался на моей скромной персоне.

– Вика! – сказал он, – давно хотел с тобой познакомиться.

– Вы знакомы? – удивился Макс, глядя на меня, – зачем ты тогда его огрела?

– И полицию вызвала? – воззрился на меня Иван Николаевич.

– Не надо полиции! – заморгал парень, – я не преступник.

– Да не знаю я его! – воскликнула я, и схватила скалку, – а ну говори, кто ты такой, и откуда знаешь моё имя?

– Так Беата рассказывала, – пожал плечами парень, – я её друг, Збигнев.

– Ах, Збигнев, – протянула я, опуская скалку, – действительно, Беатка говорила. Минуточку, – повернулась я к нему, – а чего ты у неё шаришься?

– Я не шарюсь, – ответил Збышек, – у неё всегда двери нараспашку. А Беата позвонила мне, и попросила навоза привезти, хочет садик удобрить. Я на ферме, где свиней разводят, менеджером работаю. Я привёз ей мешок, и решил кофе попить. Беата попросила меня подождать её, и найти что-нибудь съестное в холодильнике. Сварил кофе, ищу сахар, и вдруг, бац, и темнота.

– Понятно теперь, чем воняет, – протянула я, – боюсь, тебе придётся ей ещё навоз везти, я этот на твою голову вывалила.

– О Езус – Мария! – услышала я возглас Беаты, – чем так смердит? Збигнев! Ты где?

– Он тут, – крикнула я, и подруга вошла на кухню.

– А что тут происходит? Что за вакханалия? Ну и вонища! Меня сейчас вырвет! Збышек, ты дурак? Я собиралась навоз по клумбам раскладывать, а ты его по полу раскидал.

– Не вини его, – вздохнула я, – это я сделала.

– Навоз по кухне раскидала? – тонкие, выщипанные брови Беаты изогнулись дугой.

– Увидела твоего хахаля, роющегося в ящике, приняла за вора, и огрела мешком с навозом, некстати попавшим мне под руку. Ой, сейчас же полиция приедет!

– Замечательно! – грустно констатировала Беата, – мало мне

навоза на паркете, смрада на весь дом, так ещё и полиция

должна пожаловать. Сейчас отменю вызов, – она взяла трубку,

и в этот момент по входной двери постучали.

Это оказалась полиция, и Беата стала деловито объяснять им недоразумение, а я, пока Макс с отцом отвязывали Збигнева, пошла за веником, шваброй и ведром.

В кладовке беспорядок был ещё более хаотичным, чем в основных помещениях.

Да оно и не удивительно, сюда-то гости не заглядывают, а Беатке абсолютно всё равно, где что лежит.

Окно в кладовке было открыто, отчего я ещё пуще обозлилась.

Ну, сейчас я ей всё выскажу, что думаю о её безалаберности! Только сначала раму закрою.

Злая, как стая сиамских кошек, я попыталась закрыть окно, но потерпела неудачу. Что-то держало раму. Я усилила напор, но рама предательски затрещала, и я поняла, что что-то её держит снаружи.

Окно было довольно широкое, и я, раскрыв обе створки, вылезла ногами на улицу, и увидела, что рама просто привязана к дому.

Не успела я удивиться этому факту, и в тот же миг поехала в кожаной юбке по подоконнику, и с воплем свалилась вниз, в какие-то голые кусты.

Миг, и прямо передо мной возникло женское лицо, перекошенное от ужаса. На секунду я оторопела, но, дёрнувшись, рванула назад, и застонала от боли.

Злосчастные кусты оказались шиповником, и я изранила ноги и руки, и, обретя вертикальное положение, споткнулась.

Один каблук был сломан, а длинный, острый носок туфли погнут, и по туфле прошла трещина.

Да, теперь туфли можно с чистой совестью выбрасывать, хорошо, что костюм не пострадал. А запасные туфли лежат у меня в сумке. Я особа консервативная, и остроносые лодочки на тонкой, острой шпильке – моя любимая обувь.

Когда я вышла замуж за Диму, я купила себе таких лодочек всех цветов и модификаций. Но красные у меня всегда в паре, потому что я люблю этот цвет. Тем более, платье для завтрашней презентации у меня красное.

Я осторожно заглянула за кусты, и содрогнулась. Женщина со светлыми волосами, и глазами, я успела разглядеть, водянисто-

голубого цвета, лежала, неестественно вывернув шею.

Прислонившись к стене, я откинула со лба мокрые волосы, неожиданно пошёл дождь, и вся дрожала от холода.

На вид девушке лет двадцать, из одежды на ней розовая кофточка и светло-голубые джинсы. Пальто или куртки нет, значит, она была в гостях у Беаты. Сейчас прохладно, и вряд ли она вышла на улицу в таком виде.

Мой взгляд скользнул по её рукам. На пальце я увидела изящный перстенёк с голубым камнем, в ушах серьги, а на шее цепочка с образком.

Значит, не ограбление. Вероятно, убили её вчера, сомневаюсь, что Беата не заметила труп в своём саду. Впрочем, с её-то талантами...

Я ещё раз внимательно всё осмотрела, и услышала голос Беаты:

– Вика, ты где?

– Тут! – крикнула я, – в окно вывалилась!

– Ой! – выглянула в окно кладовки Беата, – с тобой всё в порядке?

– Со мной да, а с твоей знакомой не очень, – ответила я, – раму кто-то привязал к окну, я хотела закрыть, села на подоконник, и упала прямо на труп.

– Какой ещё труп? – зелёные глаза Беаты стали круглее некуда.

– Мёртвый! – ухмыльнулась я, – смотри, – и она, перегнувшись через подоконник, ахнула.

Подруга странно взмахнула руками, взвизгнула, и повторила удавшийся мне фокус, вывалилась в окно, и спланировала на труп.

– Жива? – я помогла ей подняться.

– Чего не скажешь о ней! – простонала Беата, глядя на распластанное тело, – бедная Зося! Кто это сделал?

– Мне бы тоже хотелось знать, – вздохнула я, – Зося? Полное имя – Зофья?

– Ага, – по-детски сказала Беатка, – Зося Павляковская, сестра Эльжбеты, которая улетела сегодня в Париж. Как же так?

– Спокойно, – воскликнула я, – не раскисай. Полиция уехала?

– Нет ещё, – выдохнула Беата, – им ты нужна. Я тебя искала.

– Зачем? – удивилась я.

– Чтобы вписать твои паспортные данные в протокол, и снять показания. Ведь это же ты вызов сделала.

– Отлично, – я подхватила подругу под руку, – они нам сейчас понадобятся, – и мы, обогнув дом, вошли в коридор.

Полицейских было двое. Одному лет сорок на вид, а второй совсем молодой, но двадцать лет ему наверняка уже точно есть.

Молодой что-то воскликнул на датском, глядя на меня с откровенным восхищением, а я сняла злосчастные туфли, и бросила их в урну. А сама села на диван.

– У нас за домом труп, – сказала я на английском, и полицейские уронили челюсти.

– Какой труп? – осторожно спросил старший, а я принялась живописать события последнего времени, в то время, когда Беата передавала мои слова, но уже на русском, моему мужу и свёкру.

Я с интересом наблюдала, как у них вытягиваются лица, а Иван Николаевич схватил со столика глянцевый журнал, и стал им нервно обмахиваться.

У Макса же просто дёргалась щека.

– Это что-то невозможное, – процедил он, злобно косясь на меня, – сглазила.

– Молчи уж! – огрызнулась я, и мило улыбнулась полицейским.

Те сорвались с места, и бросились на улицу.

– Я с тобой спячу, – прошипел Макс мне на ухо.

– Скажи это убийце, – фыркнула я, сбегала за другими туфлями, ярко-синими, и, уже под зонтом, вышла на улицу.

Полицейские что-то говорили между собой на датском, мы ничего не понимали, а Беата и Збигнев напряжённо вслушивались.

– Предположительно, – тихо переводила нам Беата, – смерть наступила уже сегодня, часа в три ночи. Её задушили, – и она судорожно зарыдала, уткнувшись мне в плечо.

– Ну, ну, успокойся, – прошептала я.

– Кому она помешала? – всхлипывала Беата, – Зося совершенный ангел, добрая и милая. Слова грубого никому за всю жизнь не сказала, в институте выучилась.

– Люди умеют хорошо притворяться, – вздохнула я, – как

правило, те, кто для всех близких и знакомых херувим без крылышек, по жизни интриган.

– Зося не такая! – мотнула головой Беата, – вот Эльжбетка, та фурия, а Зося нет.

– Уравнение со всеми неизвестными, – процедила я, – пошли в дом, а то промокнешь. Сейчас я сварю кофе, и мы хлебнём коньячку. С шоколадом.

Я усадила рыдающую подругу на диван, сварила кофе, и плеснула в ароматный напиток коньяка. Нашла фужеры, разлила коньяк, и подала Беате.

Та махнула, не глядя, как водку, и чуть на месте скончалась.

Пока она пыталась отдышаться, я подсунула ей кофе, конфеты, и сама с удовольствием хлебнула хмельного кофейку.

– Нет, ты подумай, – рыдала Беата, – как же так? Кто это её? За что? Она никому ничего плохого не сделала!

И за пятнадцать минут моя опьяневшая подруга вылила на мою голову ушат сведений, а я только головой качала, как китайский болванчик, внимая ей.

У Беаты огромная семья.

Её отец, по профессии архитектор, очень любвеобильный человек. Жён у него было аж десять, и останавливаться на достигнутом успехе он явно не собирается, и в данный момент в одиннадцатый раз сбегал в ЗАГС.

Молодая жена младше его вдвое, но это пару не смущает, они влюблены и счастливы.

Но, помимо всего прочего, все пресловутые жёны, кроме последней, подарили пану Янушу наследника. И у Беаты имеются пятнадцать братьев и сестёр, некоторые по двое нарожали.

С матерью у Беатки отношения никакие, та актриса, постоянно на экранах светит, и дочь была ей просто в тягость.

Пани Кристина постоянно бегала по тусовкам, пока маленькая Беата плакала в детской, скучая по маме, а потом девочку забрала бабушка, и с тех пор Беата жила с ней.

На самом деле Эльжбета и Зося не родственницы Беаты, они старшие дочери одной из бывших жён её отца. Но, поскольку разобраться в этих семейных хитросплетениях без литра горячительного трудно, Беата говорит всем, что девушки – её троюродные племянницы.

Девушки они спокойные, вернее, спокойная-то только Зося. В

своё время девушки учились в художественной школе, с отличием закончили её, а потом Беата уехала в Россию.

А вот Эльжбета... По рассказам сестры, это совершенно неуправляемая особа.

Нет, в школе она училась хорошо, даже отлично, всё схватывала на лету. Но, едва переступив порог школы, она прыгала к своему дружку – байкеру на заднее сиденье мотоцикла, и ночами гоняла с ним.

Она регулярно попадала в переделки, в тюрьму за хулиганство, да и в школе от неё выли. Не выгоняли только потому, что она великолепно училась, и участвовала в олимпиадах.

Эльжбета с блеском закончила юридический факультет здесь, в Копенгагене, но и здесь она умудрилась натворить дел.

Очень странные уживаются в человеке качества, идеальная учёба, и бесшабашный характер.

А Зося была у Беаты подругой детства, и я, на секунду представив, если бы с моей Зойкой, с которой я дружу с песочницы, что-нибудь случилось, искренне пожалела Беату.

У меня голова закружилась от избытка информации, а Беата, просто, как сидела, так и упала на диван.

Моя непьющая подружка после крепкой дозы коньяка улетела в страну морфея.

– Что это с ней? – вошёл в комнату Макс.

– Упилась со стресса, – вздохнула я, и хлебнула кофе.

– Я так понимаю, показания ты за неё давать будешь? – прищурился мой супруг, – зачем напоила? Чтобы первой снять показания? Чтобы полицию дезорганизовать? Себе время дать?

– Милый, – пропела я ангельским голоском, – я не вливала ей коньяк в глотку, и вообще, я пошла спать, – и я, прихватив тарелку с приготовленными бутербродами, юркнула в спальню.

Завтра у меня тяжёлый день, и нужно выспаться.

Проглотив еду, я забралась под одеяло, и открыла ноутбук. Мне стало любопытно, как будет проходить церемония, и я пришла в шок, когда увидела одежду присутствующих.

Женщины, все, до одной, были в чёрном, а мужчины в белых смокингах. Интересно, откуда писатели берут смокинги? Хотя...

Это не наши графоманы, а успешные люди, которые зарабатывают большие деньги.

Знаю одного французского прозаика, у которого на счетах

миллионы, и я с Нового года безуспешно пытаюсь его к нам переманить. Его книги уходят влёт, и за каждую он получает сумму с пятью нулями, а издательство получает, наверное, и того больше. Если бы я его переманила, Генрих бы меня на руках носил. Но, увы, его агент и слушать ничего не хочет, а с ним самим, писателем, пообщаться невозможно.

Он живёт в охраняемом особняке в лучшем пригороде Парижа, а у ворот охрана, которая никого не пропускает.

Его коммерческими делами занимается только агент, сухопарая женщина в возрасте, и она отшивает всех других издателей.

Я помотала головой, и перевела взгляд на экран ноутбука.

Платье! В панике я чуть с кровати не упала. Как мне достать до завтрашнего вечера вечернее платье в рекордно короткие сроки?!

Так, быстренько соображаем. Поехать завтра в бутик? Успею ли? И что они мне там предложат? У меня же нет времени!

В сумке лежит роскошное, алое платье, но мне нужно чёрное!

И не менее роскошное!

И тут я вспомнила про Эдуарда Федоровича, генерального директора фабрики по производству дорогих и роскошных тканей.

Вообще-то, фабрика принадлежит Фриде, которая живёт со мной. Мирослава и Фрида мне не родственницы, и историю их появления в моём доме я уже рассказывала.

Обе девочки богаты, и между собой они не родственницы. Фриду я приютила прошлой весной, посадив её родного дядю, законченного негодяя, в тюрьму, а Мирославу летом.

Согласно завещанию, Фрида должна стать владелицей фабрики, но её покойная тётка оформила так, чтобы её фабрика продолжала функционировать.

Занимается управлением Эдуард Федорович, он открыл дом моды, и фабрика помимо того, что ткёт ткани, ещё и занимается шитьём.

Платья шьют портные с высшим, пятым разрядом, по всем правилам шитья, и недавно они выставили на продажу четыре платья. Полное отсутствие бретелей, обтягивающее чуть пониже бёдер, а до полу колоколом. Они сшиты из парчи самого высокого класса, и представлены в чёрном, красном,

голубом, и жёлтом, цветах.

И я сейчас, вдохновлённая своим прозрением, посмотрела, в сети ли Эдуард Федорович, и потрясла будильником в агенте.

Тот откликнулся, и я нажала на видеозвонок.

– Привет, – воскликнул он, появившись на экране ноутбука, – что случилось?

– Нужно чёрное платье, – сказала я, – срочно, и с ходу в Данию.

– Вика! – воскликнул он, – почему ты так любишь ставить меня в неловкое положение? Ты же сказала, что оно тебе не нужно!

Северский купил тебе три цвета, а чёрное ты не носишь.

– Не ношу, – согласилась я, – но ситуация форс-мажорная! О моём вечере в Дании ты в курсе, и там, я только что узнала, дресс-код. Женщины в чёрных, вечерних платьях, а мужчины в белых смокингах. Так что, давай, пришли мне утром платье, и два смокинга.

– Я его уже пообещал! – вскричал Эдуард.

– Так откажи, – отмахнулась я, – или ты хочешь, чтобы меня не пустили на церемонию?

– Ты меня в гроб загонишь! – вскричал Эдуард, – ты моей смерти хочешь? Ладно, будет тебе утром платье. Платит Северский, я так понимаю?

– Да, – ответила я, – а за смокинги я тебе сама деньги переведу.

– Окей, – и он отключился.

Я возликовала, отключила ноутбук, и легла спать.

– Вика, проснись! – тряс меня утром Максим, – открой глаза. Тебе какое-то платье привезли.

– Платье? – подскочила я, дёрнулась, и свалилась с кровати на пол.

Вскочила, выпутываясь из пододеяльника, и помчалась в гостиную.

– Здрасте, – воскликнула Леля, одна из сотрудниц дома моды, окидывая меня взглядом.

Сказать по правде, в этом доме моды меня не любят, да и есть, за что. Я успешна, шагаю вверх по карьерной лестнице, всегда покупаю у них дорогие платья.

Сотрудницы мне отчаянно завидуют, а особенно Леля.

Я не раз слышала, как она бухтит у меня за спиной, и, похоже, не я одна слышала это бухтение, потому что именно её прислал Эдуард с платьем.

Конечно, прокатиться в Данию круто, но дело в том, что путь

Лели состоит от аэропорта до моего местонахождения, и обратно в аэропорт. Одно только название, что за границу скаталась, и я уверена, что он не даст ей соврать перед коллегами, будто она классно отдохнула в Копенгагене.

И разглядывала она меня ревностно, но я-то знала, что выгляжу на все сто. Хоть и разбуженная внезапно, но на мне коротенькая ночнушка, волосы волнами ниспадают, красота.

И я явственно увидела, как в её глазах зажёгся недобрый огонёк.

– Привезла платье, – сказала она, – Эдуард Федорович послал.

– Давай, – я схватила пакет, и вынула платье оттуда.

Схватив его, я помчалась в ванную, переоделась, надев так же чёрные туфли на каблуках, которые я зачем-то взяла с собой, и осталась довольна своим внешним видом.

– Макс, – я вошла в гостиную, – как я тебе?

– Ты умопомрачительна, – сказал мой супруг.

– Только не хватает кое-какие деталей, – вошла Беата, сонно зевая.

– Каких? – удивилась я.

– Украшений, – ответила подруга, – нужны изящные украшения. Бриллианты не пойдут, нужен жемчуг. Я сейчас, – она метнулась к комоду, и вынула оттуда резную шкатулку.

– Какие красивые, – восхитилась я, взяв в руки золотые серёжки-подвески с жемчужиной на цепочке.

К серёжкам прилагалась цепочка с жемчужиной, и не менее изящный браслет, создавалось впечатление, что на цепочку вздеты жемчужины, и фиксированы на расстоянии пары сантиметров.

– У меня же кольцо с собой, – вспомнила я, и принесла перстень с жемчужиной в ракушке, подаренный мне Димой.

Зачем я его взяла, я не знаю, но теперь ансамбль моего наряда был окончательно завершённым, а Леля стояла, синяя от злости.

– Платье вам в пору? – спросила она свистящим голосом.

– Идеально, – ответила я, а она пошла на выход.

– Мы тебе на пряди волос жемчужинки взденем! – крикнула Беата в восторге, а Леля выскочила за дверь.

Мне было не до трупов и преступлений, сегодня у меня

важный вечер.

Утром я созванивалась с Генрихом, высказала ему всё, что

думаю, потом поругалась с Димой, дописала статью, и всё это

на нервах.

Потом сходила в салон красоты, где мне сделали массаж, маникюр, педикюр, и, вернувшись, переоделась в платье, сделала макияж и причёску, и замерла перед зеркалом.

Выглядела я сногсшибательно.

Когда мы ехали, меня колотило, по телу бежали мурашки, а сердце ухало.

– Держи, – протянула мне Беата флакончик, – выпей.

– Что это? – спросила я.

– Успокоительное, тебя же колотит, – и я махнула сразу пять таблеток.

Спустя какое-то время я совершенно успокоилась, и даже стала апатичной.

Мы приехали к зданию, где должна была проходить церемония, и вошли внутрь. У Макса и Ивана Николаевича чуть челюсти не упали, когда они увидели обстановку.

Конечно, при виде росписи и лепнины они в телячий восторг не пришли, мужчины, консерваторы, но это на них всё-таки впечатление произвело.

Люстры из венецианского стекла, отделка, и трибуна. Гости всё иностранные, разговаривали на самых разных языках, вплоть до японского, и я растерялась.

– Добрый день, госпожа Миленич, – материализовалась, словно из воздуха, рядом со мной женщина, одна из руководства устроителей конкурса.

– Добрый день, – ответила я.

– Пойдёмте, – сказала она, – все участники находятся в специальном помещении, – и она проводила меня в небольшую комнатку.

Там уже находились люди, несколько европейцев, азиаты, негры, вообщем, с каждой страны по отличившемуся.

Между собой никто не говорил, и я молча опустилась в свободное кресло. Но я не думала, что вызову отрицательную реакцию у иностранцев. Впрочем, тут нечему удивляться, все настроены друг против друга.

– Русская? – спросила кудрявая негритянка.

– Да, – спокойно ответила я.

– И что, надеешься выиграть? – прищурилась она.

– Победит сильнейший, – обтекаемо ответила я, – мы здесь все

сильные, раз победили в своей стране, и я смирюсь, если не выиграю. Просто буду оттачивать мастерство, ведь нет предела совершенству.

– Русская никогда не победит, – протянула эстонка, – просто по определению не может!

– Почему? – удивилась я, – отчего столь предвзятое отношение к русским?

– Потому, – буркнула она, и я ухмыльнулась.

Но в душе у меня поднялся ураган. Я должна победить!

Я должна утереть нос конкурсантам! Я должна поставить на место своих завравшихся коллег!

Все молчали, эстонка надула губы, и смотрела в сторону, изредка оценивающим взглядом ощупывая меня.

Из зала послышалась торжественная музыка, и к нам вошла женщина, которая нас сюда и отводила.

Мы шли один за другим, с двух сторон сцены, ведущий начал что-то говорить, потом посетители разошлись в стороны, и десять пар закружились в вальсе по помещению.

Красота это была неописуемая, я невольно залюбовалась зрелищем. А, когда музыка смолкла, ведущий объявил тишину, и далее следовали выступления конкурсантов.

Краткий рассказ о себе, чтение трёх произведений, желательно коротких, и, когда очередь дошла до меня, я прочитала своё стихотворение, коротенький рассказ, и статью.

А потом ведущему подали голубой конверт.

– А сейчас самый ответственный момент, – сказал он, – конкурсанты волнуются, думают, кто же из них стал победителем. Ведь это не просто победа, это слава, это престижная и дорогая премия, и это говорит о высоком статусе победившего, – он вскрыл конверт.

Я почувствовала, что ноги стали ватными, и я сейчас упаду.

– Итак, – голос ведущего эхом отозвался в моих ушах, – о, в этом году это неожиданность. Такого никто не ждал. Победителем стала Эвива Миленич, Россия, – и как я не упала в обморок, я не знаю.

Наверное, успокоительное сделало своё дело, и я шагнула к

ведущему.

Тот подал мне премию, бриллиантовое перо на золотом

постаменте, диплом победителя в стеклянной рамке, а девушка

из-за кулис вынесла громадный букет красных роз.

Господи! Кто же это спонсирует! Ведь это перо стоит огромных денег!

Я что-то говорила на английском, ведущий тоже что-то говорил, потом опять танцевали вальс. Мои презенты унесли запаковать, чтобы отдать в конце вечера, а мы отправились в банкетный зал.

Банкет состоял из шведского стола, Макс с Иваном Николаевичем кинулись на еду, а я взяла шампанского. Оно оказалось недурное.

– Честно говоря, – прошептала мне Беата, пригубив шампанского, – я не думала, что ты победишь.

– Почему? – улыбнулась я.

– Ты новичок, – ответила она, – у тебя даже собственных книг нет.

– Теперь будут, – улыбнулась я.

– Надеюсь, я стану первой, кто получит авторский экземпляр, – хмыкнула Беата.

– Конечно, – улыбнулась я, – тем более, две рукописи у меня есть. Только Генрих никак не просмотрит.

– О чём хоть книги? – спросила Беата.

– О жизни, – улыбнулась я, – долго пересказывать. Почитаешь. Ты вообще как?

– Нормально, – вздохнула подруга, – но в голове всё равно не укладывается. Мне Зося ближе, чем Эльжбета, была, а тут такое. Кто посмел?

– Мы обязательно это выясним, – жёстко сказала я, пригубив шампанского, – давай, рассказывай, кто такая твоя Зося. Чем она занимается? Где работает?

– Она переводчик, – вздохнула Беата, – только я по издательствам, а она по фирмам, синхронист. Мы вместе после художественной школы на языковые курсы ходили, потом в Россию уехали вместе, и она в «иньяз» поступила. Красный диплом получила, а потом сюда уехала.

– Ладно, – я задумалась, – тут одними общими сведеньями не обойдёшься, нужны подробности. Кто был в твоём доме на

проводах Эльжбеты. Я видела некоего Казика, вероятно,

Казимир, Януша, и твоих племянниц. Кто ещё?

– Ну, ты даёшь! – засмеялась Беата, – была уйма народу.

– А что такого? – дёрнула я плечом, – кого ты приглашала к себе?

– Знаешь, – странным голосом сказала Беата, сделав глоток шампанского, – у меня много знакомых.

– И чего? – не поняла я.

– И все они приходят ко мне без приглашения, – закончила Беата, – я рассылкой пустила по всем знакомым, что устраиваю вечер, а те могут привести знакомых, а те знакомые своих знакомых.

– Дело – труба, – подвела я печальный итог, – к тебе могут социопаты прийти, и ты и их кофеем напоишь. Ещё неизвестно, кто из нас более шизанутый, – и Беата хихикнула.

– Смейся, смейся, – пробурчала я, – мне не до смеха. Ты контрабанды из Эфиопии привозишь, в доме бардак, жемчуг с брильянтами в коробке из-под сапог валяются. Неудивительно, что теперь и труп.

Я посмотрела на подругу, и увидела, что её зелёные глаза стали медленно наливаться слезами.

– Ну, успокойся, – прошептала я, – мы найдём убийцу Зоси.

– Никак в себя прийти не могу, – ответила она, и вздохнула, – на прошлой недели она мне звонила, была такой счастливой, и вдруг умерла.

– Счастливой? – нахмурилась я, – а почему ты сделала акцент на этом?

– У неё драма случилась в личной жизни, – пояснила Беата, – она с Конрадом дружила со школы, любовь была сумасшедшая, а потом Зося забеременела. Она мечтала выйти замуж за Конрада, а тот укатил в Италию, а потом смску прислал, что женился на итальянке.