Текст книги "Интеллигент кислых щей (СИ)"
Автор книги: Наталья Борисова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Хорошо, – со вздохом сказала она, и я поняла, что она меня насквозь видит. Видит, что я просто хочу унести ноги.
Но я спокойно взяла пальто, и Алевтина проводила меня до калитки.
– Подождите, Алевтина, – окликнула я её, и она повернулась.
– В чём дело? – поёжилась она под дождём.
– У Инны Петровны чердак вообще в порядке? – постучала я себя ногтём по лбу.
– Чердак? – весело засмеялась Алевтина, – чердак у неё на
удивление в порядке, невзирая на инвалидное кресло.
– А что это за ерунда со звуками? – продолжала допытываться я.
– Да вот именно – ерунда, – пожала плечами Алевтина, – никто ничего не слышал, я имею в виду себя и кухарку, лишь она одна эти звуки по пятницам слышит, и постоянно твердит об этом. Я квалификацированный медицинский работник, учусь на психиатора, а сиделкой только подрабатываю. И я с уверенностью могу сказать, что она в своём уме, в абсолютном разуме, что для её положения странно. Но только эти звуки, которыми она нас уже допекла, просто из ряда вон. Я даже стала подумывать, не курит ли она травку потихоньку. С неё станется, весьма эксцентричная старушка. Извините, но я уже замёрзла и промокла, всего вам хорошего, – и она ушла, а я побрела домой.
Дождь только сильнее распузырился, и я бегом припустилась домой. Вбежала в прихожую, отряхиваясь, скинула сапоги на шпильках, пальто, и бросилась к своему компьютеру.
Я вообще не знаю французский, в совершенстве владею языком Шекспира, и недавно стала учить итальянский и испанский. Но с этим у меня пока фигово, и времени мало, поэтому я записываю на диск то, что хочу выучить, и весь день хожу с ним. В результате в голове образовалась каша из глаголов, и я вас уверяю, не надо учить сразу два языка, от этого только запутаешься. Я не дала Димке нанять Василинке педагога по испанскому, но надо знать его, упрямый, как стадо ослов. Он стал учить её сам.
Недавно я приехала домой, и застала в гостиной монументальную картину, Диму с Василинкой, который её на конфетах учил испанскому языку. Обычно на конфетах объясняют матешу, а он ей названия конфет на испанском в голову вбивал. С тех пор, приходя к нам, он разговаривает с ней только на испанском. Сделал ей карточки, как я когда-то, когда она только-только говорить начала. Заставил их зазубрить, числа заставил выучить, и дни недели. Вообщем, вбил ей основу, приволок гору испанских сказок, и читает их ей.
Видимо, международное происхождение тоже свою роль
играет, Василиночка у меня на четвертушку испанка, Димка на
половину испанец.
У неё оказался прямо-таки талант к языкам, и она уже ловко здоровается на испанском, и кое-что простенькое лопочет.
Думаю, когда она вырастет, она будет знать испанский, как я английский. Кстати, английским с ней занимаюсь я.
Мы с Димой постоянно ругаемся, я против испанского, а он упёртый осёл, и он считает, что английский она выучит в школе. Ей там дадут основу, а потом он отшлифует ей грамотность. Только я уже закусила удила, и Дима тоже, и оба упёрлись, а маленький ребёнок из-за того, что родители не могут общий язык найти, страдает.
И я бараном уставилась на разворот, совершенно не понимая, зачем Генрих мне это прислал. Это он знает язык страны трёх мушкетёров, а я с французским вообще не дружу. И ни слова перевести не могу. Ладно, будем решать неприятности по мере их поступления, и я набрала номер своей лучшей подружки Зойки. Зойка замужем за испанцем, лучшем другом Димки, и она имеет во Франции несколько домов моды. И знает язык, соответственно.
– Привет, – весело воскликнула Зойка, – как твои дела?
– Отвратительно! – с чувством сказала я, – сделай мне одолжение, переведи несколько статей с французского.
– Это я запросто, скинь по Интернету.
– Пришли? – участливо спросила я.
– Пришли, я тебе попозже позвоню, – и она отключилась, а я сходила на кухню, и сделала себе кофе.
– Ты отдала собаку? – спросила Анфиса Сергеевна.
– Да, мне соседка сказала, чей это пёс. А его хозяйка милая старушка, живёт на краю посёлка.
– Это та сумасшедшая старуха? Инна Петровна Колесникова?
– Почему вы называете её сумасшедшей? – повернулась я к ней, – она вполне милая.
– Да только отзываются о ней не слишком хорошо, говорят, что она бывшая проститутка, каким-то образом умудрившаяся выйти замуж за профессора.
– Уж не знаю, что о ней там говорят, но вы меня удивили, – я хлебнула кофе, – зачем вы сплетни собираете? Я с ней пообщалась, и у неё дома целый зверинец. Четыре собаки бегают, и две кошки. И сама она очень милая, только
довольно властная особа, – и я услышала звон телефона.
– И что ты там вычитала? – спросила я Зойку.
– Да фигня какая-то, без смысла и содержания. Слушай, я читаю перевод, – и она выдала какую-то околесицу.
– Зойк, слушай, а ты не могла бы сделать перевод журнала для меня? – села я за стол в кабинете, – а я покажу Генриху, и он тебе заплатит. Я не хочу, чтобы нас потом французское телевидение полоскало, чтобы они говорили, что русские идиоты. Да сам господин Тулузье это прочитает, и мы лишимся инвестора.
– Хорошо, я тебе переведу, но только один раз, и помогу найти переводчика. Такого, который бы знал русскую культуру и французскую.
– Блеск! Замечательно! Зойка, я тебя обожаю.
– Ты скинь мне всё, что там у тебя есть, – с энтузиазмом воскликнула Зойка, – я тебе утром скину перевод.
– Скидываю, – я отправила по почте работу нашего издательства, и почувствовала голод.
Закрыв крышку ноутбука, я отправилась на кухню, где застала Максима и Ивана Николаевича, которые мирно ужинали. При чём у последнего было страдальческое выражение лица.
– Меня эта бледная курица уже достала, – жалобно воскликнул он, едва завидев меня, – как ты это ешь?
– Я это люблю, – спокойно ответила я, и положила себе несколько кусочков тушёной курицы, кусок жареного карпа, и села за стол, – а вам это полезно.
– Это не вкусно, я хочу яичницы с сыром и перцем, и жареных сосисок.
– Лучше не говорите, – я сделала мину. Лично я яичницу не люблю, для меня это слишком жирно, и красное мясо практически не ем, предпочитая ему белое, и рыбу во всех видах.
Но у моего свёкра проблемы с весом, и он обожает жирную пищу. Но только я упрямая, я не только к нам в дом его приволокла, но и на диету посадила. И теперь каждый день слышу стоны, утром из-за овсянки, вечером из-за постного мяса и овощей. Меня просто смех разбирает, когда Василинка
в выходные уговаривает его поиграть с ней.
У меня очень шабутная девочка, если он соглашается, а
Василинка умеет уговаривать, то к концу дня он сваливается.
Утром я получила от Зойки перевод, схватила прилетевший факс, сунула его в папку, и бросилась в издательство.
А Генрих в зале совещаний стоял на ушах, ходил из угла в угол, и был на взводе.
– Эвива, кажется, нам пришёл конец! – кинулся он ко мне, – они уже запустили этот косяк в печать!
– Этого не может быть! – подскочила я на месте, – кто им разрешил?
– Кто им разрешил? – с ухмылкой переспросил Генрих, – так ты уже всё подписала, разворот был отослан во Францию, а они перевели, и теперь запустили в печать.
– Ты им звонил?
– Звонил, а что толку-то? Я им пытаюсь объяснить, перевод сделан из рук вон плохо, нельзя запускать журнал в печать, а эти удоды французские упёрлись. Переводил знаток русского языка, но знаток-то французский, а в идеале нужен русский, живущий во Франции. Капец!
– Капец! – на автопилоте повторила я, – Генрих, мне срочно нужен хороший переводчик, и два билета до Парижа.
– Я уже понял, и отправил курьера за билетами. С тобой поедет наш переводчик, Вероника.
– Замечательно! – я вскочила с места.
– И значит так, я даю тебе командировку на неделю, уладь всё там.
– Слушай, Генрих, сделай мне маленькое одолжение, позвони сейчас курьеру, ещё один билет за мой счёт пусть возьмёт.
– Зачем? – Генрих хитро заулыбался.
– Весьма глупый вопрос, чтобы долететь до Парижа, – и я пошла в свой кабинет.
Билеты мне привезли через час, я тем временем собрала все документы, виза у меня в паспорте была, её сделали всем сотрудникам, когда мы стали союзничать с Францией.
По пути съездила домой, взяла заграничный паспорт Макса, кое-что из вещей, и заехала к Максу на работу.
У него глаза полезли на лоб, когда он узнал, что у меня уже
билеты на руках, и вещи я уже собрала.
– А меня в известность можно было поставить? – вовсю злился он, – мне ещё у генерала отпрашиваться!
– Давай, я тебя отпрошу, – пожала я плечами.
– Ещё этого не хватало, – раздражённо воскликнул Макс, – представляю, что он скажет, когда увидит тебя. Стоять тут! – и он пошёл к генералу.
В аэропорт мы приехали за пять минут до отлёта, багаж сдавать не стали, вещей было немного, и сразу оказались в самолёте.
Но я до паники боюсь летать, и сейчас стала нервничать.
Я бы напилась, как я это обычно делаю в самолётах, но сейчас я просто не имею права это делать. Чтобы потом восстановиться, мне требуются сутки, а у меня совершенно нет на это времени.
Поэтому я вытащила ноутбук, в окно старалась не глядеть, хоть и была на грани обморока, и увлеклась пасьянсом.
Мне этот пасьянс за два часа изрядно надоел, но под конец я всё-таки упала в обморок.
В чувство меня привели, когда мы оказались в аэропорту
« Бурже », и поехали в отель.
Макс постоянно мотал головой, ему было интересно. А я сидела бледная, и на внешние раздражители не реагирующая.
В Париже я была с Димой, тут прошёл наш медовый месяц. Дима был таким нежным и ласковым сначала, мы с ним целовались на макушке Эйфелевой башни, и постоянно гуляли. А в Москве он вдруг резко превратился в зверя, и я не понимала перемен, произошедших с ним.
Но где-нибудь на юге, когда мы ездили отдыхать, он опять
превращался в любящего мужа, и я ничего не понимала, да и сейчас не понимаю.
Париж принадлежит нам с Димой, я имею в виду, ни с одним другим мужчиной я сюда не ездила, и вернуться я сюда хотела только с Димой. Макс не тот человек, с кем я бы хотела здесь находиться.
С журналом я решила вопрос за один день, они немного успели напечатать, и особого урона это не нанесло.
На следующий день в отель нам принесли свежий номер.
– Милый, ты понимаешь по-французски? – протянула ему
журнал.
Мы ещё спали, и пришла горничная, она же отдала нам
журнал, переданный ей курьером. Она принесла завтрак,
овсянку для меня, и яичницу для Максима, и кофе с
булочками.
– Что там такое? – он взял свежий номер, – ничего вы размахнулись, только я мало что понимаю, французский знаю в общих чертах.
Утро я провела пользой, решила все дела, а потом пошла показывать Максу Париж.
Париж – это настоящее чудо, и я люблю Францию, но у нас мало времени, и поэтому я потащила Макса по основным достопримечательностям.
Показала ему Лувр, затащила на Эйфелеву башню, мы с ним пообедали на третьем уровне башни. Сходили к собору Парижской Богоматери, в сквер Вер – Галан, бросили монетки в фонтан на площади Шатле. А потом от Елисейских полей поднялись на вершину холма Шайо, на площадь Звезды, которая теперь именуется площадью Шарля де Голля.
Но на свою любимую улицу Вогезов в сердце старого аристократического квартала Марэ я его не повела, там я была с Димой. Мы тогда промокли насквозь, целуясь под дождём, и сейчас туда пошла одна.
У меня была деловая встреча, а потом я сидела в маленьком кафе, и пила кофе – глясе, глядя на проливной дождь.
Насыщенными были эти дни, напоследок я сводила Макса на Монмантр, в Люксембургский сад, и к Латинскому кварталу.
Это очень красивое место, очень оригинальная церковь 15 – 17 веков Сент – Этьен – дю – Мон, древние церкви Сен – Жюльен – ле – Повр, Сен – Северен, и фонтан Сен – Мишель, с одноимённым бульваром.
В последний день сводила его ко второму после Нотр – Дама собору в городе – Сен – Сюльпис, и мы послушали один из лучших в стране органов. Макс не понял этой музыки, на меня ошарашено косился, но католическую службу высидел, а потом всю дорогу молчал, но вскоре не выдержал.
– Слушай, к чему эта культурная хрень? – только и спросил он.
– А тебе не интересно? – посмотрела я на него.
– Просто я обалдел от этой красоты, и хочу просто в кафе
посидеть.
– Даже не надейся, у нас ещё два музея на повестке дня, -
обрадовала я его, пробежалась по музеям, и мы понеслись в
аэропорт.
Макс ещё не отошёл от оперы, на которую я его вчера вечером затащила, и был раздражён.
Провожать нас приехала Кристина. Мы с ней немного пообщались, а я познакомилась с её мужем, но поболтать хорошенечко не успели.
– Чертобесие! – хмуро воскликнула Кристинка, обнимая меня в аэропорту, – приезжайте к нам на Рождество, и Василису привози. Я хочу познакомиться с твоей дочкой. Со всеми тремя хочу познакомиться.
– Лучше ты к нам на Новый Год, – весело сказала я, – сколько ты в России не была?
– Да лет десять, может, поменьше.
– Ужасно! – совершенно искренне воскликнула я, – ты должна съездить в Москву.
– А что мне там делать? – пожала она плечами, – родных уже не осталось, да и не тянет.
– Состаришься, потянет, – со смехом сказала я.
– Сплюнь, – не смогла сдержать улыбки Кристя, – не хочу становиться старухой, лучше приезжайте вы к нам.
– Приедем, – заверила её я, и мы сели в самолёт.
Как вы понимаете, из самолёта меня вынесли, потом я сутки спала, и очухалась не скоро.
На улице лил дождь, как из ведра. Осень совсем вступила в свои права, и я одела джинсы и свитер, и спустилась на кухню.
– Париж хоть красивый? – услышала я голос Ивана Николаевича, – по кабакам прошлись, наверное.
– Да какие там кабаки, – ответил ему Максим, – Вика меня по музеям затаскала. Я её обожаю, она лучшая во вселенной, но её любовь к культуре меня просто бесит. Я бы по выходным с пивом у телевизора посидел, а приходится ходить на оперу и балет. Она и детям это в голову вдалбливает.
– Вот и хорошо, – сказала Анфиса Сергеевна, – мне никто культуру в голову не вбивал, и я очень жалею об этом. Вика очень разносторонняя девушка, и я рада, что она учит малышей этому. Я бы даже хотела, чтобы кто-нибудь из них стал или артистом, вообщем, избрал какую-нибудь такую профессию, с культурой связанную.
– И на фиг это надо? – спросил Иван Николаевич.
– Действительно, – поддакнул ему Макс, – на фиг это надо? Что это за профессия? Артист?
– Да она сама артистка.
– Бывшая, и я рад, что сцена осталась позади. В чём-то я понимаю Северского, я бы сам нервничал, если бы за ней бегала толпа мужиков. Красивая, талантливая сверх всякой меры, умная. Просто какая-то убийственная смесь, а не женщина, и я бы хотел, чтобы Леня пошёл по моим стопам, а Лиза стала врачом. Насчёт Василисы пусть она сама решает, в какую степь дочь направлять. Я тут права голоса не имею.
– Не надо строить из себя собственника, пусть они сами решают, куда им пойти. Что за блажь тебе стукнула? Вику её мать тиранила? Тиранила. Она бунтарка по жизни, встала на уши и оторвалась на всю катушку. Думаешь, дети такими не будут? На их внешности твои гены сыграли, а вот характер, думаю, Викин.
– Капец! – со вздохом сказал Макс, и я решила войти на кухню.
– Что это вы меня обсуждаете? – я вытащила из шкафчика чашку, и налила себе кофе.
– А ты подслушиваешь? – покачал он головой.
– Подслушиваю, – с невинным видом ответила я, – а ты не командуй, – кивнула я Максу, – нашим детям ещё и года нет, а ты уже решаешь, кем они будут.
– О будущем детей надо заранее думать.
– Прекрати, – я села за стол, – и не выдумывай глупостей.
Макс досадливо фыркнул, и ушёл на работу. Вслед за ним выкатился и Иван Николаевич, а потом и я засобиралась.
Вышла на крыльцо, и вдруг услышала жалобный скулёж.
Удивлённо огляделась по сторонам, и обнаружила Себастьяна, мокрого, грязного, и жалобно скулящего, прижавшись к крыльцу. Ему не по нутру был дождь, и собачка вся тряслась.
– Привет, Себастьян, – я взяла псинку на руки, – ты опять потерялся? И долго я буду относить тебя хозяйке? – и я пошла на другой конец посёлка.
Дверь мне открыла Алевтина, и всплеснула руками, увидев
меня с собакой.
– Он опять к вам убежал? – покачала она головой, – они все
прячутся по углам, чувствуют.
– Что они чувствуют? – не поняла я.
– Чувствуют, что немного им осталось, скоро их усыпят.
– Усыпят? – в ужасе переспросила я, и у меня сердце сжалось от тревоги, – да что случилось?
– А вы не слышали? Весь посёлок уже гудит, ведь Инна Петровна умерла.
– Господи! – только и смогла вымолвить я, пальцы невольно разжались, и Себастьян брякнулся на пол, – я ничего не знала, в Париж по работе ездила, и только сегодня вернулась.
– Понятно, – кивнула головой Алевтина, – заходите, чего под дождём мокнуть.
– Как это случилось? – стала допытываться я.
– Да она с лестницы слетела, случайно, и шейные позвонки сломала.
– Как можно случайно слететь с лестницы? – озадаченно спросила я, – она ведь на коляске ездила.
– Ездила, наверх на лифте поднималась, специально был сделан, когда она после аварии обездвижила. Впрочем, я не удивляюсь, сумасшедшая была старуха, царствие ей небесное.
– Подождите, – помотала я головой, – но зачем она на второй этаж ездила? Зачем ей лифт? Если человек инвалид, ему вполне достаточно первого этажа. И с лифтом катавасию затевать. Я в этом просто смысла не вижу.
– И я смысла не вижу, и её родные не видели, да только надо знать её. Знаете, почему она в аварию попала?
– Понятия не имею.
– Она была лихачом. Это такой человек, она всё время пробовала всё новое, восходила на вершину, а потом кидалась на что-то другое. Для неё однотонная жизнь была просто убийственной, но жажда адреналина у неё была всегда. Думаю, вы уже всё поняли, она не справилась с управлением на мокрой дороге, но она сама утверждала, что её хотели убить.
– С чего она это взяла?
– Говорила, будто кто-то за ней гнался, и она из-за этого не справилась с управлением. Но никто ей не поверил.
– Почему?
– Она уже в возрасте была, и сын посчитал, что она просто выжила из ума.
– Вы же сами сказали, что она в разуме, – напомнила ей я.
– У меня только третий курс, и я только учусь. Впечатление она производила совершенно разумного человека, возможно, я чего-то не понимаю.
– Понятно, – я задумчиво посмотрела в окно, – а этот лифт – просто её фанаберия?
– Фанаберия, – невольно усмехнулась Алевтина, – по-другому и не скажешь.
– Подождите, а что с собаками? – не понравилась мне фраза, которую она сказала ранее, – вы вроде бы сказали, что их хотят усыпить.
– Хотят, – со вздохом сказала Алевтина, – при чём всех, вместе с кошками.
– Господи! – вырвалось у меня.
– Сын Инны Петровны, он терпеть не может животных, а у его жены и дочери вообще аллергия на шерсть.
– Так отдайте мне их, – не особо раздумывая, почти выкрикнула я, – а хозяевам скажите, что их усыпили.
– Берите, – тут же кивнула Алевтина, – мне самой это на нервы действует, а собаки даже есть не хотят, и от меня убегают. Сейчас я их соберу, – она принесла поводки, и мы стали искать животных.
– Пуделя зовут Камилла, а шпица Людовик. Мопс у нас Чарли, а кошки Маркиза и Персик, – по ходу дела объяснила она, – это ж надо так запрятаться. Идите скорей сюда, никто вас не тронет.
Но собаки продолжали прятаться, однако, мы всё равно их нашли. Я выудила Чарли и Себастьяна из-под кровати в одной из комнат, а Алевтина нашла в кладовке Людовика, мы одели им поводки, и привязали в гостиной, а сами пошли искать Камиллу.
Пуделиха нашлась в кабинете, забилась под стол, и на все попытки вытащить её оттуда отвечала грозным рыканьем.
– Хорошая, такая чудесная собачка, – подлизывалась я к ней, – выходи, солнышко, я заберу тебя к себе домой.
Но Камилла не верила мне. Алевтина вдруг вспомнила, что
она обожает сыр, и принесла из кухни кусок.
На любимое лакомство Камилла купилась, кидая по кусочку сыра, мы её выманили оттуда, и одели поводок.
Алевтина увела Камиллу, а я стала собирать рассыпавшиеся
бумаги из ведра, когда мы вытаскивали собаку из-под стола.
Моё внимание неожиданно привлекли листки, они были смятые, но один заставил меня напрячься.
Он был не очень смят, и я увидела старуху с косой, когда развернула его. Разгладив хорошенечко лист, я стала разворачивать остальные. На них всех было по одной надписи, « Осталось семь дней », и так до последнего дня.
Что всё это значит?
Я собрала все листки, и спустилась вниз, Алевтина как раз поймала кошек, и держала их на руках.
– Я их схватила, царапучие.
– Подождите, – остановила я её, – заприте их пока куда-нибудь, нам надо поговорить.
– На какой предмет? – удивлённо протянула она.
– На предмет убийства Инны Петровны.
– Какого ещё убийства? Она случайно упала с лестницы.
– Я не знаю, было ли убийство, но одно я знаю точно. Её кто-то пугал. Я вот что нашла, – показала я ей листы.
– Что это такое? Подождите, пожалуйста, секундочку, – она закрыла кошек, и вернулась в гостиную.
– Даже не знаю, что и думать, – она растерянно разглядывала листы, – просто муть какая-то. Зачем кому-то её пугать?
– Кто-то её ненавидел, и доводил пожилую женщину, как только мог. Возможно, что её даже убили. Об этом явственно свидетельствуют эти письма. Кстати, кто их принёс?
– Письма, – задумалась вдруг Алевтина, – она ведь меня спрашивала, кто приносит корреспонденцию.
– А с этого момента поподробнее, – навострила я уши.
– Я приношу ей газеты, которые она выписывает. Их кладут в ящик, и последнюю неделю она постоянно спрашивала, кто приносит газеты. Она в первый раз вообще в истерику впала, а потом просто какая-то странная сделалась.
– И не удивительно, – я посмотрела на листки, – а расскажите мне о дне, когда Инна Петровна умерла.
– День был обычный, ничего экстраординарного не
происходило, я к ней заходила по первому же вызову.
Анна готовила на кухне, и время близилось к обеду.
Она уже накрыла на стол, и Алевтина пошла за Инной
Петровной.
И в этот момент раздался грохот и крик.
Алевтина дико перепугалась, и бросилась на крик. Каков же был её ужас, когда она увидела Инну Петровну, лежащую у подножия лестницы, а на ней была коляска, полетевшая вслед за хозяйкой.
А потом был кошмар.
Алевтина в ужасе бросилась звонить врачам, потом набрала номер Александра Артемьевича, тот тут же примчался, и наорал на Алевтину.
– Зачем ты милицию вызвала? – кричал он на девушку.
– Так это не я, это врачи вызвали, – испуганно бормотала девушка, – она ведь не своей смертью умерла.
– Что ты хочешь сказать? – переменился в лице Александр.
– Ничего я не хочу сказать, – пожала плечами девушка, – ведь своя смерть – это смерть от старости и болезни, а это несчастный случай. В таких случаях врачи должны просигналить милиции. Вдруг это убийство?
– Нашлась умная на мою голову, – рассерженно воскликнул Александр, – ничего, решим всё по – быстрому, – и он вылетел из дома.
– Что он этим хотел сказать – решим всё по – быстрому? – озадаченно спросила я.
– Может, он имел в виду всю ситуацию в вообщем?
– Вполне может быть, – рассеянно отозвалась я, – кстати, кто действительно приносит письма в посёлок?
– Почтальон, – спокойно ответила Алевтина, – мы прикреплены к почте соседней деревни, и все письма через них идут. Вы же здесь живёте дольше меня, и должны знать это. Впрочем, вам ведь прислуга почту отдаёт, верно?
– Этим занимается моя свекровь, до меня почта доходит с утренним кофе на столе, – смущённо улыбнулась я.
– Понятно, – сцепила она руки замочком, – слушайте, а почему вы обо всём об этом меня спрашиваете? Что за интерес такой?
– Я хочу во всём разобраться, – со вздохом ответила я, – я в
свободное время занимаюсь частным сыском, и помогаю
людям.
– Тогда я прошу вас, найдите убийцу Инны Петровны, – тихо
сказала Алевтина, – она была чудесным человеком, и очень
добрым, мне её искренне жаль.
– Я сделаю это, – кивнула я головой, – только ещё скажите, что вы слышали о её возлюбленном? Она когда-нибудь говорила о нём?
– Возлюбленный? У Инны Петровны? – изумлённо протянула Алевтина, – она же старая!
– Не всегда же она была старой, – пожала я плечами, – у неё в молодости был любимый, но они расстались, а потом она вышла замуж за Колесникова. Она когда-нибудь говорила об этом? Пожилые люди частенько вспоминают такие вещи, это их лучшее время.
– Да с чего вы это взяли? – изумлённо протянула Алевтина.
– Она мне рассказала, мы с ней немного поговорили по душам в прошлый раз.
– Мне она ничего подобного не говорила. Да она и недолюбливала меня, считала, что меня соглядатаем к ней приставили. Что за блажь? Но я не удивляюсь, сын у неё ещё тот субчик, и не удивительно, что она не любила меня, он же меня нанял. У них были отвратительные отношения, он мать терпеть не мог, постоянно требовал денег, а в последний раз, когда они виделись, вообще произошёл скандал. У него проблемы какие-то по бизнесу, и срочно требовались деньги. Он тогда пришёл к матери, и потребовал энную сумму. Не просто попросил, а именно требовал. И она матом его послала, у меня глаза на лоб полезли, я таких выражений и не слышала.
– А давно он приходил? – заинтересовано спросила я.
– За день до несчастного случая.
– И последний вопрос, вы ничего подозрительного не видели?
– Подозрительного? – растерянно проговорила Алевтина, – да не припомню. Вроде, всё как обычно было.
– Благодарю, – я встала с места, она отдала животных, и пошла домой.
Животные это восприняли спокойно, влетели в особняк, и с лаем помчались в гостиную. Мои любимые скотинки встали на дыбы, Жека возмущённо залаяла. Маняшка распушила свой
« капюшон », кинулась на Людовика, начался массовый
тарарам, кошки распушили хвосты, и забегали по гостиной.
– Что тут твориться?! – вбежала в прихожею Анфиса
Сергеевна, – Господи! Откуда эти животные?
– Их хотели усыпить, и я их забрала, – со вздохом сказала я, – а что мне делать оставалось? Другого выхода просто не было.
– С ума сойти! – она погладила Камиллу, – а она милая, и такая забавная. Только, Викуль, ты сама подумай, куда нам столько животных? У нас и так четыре кошки, и две собаки. А теперь стало семь кошек, и шесть собак. Это просто капец какой-то!
– Вам их не жалко? – сурово осведомилась я.
– Жалко, конечно, но я думаю, их надо кому-нибудь отдать.
– Зачем? – вздёрнула я брови, – у нас большой дом, и места им хватит. Да и потом, их хозяйка умерла, а её сыну они не нужны. Бывшая сиделка Инны Петровны отдала их мне, у самой душа на всё это не глядит.
– Так это животные Колесниковой? – уточнила Анфиса Сергеевна.
– Точно, – кивнула я головой.
– Подожди, ты хочешь сказать, что Инна Петровна умерла? – у Анфисы Сергеевны глаза на лоб полезли.
– Свалилась с лестницы на своей коляске.
– Ну и дела творятся, – покачала головой Анфиса Сергеевна, – Макс будет в шоке, когда увидит эту стаю.
И Макс был в шоке. Видимо, он что-то забыл, раз вернулся домой. Едва Анфиса Сергеевна это сказала, в прихожей раздался грохот, чертыханье, Макс очередной раз споткнулся о подругу – Горгону, и вошёл в гостиную.
– Когда мы уберём эту статую? Меня эта золочёная подруга уже достала, – и в этот момент Камилла с размаху кинулась на него, в одно мгновенье свалила с ног, и стала облизывать.
– Что это такое?! – ошарашено воскликнул он, отбиваясь от её слюнявого языка, – что это за собака! Пудель! Терпеть не могу пуделей!
– Чем она тебе не по вкусу? – сурово осведомилась я.
– Извини, про вкус ничего не могу сказать, если только ты приготовишь из неё на ужин котлеты, – раздражённо воскликнул Максим, и спихнул с себя собаку, – я их на дух не переношу! Откуда у нас пудель?!
– У нас пополнение в стае, – внесла я ясность, – две новых
кошки, мопс и шпиц, пекинес и пудель.
– Ты с ума сошла? – сурово осведомился Максим, – во-первых, я
не переношу пуделей и болонок, во-вторых, куда нам столько животных?
– Здесь нет болонок, всего лишь пудель, и очень милый к тому же, забавный.
– Забавный, – Макс покосился на изящную пуделиху, – да она пугало огородное. Ты скажи Федору, пусть он посадит её в саду летом, чтобы ворон с яблонь распугивала.
– Не смей так говорить! – возмущённо воскликнула я, – она просто прелесть! К твоему сведению, её усыпить хотели, и остальных тоже.
– Конечно, это всё печально, но одного члена стаи нужно отдать кому-нибудь, – и он выразительно посмотрел на пуделиху.
– Уж её-то я точно не отдам, – решительно заявила я, – мне нравятся пудели. Понял?
– Понял, – сквозь зубы ответил Макс, и прошествовал за мной на кухню, – Вик, чего ты такая упрямая? И невероятно вредная?
– Просто я быстро привязываюсь, а этих « шкурок » я с первого взгляда полюбила, и расставаться с ними не желаю.
– Понятно, упрямица, и готова в дом целый зверинец притащить. Викуль, может, тебе приют для бездомных животных открыть? Хорошо, что у нас нет попугая.
– Попугай? – задумчиво проговорила я, – я тут в зоомагазине, когда покупала витамины для животных, видела красивого попугая. Кареллу.
– Шутишь? – Максим выплюнул апельсиновый сок.
– Всего лишь тебя поддеваю, – и я вылетела из дома.
Я весь день просидела в издательстве, сумасшедший выдался денёк, потом заглянула в рестораны, и домой вернулась, ног под собой не чуя. И сразу прошествовала на кухню.
Кошки забегали вокруг меня, и собаки тоже, и я вынула из холодильника овсянку, сваренную для них, и смешала её с сырым мясом. Добавила чуточку подсолнечного масла, и всяких добавок, поставила перед ними, и животные бросились есть. А я стала искать что-то съестное для себя, хлопнула входная дверь, видимо, это Макс пришёл.
Рыбы я не нашла, только солёную скумбрию, и извлекла её из
холодильника. Ладно, съем пару шницелей, от меня не
убудет, на завтра Анфиса Сергеевна собиралась карпа жарить.
– Привет, – вошёл на кухню Макс, – как день прошёл? Что с журналом?
– С журналом всё хорошо. Зойка обещала мне найти хорошего переводчика по французскому, – и я достала из холодильника графин с грейпфрутовым соком.
Через пять минут пришёл Иван Николаевич, мы сели ужинать,
но зазвонил мой мобильный, и я вышла в гостиную.
– Слушаю.
– Ты куда пропала? – услышала я голос Марата, – я уже обзвонился, и мама беспокоится.
– Я в Париж летала по делам, с журналом был форс-мажор.
– Приходи к нам завтра, мама устраивает небольшое суаре, и хочет видеть тебя.
– Замечательно, ей будет грандиозный сюрпрайз, закачаешься.
– Что ты задумала? – обеспокоено спросил Марат.
– Я приведу Василинку, только ты не обессудь, если она всё там разнесёт.
– Чудесно, мы вас ждём. Приходи к трём часам, – и он отключился, и телефон зазвонил вновь.
– Привет, – весело воскликнула Зойка, – слушай, подруга, я тебе нашла переводчика. Она вообще-то русская, но её удочерили французы, и она с десяти лет жила во Франции. Прекрасно говорит на обоих языках, и знает мельчайшие нюансы. Зовут Франсуаза Депруа, и она в полном восторге.
– Сколько ей лет? – неизвестно зачем осведомилась я.