Текст книги "Моя любимая стерва (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Викуля, привет, – сказал мне начальник, – я по поводу отпуска.

– Только не говори, что не отпустишь! – сурово сказала я, внутренне напрягшись.

– Не волнуйся, – засмеялся он, – отпущу. Дело в другом.

– Тогда чего пугаешь? – строго спросила я, – что там у тебя?

– У меня там писательница Вавилова, – хмыкнул он, – мечтает, чтобы мы её печатали. Завтра явится в редакцию.

– Что!? – ахнула я, – даже не выдумывай! У нас лучшие писатели России и зарубежья, а ты тут хочешь Вавилову печатать!

– Не волнуйся, Викуля, я не собираюсь её печатать, – поспешил успокоить меня Генрих, – хотя она уверена в обратном.

– Поясни, – потребовала я.

Госпожа Вавилова, мастер неудобоваримых романов, позвонила моему непосредственному начальнику около получаса назад.

Она не дала Генриху даже и слова вставить, начала трещать, как сорока.

– Я автор большого числа любовных романов, – вещала она, – топовый автор издательства «Маркус», но в последнее время они стали терять ко мне интерес. Занимаются сейчас Анфисой Николаевой, совершенно бездарной особой, пытаются вытрясти хоть что-то из этой курицы с ушами.

Пока Генрих озадаченно размышлял, есть ли у кур уши, и чем они вообще слушают, романистка неслась дальше.

– И я решила, что хватит мне пахать на них, – говорила она, – надо найти более достойное издательство, и перейти туда. Выбор пал на ваше, поскольку оно одно из лучших в Москве, имеет международные связи. Я завтра приду для переговоров и заключения контракта. До встречи.

Генрих так и застыл с трубкой в руке. С ним в подобном тоне ещё не разговаривали, хотя от чокнутых авторов всего можно ожидать.

Но милейшая Кира Михайловна даже не соизволила спросить, согласны ли мы вообще её печатать, просто поставила перед фактом. Мол, выбор её монаршей особы пал на наше издательство. Вот кретинка!

– Генрих! – сурово воскликнула я, – даже и не думай её печатать!

– Да ты что! – засмеялся он, – что я, дурак, что ли?

– Не знаю, не знаю, – проворчала я, – я тебя в последнее время не узнаю. Постоянно хочешь чего-нибудь новенького, эксперименты ставишь, а я отдуваюсь. Сначала тебе в голову стукнуло книгами заняться, потом на международный уровень.

– Так надо же расти, – усмехнулся Генрих, – сама понимаешь. Но ты же знаешь, что я никогда не опущусь до «желтизны», и до низкопробных романов.

– Вот и славно, – вздохнула я, – кстати, дай мне телефончик Вавиловой, я сама ей всё скажу.

– Пиши, – и, продиктовав номер, вдруг сказал, – и, самое главное, завтра у тебя передача.

– Какая передача? – изумилась я.

– Неужели ты думала, что, став писателем, тебе не придётся светиться по телевизору? Зря надеялась, – хмыкнул Генрих, а я заскрежетала зубами от злости, – если не пойдёшь, в отпуск не отпущу.

– Ты нахальный, злобный садист! – выдала я, – изверг! Другого слова тебе нет! Скажи, оно мне надо?

– Надо, – лаконично ответил мне начальник, – если хочешь славы и денег.

– Я хочу естественного призвания, – вздохнула я, – чтобы мои книги жили тысячелетиями и их читали. А денег мне хватает, мои рестораны приносят большой доход.

– Давай, давай, милая, – засмеялся Генрих, – записывай, куда надо прийти и во сколько.

Отсоединившись, я убрала свою книжку-ежедневник в сумочку, а сама набрала номер Вавиловой.

– Да-а-а, – пропела она в трубку, – говорите.

– Добрый день, – сквозь зубы сказала я, – с вами разговаривает главный редактор «График Интертеймент».

– Да, я недавно говорила с вашим директором, – пропела она, – и мы с ним обо всём условились.

– Это вы условились, а не он, – холодно ответила я, – мы не намерены вас печатать, а вы не дали Генриху Вениаминовичу и слова вставить.

– То есть, что ты себе позволяешь? – взвизгнула Вавилова, – мнение какой-то канцелярской крысы не является для меня доминирующим! Меня уже приняли! А ты, если не хочешь редактировать мои тексты, завидки берут, что есть кто-то талантливый на свете, увольняйся! Невелика потеря! Вам от вашей Миленич надо избавляться, вот уж кто пишет отвратительно, так это она. Совсем сдурели! Всяких бездарностей печатают, а нормальных авторов в шею гонят!

– Молчать! – рявкнула я, – к вашему сведению, Эвива Миленич – это я. Главный редактор, со аукционер и писатель. Генрих Вениаминович не может принять решение без мнения аукционеров, и, я вам обещаю, у нас вы печататься не будете. Мы печатаем литературу, а не макулатуру!

– Дрянь! – завизжала Вавилова, – завистливая стерва! – и разразилась площадной бранью.

Подождав, пока она прекратит плеваться нецензурщиной, я, ухмыльнувшись, сказала:

– Какие дивные выражения из уст писателя! Просто классическая музыка! Мой вам совет – выскажитесь так на какой-нибудь передаче. А то, как другому человеку по телефону нахамить, так мы горазды, а, как показать своё личико фанатам, так мы в кусты.

– Сучка поганая! – заорала она в ответ, – совсем иззавидовалась!

– Было б, чему завидовать, – усмехнулась я, – низкопробным книжонкам, цена которым – грош в базарный день?

– Мерзавка! – она перешла на диапазон ультразвука, – ничего, я вам ещё устрою! У меня есть такие связи, что мало не покажется!

– Да на здоровье, – ответила я, и нажала на кнопку отбоя, – уфф!

– Что? Не лёгкая это работа, из болота тащить бегемота? – рассмеялся Дима.

– Словно с бочкой навоза пообщалась, – вздохнула я, копошась в своих «контактах», – не баба, а русско-матерный словарь. Ещё, блин, писателем себя называет! Великим! Слышали бы Толстые с Достоевским, кто себя с ними равняет, дурно бы стало.

Дима весело засмеялся, а я набрала номер Армана Тулузье.

– Привет, Викки, – воскликнул он, – как жизнь?

– Была прекрасно, пока ты не назвал меня этим дурацким прозвищем, – проворчала я на французском языке, – неужели трудно назвать меня Викой, а не Викки?

– Сложно, – засмеялся он, – это не для моего французского языка.

– Ладно, – вздохнула я, – мне сейчас не до этого, другая проблема возникла.

– Что случилось? – посерьёзнел он.

– Одна дама, хотя дамой её вряд ли можно назвать, хочет у нас печататься, – сказала я, – а мы с Генрихом очень этого не хотим.

– Всё так запущено? – деловито осведомился Арман.

– Ты даже не представляешь, насколько, – вздохнула я, – это даже не перевести. А, если перевести, то и читать невозможно. Полнейшая муть.

– Так в чём проблема? – недоуменно спросил он, – значит, не будем её печатать.

– Ясное дело, – фыркнула я, – но Генриху она даже слова вставить не дала. Сказала, что завтра приедет контракт заключать, и отключилась. Тогда ей позвонила я, объяснила всё нахалке популярно, и на такое нарвалась. Из тех слов, которыми она меня называла, приличными были только предлоги.

– Писатель, ругающийся подобным образом, и не писатель вовсе, – вздохнул Арман.

– Полностью с тобой согласна, – воскликнула я, – пишет полнейшую мухлу. Но дело в том, что эта дрянь может нам руки выкрутить, она мне уже сказала, что мало нам не покажется. У неё муж в верхах сидит.

– Это уже действительно проблема, – голос Армана стал озабоченным, – знаешь, если она вдруг попытается пойти на нас танком, я поставлю хамку на место. Как фамилия нахалки?

– Кира Вавилова, – сказала я.

– Сейчас запишу, – воскликнул Арман, – если что, я на связи, быстро её урезоню.

– Вот и славно, – обрадовалась я.

– Тогда, если что, звони, пока, – и он отключился.

А я, повеселев, убрала телефон в сумочку, а сама вытащила сигареты.

– Меня жуть забирает, глядя, что ты куришь, – вздохнул Дима, покосившись на синюю пачку «Житан» в моих руках.

– Подумаешь, какой нервный, – хмыкнула я, щёлкнув зажигалкой, и выпустив несколько колечек дыма, – прекрасные сигареты.

– Кто бы спорил, – хмыкнул он, – ужасно крепкие, тягучие. Я и то, такие курить не в состоянии, а тебе, блин, нравится.

– Они относительно безопасные, – улыбнулась я.

– Безопасные сигареты? – развеселился Дима, – отличная шутка!

Хотя, в чём-то ты права. Лучше курить сигареты, которые, знаешь, что это просто засушенный и скрученный лист табака, а не обработанный какой-нибудь дрянью. А лучше вообще не курить! Слышала, что капля никотина убивает лошадь?

– Слышала, слышала, – рассмеялась я, – на себя посмотри!

– Главное, чтобы Василиса, глядя на нас, не пристрастилась, – вздохнул он.

– Вряд ли, – ответила я, – она и мои сигареты выбросить норовит. Постоянно отнимает, чуть ли изо рта не выдёргивает, когда может дотянуться. Она не станет себе голос портить, ей это нравится, но кто знает, как она поведёт себя в двенадцать лет. Я в пубертатный период была сущим кошмаром.

– Представляю, – хохотнул он.

– Что ты там себе представляешь? – насупилась я, – ну, пальнула той манерной курице в задницу из лука.

– Амазонка прямо, – захохотал он, – любопытно, как отреагировала Марьяна Георгиевна.

– Сначала оторопела, – я подавилась смехом, припомнив выражение лица матери, когда ей доложили о происшествии, – потом схватилась за сердце, а потом меня за ухо. Правда, когда за доносчиками закрылась дверь, отпустила, а сама стала хохотать так, что слёзы выступили. Я думала, меня выпорют, но нет, мама так хохотала, что папа тут же опустил ремень, за который, было, схватился. Правда, мне два часа читали нотации, но я видела в её глазах смешинки. Она эту актрису сама терпеть не могла.

– Гроза прошла стороной, – резюмировал Дима, въезжая во двор, и заглушил мотор, – приехали.

– Далековато, – вздохнула я, – боюсь, домой мы вернёмся поздно, да и сейчас уже десятый час, а тебе меня через кольцо везти. Удобно ли в такое время вообще к людям являться?

– Являться, именно, что удобно, – усмехнулся Дима, когда мы выбрались из машины, – особенно привидениям. Но альтернативы у нас нет, надо переговорить с матерью Арины. Я завтра свяжусь со следователем, который вёл дело о покушениях, ну, билеты надо заказывать. Чтобы время зря не терять, пойти по горячим следам.

– Отель не забудь заказать, – напомнила я.

– Не волнуйся, – Дима взял меня за руку, – с этим проблем нет, – увлекая меня к подъезду, – будем жить в особняке моих друзей.

– В особняке? – удивилась я.

– Да, они улетели на месяц на Мальдивы, я им позвонил, ключи у соседки. Ей уже известно, что я приеду, она меня знает, я часто бываю проездом там.

– И когда же ты успел позвонить? – прищурилась я.

– Да вот по дороге в посёлок, – улыбнулся он, – я сразу понял, что мне тебя не отговорить, что мафией тебя не особо напугаешь, и решил, что, раз не Испания, то хотя бы Греция. Вот и позвонил Филаретовым.

– Вот шустряк! – невольно восхитилась я, – оперативно сработал!

– А то! – хохотнул он, увлекая меня в лифт.

Мы поднялись на третий этаж, вышли из старого, дребезжащего всеми частями лифта, и Дима нажал на звонок.

– Кто там? – раздалось из-за двери.

– Добрый вечер, – хрипло сказал Дима, – нас просила вам помочь в поисках дочери Анастасия Станиславовна. Откройте, пожалуйста.

– О Господи! – воскликнула Катерина Петровна, и загремела замками, – но я же просила её не вмешиваться! – и распахнула дверь.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я, – а почему вы не хотели, чтобы вмешивались?

Это была худенькая женщина с измождённым лицом рабочего человека. Тонкая сетка морщин покрывала лицо, светлые глаза голубого оттенка, и, подстриженные до плеч, густые, светлые волосы.

– Проходите, пожалуйста, – проговорила она, посторонившись, – да, Настасья говорила, что хочет обратиться к своей однокурснице...

– Однокласснице, – поправила я, – мою маму зовут Марьяна Георгиевна Фишман.

– Если уж проверяете людей, то делайте это, пока не открыли дверь, – хмыкнул Дима, – представляете, что было бы, если бы мы были самозванцами, а вы нас уже впустили?

Катерина Петровна слегка порозовела, а потом сделала приглашающий жест, призывающий двигаться вслед за ней.

И мы двинулись.

– Фишман? – с непередаваемым выражением на лице шёпотом спросил Дима, во все глаза глядя на меня.

– Если бы взяла фамилию родного отца, то была бы Потоцкой, а так, Фишман, – улыбнулась я, – по отчиму. А ты не знал?

– Откуда бы? – вздохнул он, – ну и фамилии у вас в семействе.

– Какие есть, – я пожала плечами, и вошла вслед за хозяйкой на кухню.

Бедность тут сквозила изо всех углов. Катерина Петровна указала нам на стулья, да и сама присела на краешек.

– Может, чаю? – предложила она, но я помотала головой.

– Нет, спасибо, – и продолжила, – а почему вы не хотели, чтобы в это дело вмешивались?

– Да просто бизнесмен этот, говорят, что с ним мафия разборки устроила, – вздохнула Катерина Петровна, – не хотелось бы к этому делу никого привлекать, боязно, вдруг что. Да и что вы можете сделать?

– Поискать вашу дочь в Греции, – спокойно сказала я.

– Всё равно собирались куда-нибудь съездить, – воскликнул Дима, – а так хоть приключений найдём, мы это любим, – и покосился на меня.

– Никогда не понимала людей, которые всё время себе приключения ищут, – пробормотала она, – но уж ладно, раз уж так получилось... Я, честно говоря, в таком шоке. Хоть она и гуляла направо и налево, но мысль о том, что её убили, меня просто с ног сваливает. Она выпила у нас кварту крови, но ведь ребёнок. Алиса и Ксюша не такие, им и в голову бы не пришло совершить подобное.

– У вас трое детей? – уточнила я.

– Да, – кивнула она, – минуточку, – она встала и вышла из кухни, но вернулась почти сразу, – вот, – она положила на стол фотокарточку, – это мои девочки.

С фото смотрели три красивые девушки. Две блондинки, и одна тёмненькая, похоже, младшая, но гораздо красивее сестёр.

– В брюках Ксюша, – сказала Катерина Петровна, – в платье Арина, а тёмненькая Алиса, младшая. Вот она моя гордость. Никогда я слова грубого от дочери не слышала, добрая и ласковая, учительницей младших классов стать собирается. Сейчас в одной школе для богатых практику проходит, очень её там хвалят.

– А Ксюша? – спросила я.

– Повезло ей, она секретарь при богатом депутате. Институт закончила, она у меня средняя, а потом ей местечко хорошее нашли. Очень ей нравится. Одна только Ариша по наклонной скатилась, сколько я слёз из-за неё пролила, не счесть. Алиса всегда вот донашивала за сёстрами, да только ни разу слова грубого по этому поводу мне не сказала. Она всегда верила, что, когда вырастет, окончит институт и встанет на ноги. А Ариша всегда получала всё первая, мы жилы тянули, а получилось вон что. Эх... Из милиции приходили, говорят, что Аришенька убийца, что она этого бизнесмена застрелила. Только я не верю, не могла она... – и в этот момент зазвонил телефон.

Хозяйка сняла трубку стационарного аппарата, и неожиданно звонко сказала:

– Слушаю. Да, это я. Как? – вскрикнула она, и зажала рот рукой, её глаза выражали полнейший ужас, – когда? – прошептала она, и вдруг схватилась за сердце.

Телефонная трубка выпала из рук женщины, а сама она стекла со стула на пол.

– Катерина Петровна! – вскричала я, бросаясь к ней.

Женщина билась, словно в конвульсиях, зажимая ладонью сердце, а дышала тяжело и отрывисто. И Дима вытащил мобильный.

– У человека сердечный приступ, – резко сказал он, называя адрес, – Кудимова Катерина Петровна, возраст не знаю, внешне лет пятьдесят.

И на кой чёрт им возраст? Бюрократы, блин! На месте не могут записать! А я схватила телефонную трубку.

Ясное дело, человек, напугавший её так, отключился, но у аппарата, хоть и старенького, был определитель. И я набрала последний входящий номер.

– Крупенин у аппарата, – гаркнули в трубку, а я обозлилась.

– Совсем сдурели? – взвизгнула я, – чуть человека до смерти не довели! Катерина Петровна с сердечным приступом лежит, ладно, мы рядом оказались, но, пока приедут врачи, всё, что угодно, может случиться! Совсем ума нет! И совесть у вас тоже начисто отсутствует!

– Вы кто? – гаркнули в трубку.

– Конь в пальто! – взорвалась я, – это вы кто? И чего людей пугаете? Ну, смотрите, если её не спасут, это будет на вашей совести!

– Подполковник Крупенин, – рявкнули на том конце провода, – занимаюсь убийством Алисы Кудимовой. А вы кто?

– Как? – ахнула я, схватившись пальцами за край стола, – как? – тупо повторила я.

– Назовите имя, фамилию и отчество, – упорствовал подполковник, – кем вы приходитесь Кудимовым? – а я быстро отключила телефон и ошарашенным взглядом посмотрела на Диму.

Катерина Петровна лежала, не подавая признаков жизни, а Дима внимательно на меня посмотрел.

– Она жива? – сдавленно спросила я.

– Без сознания, но пульс очень редкий и прерывистый, – ответил он, – а что случилось?

– Алису убили, младшую дочь, – прошептала я, – какой-то подполковник Крупенин...

– Вот идиот! – вскипел Дима, – сообщать такое по телефону! Совсем без ума! – и в этот момент в дверь позвонили.

Полная докторица, утирая пот со лба и тяжело дыша, остановилась в дверях.

– Ну, и что тут у нас? – строго спросила она, глядя почему-то на меня.

– Сердечный приступ, – вздохнула я, – схватилась за сердце и упала на пол. Мы её трогали, я знаю, что при таких случаях нельзя.

– Ясно, – женщина поставила чемоданчик, вынула аппарат для измерения давления, кардиограф, а я вытолкнула Диму в прихожую.

– Сумасшествие какое-то, – пробормотал Дима, – сначала Арина, теперь Алиса...

– Сможешь найти этого подполковника? – спросила я.

– Да в два счёта, – хмыкнул он, – как нечего делать! Только вот не знаю, станет ли он с тобой говорить.

– Вообще-то, он очень грубый, – вздохнула я, – может и не стать. Но позвоню, на худой конец, Мелиссову, он может помочь.

– Ну, у меня и свои связи есть, – улыбнулся Дима.

– Эй, дамочка, – раздалось из кухни, и мы поспешили на зов.

Катерину Петровну погрузили на носилки, и пронесли мимо нас, а докторица уселась за стол с кипой бланков.

– Фамилия, имя и отчество пациентки, – хмуро сказала она.

– Кудимова Катерина Петровна, – сказала я, а она стала заполнять бумаги.

– Возраст, – последовал вопрос.

– Не знаю, – вздохнула я.

– Интересное дело, – возмутилась врачиха, – и что прикажешь мне в документах написать? От балды дату поставить? Ты вообще кто?

– Частный сыщик, – спокойно ответила я, – её дочь обвиняют в убийстве, и я разговаривала с ней, но позвонил какой-то следователь, и прямо в трубку брякнул, что её младшую дочь убили.

– Ясно, – процедила врачиха, – сердечный приступ на фоне стресса, – и она сгребла бумаги.

– Впрочем, – неслась я, – оставьте адрес клиники, я выясню телефон её средней дочери, и она сама приедет в больницу.

– Хорошо, – кивнула докторица, – пиши.

Когда врачи уехали, до меня вдруг дошло, что нам не запереть квартиру. Почесав в затылке, я вышла на площадку, и нажала на кнопку звонка соседей.

– Кто там? – раздалось за дверью.

– Скажите, пожалуйста, у вас есть запасные ключи от квартиры Кудимовых? – спросила я.

– Чего-чего? – ошалела соседка.

– Катерину Петровну увезли с сердечным приступом, – пояснила я, – я частный сыщик, разговаривала с ней, а она упала, – и замок щёлкнул, а дверь раскрылась.

– Боже мой! – воскликнула женщина, – как же так? Да оно и неудивительно, она так переживала из-за Арины. Хотя эта паршивка не стоила этих слёз, но ведь родная дочь.

– Она не из-за Арины, – вздохнула я, – ей позвонили из милиции, и сообщили, что Алиса убита.

– Господи спаси и сохрани! – вскричала соседка, – как же это так-то?! Какой ужас! Любимая дочка! Вот горе-то! Вот горе! Кто ж сделал такое с девочкой? Такая хорошая, вежливая, двадцать лет всего! Жить да жить!

– Будем выяснять, – вздохнула я, – я займусь этим.

– Ева, нам проблем с Грецией хватает, – напомнил Дима, – два дела одновременно тебе не осилить.

– А вдруг это взаимосвязано? – я сосредоточенно нахмурилась, – и вообще, я могу Асю припахать.

– Да, это ты можешь, – ухмыльнулся он, а я повернулась к соседке.

– Вы давно знаете Кудимовых?

– Так всю свою жизнь, – ответила она, – девочки росли на моих глазах. Ксюша и Алиса такие спокойные, уравновешенные, они отлично учились, нашли достойные места работы. Лишь Арина не желала ничего, кроме лёгких денег. Она регулярно закатывала родителям скандалы, а стены тонкие, всё слышно. Я старалась не слушать, телевизор включала, так соседи сверху начинали барабанить. И что прикажете делать? Приходилось слушать её спектакли! Это отвратительно! Дерзкая, нахальная девчонка, у которой из-за денег крыша совсем съехала. И что из этого получилось? Нахалка пошла на панель!

– А Алиса? – спросила я, – насколько я поняла, Алиса была лучшим ребёнком.

– Ой, Алисонька вообще чудо! – взмахнула руками соседка, – умная, трудолюбивая, не понимаю, кому она вообще могла помешать!

– Она могла что-то знать про сестру, – вздохнул Дима, озвучив мои мысли, – вот её и убрали, чтобы не пролила свет на историю с убийством Лосева. Значит, Арина тоже, скорее всего, мертва.

– Что ж делается-то!!? – соседка прислонилась спиной к косяку, – кто ж такое устроил? Хотя... Так она, вроде, не общалась с сестрой. Вот Ксюша, да, я сама слышала, как она с Ариной по телефону говорила, а Алиса нет. Ох, знаете, я сейчас разговор припоминаю, и думаю, Ксюша действительно может что-то знать.

Ксения в тот день пришла на час раньше. Соседка услышала стук входной двери, а потом голос Ксюши.

– Привет, как дела? Ариш, не дёргайся, всё устроится. Нет, не слышат, я в квартире одна, они пока на работе. Ну, чего ты, чего ты, в самом деле? Посидишь какое-то время тихо, пока всё уладится, а потом всё будет так, как надо. Ок. Пока.

Какое-то время в соседней квартире царило молчание, а потом опять раздался голос Ксюши.

– Привет, – казалось, её голос стал звонче, – я так соскучилась! У нас всё, как надо, даже лучше. Да, я ей звонила, скоро всё закончится, они вылетают в Грецию. Да не волнуйся, потом пересидим и купим домик где-нибудь в Италии. Представляешь, как здорово?

Потом её голос перешёл в приглушённый шёпот, а позже и вовсе стих.

– У вас есть координаты Ксении? Номер телефона? – деловито поинтересовалась я.

– Да, конечно, – кивнула соседка, и скрылась в квартире, оставив дверь открытой.

– Любопытно, – протянул Дима, – если Ксения что-то знала, то почему молчала?

– Это-то и пугает, – кивнула я, – неужели она причастна к гибели сестёр? Бедная Катерина Петровна... Она этого не переживёт!

– Вот, держите, – вернулась соседка, и протягивала мне бумажку с номером телефона, – а квартиру я сейчас запру, – и, едва мы ступили в лифт, я позвонила Ксении.

– Слушаю, – раздался мелодичный голос.

– Здравствуйте, – воскликнула я, – Ксения, ваша матушка, Катерина Петровна, в больнице. Не могли бы вы приехать...

– Конечно, могла бы, – живо, с беспокойством в голосе, ответила она, – а что случилось?

Я поведала ей про сердечный приступ, дала адрес больницы, и отключила телефон.

– Думаешь, сбежит? – предположил Дима.

– Предполагаю, – кивнула я, – если она замешана, конечно.

И мы в рекордно короткое время доехали до больницы. Дима знал укромные улочки, на основные магистрали не совался, поскольку время позднее, к тому же пятница.

В это время трассы больше смахивают на кошмар. Сплошной поток машин, все едут с черепашьей скоростью, и я всегда впадала в недоумение перед этим феноменом?

Ну, почему происходят такие пробки? Ладно, я понимаю, авария, либо ищут кого-нибудь, шерстят багажники, проверяют документы. Это понять можно.

Но, когда, проехав всю трассу, и не увидев ни одного стража порядка, впадаешь в естественное недоумение. Даже при ограничении скорости можно спокойно двигаться. Ей-богу, во времена карет и фаэтонов было проще!

Но нам повезло, проблем с пробками сегодня не возникло.

Дима нашёл место для стоянки, запер джип, и мы вошли в холл больницы. В нос тут же ударил запах хлорки, а вид людей, с гипсом сидящих на кроватях в коридоре, выглядел удручающе. О какой помощи может идти речь в такой больнице?

Медсёстры с железными мисками в руках, переругиваясь, носились по коридорам, и отмахивались от больных, что-то наивно спрашивающих.

Диссонансом выступала молоденькая девушка, красиво и дорого одетая, несмотря на июньскую жару, в узкую юбку, белую блузку и шпильки.

– Мне кажется, это Ксения, – сказал Дима.

– Пошли, проверим, – я шагнула к девушке, – это вы Ксения?

– Да, Ксения Кудимова, – обернувшись, и я мгновенно её узнала, припомнив на фотографии, она окинула меня быстрым взглядом, – а вы кто? Мы знакомы?

– Нет, но именно на наших глазах с вашей матерью случился сердечный приступ, – сказала я.

– Как же это... – пролепетала она, но, не дав ей опомниться, я подхватила её с одной стороны под руку, Дима с другой, и мы поволокли её вниз по ступенькам.

– Эй-эй-эй, – завозмущалась Ксения, – что происходит? Кто вы? Отпустите! Помогите!

На наше несчастье, в больнице подошли два милиционера, они сразу же заинтересовались визжащей девушкой.

– Что происходит? – тут же шагнули они к нам.

– Они хотят меня похитить! – завопила Ксения, брыкаясь, а я с чувством двинула ей кулаком под рёбра.

– Документы! – рявкнул страж порядка.

– Да всё в порядке, – воскликнул Дима, – эта девушка предполагаемая преступница, мы частные сыщики. Хотим доставить её в МВД.

– Слушай, ты нам-то байки не рассказывай, – разозлился милиционер, – частные структуры не сотрудничают с МВД.

– Ещё как сотрудничают! – фыркнула я, – и одного из этих сотрудников я в качестве законного мужа наблюдаю в своей постели! – а сама прошипела Ксюше на ухо, – Алиса мертва, следователь этим сообщением по телефону довёл твою мать до сердечного приступа. И мы знаем про твой разговор по телефону про Грецию.

Ксюша мгновенно изменилась в лице, посерела, и вцепилась в мою руку мёртвой хваткой. Вокруг нас начал собираться народ, это несколько усложняло ситуацию.

– Вы что, решили, что это я? – пролепетала она, глядя на меня, ставшими огромными, голубыми глазами, – я подобного в жизни не совершила бы! – а сама вдруг повернулась к милиционерам, – пожалуйста, оставьте нас в покое! Мне было нехорошо, вот я и вопила всякую чушь, чтобы с родственниками не общаться.

– С родственниками? – прищурился страж порядка.

– С дальними, – нашлась Ксюша, – всё, недоразумение прояснилось.

Милиционеры смерили нас недоверчивыми взглядами, но ушли, а Ксюша выдернула у Димы свою руку. Но на ногах не удержалась, повиснув на мне, и ему пришлось подхватить её вновь.

Мы усадили её на ближайшую лавочку, а я сбегала до ближайшего лотка за минералкой и стаканчиком.

Ксюша залпом выпила воду, а потом закрыла ладонями лицо.

– Может, расскажешь? – спросила я, – судя по твоей реакции, ты что-то знаешь.

– Да, знаю, – кивнула она, – но мы не думали, что наше с Аринкой желание – разбогатеть – выльется в такую чудовищную историю.

– Значит, это ваши общие проделки, – констатировала я, – ну, и?

– Давай, колись, – потребовал Дима, – что вы там замутили?

– Просто хотели вывезти контрабанду, – пролепетала Ксюша, – хотели продать драгоценность там.

Конечно, каждая из сестёр с ранних лет мечтала о благополучии. Только Ксюша и Алиса молчали об этом, а Арина постоянно устраивала родителям скандалы. Сколько раз они пытались усовестить старшую сестру, но она буквально неслась по кочкам.

– А вы? А вы? – шептала она ночью, – неужели не хотите всего этого? В жизни не поверю!

– Да какая разница, хотим – не хотим, – отвечала Алиса, – может, и хотим, да только всё равно не получим. Наши родители никогда не станут богачами! Так такой смысл трепать им нервы?

– Подумаешь, честолюбивая нашлась! – злилась Арина, – раз родили, так пусть отвечают!

– Они рожали нас не для того, чтобы мы им претензии предъявляли, – начинала злиться Алиса, – ты жестокая! Чёрствая! Разве так можно?

И подобные разговоры продолжались изо дня в день, пока не случилась история с Ариной. Родители орали целый вечер, а Арина просто собрала вещи и хлопнула дверью.

Ксюша и Алиса тут же забились в комнату, слыша гневные крики родителей, и боясь, что их злость обрушится и на них.

К счастью, буря пронеслась стороной, в тот вечер с ними даже не заговорили, только из соседней комнаты слышались сдавленные рыдания.

Но контроль за девушками усилился, а после школы Алису заставили поступить на педагогический. Алиса ненавидела преподавание, она мечтала стать искусствоведом.

– На кой чёрт тебе это искусство? – закричала Катерина Петровна, – в актрисы захотела? Или, как старшая сестра, на панель?

– Нет! – в отчаянии вскричала дотоле тихая Алиса, – я хочу стать научным работником! Писать диссертации! Изучать древние манускрипты! Я ненавижу педагогику! Из меня не выйдет хорошего учителя! Не желаю!

Катерина Петровна пошла багровыми пятнами от злости, а Владимир Николаевич обнял супругу.

– Катенька, успокойся, пожалуйста, – мягко сказал он, – ну, выучится девочка на учительницу, и что потом? Если она не любит это дело, то счастья ей эта профессия не принесёт.

– Причём тут её счастье? – прищурилась Катерина Петровна, – наша дочь должна доставлять радость только нам! О себе она должна думать в последнюю очередь!

Голос бедной женщины перешёл на визг, но отчасти её можно было понять. Она слишком любила своих дочерей.

Проявление эгоизма с её стороны было лишь слабой попыткой защитить их, как она призналась потом. После истории с Ариной она была слишком обеспокоена оставшимися дочерьми.

А потом Алиса поняла, чего хочет. Она не хотела учить детей, но преподавать в университете – совсем другое дело.

Но она так мечтала стать искусствоведом, лила слёзы изо дня, и Ксюша рассказала об этом Арине.

Они, не взирая, на разлад в семье, продолжали общаться, и тогда Арина предложила альтернативный выход. Она дала Ксюше пачку денег.

– Пусть, – сказала она, – Алиса очно поступит в педагогический, но не младшие классы, а на исторический или ещё какой. Деньги пусть потратит на заочное поступление на искусствоведческий.

– Аринка! – вскрикнула Ксюша, – это ж офигеть можно! Ты будешь помогать Алиске?

– Конечно, – кивнула она, – это такой шанс для неё. Она моя сестра, и она должна быть счастлива. Я люблю её, и тебя люблю. Ты учишься последний год, я попрошу Женю, чтобы он замолвил за тебя словечко. Будешь работать у одного депутата секретарём, глядишь, сама политическую карьеру сделаешь.

Ксюша тот момент была просто в шоке. Она не думала, что старшая сестра беспокоится о них. Но это было так.

И Ксюша удачно устроилась на работу, а Алиса поступила на историческо-археологический и заочно на искусствоведческий. Родителям она правды не говорила, все считали, что она учится на учительницу младших классов. Но потом произошло кое-что, из-за чего Алиса встала перед нелёгким выбором.

Ей предложили стажировку в Бельгию, в Париж, опять-таки, без вмешательства сестры не обошлось.

Алиса потихоньку встретилась с Ариной, и, плача, рассказала всё сестре.

– Так в чём проблема? – не поняла та.

– В родителях, – сквозь слёзы сказала Алиса, – как я объясню это родителям? Эта стажировка – просто мечта. Сказка.

– Так просто уезжай, ничего им не объяснив, – со вздохом сказала Арина, – просто оставь им письмо, в котором объясни всё, как есть.