Текст книги "Интеллигент кислых щей (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Понятия не имею, – мотнула я головой, и Макс подошёл к ней, и пощупал пульс.

– Надо вызывать бригаду, – подошёл он ко мне, – пульса у неё нет.

– Капец! – топнула я ногой, и вынула свой мобильный.

– Охрана, – рявкнул на другом конце провода наш спецназ.

– Вас беспокоит Эвива Миленич, срочно оцепите посёлок, и никого не выпускайте. Здесь произошло убийство.

– Понял, – он быстро отключился, а Макс тем временем вызвал Андрея, Вениамина, их нового студента, и экспертов с патологоанатомом.

– А теперь отвечай, во что ты влезла? – заорал на меня Максим, убрав сотовый в карман.

– Ни во что я не влезла, – сквозь зубы ответила я.

– А это что значит? – кивнул он на труп.

– Слушай, чего ты такой злой? – вздёрнула я брови, – я пока ничего не сделала. Инна Петровна рассказала мне, что слышит какие-то звуки.

– Что ещё за Инна Петровна?

– Хозяйка этого дома, Колесникова Инна Петровна, супруга, вернее, вдова Колесникова Артема Геннадьевича, академика математических наук.

– Дальше, – сурово велел Максим.

– А что дальше? Это ей принадлежат, принадлежали, эти

собаки, что я в дом притащила, – и я вкратце, уклонившись от некоторых подробностей, поведала о последних событиях.

– Как она могла слышать звуки, а остальные нет? – резко спросил Макс.

– А я откуда знаю? – пожала я плечами, – это уже твоя проблема.

– Но уж точно не твоя, – догадался о моих мыслях Максим.

Он бы мне ещё пару ласковых сказал, но приехали эксперты. Андрей, безостановочно зевающий, с пластиковым стаканом с кофе, и испуганный Вениамин.

Ранее у них был другой студент, Антон, но его перевели в ФСБ, дедушка парнишки постарался. Я с ним как-то говорила, и он сказал, что не хочет служить в милиции, что мечтает о карьере писателя. Да только его дедушку, который является генералом ФСБ, вообще трудно переспорить.

И теперь на месте Антона Вениамин, только-только закончивший МГУ, юридический, робкий, и трупов ещё в глаза не видевший. Макс пока оставлял его в управлении, чтобы бумаги подшивал, но сегодня он прибыл по вызову

дежурного.

– А он что здесь делает? – зашипел Максим на Андрея, – да он в обморок при виде трупа свалится.

– Так дежурный всех обзвонил, – развёл тот руками.

– Мракобесие! – раздражённо буркнул Максим, и в этот момент раздался грохот, Вениамин действительно свалился в обморок прямо около трупа.

– Холера! – конкретно высказался Максим, и они с Андреем оттащили парня на диван, а Макс надавал ему по щекам.

– Там настоящий труп! – очумело сказал Вениамин.

– С ума сойти! – закатил глаза Максим, – ты лучше составляй протокол, дружочек.

Но Вениамин всё ещё находился под впечатлением, что-то бурчал себе под нос, и я стала сомневаться в его вменяемости.

– И Викуля тут! – услышала я жизнерадостный голос Семена Аркадьевича, патологоанатома, – я так и думал, что ты тут будешь. Когда мне сказали, что в Тальянку надо ехать, я сразу подумал, без тебя тут не обойдётся.

– Очень хорошо у вас логика работает, – язвительно процедила я.

– А как без логики, – и он стал осматривать труп, – предположительное время смерти между двумя и тремя, точнее будет после вскрытия.

– Точнее я вам скажу, – сунула я свой длинный нос, куда не надо, – это было в два сорок пять.

– Откуда ты знаешь? – развернулся ко мне Максим.

– Так она мне звонила перед смертью. Я так думаю, её сначала спихнули с лестницы, но она осталась жива. Стала мне звонить, успела сказать несколько слов, и её добили в этот момент. Я слышала вопль, и видела время на дисплее.

– Вот Матвей Григорьевич обрадуется, – хохотнул Семен Аркадьевич, который был в курсе моих взаимоотношений с генералом, – а вот насчёт причины смерти, думаю, что тут Вика права. У неё перелом руки, и перелом ноги, но причиной смерти стал перелом шейных позвонков, говоря русским языком, ей свернули шею. Вика у нас свидетель, и может подтвердить, что это не случайное падение с лестницы.

– Я тоже так думаю, но мне это совершенно не по вкусу, – раздражённо кивнул Максим, – генерал просто взвоет, когда увидит твою фамилию в протоколе. Может, тебе фамилию сменить? – с самым серьёзным видом пошутил он.

– Тогда он не только при виде меня, но и при виде тебя, и при звуках твоей фамилии у него икота начнётся, – невольно ухмыльнулась я, – и я совсем не горю желанием стать Бархановой, к девичьей привыкла.

– Можно через чёрточку, – рассеянно отозвался Андрей, в это время вместе с Вениамином занимавшийся протоколом.

– Через какую чёрточку? – хором воскликнула мы с Максом.

– Фамилию через чёрточку, Миленич – Барханова.

– Всё равно не хочу, – дёрнула я плечом, – если бы я каждый раз меняла фамилию, когда выходила замуж, замучалась бы по инстанциям бегать. Паспорт постоянно менять, они там забудут что-нибудь, что-нибудь не внесут, а меня потом за границу не выпустят, например. Или что похуже. В таком случае лучше идти по линии наименьшего сопротивления. Далеко за примером ходить не надо, учитывая последний форс-мажор с Францией. Капец!

– Это ты к чему? – сложил руки на груди Максим, – ты и со мной разводится собралась?

– А фиг его знает, – весело воскликнула я, и тут же засмеялась, – да я шучу. Я просто привыкла так.

– Привыкла, – пробуравил меня взглядом Максим, и занялся делом.

Я отвела их с Андреем в кабинет Инны Петровны, и Макс занялся бумагами, а Вениамин тенью следовал за нами. Андрей же занялся личными вещами покойной.

– Ничего особенного я не нашёл, – вернулся он в кабинет, – комната эта гостевая, никаких личных вещей, только кое-что из одежды, и порядок образцовый.

– А документы нашёл? – не отрываясь от бумаг, рассеянно спросил Максим.

– Нашёл, Лихачева Алевтина Михайловна, живёт в Бутове,

студентка государственной медицинской академии, студенческий билет имеется.

– Хорошо, – Макс сложил все бумаги, – пошли, – и он увёл меня из кабинета, – а тебя я сразу предупреждаю, – сказал он мне, когда мы спускались по лестнице, – не смей лезть в это.

– Любопытно, что ты мне сделать можешь, – нагло

ухмыльнулась я.

– Посажу на пятнадцать суток.

– Класс! Я выбираю мужскую камеру, – поддразнила я его.

– Я тебя предупредил.

Я с усмешкой покосилась на него, но в то, что он может меня за решётку упрятать, пусть даже на пятнадцать суток, я не поверила. Пусть только попробует!

Домой я вернулась усталая, промокшая, и вконец рассерженная. Макс уехал в отделение, и времени было уже около пяти утра.

Мне захотелось пить, сбросив пальто и сапожки, я отправилась на кухню, и услышала какое-то шабуршание. В первую секунду я насторожилась, и осторожно заглянула за перегородку.

Кухня у нас разделена на две части. Заходя, сразу попадешь в помещение, где всё аккуратно уставлено, шкафчики, где за стеклянными дверцами видны чашки, ранжированные по типу. Кошки, собаки, птицы, вообщем, вся посуда красиво разложена, стол с холодильником, а за перегородкой уже находится плита, и тут Анфиса Сергеевна готовит.

И я сразу увидела какую-то тень, копошащуюся у двери в подвал. Да что за ночь сегодня такая! Только грабителя мне и не хватало!

Ладно, сейчас ты у меня получишь! И я сняла со стены скалку, подкралась к нему сзади, и с размаху заехала по чему придётся. Незнакомец с воплем упал на пол, а я быстро включила свет, и тихо охнула. На полу корчился Иван Николаевич, держась за голову.

– Что вы здесь делаете? – возмущённо воскликнула я, помогая ему подняться, – пять часов утра.

– Да я ничего, – потрогал он затылок, и я увидела у него в руках кусок окорока, который он от меня прятал.

– Отдайте это немедленно! – вырвала я у него копчёную курицу, – то-то я смотрю, сколько времени уже на диете, а не худеете. И часто вы по ночам вылазки совершаете?

– Да мне просто есть захотелось, – заметно стушевался майор.

– Есть вам захотелось! Довольно! Я повешу замок на холодильник, а из этого даже кефир уберу! Один сок и апельсины оставлю, они жиры сжигают.

– Викуль, – на лице майора появилась жалобная улыбка, – давай, ты завтра займёшься моей диетой, – и он потянулся к окороку.

– Завтра уже наступило! – рявкнула я на него, и сама откусила от курицы, – не смотрите на меня так, у меня осиная талия, а у вас жировые отложения! А теперь спать.

– Связался на свою голову, – устало вздохнул Иван Николаевич, – и меньше всего я думал, что за попытку съесть курицу меня невестка будет по голове скалкой бить.

– Я вас за грабителя приняла, – я вынула из холодильника зелёнку и вату.

Промыла ему голову перекисью, и смазала рану.

– А ты-то чего не спишь? – спросил вдруг он.

– Да у нас тут происшествие, – махнула я рукой, – убийство в посёлке произошло.

– Убийство? – округлил глаза Иван Николаевич, – какое ещё убийство?

– Убийство одной девушки, – я убрала лекарства, – Макс уже уехал в отделение.

– Понятно. Ладно, я пошёл спать, мне трупов и на моём участке хватает.

– У вас на участке трупы? – вздёрнула я брови.

Дело в том, что недавно Ивана Николаевича перевели на другой участок. Раньше в его ведомство входил и мой посёлок, но теперь он работает в одном из « спальных » районов. Там в основном одна бытовуха и случается, типа дуэлей на сковородках.

– Хватит сыпать соль на рану, – вздохнул Иван Николаевич, – думаешь, мне это приятно? Меня эта сволочь спихнула с должности. Ладно, хоть звания не лишили, ублюдки.

– Успокойтесь, – мне стало его жалко, – может, ещё всё образуется.

– Да что образуется? Появился молодой лейтенант, захотел на

моё место, и кое-кто свыше меня выпихнул. Замечательно, – и он вышел из кухни, а у меня сердце сжалось.

Он очень любит свою работу, и безумно переживает.

Что же мне делать?

Но я в этом помочь не могу, и я отправилась спать.

Нет ничего хуже, чем два часа сна после бессонной ночи, мне

только холодный душ и три чашки кофе помогли прийти в

себя.

– Слушайте, а что здесь ночью произошло? – спросила утром Анфиса Сергеевна, когда мы с Иваном Николаевичем завтракали, – полный тарарам был. Вы не в курсе?

– Она меня скалкой по голове шандарахнула, – тут же сдал меня Иван Николаевич.

– Верно, думала, грабитель к нам забрался, и приняла меры. А тут всего лишь обжора по холодильникам лазал, – бросила я на него свирепый взгляд.

– Ты лазил ночью в холодильнике? – воскликнула Анфиса

Сергеевна.

– Да я того, – стушевался Иван Николаевич, и в этот момент раздался звонок в дверь. Не прошло и минуты, как в кухню вошла Саша, няня моих близнецов, а с ней наш новый сосед, Константин Федорович Аксов.

Довольно эксцентричный старичок, ранее трудившийся в институте, но его дочь вышла замуж за богатого англичанина, и переехала жить в Великобританию. Отец ехать с ней отказаться, и она купила ему дом в посёлке.

Теперь он от нечего делать, выйдя на заслуженный отдых, собирает местные сплетни.

– А вы слышали, что сегодня ночью произошло? – ажиотажированно воскликнул он, – девушку, сиделку покойной Инны Петровны, убили!

Теперь мне всё ясно! Вот кто приносит Анфисе Сергеевне сплетни!

– Ту милую девушку? Алевтину? – округлила глаза моя свекровь, и мне захотелось его выпроводить.

– Тут такое ночью творилось! Перестрелка настоящая была!

– Перестрелкой три выстрела можно назвать с большой натяжкой! – сквозь зубы процедила я.

– Вы что-то знаете? – подскочил Константин Федорович.

– Викуль, а что происходит? – осведомилась Анфиса Сергеевна.

– А ничего не происходит, – я налила себе ещё кофе.

– Ты пьёшь уже четвёртую чашку кофе, Макс удрал с утра

пораньше, думаю, вы тут ночью натворили дел.

– Это не мы натворили, это заслуга бандитов, – пожала я плечами, – а вы слухи не распускайте, – сурово посмотрела я на Константина Федоровича.

– Так наш спецназ уже все дома прошерстил, – всплеснул он руками, – они тут всё утро рыщут.

– Молодцы, ребята, – и я поехала в издательство.

Естественно, охрана меня тут же остановила, заглянули в машину, и выпустили на волю.

– Алексей, – окликнула я одного из охранников, – можно вас на минутку?

– В чём дело? – пружинистой походкой он подошёл к моей машине.

– Вы нашли убийцу?

– Послушайте, – склонился надо мной Алексей, – нас менты строго предупредили, чтобы языком направо и налево не махать, поэтому езжайте себе.

– Слушайте, Алексей, а если я вам портрет американского президента подарю? – сделала я невинные глазки, и вынула из кошелька сто долларов, – пожалуйста. Меня муж до расследования не допустит, а мне это позарез надо, я перед убитой виновата. Не поверила ей, и вот что вышло.

– Вообще-то, я и так с милицией был в контрах, не хочу лишних неприятностей.

– Так я жена следователя, который это дело ведёт, могу паспорт показать, – и я вынула документ, – смотрите, вот штамп стоит.

– Да что мне до штампов, – огляделся он по сторонам, и выхватил у меня из пальцев купюру, – ничего мы не нашли, и понять не можем, куда он делся. Только кровь нашли на заборе, соседний дом с Колесниковыми.

– Понятно, Макс всё-таки попал по этому бандиту, – задумчиво пробормотала я, – но как же он сумел уйти из посёлка?

– Сами не понимаем, и продолжаем рыскать. Чтобы даже через забор перепрыгнуть, тут не обойдёшься без увечий, это камикадзе нужно быть, чтобы через забор полезть. Там ведь

ток проведён, и проволока натянута.

– Понятно, благодарю, – и я завела мотор.

До издательства я доехала без происшествий, по дороге

вспомнила про распечатку в сумочке, но решила не отвлекаться.

Взяла свою почту, и скрылась в кабинете. Плюхнулась в кресло, и вынула распечатку из сумки.

Колесникова Инна Петровна, в девичестве Сапфина, дочь некоего Сапфина Петра Васильевича, который был партийным работником. И адрес прилагался. Не очень много было сведений, только самые основные, прописка, кстати, исторический район Москвы. Замужество, соответственно, и смена фамилии, прописка на Тверской, видимо, она там с мужем жила, и последняя прописка, в нашем посёлке.

Сейчас всех сотрудников на уши поставлю, у меня сейчас производственное совещание, и поеду по бывшему адресу Инны Петровны.

Обсудив новый номер, и поставив перед каждым задачу, я схватила свои вещи, и вылетела из издательства.

По дороге угодила в пробку, но быстро выбралась из неё, и затормозила около старой блочной башни.

Дождь, на моё счастье, закончился, но начался ветер, и полетели жёлтые листья. Я люблю осень, она такая многогранная, дождливая, серая, и в тоже время золотая.

Непредсказуемая, сейчас идёт дождь, ливень хлещет по стеклу, а через пять минут выглядывает солнышко, и всё становится золотым. Осень – это моё любимое время года, и всегда осенью я езжу в Морскую Крыницу, что находится близ Гданьска.

Глупо, правда? Только в прошлом году не получилось, сначала мои отношения с Максом, пока всё устаканивалось, а потом я беременная ходила, малышей в октябре родила. Вообщем, два года подряд я пропустила, но в этом году отказываться не собираюсь. Полгода в издательстве я уже отработала, и имею право требовать отпуск, и Макса вытащу, он вообще без отпуска работает. Две или три недели посидим в Гданьске, половим янтарь сачками, кстати, именно за этим я и езжу в ноябре в Прибалтику. Ранней весной и поздней осенью, когда погода особенно бушует, волны приносят из моря массу

всякого мусора, вместе с янтарём.

Как-то Диму его друзья – десантники пригласили в Гданьск на

встречу ВДВшников. Ехать предлагалось с жёнами, что-то им

в голову стукнуло, решили своеобразно отметить годовщину.

Это была не совсем встреча ВДВ, просто их команда всегда собирается в тот день, когда они вернулись на гражданку.

И мы рванули в Польшу.

Кошмарная была поездка, все жёны ныли, их достала дождливая погода, перспектива жить в палатках, эти добры – молодцы такой экстрим себе придумали.

Вы себе представляете? Ветер, ливень, волны поднимаются до небес, а на берегу палаточный городок!

Плюс ко всему в том районе полно кабанов, счастье, что они нам палатки не протаранили.

Только я одна молчала, мне действительно понравилось. И развлечение я себе нашла, которое впоследствии превратилось в страсть. В первый момент я не поняла, зачем люди в комбинезонах и с сачками в руках ходят по берегу, вылавливают горы мусора, и копошатся в нём.

Но один абориген объяснил мне, это охотники за янтарём.

Меня это заинтересовало, я даже в музей янтаря съездила, что в Гданьске находится, а потом купила сачок, и резиновые сапоги. Сапоги! Самые настоящие резиновые штаны, всё отпарить можно!

Но это уже дело десятое, Диму чуть кондрашка не хватил, когда я вернулась к палатке. Счастливая, довольная, как нализавшаяся сметаны кошка, будто не из ледяной пучины вынырнула, а из койки.

Дима хохотал тогда до слёз, и даже сфотографировал меня в этой резине. С тех пор я заболела янтарём, Дима посмеивался надо мной, моих увлечений не разделял, но купил шлифовальный станок для янтаря.

У меня дома прорва янтаря, ещё полно осталось в квартире у Димы, и сейчас я настроена решительно. Надо Максу сапоги купить. Даже лучше резиновый комбинезон, такой, какой я себе приобрела, чтобы поглубже забредать.

Помню, я полезла за здоровенной кучей мусора, всю её вытащила, оставался последний заплыв. Но кучу течением понесло вперёд, а я сдаваться не привыкла, тоже рванула

вперёд, позабыв, что сапоги у меня только до ягодиц.

Короче, янтарь я выловила, а меня выловил Дима, и чуть не

прибил. Орал на весь пляж, на чём свет стоит, пытался

оттащить в дом, в котором мы снимали комнату.

Да только я такой визг подняла, мокрая, с полными сапогами ледяной воды, стала разбираться в мусоре. Дима в бешенстве стал помогать мне, при чём в дикой спешке.

Понимал, что если он меня сейчас через плечо перекинет, и домой оттащит, я ему всю морду расцарапаю, а если буду сидеть на ветру в мокрой одежде, заболею.

Но я не заболела. Дима меня тут же в постель заставил лечь, напичкал какой-то гадостью, настоями каких-то трав, взятыми у хозяйки дома. Уж не знаю, так ли они полезны, но вот на вкус, лепёшка из-под коровы вкусней, наверное, будет. Я такой первостатейной гадости за всю жизнь ещё не пробовала, и больше не жажду. Дима в меня две чашки влил, и остаток дня меня тошнило, воспоминания до сих пор свежи.

Всё это пролетело в моей голове, пока я поднималась в лифте, вышла на площадку, и нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – раздалось из-за двери.

– Здравствуйте, меня зовут Эвива Миленич, я частный сыщик, – я приложила к глазку удостоверение, – откройте, пожалуйста, дверь, я сейчас всё объясню.

– Здравствуйте, – замки тихо щёлкнули, и на пороге появилась молодая женщина, лет чуть-чуть за тридцать, – чем могу помочь?

– Я не уверена, что вы что-то знаете, наверное, мне лучше пообщаться с кем-нибудь постарше. Здесь когда-то жили Сапфины, Петр Васильевич с супругой и дочерью.

– Меня зовут Вероника Сапфина, а Петр Васильевич мой дедушка. В чём дело?

– Подождите, – меня мороз пробрал по коже, – кем вам приходится Инна Петровна Сапфина – Колесникова?

– Тёткой, – спокойно ответила девушка, – родная сестра моего папы. Так в чём дело?

– Я могу войти? О таких вещах неудобно на площадке говорить.

– Проходите, – она впустила меня в квартиру, и провела в ухоженную кухоньку, – присаживайтесь. Не хотите чаю?

– Спасибо, но это лишнее, – я перешла к делу, – несколько дней назад Инна Петровна умерла, свалившись на инвалидной коляске с лестницы, и сломав себе шею.

– Господи! – Вероника с размаху села на стул, – вы сейчас пошутили? Как это может быть? И какая инвалидная коляска?

– Так вы ничего не знаете о своей тётке? – я удивлённо подняла брови.

– Ничего, – со вздохом сказала Вероника, – я совершенно ничего о ней не знаю. Отец не любит о ней говорить, называет её предательницей.

– Почему?

– Понятия не имею, это вы у него спросите. Он скоро должен прийти, – она посмотрела на часы, – что-то там в семье произошло, и с тех пор её имя подвергнуто остракизму.

– Неужели вы не подслушивали за родителями? – не поверила я, – я всегда подслушивала, да и мои подружки тоже. Дети вообще это дело любят.

– Я не исключение, – мягко улыбнулась девушка, – только о ней они никогда не говорили, даже не вспоминали.

– Понятно, – растерянно протянула я, – а когда ваш отец вернётся?

– Должен вот-вот прийти, – и она вынула телефон.

Михаил Петрович появился через пять минут, Вероника позвонила ему на мобильный. Это был приятный мужчина преклонных лет, с лёгкой сединой, и он ещё работал, невзирая на возраст.

Он с мрачным видом выслушал меня, но смерть родной сестры, похоже, не слишком его тронула.

– И что вы от меня хотите? – сухо осведомился он.

– Я хочу знать всё об Инне Петровне. Дело не только в ней, была убита молодая девушка, сиделка, и тут действительно убийство. В отношении же вашей сестры одни только предположение, даже дело не заведено. Может, вам и всё равно, но расскажите мне всё хотя бы ради этой девушки, которая ни за что пострадала.

– Ладно, – со вздохом сказал Михаил Петрович, – расскажу, только радости особой мне это не доставляет. Я о сестре давно забыл, просто вычеркнул её из жизни. Слышал, что она замуж за богатого вышла, и не более того. Отца тогда всё это

так подкосило, и он её из дома выгнал.

Михаилу Петровичу тогда было двенадцать, Инна Петровна старше него на десять лет, и разница в возрасте между братом и сестрой ощущалась. Они практически не общались, у Инны Петровны был свой круг общения, а у Михаила свой.

Их родители были партийными работниками, дома их никогда не бывало, а детьми занималась няня.

Может, обрати родители больше внимания на своих детей, ничего и не было бы.

Михаил всё узнал потом, когда дело было сделано, и был ошеломлён. Инна Петровна влюбилась в парня, красивого, умного, и он ей ответил взаимностью.

Они долго встречались, и хотели пожениться, а потом вдруг Стаса арестовали. Михаил мало знал об этом, но он слышал скандалы, а отец обвинил Инну Петровну в соучастии.

Скандал тогда произошёл жуткий, орали, на чём свет стоит, а Инна Петровна вышла из себя, и убежала из дома.

Петр Васильевич тогда несказанно разозлился, стал искать дочь, но она словно в воду канула.

Только через год Михаил случайно столкнулся с сестрой.

Её было не узнать, шубка из натурального песца, бриллианты в ушах и на пальцах, только в глазах какая-то тоска.

– Привет, – вяло сказала она, – как твои дела?

– Ты меня спрашиваешь? – так и подскочил Михаил, – да отец с работы вылетел, по твоей милости, кстати.

– А при чём тут я? – холодно спросила Инна Петровна.

– Так всё из-за твоего бегства произошло, всплыло, что ты со своим Стасиком натворила.

– Ничего я не натворила, – холодно сказала она, – ты ничего не знаешь, так что помолчи.

– Я ничего не знаю? Мне отец всё рассказал, что ты ограбила людей, и теперь живёшь припеваючи.

– Никого я не грабила, я замуж за хорошего человека вышла, а отцу передай, что он скот последний, что я его ненавижу.

– Я не буду ему это передавать, – свирепо ответил Михаил, – сама ему и скажешь, если захочешь встретиться.

– Да пошёл ты! – резко отвела Инна Петровна, и больше они не встречались.

– Она всю жизнь нашей семье сломала, – говорил сейчас

Михаил Петрович, – отец тут же сдал, и переживал из-за неё, молчал, что она соучастница, а сам же пострадал.

Не может такого быть, мелькнуло у меня в голове. Или я

плохо разбираюсь в людях.

Растерянная, я вышла из подъезда, села в свой джип, и закурила сигарету. И что я узнала?

Инна Петровна сбежала из дома, когда была молодой, вышла замуж за Артема Геннадьевича, а потом он умирает, а она попадает в аварию, и с тех пор прикована к коляске.

Но у меня нет ничего на неё, как и на Артема Геннадьевича, и сейчас я съезжу в медицинскую академию, и разузнаю об Алевтине, а потом у меня встреча с Ангеликой Александровной.

И швырнула сигарету в окно, и надавила на педаль газа, угодила в пробку, но до медицинской академии всё-таки добралась. Оставила свою машину на парковке, и вошла в учебное заведение.

За время своих расследований я побывала в нескольких институтах, но нигде ещё не встречала такого уныния. ГИТИС, в котором я училась, был очень весёлым, жизнь в нём кипела, и била ручьём. Конечно, надо было и зубрёшкой заниматься, но с этим у меня никогда проблем не было.

Мне нравилось учиться там, а вот медицинский мой свободный норов не выдержал бы. Никто не бегал, не было слышно смеха, и все сидели на подели на подоконниках, уткнувшись в конспекты. Такого уныния я ещё нигде не видела.

– Извините, а третий курс на каком этаже? – спросила я у одного, пожилого мужчины, проходившего в это время мимо.

– А какая специализация вам нужна? – деловито осведомился он.

– Психиатрия.

– Они на третьем этаже, простите, а кто вам нужен? Я вообще-то ректор.

– Я частный сыщик, – вынула я фальшивое удостоверение, – сегодня ночью была убита студентка академии, и я занимаюсь расследованием.

– Господи! Как же это произошло? – ошеломлённо воскликнул он, – и кого убили?

– Её зовут Лихачева Алевтина. Сначала была убита старушка, у которой она работала сиделкой, а потом она сама.

– Подождите, вы ерунду говорите. Как она могла работать

сиделкой, и совмещать это с занятиями? Конечно, она могла учиться на заочном, но я был в составе приёмной комиссии, и такого имени не помню.

– Вы в этом уверены?

– Я могу посмотреть в списках, пройдёмте, – и он провёл меня в кабинет, посмотрел в бумагах, и покачал головой, – у нас нет такой, и никогда не было.

– Но у неё студенческий билет был, – растерянно проговорила я.

– Этого не может быть, – уверенно ответил ректор, – вы сами этот билет видели в глаза?

– Сама не видела, его милиция нашла, а я присутствовала при осмотре дома.

– Интересно, – постучал ректор карандашом по столу, – вы присутствовали при милицейском осмотре?

– Присутствовала, – спокойно ответила я.

– Вы же частный сыщик, а милиция не любит сыщиков. И зарабатывают больше них, и порой ничего не понимают в следствии.

– Ладно, признаюсь, я обычный любитель. Это мой супруг следователь, а я путаюсь у него под ногами, и мешаю следствию, как он говорит. Только после того, как преступник за решёткой оказывается, тут же начинает хвалить.

– Это нормальная реакция, – пожал плечами ректор, – он просто волнуется, вы же не специалист.

– Я уже наблатыкалась, мог бы и привыкнуть.

– Евгений Дмитриевич, – заглянула в кабинет молоденькая девушка, – к вам из милиции, некий капитан Барханов.

– Капец! – вырвалось у меня, и я в одно мгновенье слетела со стула. Отпихнув ректора на его кресле на колёсиках, я ввинтилась под стол, и в ответ на его ошеломлённое лицо приложила палец к губам.

– Это мой муж, – сдавленно зашипела я, и забилась под стол, – меня тут нет, умоляю.

– Здравствуйте, – услышала я голос Макса.

– Приветствую, – ответил Евгений Дмитриевич, – прошу, присаживайтесь, я вас слушаю.

– Капитан МВД Барханов Максим Иванович, я по поводу одной вашей студентки, Лихачева Алевтина Михайловна, студентка курса психиатрии.

– Психиатрия? – Евгений Дмитриевич сделал вид, что впервые слышит, – что-то я такой не припомню, но сейчас посмотрю. Извините, но такой у нас нет, – сказал он после некоторой паузы.

– Подождите, у погибшей девушки был студенческий билет, кстати, он сейчас при мне, смотрите.

– Действительно, это наш студенческий билет, и печать наша, но эта девушка у нас никогда не училась. Никогда.

– И как вы себе это представляете? Откуда, по-вашему, взялся этот билет?

– Понятия не имею, – в голосе Евгения Дмитриевича было уже неподдельное удивление, – ничего не понимаю. А вы проверяли документ на подлинность?

– Ещё не успели. Значит, эта девушка точно у вас не училась?

Заочное? Вечернее?

– Уж я бы об этом знал, – развёл руками Евгений Дмитриевич.

– Хорошо, благодарю, извините за беспокойство, – я видела лишь ноги Максима, и выглянула из-под стола, когда ноги скрылись за дверью.

– Значит, документ мог быть поддельным? – задумчиво проговорила я.

– А другого объяснения и нет, – развёл руками Евгений Дмитриевич, глядя на меня сверху вниз, – но подделка хорошая, печать очень хорошо сделана.

– Понятно, тогда всего хорошего, – но я остановилась в дверях, – тогда в порядке гипотезы, если он ещё раз придёт, вы позвоните мне, – я дала ему визитку, – а вот по этому мобильному я точно отвечу, это мой личный.

– Странные у вас отношения с супругом.

– Уж какие есть, просто война миров, – и я вышла за дверь.

Посмотрела на циферблат своих элегантных часиков, время у меня ещё было, так что к бутику я успею вовремя.

Я неспешно добралась до магазина, больше всего мне сейчас хотелось с Маратом пообщаться, но пришлось общаться с его матерью.

Как я и предполагала, взор её устремился на розовые платья,

а я их даже мерить не пожелала, и выбрала платья красные. И для свадьбы, и для вечеринки. И явно рассердила её.

– Я думала привить тебе хороший вкус, – возмущённо

воскликнула она, – но ты такая упрямая, даже слушать ничего не хочешь.

– У меня прекрасный вкус, как говорят мои знакомые, а розовый я ненавижу, – честно сказала я, всё-таки не удержавшись.

– Почему? – искренне удивилась она.

– Потому что не люблю. Это цвет глупых блондинок, преимущественно, перманентных, потому что натуральный цвет волос на мозги не влияет. У меня сестра чистейшая блондинка, натуральная, и очень светлая, но при этом она гениальный адвокат. В школе училась лучше меня, семи пядей во лбу, в математике шарит, как не знаю кто. А я математическая кретинка, рисую, играю на пианино, пишу превосходные статьи, как все говорят.

– Значит, она по точным наукам, а ты по искусству? – уточнила Ангелика Александровна.

– Верно, хотя у меня оба родителя в математике, будь здоров, шарят.

– И так бывает, первый ребёнок обычно вообще всю генетику тянет, считается так почему-то.

– Просто глупость какая-то, – невольно буркнула я.

– Природа просто на тебе отдохнула ради равновесия.

– И я ей благодарна, природе, ведь точные науки – это жесть какая-то. Конечно, если начать всё разбирать, философию, логику, и прочие постулаты, понимаешь, что вся наша жизнь из математики, но я предпочитаю ею жить, а не разбираться в теории.

– Логично, – задумчиво проговорила Ангелика Александровна, – кстати, у тебя есть высшее образование?

– Я окончила ГИТИС, и театровед по специальности. Долгое время играла в театре, считаюсь характерной актрисой, только я не люблю сцену. Поэтому бросила театр, и ушла в бизнес, а потом устроилась в глянец.

– Хорошо, что ты ушла со сцены, Марату было бы неприятно,

если бы за тобой толпами поклонники бегали.

– Они и так бегают, я ведь журналистка. Пишу офигенные

статьи, я дам вам почитать, хочу знать ваше мнение, – мне неожиданно в голову пришла гениальная идея.

– Очень интересно было бы.

– Мы скоро выпускаем номер, и я принесу вам один. Я автор центральной статьи, я их от души, от собсвобсвот души, о т собсвтенных мироощущени ых мирощущений твенных мироощущений пишу.