Текст книги "Моя любимая стерва (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Макс, извини, – простонала я, подавившись смехом, – но сейчас это, ей-богу, ни к чему. Слишком поздно. Я с тобой больше не буду.

– Что!? – задохнулся Максим, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

– Она тебе жена только на бумаге, – вальяжно произнёс Дима, взял из вазы крупное яблоко, и, разглядывая его, задумчиво произнёс, – а вот оскорблений я не потерплю. Сам заткнись!

Миг – и яблоко угодило Максу прямо по зубам.

Мой муж взмахнул руками и упал на пол, а яблоко укатилось под стол. И Макс схватился за челюсть.

– Ну, я тебя сейчас! – Макс окончательно взбесился, – убью к чёртовой матери! – и рванул к Диме, а я, не выдержав, вскочила с места, и преградила ему путь.

– Макс, ты русские слова разучился понимать? – строго спросила я, – я не люблю тебя! Хватит! Успокойся!

– Я не позволю! – закричал Максим, схватив меня за запястья, – я не отдам тебя этому упырю! Ни за что!

– А ну отпусти её! – взвился Дима, он отпихнул Макса, загородив меня собой, – ты идиот! Тебе ясно сказали – Ева с тобой больше быть не хочет! Плохо доходит?!

– Да пошёл ты ко всем чертям! – взбудоражено вскричал Макс, покрывшись багровыми пятнами, – мне плевать! Она моя жена! Она будет только со мной! Я не допущу!

– Либо заткнись, либо я тебя сейчас вышвырну из этого дома, как шелудивую дворнягу! – зло процедил Дима.

– Тоже мне – господин и повелитель! – взвился Макс, – думаешь, что ты пуп земли? Из дома он меня выгонит! Этот дом снят для всех!

– Этот дом принадлежит мне, – процедил Дима, – я его купил, купил для любимой женщина. И Ева обещала жить здесь со мной! И она обещала родить мне сына! А ты, придурок, уже должен сообразить, что между вами всё закончено! Что она больше не с тобой! И, если ты не заткнёшься, я выставлю тебя вон!

– А не пошёл бы ты? – сощурился Макс, и Дима, побагровев, с чувством двинул ему кулаком по лицу.

Макс рухнул на стеклянный столик, на котором стояла стеклянная ваза, и, кажется, был без чувств, поскольку признаков жизни не подавал. Ваза и столик превратились в крошево, но Диму это мало волновало. Он, взглянув на обеспокоенное лицо Анфисы Сергеевны, пощупал Максу пульс.

– Будьте добры, – кивнул он ей, – приведите вашего внука в чувство и выставьте за дверь. Остальных это не касается. А этот, с позволения, субъект пусть ночует на пляже!

Дима взял меня за руку и утащил за собой из кухни, он увлёк меня в сад.

– Жёстко ты с ним, – вздохнула я.

– Пусть знает своё место, – проворчал Дима, – а то совсем оборзел. Слышать ничего не желает. Знаешь, Ева, я до сих пор поверить в своё счастье не могу. И, что ты опять не сбежишь, что ты со мной, что ты моя, и больше ничья! Что в Москву мы вернёмся парой!

– Погоди до Москвы-то, – улыбнулась я, – давай для начала найдём Арину. Может, когда позвонит мама, ситуация немного прояснится.

– Давай сгоняем за машиной, – предложил Дима, – она ведь осталась на стоянке около порта.

Мы отправились в гараж, я уселась в чёрный «Астон Мартин», любопытно было на ней прокатиться, а Димка сбегал за ключами.

Мы тронулись в путь. Димка поставил диск, зазвучала бессмертная композиция Жоржа Бизе, «Кармен», весёлая и задорная. Я счастливо смотрела на проплывающий мимо пейзаж, ощущая бескрайнее умиротворение. У меня будет ребёнок...

Ребёнок от Димы! Сын! И, резко выдохнув, я нажала ногой на тормоз.

Дима едва успел убрать ногу с газа, машина встала, и я, не помня себя, кинулась ему на шею.

Неудобно было предаваться страсти в этой, ни на что не похожей, машине, в джипе гораздо просторнее, что и говорить.

А тут всего лишь два сиденья, машина весьма миниатюрна.

Чуть позже, когда мы пытались отдышаться, Дима облокотился локтями о руль и покачал головой.

– Ты в следующий раз предупреждай хоть, – с мягкой улыбкой сказал он, – когда на тебя страсть нападёт!

– Постараюсь! – кивнула я, – я хочу ребёнка! Прямо сейчас!

– Подожди девять месяцев, – усмехнулся Дима, – хотя, кто знает... Может, ещё придётся поработать!

– Ну-ну, – рассмеялась я.

Машина эта мне очень понравилась, хоть и крохотная.

Только неуверенная в себе женщина сядет в малолитражку, либо та, у которой нет денег на нормальную машину.

Но спорткар – это отдельный разговор. Это роскошная, пафосная машина, лакированная красавица, говорящая о статусе её обладателя.

Маменька позвонила, когда я уже сидела в «Бугатти» и летела наперегонки с Димой по оживлённой трассе.

– Вика, ты где? – деловито спросила она, – Дима с тобой?

– В некотором роде, – фыркнула я, – в принципе, со мной, но он за рулём «Астон Мартин», а я в «Бугатти». Представь, какой подарочек он мне сделал!

– Генерал его убьёт! – захохотала маменька, – как узнает, какое средство передвижения он тебе купил, так сразу и пальнёт из табельного! Помнится, он очень ругался.

– Очень, – согласилась я, – но машина-то в Греции! Мам! – воскликнула я, слегка задохнувшись.

– Что? – удивилась она.

– Я теперь с Димой! – выдохнула я, – насовсем! Я бросила Макса!

– Как!? – закричала маменька, – девочка моя! Поверить не могу! Милая ты моя! Солнышко! Лёня, Лёня! Вика теперь с Димой! Они вместе! Викуля, солнце моё, немедленно рожай ребёнка! От Димы! Сына! Я хочу иметь от Димы внука!

Маменька вопила так, что я чуть не оглохла. Она никак не могла успокоиться. За кадром слышались вопли, что-то разбилось, голосистое мяуканье Штрауса, наверное, на бедного кот что-то уронили. Она совсем позабыла о том, что должна мне поведать. Пришлось срочно остановить её вопли радости.

– Мама, что с нашим делом? – выкрикнула я, – что ты узнала?

– Ах, да, – опомнилась маменька, – я разговаривала с Катериной Петровной. Так вот, она мне такое рассказала.

– Говори же, – взмолилась я.

– Алиса не её дочь, – затараторила маменька, – чья – неизвестно. Катерина Петровна этого не знает, и я сейчас поеду, чтобы выяснить, откуда взялась девушка.

– Неудивительно, что сёстры так с ней обошлись! – возбуждённо воскликнула я, – если всё вот так.

– Да нет же, – возразила маменька, – Арина и Ксюша не знали, что Алиса им не родная сестра. Катерина Петровна никогда не рассказывала об этом девочкам.

– Тогда почему же они с ней так обошлись... – протянула я, – одно дело, когда сёстры просто не общаются друг с другом, совсем другое, когда идут на убийство. Чего ради? Что они не поделили?

– Пока трудно сказать, – вздохнула маменька, – да, и, по словам той же Катерины Петровны, девочки всегда были в хороших отношениях. Никогда не ругались, напротив, всегда были очень сплочены. И почему они пошли на такое... Катерине Петровне я не сказала, что вытворили её старшие дочери, решила, что нельзя доставлять ей такую боль. Во всяком случае, я сама этого делать не желаю, пусть милиция сама разбирается.

– Верно, – вздохнула я, – всё равно ведь выплывет, так пусть они и сообщают. У меня тут вообще странная цепочка вырисовывается.

– Повествуй, – велела маменька.

– Да что повествовать, – вздохнула я, – пропавшая шкатулка принадлежала жене депутата, у которого работала Ксюша. Я так понимаю, она положила глаз на драгоценности, а потом украла их. С этим всё предельно ясно. Но зачем было подключать Алису? Ксюша дружила с сестрой своей однокурсницы, которая сейчас в розыске. За что, не знаю, Дима не уточнял. Я не понимаю смысла. Зачем было убивать Марину? Для чего они вручили Алисе шкатулку? Не могу понять ход их мыслей и действий.

– Как зовут сестру этой Марины? – деловито осведомилась маменька.

– Карина Сорокина, – ответила я, – а Марина училась вместе с Алисой.

– Ладно, я пороюсь в этом, – пообещала маменька, – вы там ищите Арину с Аксиньей, пока они очередных дел не натворили.

– Что иголку в стоге сена, – вздохнула я, – они, словно провалились. Где мы их найдём? Уму непостижимо! Наверняка, залегли на дно, и ищи их теперь! Кстати, откуда в их доме взялась Алиса? И куда ты едешь?

– Я же говорю, она её удочерила, – воскликнула маменька, – ей знакомая её принесла.

– И что это за знакомая такая, что детей приносит? Аист, что ли? Поведай мне, – деловито осведомилась я.

– Вот этого она не уточняла, – вздохнула маменька, – но дала мне её номер телефона. Я уже договорилась о встрече.

Позлить меня, она, что ли, хочет? Тогда почему она выдаёт информацию по крупицам?

– Ты меня до инфаркта довести хочешь? – зафыркала я, – объясни подробно! Что тебе рассказала Катерина Петровна? Мне нужны все мелочи!

– Ох, и въедливая же ты! – фыркнула маменька, – в кого, интересно! Ладно, слушай!

Арине и Аксинье было совсем мало лет, когда Катерина Петровна принесла в дом младенца – Алису. Не состыковок, вроде тех, что у их матери не было живота, они не сделали за малостью лет, а потом всё стёрлось из памяти. Они считали младшую сестру родной.

Катерине Петровне позвонила приятельница, и спросила, не хочет ли она удочерить младенца, девочку. И, хотя у них уже было две дочери, подумав, они согласились. При помощи знакомых из клиники Катерине Петровне сделали документы, что девочка её дочь. Так Алиса оказалась в их семье.

Знакомая эта работала прислугой одной богатой женщины. На вопрос, откуда у неё взялся ребёнок, она ответила невнятно, мол, какие-то её знакомые отказались...

– Бред! – возмущённо воскликнула я, оборвав её на полуслове, – как это – знакомые отказались? Ребёнок – это не вещь! Ты так говоришь, будто её, как спичечный коробок, отдали!

– За что купила, за то и продаю! – фыркнула маменька, – я сама удивилась. Попыталась уличить эту вашу Катерину Петровну во лжи, но она ответила, что сама понимала, что что-то с этой малышкой нечисто. Но она всё равно взяла младенца, пожалела девочку. Думала, что тут некий криминал замешан, что ребёнка в срочном порядке спасают, вот и взяла её. Она решила спасти её, в отсутствии благородства эту женщину не обвинишь, подделала документы у знакомого гинеколога, в роддоме, и стала матерью третьей дочки.

– Ясно, – выдохнула я, – спасибо. Я тебе перезвоню.

– Да я сама позвоню, – ответила она, – как что-то выясню, так сразу.

Она отключилась, а я набрала номер Антона Антоновича.

– Хорошо, что ты мне позвонила, Викуля, – воскликнул он, – у нас тут новости.

– Какие? – загорелась я.

– Для начала ответь мне, дорогуша, почему ты трубку не брата прошлой ночью? – сурово спросил генерал, – еле до Северского дозвонился! Вы там самодеятельностью занимаетесь, а я – нервничай. Ну, чего молчишь?

– Что вам ответить? – вздохнула я, – я звонка не слышала. Как, сама не знаю.

– Пошёл на поводу у дилетантов, и теперь нервничаю! – проворчал генерал, – ладно, у меня для тебя информация. Дело в том, что кровь, найденная на месте убийства Алисы, на самом деле, замороженная.

– В смысле? – не поняла я.

– А в том смысле, что около года назад Алиса сдавала кровь в одном медицинском центре. Для доноров. Так вот, кровь эта оттуда.

– Как вы это выяснили? – подскочила я.

– Эксперты сделали анализ, – пояснил Антон Антонович, – и установили, что кровь подвергалась заморозке. А какая может быть заморозка на автостоянке? Сразу пало подозрение, что девушка, возможно, сдавала кровь. Едем дальше. Мы мгновенно вычислили, где Алиса сдавала кровь, поговорили с персоналом, и подозрение подтвердилось. У них действительно пропал один пакет с кровью Алисы. Спрашивается, зачем? Для чего надо было кровь воровать?

– Только для того, чтобы инсценировать убийство, – прошептала я, ошеломлённая внезапной догадкой, – Антон Антонович, Алиса жива!

– Подожди с поспешными выводами, – вздохнул генерал, – нам нужны чистые факты. Арина прячется, Алиса пропала, вероятно, убита, но имеются подозрение, что жива, а Ксюша вылетела в Грецию.

– Девушки были очень дружны между собой, – воскликнула я, – и я уверена, все трое сейчас здесь, в Греции. Для чего они тут – вообще непонятно. Но надо их искать, пока ещё что-нибудь не натворили. Они могут. Кстати, а Алиса-то не родная дочь Катерины Петровны.

– Как? С чего ты взяла? – удивился генерал.

– Да возникло одно подозрение. Вот я маму и подрядила проверить. И она выяснила, что Катерине Петровне девочку эту кто-то отдал. Мама поехала к тому человеку, который отдал.

– Ладно, я сейчас свяжусь с Марьяной Георгиевной, – пробурчал Антон Антонович, – уточню информацию из первоисточника.

Я бросила телефон на сиденье, и стала догонять Диму, чтобы поскорее обо всём рассказать.

Мы устроились в чудесной летней веранде с огромным кувшином сангрии, и я стала рассказывать ему поступившую информацию.

Молоденькая официантка, лет двадцати, наверное, вполне милая блондинка с безликой внешностью, заинтересовано поглядывала на Диму. Было явно видно, что он ей понравился, но меня она соперницей не сочла. Наверное, я пристрастна к блондинкам, потому что Дима тоже глянул на неё, но интереса в его взгляде я не заметила.

– Что-то ещё? – спросила официантка на русском, продолжая топтаться около нашего столика.

– Моей любимой фруктовое мороженое, – добавил он, – только не фруктовый лёд, а молочное мороженое с кислыми фруктами. И, пожалуйста, не маячьте над душой, дайте нам побыть вдвоём.

Блондинка скривилась, дёрнула плечиком, и, покачивая бёдрами, исчезла в здании.

– Ловко ты её, – звонко рассмеялась я, – сердцеед ты мой!

– Ничуть не лучше тебя, – усмехнулся он, – итак, любовь моя, вина? – и он стал разливать по стаканам специальным половником сангрию.

Сангрия – это совсем лёгкое вино, градусов пять всего, зато с фруктами. Дима пододвинул мне стакан, и я глотнула вина.

Подошедшая официантка молча поставила вазочку с мороженым и удалилась, а я рассказала ему об Алисе.

– А я с самого начала знал, что Алиса жива, – заявил Дима, а я чуть сангрией не захлебнулась.

– Совсем офонарел? – прошипела я, – и ты молчал!?

– Малышка, так я же не знал наверняка, – улыбнулся он, – это только догадки были.

– Тогда почему не озвучил? – прищурилась я.

– Не до того было, – пожал плечами Дима, – это же только догадки. Без чётких подтверждений не стал ничего озвучивать.

– Ладно, милый мой, – кивнула я, вонзив ложечку в мороженое, и отправив лакомство в рот, – поведай мне, о чём ещё ты догадываешься, но молчишь, как партизан.

– Например, я почти уверен, что Алексис нам мозг пудрит, – улыбнулся он, – более того, она в чём-то замешана.

– Ты определённо знаешь больше, чем говоришь, – вздохнула я, – и Антон Антонович явно даёт тебе больше информации, чем мне. Ясное дело, ты мужчина, тем более, консервативнее, и он больше доверяет тебе, чем мне, сумасбродке с закидонами.

Дима невольно улыбнулся. Между глаз у него залегла небольшая морщинка, и я поняла, что попала прямо в яблочко.

Что ж, будем играть по вашим правилам.

– Итак, милый друг, – пропела я елейным голоском, – рассказывай, что ты знаешь.

– Алексис ненавидит Аделфу, – чётко сказал он, – я хороший психолог и вижу это. Думаю, дело в женихе. И ещё я думаю, не она изводила мать ревностью, а Алексис. Именно она, старшая, считала мать своей собственностью, поскольку она старшая. Я слышал, каким тоном она сказала, что она старшая, что она всю генетику тянет. Она искренне считает, что мать принадлежит только ей. А тут младшая дочка! Младшая сестра! Она, словно утешала себя тем, что она старшая! Что старшие всю генетику тянут.

– Понятно, – вздохнула я, – похоже, ты читаешь людей, как открытые книги.

– Есть такое дело, – кивнул он, – только тебя я прочесть не могу.

– Серьёзно? – удивилась я.

– Да, милая, – кивнул он, – ты слишком сумасбродна, и это черта твоего характера. Но это хорошо. Более уравновешенные люди более несчастны. Ты счастливее благодаря лёгкости характера.

– Это у меня лёгкость характера!? – хохотнула я, – отличная шутка!

– Но ты же не зануда! – улыбнулся Дима, – с занудными людьми тяжелее, нежели с простыми и лёгкими. Разве не так? Ты эксцентрична. Но, на мой взгляд, это качество положительнее многих.

– Да уж, – фыркнула я.

– И вот, из собственных наблюдений я сделал вывод, что Алексис терпеть не может сестру, – вздохнул Дима, – что хочешь, говори.

– И хранит её секреты? – поразилась я, и осеклась, – хотя...

– Вот и я о том же, – заулыбался он, – наврала она нам всё. Слова правды не сказала.

– Вот и весь ответ, – вздохнула я, – только одно непонятно.

– Что? – заинтересованно спросил Дима.

– Неужели она не понимает, что потом её враньё не всплывёт? Что Аделфа очнётся, скажет, что она никаких преступлений не совершала... – и я вновь осеклась, понимая, что Алексис знала, что сестра и слова не проронит. Боже!

– Что? Что такое? – Дима следил за моим взбудораженным лицом, теряясь в догадках.

– Если только она сама на неё не наехала, – прошептала я.

Дима открыл рот и закрыл, обдумывая моё неожиданное предположение. Я сама затихла, пытаясь собрать обрывки сведений в единое. Дима по-прежнему был задумчив.

Я его не перебивала, ожидая, что он скажет, и, спустя десять минут, он отмер. Видимо, обдумал ситуацию критически.

– Похоже, ты права, – кивнул он, – и она действительно пыталась убить сестру. Есть у меня пока одно предположение, но я пока озвучивать его не стану, даже не проси.

– Что так? – вскинулась я.

– Слишком дикое, – пояснил он, а я покачала головой.

– Ладно, не спрашиваю, – я доела мороженое, мы допили сангрию и отправились гулять.

Рядом с ним я ощущала себя самой счастливой на планете.

Море, солнце, любимый мужчина рядом. Мы съели по мороженому, мне-то сладкого всегда мало, а Диму я уломала.

Я, нет-нет, да и хваталась за телефон, но Дима меня останавливал.

– Угомонись, – воскликнул он, беря меня за руку, – она позвонит, как будет что-то известно. Ты не умеешь отдыхать просто так!

– Факт, не умею, – кивнула я, откидывая со лба тёмную прядь, – что со мной сделаешь! Ну, нетерпеливая я!

Мы ещё погуляли, домой вернулись довольно поздно, когда все уже были на месте, и ужинали.

– Как день прошёл? – тут же спросила Нуцико.

– Чудесно, – кивнула я, – погуляли в своё удовольствие.

– А я проверила Лизаню на наличие слуха, – с улыбкой сказала Нуцико.

– Да? – заинтересовалась я, – и как? – но, заметив безмерно довольное выражение лица Анфисы Сергеевны, а так же кислое Ивана Николаевича, то догадалась сама.

– Абсолютный слух, – доложила Димина тётка, – и у Лизы, и у Лёни. С ними тоже надо заниматься.

– Не надо ни с кем ничем заниматься! – почти прорычал Иван Николаевич, – не желаю!

– А что, собственно, происходит? – сощурилась я, глядя на свёкра.

– Ничего не происходит, – угрюмо сказал он, – просто я не хочу, чтобы мои внуки шли в музыкальную среду. Им два пути – в медицинский и на юридический.

– Вообще-то, – прошипела я, – их мать – я. И я буду решать, что для них хорошо.

– А я дед! – рявкнул Иван Николаевич, – тоже право голоса имею!

– О правах мы с вами позже поговорим, – процедила я, медленно поднимаясь со стула, – Максим! – рявкнула я, – быстро! За мной! На кухню! – и понеслась быстрее ветра, громко цокая каблуками.

Когда Макс вошёл вслед за мной на кухню, я налетела на него, не помня себя от ярости.

– Ну-ка, друг мой, объясни мне, что происходит? – зашипела я, взмахнув руками, – не далее, как сегодня утром, Иван Николаевич был нормальным. А он сейчас злой, как стая волков! Думаешь, что, если натравишь на меня своих родственников, то что-то изменится? Зря надеешься, милый! Я у тебя детей отберу! – я тыкнула в него длинным пальцем, – тебе проблемы нужны?

– Ты думаешь, я не смогу тебе проблем организовать? – прищурился Макс, – у меня тоже связи есть. Да я посадить тебя могу! Найду, за что!

– Убойные качества для доброго и справедливого следователя! – скривилась я, – посадить жену, бросившую его!

– Не передёргивай! – разъярился он.

– А ты не борзей! – фыркнула я, – и не смей, слышишь, не смей управлять нашими детьми! Они будут учиться музыке! А, когда вырастут, сами решат, чего они хотят в жизни. И только попробуй влезть! Я тебя пришибу! Придурок!

– Взбалмошная идиотка с закидонами! – процедил Макс, – я всё равно сделаю по-своему!

– А я по-своему! – зашипела я, схватила со стола тарелку и с чувством опустила её Максу на темечко.

Правда, не совсем опустила, он успел схватить меня за руки, а тарелку я выпустила из рук, и она всё-таки упала на его безмозглый череп.

– Больная! – заорал Макс, – я тебя в клинику сдам! Кретинка!

– Кто кого сдаст, ещё неизвестно! – взвилась я, и всё-таки заехала Максу по его пустой голове, на сей раз половником.

Мой муженёк шлёпнулся без чувств на пол, а я, выглянув из кухни, крикнула:

– Анфиса Сергеевна, вашему внуку срочно нужна помощь по вашему профилю!

Вскоре на кухне столпились все домочадцы, только Нуцико увела детей спать. Макс уже очухался, а Анфиса Сергеевна обрабатывала ему раны.

– Вика в своём репертуаре, – проворчал Иван Николаевич.

– А что я? – вскинувшись, воскликнула я, – нечего тут выступать!

– Тут только ты выступаешь! – проворчал Макс, держась за голову.

– Помолчал бы лучше, – резко сказала я, – а то одной перекисью не отделаешься, томограф понадобится!

– Немедленно успокойтесь, – требовательно сказала Анфиса Сергеевна, – что за балаган! В самом-то деле!

– Ладно, – махнул рукой Иван Николаевич, – выясняйте отношения сами, я не лезу.

– Папа! – зарычал от злости Макс.

– Что – папа? – вскинулся Иван Николаевич, – я вот уже тридцать лет, как папа! А это твоя семья и твои дети! Я люблю внуков, но вмешиваться в твои отношения с женой, да ещё манкируя внуками, я больше не намерен! Сам разбирайся!

– Я смотрю, вы все тут честные и благоразумные, – процедил Макс.

– Ты бы лучше заткнулся, – посоветовал Дима, – и, насколько я помню, утром я велел тебе не появляться здесь!

– Здесь мои дети! – прошипел Макс.

– Да мне по фигу! – рявкнул Дима, – ещё одна выходка, в последний раз предупреждаю, и тогда не Ева, а я тебе нанесу черепно-мозговую травму. И не только! Все кости переломаю! Половую в том числе!

Макс вытаращил глаза и закашлялся, а я захохотала, как ненормальная.

– Представитель семейства обезьянних, – простонала я, умирая от смеха, и прижимаясь к Диме.

– Скорее уж, гиббон, – ухмыльнулся он, увлекая меня из кухни.

Я продолжала смеяться, из кухни доносился бубнёж моего милого супруга, а Дима уселся за рояль.

Он стал играть «Лунную сонату» Бетховена, потом «Лунный свет» Дебюсси... Я зачарованно слушала мелодию, где-то на заднем плане я слышала суету, но не обращала на неё внимания.

Потом играть стала я, пересев к Диме, мы стали импровизировать, смеясь, и в итоге родилась совместная пьеска.

– Вика стала сочинять музыку, – сказала Нуцико, появляясь в гостиной, – как здорово. Я смотрю, вы вдохновляете друг друга.

– Ещё как вдохновляем, – заулыбался Дима, и вдруг переменился в лице.

– Что случилось? – удивилась я.

– Я сейчас вернусь, – и он, встав с кушетки, стремительно вылетел из гостиной. Я удивлённо посмотрела ему вслед.

Нуцико подошла ко мне, и, коснувшись пальцами моих кудрей, вздохнула, а потом села рядом.

Она легко пробежалась пальцами по клавишам, а потом посмотрела на меня.

– Я рада за вас, – сказала она, остановив звучание музыки. Её пальцы замерли над клавишами, – я никогда не видела, чтобы двое так любили друг друга, – и снова сыграла несколько аккордов, – вы готовы умереть друг ради друга.

Я слабо улыбнулась. Не нужно проницательности, чтобы это понять, Дима не раз рисковал из-за меня жизнью, да и я чуть не падала замертво, думая, что больше его никогда не увижу.

– У вас есть дети? – спросила я, понимая, что ничего о ней не знаю.

– Нет, к сожалению, – вздохнула она, – в молодости я была потрясающей красавицей. Изящная фигура, ослепляющая внешность и строптивый характер. Я ходила, задрав нос до небес, ждала своего принца, а ухлёстывающих за мной парней отшивала. А они решили мне отомстить... – и она замерла, глядя вдаль, а я поняла, что их месть состоялась. И, скорее всего, Нуцико стала бесплодна в результате этой мести.

– Я долго пролежала, истекая кровью, – прошептала она, – я боялась даже крикнуть, хотела просто умереть. Но меня спасли. Двадцатый век, советское время, я даже из дома выходила бочком, но потом я повстречала мужа. Он был грузином, оперным певцом, любил меня, не взирая ни на что...

Она опять замолчала, и вдруг стала играть. Но, резко остановив свою игру, она взяла мои листы, с симфонией, что я написала, и стала играть её. Она играла её с такой силой и надрывом, что я поняла, что, исполняя произведение, нужно понимать ещё и настроение произведения. А потом она стала играть моё первое сочинение, более спокойное и нежное.

Она очень талантлива. Без таланта, без умения чувствовать, так красиво исполнить произведение не получится.

– Я ведь была первой скрипкой, – сказала она, окончив играть.

– Правда? – поразилась я.

– Мне после случившегося хотелось всем что-то доказать, – вздохнула она, – если до этого родители почти отчаялись увидеть меня на сцене, то после произошедшего я с остервенением стала заниматься. Я часами стояла со скрипкой в руках, а потом ещё играла на пианино. Я играла и играла, словно в ступоре, словно сомнамбула, не в силах остановиться. Но, встретив своего мужа, я попала к нему в оркестр. Потом, когда моего любимого не стало, я пошла преподавать. Не стала ждать, пока вокруг меня начнут плести интриги. Зачем? Я всегда была далека от этого... – и она опять заиграла, на этот раз «Колыбельную» Шопена.

Мне стало так жаль эту бедную женщину. Теперь мне стало понятно, почему она отняла у Октябрины Михайловны Василинку. Ей не хватает детей.

Тем временем вернулся Дима. Он облокотился о рояль, слушая музыку, Анфиса Сергеевна тоже переместилась в гостиную, только Макс и Иван Николаевич маячили поодаль.

А Дима меж тем странно озирался. Что это с ним?

– Что с тобой? – вдруг спросила Нуцико, резко оборвав игру.

– Ничего, порядок, – ответил Дима, вновь оглянувшись.

Но расспросить его мы не успели, внезапно дверь распахнулась, и в гостиную вошли люди с оружием в руках. Я аж подпрыгнула. И через минуту мне всё стало ясно, когда я увидела господина Пляцикас. Долго шли!

Наверное, выяснял, кто же это на него напал.

– Доброго вам дня, – сквозь зубы сказал он, – как жизнь? – произнёс он с непередаваемым ехидством.

– Лучше всех! – хохотнул Дима, сложив руки на груди.

– Вы это, – кивнул он ему, – держите руки на виду, и лишних движений не делайте, знаю я ваши фокусы.

Я задумчиво посмотрела на его сине-лиловое лицо, опухшее, словно от избыточных возлияний. Хорошо же его Димка приложил!

Неудивительно, что тот нервничает, Димка, если что-нибудь метнёт, то окажешься в ближайшее время в травматологии.

– Я к вам с миром пришёл, – вкрадчиво сказал бандит.

– С миром к людям ходят с тортом в авоське, – язвительно хмыкнула я, ухмыляясь, пока этот греческий нарушитель закона переводил слово «авоська» на родной язык.

– Хватит вам зубоскалить и упражняться в остроумии на чужом языке! – вдруг разозлился он, – я, в отличие от некоторых, – он покосился на Диму, – ни на кого бросаться не намерен! Только хочу забрать своё! А вам, – кивнул он Диме, – я смотрю, делать нечего! Фантастически богатый и невероятно влиятельный молодой человек, а подобно выкидываете! Какого чёрта, а? Или вы всё своё состояние, таким образом, нажили?

– Как себя чувствуете? – язвительно-сладким голосом поинтересовался Дима, – голова не болит?

– Как бы у кого другого сейчас не заболела, – пробормотал Пляцикас, а потом отвлёкся на спустившихся со второго этажа своих соглядатаев.

Он их внимательно выслушал, а потом перевёл взгляд на нас.

– В ваших спальнях ничего не обнаружено, – сквозь зубы сказал он, – лучше отдайте сами, а то начнём обыск по всему дому!

Я невольно сжала челюсти! Значит, они уже и местоположение комнат в доме знают!? Не иначе, следили?

– Обыскивайте, – спокойно ответил Дима, – в доме давно ничего нет! Я не такой дурак, чтобы хранить подобные вещи в доме! Более того, эти драгоценности вам не принадлежат!

– Чего!? – заорал Пляцикас, – я их купил! Ты меня сейчас в чём обвиняешь? Что я их украл? Как это у вас, русских – а не пошёл куда-то там? Вообщем, ты понял, куда идти следует! Я их купил!

– Послать и я могу, – сощурился Дима, – да только теперь ты сделать ничего не сможешь! Даже если ты их и честно купил, во что верится с трудом, спешу тебя огорчить – они краденые. Ты купил краденое. Я уже связался с правоохранительными органами, с хозяевами драгоценностей, и отдал шкатулку, куда следует. Так что можешь, сколько угодно, обыскивать.

– Да я тебя! – позеленел Пляцикас, схватившись за оружие.

– Опять Вика лезет, куда не надо, – простонала Анфиса Сергеевна.

– На этот раз я не при делах, – поспешила откреститься я от Димкиных выходок.

– Молчать! – вскричал Пляцикас, повернувшись ко мне, – хватит разговаривать на незнакомом языке! – и этого мига Диме хватило.

Пляцикас на секунду застыл, а потом повалился на пол, как куль с мукой.

– Трубка с иголками, – показал Дима нечто, похожее на сигарету, и добавил, – а в иголках снотворное.

Я открыла рот и закрыла, откуда-то сверху раздался грохот и звон битого стекла, а Дима молниеносно запихнул нас с Нуцико под рояль. Краем глаза я успела заметить, что Макс, Анфиса Сергеевна и Иван Николаевич закатились под диван.

Повсюду забегали ноги в грубых ботинках чёрного цвета, без конца откуда-то летело стекло, слышались выстрелы, а потом всё закончилось.

– На стекольщике разоришься, – пробормотала я, а Макс тем временем показал мне кулак из-под дивана.

Я тут же в ответ показала язык, а Дима жест с кулаком куда более неприличнее. Макс вытаращил глаза и провёл ребром ладони по горлу, над моим ухом раздался щелчок и Макс лишился чувств.

– Ну, что ты творишь? – простонала я, повернувшись к Диме.

– Сам виноват, – парировал тот, убирая приспособление в карман, – зато теперь меньше языком молоть будет. Пока-а-а припухлость с языка сойдёт!

Я возмущённо фыркнула, да только этим и ограничилась.

Следующий час мы объясняли греческим стражам порядка, что случилось. Как оказалось, Димка заметил шабуршание во дворике и поспешил вызвать полицию. Те, как услышали, кто на нас собирается напасть, примчались быстрее ветра и разгромили всё вокруг.

– У нас с господином Пляцикас давно разногласия, – с хмурым видом пояснил пожилой следователь, – но пока взять его на месте преступления не удавалось.

– И сейчас не удастся, – зло воскликнул тот, успев прийти в себя, и, к своему изумлению и раздражению, обнаружил себя, закованного в наручники, а своих людей в неполном составе.

Но следователь проигнорировал его замечание, он потихоньку общался с Димой.

– Мне вас сам чёрт послал! – процедил Пляцикас, с неприязнью глядя на меня.

– А нечего людей убивать! – парировала я, – сами виноваты.

– Эти драгоценности я действительно купил! – прошипел он разъярённо, ёрзая на стуле, – признаюсь, купли через «левые» пути, но купил. Я такие вещи предпочитаю без лишних проблем покупать!