Текст книги "Моя любимая стерва (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Но как я могу? – прошептала Алиса, – как я могу доставить им такую боль? Ведь в Москве останется ещё и Ксюша, и весь гнев родителей упадёт на её голову.

Арина некоторое время молчала, она не знала, что ответить.

Она вычеркнула родителей из своей жизни, но она понимала, насколько чутка её младшая сестра.

– И что? – спросила она, – ты пойдёшь работать в школу? Будешь вбивать историю в пустые головы учеников? Вместо того, чтобы читать лекции в парижском университете? Вместо того, чтобы ездить на раскопки? Перед тобой открывается Бельгия и Франция! Да перед тобой открывается целый мир! Своими связями я добилась для вас с сестрой всего! А ты? Я понимаю, теперь понимаю, что родители превыше всего, но ты не должна так поступать!

И Алиса решилась, вечером она рассказала родителям обо всём. Те сначала ошеломлённо молчали, а потом Катерина Петровна отвесила дочери такую оплеуху, что та едва на ногах удержалась.

– Негодяйка! – кричала она, – устроить такое за нашими спинами! Никуда ты не поедешь! Я не позволю этого!

– Нет! – закричала вдруг Алиса, – я поеду! Я столько мечтала об этом! Вы не можете лишить меня моей мечты! Да, Арина поступила опрометчиво, но она любит вас, она сама мне сказала. Любит нас с Ксюшей, потому и помогает нам. Да, она пошла по неправильному пути, и она этого не отрицает. Она понимает, что вы её никогда не простите, поэтому она решила помочь нам за вашими спинами.

Неожиданно Катерина Петровна разрыдалась. Она рухнула на диван и стала плакать. Внезапно Алиса поняла, что их мать всё так же любит Арину, просто обида слишком заполонила её душу.

– Иди спать, – хрипло сказала она, – потом поговорим.

Но потом случилось непредвиденное. Поздно вечером, когда Алиса вышла из института, к ней кинулась девушка.

Молоденькая, перепуганная, светлые волосы стояли дыбом, а голубые глаза выражали дикий ужас.

– Пожалуйста, пожалуйста, – прохрипела она, – заберите это, – она буквально всунула в руки ошалевшей Алисы некий свёрток.

– Что? Что такое? – переполошилась Алиса, – что это?

– Возьмите это себе, насовсем, – прошептала незнакомка, – это подарок. Может, хоть вам это принесёт счастье, – и она бросилась через дорогу.

Алиса даже не успела ничего предпринять, вдруг, откуда ни возьмись, появился чёрный джип. Он наехал на блондинку, а Алиса просто приросла к тротуару, глядя, как тело незнакомки взмыло в воздух, а потом упало на асфальт.

А машина понеслась в сторону Алисы.

И девушка, резко придя в себя, помчалась назад в здание института. Она юркнула через чёрный ход на улицу, поймала такси, и приехала к Ксюше на квартиру.

Целый вечер та отпаивала перепуганную сестру горячим чаем, а потом они вскрыли пакет. То, что предстало их взору, было просто ошеломительным.

Целый час девушки смотрели на шкатулку из чистого серебра, явно старинной работы, усыпанную голубыми и сиреневыми камнями. А внутри шкатулки оказались красивейшие драгоценности. Сверху лежала рубиновая диадема, а внизу ожерелья, серьги, кулоны, броши... Но наиболее красивым был довольно крупный кулон в виде ангела, собранный из мелких бриллиантов, которые просто фантастически сверкали. Припаянная цепочка тоже переливалась камнями, а на дне шкатулки лежала золотые монеты и набор марок.

Алиса страшно перепугалась, она боялась, что из-за этих камней за ней придут. Она несколько дней не могла спать спокойно, просыпалась с криком посреди ночи. Но в этом была и положительная сторона. Родители, решив, что она так переживает из-за скандала, отпустили её в Брюссель.

Алиса была счастлива. Она не знала, что делать с этими несметными богатствами, но тут на помощь пришла Арина.

– Я знаю, что делать, – сказала она, – мы просто продадим их. Вряд ли они запомнили тебя, когда пытались задавить. Тем более, ты сама сказала, что та девушка отдала тебе это, как подарок.

– А если за ними придут? – пролепетала Алиса.

– Вряд ли, – вздохнула Арина, – лучше подумай, какой это шанс для тебя. Мы заживём в огромном доме на берегу моря, заживём дружной семьёй. Я помирюсь с родителями, и мы увезём их с собой. Что думаешь?

– Выглядит просто замечательно, – вздохнула Алиса.

Сёстры её уговорили, Ксюша через интернет нашла покупателя. Это был греческий бизнесмен, баснословно богатый, он тут же заинтересовался драгоценностями, но больше всего марками. Оказывается, среди марок была Первая Польша, немецкая в три пфеннинга с надпечаткой, доплатная польская Краковского выпуска, так называемые стандартные выпуски. Полный польский набор, стоивший соответственно. А ещё Гондурас, Королева Виктория и Сан-Марино.

Да одних этих марок достаточно, чтобы голову оторвать.

С некоторых пор я сама увлеклась марками, хотя до сих пор не замечала особо воодушевления к ним, и знаю, что пресловутые экземпляры очень ценны. Я сама была бы не прочь такие приобрести, да дорого, если только Димку попросить.

И Сокрэйтс Пляцикас, бизнесмен, согласился встретиться с Ксюшей. Она написала, что приедет её старшая сестра, они переговорили на английском по скайпу, а потом Арина вместе с Лосевым уехала в Афины.

И сгинула. Ксюша себе уже несколько дней места себе от беспокойства не находит. Алиса тоже в волнении.

А потом в газетах появилось сообщение, что Лосева убили, и Арина пропала, а к ним пришёл следователь. Перепуганные, Ксюша и Алиса молчали, а их родители, тем более, не могли пролить свет на эту запутанную историю. А теперь Алису убили...

– Как же так? – простонала Ксюша, вытирая слёзы, и устремляя свой взгляд на меня, – Алису-то за что?

– Держись, пожалуйста, – прошептала я, не находя слов, – мы сделаем всё, что сможем.

Ксюша была такой перепуганной и расстроенной, что мы сами довезли её до квартиры. Всю дорогу девушка плакала, а, когда мы подъехали, вынула из сумочки листок и авторучку.

Она что-то быстро написала на нём, а потом протянула нам.

– Если что-то понадобится, звоните, – и она легко выскользнула из машины. На листке был написан номер мобильного и имя.

– Аксинья! – ахнула я, и рассмеялась, – во дают! Дали всем дочерям имена на первую букву в алфавите! Делать людям нечего!

– Да, – скривился Дима, – Аня или Ангелина тут явно не катят! Аксинья прикольней всего! – и вынул мобильный.

– Куда звонишь? – заинтересовалась я.

– Да про этого Крупенина выяснить, – сказал он, и стал с кем-то разговаривать, а я с меланхоличным видом смотрела в окно.

Неожиданно стемнело. Порывистый ветер яростно раскачивал ветки деревьев, закручивал вихри пыли на тротуаре. Это говорило о том, что скоро будет гроза.

Я невольно зевнула. Кажется, у меня в сумке были вафли и шоколадка, а мороженое, скорее всего, растаяло. Наверняка растаяло, ведь я его оставила в своём джипе.

И, разорвав упаковку, я захрустела вафелькой. Дима, который в это время разговаривал по телефону, неодобрительно покосился на меня. Крошки посыпались на пол, Дима убрал мобильный, а сам покосился на меня.

– Знаешь, дорогуша, – с сарказмом произнёс он, – я в ближайшее время не собирался чистку салона производить!

– Для пущей эффективности я тебе Василинку запущу с горой печенья! – хохотнула я, представив, как наша дочка этим печеньем ему салон уделает.

– Стервочка ты моя! – ухмыльнулся он, – обожаемая! И дочь на нехорошие поступки провоцируешь!

– Само собой, – кивнула я, – должна же я ребёнка чему-то научить!

– Лучше учи её игре на рояле, – хмыкнул он, посмотрел на мою сонную физиономию, и рассмеялся, – звезда моя, по-моему, тебе пора баиньки. И что-то твой муж не звонит, не беспокоится, где его жёнушка в поздний час шляется.

– Он на трупе, – улыбнулась я, – преступники не дремлют.

– А заодно не дают спать твоему супругу, – усмехнулся Дима, – что ж, конфетка, пока твой законный муж с трупами зажигает, я воспользуюсь моментом, пока ты совсем не уснула, – и его руки вновь потянулись ко мне. А я кинулась в объятья этого потрясающего мужчины.

Пока он вёз меня назад, я кое-как пыталась пригладить одежду, причесала всклоченные волосы, поправила макияж...

Сильный ливень хлынул стремительным потоком, и, кажется, не собирался останавливаться.

Я задумчиво смотрела на стекающие по стеклу капли.

Наш дом был погружён во тьму, что странно. Рано ложится только Анфиса Сергеевна, она привыкла к графику.

Садовник Фёдор вместе с Иваном Николаевичем обычно допоздна смотрят футбол, Мира с Фридой «виснут» в сетях, Саша, няня Лёнечки, вышивает крестиком, прихватив специальный аппарат, чтобы слушать, что творится в детской, пока она в гостиной. Если Лиза или Лёня начинают плакать, они с Октябриной Михайловной бегут наверх.

Почему же тогда такая тишина?

– Угостишь кофе? – вдруг спросил Дима, – а то такая стихия.

– Если оно есть, – ответила я, и холодные капли тут же брызнули мне в лицо.

Мы добежали до дома, успев слегка намокнуть, я открыла дверь ключом, чтобы не будить никого звонком, и мы вошли в тёмную прихожую.

– Что-то никого нет, – пробормотала я, заглядывая в полутёмную гостиную.

– А кого ты хочешь найти в три часа ночи? – рассмеялся Дима.

– Сколько!? – ахнула я, взглянула на часы, и оторопела, – ничего себе!

– А ты думала, меньше? – усмехнулся он, и взял курс на кухню, а я за ним. Дима тут же стал рыться в холодильнике, выискивая что-нибудь мясное. И нашёл.

Вытащил ветчину домашнего приготовления и мясной рулет, который Анфиса Сергеевна делает из нескольких видов мяса.

Глядя на него, мне тоже захотелось есть.

– Может, омлет сделать? – предложила я, – а то я тоже что-то проголодалась.

– Я не против, – кивнул Дима, с аппетитом набрасываясь на мясо, – но лучше «глазунью», – и я вынула сковородку.

Поджарив лучок с копчёностями, я вылила на них два десятка яиц, посолила, от души поперчила и посыпала тёртым сыром. И мы принялись за еду.

– А помнишь, как ты мне яичницу с перцем и сыром готовила на нашей квартире? – интимным голосом спросил он, отправив в рот кусочек моего шедевра.

– Конечно, помню, – улыбнулась я, – мечтаешь, чтобы это когда-нибудь повторилось?

– А то! – его глаза блестели в свете приглушённого бра, – ведь ты моя любимая и единственная.

– Перестань, – отмахнулась я, перекладывая себе на тарелку ещё кусочек яичницы.

– Слушай, дорогуша, а не много ли ты пожарила? – засмеялся Дима, – мы всё не съедим. А, если съедим, то изжога обеспечена.

– Да, что-то я перестаралась, – кивнула я, сдвинув брови.

– Не против, если я завтра заберу Василису? – спросил он, – я очень по ней соскучился, то есть, уже сегодня.

– Забирай, – согласилась я, – только вот не знаю, может, у Нуцико были какие планы.

– Нет, не было никаких планов, – мотнул он головой, – я спрашивал.

– Ладно, хоть меня спросил, – проворчала я.

– Извини, – улыбнулся он, – но ты стала такая мягкая и пушистая, что я расслабился.

Яичницу мы так и не доели. Я сварила кофе, достала песочные корзиночки с масляным кремом, но Дима от корзиночек, как всегда, отказался. Закусывал чёрный кофе с лимоном куском ветчины, а я лакомилась пирожными.

Времени было уже начало пятого, мы болтали о всякой ерунде, пока наше общение не нарушил Макс.

– А вы чего это? – спросил он, возникнув на пороге кухни, бледный до синевы от усталости.

– Разбирали документы в «Орхидее», а потом решили перекусить, – усмехнулся Дима, а Макс плюхнулся на стул.

– Устал, как собака, – вздохнул он, и устремил голодный взгляд на сковородку с остатками яичницы.

– Будешь? – спросила я.

– Ага, – кивнул он, и подцепил вилкой кусок. Сыр на остывшей яичнице растянулся длинной ниткой, и Макс скривился.

– И зачем её сыром посыпать? – хмыкнул он, отправил в рот, и закашлялся, – к этому блюду необходим огнетушитель, – но всё же съел всё, а потом схватился за мясо.

– Как дела? – спросила я, – что нового?

– Да всё тоже, – махнул рукой Макс, – слава Богу, я свалю это дело на Стаса с Андреем, а сам со спокойной душой отправлюсь в отпуск.

– Кстати, насчёт отпуска, – улыбнулась я, – мы едем в Грецию.

– Куда? – удивился Макс.

– И всей толпой, – ухмыльнулся Дима, – вместе с твоей бабушкой, отцом, моей тёткой, нянями и детьми. И со мной в том числе. Я жильё обеспечиваю.

– Капец! – протянул Макс, ошеломлённо глядя на нас, а потом пристально посмотрел на меня, – а Марьяна Георгиевна с нами, случайно, не едет?

– Упаси Боже! – вполне искренне воскликнула я, – нет, не едет.

– Аллилуйя! – воскликнул Макс, закатив глаза, – её нам как раз и не хватало для полноты картины!

– Смотри, – рассмеялась я, – а то позову!

– Ну, тогда я смотаю удочки и отправлюсь на рыбалку в деревню, – усмехнулся Макс.

– И что? – ехидно осведомилась я, – дашь мне уехать с ним, – я кивнула на Диму, – в Афины? Я с тобой на твою рыбалку ни за что не поеду!

Макс закашлялся, подавившись куском мяса, а потом бросил на нас раздражённый взгляд.

– Я спать, – буркнул он, запил мясо кофе, и выскочил из кухни.

– И часто ты его так подтруниваешь? – ехидно осведомился Дима.

– Бывает, – усмехнулась я, а Дима прожёг меня своими внимательными чёрными глазами.

– И не без оснований! – ухмыльнулся он, а я слегка покраснела.

Когда я юркнула в постель рядом с Максом, выключив ночник, Макс тут же перевернулся ко мне, и включил свет.

– А можно без подколов в присутствии Димки? – с прищуром спросил он.

– Можно, – кивнула я, потянувшись, – при условии, если не будешь тёщу задевать.

– Окей, – процедил он, – только эта, с позволения, тёща у меня уже в печени сидит. Но всё-таки ты редкостная зараза!

И с этими словами он перевернулся на другой бок, а я на другой, к окну, в душе отчётливо ощущая, что хотела бы, чтобы рядом был Дима.

Я проснулась в час дня. Открыв глаза, я взглянула на циферблат и тихо ахнула. И почему меня никто не разбудил? И почему никто не позвонил?

Обычно мне с самого утра звонят Генрих и Модест Львович, беспокоят из ресторанов, а тут ничего. Я потянулась, и, сев на кровати, взяла с тумбочки мобильные.

Естественно, все были разряжены. Оно и неудивительно, я такая раззява! И, поставив телефоны на зарядку, я приняла душ, переоделась в домашний костюм, и спустилась вниз.

– О, Викуля, ты проснулась? – воскликнула Анфиса Сергеевна, когда я вошла на кухню, – садись. Будешь кашу или суп?

– Нет, супа я пока не хочу, – улыбнулась я, – попозже. Лучше кашки.

– Овсянки мало осталось, пара ложек, – сказала Анфиса Сергеевна, – Василиса развопилась, начала швыряться манной кашей, пришлось кормить её овсянкой. А вот манки осталось много.

– Не откажусь от манки, – улыбнулась я, – и овсянку доем. А на стационарный никто не звонил?

– Звонил, – лицо Анфисы Сергеевны стало хитрым, – но я сказала, что ты легла в пять утра и теперь спишь.

– А вы откуда знаете, во сколько я легла? – изумилась я.

– Макс сказал, – усмехнулась она, – что застал вас с Димой на кухне, поглощающих термоядерную яичницу. А я думаю, кто на кухне ночью разбойничал! Кстати, что Макс подразумевал под словом «термоядерная»?

– С огромным количеством перца, – засмеялась я, – ему не понравилась яичница с перцем и сыром.

– А, да, он не любит, – согласилась Анфиса Сергеевна, – он сыр предпочитает на хлебе под куском колбасы.

– А что сказал Генрих? – заинтересовалась я.

– Сказал, чтобы не опаздывала на передачу, – Анфиса Сергеевна поставила передо мной тарелку с кашей, – что за передача?

– Сама не знаю, – пояснила я, приканчивая остатки овсянки, и принимаю за манную кашу, – сказал, что я должна в какой-то передаче участвовать. Что это касается книг.

– Умница ты моя, – ласково сказала она, и налила мне кофе.

Из гостиной послышался топот, и на кухню вошёл Макс, а вслед за ним Иван Николаевич.

– Выспалась, любовь моя? – спросил Макс, целуя меня.

– Выспалась, – заулыбалась я, – а как твои дела? Готов к поездке в Грецию?

– Готов, готов, – проворчал он.

– Вика, Греция – это просто потрясающе! – воскликнула Анфиса Сергеевна, – всегда мечтала побывать в Элладе!

– Да, Эллада – это что-то с чем-то, – согласилась я.

– Да это кошмар какой-то! – возмущённо воскликнул Иван Николаевич, – музеи, статуи, опера...

– Насчёт оперы, это в Австрию, – засмеялась я, – а в Греции море, солнце, горячий песок и вкуснейшая еда. Думаю, это всё, что вам надо. Будете наслаждаться природой, а мы пойдём статуи рассматривать.

– Это великолепно, – вздохнула Анфиса Сергеевна, – я уже не дождусь.

И в этот момент раздался звонок в дверь.

– Ира, – посмотрела я на девушку, которая у нас убирается.

Я стояла спиной к двери, но, услышав сзади шаги, не успела обернуться. Две могучие, сильные руки подхватили меня сзади, а ноги оторвались от пола.

– Вот ты и попалась, моя славная черноглазка! – загрохотало надо мной.

– Деда! – в восторге завопила я, и взвизгнула, когда он с высоты своего двухметрового роста стал кружить меня, – ой, деда, у меня сейчас морская болезнь начнётся!

– Кто может сравниться с Эвивой моей, сверкающих искрами чёрных очей, как звёзды на небе осенних ночей! – гулко пропел деда, специально взяв самые низкие ноты, зная, как я это не люблю.

– Деда, прекрати! – возмущённо воскликнула я, когда вновь твёрдо стояла на ногах, – это баритональные слова! Ты отца принцессы поёшь!

– И неплохо пою, между прочим! – самодовольно воскликнул он, – в Ла Скала у меня был бурный успех!

– Так ты был в Италии! – воскликнула я.

– Был! И король Прованса в моём исполнении был принят на «ура»! – и он низким, могучим басом акапельно на незнакомом языке гулко вывел несколько моментов из оперы.

Иван Николаевич тут же поморщился, и это не укрылось не только от меня.

– У вас зубы болят? – деловито осведомился дедушка, резко оборвав пение, – тогда стоит обратиться к дантисту.

– Извиняюсь, – смутился Иван Николаевич, а дедушка потянул ему руку для пожатия, а я вспомнила про манеры.

– Знакомьтесь, – воскликнула я, – это Олег Антонович, мой дедушка. Это Иван Николаевич, мой свёкр, а это Анфиса Сергеевна, бабушка Макса по матери.

– Рад, очень рад, – дедушка галантно поцеловал руку Анфисе Сергеевне, а Иван Николаевич окончательно смутился.

– Ещё раз извините, – проговорил он.

– Если зубы болят, не за что извиняться! – фыркнул дед.

– Деда, перестань! – воскликнула я, – Иван Николаевич ненавидит оперу всем сердцем! Сам же всё прекрасно понял!

– Ладно, ладно, – дед со смехом поднял руки вверх, – сдаюсь, черноглазка, мы оба повели себя неучтиво.

– Как дела, деда? – деловито спросила я, – кофе будешь?

– Само собой, – прогрохотал он, усевшись на стул, а я стала наливать ему кофе, – а дела ничего, если не считать подпорченного Марьяной настроения! Не понимаю, как у меня, и у тихой и интеллигентной Аннушки могла родиться такая ведьма?

– Так вы отец Марьяны? – заинтересовалась Анфиса Сергеевна.

– У неё же отчество – Георгиевна, – бестактно вырвалось у Ивана Николаевича.

– Верно, – загрохотал дедушка, – но это давняя история. У нас с покойной Аннушкой гремел роман, весьма бурный, в институте, а потом костёр страсти затух. Но она оказалась беременной, и мы, хоть и не желали этого, собирались пожениться. Так требовали её родители. Но тут ей сделал предложение Гоша Фишман, который давно был в неё влюблён, и сказал, что будет только рад ребёнку. Сам он в детстве переболел свинкой, поэтому детей иметь не мог. Аннушка тоже ему симпатизировала, ответила взаимностью, и они, поженившись, улетели в Америку. Дочь я увидел лишь в десятилетнем возрасте, и с тех пор она ведёт со мной войну.

– Но почему? – не поняла Анфиса Сергеевна.

– Считает, что я предал её мать, – улыбнулся дед, – что я должен был быть хотя бы просто рядом, быть рядом с ними. И я сам понимаю, что виноват, поскольку почувствовал облегчение, когда они уехали. Через пять лет я женился на Гинтарэ, эта женщина буквально свела меня с ума, а Марьяна, увидев мою жену и моё чувство к ней, безумно разозлилась. По её мнению, на свете нет никого лучше, чем её мать.

– Да, она обворожительна, – вздохнула я, вспомнив красавицу Гинтарэ. Она всегда светилась каким-то незримым солнечным светом, заполняя всё пространство вокруг себя.

Картинные кудри, вьющиеся от природы изящными завитками, цвета спелой пшеницы или золотого песка, точного сравнения не подобрать. Прекрасные, золотистые глаза в коричневую крапинку, белоснежная кожа и розоватые губы. Лёгкая и изящная, как все танцовщицы, она не ходила, а порхала, словно бабочка.

И до сих пор, хоть она уже немолода, по ней не скажешь, что ей под семьдесят. Она по-прежнему энергична и весела, твёрдой рукой ведёт домашнее хозяйство, и в опере больше не поёт, она была мастером оперы-балета, а это очень сложно, танцевать вальс на носках и петь одновременно.

Теперь же, аккомпанируя себя на рояле, исполняет внукам небольшие пьески.

Гинтарэ нравилось жить здесь, но, когда дедушка окончательно разругался с моей матерью, он подхватил жену с детьми и унёсся в Литву. У них там просторный дом, отделанный с отменным вкусом. У меня там живут две тёти, и два дяди, причём дочери дедушки от Гинтарэ близнецы.

Родив двоих сыновей, они захотели ещё и дочку, а родились две, Миллэй и Аушра, и обе переняли прекрасную внешность матери.

Когда моя бабушка и дедушка Георгий вернулись из Америки, они решили построить дом. У них была просторная квартира, но бабушка любила природу. Наверное, от неё я унаследовала любовь к природе. Нет, сначала её унаследовала моя мать, а потом и я.

Отношения с отцом моей матери бабушка и её муж сохранили прекрасные, а потом даже стали жить двумя семьями.

Бабушка с дедушкой Георгием и моей матерью, дедушка с Гинтарэ и двумя их сыновьями, Антоном и Арсением.

А потом моя мама вышла замуж.

Дом был большой, на три этажа, и три семьи спокойно сосуществовали вместе. Потом бабушка с дедушкой Георгием попали в автокатастрофу, но дедушка и Гинтарэ продолжали жить в этом доме. Теперь в том доме остались лишь мама с отцом, да тётя Аля, моя няня. До этого с ними жила Ася с семьёй, но потом, став женой Рената, уехала.

– Ау, черноглазка! – вырвал меня из воспоминаний громовой голос дедушки, – ты куда улетела?

– Так, в воспоминания ударилась, – хмыкнула я, – как мои дяди и тёти? Как Гинтарэ?

– По-прежнему замечательно, – воскликнул дед, – всё такая же бойкая, всё такая же прекрасная. К несчастью, никто из наших детей не ударился в музыкальную среду, даже внуки, и те, даже слуха не имеют. Жаль, конечно, что дар утрачен, я этим очень опечален.

– Нет, дедуль, не утрачен, – улыбнулась я, – он пошёл по другой стороне.

– Ты это о чём? – поперхнулся дедушка, но сказать я не успела, из гостиной раздался звон, топот ножек, и на кухню вбежала Василинка. Её чёрные кудряшки развивались, а Василинка держалась за длинную шерсть Жеки.

Василинка не удержалась на собаке, свалилась на пол, и разразилась весёлым смехом.

– Василюша, – бросилась я к дочери, но та уже успела вскочить, и с любопытством уставилась на дедушку.

– Ещё одна черноглазка! – загрохотал дед, вскакивая, и подхватил Василинку на руки, – что за красавица!

– Меня зовут Василиса, – строго сказала моя маленькая дочка, – а вы кто?

– А я твой прадедушка, – весело воскликнул дед, – какая прелестная девчушка! Викуль, сколько ей годков?

– Пять будет в сентябре, – сказала я, а дед поперхнулся.

– Так она... – он запнулся, и я поняла его без слов.

– Да, деда, – кивнула я, – от Димы. А у нас с Максом двое, Лиза и Лёня, двойняшки.

– Само очарование, – восхищался дед, держа Василинку на руках.

– Дед, я тебе о ней пыталась сказать, – улыбнулась я, – у неё абсолютный слух, а голос, словно серебряный. Нуцико Вахтанговна полагает, что у неё будет колоратурное сопрано, хотя ещё рано об этом судить. Но она с ней активно занимается.

– Это же потрясающе, – гремел дед.

Да, он был доволен. Потом он познакомился младшими, остался с ними играть, а я полетела на передачу, правда, дав перед этим Анфисе Сергеевне ценные указания. Я попросила её сварить кислые щи и вишнёвый кисель.

– С чего бы это? – удивилась она.

– Для дедушки, – пояснила я, улыбаясь, а сама умчалась на телепередачу.

Около телецентра маячили два охранника, они мгновенно преградили мне дорогу.

– Я Эвива Миленич, – сказала я, – гость телепередачи.

– Не знаем такую, – сонно отреагировали охранники, но не успела я возмутиться, как из дверей выскочила тёмненькая девушка и бросилась ко мне.

– Эвива, наконец-то! – воскликнула она, а потом накинулась на охранников, – совсем идиоты? Я же вам дала чёткие инструкции!

– Запутались мы малость, – один из охранников почесал в затылке, я закатила глаза, а девушка, покрывшись от злости пятнами, увлекла меня внутрь здания.

– Уж извините, – бормотала она, – Пашка с Венькой полные кретины! Вот что с людьми делают излишние физические нагрузки! Я Оксана, редактор по гостям.

– Очень приятно, – благовоспитанно сказала я, – рада познакомиться. А что хоть за передача?

– Генрих Вениаминович разве не разъяснил? – удивилась Оксана.

– Нет, не успел, – улыбнулась я, – он знает, как я люблю физией по телевизору светить, поэтому сообщает мне об этом в последний момент. Чтобы я не могла отбрыкаться от этого! Моего начальника, похоже, моя карьера волнует больше, чем меня.

– А с писателями всегда так, – рассмеялась Оксана, – начальству прибыли нужны. Хотя, большинство писателей сами рвутся на передачи, – тараторила она, ловко петляя по длинным коридорам телецентра, – сами ничего не написали, одну книжонку, которую и читать-то невозможно, а уж мнят из себя. Но вы – другое дело, честно. Хотя наши девчонки считают, что вы удачливая зараза, так и называют, уж извините. Наверное, не стоило вам этого говорить...

– Ничего, – рассмеялась я, – меня это нисколько не задевает, тем более, отчасти они правы. Я уже привыкла, что мне все завидуют, но радости, если честно, мне это мало приносит. А вообще, мне всё равно. У меня полно замечательных друзей, которые видят, какая я в душе, а на материальные блага внимания не обращают.

– Это здорово, когда есть такие друзья, – вздохнула Оксана, заводя меня в маленькую комнатку, – садитесь, сейчас Сашку из техотдела кликну, чтобы проводки прицепил.

Сашка из техотдела приклеил мне к уху микрофон, другая девушка обсыпала пудрой, а Оксана повела меня в зал.

– С одеждой-то порядок? – спросила я, взглянув на своё изящное платье серо-жемчужного цвета, выбранное специально для передачи.

– Всё круто, – заверила меня Оксана, – поверьте, вы выглядите в сто раз круче этой кикиморы болотной.

– Какой кикиморы? – не поняла я.

– Значит, так, – повернулась ко мне Оксана, – это шоу – «Скандал недели». Ведущая задаст вам и двум другим писательницам по паре вопросов о творческих планах, будет подводить дело к скандалу.

– О Господи! – вырвалось у меня, – я не собираюсь ругаться в прямом эфире!

– Можете не ругаться, – захихикала Оксана, – ваши оппонентки сами всё сделают. Улыбайтесь и молчите, ну, максимум, можете съязвить пару раз, это вы умеете, я знаю. Это их только распалит. Вперёд, – она вытолкала меня в зал и усадила в узкое кресло с высокой спинкой.

Других писательниц я не видела, из кресел, повёрнутых спинками от камер, маячили лишь ноги, обутые в дешёвые балетки. Я с самым мрачным видом уселась на своё место.

Представляю, что сейчас начнётся. Эти кретинки будут меня «клевать», а я должна молчать...

Впрочем... неожиданно я поняла замысел Генриха, отправившего меня на эту передачу. На фоне этих злобных фурий я должна выглядеть эдакой интеллигентной и спокойной дамой, что только поднимет мой рейтинг. Да-а, главное, не сорваться.

И, внутренне улыбнувшись, я взяла себя в руки, и приклеила на лицо дежурную улыбку.

Я расслабилась, и, откинувшись в кресле, постаралась придать себе непринуждённый вид. Спокойная и величественная одновременно.

– Молодец, – зашептала в моём ухе Оксана, – так держать, – видимо, она за мной наблюдала, – не переживай, если что, я буду тебе подсказывать, – и я невольно улыбнулась.

Полилась музыка, а потом раздался лёгкий шорох, цокот каблуков, и голос ведущей:

– Добрый день. В эфире программа «Скандал недели» и с вами я, Алина Мисова.

Это ж надо, угодить на шоу к Мисовой! Я всегда выключаю эту передачу, если попадаю на неё по телевизору. Ну, Генрих, погоди! Получишь у меня с Милой за компанию на орехи!

А Регина тоже хороша! Могла бы и предупредить! Она всегда в курсе всего!

Даром, что ли, я её техническим редактором сделала!

Втроём будут передо мной отчёт держать! Партизаны, блин!

А Мисова тем временем продолжала свои речи.

– Сегодня в нашей студии три писательницы, – говорила она, – поприветствуем, Ирина Адашева, начинающий автор, из-под пера которой вышел научно-фантастический роман «За гранью вселенной».

Музыка, аплодисменты, видимо, стул повернулся лицом к зрителям.

– Теперь поприветствуем автора бесчисленного множества любовных романов, Киру Вавилову, – и как я со стула не съехала, не знаю. Вот, значит, кто у нас кикимора болотная, по словам Оксаны... О, нет! Сейчас тут будет дело под Полтавой!

– И, наконец, модная писательница элегантной прозы, журналист года, главный редактор «График Интертеймент» и «Планеты спорта». Победительница конкурсов «Золотое перо» и «Бриллиантовое перо», Эвива Миленич.

Музыка, кресло повернулось, аплодисменты, и перекошенное лицо Вавиловой. Судя по её посиневшим губам, она в ярости.

Любопытно, а Генрих знал, что она тут будет?

– Как известно, писатели часто завидуют друг другу, – начала Алина, она взяла в руки довольно толстую книгу тёмного оформления, – и сейчас мы расспросим наших участниц. Ирина, скажите, что вы чувствуете, находясь рядом с Эвивой и Кирой? У одной бесчисленное количество книг и огромное количество поклонников, а у другой доминирующий талант, харизма, победы и эффектные книги.

– Я счастлива, что просто нахожусь рядом с маститными писательницами, – пискнула Ирина, – надеюсь, что когда-нибудь поднимусь до их высот.

– До моих высот тебе не подняться, дорогуша, – мигом процедила Вавилова, – а вот упасть до её уровня, – кивнула она на меня, – всегда, пожалуйста.

– Вы считаете, что талант Эвивы преувеличен? – мгновенно отреагировала Алина.

– Безусловно, – фыркнула та, – ни рожи, ни кожи, ни умения писать. Мне вообще непонятно, за какие заслуги её держат в издательстве, давно пора было вышвырнуть за дверь. Хотя, она владеет акциями издательства, вот и весь ответ.

– Вы считаете, что только благодаря связям Эвива поднялась до таких высот? – деловито осведомилась Алина, блестя глазами.

– Конечно! – злорадно воскликнула Вавилова, бросив на меня недоуменный взгляд. Было, от чего недоумевать.

Я расслаблено сидела в кресле, милая Оксана запустила мне в наушник Шопена, и я просто наслаждалась «Ноктюрнами», в пол уха слушая разглагольствования в зале.

Наверное, Кира думала, что я брошусь защищаться, а я молчала.

– Эвива, – обратилась ко мне Алина, – что вы можете сказать по данному поводу? Вы сочтёте это оскорблением?