Текст книги "Ланселот на шпильках (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Кто там?

– Здравствуйте, – вежливо сказала я, – меня зовут Эвива Миленич, я частный сыщик, – я приложила удостоверение к

« глазку », – извините, пожалуйста, за беспокойство, но вы не в курсе, где ваши соседи?

– А ну пошла вон отсюда, – тут же отреагировала старушка, – не получит он ничего! И пусть своих сыщиков сюда больше не засылает!

– Простите, о чём речь? – слегка опешила я.

– Уходи, я кому сказала, – она отворила дверь, и грозно стукнула шваброй о пол, – а то сейчас как наверну!

Получить от неё шваброй мне не улыбалось, уходить, несолоно хлебавши тоже не хотелось, но в этот момент дверцы лифта разошлись, и на площадку вышла молодая женщина с большими, продуктовыми сумками в руках.

– Мама! – вскричала она, обращаясь к старушке со шваброй, – что ты делаешь?! Простите, а вы кто будете? – обратилась она ко мне.

– Андрей своих сыщиков прислал, – зашипела старушка, не дав мне и рта раскрыть, – мы тоже можем законников нанять. Я ему покажу, суд!

Тут до меня дошло, в чём дело, и от чего бабка так разозлилась. У них какие-то соседские междоусобицы, этот Андрей грозился нанять юристов, и пожилая женщина подумала, что я адвокат.

– Вы из адвокатуры? – обратилась ко мне молодая женщина.

– Нет, – улыбнулась я, – я частный сыщик, и к адвокатам и судебным процессам не имею никакого отношения.

– А чего ты тогда соседями интересуешься? – опять стукнула

шваброй об пол старушка, – дочь, иди быстро в дом, хватит её слушать.

– Мама, успокойся, она не адвокат. Это частная структура, – воскликнула женщина, – а что случилось?

– Я просто хотела спросить, где ваш сосед, – пустилась я в объяснения, – произошла чудовищная история, и пострадала сестра Андрея Васильевича. Мне нужно с ним поговорить.

– Сестра? – заметно растерялась женщина, – разве у Андрея есть сестра? Никогда о ней не слышала.

– Но она жила тут, – пришла очередь растеряться мне, – они жили тут вместе. Её зовут Мирослава...

– Ах, ты о Славочке говоришь, – протянула женщина, – но она ему не сестра, она его подруга. И у него никогда не было сестры. Во всяком случае, мы никогда о ней не слышали. Может, отец на стороне нагулял, это он мог.

– Да, а эти теперь нас жилья лишают, – вновь зашипела старушка, – если его папочка игрок, то мы-то при чём? Всё по закону, деньги они получили сполна, а уж на что они их там потратили... – она махнула рукой, – а его сын нам теперь угрожает.

Я почувствовала, что мой мозг отказывается что-либо понимать, и невежливо перебила пожилую женщину.

– Постойте, – воскликнула я, – отец Андрея Ягода был игроком?

– Как вы сказали? – нахмурилась она, – при чём тут ягоды?

– Ягоды действительно не при чём, – согласилась я, – но у Андрея такая фамилия, Ягода. И у сестры его.

– Я не знаю, какая фамилия у Мирославы, – пожала плечами женщина, – но у него фамилия Канарейкин. Канарейкин Андрей Алексеевич. И отец его играл, а потом умер. Уж не знаю, от чего.

Кажется, столь желанная тайна замаячила на горизонте. У меня в мозгах уже каша, а дома Кира, жаждущая выйти замуж. Похоже, скучать мне будет некогда. Впрочем, я и так не скучаю, мне ещё номер в печать сдавать.

– Так, – решительно сказала я, – давайте не будем обсуждать всё это на лестнице. У стен, между прочим, тоже есть уши.

Пожилая женщина уже успокоилась, она сообразила, что я не адвокат, и не Андреем подослана, и стала вполне миролюбивой. Звали её Вера Владимировна, а её дочь Анастасия.

Они впустили меня в квартиру, угостили свежезаваренным чаем с черничными пирожками, и стали рассказывать.

В двадцать пять лет Вера Владимировна вышла замуж, и на двоих у них тогда было две комнаты в коммуналке. При чём квартиры находились в разных районах Москвы, весьма удалённых друг от друга. Но им вскоре повезло, им дали двухкомнатную квартиру, правда, на окраине Москвы, но тогда они и этому были рады. Через два года в их семье появился ребёнок, маленькая Анастасия. А ещё через год скончались родители Анастасии, и им в наследство досталась хорошая двухкомнатная квартира. Тогда и пришла им идея, продать эти две квартиры, и купить поближе к центру.

С этим вопрос они обратились в агентство по продаже недвижимости, и вскоре им позвонил некий мужчина.

– Меня зовут Алексей Алексеевич, – представился он, – я хочу продать жильё, а вы стоите на учёте в агентстве. Мы не могли бы встретится?

Вера Владимировна согласилась на встречу, Алексей

Алексеевич приехал к ней домой, одну квартиру они ещё не успели продать, и пока жили в ней. Вера Владимировна была слегка удивлена, обычно покупатели и продавцы, обращаясь в агентство, не сталкиваются друг с другом. За них всем занимаются агенты.

Но, как потом оказалось, Алексей Алексеевич сам является агентом, и ему срочно надо продать квартиру. Только одно было условие, он хочет, чтобы имел место не договор купли-продажи, а дарственная.

Вера Владимировна не очень поняла, зачем ему это надо было, но пошла у него на поводу. Она тогда решила, что он просто уклоняется от выплаты налогов. Он написал на неё дарственную, получил от неё деньги, и на этом инцидент был исчерпан.

Только потом она поняла, что этот тип не так прост, как кажется.

Прошло много лет, к тому времени уже умер муж Веры Владимировны, разбился в автокатастрофе. Выросла Анастасия, и к ним в квартиру вдруг вваливается молодой человек, а с ним милиция.

Оказывается, отец этого парня, тот самый Алексей Алексеевич, был найден где-то в лесном массиве, очень сильно избитый. Сначала он не хотел говорить, что с ним произошло, по официальной версии, он был избит какими-то отморозками. Но, перед смертью он признался сыну, что его похищали.

По его словам, некий мужчина и женщина схватили его, увезли на какую-то дачу, долго били, а потом заставили написать дарственную на квартиру. Под пистолетом Алексей Алексеевич подчинился, а потом преступники выбросили его тело в лесу.

Вера Владимировна выслушала весь этот бред, и отправила представителей власти в агентство по продаже недвижимости, и к нотариусу, чтобы тот всё подтвердил. Однако, нотариус твёрдо стоял на своём, что эту женщину он видит впервые, и что документы на эту квартиру приносил мужчина.

По фотографии он опознал покойного супруга Веры Владимировны.

Короче говоря, все улики были против них, но не было

никаких доказательств, что они приобрели эту квартиру незаконно. Андрей бесился, угрожал им расправой, а потом сказал, что подаст на них в суд.

Он купил соседнюю с ними квартиру, и поселил там каких-то жильцов. Жильцы эти были алкоголиками, день и ночь они устраивали пьяные дебоши, и, их дотоле чистенькая площадка превратилась в свинарник. Вообщем, вы понимаете, что это за радость, когда у вас под боком шалман.

Вера Владимировна, в конце концов, не выдержала, как-то заловила Андрея, и буквально взмолилась.

– Да поймите вы, ваш отец подписал нам эту квартиру сам. Не было никакого похищения, и избиения тоже не было.

– Не было? – прищурился Андрей, – а как же он в больнице оказался?

– Я понятия не имею, зачем он всё это устроил, – вздохнула

Вера Владимировна, но Андрей её более слушать не стал, и подселил к ней ещё парочку маргиналов.

И тогда она решила, что сама всё выяснит, и пошла на работу к Алексею Алексеевичу. Оказывается, что он был не агентом по недвижимости, а стоматологом в клинике.

Но в клинике толком ей не смогли ничего сказать, но она не унывала. Однако, стоило ей заинтересоваться им, как к ней на дом пожаловали « гости ». Двое представительных мужчин, очень дорого и стильно одетых, при золотых часах.

Вера Владимировна даже испугалась, когда увидела их.

– Что вам угодно? – спросила она севшим голосом.

– Вера Владимировна, миленькая, зачем вы лезете, куда вас не просят? – спросил один из них.

– А в чём дело? – осторожно спросила она.

– Я не знаю, зачем Алексею понадобилась эта ложь, но он, любезная, игрок. Он тайный игрок. Его семья не знает, чем он занимается. Проигрывал он пока по мелкой, а потом, так уж получилось, нужно было долг возвращать, а то потом всю его семью в расход пустили бы. Хотя... о чём я говорю, лучше сказать родным, что он сам пал жертвой, а не проиграл жилплощадь. Вероятно, ему было стыдно.

– Минуточку, – тут же воскликнула Вера Владимировна, – а я почему должна страдать? И моя дочь? Это только его проблемы, и пусть расхлёбывает их сам. Как он только

умудрился скрывать от родных столько лет тот факт, что

квартиры больше нет!

– Об этом история умалчивает, – улыбнулся один из типов, – но я прошу вас об одном, не копайтесь в этом, можете плохо кончить.

– Это, я так понимаю, угроза? – вздохнула Вера Владимировна.

– Да, – коротко отрубил мужчина, и женщина дико испугалась.

Она прекрасно поняла, что, если она перебежит им дорожку, ей будет плохо. Поэтому она бросила свои изыскания, и продолжила войну с Андреем.

Потом он вдруг выселил бомжей, но продолжал угрожать пожилой женщине, и затеял ремонт. Да, он, конечно, оказался весьма изощрённым.

А потом сам поселился в квартире, да ещё с какой-то девицей. Она, как поняла Вера Владимировна, была его любовницей.

– Но с чего вы это взяли? – тут же воскликнула я, – она была его сестрой. А, кстати, где он сейчас?

– Я не знаю, – развела руками Вера Владимировна, – о нём ни слуху, ни духу уже три недели.

– Вы не в курсе, чем он занимался?

– Откуда? – улыбнулась Вера Владимировна, – мы с ним только цапались. Он грозился засудить нас, и называл мошенницами, обещал, что отправит нас в Сибирь. Но мы не при чём. Как он нас достал, вы даже не представляете.

– У него личный транспорт был? – продолжала я допрос.

– Был, – неожиданно заговорила Анастасия, – чёрный « Мерседес » со знаком в три шестёрки.

– Вы даже знак запомнили?

– Да, дьявольское число бросилось в глаза, – вздохнула Анастасия.

– Ладно, – кивнула я, – это, пожалуй, всё. Благодарю вас.

Я так и не поняла, что мне с этим делать. Эта девчонка мне наврала с три короба, думала я, забираясь в машину. Вот, сейчас поеду к ней, и спрошу.

Но, когда я вошла в холл, ко мне тут же подошёл доктор

Игнатий Васильевич, и обеспокоено сказал:

– Эвива Леонидовна, а та девушка, что вы привезли несколько часов назад, ушла.

– Как – ушла? – растерялась я, – и вы её отпустили?

– Так она нас и не спрашивала, в окошко в туалете выпрыгнула. Вот, ведь, гимнастка. Окошко-то узенькое, а она вылезла. Хотя, она худенькая, как тростиночка.

Я от злости топнула ногой по полу, посмотрела на врача, и, развернувшись, вылетела вон из больницы. Понятно, испугалась, что я вернусь, и припру её к стенке. А за каким чёртом я вообще в это полезла? Я её спасла, совесть моя чиста, чего мне ещё надо? Думаю, у неё есть голова на плечах, и она вернётся в родные пенаты. Хотя... Всё, Эвива! Хватит! У тебя и так забот хватает, нечего в это лезть.

И, приняв для себя решение, я поехала домой.

Щёлкнув брелоком сигнализации, я вошла в дом, и мимо моих ног пронеслась наша стая. Маус и Кляксич улетели в гостиную, а Маняшка и её сыночек Кешак стали брататься в прихожей. Я очень люблю кошек, и сейчас, опустившись на пуфик, и снимая туфли, с удовольствием наблюдала за любимым зверьём.

Кеша издал пронзительное мяу, похоже, Манюня не рассчитала своих сил. Всё-таки, Кешарик у нас слабенький, у него рахит, и, несмотря на то, что он уже взрослый котяра, с виду он маленький. Эдакая миниатюрная кошка, и немного перекошенная. Ну, что уж теперь сделаешь, всё равно он чудо, и полноправный член стаи.

– Манька, – грозно крикнула я на неё, но она меня не послушалась, и Кешачилло опять замяукал, – Маннецкая, немедленно прекращай этот произвол.

Кошка села, и обескуражено уставилась на своё дитятко, потом перевела свои глаза, зелёные, и круглые, как у инопланетянки, на меня. Муркнула, кивнула мне мордочкой, потом зрачки её расширились, мурлыка брякнулась на бок, и стала от избытка чувств драть когтистыми лапками персидский ковёр.

– Ах, ты пройдоха, – раздался голос моей любимой свекрови, и Анфиса Сергеевна появилась в прихожей, – злодеи, – она хлопнула в ладоши, и кошки, задрав свои хвосты, Кешак знаком вопроса, а Маняшка веером, понеслись по дому.

– Вика, – строго сказала Анфиса Сергеевна, – ты уж меня извини, но я слабая, пожилая женщина.

– Простите? – вздёрнула я брови.

– И, когда против меня прут сто пятьдесят килограмм живого веса, я ничего возразить не могу, – продолжала она, – ну, что я могу сделать? – и глаза её вдруг налились слезами.

– Да что случилось? – перепугалась я, швырнула сумочку на пуфик, и обняла пожилую женщину за плечи.

– Эта твоя Кира... – Анфиса Сергеевна стёрла с лица слёзы, – она назвала меня старой каргой, когда я попыталась не подпустить её к холодильнику. Апельсины она мне порекомендовала засунуть в... не хочу выражаться, думаю, ты уже догадалась, куда. Вообщем, ты сходи на кухню, посмотри на неё.

У меня в душе поднялась злость, и дикая ярость. Анфиса Сергеевна мне не просто свекровь, она бабушка Макса, моего мужа, и ко мне относится, как к родной внучке. Я её искренне обожаю, и она платит мне взаимностью, и Кира не имеет ни малейшего права оскорблять моих родных.

И, плюясь огнём, я влетела на кухню, и застыла на пороге. Кира сидела за столом, а перед ней красовалась тарелка макарон. Нет, это не тарелка, а целое блюдище, на макароны она положила куски масла, и полила кетчупом. Рядом стояла другая тарелка, но с бутербродами. Ломти хлеба размером в три пальца, сверху толстенные куски сала и мяса, и всё это полито майонезом. И она с таким видом всё это ела...

На лице толстухи было написано прямо-таки невероятное блаженство.

– Кира, что ты делаешь? – рявкнула я на неё.

– А, это ты, – смущённо протянула она, и поковырялась в макаронах.

– Я тебя ещё спрашиваю, что ты делаешь?! – заорала я на неё, – я же тебе запретила есть.

– Да я так... – пробормотала она.

– С этим мы позже разберёмся, – я пересекла кухню, и встала над ней столбом, – кто тебе разрешил оскорблять мою свекровь?

– Я её не оскорбляла, – захлопала ресницами Кира.

– А кто её старой каргой назвал? Я?

– Разве это оскорбление? – протянула Кира, – это просто факт. Она меня к холодильнику не подпускала. У человека маковой росинки во рту не было.

– Это я ей велела не подпускать тебя к холодильнику, – зашипела я, – и как это у тебя маковой росинки во рту не было? Ты с утра апельсины ела.

– Разве ж это еда? – удивилась Кира, – от них только больше есть охота.

– Дорогая моя, а ты знаешь, что я съела за сегодняшний день? – прищурилась я, – чашка чёрного кофе утром, и больше ничего.

– Как ты только обморок не падаешь, бедненькая, – вздохнула Кира.

– Зато за мной мужики бегают, и норовят в постель уложить, – прошипела я, – а от тебя наоборот, побегут так, что только пятки сверкать будут. А если и найдётся дурак, который на тебе женится, то на следующий же день после свадьбы побежит разводится. Нет, – ехидно улыбнулась я, – не на следующий день, а, как рёбра срастутся. Не знаю, слышала ли ты об этом, но есть такая штука, и называется она – секс. Ты, как сядешь сверху на супруга, кайф ему будет обеспечен, в виде больничной койки и сломанных костей.

– А зачем мне на него садится? – насупилась Кира, – пусть сам

всё делает. Да и зачем мне секс? Мне это на фиг не надо.

– Тебе, может, и не надо, – сложила я руки на груди, – да только мужчины другого мнения придерживаются.

– Я не извращенка, – тут же воскликнула Кира, – ну, и глупость ты придумала, сесть на мужика верхом.

– Это не я придумала, – иезуитски улыбнулась я, – эта поза уже давно известна.

– А мне это не надо.

– Интересно, а как же ты замуж выходить собралась? А детей рожать?

– Вот, если только, чтоб ребёнка родить.

– Всё, Кира, хватит, – решительно сказала я, – сейчас ты первым делом извинишься перед Анфисой Сергеевной, а через час пойдёшь на тренажёры. Ты поняла меня?

– Поняла, – вздохнула Кира.

– Анфиса Сергеевна, идите сюда, – крикнула я.

Пока Кира извинялась, я вывалила макароны с её тарелки в дуршлаг, и обнаружила, что Кира трапезничала на Мейсенском фарфоре. Меня чуть инфаркт не хватил, когда я опознала

дорогущее блюдо.

– Кира, ты хоть знаешь, сколько это блюдо стоит? – спросила я.

– Понятия не имею, – пожала она плечами, и я, желая, чтобы её стошнило, назвала цену. Кира даже икать стала, пришлось её водой отпаивать.

Потом я засунула масло в холодильник, тщательно промыла макароны, ненавижу жирную пищу, и положила себе немного на тарелку. Посыпала сверху сыром, петрушкой, налила апельсинового сока, и уселась за стол.

– Вот что, Кира, – вздохнула я, принимаясь за ужин, – я тебя одну больше не оставлю. Я веду весьма активный образ жизни, и ты составишь мне компанию. Уж съесть за день я тебе не дам ни кусочка.

– Уморить меня хочешь? – плаксиво осведомилась Кира.

– От голода ещё никто не умирал, – хмыкнула я, – хотя, нет. Умереть можно как от голода, так и от обжорства.

Кира лишь вздохнула, а я положила перед ней два апельсина. Она уже расчистила их, когда раздался звонок в дверь, и на кухню вошёл Дима. С букетом белых роз, он поцеловал меня в щёку.

– Привет, моя карамелька, – сказал он, и положил передо мной букет.

– Дим, когда это прекратится? – с тоской спросила я, глядя на букет.

– У тебя гости? – спросил Дима, и посмотрел на Киру, которая просто не сводила с него глаз. Заметив его внимание, она подавилась долькой апельсина, и я стукнула ей по спине. Да, мой экссупруг умеет производить впечатление.

У Киры даже капельки пота над губой выступили, и я невольно усмехнулась. Кто там сейчас говорил, секса ей не надо? Только при виде потрясающего мужчины сделала стойку.

– Дим, не хочешь бутербродика? – пододвинула я ему тарелку с тем, что соорудила Кира.

Он внимательно оглядел бутерброд, взял чайную ложку, соскрёб с него майонез, масло, да, Кира ещё и маслом хлеб намазала, и рискнул попробовать.

– Ничего, – отметил он, и перевёл взгляд на Киру, – твоя знакомая?

– Знакомьтесь, дочь маминой одноклассницы, Кира, мой

бывший муж Дима, – представила я их.

– Очень приятно познакомиться, – сказали они в унисон, и Кира покраснела до корней волос.

– Дим, у тебя случайно нет знакомых холостых арабов? – с ухмылкой спросила я, решив поддеть Киру.

– Зачем тебе холостой араб? – опешил Дима, проглотил кусок, и стал икать.

Я налила чашку чёрного кофе, и поставила перед ним, а он даже жевать перестал, во все глаза смотрел на меня.

Конечно, я могла его сейчас поддразнить, сообщив, что решила разнообразить свой сексуальный опыт, но делать этого не стала.

– Девушка нестандартных габаритов жаждет выйти замуж, – с ухмылкой кивнула я на Киру, – да только где ей кавалера найти? Худеть она не желает, остаётся только Саудовская Аравия.

– Там любят не толстых дам, а пухлых, – улыбнулся Дима, – а ещё они считают, что женщина должна быть пластичной. Восточных женщин худышками не назовёшь, там есть, за что ухватится, но они аккуратные. А тут... – он бросил

многозначительный взгляд на фигуру Киры.

Я лишь хихикнула, глядя на покрасневшую Киру. Эвива, прекрати, все говорят, какая я тактичная и чуткая, а я этого мнения не оправдываю. Нехорошо подкалывать человека, но, если вспомнить, какой стройной она была, поневоле хочется всадить в неё шпильку.

Как можно так разъестся? Я бы месяцами голодала, лишь не быть такой. Что за человек? Я не понимаю.

– Малыш, я принёс тебе подарки, – улыбнулся Дима.

– По какому поводу? – удивилась я.

– Мне повода и не надо, чтобы сделать приятное любимой женщине, – хмыкнул он, – я всегда привожу подарки, когда езжу за границу. И это тебе, – он положил на стол пакет, – я был в

Дели.

– У меня географический кретинизм, – улыбнулась я, – Дели – это ведь Индия?

– Верно, Индия, – усмехнулся мой экссупруг.

– Надеюсь, там нет змей, – покосилась я на пакет.

– Есть, – засмеялся Дима, и я на автомате отдёрнула руку, и

сурово на него посмотрела.

– Я тебя поняла, – процедила я, открыла пакет, и вынула чёрную коробочку.

На чёрном бархате лежало массивное колье, очень искусно выполненное в виде змеи. На мой взгляд, совершенно омерзительное изделие. Серьги в виде змеиных голов, и не менее массивный браслет и перстень. Единственно, что мне понравилось из всего этого, это перстень. Он выглядел совсем не мерзко, и даже очень эффектно. Я тут же надела его на палец. Подвеска в виде павлина мне понравилась, и ожерелье из чёрного жемчуга с застёжкой в виде змеиной головы тоже. В пакете я нашла сари, целую кучу пряностей, чай в резной расписной коробке, и множество статуэток.

– Мне самой надо как-нибудь съездить туда отдохнуть, – пробормотала я, рассматривая сувениры, – но это колье...

– Что? – улыбнулся Дима.

– Ты умеешь дарить сомнительные подарки, – усмехнулась я, – в следующий раз Медузу Гордону притащи.

– Обязательно, – кивнул он, и я решила закончить этот дурацкий разговор.

Утром я вытряхнула из кровати Киру, заставила сделать пробежку, зарядку, и лишь после всего этого мы пошли на кухню. Анфиса Сергеевна в это время варила овсянку, и, когда она уже собиралась добавить туда молока в конце варки, я её остановила.

– Стойте, Кире я дам без молока.

– Я не люблю овсянку, – обиженно протянула Кира, – а тут ещё и без молока.

– Кира, я ведь не отцеплюсь, – покачала я головой, и она с таким трагическим видом взяла у меня из рук тарелку, что мне стало смешно.

– Ты, помнится, тоже любила молочный кисель, – вспомнила я, – достань из ящика ванилин, курагу и изюм, а из холодильника клубнику. Все фрукты порежь.

Она молча кивнула, и, не спрашивая, зачем мне это надо, стала резать фрукты.

Я без слов посыпала ей овсянку кусочками кураги, изюмом, и клубникой. Добавила чуточку ванилина, и чуточку сахара.

Без сладкого тоже нельзя, это для мозга плохо, и лучше

чайную ложку сахара, чем шоколадные конфеты, оно менее жирно.

Попробовав, её лицо тут же преобразилось, и она не замедлила воскликнуть:

– Вкусно, – и я без слов положила перед ней апельсин, и чашку зелёного чая.

Больше я не дала ей съесть ни кусочка, сама тоже съела такой натюрморт в виде овсянки с фруктами, выпила чашку кофе, и тут на кухню примчалась выспавшаяся Василинка.

Она была бодра, и готова к очередным шалостям.

– Вика, – вбежала на кухню Октябрина Михайловна, няня моей старшей дочки, – ты опять дала Василисе шоколадку на ночь, и у неё вся кровать в пятнах. Сама трескаешь, и ребёнка приучила.

– Да бросьте бельё в машину, – пожала я плечами, – подумаешь, проблема.

– Это не проблема, – воскликнула пожилая женщина, – проблема в том, что ей вреден в таком количестве шоколад. И в

постели шоколад не едят.

Я невольно улыбнулась, и сочла за благо промолчать. Да, я

нещадно балую свою любимую дочку, закармливаю её шоколадом, а Димка таскает ей мороженое.

Я погладила дочку по смоляным кудряшкам, потом заглянула в комнату к младшим детям. Саша в это время переодевала их. Увидев меня, Лизавета стала издавать радостные крики, и потянулась ручками к маме. Я тут же подхватила её на руки. Леня, увидев, что сестрёнка на руках у мамы, тоже подал голос, и я посадила Лизу назад, и взяла его.

Потом надела любимую красную блузку, красную узчайшую юбку с двумя разрезами, и повезла Киру в салон красоты.

– О, Викуля, – воскликнул Жорик, мой, кстати, друг. Когда мы с ним познакомились, он тоже учился в ГИТИСе, но судьба так развернула, и он не стал артистом. Диплом об окончании института у него есть, да только он ему не понадобился.

Выпустился он на год раньше меня, и я почти забыла о своём друге, пока мы не столкнулись в этом салоне красоты.

На голове мне наводить марафет нет необходимости, у меня шикарные, чёрные, густые волосы, и длинные, доходят до бёдер, и они буйно вьются от природы.

В салон я захожу, когда мне надо соорудить что-то замысловатое на голове, если собираюсь на какой-нибудь вечер. И так я встретила Жору.

Он мне рассказал, что карьера артиста у него не сложилась, а всё дело в том, что Жорка нетрадиционной ориентации.

Жорка завёл шашни со своим режиссёром, а тот потом сделал так, чтобы Жорина карьера оборвалась на взлёте. Режиссёр этот был женат, и своей карьерой, и своему статусу он был обязан жене. Если бы она узнала, что супруг гомосексуалист, он потерял бы всё.

В результате Жора оказался на самом дне, начал постепенно спиваться, но у него была добродушная соседка, и она знала, в какую передрягу он влип. Она помогла ему устроиться уборщиком в парикмахерскую, и вскоре он стал приходить в себя. Охолонув, он решил пойти на курсы парикмахеров, что и сделал. И, надо же такому случиться, к нему постричься случайно зашёл тот самый режиссёр. Он в тот день очень спешил, а племянник его жены, которого он отвозил в школу, оказался самым настоящим пакостником, и прилепил к волосам мужчины жвачку. И что ему оставалось делать? Заехал в первую попавшуюся парикмахерскую, и напоролся на своего бывшего любовника. В первый момент режиссёр растерялся, но

Жорик великодушный человек, он давно простил его.

Потом они поговорили, и этот режиссёр, в своё время опустивший его на самое дно, устроил его в шикарный салон красоты, и теперь Жорка получил всё. Ему нравится его новая профессия, а о не состоявшейся карьере лицедея он не жалеет.

– Здравствуй, моя красавица, – воскликнул Жорка, едва завидев меня, и остановился на месте, когда его глазам предстала Кира.

Да, выглядела она впечатляюще, толстая, в мешковатом платье, с оплывшими жиром щеками.

– Жор, вот с этим можно что-нибудь сделать? – спросила я, кивнув на Киру.

– Да, как тебе сказать, – пробормотал он растерянно, – а что конкретно надо?

– Её надо выдать замуж, – пояснила я, – Кира, ты иди в кабинет, – и, когда она ушла, воскликнула, – причёска в стиле

Круэллы Дэвилль, и мощную химию, чтобы, как у меня,

волосы были.

– Это мы можем, – кивнул Жорка, – а ты уверена, что ей это пойдёт?

– Пойдёт, – заверила я его, и уютно устроилась в холле на диване.

Я долго просидела, чуть не опустошила автомат с кофе, напечатала очередную статью, и, когда из зала раздался истошный визг, разлила по полу бодрящий напиток.

– Не волнуйтесь, сейчас я позову уборщицу, – воскликнула девушка на рецепшен, и я бросилась в зал.

Источником крика, я успела догадаться, была, конечно же, Кира. Она в полнейшем ужасе смотрела на себя в зеркало, и, кажется, не верила глазам своим.

– Вика, что они со мной сделали? – жалобно проблеяла она.

– Тебе очень идёт, – улыбнулась я, разглядывая её волосы, наполовину чёрные, а наполовину белые. Её, аккуратно подведённые глаза, с небольшими « дневными » крылышками, выглядели очень эффектно.

– Да это кошмар, – продолжала таращиться на себя в зеркало Кира.

Я поспешила её успокоить, заявив, что выглядит она сногсшибательно, расплатилась, и повезла её в торговый центр. Я люблю выбирать нижнее бельё, но в данном случае я смотрела не на кружевные стринги.

– Оно слишком узкое, – раздался голос Киры из-за ширмочки, я заставила её сразу же одеть купленное.

Я сунула нос внутрь, оглядела её жир, и хмыкнула:

– Нормально, в самый раз. Сейчас мы тебя ещё в корсет затянем, – донесла я до неё ещё одну, весьма не радостную перспективу.

– И грудь слишком высоко поднята, – всхлипнула Кира, – оно всё выпирает наружу.

– Так и надо, – сурово воскликнула я, забираясь к ней в кабинку. И сразу стало как-то тесно, впрочем, неудивительно, с размерами-то Киры.

– Я так не могу ходить, – простонала Кира, но я безжалостно

стала заталкивать её в корсет.

Корсет был каким-то странным, я его подцепила на крючочки,

и мгновенно ужала фигуру Киры. Я затянула её до такой

степени, что у неё глаза стали круглыми, а дыхание

прерывистым.

– Ты как, нормально себя чувствуешь? – обеспокоено спросила я, глядя на её посиневшее лицо.

– О, вполне, – закивала она.

– В обморок не свалишься? – продолжала волноваться я.

– Нет, не должна, – каким-то странным голосом проговорила Кира.

Ладно, если ей нормально, то так и оставим. Но я подозреваю, что она просто хорохонится, и надеется, что выдержит.

И я стала заталкивать Киру в довольно короткую юбку, ну, не слишком короткую, чтобы ноги были на виду, но не слишком безобразно выглядели. Потом прозрачная кофта, бижутерия, и лодочки на высоченной шпильке.

– Подожди, – остановила её я, когда она схватилась за алые шпильки, – чтобы в них ходить, нужна привычка.

– Я быстро привыкну, – тут же воскликнула она, села на диван, и одела туфли.

Ну, что тут сказать? Они ей очень шли, но сможет ли она в них ходить?

– Вот, – сказала Кира, вставая на ноги, и тут же покачнулась.

– Думаю, нужно взять каблук поменьше, – вставила было я, но Кира воспротивилась, и вскоре мы вышли из магазина.

– Ой, как же это неудобно, – тут же воскликнула Кира, – как ты в них ходишь?

– А я уже привыкла, – пожала я плечами, – у меня уже мышцы на щиколотках.

– Мышцы на щиколотках? – ахнула Кира, а я засмеялась.

– Да я шучу, – воскликнула я, – просто ноги привыкли. А ты всю жизнь в тапках ходила, да и потом, я тебе говорила. Ты меня не послушалась, и теперь терпи.

– А отец твоей Василисы часто к вам приходит? – спросила вдруг Кира, со стоном забравшись в моё авто.

– Что это тебя Димка заинтересовал? – слегка удивилась я, и повернула ключ в зажигании.

– Да так, – залилась краской Кира, и я тихо ахнула.

– Эй, ты чего? – протянула я, и нажала на педаль газа, – ты в

него втрескалась?

– При чём с первого взгляда, – потупилась Кира.

– Забудь, это не тот кадр, мы найдём тебе порядочного мужа, а этот скотина. Бандит.

– А ты уверена в этом? – подняла на меня глаза Кира.

– В чём? – не поняла я.

– Что он бандит?

– На все сто, – ответила я, – я у него лично кокаин нашла, и после этого бросила его. Да брось ты, ты же слышала, как он о твоих габаритах отозвался.

– Это ты его подначила, – тут же отреагировала Кира, а я чуть в трамвай не въехала.

– Давай не начинать, – воскликнула я, – он просто ответил, что думает по это поводу.

– Да, конечно, – буркнула Кира, и резко замолчала.

– Ты когда-нибудь была в издательстве? – спросила я её.

– Нет, – покачала она головой, и я невольно улыбнулась.

– А хочешь попасть в редакцию крутого глянца? – спросила я

её.

– Это, как в телевизоре показывают? – заметно оживилась

Кира, – роскошный офис, и с секретаршей?

– Всё совершенно верно, – кивнула я, – я, знаешь ли,

перекваликафицировалась.

– Что ты сделала? – не поняла Кира.

– Профессию свою поменяла, – объяснила я ей, – из актрисы превратилась в журналистку.

– Ты это серьёзно? – недоверчиво протянула Кира, – ты в самом деле журналистка? А разве туда берут с образованием актрисы?

– Меня вот взяли, – пожала я плечами, – но это долгая история. Меня сначала взяли фотографом, а потом назначили на должность главного редактора. У меня там подруга работает, я с ней при довольно странных обстоятельствах познакомилась. Вообщем, сейчас всё увидишь, – пообещала я ей, и лихо затормозила на стоянке перед издательством.