Текст книги "Блондинка на выданье (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Рассказы была отличные, умные, и в них было что-то, что-то такое, что заставляло задуматься о смысле жизни.

Оно было не мутной чушью, а хорошо продуманной темой, описанной просто, без лишних слов, эффектов, и я не заметила, как пролетело время.

– Уже поздно, – заглянула ко мне Анфиса Сергеевна, – спать собираешься ложиться?

– Собираюсь, – зевнула я, – у меня тут совершенно потрясающие рукописи, и я не знаю, что с этим делать. Впору собственное издательство открывать.

– С тебя не убудет, – улыбнулась свекровь, – впустишь собак? Они попросились.

– Без проблем, – ответила я, и углубилась в рассказы.

Потом я впустила животных, Симка потёрлась о мои ноги, и негромко тявкнула. Мол, возьми на руки, хозяйка.

– Извини, подруга, но растрясывать я тебе пузо не буду, – я потрепала её по холке, – в твоём положении вредно.

Да, скоро у нас появятся кутята, маленькие пекинесики. Симка стала заметно поправляться, и ест, соответственно, как слон.

А Себастьян, папа будущих деток, преданно хранит верность подруге, они даже спят рядышком.

– Хочешь перекусить? – подмигнула я Симке, и собачка заливисто тявкнула, слово « перекусить » ей хорошо знакомо.

– Пошли, – сказала я, и направилась в сторону кухни.

Симка побежала за мной, и получила порцию отварной курятины, а я съела бутерброд с рыбой, и отправилась в спальню.

Приняла холодный душ, и, закутавшись в шёлковый халат, улеглась в постель, и взяла конфету из коробки, прихваченной с собой.

Кайф! В дверь заскреблись, и в комнату вбежали Маняшка и

Маркиза, мои любимицы. Маняшка, она обычная кошка, вспрыгнула ко мне на кровать, погладилась мне о подбородок, и свернулась клубочком на подушке, а Маркиза, шотландская вислоухая, под подушкой.

Но сначала она сунула свой любопытный нос в мои конфеты, дёрнула мордочкой, и уткнулась носом в хвост.

А я взяла с тумбочки ноутбук, сунула в рот шоколадку, и вышла в интернет. Когда я прощалась с новыми знакомыми, я литературную группу имею в виду, Евгения Андреевна посоветовала мне посмотреть в интернете учебник по стихосложению.

– Там очень подробно описано, как писать стихотворения, – сказала она, – причём доступным языком. Главное, чтобы вы сами захотели править свои стихотворения, а там посмотрим. Вы приходите ещё, не стесняйтесь. Мы не только вас ругаем, но и сами себя. Понимаете, глаз ведь всё-таки « замыливается », и другие подметят, что в порыве не заметил, не увидел. Пушкин, и тот, свои творения правил, а он был гениален, а уж нам и подавно надо.

Не очень я поняла насчёт правки, но была готова на неё, во

мне, прежде всего, благоразумие говорило, и на ходу взялась за правку. Кое-что получилось, как мне показалось, а кое над чем задумалась, чего-то мне всё-таки не хватает.

Но, прочитав статьи, которые были выложены плюс ко всему остальному на сайте стихосложения, я поняла, что имела в виду Евгения Андреева.

Нервно закурив, я отставила ноутбук, и задумалась.

На сайте было подробное объяснение, что не правят свои стихотворения только бездари. Что, если не получается, надо отложить. Оно придёт потом, неожиданно придёт, и потом из этого получится конфетка.

Мне поневоле вспомнился Эдик.

Вот, его маменька устроила очередное собрание литераторов, и мой муженёк прочитал сотый по счёту верлиб.

Все заахали, лишь я одна не проявила воодушевления, и спросила:

– А в чём смысл? Где сюжет?

– Сюжет в моих чувствах к тебе, дорогая, – сказал он, – неужели ты не поняла?

– Извини, но не поняла, – покачала я головой, – по-моему, стихотворение стоит исправить.

– Исправить? – такой ужас прозвучал в голосе Эдика, и все присутствующие оторопело посмотрели на меня.

– А что в этом такого? – пожала я плечами, – каждый поэт правит своё творчество. Ведь существует такая вещь, как вёрстка, корректура, редактирование.

– Дорогая, это всё придумано для бездарных личностей, которые сами ничего придумать не могут, и спрашивают друг у друга.

А теперь я узнаю, что верлибы, которые строчил мой муженёк, уже давно не в моде. Настоящий верлиб можно написать, только, получив соответствующее образование, и

имея огромный опыт.

Верлиб, или белый стих, это отсутствие рифмы, и, если пишешь такое, то стихотворение должно быть написано простыми, но ОЧЕНЬ красивыми словами. Это вершина мастерства, и ныне отсутствие рифмы, или « полурифмы », уже потеряли свою актуальность.

Лично я за верлиб не возьмусь, пока не уйду на пенсию, не

хочу позориться. Если сделать, то идеально, а если не получается, то лучше вообще не браться, пока само не придёт.

Пока не достигнешь вершины мастерства.

Вот Эдик не желал ничего править, считал, что это идёт от талантливой души, и что это грех исправлять.

Это уже не талант, а полнейшая бездарность.

А что до меня, то я согласна на правку. Почему бы и нет?

За окном послышался звук подъезжающей машины, свет фар, и я, отодвинув занавеску, выглянула на улицу. Это приехали Макс с Андреем, и я вскочила с кровати.

Натянула пижамные брюки, сунула ноги в домашние туфли на крохотном каблучке, и спустилась вниз.

– Привет, – Макс поцеловал меня, – слушай, у нас нет ничего съестного? Мы ужасно голодные.

– Конечно, есть, – кивнула я, – но еды вы не получите, пока мне всё не расскажете.

– Расскажем, расскажем, – пробормотал Макс, и они рванула на кухню. Макс открыл дверцу холодильника, и вытащил оттуда ветчину, пирог с рыбой, и остатки запеканки.

– Ну? – я налила себе сока, и уставилась на них, – слушаю. От чего умер Рома? Не я же его своими словами убила!

– Именно, – вздохнул Максим, укладывая на куске хлеба целую пирамиду из разных видов ветчины, сыра, солёной и копчёной рыбы, откусил, и стал объяснять.

Рома с детства был болезненным мальчиком, легко внушаемым, и, если он что-то решил для себя, то его уже ничто не могло сдвинуть. Его просто заклинивало.

Он мог вдруг решить, что вот этой девочке он просто обязан нравиться, и искренне верил в это. Он доводил своё сознанье до абсурда, а, если кто-то говорил, вернее, пытался объяснить ему, что он не так делает, Рома обижался.

Он ненавидел людей за это, и считал себя лучшим.

Вообщем, понятное дело, психическое заболевание. А его мать, вместо того, чтобы помочь сыну, просто наплевала на него.

Она родила Рому только для того, чтобы привязать к себе мужчину, но не получилось, и сын рос сорняком.

Рома хотел стать актёром, он всей душой любил лицедейство, но денег поступить в институт у него не было. Он не понимал, почему судьба постоянно пинает его, обижался на всех и вся. Его мать сама была актрисой, играла небольшие роли в театре, и постоянно провоцировала сына.

Не поддерживала, и растущая истерика превратилась в манию.

Так уж получилось, Рома посетил спектакль, в котором я играла Джульетту, и влюбился в меня.

Он сам мечтал сыграть в этой пьесе Ромео, и стал моим фанатом.

Но я не обращала на него внимания, принимала букеты, и никак не реагировала на его чувства. А его это убивало. Потом я ушла из театра, и он решил, что из меня сделали такую же, как и он. Лишили сцены, завидуя таланту.

Он долго переживал, а, когда переживания достигли крайней точки кипения, он убил первую актрису. А потом ещё, и ещё.

Он считал, что расчищает мне дорогу к сцене, а его мать случайно узнала об этом, и решила использовать родного сына в своих целях, и избавилась от конкурентки.

Кстати, именно она оглушила меня по голове, когда Рома с сердечным приступом повалился на снег.

Она просто испугалась, решила, что он мне успел сказать, что

это она ему одну из актрис подсунула. Мало ли, что этот сумасшедший успел наговорить, решила она, и долбанула меня кирпичом по затылку.

– Мы её схватили, когда она твоё бесчувственное тело в багажник запихивала, – вздохнул Максим, заглатывая бутерброд, и сооружая новый.

– Тебе повезло, – пробормотал Андрей с набитым ртом, – что успела позвонить. И фигли бы мы из неё признание выбили, если бы не это всё. Законов голубушка не знает, другая бы стала молчать, а эта с ходу каяться начала, и все бумаги подмахнула под шумок. А то предъявили бы только твоё похищение, ну, и удар по голове.

– А Рома? – повторила я, – от чего у него сердечный приступ

случился?

– А Рома так увлёкся своей идеей, что у него сердце просто не выдержало, когда ты сказала, что не любишь сцену. У него был шок.

– С ума сойти! – тихо проговорила я, задумавшись.

Я не хотела обидеть Рому, но, с другой стороны, он был невменяемым.

– А как дела с делом Дьякова? – спросил Максим.

– Есть продвижения, – отмахнулась я, – ладно, вы тут ешьте, всё, что мне надо было, я узнала, а теперь пошла спать.

– Викуль, не переживай, – улыбнулся Максим, – ты-то тут при чём?

– Действительно, – пробормотала я, – просто неприятно, – и ушла спать.

Утром я обнаружила, что Макс никуда не ушёл, спит, и в ус не дует, и потеребила его за плечо.

– В чём дело? – повернулся он ко мне, – спи, рано ещё.

– А тебе на службу не надо? – поинтересовалась я.

– Я больничный взял, – зевнул Макс.

– Надолго?

– На неделю. Как тебе перспектива?

– Давай сходим на балет, – воодушевилась я.

– Какой балет? – ошалел Максим, – хватит с меня театра!

– Ты меня любишь? – нахмурилась я.

– Конечно, дорогая.

– Тогда пошли на балет.

– Не хочу!

– Значит, не любишь, – надулась я.

– Что ж ты такая упрямая? – Макс сел на кровати, – весь сон сбила. Не хочу я на балет!

– Не любишь, – упрямо повторила я.

– Люблю всем сердцем, – воскликнул Максим.

– Если бы любил, то выполнил бы любое моё желание.

– Ладно, пойдём на балет. Я тебя обожаю, и ради тебя согласен терпеть балет.

– Отлично, – обрадовалась я.

– А как насчёт морального ущерба? – прищурился Макс, и стал меня целовать.

Завтракать мы спустились поздно, я стала проверять

электронную почту, а Макс вдруг хлопнул себя по лбу, и вышел из кухни. Вернулся он с каким-то диском в руках.

– Полюбуйся, – протянул он мне носитель.

– Что это такое? – удивилась я.

– Включи, – и я вставила диск.

Экран на компьютере заморгал, и появилась картинка... я, голая, в объятьях Димы.

У меня челюсть с салазок соскочила, а Анфиса Сергеевна выронила из рук сковородку.

– Что это такое? – изумлённо протянула я.

– Листай дальше, – махнул рукой Макс, и я стала просматривать следующие файлы.

Вот, мы с Димой выходим из его квартиры на Фрунзенской, вот, он мне засыпает кровать лепестками роз. Потом пошёл Иннокентий, картинки из жизни, постельные сцены, потом Эдик, и, наконец, Макс.

Наша первая ночь, опять же, сцены из жизни, и я в изумлении посмотрела на мужа.

– Что это такое?

– Этот твой Рома спятил окончательно, снимал тебя на скрытую камеру. Установил в квартире Северского, здесь, в твоей машине, везде.

– Псих! – взорвалась я.

– Знаешь, сколько у него этой порнушки? – хмыкнул Максим, – уйма!

– Придурок! – процедила я, – немедленно отправьте всё в утиль!

– Успокойся, – засмеялся Макс.

– Успокойся, – фыркнула я, – какое право он имел вторгаться в мою личную жизнь?

И я позвонила в агентство по найму прислуги. В то самое, в которое обращалась, когда ко мне отправили ту девушку, убитую Ромой.

– Слушаю, – мелодично ответила мне девушка.

– Здравствуйте, – начала я, – вы меня помните? Я Эвива Миленич, мы с вами договаривались, что вы мне пришлёте претендентку.

– Я помню, – вздохнула девушка, – но та девушка погибла, насколько я знаю.

– Так пришлите ещё одну. В чём проблема? Милиция того

маньяка уже обезвредила.

– Когда вам удобно?

– В любое время.

– К часу дня устроит?

– Вполне, – заверила её я.

– Зовут Ирочка Маланова и Катя Самитина, ждите, – и она отключилась.

– К часу дня приедут Ирина Маланова и Катя Самитина, – сказала я Анфисе Сергеевне, – я попытаюсь вырваться, но не обещаю.

– Главное, что приедут, – отмахнулась свекровь, – с остальным я сама разберусь.

– Ну, и ладно, – улыбнулась я, допила свой кофе, и пошла в прихожею. Накинула шубку, сапожки, и вышла на улицу, где в это время мела метель, и, закутавшись в пушистую шубку, побежала к машине.

Марат без проблем выяснил адрес больницы, где рожала Элла, и я поехала туда.

Заперла своё авто, и, стуча каблучками, вошла внутрь.

Никаких опознавательных знаков на больнице не было, что меня крайне возмутило, и, к своему удивлению, я увидела громадную толпу.

– Извините, пожалуйста, – обратилась я к крайней женщине, но была грубо оборвана:

– За мной будешь.

– Простите...

– Я последняя, – развернулась ко мне женщина, – никто не занимал, – и, понимая, что ничего от неё не добьюсь, я обратилась к мужчине, стоящему впереди.

– Извините, пожалуйста, но что здесь за очередь?

– Совсем тупая, что ли? – рявкнула на меня женщина, – талоны дают к ножнику.

– Простите? – не поняла я.

– И глухая, – буркнула женщина, – к ножнику талоны.

– Что это за зверь такой – ножник? – ещё пуще удивилась я.

– Вот убогая. Он не зверь, а врач.

– Уточните специализацию, – пыталась я достучаться до её сознания, – скажите по-русски.

– Я по-русски и говорю, ножник.

– По-русски, – стала злиться я, – по каким частям тела этот врач?

– По суставам, деточка, – сказал пожилой мужчина, стоявший впереди.

– Так бы и сказали, ревматолог, – пожала я плечами, – а то придумали непонятное, и неудобоваримое слово.

– А этот твой ревтолог – понятное, что ли, слово? – оскалилась женщина.

– Ревматолог, – произнесла я по слогам, и до меня с опозданием дошло, – подождите, какие талоны? Здесь же роддом.

– Был когда-то, а потом сделали поликлинику, – пояснил

пожилой мужчина.

– Понятно, – кивнула я, и подошла к соседнему окошечку, где очереди не было, – здравствуйте.

– Здрасти, – подняла на меня глаза женщина, сидящая за стеклом.

– Мне нужны сведения о двух женщинах, – стала объяснять я, – одна здесь когда-то работала акушеркой, а другая рожала. Это возможно выяснить? Поднять документы?

– А вы кто такая? – устало осведомилась женщина, и я вынула удостоверение, – нужно поднять старые документы, архив. Обратитесь к заведующей, она на пятом этаже.

Я лишь кивнула, и стала подниматься по лестнице.

Забралась на последний этаж, и постучалась в дверь с табличкой « Заведующая ».

– Войдите, – ответили из-за двери.

– Здравствуйте, – потянув створку, я вошла внутрь.

– Здравствуйте, – подняла на меня глаза полная женщина, – в чём дело?

– Я из органов, – показала я удостоверение, – можно поднять старые бумаги? Здесь когда-то был роддом, и одна женщина тут родила двойню. Мне нужна акушерка, которая принимала у неё роды, – и я назвала год.

– В то время я была здесь акушеркой, – сцепила руки женщина.

Вот это мне повезло!

– Простите, как вас...

– Зинаида Марковна.

– Миленич Эвива Леонидовна, очень приятно, – представилась я, и села на стул, – расскажите мне, что вы сделали с детьми Эллы Измаиловны Гольдштейн.

– Это кто такая? – нахмурилась Зинаида Марковна.

– Только не делайте удивлённых глаз, – рассердилась я, – вы прекрасно помните Эллу, красивую, рыжеволосую женщину, родившую двойню, мальчика и девочку. Куда и почему вы дели детей? Вы же сами ей потом рассказали, что дети живы.

– Не правда, – побледнела Зинаида Марковна, – я ей ничего не говорила, и я вообще не понимаю, о чём речь.

– А вы знаете, что за лжесвидетельствование положен срок? – осведомилась я.

– Знаю, – кивнула она, – и не вру. Я отлично помню молодую

женщину, родившую двойню. Давно дело было, но в память крепко врезалась, потому что это был мой первый опыт в акушерской практике. И у Арины тоже.

– Что за Арина? – спросила я.

– Моя подруга. Что вы хотите от меня услышать? Мы присутствовали при родах, и роженица, Элла, родила двух малышей, мальчика и девочку. Малыши родились здоровыми, никто и не думал плохого, но ночью они умерли.

– А где сейчас эта Арина? – спросила я.

– Она тоже тут работает, геникологом.

– Позовите её, – потребовала я.

Зинаида Марковна пожала плечами, сняла телефонную трубку, и набрала номер.

– Арин, зайди ко мне, – сказала она в трубку, – и обратилась ко мне, – сейчас она подойдёт, – и через пять минут в кабинет заглянула приятная, худощавая женщина.

– Зин, ты чего? – спросила она, и посмотрела на меня.

– Сядь, – Зинаида Марковна указала на стул, и женщина опустилась напротив меня.

– Это вы рассказали Элле Гольдштейн, что её дети живы? – задала я вопрос в лоб, и она отшатнулась.

– Кто вы? – прошептала женщина.

– Арина... как вас по отчеству?

– Владимировна.

– Арина Владимировна, не надо отпираться, – вздохнула я, – мне всё известно. Почти всё. А теперь ответьте на вопросы. Вы подменили детей?

– Подменила, – прошептала Арина Владимировна, – я так

испугалась. Я думала вообще, что меня убьют, но меня и саму

от убийства отвело, и жива осталась.

– Арина, о чём ты говоришь? – побледнела Зинаида Марковна.

– Сейчас я всё объясню, – и Арина Владимировна стала рассказывать.

Не думала она, конечно, что столь неудачно начнётся её медицинская карьера, но, тем не менее, слов из песни не выкинешь.

Эллу привезли вечером, и тут же отправили в операционную. Зинаида и Арина бегали, выполняя поручения доктора, они тогда были просто практикантками, и, в конце концов, Элла

родила двойню. Мальчика и девочку.

Молодая мать была еле живая после родов, Арина следила за Эллой, как бы что ни случилось, и вдруг, её останавливает в коридоре женщина.

Как она выглядит по-настоящему, Арина не знает, потому что в тот момент на женщине было красное пальто, рыжий парик с густой чёлкой, закрывающей почти всё лицо, и чёрные очки, тоже скрывавшие часть лица.

Увидев эту женщину потом в настоящем облике, она бы ни за что не узнала бы её, а голос почти стёрся из памяти.

– Вы Арина Савченко? – спросила женщина.

– Да, а вы кто? – удивилась практикантка, – и как вы сюда попали в такой час? – а время было за полночь.

– Арина, хотите денег? – женщина назвала сумму, от которой у той глаза на лоб полезли.

– Но что я должна сделать за такую сумму? – прошептала Арина, понимая, что её попросят сделать что-то очень плохое.

– Убить двух детей, – холодно сказала женщина, и Арина отшатнулась.

– Вы с ума сошли? – пролепетала она, – я на это не пойду!

– Вдвое увеличиваю сумму.

– Ни за что!

– Втрое!

– Нет! – почти в истерике крикнула Арина.

– Вчетверо! – и акушерка сдалась, взяла деньги, и пообещала, что дети умрут.

– Учтите, если вы не выполните обещанное, я до вас доберусь, обещаю, – и незнакомка ушла.

Арина была очень напугана, и в первый момент, когда

услышала сумму, потеряла самообладание, но потом здравый смысл вернулся. Как можно убить детей!?

Но, с другой стороны, она взяла крупную сумму денег, и просто не имеет права выполнить обещанное.

Кругами ходила Арина всю ночь, с каждой минутой понимая, что не способна на такое злодейство. Но, вдруг, она услышала плач, и заглянула в палату, мимо которой проходила.

– Что случилось? – бросилась она к рыдающей женщине.

– Мои дети! Мои мальчик и девочка! Что с ними? Они не дышат! – и Арина в испуге бросилась к кроватке.

Женщина эта была не обычной гражданкой, её доставили в срочном порядке из французского посольства.

Жена какого-то французского миллионера, надо же было такому случиться, попала в районную больницу Москвы.

Но, тем не менее...

– Что с малышами? – на ломаном русском спрашивала Жаклин, так звали француженку.

– Всё с ними в порядке! – почти выкрикнула Арина, понимая,

что вот он, шанс, сохранить себе жизнь, не совершая жуткого преступления.

Она подхватила детей, и буквально бегом побежала в помещение, где лежали дети, и поменяла мёртвых малышей на живых.

А утром малышей Эллы принесли Жаклин, и она плакала, думая, что медсестра спасла жизнь её детям.

А Элла впала в истерику.

Врачи еле успокоили её, и Арина просто не могла смотреть в глаза бедной женщине.

И долгое время она никак не могла успокоиться, совесть каплями пробивала брешь в душе, и, встретив однажды Эллу на улице, Арина бросилась к ней.

Элла в первый момент не поверила, потом кинулась на Арина, желая её придушить, но всё же взяла себя в руки, и на том они расстались.

– Господи! – Зинаида Марковна приложила руки к щекам, – как ты могла! Аринка!

– На деньги позарилась, – вздохнула Арина Владимировна, – не удержалась, взяла, и вот что получилось. Но, с другой стороны, если бы я этого не сделала, то их убили бы.

– Вы спасли их своим поступком, – протянула я, – их бы всё равно убили. Ладно, до свидания, я с вами ещё свяжусь, – и спустилась вниз.

Села в свою машину, и впала в задумчивость. Рыжеволосая женщина... имя Юдифь. Кому так насолила Элла, что с ней так жестоко поступают? Почему её бросил Яков Михайлович?

Всё происходящее меня изрядно озадачило. И, тем более, у меня нет ни единой зацепки.

Стоп! Есть зацепка! Та самая Юдифь!

Ну-ка, попробуем всё сложить. Григорий Матвеевич и Яков

Михайлович решили пустить в оборот фальшивые деньги, но вовремя одумались, и избавились от купюр.

Но вот избавились ли?

Григорий Матвеевич не врёт, я это точно знаю, я в генерале уверена. Значит, Яков Михайлович не сжёг деньги, как обещал, а запустил в оборот. Но все говорят про рыжеволосую женщину. В таком случае у меня только один вывод: у Дьякова сообщница!

Юдифь как-то связана с ним, и нужно порыться в его биографии. Но вот один момент, никто не знает её в лицо.

Рыжий парик с густой чёлкой, красное пальто, чёрные очки, и никаких примет. Она сбила людей с толку ярким нарядом...

А что, если... Что, если мне связаться с ней, представиться фальшивомонетчицей, и разоблачить?!

Идея неплохая. Кстати, если я узнаю, кто скрывается под маской Юдифь, то и узнаю мотив, почему была убита Элла.

И, почему её лишили детей.

План неплохой, но проблема в другом. Как мне найти эту Юдифь? Как попасть в эти круги?

И, поразмышляв, я набрала номер свёкра.

– Помогите мне насчёт фальшивомонетчицы Юдифь, – сказала я, – мне нужно найти её.

– Её до сих пор никто не нашёл, столько времени продержалась, а ты хочешь в один момент, щёлк, и всё, в наручниках, а потом в тюрьме.

– Я понимаю, что это непросто, но знаю точно, что, когда я её найду, я узнаю, за что она убила Эллу Гольдштейн.

– При чём тут Гольдштейн? Ты вообще уверена, что она – убийца?

– Почти уверена, – вздохнула я, – и у меня есть подозреваемый на эту роль.

– Кто? – решительно осведомился Иван Николаевич.

– Не скажу, пока не будет твёрдых улик.

– Лучше скажи, а то хуже ведь будет. Дотянешь, ещё прихлопнет.

– Точно! – азартно вскрикнула я, – надо ловить на живца!

– Не выдумывай! – испугался Иван Николаевич.

– Вы не понимаете! Делаем так, я сейчас покупаю вторую сим – карту, оформляю её на подставное лицо, сообщаю вам номер, а остальное в ваших руках. Нужно сделать так, чтобы преступный мир узнал, что появилась другая фальшивомонетчица, из молодых да ранняя, и отбивает кусок осетрины у Юдифь, фигурально выражаясь. При чём, по легенде, тоже в рыжем парике и красном пальто. Есфирь! Такой будет псевдоним моего живца. Как вы думаете, как она отреагирует? Особенно, если пустить слух, что органы уже и не понимают, кто из них что совершил, и обвините во всём

первую, какую поймаете. И надо ещё пустить слух, что Есфирь проститутка. Чтобы подогреть эту Юдифь к решительным действиям.

– Лихая идейка, – пробормотал Иван Николаевич, – а ты не боишься?

– Я в себе уверена, – хмыкнула я, – и иду покупать карточку. Действуйте.

Весь день я моталась, занималась рестораном, заказом Николая Павловича. Нашла шансонье, и обо всём договорилась, пока мне не позвонил Иван Николаевич.

Я как раз приехала в свой ресторанный комплекс, и улаживала дела там. Проверила все закупки, выдержала натиск санепиднадзора, проинструктировала повара.

Всё к Новому году было готово, вот-вот начнётся бум, а места в ресторанах почти все были расписаны, но звонки не переставали.

– Слушай, я к тебе сейчас заеду, – сказал мне свёкр, – что-то я проголодался. У тебя там не будет что-нибудь вкусненького?

– Например, суши? – хохотнула я.

– Иди ты, знаешь куда, со своей сырой рыбой? – возмутился он.

– Ладно, – засмеялась я, – попрошу принести нам пиццу, с осьминогом.

– Я тебе дам осьминога! – засмеялся он, и отключился, а я нажала на кнопку внутренней связи.

– Юля, это Эвива Леонидовна, – сказала я официантке из

пиццерии, – пошли ко мне кого-нибудь с пиццей. Одну мясную,

а другую сырную.

– Сейчас Андрей принесёт, – сказала Юля, и отключилась, а я занялась бумагами.

Андрей явился через пять минут, а вслед за ним и мой свёкр.

– Пицца с мясом, – обрадовался он, и набросился на еду, – хорошо, что не салат из зелени.

– Салат вам полезнее, – хмыкнула я, – что интересненького скажете?

– Запустил я « утку », – вздохнул Иван Николаевич, – только Антон Антонович страшно ругался. Говорит, что тебе нельзя ничего доверить, что ты ищешь приключений себе на одну часть тела, не буду уточнять, на какую, именно, сама

понимаешь. Хорошо, что я ему сообщил, когда уже всё сделал, а то ничего не получилось бы.

– Зачем вообще сообщили? – нахмурилась я.

– Пришлось поставить в известность, иначе никак. Не мог же я за его спиной действовать. Между прочим, ты частное лицо, и твои заслуги перед ФСБ вряд ли учтут.

– Что, даже медали не дадут? – ироническим тоном поинтересовалась я, – а я так надеялась!

– Смейся, смейся, – хмыкнул Иван Николаевич, – это непрофессионально. И я, как последний идиот, пошёл у тебя на поводу.

– Послушайте меня сюда, Иван Николаевич, – решительно произнесла я, – вы ведь прекрасно понимаете, что я не ради каких-то заслуг рвусь в бой. Я людям помочь хочу.

– Я знаю, что ты честная и порядочная. Но ты частное лицо! Пойми ты это, дурёха!

– А что надо сделать, чтобы официально стать вашей сотрудницей? – прищурилась я.

– Закончить школу милиции, и академию ФСБ.

– Однако, – прикусила я губу.

– Вот тебе, и, однако. Ладно, как только с тобой свяжутся,

либо предпримут какое-нибудь действие, мы будем в курсе. Держи, – он протянул мне бархатную коробочку.

Я вынула из коробочки серьги, которые отдавала ему, чтобы специалист вживил в них « жучки », и вставила в уши.

– Только ты их не снимай, – сказал Иван Николаевич.

– Не сниму, это же на вторые дырки, – улыбнулась я, – меняю я

только длинные серьги.

– Тогда удачи, – и он ушёл, а я посмотрела в окно, где в это время летели снежинки.

Не могу я просто так сидеть, и ничего не делать. Ждать у моря погоды?

Меня во всей этой ситуации интересует другое: кто убил Анастасию?

Я почти разобралась с ситуацией двадцатилетней давности, но с Анастасией мне непонятно. Она была журналисткой.

Юдифь убила её, потому что та слишком много знала.

Похоже на то. Но всё равно, мне кажется, что тут что-то не так.

Почему? Так ведь умерла Настя от инсульта! Я, конечно, могу предположить, что сосуд разорвался от болевого шока, но что-то не верится.

Так откуда же взялось лекарство? Кто ей его ввёл? И как?

Или это Юдифь, желая запутать следы, накрутила сверх всякой меры?

Тело сейчас никто не выкопает, да и поздно результаты анализов делать, ничего не выявишь.

И, главное, никаких зацепок. Совсем. Что делать?

Сигнал на столе заставил меня вздрогнуть, и я нажала на кнопку внутренней связи.

– Что такое?

– К вам тут пришли. Молодая девушка, – сказала секретарша, – говорит, по очень важному делу.

– Пусть входит, – я села за стол, и через минуту в кабинет робко вошла светловолосая девушка.

– Вы Эвива? – спросила она.

– Чем могу помочь? – благовоспитанно спросила я.

– Меня Рита зовут, я близкая подруга Насти Голубевой. Вы, мне Лика сказала, занимаетесь расследованием её гибели.

– Вы что-то знаете? – в лоб спросила я.

– С Настей что-то странное стало твориться, как она в этот чёртов салон пошла.

– Салон? – подскочила я.

– Да. Понимаете, она же журналистка, постоянно на ногах, и, чтобы не возникли болезни, типа деформации суставов, она пошла в массажный салон. Но только она плохо стала чувствовать себя после этих походов. Голова кружилась, подташнивало.

Первые симптомы появились после второго похода в этот салон. Девушки сидели в кафе, наслаждались кофе и пирожными, и вдруг Настя побледнела, как полотно.

– Что с тобой? – испугалась Рита, – тебе нехорошо?

– Что-то, да, – прошептала девушка, – тошнит, и голова кружится.

– Раньше такое было? – спросила Рита.

– Только, когда токсикоз мучил, а он уже прошёл. И потом, мне голову, как – будто обручем сдавило, и дыхания не хватает.

– Может, это давление? – предположила Рита.

– Откуда? – сдавленно проговорила Настя, – никогда давлением не страдала!

– Лучше сходи в поликлинику, – обеспокоено посоветовала Рита.

– Ерунда, – отмахнулась Настя, – уже прошло.

– Но ты всё-таки обратись, – волновалась Рита, – мало ли что.

Но Настя её не послушала, и, спустя несколько дней, у неё опять случился приступ.

– Давление, – сказал приехавший врач, – следить вам за собой надо, девушка. Вы страдали этим раньше?

– Никогда, – прошептала испуганная Настя, и после этого тут же кинулась в больницу.

Но в больнице ей сказали, что она абсолютно здорова. На каких только аппаратах не исследовали, но приступы продолжались.

За несколько дней до смерти Настя позвонила Рите, и голос её дрожал.

– Слушай, мне кажется, меня отравили.

– И кому это надо? – удивилась Рита.

– Я не знаю, мало ли, работа у меня такая, с криминалом связанная. Но я думаю, что это с последним делом как-то связано.

– Что-то опасное?

– Фальшивками пол мира закидали.

– Тогда надо что-то делать! – воскликнула Рита, – что делать?

– Просто ума не приложу. Мне страшно. Когда мне яд ввели, просто ума не приложу.

– Вспоминай, где ты была, когда всё это первый раз началось.

Думай, где тебе могли вколоть эту гадость.

– Я бы чувствовала, если бы мне что-то вкололи. Я только в салон хожу, на массаж ступней. С моей работой надо.

– Может, в этом салоне?

– Я бы чувствовала, – вздохнула Настя, – я тебе перезвоню, я тут анализы сдала. Пока, – и вскоре она умерла.

Расстроенная, и испуганная, Рита себе места не находила, а потом решила съездить в поликлинику, куда Настя сдавала анализы.

И предположения оказались верны. Насте действительно вкололи лекарство, которое, при определённом взаимодействии с другими веществами вызывало инсульт.

– Что за салон? – подскочила я.

– « Венера ».

– Спасибо за информацию, – подскочила я, на ходу влезая в пальто, – я просто жажду разгадать эту, последнюю загадку. Вас подвезти?

– Спасибо, не откажусь, – пробормотала Рита, едва успевая за мной, – и как вы бегаете на таких каблучищах? Это, наверное, ужасно неудобно.

– Я уже привыкла, – улыбнулась я, и буквально бегом бросилась к машине, вынимая ключи, и запрыгивая в салон.

– Отличная машина, – протянула Рита, а я рванула с такой

скоростью, что покрышки завизжали.

Я подвезла Риту, а сама бросилась дальше, забрав бумаги у Риты.

Но, когда я затормозила около салона, до меня вдруг дошло: это же салон, где работает Маргарита Викторовна. Интересно.