Текст книги "Блондинка на выданье (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Стихотворения, правильно, – улыбнулась она, – новичок?

– Новичок, – вздохнула я.

– Сейчас остальные подойдут, и почитаете, – кивнула она, и углубилась в свою тетрадь.

Народ стал подтягиваться, а я нервничать. Людей было немало, и тут же заинтересовались мной. Пришлось читать стихи, и от волнения я делала это слишком быстро. Они меня постоянно останавливали, говорили, что нужно помедленнее, с остановкой. Я начинала с расстановкой, но строки через четыре сбивалась, и опять тараторила. Что со мной?

Наверное, мне просто стыдно за моё « творчество ». Они здесь такие маститые, опытные, с образованием. Правда, у меня тоже образование имеется, но оно театральное. Впрочем, это тоже гуманитарий, но они наверняка тут с литературным образованием.

Я чувствовала себя здесь не у места, и боялась, что, если замолчу, они меня раскритикуют в пух и прах.

– Девушка, стойте, – воскликнул Матвей Николаевич, один из присутствующих, – куда вы так разогнались? А в вас есть потенциал, хотя, ошибок в стихостроении предостаточно. Такая молодая, а в душе ещё что-то осталось. Сейчас молодые в основном чёрствые.

– Правда? – расцвела я.

– Давайте, посмотрим, – он потянулся к моим распечаткам, – запомните, Эвива, три основных правила стихосложения. Первое, ударения. Ударения во всех словах должны быть на один и тот же слог, либо на первый, либо на второй, и так далее. С короткими словами легче, но они нежелательны. Правило второе, слога. Должно быть одинаковое количество

слогов, допускается на один больше, на один меньше, и,

наконец, рифмы. Глагольные рифмы!

– А чем плохи такие рифмы? – удивилась я.

– Это самая банальная рифма, какая только существует, и она утяжеляет стихотворение. Вслушайся в современную эстраду, там одни глагольные рифмы, причём одни у других сдирают.

– Действительно, – протянула я.

– Лучшие рифмы – существительные, существительные с глаголом. Они наиболее сложные, и самые красивые, на слух лучше воспринимаются.

– Подождите, – воскликнула я, – но ведь у классиков есть глагольные рифмы.

– Но глагольная рифма, если уж её допускаешь, нужно обставить её красиво, изящно.

Вообщем, мне многое объяснили, стали читать другие, я слушала, и раздался звон моего мобильного.

– Привет, как там твои трупы? – раздался голос Зойки на всё помещение, и я, поймав на себе изумлённые взгляды, выскочила в коридор.

– Ты спятила? Чего ты так орёшь?

– Я не ору, – рявкнула Зойка, – ор тут поднял Димка, причём на трёх языках. Я таких афоризмов на испанском ещё не слышала, просто уши завяли. Хорошо, что ещё на испанском, мне потом Эрнальдо на пальцах объяснил, что он подразумевал. Полиглот хренов! Лингвист долбанный! И всё по твоей милости! Меня обматерили в стиле латино, а я должна встревать меж двух огней! Слушайте, братцы, разберитесь вы, наконец, между собой! Макса рожками украсили, и теперь грызётесь!

– Он первый начал! – скрипнула я зубами.

– Что он первый начал, укладывать тебя на столе в продольно-поперечном направлении? – хмыкнула Зойка.

– Причём тут стол? – я стала злиться на подругу.

– Извини, был ещё его джип, и твой джип, лифты, туалеты...

– Замолчи! – заорала я во весь голос, – я уже взрослая, и имею право на личную жизнь! С кем хочу, с тем и кувыркаюсь! Будь то лифты, джипы, или туалеты!

– Делай, что считаешь нужным, только помирись с Димкой! – рявкнула Зойка, – пока он около тебя крутился, всё было нормально. Во что ты влезла?

– Я ловлю маньяка, серийного убийцу, – честно сказала я.

– Это шутка такая? – осторожно спросила Зойка.

– Не шучу я. Неужели не слышала? Уже двадцать семь трупов! При чём последний в моём особняке. Капец!

– Обалдеть! – протянула Зойка, – слушай, а что с работой? Мне тут и Генрих звонил, спрашивал, не в Мадриде ли ты прячешься. Что происходит?

– Зойка, извини, я не могу сейчас говорить, – сказала я, – я перезвоню, и всё расскажу, у меня есть, что тебе поведать.

– Давай, – обрадовалась моя подружка, – только погоди секундочку. Генрих только что звонил, спросил, не у меня ли ты, и получил ответ, что я между Москвой и Парижем. И он, прощаясь, сказал, что знает, где ты в это время можешь находиться, что сам же тебя туда и направил.

– Понятно, – сквозь зубы сказала я, – хорошо, что предупредила.

Я перезвоню, – вошла обратно в кабинет, и выглянула в окошко. Очень вовремя я это сделала, потому что как раз в этот момент Генрих вылезал из своего новенького « Ягуара ».

В испуге я заметалась, и, ничего не объясняя, открыла дверцу шкафа, и забралась в него.

– Пожалуйста, если сейчас сюда зайдёт черноволосый мужчина, и спросит про меня, то я уже ушла. Умоляю, – и захлопнула дверцу.

– Здравствуйте, – услышала я через мгновение голос Генриха, – скажите, а Эвива Миленич сюда приходила?

– Она только что ушла, – ответила Евдокия Андреевна, – вы опоздали. Сказала, что спешит, и убежала.

– Чертобесие! – протянул Генрих, и раздался звук его мобильного, – пап, я её упустил. Чёртова девка! Одно радует, она в Москве, не усвистела за границу, – дверь хлопнула, и его голос стал удаляться.

– Выбирайтесь, – Матвей Николаевич раскрыл дверцу шкафа, – а кто это был? Ваш друг сердца?

– Мой начальник, – буркнула я, выглядывая в окно, и наблюдая за тем, как Генрих садится в машину, – выгнал меня с работы, а теперь бегает. Найти меня возжаждал.

– Очень интересно, – заинтересовалась Евдокия Андреевна, и потребовала подробностей.

– А вы не пробовали всё на диктофон записать? – спросил

вдруг Матвей Николаевич.

– Диктофон? – опешила я.

– Разговор с этой женщиной записать, чтобы потом ей удар нанести.

– Точно, – пробормотала я, – это же просто, и гениально.

– Не расстраивайтесь, – улыбнулся Матвей Николаевич, – вот увидите, всё образуется. Отошлите ему запись.

Идею я восприняла, села в машину, выяснила, где сейчас находится Татьяна, а она оказалась в том журнале, который мне репутацию подпортил, и поехала туда.

Затормозила около редакции, заперла машину, и подошла к охраннику, стоявшему у входа.

– Можно мне увидеть Татьяну Митросян? – вежливо спросила я.

– Подождите минуточку, – он повернулся, а я увидела Таньку, выходящую нам на встречу.

– А ты что здесь делаешь? – резко спросила она.

– Лишь хочу тебя предупредить, чтобы ты особо не радовалась, что я от тебя рожки да ножки оставлю, – сладким голосом проговорила я.

– Правда? – хихикнула Танька, – дурища же ты! Я тебя всего лишила, карьеры, возможности самореализоваться. Ты чего пришла? Попугать меня решила? Думаешь, что я признаю во всеуслышанье, что я тебя оболгала? Я наврала, что ты деньги издательства растрачиваешь, впрочем, вся статья – враньё. Только кто в это поверит? Люди верят печатному слову, а на тебя теперь половина мужского населения Москвы любуется.

– Это ты дурища, – засмеялась я, потихоньку выключив телефон в кармане, – я объявляю тебе войну, и уже привлекла одного влиятельного человека. А человек этот настолько влиятелен, что лучше тебе собирать манатки, и пятки маслом мазать, – я развернулась на каблуках, и вылетела на улицу.

Села в машину, и включила запись. Отлично, теперь Генрих поймёт, как ошибся, увольняя меня.

Потом встряхнулась, и решила заняться Эллой. Элла Гольдштейн. Сочетание имени и фамилии говорит о еврейских корнях, попробую навести о ней справки. И я набрала Ивана Николаевича.

– Узнайте что-нибудь об Элле Гольдштейн, она была невестой

вашего друга, – сказала я, – он её бросил за день до свадьбы,

женившись на Юлии Дмитриевне.

– Сейчас посмотрю, – сказал он, и явно хотел отключиться, но я его остановила.

– Иван Николаевич, подождите. Можно, я Марата подключу? Он гениальный математик, и в два счёта поможет мне найти нужное.

– Он хакер, – буркнул Иван Николаевич, – ладно, подключай.

– Отлично, – обрадовалась я, и позвонила Марату.

– Маратка, привет, – весело воскликнула я, – помоги!

– Что случилось? Опять расследование?

– Опять, – согласилась я, – нужна информация на Эллу Гольдштейн. Еврейка, судя по фамилии.

– Сейчас посмотрю, – задумчиво сказал Марат, – нашёл, Элла Измаиловна Гольдштейн, философ по образованию, подожди, но она исчезла.

– А найти её следы представляется возможным? – спросила я.

– Базы надо позвламывать, а там посмотрим. Вероятнее всего, она сменила имя и фамилию. Если сменила официально, где-то информация должна остаться, а если просто купила « левый » паспорт, то тут я бессилен, впору в розыск объявлять.

– А уж если и внешность изменила, то вообще без шансов, – вздохнула я, – попробуй узнать.

– Уже вскрыл, – доложил Марат, – родители, Измаил Наумович Гольдштейн, и Суворова Маргарита Викторовна. Отец учёный, профессор филологических наук, а мать врач. Стоматолог.

– А где они сейчас? – допытывалась я.

– Измаил Наумович умер несколько лет назад, а вот Маргарита Викторовна работает в массажном салоне. В Интернете о ней хорошие отзывы, вот, девушка пишет, что Маргарита Викторовна буквально поставила её на ноги. У девушки были какие-то проблемы с позвоночником.

– Дай адрес салона.

– Записывай, – я вытащила из сумки блокнот, ручку, и записала адрес.

– Спасибо, давай, – я бросила телефон в сумку, повернула ключ в зажигании, и вдавила каблуком педаль.

Сейчас поговорю с Маргаритой Викторовной, размышляла я, ловко лавируя по трассе. Въехала на место парковки возле салона, заперла машину, и вошла в здание.

– Здравствуйте, – сказала девушка на ресепшен, – вы к кому?

– Могу я увидеть Суворову Маргариту Викторовну? – вежливо спросила я.

– У Маргариты Викторовны сейчас клиент, подождите немного. А вы записаны?

– Я не на приём, – я вынула удостоверение.

– Ой! – вскрикнула девушка, – вы присядьте, через десять минут Маргарита Викторовна освободится. Хотите кофейку?

– Спасибо, но я не люблю растворимый кофе из автомата, – улыбнулась я, и уселась на диванчик.

– Тогда угощайтесь печеньем, – кивнула она на вазочку, прикрытую салфеткой.

Под салфеткой я нашла крекеры и курабье, и облизнулась. Крекеры я не люблю, а вот курабье – самое милое дело. Но эти были далеки от тех, какие печёт Анфиса Сергеевна, но всё равно вкусно.

Я съела парочку, и посмотрела на часы. Десять минут прошло, и в этот момент хлопнула дверь.

– Приходите ещё, – услышала я пожилой голос, – думаю, скоро вы забудете о проблеме.

Из кабинета вышел высокий мужчина, опираясь на трость, и прошествовал к двери, а пожилая женщина устремила свой взор на меня.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – я встала с диванчика, – меня зовут Эвива Миленич, – и я показала удостоверение, – Маргарита Викторовна, скажите, где ваша дочь? Куда она пропала?

– При чём тут моя дочь? – сердито вскричала женщина.

Я удивлённо вздёрнула брови, а Маргарита Викторовна опомнилась.

– Простите, – сказала она, – Юля, никого не пускай. Проходите, – она указала на стул, и я уселась, – зачем вам моя дочь?

– Вы знаете Якова Михайловича? Впрочем, что я спрашиваю, конечно, вы его знаете, бывшего жениха вашей дочери. Дело в том, что его посадили, и он сам себя топит. Я не могу понять мотивов такого поведения, и копаюсь в его прошлом.

– Но почему именно ФСБ этим заинтересовалось? – тихо спросила Маргарита Викторовна, – такая высокая структура.

– Потому что друг Якова Михайловича, подполковник ФСБ. Он мой свёкр, и он подключил меня, частника, к расследованию.

– Так вы частник?

– Но имею все полномочия, генералом ФСБ отправлена расследовать это преступление. У меня почти не бывает промашек, и потому было решено, чтобы я нашла убийцу Голубевой. Мне важна любая деталь. На данном этапе я подозреваю Юлию Дмитриевну, и история с вашей дочерью меня заинтересовала. Куда подевалась Элла? Алла её искала, сестра Якова Михайловича.

– Зачем? – сухо спросила Маргарита Викторовна.

– Зачем искала? – удивилась я, – они же были подругами.

– Эллочка уехала, – сказала пожилая женщина, – ей предложили преподавать в одном институте в Америке, и она улетела.

– Давно?

– Почти сразу, как Яков её бросил.

– А почему он её бросил, вы не знаете?

– Эллочка очень переживала из-за этого, – медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, говорила Маргарита Викторовна, – она говорила, что сама не понимает, почему он так поступил. Она его очень любила, а потом смирилась, уехала, и за границей вышла замуж.

– Значит, пустышка, – вздохнула я, – пожалуй, я пойду. Всего вам хорошего.

– Я вас провожу, – она встала с места, – кстати, девушка, вас ничего не беспокоит?

– А что меня должно беспокоить? – удивилась я.

– Просто вы носите очень высокие каблуки, и из-за этого часто происходит искривление стопы. Вы бы поаккуратнее со шпильками, это может к деформации привести.

– Я не могу без каблуков, привычка, – вздохнула я, перекидывая сумочку через плечо, – а что касается деформации, то, я хожу на массаж.

– Это правильно, – кивнула Маргарита Викторовна, – пойдёмте, я ничем вам помочь не могу в вашем расследовании. Но, на всякий случай посоветую: купите массажёр с шипчиками, и суньте его в домашнюю обувь. После таких каблуков ступня стамеет.

Она проводила меня до рецепшен, попрощалась, и выпроводила из салона.

Я даже отреагировать не успела, как оказалась на улице, в

эпицентре непогоды. Подняла воротник песцовой шубки, и пошла к машине. Юркнула в авто, и стала размышлять, что делать дальше.

Элла к этому никаким боком не причастна, можно сразу откидывать девушку, она уехала в Америку.

А что представляла собой Анастасия Голубева? Может, произошла нелепая случайность?

Скажем так, Юлия Дмитриевна как-то узнала, что супруг ей изменяет, обозлилась, и закатила ему скандал. В порыве ярости крикнула, что убьет соперницу, и, возможно, даже не подозревала, что та беременная. Она сама в положении, а тут ещё и муж фортели выкидывает.

Она просто бесилась от бессильной злости, а Яков Михайлович увидел тело Анастасии, и понял, вернее, подумал, что это совершила Юлия Дмитриевна.

Ну, тогда вообще непонятно, с какого бока подходить к проблеме.

Ладно, сначала съезжу домой к Анастасии, разведаю, что там, и как, а потому буду думать.

Я повернула ключ в зажигании, и тронулась по месту прописки Анастасии.

Дверь мне открыла рыжеволосая девушка, до невозможности похожая на Анастасию, и оглядела с ног до головы.

– Вы к кому? – в её взгляде читалось удивление.

– Мне нужна Серафима Степановна Голубева, – вежливо сказала я.

– Извините, но мама сейчас не в том состоянии, чтобы с кем-либо разговаривать, – сказала девушка, – у нас горе.

– Вы сестра Анастасии Голубевой? – спросила я.

– Верно, Анжелика.

– Можно войти?

– Зачем? – Анжелика вела себя настороженно.

– Мне надо с вами поговорить, – я показала удостоверение.

– Как же вы нам надоели! – облокотилась Анжелика о косяк, – выпили кварту крови, и всё равно вам мало. Чего опять надо?

Убийцу посадили, и слава всевышнему.

– Ликочка, ты с кем там говоришь? – раздался голос, и в коридор вышла миловидная женщина со светлыми, крашеными волосами, – здравствуйте. Вы по какому вопросу?

– Они опять решили нам нервы потрепать, – вздохнула Анжелика, – по поводу Насти.

Едва она это сказала, глаза женщины налились слезами, и она горько сказала:

– Господи! Да что у вас опять? Убийцу посадили, он на зоне. Что вы опять хотите?

– Извините, что вторгаюсь, но это очень важно, – робко сказала я, – пожалуйста, давайте поговорим.

– Вы русские слова понимаете? – Анжелика зверем на меня посмотрела.

– Понимаю, – и я ткнула ей в нос удостоверением, – а вы читать умеете?

– Федеральная служба! – ахнула Серафима Степановна, и схватилась за сердце. И как разглядела?!

– Вы о людях вообще думаете? – заорала Анжелика, подхватила мать под руку, и повела в комнату, а я заперла дверь, и пошла за ними.

– Ликочка, дай мне корвалола, – слабо проговорила Серафима Степановна.

– Сейчас, мамуль, сейчас, – Анжелика протянула ей таблетки, и подала стакан воды, а потом повернулась ко мне, – слушайте сюда! Убирайтесь вон из квартиры! Думаете, я совсем слепая? Кто вас прислал? Я по образованию эксперт по ювелирным изделиям, работаю продавцом в ювелирном магазине, и прекрасно вижу, сколько стоят драгоценности, которые у вас в ушах и на пальцах. Вы не сотрудник правоохранительных органов!

– Верно, – кивнула я, – и давайте на чистоту. Меня зовут Эвива Миленич, и я частный сыщик. Мой супруг капитан, работает в МВД, а свёкр подполковник в ФСБ. Правда, зарабатываю я тем, что занимаюсь бизнесом, а в свободное время влипаю в истории с преступлениями, и расследую их. Я уже довела до икоты почти все правоохранительные структуры Москвы, и они не знают, что делать с моим бешеным темпераментом. И начальник моего свёкра, чтобы я была под контролем, предоставил мне расследование. Дело в том, что человек, который осуждён за убийство Анастасии, друг юности моего свёкра, и он думает, что он невиноват.

– А кто тогда виноват? – подняла на меня глаза Серафима

Степановна, – кто будет отвечать за Настеньку? По-моему, вы просто хотите знакомого из тюрьмы вытащить!

– И ещё сюда припёрлась! – скрипнула зубами Анжелика.

– Не надо судить обо мне предвзято, – процедила я, – я хочу лишь справедливости, и я её восстановлю. Убийца Анастасии будет сидеть в тюрьме, я вам обещаю, у меня проколов не бывало. Понимаете, Яков Михайлович следователь, а его жена та ещё стерва, и мне кажется, что она способна на убийство. И его сестра говорит, что он ради неё голову в пасть тигру положит, и она почти уверена, что он сел за неё.

– Как это возможно? – вздохнула Серафима Степановна, – как можно подобное сделать?

– Можно, – кивнула я, – легко. Отпечатков на орудие преступления наставить, и дело в шляпе. Пожалуйста, помогите. Расскажите мне о Настиных врагах, я отрабатываю все версии, и что её связывало с Яковом Михайловичем.

– Преступник – ваш Яков Михайлович, – ледяным тоном сказала Анжелика, – аферист. Настя в тюрьму его запихнуть хотела, а он от неё избавился.

– Подождите, подождите, – вскричала я, – у них же были отношения! Настя от него ребёнка ждала.

– Моя дочь была беременна? – посерела Серафима Степановна, а Анжелику перекосило, и я поняла, что дала маху.

Судя по всему, она и не подозревала, что станет бабушкой.

– Настя была беременна, – простонала бедная женщина, охнула, и опять схватилась за сердце.

– Вот вас кто за язык тянул? – вскричала Анжелика.

– Простите, я думала, что вы в курсе, – пробормотала я.

– Я в курсе, – рявкнула Анжелика, – а маме Настя ещё не сообщала, не успела. Господи! Кто ж такую чушь-то сказал? Этот Яков Михайлович старик. Настя и её любимый, Андрей Маковский, собирались пожениться. Они уже давно вместе, с института, а, когда Настя забеременела, они решили подать заявление. А, что касается вашего Якова Михайловича, то он стопроцентный преступник.

– Поясните, – потребовала я.

Анжелика дала матери ещё корвалола, сердечных таблеток, села на диван, а я на стул напротив, закинула ногу на ногу, и стала слушать.

Настя с детства была девочкой честной и справедливой, правда, несколько эксцентричной. Она всегда и во всём хотела добиваться успеха, и вечно устраивала всякие протесты, что было несколько не по времени.

Серафима Степановна постоянно сердилась, пыталась образумить старшую дочку, но Настя была упрямая, упорная, и в выпускном классе заявила, что хочет стать журналистом.

Серафима Степановна очень расстроилась, попыталась образумить дочь, объяснить ей, что профессия журналиста опасна. Но Настя была тверда в своём решении, и даже заявила, что собирается стать не просто журналистом, а хочет заниматься криминалом. Не в смысле, встать на скользкую дорожку, а самой разоблачать преступников, и писать на эту тему статьи. Вообщем, работать в этом направлении.

Этим она мать добила, и, пока та приходила в себя, поступила в университет. Настя была умной девушкой, университет окончила с отличием, красный диплом, потом аспирантура, и кандидатская.

Настя подавала надежды, как высококваликафицированный журналист, какое-то время работала внештатником в разных газетах, а потом её взяли на постоянное место в криминальный журнал.

Анжелика первая выскочила из семейного гнезда, влюбилась, родила сначала сына Кирилла, потом Костю, и счастлива с мужем. Настя же пребывала в состоянии неопределённости, крутила роман с Андреем. С ним она познакомилась, когда только поступила в университет. Андрей учился на пятом, он занимался с Настей, подтягивал её. А Настя частенько приходила к сестре, и рассказывала, как складываются её отношения с Маковским. И однажды сказала, что они собираются пожениться.

– Она была так счастлива, – протянула Анжелика, заметно сбавив тон, – она мне сказала, что в положении, но, перед тем, как уйти в декрет, она разоблачит одного преступника.

Анжелика очень испугалась. У неё сердце ёкнуло, и она стала отговаривать сестру от необдуманного поступка.

– А если он тебе что-нибудь сделает? – говорила Анжелика, – о малыше подумай.

– Ничего он мне не сделает, – упрямо сказала Настя.

– Дурища! – рассердилась Анжелика, – он может, если не убить, то покалечить.

– Слушай, я тебе сейчас всё расскажу, ты только не ругайся. Это афёра, при чём международного масштаба.

И Настя начала.

Она постоянно охотилась за сенсациями, хотела быть всегда первой, и однажды, просматривая криминальные сводки в Интернете, нашла кое-что интересное.

Это началось тридцать лет назад. Доллары тогда были под запретом, за хранение настоящих можно было так огрести, что мало не показалось бы, и вдруг, на рынке появились фальшивки. При чём не только доллары, но и рубли, и милиция взялась за дело.

И довольно скоро они поймали фальшивомонетчика. Им был молодой парнишка, только-только окончивший художественное училище, но он был гениален, и потрясающе рисовал.

Его фальшивки были настолько искусными, что их не сразу распознавали. Но дело кончилось тем, что парня арестовали, осудили, расстреляли, однако, на этом история с фальшивыми деньги не закончилась.

Прошло лет десять, казалось, всё поросло быльём, но не тут-то было! На рынке опять появились купюры, и вот с тех пор началась отчаянная борьба властей с преступниками.

Устраивали облавы, ловили, сумели схватить несколько человек, но это были в основном мелкие рыбёшки, а главарь оказался просто неуловимым. По сей день фальшивки регулярно поступают, и следователи руками разводят, кто же этот хитрец.

Столько лет держаться на плаву может только своего рода гений, умелый манипулятор и махинатор.

Милиция ломала головы, а Настя решила выяснить, кто же этот преступник. У неё были связи в высших кругах, и она стала следить за происходящим. Фальшивки всплывают по сей день, но очень аккуратно, милиция даже не может определить, где их готовят. Если первоначально они были нарисованные, то теперь каждую купюру тщательно просматривают, просвечивают, и на первый взгляд купюры настоящие.

Какое надо иметь оборудование, чтобы сделать такие гениальные фальшивки!

И Настя взяла след. Она выяснила, что фальшивки приносит в банк один и тот же человек, женщина.

Она останавливается позади банка, одевает серую, неприметную одежду, меняет купюры, и уезжает. Настя, в силу профессии имевшая необходимые знакомства, тут же узнала, кому принадлежит машина.

А именно, Дьякову Якову Михайловичу, следователю, всю жизнь проработавшему в прокуратуре, и стала наблюдать за ним. Настя была уверена почти на сто процентов, что он руководит процессом, пока случайно не узнала, что там ещё замешана женщина.

Она видела её один раз, яркая, рыжеволосая, всегда в красном, на каблуках, и кличка её – Юдифь.

– Странная кличка, – вздохнула Анжелика, посмотрев на бледную Серафиму Степановну.

– Ничего не странная, – задумчиво протянула я, – и, я, кажется, знаю, кто скрывается под этой кличкой.

– Знаете? – опешила Анжелика.

– Предполагаю, – пробормотала я, – спасибо за информацию, пожалуй, я пойду, – и в лифте вынула телефон, – Иван Николаевич, у меня сдвиг имеется.

– В голове? – хохотнул свёкр, – я в курсе.

– Не смешно, – буркнула я, – я сейчас к Григорию Матвеевичу заскочу, переговорю с ним, и привезу свежие новости, – отключилась, и набрала номер Маргариты Викторовны, – вы меня помните? Это Эвива.

– Конечно, помню. Что-то случилось?

– Скажите, а в каком институте работает ваша дочь?

– Э... в Принстоне, – ответила Маргарита Викторовна.

– Повезло, – пробормотала я, – спасибо, до свидания.

– До свидания, – я отключилась, и задумалась.

Принстон! Он на таком же уровне, как и Гарвард, Йель, парижская Сорбонна, английский Кембридж с Оксфордом, и наш МГУ имени Ломоносова. А Элла выпускница МГУ филфака, и оказалась в Принстонском университете! Здорово!

Но что-то мне мешало. Не вязалась девушка с этим университетом, хотя, может, у неё есть связи в Америке?

Помнится, когда только-только приоткрылся железный занавес, все евреи, чудом выжившие в СССР, рванули со скоростью

света в США. Возможно, у неё там какие-то родственники, или знакомые, вот и помогли. Но с другой стороны...

С другой стороны, я никак не могла избавиться от странного ощущения, что что-то не так.

– Иван Николаевич, – опять набрала я свёкра, – узнайте всё об Элле Измаиловне Гольдштейн, выпускнице МГУ филологического. По словам её матери, Маргариты Викторовны, она преподаёт в Принстоне.

– Где она преподаёт? – опешил Иван Николаевич.

– В Принстонском университете, это в Штатах.

– Да знаю я, где это находится, – буркнул Иван Николаевич, – не просто это будет. Ладно, попробую договориться, – и он отключился, а я затормозила около роспечати, приобрела бумажный пакет, и засунула в него диск с записью.

А потом остановила мальчишку, и помахала перед ним сторублёвой купюрой.

– Хочешь?

– А что надо?

– Отнеси это в издательство, – протянула я пакет, – скажи, для

Пражского Генриха Вениаминовича, генерального директора.

– Без проблем, – парнишка схватил пакет, купюру, и исчез за зеркальными дверьми издательства, а я села в машину, и поехала в МВД.

– Здравствуйте, Григорий Матвеевич, – поприветствовала я генерала.

– Здравствуй, Эвива. Ещё не нашла убийцу?

– Ещё не нашла, – села за стол, и сцепила руки замочком, – Григорий Матвеевич, помните, вы мне говорили, что вы с Яковом Михайловичем провернули что-то с фальшивыми купюрами? Вы можете ещё раз это рассказать?

– Зачем? – он заметно напрягся.

– Это очень важно, – вздохнула я, – пожалуйста, давайте начнём сначала. Откуда взялись деньги?

– Один парнишка нарисовал, захотел лёгкой наживы, но быстро попался. Бедняга попал под расстрел, а деньги мы изъяли. Мы должны были их уничтожить, вернее, парнишка сам стал в спешке уничтожать купюры, но мы успели их отобрать. Часть пошла в качестве улик на суде, а большую Яков предложил толкнуть на рынке. Я, было, согласился, это немалые деньги,

но потом очухался. Парня того к расстрелу приговорили, и я просто понял, что в итоге могу попасться, что жизнь пойдёт под откос. Не смог я ступить кривую дорожку.

– А Яков Михайлович, видимо, смог ступить, – протянула я, открыла сумочку, и вынула сигареты.

Вытянула из пачки сигаретку, щёлкнула зажигалкой, и выпустила несколько колечек дыма, а генерал в это время растерянно на меня смотрел.

– О чём ты говоришь?

– Я говорю о том, что он запустил эти деньги. Они попали на рынок! И он до сих пор этим занимается, только купюры изготавливаются на таком оборудовании, что не подкопаешься.

– Подожди, подожди, – замахал руками Григорий Матвеевич, – такого просто не может быть! Яков не мог! Он сжёг купюры!

– Вы в этом уверены? Лично видели? – прищурилась я.

– Лично не видел, – мотнул головой Григорий Матвеевич, – но он их действительно сжёг, я отдал их ему, и он увёз деньги на дачу.

– Перестаньте, – махнула я рукой, – я многое выяснила, и, боюсь, что ваш друг – преступник. Анастасия Голубева не была его любовницей, она была журналисткой, работающей на криминальные глянцы. За несколько дней до убийства она рассказала сестре, что Яков Михайлович – фальшивомонетчик, что она хочет перед декретом его разоблачить. Понимаете? Она роет под него, и тут же лишается жизни. Что это значит?

– Я в это категорически не верю, – схватился за голову Григорий Матвеевич, – ладно, я допущу на минуту факт, что он мог оказаться аферистом, мошенником. Но не убийцей! Он мой друг! Мы знаем друг друга с детства! Мы с Яковом, и Иван Николаевич, мы были неразлучниками, я даже твоего мужа по протекции сюда определил.

– Вам трудно поверить, – вздохнула я, закидывая ногу на ногу, и ссыпая пепел, – но, давайте рассуждать...

– Давай порассуждаем, – кивнул он, – факты имеются, но, верить в подобное у меня нет ни малейшего желания. Давай, попытаемся найти объяснение. Может, Якова подставляют?

– Кому это надо? – тут же спросила я, – у него были враги?

– Возможно, учитывая тот факт, что он немало народу за решётку отправил.

– Думаете, это его бывшие « клиенты » постарались?

– Или их родственники.

– Вы хоть представляете, какой это балласт? – грустно сказала я, – уйма народу.

– Представляю, – ухмыльнулся генерал, – что, тоже стала идти по линии наименьшего сопротивления?

– Не дождётесь! – фыркнула я, – я вот возьму, и поеду к Якову Михайловичу, попытаюсь опять поговорить. Он что-то знает, и молчит, не желает сотрудничать.

– Это мы уже давно поняли.

– Между прочим, вы оба виноваты!

– А я-то причём? – ошалел Григорий Матвеевич, – я ничего не делал!

– Вот именно! – вздохнула я, – а должны были надавить на друга.

– Знаешь, а у меня идея. Яков меня всё равно не сдаст, а ты поговори с Антоном Антоновичем, пусть перевезут Дьякова в Москву. Тут нам будет легче ему встать на горло, и против меня он ничего не скажет. Это не я его вызвал, ФСБ сработало. И волки сыты, и овцы целы.

– Допустим, пословица не совсем к месту, но с точки зрения – найти оптимальный вариант, в яблочко. Но что-то тут не так. Я почти уверена, что он боится за жену. Где была найдена Анастасия?

– Так говорил же, в багажнике.

– Где была убита, я имею в виду.

– Неизвестно.

– А это как? – опешила я, – а вы не вычислили, где он её убил?

– Не вычислили, – стушевался генерал, и я не сдержала смешка.

– Да пойми ты, не хотел он, чтобы всё вылезло. Его задержали с трупом в багажнике, гаишники остановили, доставили в районное отделение. А он, пока суд да дело, позвонил мне на мобильный. Вкратце изложил ситуацию, а я, в свою очередь, позвонил районным следователям. Он просто сказал, хочу на зону, не надо копаться, просто отправь дело в суд. Максим, твой супруг, тут же хай поднял, но я поставил его на место. С другой стороны, он ведь, как лучше, хотел, но, тем не менее, не мог поступить по-другому. Не знаю я, где её убили.

– Замечательно, – саркастически протянула я.

– Ладно, ладно, успокойся.

– Легко сказать. Придётся восстанавливать весь её последний день, чтобы понять, где её убили. И, кто её убил, – и я набрала номер Серафимы Степановны.