Текст книги "Инопланетянин в гипсе (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Очень смешно, – я поджала губы, – на что мне это?

– Да ты не волнуйся, – воскликнул Павел Николаевич, – да, ты станешь герцогиней, будешь вхожа в высшее общество, но, если тебе этого не надо, то и не обращай внимание. К сожалению, наш с Ликой единственный сын умер, мне оставлять своё состояние некому. И я составил завещание. Все мои сбережения получит твоя старшая дочь, в том числе и замок с титулом, когда меня не станет. А до её совершеннолетия управлять всем будешь ты.

Тут Дима не выдержал, стал смеяться, как ненормальный.

– Тебе дурно? – ледяным тоном спросила я.

– Да уж, станет тут дурно, – откашлялся Дима, – Павел Николаевич, долгих вам лет жизни. Упаси Боже, если Ева будет управлять, она замок быстро в руины превратит.

– Кладезь остроумия, – прошипела я, – молчи уж. Что за удовольствие, постоянно меня подкалывать?

– Если бы ты не была такой сумасбродной, то не подкалывал бы, – усмехнулся он, – ты уже переругалась с соседями во Франции, довела до белого коления прораба, и, если бы я не вмешался, запорола бы реставрацию.

– Гений ты наш, – процедила я сквозь зубы.

– А что, я не прав? Кстати, как продвигаются дела с вином? – иронически осведомился Дима, – есть сдвиги? Или сдвиг наблюдается только в твоей шальной головушке?

– Я тебя сейчас стукну, – пообещала я, хлебнув шампанского.

– А что? Полный аут?

– Ничего не аут, – буркнула я, – напротив, всё очень даже хорошо.

– Свежо предание, да верится с трудом, – хмыкнул Дима, – печёнкой чую, скоро тебе раздеться придётся.

– Посмотрим, – буркнула я, начиная паниковать.

– А что такое? – заинтересовалась Эля.

– Да мы поспорили, – ухмыльнулся Дима, – если она сможет раскрутить масштабный бизнес с моей скоростью, я отправлюсь на передачу по каналу «Культура» в доспехах, а, если, как всегда, провалится, пройдёт по супермаркету голой.

– Как в клипе «Верёвки» Никиты? – спросил Данила, муж Эли, – прикольно. Я посмотрю, вы любите пошутить.

– Ещё как любим, – мрачно сказала я, сдвинув брови.

– Отчего такой пессимизм? – засмеялся Дима, – лучше сдавайся, а то хуже будет.

– Хуже не будет, – буркнула я.

– Хуже некуда? – хохотнул мой несносный мачо.

– У меня всё получится! – рявкнула я, со звоном поставив бокал на столик, – хватит меня поддевать! Достал! Упырь!

– На себя посмотри, – фыркнул Дима.

– Друзья, друзья, перестаньте ругаться, – воскликнул Павел Николаевич, – Дмитрий, с вашей стороны это некрасиво, заставлять девушку голой пройтись по магазину. Тем более, Вика – ваша возлюбленная.

– А её иначе не проучишь, – хмыкнул Дима, – упрямая, как ослица, взрывоопасная, как динамит. Убойная штучка. Всё, что попадётся на пути, превращает в руины. Гонору много, а пунктуальности ни на грош. А ещё легкомысленная и безалаберная. Как вам такой коктейль?

– Только сам почему-то подсел на этот коктейль, как на наркотик, – засмеялась я.

– Пошли, поговорим тет-а-тет, – Дима за локоть выдернул меня из-за стола, и оттащил в сторону.

– Что тебе надо? – прошипела я, косясь на новоиспечённого супруга и друзей.

– Как дела продвигаются? – Дима прижал меня к борту катера, – говори честно. У меня нет желания твой убыточный бизнес на нуле поднимать.

– Нормально продвигается, – раздражённо буркнула я.

Мне не хотелось ему говорить, что дела никак не продвигаются. Да, я выкупила здание, закупила оборудование, которое пока стоит, потому что до свежего сырья пока далеко. Это первое. Во-вторых, я запустила вино пониже рангом, на сахаре. По правильному, свежие плоды, хорошо размяв, забраживают, ставят под водяной затвор, но я поставила на

водяной затвор компот, очень сладкий компот.

В итоге, благодаря сахару, получилось десертное вино, крепкое и горькое. Приглашённый эксперт выпил и поморщился.

– Надеюсь, вы не собираетесь его на выставку везти, – с укоризной сказал он, – вино очень недурное, но оно для массового потребителя.

– Нет, – покачала головой Нинель Ефимовна, мой бухгалтер, – но

даже такое вино в наше время для обычных граждан роскошь.

– Но мы говорим сейчас о качестве, – воскликнул эксперт, – нам нужно качество. Это вы можете свободно продавать, оно хорошее, но для выставок не годится.

– Я поняла, – согласилась я, и попробовала реализовать вино по магазинам, но потерпела фиаско.

Никто не хотел брать сомнительное вино у не менее сомнительного производителя. Меня подобная логика безмерно удивила. Значит, сомнительное содержимое бутылки с наклейкой, что оно из Испании, Франции, Италии и иже с ними, их устраивает, а нормальное вино от неизвестного заводчика нет. Убойная логика.

Обозлившись, я отвезла бутылки к матери в супермаркет. Та от вина не отказалась, выставила на продажу. Да только пока никто не спешит его брать.

– А ты думала, что всё так легко и просто? – спросила у меня Нинель Ефимовна, – что запросто всё продашь?

– Как у Димки получается? – нахохлилась я.

– Твой Дмитрий испанец, а в южных странах все с виноделием в крови рождаются. И потом, у него, ты говорила, мать этим занималась. Ясное дело, у него перед глазами пример был, да и потом, опыт. Тут нужна любовь к тому, что делаешь. Попробуй сама поставить вино, в доме. Например, малиновое. Никакого сахара, один сок, и водяной затвор. Вложи душу, а потом увидишь, что получится.

Я пообещала Нинель Ефимовне последовать её совету, решив, что поставлю ещё и клубничное вино. Во мне неожиданно проснулся интерес.

– Ну? – напирал на меня Дима, – отвечай.

– Да нечего ответить, – буркнула я, – рано ещё.

– Ещё не конца в лужу села, да? – прищурился он, – слушай,

заканчивай дурью страдать. Мне Марьяна Георгиевна уже

сказала, что у тебя ничего не получается.

– Что она тебе там сказала? – внезапно разозлилась я, – что я сделала десертное вино на компотах и пытаюсь продать? Делать ей больше нечего!

– Ты сделала вино на компотах? – закашлялся Дима.

– Что? Что? – я стукнула его кулачками в грудь, – что тебя так развеселило? Да, получилось десертное вино! И что?

– Да, в принципе, ничего, – хмыкнул он, – ведь с чего-то же надо начинать! – и он захохотал, – обалдеть можно! Но почему именно на компотах?

– Потому что до свежего сырья ещё далеко, а я хотела тебя скорее на место поставить, – буркнула я.

– Поставила? – ухмыльнулся он.

– На этот счёт у меня теперь большие сомнения, – пробубнела я.

– Вот дурочка, – Дима хрипло засмеялся, обнял меня своими мускулистыми руками, а я прижалась к нему, – давай разорвём пари, пока дело далеко не зашло.

– И ты признаешь, что проиграл? – хитро спросила я.

– Ни за что не признаюсь! – хмыкнул он, – не люблю проигрывать.

– Я тоже, – улыбнулась я, – и что делать будем?

– Не знаю, – вздохнул он, – вообще, вино на компотах тоже высокого качества. Оно стопроцентно натуральное, в отличие от того, что стоит сейчас в супермаркетах, просто там многовато воды. Во-вторых, сахар, он нагоняет крепость. Кстати, наиболее благородными считаются вина без сахара, кисленькие. Ведь недаром брют из-за отсутствия сахара самое дорогое шампанское. А подслащенные стоят рангом ниже.

– Многие женщины любят сладкие десертные вина, – сказала я.

– Это комплекс рабочей женщины, – сказал Дима, – они словно подслащивают себе жизнь.

– Да ты отменный психолог, – восхитилась я, и вдруг задумалась, – знаешь, я ведь после расставания с тобой пила только сладкие вина. Кислых не хотелось.

– Вот видишь, – прошептал он мне на ухо, – когда женщины испытывают боль, либо одиночество, либо их что-то не

устраивает в жизни, они пытаются жизнь подсластить. Это

комплекс.

– Нет, не комплекс, – я помотала головой, – просто жизненная нагрузка. А что делать? Дома муж-алкоголик, свекровь-стерва, которая пилит без конца, дети-двоечники... Или просто что-то не сложилось... Не срослось... И поэтому они смотрят мексиканские сериалы, мелодрамы, читают любовные романы, пьют сладкое вино, крепкое, чтоб с горчинкой. Словно разбавляют горечь своей жизни сладостью вина...

– Да, ты недаром поэтесса, – воскликнул он, – как красиво вывернула. Может, тебе на психолога пойти учиться?

– Насчёт учёбы, – нахмурилась я, – меня загоняют на журфак.

– Вот это номер! – у Димы округлились глаза, – и что делать будешь?

– Придётся поступать заочно, а то меня всех моих регалий лишат, – вздохнула я, – всех, не всех, а журналистских могут.

– Куда? В МГУ?

– Наверное...

– А как насчёт МГИМО?

– МГИМО? – поразилась я, – нет, это я не потяну.

– А потом я организую тебе перевод во Францию, тем более, ты неплохо говоришь на французском.

– На разговорном уровне, – напомнила я.

– Так учи. В чём проблема? У меня есть несколько книг Бальзака на языке оригинала, могу одолжить.

– Давай, – вяло согласилась я, меня эта затея не вдохновляла.

– Не слышу энтузиазма в голосе, – хмыкнул он, – не куксись, конфетка, сама напросилась. Жаждешь славы и денег?

– Не знаю, – задумалась я, – у меня есть всё, о чём только можно мечтать.

– Всё ли? – прищурился Дима.

– Ну, скажем, не всё, мне не хватает женского счастья, хотя мужчинами я любима. А что делать, если своё счастье я ассоциирую с тобой?

– А я с тобой, – улыбнулся он, – что делать будем?

– Тебе лучше знать, – прошептала я.

– Наш тет-а-тет неприлично затягивается, – сказал Дима, улыбаясь, – пошли, невеста без места. Кстати, белое платье тебе очень идёт. Ты в нём, словно ангел. Хочу, чтобы ты со мной

пошла под венец в белом платье.

– Я уже ходила с тобой под венец в белом, – напомнила я, – и,

помнится, ты хотел оттащить меня венчаться в красном.

– Расписываться в белом, а венчаться в алом, – хмыкнул он.

– Хватит разглагольствовать, – отмахнулась я, – эстет доморощенный. Пошли, а то на нас уже косятся.

– Когда больше двух, говорят вслух, – весело воскликнула Эля, – вы чего шепчетесь?

– Секреты обсуждаем, – усмехнулась я.

Мы уселись, а Дима налил мне шампанского.

– Секреты у них, – пробубнела моя подружка, тряхнув своей огненно-рыжей гривой вьющихся волос.

Она была весела, довольна жизнью, и рядом с Даней светилась от счастья. Наша с ней дружба чуть врозь не пошла после её романа с Димой, но, к счастью, она вовремя одумалась. Прошлой зимой она родила ему двух дочек, Дашу и Фаину, но замуж вышла за Данилу.

Димке везёт на дочек. Он мечтает о сыне, но наш с ним общий первенец – Василиса, а Эля родила ему двойняшек. Ясно стало сразу, что девочки не близнецы, а двойняшки, потому что у Даши светленькие волосы, а у Фаечки рыжие, как у матери, но обе зеленоглазые, как и мать.

Мы все думали, что будет одна девочка, но, как оказалось, УЗИ наврало с три короба. Вторая дочка явилась полной неожиданностью.

Но ничего, теперь у неё всё хорошо, но, боюсь, Дима отнимет у Эли дочек. Недавно он заговаривал об этом со мной, и я пришла в шок, узнав о его замыслах.

– Мои дети должны иметь всё, – сказал он мне при встрече в уютном кафе, – всё самое лучшее.

– Ты это к чему? – удивилась я.

– К тому, что, когда Даша и Фая подрастут, я увезу их в Испанию. В Мадрид.

– Зачем? – оторопела я.

– Сделаю из них великосветских барышень, – пояснил он, – куплю им дом, будут учиться, найму человека, чтобы за ними присматривал. Устрою им карьеру в Америке, ну, и в Испании заодно. Эля ничему хорошему их не научит, тем более, они с Данилой решили общего родить.

– Почему ты так говоришь об Эле? – пролепетала я, – она

отличная мать.

– Она курица, – холодно ответил Дима, пригубив кофе.

– Значит, и я курица? – сощурилась я.

– Нет, ты – это отдельная статья, ты особенная девушка.

– Нельзя отнимать детей у матери, – прошептала я, пытаясь воззвать к его разуму.

– Это, смотря какая мать, – хмыкнул Дима, – вот ты особенная. Карьеристка, думаешь о будущем дочери, занимаешься её вокальными данными. Василиса видит перед собой пример.

– Эля в состоянии их воспитать порядочными и честными, – воскликнула я, – чего тебе ещё надо?

– Чтобы она им мозг не запудрила, – буркнул Дима, – её родители из деревни, я имел честь с ними общаться, да и ты, голубушка, тоже. Чему они могут воспитать?

– Ты форменный сноб! – фыркнула я, – они тоже люди, какие есть.

– Какие, есть, меня не устраивают, – пробурчал Дима, и я поняла, что он действительно отнимет у неё малышек.

До отъезда на туманный Альбион оставалось всего несколько дней. Я постаралась поскорее решить все дела, Генриха и Модеста Львовича, моих начальников по издательствам, я поставила в известность, куда и зачем уезжаю.

– Не можешь ты без добрых дел, – вздохнул Модест Львович, – а муж-то твой как на это отреагировал?

– Махнул рукой, – улыбнулась я, – а как ему ещё было реагировать? Это так, по мелочи, как он считает, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы ничего не взрывало. И не подвергало опасности себя и окружающих.

– Мило, – усмехнулся Модест Львович, а Генрих лишь бросил на меня дикий взгляд, и даже комментировать не стал.

Рано утром Макс отвёз меня в аэропорт, где меня уже поджидал Нестеров, проводил нас, и удалился восвояси.

– Что это у твоего мужа на шее? – удивился Павел Николаевич, когда мы устроились в самолёте.

– Всего лишь гипс, – ответила я, – одна скандальная баба огрела его в отделении своей сумкой. Шейные связки потянул, а бабу отправили на пятнадцать суток за хулиганство. Её загребли, когда она сыр в супермаркете воровала. Теперь генерал

называет Макса инопланетянином в гипсе.

– Как? – смеялся глазами пожилой человек, – инопланетянин в

гипсе? Кстати, кто ему волосы покрасил? Случайно, не ты?

– Случайно, я, – не сдержала я смеха, – но я причастна лишь косвенно. Я дала ему статуэтку, которую две девицы, любящие оригинально пошутить, поставили среди глиняных безделиц моей датской подруги. Это был муляж с ядовито-зелёной краской. Макс блондин, и результат вы имели честь видеть на его волосах. Над ним теперь весь коллектив посмеивается, а уголовники хихикают на его допросах. А как бы вы

отреагировали, если бы вас следователь с зелёными волосами допрашивал?

– Трудно сказать, – улыбнулся Павел Николаевич, – перспектива допроса меня совсем не вдохновляет, но, думаю, смеха бы не сдержал, точно.

– Вот именно, – вздохнула я, – серьёзная организация, а у майора на голове ирокез, как у панка. Волосы встали дыбом, словно его током шарахнуло, краска такая, да ещё и не смывается. Проказницы объяснили, что сойдёт она только через три месяца, но дыбом волосы ещё долго простоят.

Павел Николаевич рассмеялся, пришёл в чудесное настроение и попросил молоденькую стюардессу принести нам по бокалу шампанского.

– Подождите немного, – вежливо ответила она, – сейчас самолёт взлетит, и я всё сделаю, раньше не положено.

Когда мы воспарили, я тут же стала дёргаться. На шампанское, свежую клубнику, и ванильный зефир я взглянула нервно, но всё же выпила с Павлом Николаевичем.

– За удачное завершение дела, – сказал он, чокаясь со мной, – что-то ты напряжённая. Что с тобой?

– Не люблю летать, – пояснила я, – и ничего поделать с собой не могу. Я себя на высоте некомфортно чувствую.

– Ничего, лететь не так уж долго, – вздохнул он, – с Америкой или Австралией было бы хуже.

– Да уж, – пробормотала я, вынимая из сумочки сборник стихов Омара Хайяма.

– А восточные стихи, значит, успокаивают? – хмыкнул Павел Николаевич.

– Есть такое дело, – улыбнулась я, – или философия Нитше.

Остаток пути я читала стихи, пыталась сама сочинять по

планшету. Выдала пару сонетов, которые у меня получились на редкость красивые на нервной почве, и показала их новоиспечённому супругу. Тот оценил их красоту по достоинству, сказав, что я талант, а я покраснела.

Я не люблю, когда меня хвалят, точнее, когда говорят, что я талант. Я всякий раз начинаю нервничать. А вот конструктивную критику, пожалуйста, воспринимаю легко. Может, дело в том, что я сама не считаю себя талантом? Мне просто нравится сочинять стихи, а всё остальное шелуха...

Я иногда заглядываю в литературную группу в Москве, но, сказать по правде, я там не прижилась. Мне сразу дали понять, что я не того полёта птица.

Я журналистка, главный редактор, номинант премий, а они – обычные люди, которые занимаются графоманией. Нет, я не сама до этого додумалась, мне это подсказали, но была с этим полностью согласна.

Меня за мои образные стихи тут же раскритиковали, словно почувствовали в новичке соперника. Нет, вначале, когда я только туда пришла, отнеслись мягко, приняли, а, узнав, что я издательский работник, захотели книг на дармовщинку.

Конечно, я уклонилась от предложения, не отказывая, но и не обещая. А вот к моим стихам они отнеслись весьма прохладно. Говорили, что я увлекаюсь самолюбованием, что мне не хватает насыщенности.

Выслушав эти благоглупости, я выпала в коридор обескураженная. Вдруг кто-то легко тронул меня за локоть.

Я обернулась, и увидела мужчину лет от пятидесяти пяти до шестидесяти. Худощавый, высокий, я машинально отметила длинные, тонкие пальцы, значит, либо музыкант, либо художник. Приятная, интеллигентная наружность, благородство во взгляде, и какая-то теплота, которой не увидишь сейчас в глазах москвичей...

– Девушка, можно к вам обратиться? – вежливо спросил он, слегка заикаясь, он имел дефект речи.

– Да, конечно, – уныло ответила я, пребывая в скверном настроении после общения с корифеями.

– Меня зовут Ганибин Альберт Романович, я здесь случайно оказался, но слышал, как они вас разнесли.

– Ничего, – вздохнула я, – значит, я не поэт, а так, рифмоплёт на

выезде.

– Нет, – он взял меня под руку, и мы медленно двинулась на выход из Дома Литераторов, – вы поэт, настоящий, с большой буквы, просто ещё очень молодой и неопытный, а они злятся на вас за вашу талантливость. Вам нужна хорошая школа, а эти – злобные графоманы, страдающие синдромом большого города.

– Это как? – заинтересовалась я.

– Вы же слышали, какие у них стихи.

– Тяжёлые, – признала я, – много лишнего, отчего теряется смысл.

– Вот, вы сами видите, – улыбнулся он, – я вижу уютный скверик, пойдёмте туда.

Мы проговорили три часа, которые пролетели для меня совершенно незаметно, настолько Альберт Романович оказался приятным собеседником.

Сам он в Москве оказался случайно, проездом, живёт в небольшом городе в области, где и занимается творческой деятельностью. Поэт, писатель, обладатель исключительного слуха, виртуозно обращающийся с пианино, а так же художник-миниатюрист. Интеллигент и интеллектуал, да и просто приятный во всех отношениях человек.

Мы с ним общаемся по Агенту, в Одноклассниках, он меня критикует, но критикует нормально. Его критика объективна, с желанием помочь. И, главное, я усваиваю его объяснения.

Он даже звал меня в их город, познакомиться с другими литераторами из их группы, но мне пока некогда. С некоторыми он меня свёл по интернету, на проверку оказались отличные люди.

Весь полёт я старалась не смотреть в иллюминатор, вид облаков вызывал у меня судорожную икоту, а о том, что я нахожусь на огромном от земли расстоянии, я старалась вообще не думать.

И вздохнула с облегчением, когда самолёт коснулся земли.

В Великобритании я не была ни разу в жизни, сразу захотелось заехать в Лондон, посмотреть, что он собой представляет. Говорят, это нечто особенное из-за изысканной архитектуры.

– Потом заедем, – воскликнул Павел Николаевич, – сейчас нам

надо быть в замке.

Мы взяли в аэропорту такси, и, погрузив свои вещи в багажник, поехали сразу на место назначения.

Того, что я увидела в окно такси, было достаточно, чтобы прийти в восторг, а потом замелькали поля.

– Красиво тут, – воскликнула я, глядя на изысканный облик старой, доброй Англии. Мы въехали в небольшой лес. Красивый, лиственный, а шофёр, доехав до определённого места, остановился.

– Дальше идёт частная территория, – сказал он, – я не имею права въезжать туда.

– Поезжайте, – сказала я, – мы с супругом, – кивнула я на Нестерова, – владельцы этой территории.

Шофёр так посмотрел на нас, что я едва сдержала смех, но двинулся дальше, а Павел Николаевич смутился.

– Зря ты это сказала, – вздохнул он, – чувствуется, тебя данная ситуация забавляет.

– Есть такое дело, – признала я, но, увидев сам замок, обомлела.

Огромная, старинная крепость с башнями, знаменитый, английский газон, высоченные деревья...

Шофёр остановился около входа, из дома вышел дворецкий, одетый в костюм прошлых столетий, лакей, тоже выряженный пугалом, открыл нам дверцу машины.

– Добрый день, сэр, мисс... – чопорно сказал дворецкий.

– Миссис, – поправила я его.

– Миссис, – вежливо сказал дворецкий, – здесь частная территория. Кто вы?

– Поверенный герцога Драмонд Джек Батвилл должен ожидать нас, – сказал Павел Николаевич.

– Да, сэр Батвилл сказал, что должны приехать наследники, супружеская чета. Ваши документы, пожалуйста.

Мы предъявили документы, дворецкий убедился, что мы не самозванцы, велел отнести наши вещи в апартаменты, а нас проводил к нотариусу.

Поверенный походил на мумию. Таково было моё первое впечатление. Я, ошеломлённая красотой замка, села в антикварное кресло, да так и застыла с открытым ртом.

Окно в кабинет было прикрыто, от ветра приятно шумели

деревья. Павел Николаевич обсуждал с нотариусом некоторые

нюансы, мы поставили подписи, потом выпили чаю с молоком на веранде, и сэр Батвилл уехал.

– Ужасно, – вздохнула я, посмотрев в чашку, – у них что, кофе нет?

– Кофе тут пьют исключительно с утра, – улыбнулся Павел Николаевич, – тут тебе не Германия или Австрия, где их меланж в любое время суток принесут, не спрашивая, хочешь кофе или чай.

– Я хочу кофе, – нахмурилась я, покосившись на дворецкого.

Тот стоял столбом в дверях, не желая двигаться с места. Я знаю, что у них так принято, чтобы прислуга стояла рядом во время трапезы, но только меня это изрядно нервировало.

И я поднялась с места.

Можно попросить, чтобы мне принесли кофе, но я так не могу, не умею обращаться с прислугой. Да ещё мумия номер один в дверях маячит, дворецкий, то бишь, а мумия номер два, разумеется, нотариус.

– Вам что-то угодно? – спросил дворецкий.

– Мне нужна кухня, – сказала я, – проводите меня туда.

– Скажите, что вам угодно, и тот час принесут.

– Дудки, – возмутилась я, – где кухня? В какую сторону идти?

Пришлось ему показывать мне дорогу на кухню, где в это время что-то готовила худощавая женщина средних лет.

Увидев меня, она присела в полупоклоне, а я попятилась.

– Что она делает? – оторопела я, посмотрев на дворецкого.

– Приветствует вас, леди герцогиня, – заявила мумия, а я скрипнула зубами.

– Значит, так, – прошипела я, – не смейте называть меня леди герцогиня, не смейте бить челом, то есть, кланяться. Я к подобным фокусам не привычная, а во-вторых, я хочу кофе. Тут есть кофеварка?

– Кофеварка? Кофе? – с ужасом спросил дворецкий, а повариха и вовсе вытаращила глаза, – кофе в полдень?

– Слушайте, отстаньте от меня со своими заморочками, – поморщилась я, – я пью кофе литрами, даже на ночь, а чай не предлагать. Я от него уснуть не могу. Всё предельно ясно?

– Я сейчас сварю вам кофе, – пролепетала повариха.

– Кофеварка где? – сурово спросила я.

– У нас её нет, – воскликнула женщина, – я варю кофе в

кастрюльке.

– Очень мило, – фыркнула я, – не отвлекайтесь, я себе сама сварю.

– Да вы что? – ужаснулась женщина, – как можно? Я сварю, а Джайлз принесёт. Вы же леди.

– Тьфу, блин, – бросила я в пространство на родном языке, – на велосипеде, а за нею кот, задом на перёд, – и перешла на английский, – любезная, не злите меня. Я к этому не привычна. И кофе в состоянии сварить себе сама.

Под охи шокированной поварихи я сварила себе целый кофейник кофе, взяла из холодильника свежие сливки, шоколадные пирожные и вернулась на веранду.

– Как они там? – засмеялся Павел Николаевич, – наверное, в шоке.

– Отойдут, – отмахнулась я, наливая кофе в чашку, – будете?

– Нет, достаточно чая, – отказался он.

Потом дворецкий, косясь на меня, проводил нас в спальню.

– А почему в одну? – удивилась я.

– Вы же супруги, – сказал дворецкий, чем вверг в краску Нестерова.

– Унесите его вещи в другую комнату, – сказала я, добавив со смешком, – у меня голова болит.

– Очень смешно, – сильнее покраснел Нестеров, и, когда они ушли, я растянулась на громадной кровати. Красота.

Обстановка в комнате простая, но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что очень дорогая.

Старинный шифоньер из дуба, столики с вазами, в которых стояли полевые цветы, кресла и громадная кровать с балдахином. Комната имела продолжение, вторую комнату, не менее большую, с креслами, столиками и вазами, а так же антикварным рабочим столом, на котором лежала стопка бумаги. И в обоих комнатах присутствовали светлые ковры.

Непрактичное, однако, покрытие.

Я прошлась по комнате, изучая её, ещё не зная, чем заняться. Разгрузила одну сумку, достала ноутбук, поставив его на стол, и вышла.

Я обошла апартаменты, обнаружив примыкающую к ним ванную комнату и, пардон, уборную, и вернулась в спальню.

Что ж, очень красивое место. Балкон был открыт, тюль

колыхалась от лёгкого ветра, а тяжёлые шторы едва покачивались.

Я быстро распаковала вещи, повесила их в шкаф, решив, что надо произвести налёт на магазин, и запастись вещами тут, раз уж мне придётся часто ездить в Англию.

И зачем я поддалась на эту авантюру?

Впрочем, лучше уж я, а то попалась бы какая бандитка, посмотрела бы на весь этот антураж, да и отравила бы Павла Николаевича, особо не церемонясь.

А так он спокойно доживёт свой век в этих дивных апартаментах. Наверняка будет пить коньяк и курить сигару по вечерам у камина, если, конечно, ему здоровье позволяет подобное времяпрепровождение. Может, даже заведёт дога или далматинца...

С этими мыслями я подошла к окну, потом вышла на балкон, невольно залюбовавшись открывающимся пейзажем.

Где-то вдалеке блестела речка, виднелись крыши домов, утопающих в свежей, майской зелени. Из-за деревьев выглядывали башенки католической церкви, наверняка, старинной, а в упоительном, удивительно чистом воздухе разлетался звон от колокольни.

Да, это вам не наша Москва, где в воздухе плавает коктейль токсинов. Бескрайние поля, лес, только-только распустившаяся зелень... Я люблю май, в этом я не оригинальна.

Люблю первые цветы из-под снега, пасхальную сутолоку, люблю, когда после долгого холода всё оживает.

Зелень своим изумрудным цветом бьёт по глазам, ещё нет доставучих насекомых, нет пыли, зато буквально захлёбываешься озоновым воздухом.

Я поглядела вниз, и увидела, как человек, сверху кажущийся крохотным, вывел на улицу лошадку. Мне сразу захотелось покататься. Я давно не ездила на конюшню в Москве, просто не было времени.

На данный же момент времени навалом, поэтому я могу сейчас позволить себе подобное развлечение.

С этими мыслями я сняла с себя строгий костюм и шпильки, переоделась в длинную, белую юбку, белую блузку оставила, натянув поверх бирюзовый приталенный свитер без рукавов тонкой вязки. Вместо шпилек взяла удобные туфли на низком каблуке, распустила волосы, накинув на голову здоровенный кусок белого шифона, чтобы потом зайти в церковь. Конечно, я не собираюсь там молиться, ставить свечи, ведь я православная, а церковь, скорее всего, католическая или протестантская. Просто зайду, погляжу, как там. И вышла из комнаты.

Коридор в замке был бесконечным.

На стенах висели полотна, вероятнее всего, подлинники, а старинная роскошь поражала своей красотой. Видно было, что изысканный облик этого замка поддерживают столетиями, ничего не меняя.

Но, вот, показалась лестница, я спустилась по ней, и оказалось, что это другое ответвление лестницы. Я очутилась в другой части замка. Если наверху всё было ухожено, то тут царило запустение. Точно, Джайлз, дворецкий, вёл меня с другой стороны, а я, заплутав, пошла в эту.

Эта часть хранила лишь воспоминания былой красоты. Так же висели картины: портреты, пейзажи, маринистические работы, но всё было покрыто слоем вековой пыли.

Видно было, что покойный лорд Драмонд жил в конкретной части замка, а сюда не ходил. Я лишь утвердилась в этом предположении, когда, подёргав ручку двери, поняла, что она заперта. Похоже, чтобы выбраться отсюда, надо идти назад.

Горестно вздохнув, я повернула назад, не став осматриваться.

Успею ещё это сделать.

Я поднялась наверх, прошла в другую сторону, и, спустившись, очутилась в жилой части замка.

Внизу я столкнулась с Джайлзом, одетым в свой дурацкий костюм, который при виде меня тут же поклонился. Я скрипнула зубами. Дико было смотреть на этого старика, приседающего в полупоклоне. Я, не привычная к подобным фокусам, страшно смущаюсь, ведь он стар, а я молодая. Меня с детства учили, что старость надо уважать.

И различие между слоями не имеет ни малейшего значения.

Меня это никогда не волновало, поскольку я себя к оным не причисляю, хоть и являюсь потомком князя Воронцовского. Правда, я узнала об этом совсем недавно, но об этом никому не сказала. Зачем? Любая другая всем рассказывала бы, нос

задирала, а мне всё равно. Я такая, какая я есть.

Легкомысленная, слегка бесбашенная, шалая, бесшабашная, но любящая помогать людям, причём порой рискуя собой.

Всё остальное для меня второстепенно, поскольку главнее всего человеческое отношение, и в этом вся я.

– Любезный, – сказала я, – я хочу покататься на лошади, видела, как внизу лошадку выводили.

– Да, у нас много лошадей, – гордо сказал дворецкий, – я сопровожу вас.

Он проводил меня до конюшни, где конюх как раз заводил одну из лошадей в загон. Красивая, ухоженная лошадка с горделивым видом и благородным взглядом, она важно вошла в загон.

– Добрый день, – сказала я, – я хочу покататься на лошади.

– Госпожа Эвива наша новая хозяйка, – воскликнул Джайлз, – приготовьте для неё лучшую лошадь.

– Посмотрите на эту, – сказал конюх, подводя меня к красивой, коричневой лошади.

– Мне вот эта нравится, – воскликнула я, обратив своё внимание на вороного коня с длиннющей гривой. Уж больно хорош был конь, или лошадь.

– Я бы не советовал миссис, – воскликнул конюший, – это Демон, он дикий. Молодой, необъезженный. Он меня дважды уже из седла выбрасывал.

– Запрягайте, – загорелась я, – хочу именно его.

– Но это опасно, – пытался воззвать к моему разуму дворецкий.

– Я уж как-нибудь сама решу, что опасно, а что нет, – процедила я, – запрягайте.

– Вам переодеться надо, – сказал Джайлз.

– Я уже одета, – отмахнулась я, – я люблю на женском седле ездить.

Оба, конюший и дворецкий, пришли в неописуемый ужас, когда до них дошло, что я собираюсь рассекать на диком коне в женском седле и в длинной юбке.

Но спорить со мной невозможно.

Демона запрягли в женское седло. Конь дёргался, но я легко вспрыгнула на него, натянула поводья, и понеслась на нём по полю, углубляясь в лес.

Что интересно, конь меня не скинул, но скакал резво, даже

слишком. Я соскучилась по верховой езде, потому каталась на

нём три часа, чувствуя бешеную гонку в мышцах.