Текст книги "Инопланетянин в гипсе (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Что? – малость ошалела экономка, – это как?

– А вот так! – рявкнул Дима, – конечно, если бы вы причинили вред моей дочери, я бы вас в порошок стёр! До суда не дожили бы!

– Лишь по этой причине мы и совали нос, куда не следует, – вздохнула я.

– Нет, милая, – ухмыльнулся Дима, – ты бы и так влезла, авантюристка до кончиков ногтей. Нестеров своим завещанием только подогрел тебе скорость.

– Ребёнок! – завопила экономка, – всё наследует ребёнок! Что за чушь?

– Не чушь, – мило улыбнулась я, – когда ей исполнится восемнадцать, она вступит во владение, а пока я исполняю роль регента при дочери.

– Идиоты! – прорычала экономка, – сволочи! – а я решила её

добить.

– У меня осталась последняя тайна, – сказала я, – но, боюсь, вам станет дурно. Дим, где ты нашёл дневник?

– В старом антикварном комоде прабабки Элизабет, – ответил он, а я показала старую книгу.

– Я не буду озвучивать этот дневник, – сказала я, – да и неэтично будет с моей стороны, поскольку записи эти личные. Я прочла его, а перескажу вам всё своими словами, чтобы вы поняли, что все ваши злодеяния – это злобное коварство одного из ваших предков. Мэри Драммонд любила только одного человека, герцога Кретбери. Она вышла за него замуж и родила сына, а барон Гроттенсбовер тоже влюбился в юную красавицу, но она не ответила ему взаимностью.

– Что за чушь? – вскричала мисс Гротс.

– Реплики потом будете вставлять! – холодно сказала я, – а пока слушайте! Он просил её руки у Элизабет, но она отказала, потому что барон был нищ, стар, да к тому же ещё и игрок. Он спустил своё состояние с молотка, чтобы расплатиться с долгами, у него осталось лишь ветхое поместье, в котором влачили своё существование пара слуг, которым некуда было деваться. Он надеялся удачной женитьбой решить все свои проблемы. Но, помимо меркантильности, ему глаза застилала страсть к прекрасной Мэри. Он влюбился в девушку с первого взгляда, а она полюбила молодого герцога, за которого и вышла замуж. Молодых ожидало лишь безоблачное счастье и совместная старость, но тут вмешался старый барон. Когда герцог уехал по делам, барон прокрался в поместье, подкупив пару слуг, и изнасиловал Мэри. Девушка забеременела от него. А её мать, желая скрыть произошедшее от герцога, увезла дочь рожать в деревню. Но это уже была не та Мэри. Барон сломал ей психику, и она, не выдержав, поскольку очень любила мужа, утопилась в пруду. Элизабет, не желая видеть этого ребёнка, причину, из-за которой её горячо любимая дочь свела счёты с жизнью, отвезла внука к его отцу, и барону пришлось воспитывать сына.

– Нет! – рявкнула экономка, – это неправда!

– Это правда, – покачала я головой, – барон написал Элизабет письмо, в котором сообщил, что сделает всё, чтобы потомки его сына стали герцогами Драммонд. Он пообещал расправиться с благородным семейством, убил несколько человек, но она смогла его остановить. Пообещала предоставить это письмо стражам порядка, если он не угомонится. Он притих, в руках этой женщины было оружие против него, а Элизабет всё свалила на призрак дочери. Так было проще. Но барон пообещал ей, что взрастит сына в ненависти, что и сделал. Как вы могли пойти на это? Как могли поверить?

– Это неправда, – пролепетала экономка, – у меня есть дневник. Он подлинный, я проверяла.

– Конечно, подлинный, – кивнула я, – как же может быть иначе? Ведь его написал сам барон, чтобы ввести потомков в заблуждение. А у меня есть письмо, написанное бароном Элизабет, и инспектор уже сделал экспертизу, сравнил письмо с дневником, изъятым у вас.

– Согласно результатам графологической экспертизы, – сказал инспектор, – письмо и дневник были написаны одним и тем же человеком примерно сто лет назад.

– Нет! – заорала мисс Гротс, стукнув руками, закованными в наручники, по столу, – нет! Нет! Нет! Что же теперь будет?

– Теперь вас ожидает суд и высшая мера, – вздохнул инспектор, а экономка зарыдала.

– Нас повесят из-за какого-то идиота! – выла она, – это несправедливо!

– Вы имели право решать, – вздохнула я, – кстати, вот эти молодые люди, Джек и Джеймс, они потомки Мэри Драммонд и Дэвида Кретбери. Хорошо, что она успела родить ребёнка.

Рыдающую мисс Гротс и Грегори увели, инспектор велел отвезти их, а сам остался. Я попросила его об этом, поскольку это был ещё не конец в этой запутанной истории.

– Что вы опять мутите, прекрасная Эвива? – спросил инспектор.

– Ровным счётом ничего, – улыбнулась я, – просто надо ещё одну завесу тайны приоткрыть. Я имею в виду Дарин.

– Да, – ожила Сьюзен, – что же стало с моей дочерью? Вы выяснили?

– А как же, – хмыкнула я, – инспектор, оглядите внимательно всех присутствующих, и скажите, кто вам знаком.

– Вот эта девушка знакома, – указал он на Изабеллу, – уж очень красивая, и вот эта, – на Стефани, – именно они присутствовали

на трассе в момент катастрофы и спасли Теймплу.

– Очень хорошо, – кивнула я, – ну, девушки? Сами расскажите? Или мне предоставите озвучивать?

– Мы расскажем, – пролепетала Стефани, а Изабелла залилась слезами.

– Мы не хотели! – прорыдала она, – не думали, что так получится!

– Уймись! – буркнула Стефани, а Джуди с ужасом посмотрела на сестру.

– Что ты такое говоришь? – пролепетала она, – что ты натворила?

– Я знаю, что мы виноваты, – кивнула Стефани, – но надо было проучить эту мразь! Она вращалась среди отморозков, натравила их на Изабеллу, они над ней несколько часов издевались, как могли. Она выставила бедняжку в чёрном свете, облила помоями плюс ко всему. А потом парень, которому нравилась я, послал её, когда она к нему подкатывать стала. Помнишь, – она повернулась к сестре, – я пришла, вся в синяках? А тебе сказала, что упала с лестницы?

– Да, было дело, – кивнула Джуди.

– Не падала я с лестницы, – пояснила Стефани, – это приятели Дарин меня избили. Изнасиловать не успели, рядом оказалась полиция.

– Боже! – вскрикнула Джуди, – вот мразь!

– Именно, – кивнула сестра, – убивать Дарин мы не хотели, мы хотели ударить её её же оружием. Мы напоили её, позвонили её отморозкам, мы хотели, чтобы они изнасиловали и избили её. Но всё пошло не по плану...

– Она увидела меня, – пролепетала Изабелла, – стала издеваться надо мной, в наш скандал вмешалась Стефани. Она подала той стакан с семидесятиградусным ромом, в котором было растворено снотворное. Та махнула его залпом, швырнула стакан и вылетела из дома.

– Мы даже оторопели от неожиданности, – протянула Стефани, – от Джуди мы знаем, что Дарин совсем не пьёт, а тут выпила,

не поморщившись, и выскочила из дома.

– Но как она могла выпить! – протянула Джуди, – она совсем не пила! Совершенно!

– Самой интересно, – развела руками Стефани, – но, тем не

менее, это так. А мы, перепугавшись, бросились за ней. На трассе произошло то, чего мы так боялись, что хотели предотвратить. Она столкнулась со встречной машиной, уснув за рулём.

– Мы едва откачали ту женщину до приезда врачей и полиции, – пролепетала Изабелла, – но потом оказалось, что она умерла, а Дарин выжила.

– Нет, – покачала я головой, – это Теймпла выжила, она поменялась с Дарин местами, чтобы иметь возможность устроиться с замок, не вызывая подозрений.

– Значит, это была не наша дочь? – ахнула Сьюзен.

– Нет, это была Теймпла Претон, – кивнула я, – и потому-то такие изменения в характере. У обеих было сильно изуродовано лицо, а проверять никто не стал.

– С ума сойти! – протянула Джуди, и кинулась на сестру, – ты хоть понимаешь, что наделала?

– Понимаю, – кивнула Стефани, – мне нет оправдания. И я готова понести ответственность.

– Что, отправишься на виселицу? – прищурилась сестра, а Стефани побледнела, – идиотка! Кретинки! Надо было идти в полицию, а не заниматься самосудом!

– Я уже была в полиции! – вскричала Изабелла, – но ничего не добилась! Как было ещё с ней поквитаться?

– Не волнуйтесь, – вздохнул инспектор, – вам ничего не будет.

– Спасибо, – не выдержав, разрыдалась Изабелла, – я так боялась. Спать спокойно не могла. Но она должна была ответить.

– И она ответит, – кивнула я, – за всё ответит. Высшую меру, правда, вряд ли дадут, но срок получит.

– Кто получит срок? – оторопела Стефани.

– Дарин, – спокойно ответила я, наблюдая за их реакцией.

– Но она же умерла, – глупо сказала Джуди.

– Не совсем, – улыбнулась я, поворачиваясь к Монике, – открой личико, красавица, смывай краску.

– Что? – захлопала та ресницами.

– Хорош придуриваться! – рявкнула я, – Дим, держи её, чтобы не

рыпалась, – и он заломал Монике руки.

– Что вы делаете? – вскричала она, – вы ответите за это! Пустите! – но Дима крепко держал её, а я схватила ватные шарики и смывку.

Моника яростно сопротивлялась, мотала головой, а я не менее яростно тёрла её по лицу смывкой.

Краска стекла, осталась лишь лёгкая смугловатость кожи после солярия, я сдёрнула с головы девушки тёмный парик, и её белокурые локоны рассыпались по плечам.

– Дарин! – в ужасе вскричала Сьюзен, – она живая!

– И невредимая, – добавила я, – жила себе под личиной Моники, а та умерла под её именем. Вот вам и ответ, почему она так легко крепкий алкоголь выпила. Моника пила много, ей этот ром, как мёртвому припарки. А вы, девушки, идиотки! Вы могли убить её, – кивнула я на притихшую Дарин, смотрящую на меня с ненавистью.

– Мы не хотели, – покачала головой Изабелла, – не думали, что произойдёт авария.

– Авария аварией, – отмахнулась я, – но напоить непьющего человека ромом семидесяти градусов? О чём вы только думали? Да она бы на месте умерла, и ничто не спасло вас от суда. Известно, что даже небольшая доза крепкого алкоголя способна остановить сердце непьющему человеку. Вам бы грозил срок за непредумышленное убийство.

– А то, что случилось? – вздёрнула брови Джуди, – разве это не непредумышленное убийство? Эта Моника уснула за рулём от их снотворного.

– Нет, она не успела уснуть, – вздохнула я, и опять же внимательно посмотрела на инспектора.

– В Монику врезалась Теймпла, – сказал страж порядка, – она слишком сильно гнала, не справилась с управлением и выехала на встречную полосу. Не было никакого убийства.

– Было только покушение на жизнь, – хмыкнула я, – так ведь? – посмотрела я на Дарин, которая в это время вынимала карие линзы.

– Ни фига я тебе не поверила, что у тебя голова разболелась! – рявкнула она, – ты видела, как у меня линза выпала! Вот дрянь! Актриса дешёвого театра! Меня голыми руками не взять!

– Вообще-то, у меня на самом деле голова разболелась, – склонила я голову на бок, – я не такая идиотка, чтобы изображать мигрень перед преступниками. Если бы я тебя сразу заподозрила, то аккуратно ретировалась бы, не вызывая ненужных подозрений. Только потом, когда ты, перепугавшись, сбила нас своим танком, я догадалась обо всём. Вспомнила и про линзу, и про твоё странное поведение. Ты вела себя так, как должна была вести себя Дарин, а не Моника. Последняя, думаю, была беззлобной, а ещё кольцо. Я видела его на фотографии в доме твоей матери. Красивая, художественная фотография, какие делали десятилетия назад. Сейчас такие не делают, во всяком случае, мало. Ты любишь это кольцо, поэтому, подпирая кулачком подбородок, специально демонстрировала перстень. Так откуда оно взялось на Монике? А, может, это и не Моника вовсе. А потом мою многострадальную голову схватила в тиски такая мигрень, что я обо всём забыла. Не до того было. Даже аварию в расчёт не взяла, думала, проделки мисс Гротс. А это, милая моя, ты постаралась. Оперативненько, ничего не скажешь.

– А вот ничего ты не докажешь! – вскричала Дарин, – а ты, – повернулась она к Изабелле, – ещё поплатишься! Думала, что отомстишь мне? Да я всё равно до тебя доберусь!

Я увидела, как прекрасные, зелёные глаза Изабеллы наполнились ужасом и слезами, и я обозлилась.

– Ты сначала срок отсидишь! – рявкнула я, – и, если ты думаешь, что выйдешь сухой из воды, то зря надеешься. Нашли тех парней, что издевались над Изабеллой и избили Стефани, полиция Эквадора готова их выдать. Они уже во всём сознались, так что можешь отпираться, срок тебе всё равно обеспечен!

– Ненавижу! – она затопала ногами, – сволочь! Дрянь! Я вас всех по стенке размажу!

– Минуточку, минуточку, – воскликнула Джуди, – объясните мне, как так получилось, что Дарин и Моника поменялись.

– Ты дура! – рявкнула Дарин, – бесталантная курица! Твоя сестрица меня на день рождения позвала! Мои приятели её отлупили, а она меня на свой день рождения зовёт! Я прямо офигела! Вот и послала Монику, чтобы она проведала, что к чему.

– Ты понимала, что они затеяли какую-то пакость? – улыбнулась я.

– Конечно, – кивнула Дарин, – точнее, Моника сама вызвалась поехать. Я сразу поняла, что дуры что-то мутят, хотела им головы открутить, очень обозлилась. А Моника успокоила меня, велела сидеть у неё в квартире, нанесла грим и уехала, а потом я узнала, что произошло.

– А что стало с матерью Моники? – прищурилась я, – насколько я знаю, она допилась. Слишком быстро допилась после того, как ты заняла место Моники.

– Ничего не знаю, – скривилась Дарин, в её глазах блеснул злобный огонёк, – дура перебрала с вином. Пить меньше надо! Что ты ещё хочешь на меня повесить?

– Ничего лишнего, – сладко улыбнулась я, – только то, в чём ты виновата, не более!

– Докажи сначала, курица! Уроды! Доказательств нет!

Дарин продолжала ругаться, но её запихнули в машину и увезли в отделение. Или как там у них это называется... Инспектор уехал с ней, сказав мне на прощанье пару слов.

– Картины из замка мы забирать не будем, поскольку это вещественное доказательство, – говорил он.

– Но я могу хоть убрать их из подвала? – всполошилась я, – это вредно для старых холстов.

– Конечно, конечно, – закивал инспектор, – вынесите их оттуда.

Он уехал, и все резко замолчали.

Я открыла пачку с сигаретами, и обнаружила, что она пустая, а Джуди протянула мне свои. Не обратив внимания на марку, я, сжав сигарету губами, щёлкнула зажигалкой.

Вдохнув терпкий, горький, насыщенный дым, я подавилась, закашлялась, и, ощутив страшную слабость во всём теле, захлопала ресницами.

– Что такое? – весело воскликнула Джуди, и тоже закурила.

– Что это за сигареты? – спросила я, – ощущение, как первый раз закурила, даже в голове зашумело.

– «Житан», – прочитал Дима, он сидел ближе к Джуди, – слышал про эту марку.

– Меня на них мои французские друзья подсадили, – улыбнулась Джуди, – очень крепкие сигареты, распространённые среди богемы прошлых лет.

– Да уж, – захихикал Дима, покосившись на меня, – тебе только сигарет «Житан» и мундштука для полного счастья не хватало!

– Прекрати, – засмеялась я, – мундштук у меня, кстати, есть. Нефритовый, с золотыми лилиями.

– Ого! – присвистнула Ася, а Дима закашлялся в кулак.

– Спасибо вам, – улыбнулась Энн, – Нестеров в вас не сомневался. Меня, правда, одолевало раздражение. Бесило, что какая-то русская женщина способна что-то сделать для нашего рода. Я в вас не верила.

– А я тебя заподозрила поэтому, – рассмеялась я, – ты с ходу стала в меня шпильки вкалывать, а я решила, что у тебя рыльце в пушку.

– Просто поверить не могу! – со слезами на глазах воскликнула Марджери, – всё кончено и обе дочери со мной!

– К сожалению, отдать титул я не могу, – смущённо улыбнулась я, чувствуя себя не в своей тарелке, – завещано не мне, а ребёнку. Впрочем, могу перевести со своего личного счёта для Орнеллы миллион, как это сделал для Энн герцог.

– Перестаньте! – испуганно воскликнула девушка, – мне ничего не надо! У меня есть моя цветочная лавка, которая приносит неплохой доход, большего мне не нужно. Пусть ваша дочь станет герцогиней Драммонд и родит наследников. Мне всё это ни к чему.

– А для меня главное, что мои девочки со мной, – вздохнула Марджери.

– Рад, что всё так закончилось, – вздохнул Джек, – а то висела недосказанность в этой истории с прабабкой. Давайте выпьем шампанского.

– Только, чур, без стрихнина! – вырвалось у меня, и все рассмеялись.

Постепенно все стали разъезжаться, остались лишь Сьюзен с Генри. Женщине стало нехорошо, и я испугалась за здоровье её и её детей.

– Как вы? – участливо спросила я, подливая ей чая с молоком, и пододвигая сандвичи.

Кстати сказать, на кухне я произвела революцию.

Закупила такое количество кофе, что им можно напоить целый взвод солдат, выбросила банки с готовым рыбным паштетом, и велела кухарке готовить паштет самой.

И теперь, плюясь, и понося эксцентричную хозяйку, бедная кухарка обжаривает лосось и палтус, добавляет всякие специи, которых я тоже накупила прорву, и пять раз прокручивает паштет через мясорубку.

Я вышвырнула йогурты, коробки с готовыми продуктами, зато закупила кухонную технику, с которой несчастная кухарка теперь отчаянно сражается.

Сандвичи на обжаренных хлебцах с домашним паштетом пришлись всем по вкусу. И Сьюзен, которая уже съела довольно много, взяла ещё один.

– С такой едой не в одну дверь не влезешь, – вздохнула она, – где вы взяли такой паштет?

– Велела кухарке готовить самой, а не покупать готовое, – улыбнулась я, – я привыкла к такой пище, другого не понимаю.

– И при этом такая стройная, – протянула она, – я вам завидую.

– Открою секрет, чтобы не завидовали, – хмыкнула я, – я постоянно занимаюсь спортом, веду крайне активный образ жизни, сую нос во все щели, как вы уже успели убедиться. А ещё имею мужа и любовника. Такой фитнес, обзавидуешься!

– Да уж, – прикусила губу Сьюзен, слегка покраснев, а Генри смутился.

– Тренажёр к твоим услугам! – нахально заявил Дима, чем вверг в краску супругов.

Эпилог.

Ася улетела первой. В Лондоне мне адвокат уже был не нужен, а ей позвонила свекровь и сообщила, что Джульетта заболела. Малышка обвесилась соплями, без конца плачет, и Ася, перепуганная состоянием полугодовалой дочери, бросилась в Москву.

Хотя я понимала, что Айгюль раздражает Асина свобода. Женщина явно видела супругой своего сына покорную таджичку, воспитанную по их законам, а он выбрал Асю.

Ослепительную красавицу славянской внешности, длинноволосую блондинку с небесными глазами, к тому же своенравную и карьеристку.

А я занялась улаживанием своих дел в Англии, Дима помогал, изредка вытаскивая меня прогуляться по городу. Благо, тут есть, на что посмотреть. И я, наслаждаясь красивой страной, благополучно всё закончила.

– Если бы меня рядом не было, так быстро ты со всем этим не справилась бы, – фыркал Дима, когда мы стояли в очереди на таможенный контроль.

– Ты явно преувеличиваешь свои заслуги, – хмыкнула я, хмуро взглянув на него, – не надо считать меня тупицей!

– Я тебя не считаю тупицей, – неожиданно спокойно ответил Дима, – но у тебя есть свой порог. Ты замечательно справляешься с творческими идеями, но согласись, наконец, что масштабный бизнес – это не твоё. Ты руководитель, но с чем-то слишком большим тебе не справится. Сама же признаёшь, что ничего не понимаешь в точных науках.

– Не понимаю, – кивнула я, – но сдаваться так просто не намерена.

– Упрямая ослица, – бросил Дима в пространство.

– Какая есть, – усмехнулась я.

Вдобавок мне позвонил Генрих, и, не иначе, как, обозлившись на меня, запретил мне пить.

– Да я с ума сойду в самолёте! – взвизгнула я, – ты издеваешься? Прекрасно знаешь мою любовь ко всем летательным аппаратам!

– Знаю, – согласился Генрих, – но ты мне нужна сразу, как прилетишь. Трезвой!

И я была на взводе. На нервах меня мутило, болела голова, я постоянно дёргала стюардессу, которая мимо меня теперь проходила с перекошенным лицом. Но со своим страхом к полётам я ничего поделать не могу.

– Девушка, – не выдержала я, – принесите мне бутылку коньяка.

– Прекрати, – воскликнул Дима, – Генрих тебя убьёт.

– Всю он меня не убьёт, – не выдержала я, – не могу я, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Дима, – поэтому пошли в туалет, нервы успокаивать.

Но стюардесса не пустила нас вдвоём в уборную, мотивировав это сложной и не совсем понятной фразой, суть которой сводилась к тому, что в самолёте дети, что это неприлично.

– Теперь я точно напьюсь, и ты меня не остановишь, – воскликнула я.

– А Генрих тебя на полоски пошинкует, когда заграничные коллеги вдохнут амбре главного редактора!

– Прекрати! – буркнула я.

– А усладой для их импортного взора будут твои синяки под глазами, которые у тебя непременно появятся, когда тебя разбудят после возлияний, – продолжал язвить Дима, а я звонко расхохоталась.

– Пожалуйста, не нарушайте порядок, – подошла к нам другая стюардесса, красивая блондинка с кошачьими, зелёными глазами.

– Извините, – воскликнула я, от смеха уткнувшись Диме в плечо.

– Вика, ты? – вдруг воскликнула стюардесса, а я подняла на неё искрящиеся от смеха глаза.

– Не узнаешь, – констатировала она, – я Кася Ямпольская, мы с тобой на заочном общались.

– Ох, точно, – обрадовалась я, вспомнив Катажину, – а ты что, так и не стала театроведом.

– Никогда это не любила, – воскликнула она, – мне в небе лучше.

– А мне в небе плохо, – вздохнула я, – напиться не могу, с любовником в туалете уединиться не дают! Что прикажешь делать?

– Ни фига себе, экстремалы! – засмеялась Катажинка, – в туалете! А кровать на что?

– А на кровати с мужем, – ухмыльнулась я.

– Вот прелюбодейка! – припечатала меня Кася, – здесь дети сидят. А вдруг услышат?

– А мы тихо! – выдала я, а Дима сдавленно хрюкнул, давясь приступом смеха.

– Уймитесь, – вздохнула Кася, – я сейчас тебе сок принесу, – и она ушла.

– На фига мне её сок? – я закатила глаза, и встала с места.

– Ты куда? – тут же спросил Дима.

– На кудыкину гору, – огрызнулась я, и юркнула вслед за Касей за занавеску.

– Плесни мне в сок чего-нибудь крепкого, – взмолилась я, – а то после этого полёта меня можно будет с чистой совестью в Кащенко отправлять.

– Ладно, – вздохнула Кася, вынув высокий стакан, в которой налила две трети коньяка, а оставшуюся треть колу и сок.

– Давай, я тебе принесу, чтобы твой друг не отнял? – предложила она.

– Спасибо большое, – обрадовалась я.

Я вернулась на место, Кася принесла Диме кофе, а мне кофе и «сок». Когда она ушла, Дима протянул мне три таблетки.

– Что это? – подозрительно спросила я.

– Успокоительное, – ответил он, – другая стюардесса принесла, говорит, из личных закромов, лишь бы ты успокоилась.

– Как я её достала! – восхитилась я, и выпила таблетки.

Хуже не будет. Куда уж хуже...

Таблетки я запила своим коктейлем, выпила кофе, как-то сразу расслабилась... Самолёт уже не казался таким страшным, а облака походили на барашков.

У меня вдруг начался приступ истерического смеха, Дима смотрел на меня с недоумением, а я стала приставать к нему прямо в салоне.

– Что ты вытворяешь? Здесь же дети! – он пытался усадить меня в кресло, прибежала Кася, за ней другая стюардесса.

– Вика, прекрати! Сядь на место! – воскликнула Катажина, а, что было потом, я уже не помню.

Моё сознание благополучно отключилось, а очухалась я лишь в подсобном помещении аэропорта.

– Ну, что, сладкий? – спросил Дима, когда перед моим затуманенным взором появилось его лицо, – сразу тебя к наркологу вести или немного погодя?

– Что сразу к наркологу-то? – обиженно спросила я.

– А к кому тебя вести после эффектного запивания успокоительного коньяком? – прищурился он.

– Ох, моя голова, – простонала я, – Генрих звонил?

– Звонил, – кивнул Дима, – он летит сюда, как дракон, плюясь пламенем. После того, как я ему рассказал, что ты устроила в самолёте, он долго ругался. Из приличных слов только предлоги были.

– А что я сделала-то? – удивилась я.

– Что ты сделала? Совсем не помнишь? – сощурился Дима.

– Совсем, – призналась я.

– Ты, дорогая, кретинка! Запила сразу три таблетки коньяком, а сверху залакировала кофе, и у тебя начались глюки.

– Что у меня началось? – ошалела я.

– Галлюцинации, – отчеканил Дима, – ты стала кричать, что по облакам на лошади скачет женщина, потом тебе стал мерещиться всадник без головы, а потом и вовсе почудился пожар. Последней галлюцинацией ты довела до обморока половину пассажиров, а остальные бились в истерике. К тому же ты стала требовать парашют, пассажиры ещё сильней занервничали, успокоить их никак не удавалось, стюардессы сбились с ног, и пилотам пришлось срочно сесть в Нижнем Новгороде.

– Так мы в Нижнем? – удивилась я.

– Да, милая, мы в Нижнем. На юго-западе от центра города, в Стригино.

– Я случайно, – виновато улыбнулась я.

– За случаянно бьют отчаянно, – язвительно пробурчал Дима, – выпороть тебя мало! Я уж не стал Максу сообщать, чтобы он лишний раз не песочил тебя.

– Спасибо, – выдохнула я.

– Не за что, карамелька моя, – ядовито ответил он, – от Генриха тебе всё равно достанется за троих.

– Слушай, тут есть какая-нибудь кафешка? Мне бы минералки...

– Рассол с собой вози в багаже! Самая необходимая вещь в дороге, особенно для тебя!

– Хоть бы пожалел, – горестно вздохнула я.

– За что тебя жалеть? За твою безалаберность? Самое хреновое, что тебя не изменишь! Ты и в преклонном возрасте чудить будешь!

– В преклонном возрасте, если я до него доживу, учитывая некоторые нюансы моей биографии, из меня песок будет сыпаться, и мне будет не до чего, – рассмеялась я.

– Песок из неё будет сыпаться! Что песок-то? Чего мелочишься? Давай сразу уголь! Это из нормальных людей на старости песок сыпется, а ты без провокации и в этом плане не сможешь! Будешь бегать, своим песком с углём посыпать тротуары! Зато польза обществу хоть какая-то!

– Вот дурак-то! – засмеялась я.

– А ты дура набитая! Ну, а я дурак по аналогии, поскольку бегаю за тобой, как мальчишка. Держи, – протянул он мне бархатную коробку.

– А что это? – удивилась я.

– Подарок тебе контрабандой провёз, – ухмыльнулся Дима.

– Не такое уж, значит, у меня плохое поведение, раз ты мне подарки даришь, – усмехнулась я.

– Если не прекратишь зубоскалить, заберу, – пригрозил он, а я засмеялась.

– Не заберёшь, – и я открыла коробку.

Внутри оказалась диадема. Искрящиеся голубые и прозрачные бриллианты, переливающиеся, в форме капель, и бирюза, тоже каплевидная. Всё искрилось и сверкало, так, что у меня перед глазами зарябило.

– Похоже на императорские, судя по размаху, – вздохнула я, и убрала драгоценность в сумку.

Я попыталась встать, но ноги предательски дрожали. До туалета я всё-таки смогла дойти. Зеркало отразило мою кислую физиономию, помятую, бледную. Я с трудом привела себя в чувство, умылась, напилась воды из-под крана.

– Ну, что, краса несказанная? – улыбнулся Дима, когда я привидением явилась перед ним, – пошли в кафешку, пока Генрих мчится, замышляя план мести. Тебе сейчас нужен кофе и крепкий чай.

Я думала, что он пошутил насчёт чая, но он действительно его принёс, причём очень крепкий, чистый чефир.

– Не хочу, – мотнула я головой.

– Давай, пей, – Дима буквально заставил меня выпить чай, и, проглотив горький напиток, меня замутило.

Зажав рот рукой, я опять понеслась в туалет, готовая выплюнуть свой несчастный желудок.

Вернувшись, я обнаружила за своим столиком Касю, меланхолично попивающую каппучино.

– Как самочувствие? – прищурилась она.

– Средней паршивости, – вздохнула я, садясь рядом, – извини меня, я всё испортила. Из-за меня самолёт посадили.

– Бывает, – улыбнулась она, – и не таких психов возили!

– Я псих? – возмутилась я.

– Хочешь сказать, что это нормально, алкоголем успокоительное запивать? – спокойно спросила Кася, – думать иногда надо! И чего ты самолётов боишься?

– Объяснить не могу, – развела я руками, принимаясь за крепкий кофе.

В Москву мы вернулись на «Мерседесе» Генриха, который основательно отругал меня. Дима сидел с ним на переднем сиденье, о чём-то переговариваясь, а я на заднем с Касей.

Мы уговорили её поехать с нами, и Генрих рванул в столицу.

– Я с тобой чокнусь! – шипел Генрих, – смотри, не улети в Петербург на Новый год! Авантюристка!

Он меня отругал, оказывается, меня ждали иностранные издатели, но не дождались.

Генрих наплёл им про турбулентность, пообщался с Димой, а сам рванул за нами в Нижний, кипя от негодования.

– Если бы ты не была такой талантливой, я бы тебя уволил к чертям! – рявкнул Генрих.

– Ладно, не добавил, не была бы аукционером... – ухмыльнулась я.

– Договоришься у меня, – бросил в пространство начальник, а я переключилась на Касю.

– Как жизнь?

– Да ничего, – улыбнулась она, – в разводе, детей нет. Первый муж достал, придурок.

– Чем это? – улыбнулась я.

– Смазливый красавчик с голубыми глазами, блондин к тому же. Послала урода с маникюром далеко и метко, теперь я хочу обычного, среднестатистического мужчину. Ребёнка, в конце концов, хочу. Мне уже катит под тридцатник, биологические часы тикают, а детей нет. Так и останусь одна.

– Не переживай, – улыбнулась я, – найдёшь ещё свою половинку.

– Ага, как же, – закатила глаза Кася, – нормальных сейчас раз-два и обчёлся. На вес золота. И все разобранные к тому же.

В Москву мы попали только на следующий день. Мне в голову пришла идея – заехать в Дивеево – и Генрих, вздохнув, начал экскурс по нижегородчине.

Народу тут было толпы. Я едва сумела поставить по свечке в обоих соборах, а на купальни мы только издалека поглядели.

– А вода холодная? – спросила я.

– Градусов пять, – ответил Дима, – зимой и летом причём. А зимой река и в тридцать градусов не мёрзнет.

– Ты что, купался? – с недоверием спросила я.

– И тут купался, и в иордани, – ответил Дима, – ощущения острые.

– Вот зря ты это сейчас сказал, – хмыкнул Генрих, покосившись на меня, и он оказался прав.

Мимо острых ощущения я никогда не пройду спокойно!

– Дай сюда пакет! – сказала я, – в кабинку не дождёшься, а в реку я занырну.

Генрих пришёл в ужас, а я, прихватив пакет с ночной рубашкой, которую я купила в палатке, торговавшей всякой сувенирной снедью, отправилась переодеваться в деревянный домик. И, вдохнув воздуха, прыгнула прямо с мостков в воду...

Такие ощущения до конца жизни не забудешь. У меня разом парализовало все конечности. Руки и ноги одеревенели, но я, памятуя, что искупаться надо три раза, собрав все силы, нырнула рыбкой во второй и третий раз.

Третий раз стал решающим, от пронзительного холода я не могла ни рукой, ни ногой пошевелить, а выплыть, тем более.

Дима, догадавшись, что дело пахнет керосином, нырнул за мной и вытащил меня на берег.

– Живая? – спросил он.

– Вроде, – ответила я, клацая зубами, – зимой бы искупаться.

– Экстремалка, блин, – фыркнул Генрих, – только сумасшедшая в эту воду полезет!

– Ты крещёный? – спросила я.

– Нет, а что?

– Я так и подумала, – хмыкнула я, и отправилась переодеваться.

Диме тоже пришлось переодеться, благо, одежда была с нами.

– Истово верующая христианка, блин, – буркнул Генрих, – Дим, давай купим ей ликёру, а то воспаление лёгких схватит, трясётся вся.

И они купили ликёра и абсента. Я выпила пару порций, и стала «клевать носом». Вдобавок позвонил Макс.

Я не слышала звонка, ответил Дима, и я, проснувшись, стала свидетелем их замечательного разговора. Дима включил громкую связь.