Текст книги "Блондинка на выданье (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

сидя рядом с трупом, за прозекторским столом.

Профессия накладывает на человека неизгладимый отпечаток, лично я не стала бы обедать рядом с трупом. Но ведь я не патологоанатом, слава богу!

– Семен, заканчивай трапезу, – сказал Григорий Матвеевич, – и объясни сотруднику спецслужб некие нюансы, – кивнул он на меня, и бедный Семен Аркадьевич подавился макаронами.

– Не понял, – растерянно пробормотал он, и нам пришлось пуститься в объяснения.

– Дожили, – буркнул Семен Аркадьевич, и взял у меня из рук папку, – что тут неясного?

– Отчего умерла Голубева? – спросила я.

– Тут же ясно написано, от кровоизлияния.

– Бюрократы! – скрипнула я зубами, – в результате чего оно наступило? Удар был не смертельным, судя по написанному, её сначала кислотой облили, потом ударили, а потом наступило кровоизлияние. В результате чего оно наступило?

– Понятия не имею, – вздохнул Семен, – просто мистика. В мозгу разорвался сосуд, может, от пережитого ужаса, может, просто, инсульт.

– У молодой девушки? Инсульт? – вскричала я.

– Бывает и такое, – пожал плечами Семен, – например, у полных людей риск получить инсульт в любом возрасте. Гипертония, вегето – сосудистые заболевания, всё заплывает жиром, и, пожалуйте, инсульт.

– Анастасия разве полная? – вздёрнула я брови.

– Худенькая, – кивнул Семен Аркадьевич, – но всё равно, и такое бывает. Лично я считаю, что сосуд разорвался от боли и страха, которые она пережила.

– Хорошо, – протянула я, – а что, касательно, остальных органов? – Всё в норме, нет никаких отклонений, за исключением печени и желудка.

– Что такое?

– У неё язва, и немного подорвана печень. Судя по всему, девушка – любительница коктейлей. Нахлебалась этой дряни, и печёнку себе сорвала. Сейчас молодёжь поголовно хлебает эту отраву, не думают, к чему это может привести.

– А к чему макароны в стакане могут привести? – прищурилась я, выразительно покосившись на лоток с этой гадостью, стоявшей на столе, – я понимаю, что коктейли – гадость, печень сажают. Кстати, язву эта девушка заработала, наверное, питаясь вот этим, – ткнула я пальцем в макароны, – вам самому не противно?

– А что ты предлагаешь? – хмыкнул Семен Аркадьевич, – если хочешь, можешь прийти ко мне, и приготовить домашние макароны, а к ним какой-нибудь итальянский соус, я буду не против.

– А самому приготовить слабо? – хихикнула я.

– Издеваешься? Я мужчина!

– И что из того? – пожала я плечами, – мужчина – это уверенный в себе человек, который не заморачивается на глупости. Ему наплевать, что одеть на деловой разговор, он уверен в себе.

Он не наденет мятую рубашку, он не посмеет поднять руку на женщину только потому, что она сказала что-то не то. В конце концов, мужчина должен быть просто внимателен к своей спутнице, и хоть три раза в году, на Восьмое марта, на день рождения, и на день Всех Влюблённых, подать ей кофе в кровать. Лично заварить арабику, а не растворимую гадость. Пожарить блинчики с яблоками, и подать не со сметаной, как все едят, а именно так, как предпочитает любимая. С мёдом, со сгущёнкой, с ликёром, с вареньем, сделать красивый жест.

Неужели так трудно запомнить, что мы любим? – заорала я на весь морг.

– Судя по твоему воплю, Макс не спешит делать всё вышеперечисленное, – ухмыльнулся генерал.

– Он обыватель, – буркнула я, – он пытается что-то сделать только после хорошего пинка. А под хорошим пинком я подразумеваю Димку. Макс дико ревнует меня к прошлому, а Диме никаких подсказок не требовалось, он меня баловал постоянно. А Макс меня засыпал замороженными лепестками на день рожденья, когда я проснулась, то в первый момент решила, что это Симка лужу сделала.

И последние мои слова потонула в дружном хохоте, Семен Аркадьевич от неожиданности свалил со стола труп какого-то бомжа, и я с криком отскочила в сторону.

– Куда побежал, дружище, – втащил он голого бомжа обратно.

– Педикулёза не боитесь? – поморщилась я, – у него в волосах, наверное, целый зоопарк.

– У меня всё стерильно, – буркнул Семен Аркадьевич.

– А что относительно Анастасии? На ней есть повреждения?

– Только земля под ногтями, пара синяков на бедре, судя по всему, обо что-то ударилась, и синяк на животе. Перед смертью она употребила бифштекс, арбуз, виноград, и селёдку.

– Что за странный набор? – протянул Григорий Матвеевич, – селёдка с фруктами!

– Она же беременной была, – сказала я, – нет ничего странного, я сама солёную скумбрию трескала, и грушами заедала, когда в положении была, это абсолютно нормально.

– Раз ты так говоришь, – усмехнулся Семен Аркадьевич, – и ещё что, примерно за два часа до смерти она побывала у массажиста.

– Как вы определили? – опешила я.

– По состоянию тканей. Правда, её уже успели осмотреть

« районники », вызванные гаишником, и они тоже вскрытие сделали. Мастера! Обычно и не телятся, а тут сработали в считанные часы. Труп вскрыли, протокол составили, мы едва успели тело у них отнять. Их начальник уже « звёздочки » себе на погоны примерял, думал, что за поимку оборотня в погонах его повысят в звании. Придурки.

– Понятно, – иезуитски процедила я, посмотрев на генерала.

– Довольно, – зашипел он мне на ухо, – знаешь, до сих пор меня частные лица не подкалывали.

– Когда-то нужно что-то пробовать в первый раз, – шепнула я в ответ, – Семен Аркадьевич, есть ещё что-нибудь?

– Что-нибудь, – буркнул патологоанатом, – знаешь, у меня создалось впечатление, что её хотели убить два разных человека.

– Почему?

– Потому что её сначала облили кислотой, прошло какое-то время, и её ударили по голове.

– Хотите сказать, что был промежуток? – уточнила я.

– Точно. Примерно, около часа, потому что кровь, что заливала лицо, успела частично запечься.

– А, может, убийца увидел, что она ещё жива, и решил добить? – предположила я, – только странно, – я задумалась.

– Что странно?

– Кислота – это типично женская месть, а удар по башке

больше свойственен мужчине.

– Вот и я говорю, что как – будто два разных человека. А с этим инсультом вообще какая-то хрень, непонятно, как это вообще произошло.

– Вы же сами только что сказали, что это нормально, – подбоченилась я, – что и такое бывает. Как понимать ваш пассаж?

– В принципе, бывает, – кивнул Семен Аркадьевич, – я бы меньше удивился, если бы у неё случился разрыв сердца.

Просто инсульт, это такая вещь, к ней должна быть предрасположенность. Например, сейчас люди поголовно сидят за компьютерами, утомляются, за телевизорами, а голова тоже не железная, ей не вытерпеть.

– Так Анастасия, наверное, сидела за компьютером, – я пожала плечами, – следовательно, и предрасположенность была.

– Слушай, но ведь это странно, мне такое впервые встречается.

– Что такое? – забеспокоилась я.

– Не раз людей кислотой обливали, девушек, преимущественно. Либо богатые мужчины, решив отомстить, не получив доступ к телу, либо обиженные соперницы. Но в большинстве девушки остались в живых, конечно, получали нервный срыв, болевой шок, или разрыв сердца, на худой конец. Но инсульт! Кровоизлияние в мозг! Впервые такое вижу!

– Но что-то же спровоцировало инсульт, – побормотала я, – подождите, а ногти? Если она была у массажиста, то откуда у неё земля под ногтями?

– Вопрос, – развёл руками Семен Аркадьевич, – Софья сделала анализ, бумага в папке.

Я опять открыла папку, нашла нужный листок, и углубилась в чтение. Ничего особенного, лишь свойства почвы, мне это ничего не дало. А вот это интересно, под ногтями, кроме почвы, были ещё частицы еловых иголок.

– Похоже, она была в лесу, – вынесла я вердикт, – но что она там делала?

– Ты про иголки? – посмотрел на бумагу Григорий Матвеевич, – в принципе, их она могла где угодно найти. В Москве полно лесопарковых зон с ёлками, и для украшения сажают.

– Сажают, – эхом отозвалась я, и захлопнула папку, – сделайте мне копии, я пойду.

На улице ещё пуще разыгралась метель, я забралась в любимую машину, взяла с сиденья термос, налила чашку кофе, и поставила пластиковую чашечку на специальный подставник. На душе было так погано, что выть хотелось.

Димка на меня обижен, хотя, я это заслужила, это я его прогнала. Но от чего он так меня уберегает? От своих же проделок?

А издательство? Только теперь я поняла, как мне важно работать в редакции, это стало частью меня. А сейчас мне было горько и обидно, что всё вот так вот рухнуло.

Дрожащими руками я вынула из сумки ноутбук, вышла в Интернет, и зашла на сайт того порнографического глянца.

Они имели блогер в сети, и, похоже, зарабатывают огромные деньги. Впрочем, неудивительно, на порнографической теме всегда можно было сделать хорошие деньги.

Сейчас полно придурков, которые насилуют девушек, снимают это на видео, и выставляют в интернет. Часть из того, что показывают, лишь постановка, никто никого не мучает, просто актёры изображают насилие, но есть и реальные.

Основная фигня в том, что, попробуй, разберись, где правонарушение, а где постановка.

Я хлебнула кофейку, вынула из сумочки булочку, взятую утром из холодильника, и с удовольствием откусила от неё.

Анфиса Сергеевна готовит нечто, просто феерическое.

Делает эклерное тесто, но выкладывает его круглой формы, а не продолговатой, на противень. Разрезает выпеченную булочку пополам, а внутрь, кроме крема, кладёт ломтики киви, персика, абрикоса, или клубники.

Сегодня внутри оказался киви, а я обожаю этот фрукт, и на одном дыхании проглотила булочку.

Запив эту вкуснотищу кофе, я завела мотор, и поехала на встречу к Юлии Дмитриевне, в академию художеств.

Припарковала машину, и, цокая каблучками, поднялась по ступеням, и толкнула дверь, оказавшуюся неожиданно тяжёлой.

Красивое это было здание, с лепниной, и стук моих каблуков пронёсся эхом.

– Вы к кому? – спросила вахтёрша.

– Мне нужна Юлия Дмитриевна Дьякова, преподаватель.

– А вы кто будете? – и я вынула удостоверение.

Бедная старушка очки с носа уронила, когда разглядела буквы, и пролепетала:

– Проходите, второй этаж, аудитория номер пять.

– Спасибо, – благовоспитанно кивнула я, и стала подниматься.

Мимо меня пробежали две девушки, в руках они держали тубусы, коробки с красками, и, весело смеясь, скрылись в одной из аудиторий.

А я, оглядевшись по сторонам, постучалась в дверь.

– Заходите, – раздалось изнутри. Я осторожно потянула на себя створку, и вошла внутрь.

У неё явно шло занятие, молодые люди стояли около мольбертов, а сама Юлия Дмитриевна сидела за столом.

Не похожа она на убитую горем жену, мелькнуло у меня в голове. Другая бы на её месте обрыдалась, а эта спокойно ведёт занятия.

– Вы Юлия Дмитриевна? – решила уточнить я.

– Здравствуйте, – кивнула красивая, светловолосая женщина.

Несмотря на возраст, она была красавицей, и больше тридцати пять ей не дать. Блондинка, большие, голубые глаза, и очень милая.

– Я вас слушаю, – улыбнулась она.

– У меня к вам серьёзный разговор, – начала я, – мы можем поговорить наедине?

– Но у меня занятие, – возразила Юлия Дмитриевна.

– Дело касается вашего супруга.

– Не хочу ничего знать о нём, – прошептала она, – как он мог! – и она закрыла лицо руками.

– Вы помните Ивана Николаевича? – я решила подойти с другой стороны.

– Конечно, – кивнула она, – из-за него погибла моя лучшая подружка. Я его ненавижу!

– Пойдёмте, – я сунула ей под нос удостоверение, и она от неожиданности отшатнулась, и стала икать.

– Успокойтесь, – я налила из графина, стоявшего на подоконнике, воды в стакан, и подала ей, – не надо так волноваться, и, пойдёмте, поговорим. Это важно. Ваш супруг невиновен, но он почему-то не хочет сотрудничать.

– Но почему? – прошептала Юлия Дмитриевна, – почему?

– Пойдёмте, – потянула я её за собой.

Мы вышли из аудитории, и я уселась на широкий подоконник.

– На самом деле я не сотрудник спецслужб, – призналась я, – меня зовут Эвива Миленич, и я невестка вашей покойной подруги, жена Макса. Меня временно приняли, я в ФСБ внештатник, по настоянию Ивана Николаевича.

– А я и не в курсе, что Макс женился, – вздохнула Юлия Дмитриевна, – ты бы понравилась Ларисе. Но почему ты занимаешься расследованием?

– Я же сказала, это идея Ивана Николаевича, вот он теперь в ФСБ. Я занимаюсь расследованиями в частном порядке, и они привлекли меня, потому что боятся огласки. Я вытащу вашего супруга, обещаю, ФСБ взяло дело под свой контроль.

Юлия Дмитриевна испуганно смотрела на меня, и повернулась к окну, глядя на метель.

– Что ты хочешь от меня услышать? Конечно, для меня было шоком, когда я узнала об убийстве.

– Зачем Якову Михайловичу обливать любовницу кислотой? – прищурилась я, – это типично женская месть. Кстати, я вполне могла заподозрить вас.

– С ума сошла? – подскочила Юлия Дмитриевна, – на кой чёрт? Я даже не знала, что у него была любовница. К вашему сведению, я беременна.

– Простите? – ошеломлённо протянула я.

– У нас с Яковом было всё хорошо, – сцепила она руки замочком, и хрустнула косточками, а я поморщилась, – мы до сих пор любим друг друга, и я собиралась родить ему долгожданного сына. Я вообще не понимаю, что произошло. Мы так обожаем друг друга, и просто жить друг без друга не можем, – и меня что-то в её словах напрягло.

– Вот именно, – кивнула я, – повод для ревности.

– Слушай, хватит гнать на меня волну! – возмущённо воскликнула она, – у меня алиби!

– Какое?

– Я была у начальства. Я в тот день неправильно припарковала машину, приехал эвакуатор, мой начальник заметил, что её увозят, и мы метались тут.

– Ваш начальник метался из-за вашей машины? – удивилась я.

– А что тут такого? Мы с ним хорошие друзья, он меня сюда и устроил.

– Ладно, – вздохнула я, – извините за резкость.

– Ничего, – процедила она, – а ты сильна, умеешь брать нахрапом. Клещами вытягиваешь сведения, а ещё говоришь, что обычный частник.

– Обычный частник на подмоге у милиции, – усмехнулась я, – и от них набираюсь опыта.

– Не люблю милицию, – поёжилась Юлия Дмитриевна, – и не понимаю, почему Лариса пошла в органы.

– Это правильно, честно, – улыбнулась я, – что плохого в милиции?

– Я их не люблю, – повторила женщина, – вечно лезут, куда не следует.

– Простите?

– У меня с детства, когда моего деда арестовали, ненависть к органам.

– За что его арестовали?

– За принадлежность к интеллигенции, за инакомыслие. Дедушка был скрипачом, с абсолютным слухом, а эти твари его убили.

– Сейчас иное время, – тихо сказала я.

– Всё равно, ненавижу. А Ларка мне явно насолить хотела, когда пошла в милицию. Так ей и надо, получила по заслугам.

– Как вы можете? – прошептала я, – она же ваша подруга. Знаете, мне трудно понять людей, которые всё на себя переводят. Думаете, что все только о вас и думают? Лариса Максимовна только хотела найти себя, а не вас обидеть.

– Очень интересная трактовочка, – процедила Юлия Дмитриевна, – только глупая. Человек всегда хочет насолить, а мне Ларка завидовала.

– Чему ей завидовать? – улыбнулась я, решив, что будет не лишним, узнать что-либо о своей несостоявшейся свекрови.

– У меня парней было много, я талантливая, дизайнер, художница. А что Лариса? Скромница, вечно слушающаяся свою мать. Мама то сказала, мама это сказала. Пить я не буду, курить не желаю. И всё в таком духе. Как она замуж-то вышла, непонятно. Твой свёкр мне самой нравился, но я ушла к Якову, а они Ларой сошлись.

– Зачем же вы его обвинили, когда Лариса Максимовна умерла?

– В чём обвинила?

– Забыли? – прищурилась я, – вы сказали, что сказали ему, будто он виноват в смерти Ларисы Максимовны. Что, если бы она не пошла в милицию, ничего бы не было.

– В тот момент я думала, что он действительно виноват. А потом на ум пришло другое. Лара сама рванула в Боливию, может, не приди ей это в голову, она бы до сих пор была жива. Сама напросилась.

– Всё-таки вы чёрствая, – высказалась я, – но это не означает, что я не буду дальше заниматься расследованием. Мне жалко вашего супруга, и я до всего докопаюсь. Я работаю без промашек.

– Давайте, – слабо улыбнулась Юлия Дмитриевна, – удачи. Жалко, я ничем помочь не могу, я ничего не знаю.

Я лишь кивнула, попрощалась с ней, и вышла на улицу. Сразу захотелось горячего кофе. Я вспомнила, что в сумке осталось ещё две булочки, и термос с кофе, облизнулась, и подошла к ближайшему ларьку за шоколадкой.

– Продайте белую, пожалуйста, – и подала деньги, – подождите, ещё чёрную, и шоколадный батончик, такой, и ещё такой. Спасибо, – взяла шоколадки, и отправилась к машине.

Устроившись поудобнее, налила себе кофе, распечатала шоколадку, и вздохнула.

Какая-то она странная, подумалось мне. Испуганная, и глаза бегают. Но вот алиби её стоит проверить. Почему Яков Михайлович молчит?

Кого он может покрывать? Только беременную супругу!

Но, с другой стороны, мало ли, что там произошло. Надо разбираться.

С этими мыслями я завела мотор, и одновременно позвонила Ивану Николаевичу.

– Есть продвижения? – тут же спросил он.

– Никаких, – ответила я, – когда мы поедем к Дьякову? Я хочу с ним поговорить.

– Давай, подъезжай к управлению, – и он отключился, а я прибавила скорости, и приехала в рекордно короткое время.

– Привет, – кивнул мне свёкр, когда я остановилась.

Он забрался в джип, а вместе с ним некий мужчина. Крупный, бритоголовый, и весьма неприятный.

Последний резко открыл дверь с моей стороны, и буркнул:

– Двигайтесь, дамочка, я поведу.

– С какой стати? – возмутилась я.

– А вы дорогу-то знаете? – прищурился он.

– Откуда? Думаете, я только и делаю, что по зонам езжу?

– Тогда двигайтесь, я поведу, – и мне ничего не оставалось, кроме, как перелезть на заднее сиденье.

Оно и к лучшему. Дорога дальняя, лучше посплю на заднем сиденье, и я поуютнее устроилась сзади.

– Всё-таки удивительные бабы создания, – воскликнул он, – вот это что такое? – и он хлебнул из стаканчика, – с ума сойти! Горький, сладимый, да ещё и с пряностями! Ну и гадость! Пить напитки, и есть шоколадки за рулём нельзя. Вас ещё гаишники не поймали? Впрочем, о чём я спрашиваю? У вас же стёкла тонированные! Кстати, тонировка тоже с некоторых пор запрещена.

– В кофе козье молоко, – злорадно воскликнула я, и наш водитель чуть в столб не въехал.

– С ума спятил? – гневно воскликнул Иван Николаевич, но тот его не слушал, выскочил из машины, как пробка из бутылки, зажав рот рукой, и склонился над урной.

Влез в машину он совсем серый, и покосился на меня.

– Вы совсем спятили? Какой идиот пьёт козье молоко? Меня при одной мысли мутит.

– Андрей, прекрати, – воскликнул Иван Николаевич, – у моей невестки свой прибамбас – здоровое питание. Викуль, забери свой термос, – он отдал мне напиток, и я засунула термос в сумку.

Какое-то время мы ехали молча, я стала зевать, но вдруг зазвонил телефон. Я вздрогнула, посмотрела на дисплей, увидела номер Генриха, и сбросила звонок.

Но не прошло и минуты, как телефон опять стал звонить, и, когда я в пятый раз скинула звонок, Иван Николаевич повернулся ко мне.

– Что случилось? Кто тебе так упорно названивает?

– Генрих, – вздохнула я, – я ушла из издательства, вернее, он меня выгнал.

– Но за что? – опешил мой свёкр.

– За растрату, – усмехнулась я, – поверил « жёлтым » изданиям,

как последний идиот.

– Погоди, я ничего не понимаю.

– Подождите-ка, – вдруг воскликнул Андрей, – а я всё думаю, откуда мне ваше лицо так знакомо, – он вынул из кармана журнал, и дал моему свёкру.

У Ивана Николаевича глаза на лоб полезли, когда он увидел меня в оригинальной позе на обложке.

– А моему сыну повезло, – разглядывал он журнал, а я скрипнула зубами.

– Хватит любоваться! – рявкнула я, – глядеть, и всё остальное, дозволено только Максиму, лучше статью почитайте.

– Интересно, интересно, – пробормотал Иван Николаевич, пробегая глазами по строчкам, – но ведь тут ни слова правды. Ты самая честная из честных, какие только существуют на планете.

– Верно, – вздохнула я, и, понеслась душа по кочкам. В слезах я стала рассказывать про Эдика, про бывшую свекровь, про Таньку. Даже открыла ноутбук, и показала его

« произведения ».

– Муть какая-то, – вынес вердикт Иван Николаевич, – вот мерзавка! Эвива, милая, ты не должна голову в песок засовывать, ты должна бороться. Съезди в редакцию, поговори с Генрихом, он тебя поймёт.

– Он меня уволил по телефону! Не хочу я с ним разговаривать! Он меня обидел, даже поговорить не захотел. Пересижу пару месяцев, а потом открою своё собственное издательство, и утру нос этому проходимцу! Они же

« выехали » лишь благодаря мне! Я столько сделала для журнала! Я в нём пахала, как проклятая, порой ночами оставалась, чтобы номер появился в срок. Я себе карьеру делала, а Генрих получал огромную прибыль.

– У тебя зарплата тоже была немаленькая, – вздохнул Иван Николаевич.

– Согласна, – кивнула я, – у меня была ОЧЕНЬ высокая зарплата, но дело даже не в этом. Мне просто обидно. Со мной обошлись, как с половой тряпкой. Почему он сразу поверил, что я могла пойти на растрату? Почему?

– Я не знаю, – протянул Иван Николаевич, – но ведь Генрих всегда был очень умным, к тому же он к тебе слегка неравнодушен. Даже от пули в своё время заслонил. Почему он не пригласил тебя к себе в кабинет? Почему не поговорил? Просто сказал по телефону: вы уволены, и всё на этом. А, может, всё совсем не так, как ты думаешь? Может, это какая-то ошибка?

– Да какая тут может быть ошибка? – дико вскричала я, – он совсем оборзел! Решил, что обойдётся без меня? Пожалуйста! Посмотрю я на него! Скунс эфиопский!

– Вот это ты выдала! – захохотал Иван Николаевич, – такого я ещё не слышал!

– Скотина! – заплакала я, – я не понимаю, как он мог поверить!

Или решил, не смог затащить в постель, так уволю? Ублюдок!

– Подожди, подожди, – воскликнул Иван Николаевич, – прежде, чем делать поспешные выводы, лучше бы поговорила с ним.

Не может он так с тобой поступить, ведь столько времени прошло. Он же давно смирился, что мужу ты изменять не намерена, женился, его жена на сносях. Не совсем же он спятил!

– Понятия не имею, – процедила я, – он мне не докладывал, ходил ли он к психиатору, – всхлипнула, и полезла за платком. Высморкалась, и увидела на коленях бумажку, сложенную вдвое. Машинально раскрыла её, и вспомнила, что этот адрес мне дал Генрих, сказав, что там собираются литераторы.

А почему бы и не съездить?

У меня уйма свободного времени, и я теперь сама неудачница. Впрочем, чего я расстраиваюсь? Во всём надо искать лучшие стороны, и сейчас я настроилась более чем оптимистично.

Налила себе из термоса кофе, и всю дорогу потягивала его через соломинку.

Зона сама по себе производит тягостное впечатление, и я вздрогнула, когда мы, проехав огромную территорию лесного массива, остановились.

Высоченный забор, проволока, а сзади серый домина. Водитель вылез из машины, а я за ним. Подняла высокий воротник, и поёжилась. Пурга ещё пуще разошлась, ветер забрался под мою шубку, и было весьма неуютно.

– Пойдём, – кивнул мне свёкр, и я последовала за ним.

На посту КПП сидел дежурный, он пропустил нас лишь после того, как мы показали удостоверения, но дальше не пустил.

К нам лично вышел начальник охраны, оглядел каждого из нас, и хмуро спросил:

– Что вам угодно?

– Нам нужно поговорить с одним вашим заключённым, Дьяковым Яковом Михайловичем, – чётко сказала я, и вынула удостоверения.

– Пройдёмте, – кивнул он мне, и я двинулась за ним, а Иван Николаевич и Андрей остались на КПП.

– Вроде бы, дело уже закрыто, – сказал начальник, когда мы шли по чисто вычищенной территории зоны, – Дьяков отбывает наказание, за ним ничего предрассудительного не водится. Почему вы заинтересовались?

– Появились новые факты, – туманно ответила я, – нужно ещё раз допросить Дьякова.

– Проходите, – он открыл передо мной дверь, провёл в специальную комнату, и через пять минут привели Дьякова.

– Здравствуйте, – тихо сказала я, когда Яков Михайлович вошёл в комнату.

– А вы кто? – удивился он, глядя на меня во все глаза.

Он был не слишком приятным, с лёгкой проседью в тёмных волосах, и колючим взглядом.

– Так кто вы? – спросил он.

– Ваша супруга попросила меня о помощи, – сказала я, – расскажите, пожалуйста, что произошло.

– А что произошло? – каменным голосом осведомился он.

– Послушайте, – вздохнула я, – вы хоть понимаете, сколько вам предстоит сидеть за преступление, которое вы не совершали?

– А вы уверены, что я его не совершал? – прищурился Яков Михайлович, – может, я опасный маньяк.

– Вы хитрый, но не опасный, – вздохнула я, – иначе бы вас отправили в спецкамеру, и мы с вами разговаривали бы через решётку. За вас переживают, поймите вы это.

– Как понять вашу фразу: за вас переживают? Кто за меня переживает во множественном числе? Вы же сами сказали, что вас просила о помощи лишь Юлия.

– Недаром вы бывший следователь, – усмехнулась, – я невестка Ивана Николаевича Барханова.

– Понятно, – протянул он, – это Иван устроил. А я и не знал, что Максимка женился. Как вас зовут?

– Эвива, но можно просто Вика.

– Что вы от меня хотите, Эвива? – прищурился Яков Михайлович, – я ничего не сказал, когда шло следствие, не скажу и сейчас. Я виновен, облил любовницу кислотой, когда узнал о её беременности. От боли у неё сосуд разорвался, и она умерла. Инсульт вследствие болевого шока.

– Какую чушь вы говорите! – поморщилась я, – зачем кислота? Это жестоко, и не по-мужски. Мужчина навернёт по голове, прирежет, но никак не кислотой обольёт. Это психология, и наверняка вы проходили это в школе милиции. Конечно, случается порой, что женщины имитируют мужские преступления, а мужчины женские, но тут, я думаю, что вряд ли вы такой коварный. Иван Николаевич рассказал мне о вас, и он уверен, что вы не способны на такую жестокость. И потом, если убийство было спонтанным, то ответьте мне на вопрос: вы что, носите в кармане кислоту? Чушь не порите, и лучше скажите, кого вы покрываете? Кстати, ваша супруга мне сказала, что находится в положении, и у меня есть все основания полагать, что вы можете её покрывать. Это убийство – чисто женская месть.

– Не смейте порочить мою жену! – пошёл пятнами Яков Михайлович, – ещё что-нибудь подобное услышу, я вам врежу. И не посмотрю, что вы хрупкая женщина, и невестка моего, некогда, лучшего друга.

– Тогда ваш, некогда, лучший друг даст вам сдачи. Он в данный момент находится на КПП.

– Любопытно, а кто вы? Какая-то важная шишка в правоохранительных органах?

– Я обычная журналистка, – мило улыбнулась я, – по образованию театровед, бывшая актриса, художница, занимаюсь ресторанным бизнесом.

– Вот это уже чистая пурга. Вы приходите сюда, вас пропускают на территорию зоны, а Иван остаётся на КПП.

– Он просто не захотел мне мешать, – хмыкнула я, – а пропустили меня потому, что я показала удостоверение, временно выданное мне новым начальником Ивана Николаевича. Он теперь в ФСБ работает, а меня привлёк,

потому что я не в меру ретивый частник. Им легче держать меня под контролем, чем в последний момент вырывать меня из лап разъярённых преступников, которым очень хочется отвернуть мне голову.

– Что-то не верится. Вы, плюс ко всему, обворожительная женщина, яркая, стильная, и очень дорого одетая.

– Вот именно, – кивнула я, и протянула ему руку, – на указательном пальце бриллиант в двести карат, и стоит он соответственно. Разве сотрудник милиции может себе такое позволить?

– Не может, – кивнул Яков Михайлович, – роскошный камень, никогда таких не видел. Ладно, допустим, я вам верю, но при всём этом, помощь мне не нужна. У меня всё прекрасно, я тут уже привык, и вы из меня и слова не вытяните. Понятно?

– Понятно, – кивнула я, – вы только имейте в виду, я всё равно докопаюсь, – с этими словами я встала со стула, и, выходя из здания, посмотрела на окна тюрьмы.

Сквозь прутья решётки на меня смотрели лица заключённых, и я почувствовала себя неуютно. Быстро миновала территорию от здания до КПП, благо, меня провожал конвойный.

– Что тебе сказал Дьяков? – спросил Иван Николаевич, когда мы уселись в машине.

– Попереливали из пустого в порожнее, – вздохнула я, – он не желает идти на контакт, совершенно. Даже слушать не желает, упёрся, как баран.

– Может, мне попытаться? – наморщил лоб Иван Николаевич.

– Не стоит, – махнула я рукой, и нахмурилась, – я на минутку, – вышла из машины, и опять попросила позвать начальника тюрьмы.

– Что случилось? – спросил он, и я отвела его в сторонку.

– Извиняюсь, а как вас зовут?

– Василий Александрович.

– Василий Александрович, помогите мне, пожалуйста. Я слышала, что в тюрьме можно вытянуть из человека сведения.

Один зек вытягивает из другого информацию за некое вознаграждение.

– Я вас понял, – кивнул Василий Александрович.

– Держите, – протянула я ему деньги, и визитку. Он кивнул, и быстро спрятал всё в карман, а я села в машину.

– А что сейчас было? – не понял Иван Николаевич, – ты зачем ему дала денег?

– Не хочет по-хорошему, будет по-плохому, – буркнула я, – из него родные сокамерники вытянут информацию, за вознаграждение.

– А ты знаешь, как это называется?

– Доносами это называется, – хмыкнула я, и вынула сигареты, – а по-другому всё равно не получится, он не хочет откровенничать. Или у вас имеются другие предложения?

– Других предложений у меня нет, – уныло сказал мой свёкр.

– А у меня есть подозреваемый.

– Ничего себе, – ошеломлённо протянул Иван Николаевич, – и кого ты подозреваешь?

– Юлию Дмитриевну!

– Да ты что! Что ты такое говоришь!? Это невозможно!

– Но почему? Вы не видите очевидного мотива? Беременная супруга, беременная любовница, и чисто женская месть. Конечно, мотив примитивный, но другого всё равно пока нет.

– Действительно, – кивнул Иван Николаевич.

– Да брать надо эту тёлку, – сказал вдруг Андрей, – сто процентов, это она убийца.

– Не надо делать поспешных выводов, – протянула я, – допустим, её кислотой Дьякова облила, но мне непонятна смерть. Было немало случаев, когда обливали кислотой, но никто от инсульта при этом не умирал. Ладно, если бы инфаркт, разрыв сердца, но я никогда не слышала, чтобы умирали от инсульта с панталыку. Что такое инсульт? Если я правильно понимаю, это что-то сосудистое. Минуточку, – я вынула телефон, и набрала свой стационар.

– Слушаю, – ответила Анфиса Сергеевна.

– Анфиса Сергеевна, у меня к вам вопрос, – начала я с места в карьер, – что такое инсульт? По сути своей.

– Инсульт? – удивилась свекровь, – странный, однако, вопрос. Конкретно, от нервного напряжения в мозгу лопается сосуд, или сосуды. Происходит кровоизлияние, и кровь заливает мозг, блокируя подачу импульсов. Точнее, ты ведь знаешь, что мозг центр, и подаёт телу команды. Почему людей парализует, если те остаются в живых после подобного?

– Почему?

– Потому, что мозг, залитый кровью, на время отключается, и не может подавать команды. Понятно?

– Вполне, – вздохнула я, – а инсульт может возникнуть неожиданно?

– В смысле?