Текст книги "Блондинка на выданье (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Кажется, я начинаю понимать, – Алла скрипнула зубами, взлетела вверх по лестнице, и ворвалась в квартиру.

Без лишних слов она подлетела к Юлии, и вцепилась ей в волосы. Та заорала, Яков Михайлович бросился оттаскивать

сестру от супруги.

– Что она тебе наговорила? – заорала Алла, обращаясь к брату, -

Элла ничего предрассудительного не совершала! Она просто не могла! Она тебя любит! Это эта тебе мозги запудрила! – рванула она в сторону Юлии.

– Ты спятила? – рявкнул брат, – остынь! Я не желаю больше иметь дела с Эллой, она подлая и двуличная. Довольно! – он взял Юлию за руку, и увёл в комнату.

Взбешённая, Алла ещё долго не могла прийти в себя, а на следующий день брат заявил, что переезжает с супругой на квартиру, купленную ей родителями, и тут же съехали.

Никто даже опомнится не успел, так стремительно всё произошло, и, спустя год, на свет появилась Вероничка, а потом и Алиса.

Яков Михайлович и Юлия Дмитриевна регулярно приезжали к родителям, привозили детей, а те нарадоваться не могли, глядя на внучек, а Алла смотрела на жену брата хмуро.

Юлия ей не нравилась, слишком уж она резкая, слишком умная, всех и вся поучала, и этого « слишком » было излишне много.

Но Алла была обижена за подругу, и недолюбливала Юлию. Она потом пыталась дозвониться до Эллочки, но та не отвечала, стационарный тоже молчал, а, когда ответил, на том конце провода оказались совершенно посторонние люди.

Оказалось, что Гольдштейны съехали, продали квартиру, и исчезли в неизвестном направлении.

Алла попыталась их поискать, не какие-нибудь Ивановы или

Петровы, фамилия приметная, но потерпела неудачу. Они, как сквозь землю провалились, и Алла поняла, что они просто, по каким-то причинам, сменили фамилию, чтобы в глаза не бросаться. Или, чтобы их не нашли.

Алла оставила попытки найти подругу, но стала следить за Юлией. Та вела себя нормально, ездила на работу в Академию, писала картины, организовывала художественные выставки, занималась детьми.

Вроде бы, всё нормально, но Алла чувствовала, что что-то не так, что надо продолжать следить, и не ошиблась. Однажды, когда Юлия Дмитриевна возвращалась с работы, она заехала в бар, видимо, не подозревала, что за ней следят, и не боялась.

Алла пошла за ней, и увидела, как та встречается с неким мужчиной.

Юлия Дмитриевна села за столик, и тут же к ней подошёл высокий, неприятный мужчина. Они о чём-то долго говорили, потом Юлия Дмитриевна передала ему конверт, поцеловала, и быстро ушла. Через пять минут ушёл и мужчина, Алла выбежала было за ним, но он сел в такси, и испарился. Она лишь запомнила номер такси.

А потом всё отошло на задний план. Алла и думать забыла про Эллу, она познакомилась со своим будущим мужем. Роман развивался стремительно, и вскоре они сыграли свадьбу, Алла родила сына Алексея, и погрузилась в собственное счастье.

– Подождите, – остановила я её, – вы считаете, что Юлия Михайловна виновата в несчастьях вашего брата?

– А кто же ещё? Ради кого он мог взять это преступление? То, что он не убивал, я уверена на все сто процентов, я слишком хорошо знаю своего брата. Он не способен на убийство, и я понимаю, что всё очень ловко подстроено. Он следователь, знает нюансы, и взял вину на себя. Как это у вас называется?

Доказательная база? Улики?

– Точно, – вздохнула я, – он вполне мог это подстроить. Прийти, увидеть тело Анастасии, по каким-либо признакам понять, кто убийца, или застать убийцу на месте преступления, и наставить своих отпечатков. Правда, в деле много странностей, не стыкующихся с этой версией. Сказать по правде, Анастасия умерла от инсульта.

– И посадили моего брата? – вскрикнула Алла.

– Вы не совсем поняли, – сжала я пальцы, – её довели до инсульта. Кровоизлияние произошло вследствие болевого шока, от удара, от соприкосновения с кислотой. И всё это так странно.

– Вы думаете, что Юлия не причём?

– Она – моя первая подозреваемая, – покачала я головой, – но я думаю, что тут всё не так просто, как кажется. Спасибо за информацию, – я вынула из сумочки визитку, и протянула ей, – если ещё что-нибудь вспомните, позвоните.

– Хорошо, – кивнула она, и проводила меня до дверей.

Захлопнула за мной створку, и я села в лифт, усиленно размышляя.

Предположительно, Анастасии ввели лекарство. Но каким образом? Судмедэксперт не обнаружил ни малейших намёков

на уколы, в крови, соответственно, нет никаких препаратов.

Ничего!

Но, если её убили лекарством, то тогда нужно выяснить, каков был её последний день. Поминутно!

Я выскочила на улицу, поёжилась от холода, и от ветра со снегом, села в машину, и поехала домой. По дороге я набрала Максима.

– Слушаю, – и я изложила историю с маньяком.

– Когда это прекратится? – протянул Макс, – ладно, я сейчас приеду домой, и поедем на одной машине.

– Давай, – я бросила телефон на сиденье, и прибавила скорости. Домой я приехала первая, вбежала наверх, надела костюм ослепительного, алого цвета. С широкими штанинами, широким, чёрным ремнём, коротеньким жакетом с рукавом в три четверти, а под жакет чёрную водолазку.

Стянула волосы в хвост, повесила на шею кулон, вдела длинные серьги, и спустилась в гостиную.

– Обалдеть! – воскликнул Максим, вбегая в дом, – не многовато ли чести для маньяка?

– Мне в этой одежде уютно, – улыбнулась я, – пойдём.

– Я только чашку кофе выпью.

– Я с тобой, – воодушевилась я, и мы пошли на кухню.

Анфисы Сергеевны не было, она в это время купала Василинку, и из ванны слышался плеск воды и вопли Василинки.

Мы молча проглотили по чашке кофе, сели в машину, и поехали в театр.

Генерала, свёкра, и Евгения с Анной я заметила сразу, они топтались около театра, а неподалёку я увидела затрапезный микроавтобус. Понятно, Антон Антонович пригнал бригаду.

– А не многовато ли народу? – ехидно осведомился Евгений, – и затея эта мне не нравится, печёнкой чую, что-то не так пойдёт.

– Ишь, какой! – невольно восхитилась я, – раньше ты говорил, что интуиция – это полная фигня. Что это бабские заморочки.

– Ладно, успокойся, – он взял Анну за руку, и они первыми вошли в театр, а следом мы с Максом, и остальные.

– Эвива, вы уверены в том, что делаете? – спросил меня Антон Антонович.

– Почти, – вздохнула я, – я думаю, что он её повесит на декорациях прямо во время спектакля.

– Почему ты сразу не сказала? – подскочил Евгений, – и с чего тебе это в голову пришло?

– Он же вешает своих жертв, – улыбнулась я, – и последнюю он захочет как-то обставить. Дело ясное, если, судя по вашим расчетам, убийство должно произойти сегодня, то он её вздёрнет на искусственном плюще. Надо просто быть поближе к сцене в тот момент, когда она с Ромео начнёт объясняться.

– Сумасшедшая! – простонал Евгений, – только человеку с кривой резьбой может быть понятен ход мыслей маньяка.

– Заткнись! – рявкнул Максим, – думаешь, если Северского нет поблизости, то за неё и вступиться некому? Ошибаешься! Моя жена – умница!

– И красавица, – пробурчал Евгений, – просто краса несказанная, и кладезь ума в одном флаконе.

Максим рванул в его сторону, я и отреагировать не успела, и врезал Евгению. Тот свалился на пол, а Анна отступила назад.

– Слушай меня сюда, придурок! – заорал мой супруг, – ревнуй и влюбляйся, сколько хочешь, но близко не подходи! И не смей оскорблять! Понятно?

– А вы роковая женщина, – ухмыльнулся генерал, – впрочем, я бы тоже за вас подрался, если бы был помоложе.

– Доброе слово и кошке приятно, – улыбнулась я, и устремила свой взор на супруга, и поклонника, – хватит, братцы. Потом разберётесь, кто и кого ревнует, когда маньяка поймаем.

– Я с тобой ещё не договорил, – процедил Евгений, вставая с пола.

Макс бросил на него неприязненный взгляд, а я взяла супруга под руку, и мы пошли в зал.

– Сам виноват, – шепнула я ему, – видел, что женишься на популярной девушке.

– Видел, – процедил Максим, и с хмурым видом уселся в кресло.

Весь спектакль он зевал, и заснул бы сразу, если бы не чувство долга. Но, вот, настал момент, когда Ромео и Джульетта объясняются в любви с балкона.

И я вздрогнула, когда увидела странное мельтешение за декорациями, вскочила, и стала осторожно выбираться. Увидев, что я встала, Максим поспешил за мной, как, впрочем, и все остальные.

Я бегом бросилась за кулисы. Этот театр я хорошо знаю, некогда играла здесь Офелию, и помчалась по проходу.

Вот будка со спецэффектами, а вот и декорации. Из зала послышался вскрик, я подняла глаза наверх, и увидела, что Филимонова, игравшая Джульетту, прижата к фальшивой стене, глаза круглые, и дёргает руками. Чертобесие! Её сейчас придушат!

Я подскочила к будке, нажала на кнопку, и занавес стал закрываться.

– Подсади меня! Быстро! – толкнула я Максима, и с его помощью влезла шаткие декорации.

Всё подо мной было живое, качалось, и вибрировало, но я крепко вцепилась в верёвочную лестницу, и залезла повыше.

Маньяка я увидела сразу, какой-то хиляк, по сравнению со всеми моими остальными мужчинами, а на лице маска.

– Отпусти её немедленно! – рявкнула я на него, покачиваясь на декорациях, и злясь на себя за то, что надела сапожки на тонких шпильках, – довольно!

Он на секунду опешил, ослабил хватку, Филимонова рванула вперёд, а он потащил её на себя.

– Это всё для тебя! – воскликнул он, – ты достойна этой роли! Ты – моя Джульетта!

– Успокойся, – медленно произнесла я, – не убивай её, она ни в чём не виновата.

– Она на тебя похожа, а ты лучшая, – сказал он, а я вздрогнула, размышляя, откуда мне так знаком этот голос.

– Я всё понимаю, – я говорила ровным голосом, чтобы не взбесить его, – я оценила твой жест. Все остальные мои мужчины и в подмётки тебе не годятся, мой последний на пьесах засыпает.

– Я бы не заснул, – заверил меня маньяк.

– Конечно, ведь ты лучший. Оставь её, и подойди ко мне.

– Я должен закончить, – он рванул на себя удавку, раздался хруст, и доска под ним рухнула. Но он оказался ловчее, и в одно мгновение влез выше, и исчез в глубинах декораций.

Но меня сейчас не это волновало. Я хоть и терпеть не могу Филимонову, но она сейчас болталась в пяти метрах от сцены,

и была ещё жива, судя по тому, как она дёргалась.

Я схватила ближайший канат, и прыгнула в сторону актрисы.

– Максим, – заорала я, – нажми на вторую кнопку справа во втором ряду сверху.

Он бросился в будку, я в это время, повиснув на канате, ухватилась за очередную верёвку, но вместо западни с матами открылся занавес, и зрители заорали.

Мелькнуло ошеломлённое лицо Макарова, за кулисами забегали сотрудники театра, а я заорала:

– Я же чётко сказала: второй ряд сверху, вторая кнопка справа.

Макс послушался, и западня распахнулась, а я ловко перерезала верёвку, на которой висела Филимонова, и она полетела вниз. А я вслед за ней.

Филимонова тряслась, а я аккуратно разрезала на ней удавку, и она шумно вдохнула.

– Миленич! – прохрипела она, – ты откуда взялась?

– От верблюда, – огрызнулась я, – я тебе жизнь спасла, дурёха!

– Какого чёрта! – простонала она.

Через полчаса мы сидели в кабинете Артура Михайловича. Сам он ходил кругами, хлебал валерьянку, Филимонова потирала шею, и пила горячий чай. Я сидела с приложенным к бедру льдом, которое стукнула, когда падала, и курила сигарету, а наши сотрудники правоохранительных органов объясняли, что произошло.

– Но почему ты мне-то не сказала? – кинулся на меня Артур Михайлович, – развела за спиной!

– Тогда он бы ещё кого-нибудь придушил, а тут беспроигрышный вариант, – спокойно ответила я.

– Сумасшедшая! – простонала Филимонова, выплюнув свой чай, – сделала из меня подсадную утку!

– Я бы не дала ему тебя убить! – рявкнула я, потирая бедро, – а иначе мы бы его не остановили!

– Но ведь маньяк ещё на свободе, насколько я понял, – протянул Артур Михайлович.

– Ещё на свободе, – мрачно подтвердила я, – но, главное, мы сбили ему планы, это уже кое-что.

– Но почему ты мне не сказала? – вскричал Макаров.

– Чтобы вы спектакль отменили? – прищурилась я.

– Конечно, отменил бы! Продано столько билетов, а теперь

возвращаться деньги придётся, или переигрывать спектакль.

– Понятно, – скрипнула я зубами, – меркантильный вы человек! А как же маньяк? Он двадцать шесть человек задушил! Ольга чуть не стала двадцать седьмой! Он бы не остановился, пока не завершил начатое.

– Ты могла просто предупредить! – подскочила Филимонова, – я бы просто отсиделась!

– Идиотка! – припечатала я, – ты бы отсиделась, а он другую убил бы! Кретинка!

– Да сама ты кретинка! – заорала Ольга, – подумаешь, защитница сирых и убогих!

– Видит бог, я долго терпела, – втянула я в себя воздух, но Максим оказался проворнее, и схватил меня за руку.

– Викуля, спокойно!

– Милый, – сладким голоском проговорила я, – я всего лишь хочу дать этой сучке в нос, чтобы вправить маленько мозги.

– Психопатка! – Ольга вскрикнула, и одним прыжком спряталась за спину Макарова.

– Довольно! – рявкнул Артур Михайлович, – ваш маньяк убежал, давайте, ноги в руки, и за ним, а у нас завтра ещё спектакль. Оленька, ты сможешь завтра отыграть?

– Артур Михайлович, вы издеваетесь? – простонала Филимонова, – меня чуть не убили!

– Оленька, милая, спектакль срывается! Давай, давай, домой, выспись, и приходи. Не капризничай, а то придётся деньги возвращать.

– Да плевала я на ваши деньги! Мне ещё очухаться надо! – и она вылетела в коридор, а Артур Михайлович за ней.

– Поехали, – встала я с места, и мы тоже вышли в коридор, покинули театр, и расселись по машинам.

Я всю дорогу молчала, глядя, как летят снежинки, а Макс косился на меня.

– Не переживай, мы его поймаем, – нарушил он молчание.

– Знаешь, – вздохнула я, – а я его знаю, маньяка.

– В смысле? – опешил Максим, – ты его узнала?

– Голос узнала, – вздохнула я, – а вспомнить, чей это голос, никак не получается. Сам-то он был в маске.

– Значит, это точно кто-то из твоих знакомых, – констатировал Макс.

– Не могу вспомнить, – повторила я, – вертится где-то в мозгу, а вытащить занозу не получается.

– Успокойся, расслабься, и вспомнишь, – и я уставилась на мелькающие фонари.

Глаза налились тяжестью, спать хотелось невероятно, и я обязательно бы уснула, но мы въехали в посёлок.

Максим загнал машину в гараж, и мы вошли в тёмную гостиную, а вслед за нами подъехавший Иван Николаевич.

Я скинула верхнюю одежду, сапожки, включила свет в гостиной, повернулась... и заорала диким голосом.

Посредине гостиной, прямо над лестницей... висела девушка. То, что она была мертва, не было никаких сомнений. Руки свисали безвольно, а тело слегка покачивалось.

Максим и Иван Николаевич пулей бросились на мой крик, и оторопели, когда увидели девушку.

Сверху послышался топот, я вышла из ступора, и бросилась по ступенькам.

– Что случилось? – спросила первая Анфиса Сергеевна, а я перехватила бегущую Василинку.

– Вниз не спускаться! – ледяным тоном сказала я, и понесла Василису в комнату, добавив, – если не хотите сердечного приступа. Держите, – передала я дочку няне, Октябрине Михайловне, – и не выпускайте.

– Но почему? – удивилась пожилая женщина.

– Потому что внизу зрелище не из приятных, – сказала я, – никому не спускаться, я потом всё объясню, – и подбежала к перилам. Вынула из кармана перочинный ножик, аккуратно срезала верёвку, а мужчины уложили труп на пол.

Спускаясь, я вытащила телефон, и набрала номер Евгения.

– Этот подонок всё-таки убил девушку, – доложила я, – подвесил на перилах лестницы в моём особняке.

– Мы сейчас будем, – коротко ответил Евгений.

Иван Николаевич, в свою очередь, вызвал Антона Антоновича, а Макс Григория Матвеевича, и через час мой дом наводнила милиция.

За то время, пока ехала подмога, я принесла лимоны,

вытащила бутылку коньяка, и мы хлебнули для успокоения

нервов. Прибывшие взглянули на труп, велели судмедэкспертам заняться делом, а сами тоже приложились к бутылке.

Анна с интересом оглядывалась, чувствуется, она не ожидала, что увидит такой громадный дом. Глотнула коньячку, поморщилась, и мы стали выяснять, что это за девушка, и как маньяк её сюда пронёс.

Первым делом я вызвала охранников, и задала им вопрос на засыпку.

– Так он пиццу привёз, – спокойно ответил один из охранников, Андрей.

– Какую ещё пиццу? – стала звереть я, – зачем?

– Наверное, чтобы съесть, – ответил десантник.

– Вы издеваетесь? – вскричал я, – неизвестно кто пришёл, сказал, я принёс пиццу, и вы его пропустили?

– Не совсем, – покачал головой Андрей, – я позвонил в особняк, Мирослава Владиславовна сказала, чтобы я его пропустил, и я открыл ворота.

– Викуль, извини, пожалуйста, – подала голос Фрида, – мы заказали пиццу, очень захотелось.

– Магазинная пицца! – закатила я глаза, – с ума сойти! Вы, девочки, обалдели. Минуточку, а девушка?

– А девушка сюда пришли от агентства, – пояснил Андрей, – она показала документы, и я её пропустил.

– Точно, – протянула я, – я же решила нанять домработницу, и договорилась с агентством. Чертобесие! Наверное, парень с заказом валяется где-нибудь под кустом, рядом с воротами. Маньяк выжидал, а тут такая удача, если это можно назвать удачей, и в посёлок прошёл, и девушка пришла.

– Василиса, куда ты побежала? – раздалось сверху, и моя дочка в одно мгновение сбежала в гостиную, – тебе давно надо спать.

– Мамочка, а кто эти люди? – подбежала ко мне Василинка.

– Люди тут по делу, – я усадила дочь на колени, – Василиночка, солнышко, тебе пора в постель.

– Я хочу шоколадку.

– Слишком поздно для шоколадок, – воскликнула я.

– А ты ешь в постели шоколадки, – обиженно протянула Василинка.

– Марш в кровать, и не пререкайся, – я отдала её Октябрине Михайловне, но Василиса завопила.

– Хочу мороженого!

– Пошли, – повела её на кухню Октябрина Михайловна, – но

никакого мороженого, дам тебе шоколадку, и рахат-лукум. Будешь?

– Буду, – ответила Василинка, – и пастилу.

– Сластёна, – воскликнула пожилая женщина.

– Вы, там, не увлекайтесь, на ночь, глядя, – крикнула я им вслед, и посмотрела на часы, – ей уже давно пора в постели находиться, а не скакать по дому. И к чему мы пришли? – посмотрела я на следователей.

– Ни к чему, – уныло сказал Максим, – главное, что мы даже не представляем, где искать этого маньяка.

– Ладно, – встала я с места, и собрала пустые фужеры из-под коньяка, – завтра решим, что делать дальше. Может, этот придурок как-нибудь себя проявит, – и понесла посуду на кухню.

Мимо пронеслась Василинка, держа в руках пакет с французскими шоколадками, которые Анфиса Сергеевна плавит, когда печёт шоколадные коржи для торта, и помчалась наверх. Октябрина Михайловна едва за ней поспевала, а я сложила посуду в машину, и включила её.

– Куда бутылку выбросить? – раздался тихий голос Анны.

– Давайте, – я бросила бутылку в ведро, и стала убирать со стола рахат-лукум, и пастилу.

– У вас такая славная дочка, – вздохнула Анна, – а вы с Максимом Ивановичем, наверное, уже лет пять женаты.

– Отнюдь, – улыбнулась я, – около двух лет.

– Извините, – покраснела Анна, – просто девочка уже такая взрослая.

– Макс к ней не имеет никакого отношения, – пояснила я, – она у меня от первого брака, а наши с Максом мальчик и девочка, двойняшки, спят в колыбельках наверху. Им по годику.

– Наверное, это счастье, быть матерью, – вздохнула Анна, – знаете...

– Слушай, перестань мне на « вы » говорить! – возмутилась я, – что ты хотела сказать?

– Просто я всегда хотела иметь детей, но боялась ответственности, – протянула она, и я засмеялась.

– Глупая. Дети – это самое главное счастье в жизни, наше продолжение.

– А я всё равно боюсь, – сказала она, – что сделаю что-нибудь не так, что не смогу воспитать, что ребёнок меня слушаться не будет.

Я подошла к ней, и обняла за плечи.

– Ликёру хочешь?

– Я люблю ликёр, – кивнула она, и я достала из шкафчика бутылку « Лимончеллы ». Разлила тягучую жидкость по стаканам, достала коробку конфет, и мы уселись за столом.

– Это только сначала, кажется, что боишься, а потом понимаешь, что без этого жизнь была бы пустой, – начала я философский разговор, и через пять минут мы уже стали подружками.

– Скажи, а что у тебя с Женькой? – спросила она в какой-то момент.

– Как мне надоел этот вопрос, – вздохнула я, – ничего у меня с ним нет, и быть не может. Что вы все спрашиваете?

– Потому что ты красивая, и яркая. Мужики, наверное, к тебе липнут, а женщинам, конечно, это не нравится.

– Но очень быстро отваливают, когда понимают, что им тут ничего не светит, – хмыкнула я, и на кухню вошли Макс и Евгений.

– А что это вы тут делаете? – удивился мой супруг.

– Общаемся, – пояснила я, и подлила нам ликёра.

– И как они эту липкую гадость пьют? – хмыкнул Евгений.

– А как вы эту горькую гадость, именуемую водкой, пьёте? – в тон ему ответила я.

– Так мы её не рассасываем, залпом хлебаем, – пояснил прокурор, – а вы тянете, да ещё такую сладость конфетами зажёвываете, и пирожными. Анна Константиновна, по-моему, вам уже хватит, – сказал Евгений, – я вас отвезу, – он подхватил её под белы ручки, и они уехали.

– Слушай, а что здесь твориться? – спросил Максим, – опять на свой психологический конёк вскочила?

– Даже если и так? Что из того? Я уже не могу с людьми общаться?

– Можешь...

– Спасибо, что разрешил, – буркнула я, встала с места,

прихватила из ящика коробку шоколада, и пошла в спальню.

Плюхнулась на кровать, раскрыла ноутбук, и забралась на

сайты стихов. Там было полно всякого, оказывается, современники пишут прекрасные стихи, а вот моим чего-то не хватает. Сама не пойму, чего именно, но чего-то не хватало.

На блоге был адрес, где собираются литераторы, и я решила туда съездить, пообщаться с ними. Тем более, кажется, это тот самый адрес, который мне дал Генрих.

При мысли о Генрихе, у меня от обиды зубы свело. Скотина! Поверил глупостям! Он меня знает, как облупленную! Знает, что я никогда не пойду на афёру! Вернее, на растрату. Афёры я и так каждый день проворачиваю, но они вполне безобидны и несут добро людям. Вот придурок-то!

Но, с другой стороны, что-то тут не так, что-то странное. Он так хорошо меня изучил, он меня ценит. Понимает, что я бесценный сотрудник. Он мне сам это говорил, и вдруг выгнал. Или он решил, что я не справлюсь с новой должностью?

Да он заслонил меня от пули, когда его супруга, в то время ещё любовница, в меня стреляла!

Правда, она не собиралась меня убивать, лишь хотела, чтобы её посадили за убийство, которого она не совершала. И не придумала ничего умнее, кроме, как пальнуть в воздух, якобы промахнулась. Конечно, тут правоохранительные органы разбираться не станут, тут же на нары загребут.

Только известие о том, что она беременна, заставило её сказать правду. Генрих, хоть и получил пулю под рёбра, оценил доброту и жертвенность Милы, и, поскольку, беременна она была от него, на ней женился.

– Что ты там ищешь, если не секрет? – вошёл в комнату Максим.

– Секрет, – закрыла я сайт.

– Интересненько, – пробормотал Максим, и плюхнулся около меня, – у тебя от меня секреты появились?

– Наверняка и у тебя от меня секреты имеются, – хмыкнула я, вытягивая ноги на кровати.

– Нет у меня никаких секретов, – Максим потянулся к ноутбуку, но я быстро выставила главную страницу, и он удивлённо прищурился.

– Не понял.

– Чего ты не понял?

– Что ты так шифруешься? Что опять за тайны? Что ты вынюхиваешь?

– Почему, сразу, вынюхиваю? – рассердилась я, – может, я по каким женским сайтам лазаю? Может, я тебе сюрприз хочу сделать?

– Зачем? Я не люблю сюрпризы.

– Странный ты у меня, – пробормотала я, – все любят сюрпризы. Впрочем, да ладно, это я для красного словца. Я по туристическим сайтам лазала. Что ты думаешь насчёт поездки за границу?

– Думаю положительно, – улыбнулся Максим, – что ты предлагаешь?

– Италию.

– Только не Италия! – замахал он руками, и я невольно улыбнулась.

– Но почему?

– Потому что там одно твоё излюбленное искусство, скульптуры, музеи, галереи, оперы.

– Но, кроме искусства, там пицца, лазанья, каппучино, и прочие лакомства, – улыбнулась я, – что ты насчёт этого скажешь?

– Скажу, что повар в твоём ресторане итальянец, и всё вышеперечисленное я пробовал.

– Понятно, упёртый баран, – вытянулась я на одеяле, – слушай, мне вот интересно, а ты стихи любишь?

– Стихи? – Макс сделал такие глаза, что я фыркнула, а он закашлялся.

– Что такое? – склонила я голову на бок.

– Издеваешься? – хмыкнул Максим, – я похож на больного?

– Почему, сразу, на больного? – рассердилась я, – по-твоему, стихи читают только больные? Представляю, что ты думаешь о тех, кто их пишет!

– Ничего хорошего не думаю, сумасшедшие психопатки.

– Тавтология! – фыркнула я, – дурак! А почему только в женском роде говоришь? К твоему сведению, в восемнадцатом веке считалось, что женщине писать стихи, тем более, любовные, неприлично. Это была привилегия мужчин. Плюс ко

всему, ты сейчас меня оскорбил.

– Это, каким образом? – ошалел Максим.

– Когда сказал, что стихи читают больные. Я обожаю Генриха Гейне, Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Цветаеву, и Ахматову. Это ты больной на всю голову! Стихи – это тонко, и красиво. Поэт по-другому видит окружающий его мир, более тонко воспринимает. Скажи, что ты думаешь насчёт картин Айвазовского?

– Сумасшедший, помешавшийся на штормах.

– Вообще-то, он умер от старости, будучи в абсолютнейшем разуме, – улыбнулась я, – а для меня он, художник номер один в мире. Так мастерски писать волны мог только в высшей степени талантливый человек, он был романтиком, и все его полотна пропитаны романтизмом.

– Не вижу романтики в буре, – вздохнул Максим, и потянулся ко мне, – зато вижу обворожительную женщину, и не желаю больше говорить об искусстве. Кстати, « Камасутра » – тоже своего рожа искусство.

– Ты – средневековый осёл! – буркнула я.

– А это как?

– Лишь бы вкусно поесть, сделать потомство, и похоть потешить.

– Скажешь, что твой Димка не из похоти тащил тебя в койку, когда ты была его женой? – прорычал Максим, кажется, я его разозлила.

– По крайне мере, он мне стихи читал, и мы танцевали вальс на мостках у моря.

– Что вы делали? – Макс даже поперхнулся.

– А чего ты так удивляешься? – засмеялась я, – ты способен на такую фантазию?

– У меня иные фантазии, – рявкнул Максим, и в одно мгновенье оказался на мне, целуя.

Потом мы уснули, а утром я, встав, одела чёрные брюки, и белую водолазку. Укороченный, почти, как топ, чёрный свитер с рукавами « летучая мышь », крупной вязки, шпильки, и взяла из шкафа белую, короткую шубку.

Распечатала свои стихи, сунула в папку, и отправилась на кухню.

– Я напекла пирогов с персиками, – сказала Анфиса Сергеевна, -

попробуй.

– Вкуснотища, – оценила я, откусив от пирога, быстро

проглотила свой завтрак, и выбежала из дома.

Федор, наш садовник, расчищал дорожку, за ночь успело порядочно намести, и я выехала из гаража.

Зазвонил телефон, и я увидела номер маман, высветившийся на дисплее.

– Эвива, здравствуй, – сказала она с места в карьер, – Новый год встречаете с нами, и слышать не желаю никаких отмазок.

– Это я слышать не желаю никаких отмазок, – парировала я, – приезжаете все к нам. На рождество, католическое, мы к вам приедем, а Новый год и православное Рождество у нас. Тем более, я хочу освятить для детей образки.

– Ты окрестила детей? – опешила маман.

– И сама, наконец, окрестилась, – радостно доложила я, – мы взяли малышам золотые крестики в церкви, а образки я купила в ювелирном.

– Когда только успела? Почему я не в курсе? И каким именем? – маменька забросала меня вопросами.

– Евой окрестилась, – сказала я, – как думаешь, это правильно?

– Даже и не знаю, что тебе сказать, – протянула маменька, – я считаю, что правильно, а вот твой Матвей, наверное, злится.

– Злится, – вздохнула я, – но я привыкла к этому имени.

– Знаешь, что я думаю? – вдруг резко спросила маман.

– Озвучь.

– Что ты подсознательно думаешь о Димке, и мечтаешь, чтобы он повёл тебя к священнику под венец.

– Быть может, – горько протянула я.

– Не печалься, Викуля, всё в твоих руках.

– Не в моих. Помнишь, я тебе говорила, что ушла от Димы потому, что нашла у него наркотики?

– Конечно! Забудешь такую ересь! – фыркнула маман.

– Он дал мне подтверждение, что это не ересь, как ты выразилась. Он убил Богдана, который нашёл на него информацию, лишил памяти Марата, и сам это почти признал.

– Не может быть! – вскрикнула маман, – я не верю!

– К сожалению, это правда. Я давно копаюсь в Димкиной биографии, пытаюсь выяснить, что же он ещё натворил, но дело в том, что у него есть тайна.

– Как в том фильме про вампиров? – хмыкнула маман.

– Причём тут вампиры? – всхлипнула я, – звучит не очень, но

есть что-то шокирующее, чего он не хочет мне говорить. Почему, я не знаю, постоянно спрашиваю, а он отшучивается. Богдан узнал, что он скрывает, но сказать мне не успел, его убили. Кстати, помнишь, незадолго до свадьбы с Максимом Димка нанял каких-то уголовников, чтобы те меня похитили? Хотел подержать меня до росписи. И тогда возникло подозрение, что он причастен к случившему с матерью Макса.

– Напомни, что с ней случилось?

– Поехала за бандитом, по следам крупной акулы преступного мира, некоего Призрака, и её застрелили на разборке. Но она успела прошептать прибывшему в последний момент Максу. Она сказала только одно слово – Призрак.

– А причём здесь Димка?

– Так уголовники, которых он нанял для моего похищения, сказали, что их нанял Призрак, криминальный авторитет, и опознали Димку. А потом им грев передали, с цианидом.

– Что им передали?

– Грев! Передачу.

– Поняла, – вздохнула маман, – но всё равно, я не представляю. Я так давно его знаю, буквально с детства, и не могу поверить, что он способен на что-то плохое.

– Плохо знаешь.

– Может, ты ошибаешься?

– Помоги мне найти ему оправдание, – вдруг сказала я.

– Каким образом? – удивилась маман.

– У меня пока нет на это времени, но после Нового года надо будет подумать. Поможешь?

– Конечно. Давай, – и она отключилась, а я поехала на встречу литераторов.

Странно как-то, я вообще уверенная в себе девушка, но сейчас у меня вдруг начался форменный мандраж. Трясло и колотило.

Я припарковала машину, сунула ключи в боковой кармашек сумочки, и вошла внутрь Дома Литераторов.

Дрожь только усилилась, когда я поднималась по ступенькам, и подошла к вахтёрше.

– Здравствуйте, а где здесь собираются литераторы?

– На второй этаж поднимайтесь, – сказала мне пожилая

женщина, – третье помещение слева.

– Спасибо, – и я застучала каблучками.

У двери помедлила, но взяла себя в руки, потянула на себя створку двери, и оказалась внутри. Красивое, светлое помещение, всюду цветы в горшках, и длинный стол, за которым сидела женщина средних лет с тёмными волосами.

– Здравствуйте, проходите, – приветливо проговорила она.

– Здравствуйте, – робко сказала я, подходя к столу.

– Присаживайтесь. Что у вас?

– Стихи, – я села на краешек стула.