Текст книги "Блондинка на выданье (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Жизнь игра, и все мы в ней актёры, любил говаривать помрёж у нас в театре, большой любитель творчества Тамары Гвардцители.

Я с меланхоличным видом включила радио, и оттуда понеслись звуки музыки, играла пресловутая « Виват, король, виват », о которой я сейчас вспомнила. Я тут же добавила звук, с удовольствием подпевая, и постукивая длинными миндалинами по рулю в такт музыке.

Я всячески пыталась отвлечься от грустных мыслей, от тоски и хандры, и даже приближающийся Новый год меня не радует. Я с детства жду в Новый год чуда, какой-то небывалой сказки. До сих пор, а мне уже двадцать семь, я несколько наивна, и испытываю благоговение перед Новым годом, и перед Рождеством. Ребёнком ждала принца на белом коне, в юности влюбилась, но это было несерьёзно, а потом на мою голову обрушилась такая любовь, о какой можно только мечтать.

Но хорошие пай – девочки в большинстве своём влюбляются в плохих мальчиков, и это парадокс. Я не стала исключением.

Мой плохой мальчик бьёт все рекорды, бандит, убийца, наркоторговец, и самая последняя скотина по жизни.

Я родила от него дочку, и обожаю Василису сверх всякой меры. Где-то в глубине души я надеялась, что его можно оправдать, рвалась между ним и мужем, но недавно узнала, что он совершенно конченый человек.

Для меня это было смерти подобно, и я выгнала его из своей жизни, совсем. Раньше он докучал мне своими признаниями в любви, и безумно дорогими подарками, а теперь я его даже на порог своего дома не пускаю. С Василинкой он видится посредством няни.

Но это оказалось так тяжело, я даже не представляла, что до такой степени не могу жить без него. В первый момент я не поняла, что вообще произошло, это был просто шок.

Рыдала, запершись в кабинете издательства, крушила всё подряд, поставила на ноги всех сотрудников, заставила летать на реактивной метле. Даже Генриху нахамила.

Последний был немало удивлён, а потом увидел меня в баре, пьяную в стельку, прочитал мою статью, и всё понял.

Он вообще догадливый.

А потом во мне что-то оборвалось, и на место отчаянья и агрессии пришла апатия. Как – будто весь воздух выкачали, и жить не хотелось, словно из меня душу вырвали, даже дышать было нечем.

Чтобы меньше думать о Диме, и не рыдать в подушку, я завалила себя работой. Позвонила Анджеле Ивановне, главному редактору криминального глянца, договорилась с ней, и с одним географическим изданием, с которым теперь сотрудничаю.

Я окончательно вышла на финишную прямую, и стала кваликафицированной журналисткой. Пишу криминальные статьи, мне дали рубрику, как свободному журналисту, а в географический журнал я поставляю к статьям ещё и фотографии. Я завалила себя работой, но стало только хуже. Денег значительно прибавилось, но тоска стала сильнее.

В своих статьях я выливала всю боль, которая скопилась в душе, Генрих смотрел на меня с жалостью, а журнал разлетался в два счёта.

Но сегодня утром, я уже хотела войти на кухню, но услышала голос Макса.

– Она меня не любит, – уверенно сказал он.

– С чего ты взял? – протянул Иван Николаевич, мой свёкр.

– А ты видел, какая она стала, когда прогнала Северского из своей жизни? Из неё словно воздух выкачали, ходит, как бесплотный дух.

– Тебе лучше знать, – буркнул Иван Николаевич.

– Да и потом, ты вообще видел, что у неё в ухе? Что она вдела?

– Браслет? – ехидно осведомился Иван Николаевич.

– Причём тут браслет? – резко воскликнул Максим, – у Дмитрия в ухе крохотное колечко из платины с бриллиантиком.

– Что за мода пошла? – недовольно пробурчал мой свёкр, – мужчинам уши прокалывать? Терпеть это не могу.

– Мы сейчас не о моде говорим, дело в том, что Вика с прошлой зимой проколола себе уши. Вдобавок к имеющимся дыркам сделала три в одном ухе, и две в другом. А летом вынула медицинские серёжки, и вставила гвоздики с сапфирами и бриллиантами. А в седьмую дырку точь-в-точь такую же серьгу, как у этого подонка.

– И что из того? Купила такие же серьги, как и он.

– Да нет у неё второй серёжки, меня это взволновало, и я полазал в её шкатулке с драгоценностями. Нет у неё второй серьги, а когда она заснула, я поближе рассмотрел серьгу, она абсолютно такая же, как у Дмитрия.

– Думаешь?

– Уверен, – со вздохом сказала Макс, – она не любит меня.

– Вот уж не думал, что ты такие мелочи замечаешь.

– Когда тебя постоянно пилят, твердят, что ты не романтичный, да ещё и бывшего мужа в пример приводят, поневоле начнёшь всё замечать.

– Ты её так любишь?

– Да я жить без неё не могу, а она без него, я в этом уверен.

– Что за блажь тебе в голову стукнула? – вклинилась Анфиса Сергеевна, – она не из-за него так страдает.

– А из-за чего же ещё?

– Да из-за того малыша, который у вас погиб. Она мне как-то призналась, что безумно об этом сожалеет. Она только кажется холодной, как снежная королева, а сама рыдает втайне ото всех в подушку.

– Я даже и не думал, – растерянно проговорил Максим.

– А ты подумай.

– Кстати, а вдруг у неё какие-то проблемы после падения и выкидыша начались? Больше полугода прошло, а она по новой так и не забеременела.

Больше я слушать не смогла, слёзы сдавили горло, и я вылетела вон из дома.

Даже пение Тамары Гвардцители не могло меня успокоить, и я выключила радио, когда она замолчала.

Какая же Анфиса Сергеевна хорошая, относится ко мне, как к родной внучке, а не как к жене внука. Выдумала про малыша, правда, выкидыш у меня был, и я дико расстроилась из-за этого, но до сих пор я не забеременела только по одной причине: я пью противозачаточные таблетки.

Я надеялась восстановить наши с Димой отношения, мы какое-то время были любовниками, но потом всё рухнуло. И сейчас я вдруг страстно захотела ещё одного малыша. У нас с Максом уже есть двойня, Лиза и Леня.

Хочу ещё одного ребёнка. Я вытащила из сумки таблетки, и

просто выбросила их в окошко, и закрыла стекло.

Теперь надо только к геникологу съездить, и с ним проконсультироваться.

Мне сейчас надо в издательство, а потом нанесу визит Исааку Наумовичу, и я набрала номер частной геникологии.

– Здравствуйте, геникология, я вас слушаю, – весело воскликнула Ирочка, сидящая в приёмной.

– Здравствуй, Ирина, – сказала я, – это Эвива Миленич беспокоит. Можешь меня на сегодня, на вечер записать?

– Извините, конечно, но на сегодня всё занято, могу только на послезавтра. Устроит?

– Не устроит, – жалобно протянула я, – мне сегодня очень нужно. Очень, очень, пожалуйста, найди время.

– Подождите, я сейчас посмотрю, – раздался шелест, а потом голос Ирины, – приезжайте к трём часам, Исаак Наумович примет.

– Спасибо огромное, – возликовала я, и отключилась, бросила телефон в сумочку, и поехала в издательство.

Но, когда я вышла из лифта, ко мне со всех ног кинулся Генрих, и вид у него был весьма взбудораженный.

– Наконец, ты приехала, – и потащил меня в сторону зала заседаний.

– Что случилось? – попыталась я затормозить на каблуках, но споткнулась, и чуть не упала, пробив дыру в линолеуме.

– Уладь этот вопрос, пожалуйста, а то я не знаю, что мне делать, – как-то даже жалобно воскликнул он.

– Пока ты мне не объяснишь суть вопроса, я точно ничего уладить не смогу, – скрипнула я зубами, – в чём дело?

– А дело в том, что у меня в зале совещаний сидят два идиота, и я не знаю, что с ними делать.

– Какие ещё идиоты? Да ответь же, наконец! – не выдержала я.

– Пошли, – он втолкнул меня в свой кабинет, – присядь.

– Я лучше постою, – бросила я на диван пальто, и сумочку.

– Вообщем, у нас с отцом гениальная задумка, мы хотим печатать книги.

– Книги? – ошеломлённо протянула я, – вы хоть понимаете, во что вы меня втягиваете? Я не редактор! Вернее, я сижу тут в должности главного редактора, пишу статьи, редактирую короткие тексты, но книги! Я не смогу!

– Подожди, не кричи, – остановил поток моего красноречия Генрих, – ты главный редактор! Самый главный! Главной и останешься, и моим замом. Ты только бумаги будешь подписывать, а для книг я найму специалистов, уже обратился в Литературный институт.

– Сумасшедший! – припечатала я начальника.

– Но я не думал, что сюда толпами повалят психи, – воскликнул Генрих.

– Подобное притягивает подобное, – ухмыльнулась я.

– Не хами начальству, – хмыкнул Генрих, – лучше помоги. Выходит, придётся толпу сотрудников нанимать. Нужен технический редактор, должность художественного пока за тобой, а там посмотрим, как справляться будешь. Ещё нужен руководитель художественного отдела...

– Вообщем, это аут полный, – резюмировала я, – ты повесил себе ярмо на шею.

– Мы с отцом хотим расширения, это больше денег, больше прибыли.

– А мне-то что с этого? – прищурилась я.

– А тебе высокую зарплату, в два раза больше, чем у тебя была.

– За большой зарплатой маячит большая ответственность, – покачала я головой, – ладно, говори, что там у тебя на данный момент?

– Пришёл какой-то идиот, заявился с матерью. Она с порога заявила: вам оказана честь, платите миллион евро, и печатайте сыночку. Представляешь? Да таких гонораров ни в одной стране мира не платят!

– Прикол, – протянула я, – так выставите их из редакции.

– Как ты себе это представляешь? – подпрыгнул Генрих, – они же потом в жёлтую прессу побегут, и подмочат нам репутацию.

– Ты абсолютно прав, – я уселась на диван, – они могут такое устроить, и нужно что-то с этим сделать. У меня мозг раскис.

– Нужно как-то донести до них, что начальные гонорары маленькие, они повышаются с популярностью. Может, ты это сделаешь?

– Как это мило, сильный мужчина прячется за спину хрупкой женщины, – умилилась я, – ладно, фиг с тобой, попробую.

– Пошли, – вскочил Генрих, а я за ним.

Он резко распахнул дверь в зал совещаний, я упёрлась в его спину, сделала несколько шагов, и обомлела.

За столом сидел мой третий супруг, Эдуард, и его мамочка, моя бывшая свекровь, выпившая у меня кварту крови, Ксения Михайловна.

– Знакомьтесь, – сказал Генрих, – это наш главный редактор, мой заместитель, Миленич Эвива Леонидовна.

Вот уж чего-чего, а этой встречи я не ожидала. А ведь должна была догадаться, когда Генрих озвучил их условия. Я недолго прожила с этими субъектами, но отвращение прочно засело. Впрочем, Ксения Михайловна всегда относилась к творчеству своего сына с придыханием, а я пыталась достучаться до его тупого сознания.

– Эта выскочка – ваш заместитель? – вскричала моя экссвекровь, – вы шутите? Да она самая бездарная личность, какая только имеется на планете! Как вы могли взять её на работу? Нам не нужен такой редактор! Я открою вам глаза, она полный профан в литературе.

– Простите? – малость ошалел Генрих, – Эвива Леонидовна одна из лучших сотрудников, она талантливая журналистка, и самая настоящая акула пера. Она автор множества изумительных статей, тонких, изящных, иронических, и только благодаря ей наш журнал разлетается в допечатке.

– Вы издеваетесь? – вздёрнула брови Ксения Михайловна, и я вдруг поняла, как от них избавиться.

– Даже более того, я заведую финансами издательства, – с иезуитской улыбочкой выдала я, – платёжками, и гонорарами, решаю, кому сколько заплатить.

Генрих изумлённо на меня посмотрел, уж он-то прекрасно знает, что этим главный бухгалтер занимается, и открыл было рот, но я сделала такие глаза, что он тут же его закрыл.

– Вы доверили своё состояние этой идиотке? – встала из-за стола Ксения Михайловна, – неудивительно, что в продаже одни тупые детективы и ужастики, а нормальной литературы нет.

– Что вы подразумеваете под нормальной литературой? – прищурилась я, – съезды Ленина? Топорный текст, перемешанный фразами из сантехники? Думаете, люди такие кретины, и не поймут? Ладно, пусть будет Ленин, лишь бы он

был написан нормально, это мог бы быть учебный труд по истории, но у Эдуарда нечто, напрочь неудобоваримое.

– Завистливая мерзавка! – топнула ногой Ксения Михайловна, и они вылетели вон из редакции.

– Баба с возу, лошади легче, – плюхнулась я на стул, – идиоты!

– Викуль, прости, а что это было сейчас? – спросил прибалдевший Генрих, – что за хрень про финансы ты тут несла?

– Это мой третий супруг, и бывшая свекровь, – вздохнула я, – и они прекрасно знают, что от меня они денег за свои опусы не дождутся, и, тем более, не получат гонорара.

– Ты хоть понимаешь, что они сейчас в жёлтую прессу побегут?

– Да не побегут они никуда, – махнула я рукой, – Эдуарда нигде

не возьмут, а наш отказ воспримут, как мою месть. Репутация издательства не пострадает, а моя и так подмоченная.

– Понятно, – Генрих уселся напротив, – но ведь мы вполне могли их напечатать, почему ты их вытурила?

– Потому что знаю, что пишет Эдуард. Минуточку, – я пододвинула к себе ноутбук Генриха, стоявший на столе, и вышла в Интернет, – знаешь, я очень удивилась, когда это увидела, но факт остаётся фактом. Дело в том, что он пишет свои опусы от руки, ума не приложу, откуда это здесь взялось. Гляди, вот это его роман, а вот его стихи.

– Какие странные стихи, спотыкаешься через слово, – пробормотал Генрих, – кстати, голубка ты моя, белокрылая, я тут у тебя кое-что нашёл. Искал документацию, и напоролся на тетрадку. Извини, не удержался, не думал, что там что-то личное, и сунул свой нос. Ты стихи пишешь?

– Да я так, – у меня краска к лицу прилила, – как-то само получилось.

– Не тушуйся, давай поговорим, – улыбнулся Генрих.

– О чём говорить-то? – вздёрнула я брови.

– Сходи к литераторам, пусть они тебе объяснят, как лучше писать.

– Что ты имеешь в виду? – сощурилась я.

– Что тебе лучше поговорить со специалистами.

– А меня ты считаешь не специалистом? – засмеялась я, – я же пишу статьи.

– Ну и что? Ты не поэт! Ты не знаешь, как рифмы надо строить.

– Спятил, – вздохнула я, – я боюсь народа. Я не смогу читать стихи прилюдно, это личное. Да и потом, мне кажется, что на таких сборищах сидят одни неудачники. А чем им ещё заниматься? Их никто не печатает, вот они и плюются в более удачливых коллег, хвалят сами себя.

– Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, – развёл руками Генрих, – ладно, вот тебе адрес, съезди, если захочешь.

Я машинально взяла у начальника бумажку с адресом, кинула в свою необъятную сумку, в которой всё имеет обыкновение безвозвратно исчезать, и встала с места.

– Пойду, дел много, номер надо в печать сдавать, – и я отправилась в свой кабинет.

Я просидела за компьютером несколько часов. Чувствуя, что начинают уставать глаза, я закончила работу, и отправила макет в типографию. А сама отправилась обедать.

Взяла в кафе салат из морепродуктов, апельсиновый сок, и кофе с пирожными.

Вкусив любимого салатика, я, было, расслабилась, и тут надо мной раздался вопль.

– Здравствуйте, Эвива Леонидовна.

– Кирилл! Зачем так орать? – свирепо осведомилась я, – чего тебе опять надо?

– Эвива Леонидовна, вы не понимаете! – парень плюхнулся около меня, – нам надо раскрутиться!

– Прости? – я хлебнула сока из стакана, – что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что нам нужна сенсация, шквальный материал. Какой-нибудь скандальчик, крупный, желательно. Представляете, какой бенц будет? А давайте, мы что-нибудь соврём про кого-нибудь.

– А давай, я тебе осветительную арматуру на лице прикреплю? – погрозила я ему увесистым стаканом, – представляешь, какой бенц будет? Главный редактор огрел своего заместителя! Ты только представь заголовок! Скандальчик будет!

– Да ладно вам, – протянул Кирилл, – я же хотел, как лучше.

– А получилось, как всегда. Хватит чушь молоть! Если не

хочешь работать в интеллигентном глянце, иди в жёлтую прессу, уверена, там ты себя найдёшь.

– Просто я хочу, чтобы глянец стал нормальным, настоящим.

– А, по-твоему, он не настоящий? – стала злиться я.

– Он скучный, – протянул Кирилл, – а статьи у вас нудные, если честно. Вы уж извините, но это чистая жвачка. Ни намёка на агрессию.

– Слушай меня сюда, знаток человеческих душ, я тебе в тысячный раз повторяю, у нас правильный журнал, мы не придумываем сплетни, и не ищем их. Ты сюда пришёл, и с ходу стал свои порядки устанавливать, а этот журнал – детище Генриха Вениаминовича. Он его с таким трудом поднимал, я лепту внесла, покойный Елисей Семенович, Вениамин

Фридрихович, фактический владелец журнала. Так что сиди, и помалкивай, а то я тебе устрою бенц. « Желтуха » расходится одним тиражом, второй они редко печатают, а у нас три тиража в двух странах разлетаются. Усёк момент? Тебе деньги не нужны?

– Денег мне даст папа-банкир, – нахохлился парнишка, – а я просто хочу имя себе создать.

– Какой же ты ещё наивный, – вздохнула я, – послушай, Кирилл, почему ты пошёл именно в журналистику? Почему на экономический не отправился? Если твой отец банкир, то тебе надо продолжить династию.

– Этим мой старший брат занимается, – неожиданно разоткровенничался Кирилл, – а я в цифрах вообще ничего не понимаю, мне просто хочется сделать себе имя на скандальных статьях.

– Понятно, – оживилась я, – а у меня идея. Только сначала я ею с Генрихом поделюсь. Хорошо?

– Хорошо, – воодушевлённо протянул Кирилл, – а я стану знаменитым?

– Обязательно, – принялась я за пирожное, – попробую уговорить Генриха на этот проект, – съела свой десерт, выпила кофе, и отправилась к геникологу.

На улицу началась самая настоящая метель, и я закуталась в воротник своего пальто.

Не так давно, прогуливаясь с Максом по универмагу в поисках свитера для него, я наткнулась на красивейшее пальто.

Чёрное, кожаное, длинное, с пушистой опушкой на воротнике, до невероятного роскошное, если не сказать, шикарное. Оно было выставлено в двух экземплярах, чёрное и красное, и, конечно, я оба потащила в примерочную, померила, и теперь поочерёдно их одеваю.

Ветер кидал позёмку под ноги, которая тут же таяла, и я, стуча шпильками, добежала до своей машины. Красный джип приветливо мигнул фарами, я села за руль, и медленно тронулась.

В этом красивом пальто только одно неудобство: полы мешаются, когда сидишь за рулём.

Вообще, такое пальто предпочтительнее носить жёнам олигархов, которые ничего в своей жизни не делают. В салон красоты они ездят с шофёром, по магазинам тоже. А простой женщине такое одеяние не по карману, да и не оденет рабочая с фабрики длинное пальто. Почему?

Я так и представляю себе картину: выходит усталая после работы женщина на улицу. Топает в длинном пальто до остановки, на подножке автобуса ей на полы обязательно наступят, потом оттопчат в самом автобусе, и в итоге пальто можно будет смело выбрасывать. Оно не практично.

А я стала жертвой моды, и теперь запихиваю полы под себя, чтобы не мешались.

Исаак Наумович принял меня почти сразу, осмотрел, и вздохнул:

– С вами полный порядок, милая Эвива. К чему была такая срочность?

– Я хочу родить малыша, – сказала я, умостившись на стуле, – через какое время после окончания приёма таблеток может наступить беременность?

– Примерно месяца через три, – сказал Исаак Наумович, – организм должен отойти от этой химии.

– Понятно, – протянула я.

– Но ведь у вас уже есть трое детей, – сказал доктор, – многовато для нашего времени.

– Я люблю детей, – улыбнулась я.

– Рожать у меня будете?

– Конечно, – я засмеялась, – только об этом ещё рановато говорить, я даже не беременная, только задумываю.

– Отлично, – кивнул Исаак Наумович, – тогда приходите, когда забеременеете. У вас всё в норме, и показания УЗИ хорошие.

Доктора я покинула, довольная сверх всякой меры, села в машину, достала из сумочки сигарету, щёлкнула зажигалкой, и втянула в себя дым. Зазвонил мобильный, я вынула из кармашка сумки телефон, и нажала на кнопку. Номер был незнакомый.

– Слушаю, говорите.

– Викуль, привет, – услышала я смутно знакомый голос.

– Привет, – осторожно ответила я, ещё не узнавая собеседника.

– Это Танька Митросян. Ты меня помнишь? Я дочь лучшей подруги Ксении Михайловны, твоей свекрови.

– Ксения Михайловна мне давно не свекровь, – сквозь зубы ответила я, – я с Эдиком развелась.

– Но почему? – поразилась Таня, – он же такой мужчина!

– Он идиот, во всём слушающийся свою авторитарную мамашу, к тому же уверенный в собственной гениальности.

– Он действительно талантливый, – голос Тани стал неожиданно сухим.

– Танюш, в чём дело, собственно? – подозрительно осведомилась я, – ты в него не влюблена, часом? Тогда флаг тебе в руки, барабан на шею. Только влюблённая по уши баба не видит очевидного! У неё розовые очки на носу! Кстати, а то ты не знаешь, что я с Эдькой развелась! Прекрасно знаешь, и ломаешь комедию. Чего тебе надо?

– Во-первых, моя мать напрочь разругалась с Ксенией Михайловной. А то ты не помнишь, что мы к вам в последнее время не ходили.

– Помню, – пришлось мне признать.

– А раз помнишь, то чего глупые вопросы задаёшь?

– Так что тебе нужно? – в который раз повторила я.

– Ты от меня избавиться хочешь? – с напором спросила Татьяна, и я искренне за неё порадовалась. Что она находится на том конце провода, а то я бы ей заехала, если бы она находилась в непосредственной близости.

Объясню. С Танькой я никогда не общалась, и сейчас совершенно не понимаю, за каким лядом она мне позвонила.

Она отвратительная особа, наглая, дерзкая, никогда не думающая о людях.

– Хороша! – гневно воскликнула Татьяна, – в кои-то веки ей лучшая подруга позвонила, а она нос воротит.

– У меня только одна лучшая подруга – Зоечка Храмовцева, – рявкнула я.

– Эта рыжая стерва?! – возмущённо воскликнула Танька.

– Что ты сказала?!!! – озверела я.

– Ладно, извини, – пробурчала Татьяна, – я вообще-то о помощи попросить хотела. Ты ведь мне не откажешь? Ты же добрая.

Вот, если бы она не добавила последней фразы, я бы ей точно отказала.

– Что там у тебя? – свирепо осведомилась я.

– Пожалуйста, приезжай завтра вот этому адресу, – она

продиктовала название улицы, – это очень важно, я тебе на месте объясню.

И мне ничего не оставалось, кроме как согласиться, записать адрес, и на этом она отвязалась.

Швырнув трубку в сумку, я поехала домой, было уже поздно. Зимой рано темнеет, и я ехала осторожно, буквально тащилась, и при въезде увидела, что дом ярко освещён.

Заведя машину в подземный гараж, я выбралась на улицу, где в это время выла метель, и ветер бросал колкие снежинки в лицо. Можно было пройти по лестнице на кухню, но в последнее время там заклинивает замок, и я решила войти через парадный вход.

Я сделала несколько шагов к лестнице, входная дверь распахнулась, и мне на встречу бросились пекинесы, Симка и Себастьян, мопс Чарли, шпиц Людовик, Камилла, изящная пуделиха на тонких лапах, Жека, полуводолаз, полуалабай, и кошки.

Я едва успела отскочить, собаки радостно понеслись по снегу, а кошки задёргали хвостами. Кешак присел на лапах, а Манечка побежала ко мне. Кошки выходят на улицу лишь прогулки ради, а для тех целей, для каких собаки выбегают, у них поставлен лоток. Что уж тут сделаешь, если они такие избалованные? Переучивать их мне радости не доставит, не могу смотреть, как страдает скотинка. И потом, не найдя лотка, они устроят туалет под ближайшим диваном.

И тут же возникает вопрос: а мне это надо? Легче лоток поставить.

Маняшка поставила на меня свои маленькие лапки, и я поспешила подхватить любимицу. Манечка замурзилась, стала тереться мне о лицо. Кешка стоял в стороне, а шиншилла

Маус, Кляксич, чёрный котище с рыжими глазами, Маркиза, шотландская вислоухая, стали играться между собой.

Только Карлуша, перс невероятной толщины, с ленивым видом уселся на снегу. Последний так отъелся, что он даже не реагирует, когда Манины котята по нему носятся.

– Как день прошёл? – спросила Анфиса Сергеевна, зябко кутаясь в шаль.

– Как всегда, бурно, – засмеялась я, отпуская кошку, и вынимая из сумки сигареты.

– Викуль, я Максу скажу, – воскликнула моя свекровь, – курить вредно.

– Решили стать вредной свекровью? – засмеялась я.

– Детка, ты же знаешь, что ты для меня не просто жена внука, ты для меня как внучка. Давай, заходи, и туши сигарету, Макс уже дома, и может увидеть. Я не хочу, чтобы вы поругались.

– Вы просто душка, – я выбросила сигарету, и помчалась в дом.

Скинула пальто и сапожки на шпильках, и стала растирать себе ступни.

Макса я увидела через щель в гостиной, и пошла к лестнице круговым коридором. Макс обязательно меня поцелует, учует табак, и тут же начнёт ругать. А я сейчас украду из бара веточку мяты, которую я ложу в коктейль с ромом, или ещё какую-нибудь пряность.

И я с ловкостью проделала все эти манипуляции. Осторожно открыла холодильник, взяла пряность, и помчалась наверх.

Сменив стильный костюм на домашний, цвета изумруда, я спустилась в гостиную, и Макс удивился.

– Когда ты прошла? Я тебя не видел.

– Смотреть надо было в оба, – усмехнулась я, – а что у нас на ужин? Я ужасно голодна.

– Телячьи мозги с расплавленным сыром. Что ты на это скажешь?

– Несомненно, приду в восторг. Пошли ужинать, – и я рванула на кухню.

Пока я расставляла тарелки, пришла Анфиса Сергеевна, и Иван Николаевич. Последний был хмурым, думал о чём-то своём, и даже не проворчал насчёт курицы, чем несказанно меня удивил.

Обычно он ругается, когда видит у себя на тарелке постное белое мясо. Но сейчас его мало волновал салат из свежих овощей, сельдерейно – морковный сок, совершенно белая курица без шкурки, и поджаренная цветная капуста.

Для меня подобный ужин кажется изумительно вкусным, но только не моему свёкру. Он очень полный, и я давно пытаюсь заставить его похудеть, да только никак.

Он не любит овощи, фрукты, соки считает глупыми замашками, к овсянке, правда, кажется, привык, но иной раз морщится. Зато обожает жареное, жирное, сосиски, ветчину, чипсы, пельмени, и всё это обливает майонезом. Дикость какая-то.

Скажу честно, я помешана на здоровой пищи, и нет ничего предрассудительного в том, что человек хочет радоваться жизни. Думаете, что это за радость жизни – цветная капуста?

А на вкус и цвет товарищей нет. Во-первых, сразу улучшится самочувствие, появится энергия, а это даёт ощущение уверенности в себе.

Мне многие говорят, что я зануда, напрочь лишённая чувства юмора, но большинство этих людей по социальному статусу ниже плинтуса.

А нормальные люди видят, что у меня замечательное, слегка ироничное, чуток язвительное, но тонкое и изящное чувство юмора. Если они не способны разглядеть интеллигента, значит, они дубоголовые, и этим всё сказано.

Я уплетала мозги, Макс рассказывал какую-то очередную байку, как их студент отведал, извините за отвратительную подробность, мяска в доме преступника.

Как потом выяснилось, преступник был маньяком, каннибалом.

Угадайте с трёх раз, что за мясо лежало на сковородке? Бедного Вениамина потом так полоскало, когда он узнал, что отведал человечины. Кстати, услышав сейчас незатейливый рассказец, я подавилась телячьими мозгами, а Анфиса Сергеевна зажала рот рукой. Только Иван Николаевич сохранил спокойствие, даже не отреагировал.

Странный он сегодня, нетипичный, даже Анфиса Сергеевна на него косилась.

Мы мирно доели ужин, я хотела было поговорить со свёкром, но Макс уволок меня в спальню, а утром Иван Николаевич сбежал раньше, чем я проснулась.

Я лишь увидела в окошко, как он садится в машину, и решила отложить разговор. Макс тоже ускакал, я спокойно приняла душ, съела на завтрак овсянку, чашечку кофе с вишнёвым пирожком, и села в машину.

Решив не создавать самой себе проблемы, я надела зелёные бриджи, красный свитер, красные сапожки на шпильках, и серую шубку. Хорошенькую, коротенькую, а голову накрыла широким, зелёным шарфом. Взяла красную сумочку от кутюр, и поехала по адресу, данному мне Таней.

И очень удивилась, оказавшись около блочных многоэтажек, заперла машину, и поднялась на нужный этаж. Номера на дверях не было обозначено, и я позвонила, в какую пришлось.

Дверь долго не открывали, я нажала ещё, и ещё раз. Послышались шаги, лязгнули замки, и передо мной предстала девушка лет шестнадцати, смазливая, блондиночка с голубыми глазами, и очаровательным личиком.

– Обалдела? На часы смотрела? Все люди спят!

– День давно начался, – процедила я, – а меня сюда попросила приехать Таня Митросян. Знаешь такую?

– Таньку-то? Конечно. А ты Вика?

– Точно, – кивнула я.

– Заходи. Кофе будешь?

– Спасибо, но я уже пила, – отказалась я, и не пожалела.

Потому что она вытащила банку « Нескафе », и немытую кружку. Неизвестно, что из этого хуже, немытая чашка, или дешёвый кофеёк. У этого кофе настолько неприятный вкус, что просто жесть.

Избалованная я, люблю кофе только из Индонезии, Йемена, Гватемалы, он там изумительный. Кстати, знаете, какой самый дорогой кофе? Его цена около тысячи долларов за килограмм, но я бы ни за что не стала бы пить такой, даже если бы мне предложили его бесплатно. Почему?

Пожалуй, отвечу, только подробность не из приятных.

Дело в том, что существуют некие зверушки, не помню их

название, и они очень любят лакомиться кофейными ягодами.

Зёрна они не переваривают, конечно, а потом любители лёгких

денег ковыряются в гуано, и выбирают кофейные зёрна.

Оно, конечно, понятно, животных ведь не обманешь, они выбирают самые спелые ягоды, самые лучшие. Но сам факт, что употребляемое уже побывало у кого-то в желудке, а потом прошло через остальные особенности организма, вызывают у меня рвотный рефлекс.

Конечно, хорош ещё караколь. Это, когда в ягоде не два зерна, как обычно, одной стороной выпуклой, другой плоской, а шариком. Он тоже очень дорог.

Думаете, я гурман? Быть может.

Большинство российских граждан не любит возиться с зёрнами, это долго, на работу надо бежать, и пьют эту растворимую гадость.

– Танька устроила мне бенц, – плюхнулась на стул девица, прихлёбывая пойло, – я поспать хотела, всю ночь снимали фотки, жесть.

– Ты фотограф? – удивилась я, теребя в руках сумочку, – мы с тобой коллеги.

– Коллеги, – пробормотала девица, – снимаешь, наверное, на

« профессионалку », в павильонах, со всеми прибамбасами.

– Конечно, – кивнула я, – а ещё на раритетах, даже имею личный, антикварный фотоаппарат. В зависимости от требований генерального. Правда, в большинстве случаев я свои же требования и выполняю, потому что я главный редактор.

– Круто устроилась, – кивнула девица, – а я на случайных заработках перебиваюсь. Такие мымры, вот типа тебя, на сладких местечках умостились, а другим наладить жизнь не даёте.

Я вздёрнула брови, и открыла было рот, чтобы какую-нибудь резкость сказать, но девица меня перебила.

– Танька вот тоже, еле концы с концами сводит, не берут в глянцы. Кажись, пришла, – в самом деле, я явственно услышала щёлканье замка, и через минуту на кухне появилась Митросян.

– Привет, Викуль, – заявила она, – Мариш, иди спать, мы без тебя справимся, – он поставила на пол какие-то сумки. Марина убежала, а Танька налила себе кофе, и уселась за стол.

Она ничуть не изменилась, только волосы из светло-русого, её

родного цвета, перекрасила в белый, ужасно вульгарный