Текст книги "Полуночное танго"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
– Ты говорил, будто оставил в ее комнате пиджак с деньгами и документами, – вспомнила я. – Как тебе удалось выйти сухим из воды?
– У тебя хорошая память. – Арсен мне дружески улыбнулся. – Я побывал там еще раз. До прибытия милиции, естественно. И уничтожил все улики. Вплоть до отпечатков пальцев. Секешь, как я ловко умыл ментов? – Внезапно он нахмурился. – Правда, до меня там уже кто-то побывал. И этот кто-то разворотил ей, уже мертвой, живот. Садист какой-то. Это было жуткое зрелище.
– Ты все эти дни прятался в нашем доме, – вдруг дошло до меня. – В комнате у Марго. А она мне ничего не сказала.
– Маргарита дала мне слово молчать. Я слышал, как ты рассказывала ей о свидании в крольчатнике.
Он вдруг наклонился и поцеловал меня в лоб.
В этот момент на ступеньках веранды появилась мама.
– Что вы здесь делаете? Кто вы? – напала она на Арсена. – Саша, что здесь делает этот мужчина?
– Он мой друг, – сказала я. – Пришел меня навестить. Если бы не он, я бы осталась без скальпа.
– Что еще за шутки? Саша, как тебе не стыдно лежать в присутствии чужого мужчины? Господи, нельзя на полчаса отлучиться.
Мама сняла шляпу и швырнула ее на кровать Марго. Я заметила, что у нее дрожат руки.
И тут мама заметила эту фотографию. Она побледнела и часто заморгала. Мне показалось, она сейчас расплачется.
– Откуда здесь это? Саша, я у тебя спрашиваю: откуда здесь это?
– Приходил Камышевский. Он хотел забрать фотографии.
– Здесь был Камышевский? Когда?
Голос мамы звучал неестественно спокойно.
– Десять минут назад.
– Он что, хотел повидаться со мной?
Мама смотрела куда-то вдаль, на гору.
– Он ничего не сказал. Я не хотела отдавать ему фотографии. Тогда он схватил меня за волосы.
По щеке мамы скатилась слеза. Она повернулась и поплелась в свою комнату.
– Этот тип похож на шизофреника, – пробормотал Арсен. – Ты бы видела, какая у него была зверская физиономия, когда он вцепился тебе в волосы. Такой запросто убить может.
– Камышевский ненавидит Марго, – вдруг вспомнила я. – Она сказала, что ляжет костьми, но не позволит маме выйти за него замуж. Думаю, это Марго откопала фотографии.
* * *
Мы обшарили весь город в поисках Марго. Арсен выпросил у спасателей бинокль и, взобравшись на вышку, внимательно осмотрел окрестности.
– Мы даже не знаем, в чем она была, – я еще спала, когда она ушла. Кстати, я спала и когда она вернулась вечером.
– Мы сидели в кафе. Потом купались. Она нырнула и потеряла парик.
– Парик? Какой еще парик? – недоумевала я.
– Она говорит, что стащила его у твоей бабушки.
– Ничего не понимаю! Сроду не видела Варечку в парике.
Арсен хмыкнул.
– Маргарита обожает чудить. Мне больше нравятся ее собственные волосы, но прямые ей тоже идут.
– Значит, это я вас видела в тот вечер.
Мне казалось, я смотрю в разбитый калейдоскоп. Вместо того чтобы сложиться в узор, камешки валялись бесформенной кучкой. Марго и Арсен… Невероятно. И еще этот маскарад.
– Я боюсь за нее. – Он опустил бинокль. – Она всегда рубит с плеча. Некоторые звереют, когда им в лицо говорят правду. В местную милицию обращаться без толку. Послушай, а может, тот шизик что-то знает? Где он живет?
Мы прокрались к дому, где Камышевский снимал комнату с отдельным входом, со стороны сада, прячась за лавровыми кустами. Он сидел в качалке на пороге и, судя по всему, дремал, прикрыв лицо газетой. Арсен громко кашлянул. Человек в качалке не шевельнулся. Тогда Арсен вышел из кустов и направился прямо к нему.
– Где Маргарита? – спросил он, грозно возвышаясь над Камышевским. – Не прикидывайся идиотом. Я из тебя начинку вытряхну!
Резким движением руки он сорвал газету. Я увидела обыкновенную дыню. Она лежала поверх скатанного матраца, который имитировал одетого в тренировочный костюм мужчину. Нижняя часть манекена был накрыта махровым полотенцем. Под ним оказались туго набитые сеном колготки в кружевных мини-трусиках.
– Послушай, я, кажется, такое уже видел где-то. Черт… ну да! Когда я обнаружил, что Жанку зарезали, я обо что-то споткнулся. Это были женские колготки, набитые сеном. И тоже в трусах. Этот тип настоящий извращенец. Я так боюсь за Маргариту.
…Она была в маминой гофрированной юбке и черной кофточке с люрексом. Сверху, с шоссе, я заметила пестрый кусочек материи среди пустынных валунов. Волосы слиплись от крови, но Марго была жива и даже узнала меня. Арсен на руках донес ее до шоссе. Какая-то «волга» довезла нас до больницы.
– Сотрясение мозга и рваная рана на голове. Судя по всему, она ударилась об острый край валуна, – сказал врач, оказавший Марго первую помощь. – Ваша родственница родилась в сорочке. И что ей вздумалось купаться в таком неприспособленном для купания месте? К тому же штормило. Будем надеяться, все обойдется. Но к ней пока нельзя. Да и она теперь будет долго спать.
Арсен повел меня в кафе перекусить. Мы молча жевали жесткий шашлык, запивали кислым местным вином. Я отупела от пережитого. В голове все время вертелась эта привязчивая «битловская» мелодия «Let It Be».
Вдруг Арсен стиснул мне запястье.
– Я знаю, кто это сделал. Я разрежу этого типа на кусочки.
– Так он тебе и дался. Да у тебя и доказательств нет. Она проснется и все нам расскажет.
– Нет, я должен сделать это сейчас, по горячим следам. Иначе он успеет скрыться. Пошли. – Он потащил меня к двери. – Твоя мать послужит приманкой. Не говори ей о том, что случилось с Маргаритой.
– Но она поймет все по моему виду.
– Ничего она не поймет. Ей сейчас не до того.
– А если она спросит, где я была?
– Мы втроем ходили в кино, поняла? Ты, я и Маргарита. Ты скажешь маме, что Маргарита скоро придет. Я спрячусь в саду.
Мама сидела на веранде возле открытого окна. Она даже не повернула голову на звук моих шагов. На ней было все то же нарядное поплиновое платье с оборками, только теперь они все поникли и платье выглядело будничным. Я подошла и обняла ее за плечи.
– Доченька, прости меня, – прошептала она и потерлась щекой о мою руку. – Ты, такая чистая и невинная, оказалась замешанной в жуткую грязь.
– Она к нам не пристанет, мама.
– Рита была права. Он ужасный человек. Но я не видела этого. Меня к нему так тянуло. – Мама всхлипнула. – Что я только не напридумывала про него! И это было замечательно. Теперь у меня снова начнется серая будничная жизнь.
– Ты еще влюбишься.
– Не хочу. Нет. – Мама решительно замотала головой. – Лучше жить без любви, тогда и разочаровываться не будешь.
– Он больше не приходил? – осторожно поинтересовалась я.
– Два раза был. Но я приказала ему уйти. Стоял передо мной на коленях. Он сказал, что будет просить у тебя прощения. – Она горько вздохнула. – Говорит, не спал всю ночь и нервы не выдержали. Он очень раскаивается, что сделал тебе больно. – Мама посмотрела на меня снизу вверх. У нее были заплаканные глаза. – Доченька, может, он на самом деле стал другим, когда встретил меня? Как ты думаешь?
Я неопределенно пожала плечами, хотя мне так хотелось сказать маме все, что я узнала за последние несколько часов. Но я не имела права.
– Ты не возненавидишь меня, если я прощу Эдуарда?
– Нет, мама.
– Рита на этом не успокоится. Она по-своему права, но ей не понять, что подчас любовь может сотворить с человеком чудо.
Я поспешила отвернуться, чтобы мама не заметила моей ехидной ухмылки.
– Ты в это не веришь?
– Верю, мама.
– Вон опять идет. Доченька, прошу тебя, оставь нас.
Я столкнулась с Камышевским на тропинке возле крыльца. Он схватил меня за руку и поднес к губам. Я вырвала руку и нырнула в кусты.
– Я сделаю из него отбивную. – Арсен решительно шагнул в сторону дома, но я повисла на нем.
– Погоди. Он никуда не денется. Пожалей маму.
– Он может сделать с ней то же, что сделал с Маргаритой.
Я умоляюще смотрела на него. Он вернулся в кусты.
Между тем на веранде разыгрывалась настоящая мелодрама. Камышевский ползал у матери в ногах и рыдал самым натуральным образом. Она пыталась поднять его, она даже гладила его по голове, но он все твердил:
– Мое место здесь, у этих ног.
Наконец он все-таки встал с пола и сел на краешек стула.
– Я тебя прощаю, Эдуард, – услышала я слабый мамин голос. – Но замуж за тебя выйти не смогу. Понимаешь, мне будет стыдно перед семьей, перед Сашей в первую очередь. Она видела эти фотографии. К тому же ты с ней ужасно поступил.
– Я постараюсь все ей объяснить. Я был невменяем в ту минуту. Такое не повторится. Неужели ты совсем потеряла веру в меня, Женя?
– Я верю, но… – Мама встала и положила руку ему на плечо. – Оставь нас в покое, Эдуард. Прошу тебя.
– Не могу! – Камышевский вскочил и заметался по веранде. У него это получалось красиво, как на сцене. – Я привязался к тебе всем своим существом. Я полюбил Сашеньку, я считаю ее своей родной дочкой. Даже к Маргарите я испытываю родственные чувства, хотя она меня и ненавидит. Надеюсь, со временем это пройдет.
– Я никогда не выйду за тебя замуж, – слабым, но решительным голосом заявила мама. – Никогда.
– Тогда я погиб. Я скачусь на дно, вываляюсь по уши в грязи, превращусь в обыкновенное одноклеточное, каких на этом свете много. Мужчина, брошенный любимой женщиной, в ста случаях из ста превращается в полное ничтожество. Ты будешь жить со своей виной до гроба.
– Давай расстанемся друзьями, без этих громких театральных фраз. Пожмем друг другу руки, скажем «спасибо» за то, что у нас было. И не будем поминать друг друга лихом.
Голос мамы дрожал. Казалось, она вот-вот расплачется.
– Нет! Женя, ты не можешь дать мне погибнуть! Спаси меня! Спаси!
По лицу мамы текли слезы, но она не двинулась с места. Камышевский подошел к ней сзади, обнял и зарылся лицом в ее волосы.
– Подонок, – прошептал Арсен. – Он каждую ночь пробирался к вам в сад и просил твою маму впустить его к ней в комнату. Она его ни разу не впустила.
– Откуда ты знаешь?
– Я еще много чего знаю. – Он глянул на меня как-то странно. – Последнее время я мучился бессонницей.
– Значит, ты видел, как я ходила в крольчатник в надежде встретить…
Он тронул мою руку.
– Забудем это недоразумение. Тем более что мы с тобой скоро станем родственниками. Смотри, кажется, этому проходимцу удалось охмурить твою маму.
На веранде целовались. Это был страстный и очень красивый поцелуй, и я испытала головокружение. Как вдруг мама уперлась обеими руками Камышевскому в грудь и с силой оттолкнула его.
– Прощай, – сказала она и добавила очень тихо: – Навсегда.
Она бросилась в свою комнату и закрылась на щеколду.
Камышевский, оглядываясь все время на дверь, вышел на крыльцо, спустился на тропинку. Он постоял там с полминуты и направился в сад. Он прошел совсем рядом от кустов, где скрывались мы с Арсеном. Меня обдало волной какого-то незнакомого, до тошноты резкого запаха мужской туалетной воды.
– Теперь он никуда от меня не денется, – сказал Арсен и поднялся во весь рост. – Какой негодяй. Твоя мама очень сильная женщина. Я ею восхищаюсь.
– Погоди. Он что-то задумал.
Камышевский остановился под инжиром, где они вчера сидели с мамой на лавочке, достал из кармана моток бельевой веревки. Он держал его в вытянутой руке и смотрел на него точно зачарованный. Потом перекинул конец веревки через ветку инжира, уцепился за нее обеими руками и повис.
– Представление продолжается, – сказала я. – Он знает, что окно маминой комнаты выходит в эту сторону.
Камышевский тем временем сделал петлю, в которую просунул голову. Он стоял с петлей на шее и смотрел умоляющим взглядом на мамино окно.
– Даже повеситься по-настоящему не умеет, – прошептала я.
– А он и не собирается. У меня руки чешутся помочь этому придурку отправиться на тот свет.
– Смотри! – Я вцепилась в локоть Арсена. – Похоже, он не шутит.
Камышевский уже придвинул лавку. Он влез на нее и с трудом выпрямился. Лавка была колченогая и шаталась из стороны в сторону, грозя в любую минуту опрокинуться. Он подтянул петлю повыше и закрепил веревку на ветке. Он делал это, не спуская глаз с маминого окна.
– Клоун! – вырвалось у Арсена. – С каким удовольствием я бы выбил из-под него эту лавку!
Камышевский выпрямился и протянул руки в сторону маминого окна. Лавка угрожающе накренилась и рухнула. Он повис в воздухе, дрыгая ногами.
– Он задушится! Скорей!
Арсен зажал мне рот рукой и потащил к забору.
– Ты ничего не видела, – шепнул он на ходу. – Давай сматываться отсюда. По-быстрому.
Мы перелезли через забор и не спеша направились в сторону пляжа. Мы были похожи, наверное, на обыкновенную влюбленную парочку – Арсен обнимал меня за талию и прижимал к себе. Он усадил меня за столик в павильоне на набережной и велел официанту принести бутылку вина и шоколадку.
– Пей. – Он протянул мне налитый до краев бокал. – До дна.
Я пыталась отказаться. Он влил в меня вино почти насильно и заставил съесть шоколадку. Потом мы катались на лодке. Арсен сидел на веслах, а я лежала на дне и смотрела в небо. Я очень долго лежала на дне и смотрела в безоблачное голубое небо.
* * *
Марго открыла глаза и подмигнула мне.
– Все в порядке, Пупсик. В Акапулько стоит замечательная погода. – Она перевела взгляд на Арсена. – Кажется, вы успели подружиться.
Он взял ее за руку. Она мягко, но решительно высвободилась.
– Ты все еще сердишься на меня? – спросил Арсен.
– Нет. Раз Пупсик выбрал тебя в друзья, не сержусь.
Она смешно скривила губы и шутливо погрозила Арсену пальцем.
– Слушай, что случилось? Кто это тебя?
– А, пустяки. Считай, сама себе устроила веселую жизнь. – Марго снова мне подмигнула. – Как там Женька?
Мы с Арсеном быстро переглянулись. Я поняла: Марго пока ничего не должна знать.
– Все так же. Передавала тебе привет. Думаю, сама скоро явится.
– Я не хочу ее видеть, – заявила Марго. – Скажите, что ко мне не пускают. Что угодно скажите, лишь бы она не пришла.
– Условились. Но что ты все-таки делала в пустынном месте далеко от морского вокзала?
Арсен снова взял Марго за руку, и на этот раз она ее не отняла.
– Ничего такого, за что пришлось бы сильно краснеть. Пускай это останется моей маленькой тайной. Ну, хотя бы на несколько последующих дней. – Идет?
– Идет. – Арсен смотрел на Марго влюбленными глазами. В ее взгляде тоже было что-то такое, чего я раньше за ней не замечала.
Я вздохнула и отвернулась.
– Пупсик!
– Да, Марго?
– Ты не звонила Ставицким?
– Нет. Было не до… – Я спохватилась и поправилась: – У автоматов столько народу. Сегодня позвоню.
– От меня пламенный привет. Надеюсь, твой Ромео уже дома.
Начался обход, и нам пришлось уйти. Арсен повел меня подкормиться. Последнее время он только и делал, что заставлял меня есть.
– Послушай, если тот тип не женится на тебе, я отделаю его так, что мама родная не узнает.
– Это не твое дело.
– Как это не мое? Я теперь твой старший брат. По нашим горским законам если какой-то парень занимался с девушкой любовью, он должен взять ее в жены. Иначе родственники его пришьют.
– Я живу по своим законам. К тому же ты мне пока не брат.
– Я женюсь на Маргарите, как только ее выпишут из больницы.
– Быстро у вас все вышло, – вырвалось у меня.
Арсен пропустил мимо ушей мое замечание.
– Маргарита старше меня на пять лет, и мама, конечно же, будет поначалу возражать. Но Маргарита сумеет завоевать ее любовь. Я в этом не сомневаюсь.
– Думаю, последнее слово все-таки за Марго.
– Она мне не откажет. Могу спорить на все что угодно.
* * *
Мама сидела за столом на веранде и курила, жадно затягиваясь дымом. Я молча легла на кровать и накрылась с головой простыней. Я ужасно вымоталась за последнее время. Думать ни о чем не хотелось. Стоило закрыть глаза, и я видела Камышевского, который болтался на веревке и дрыгал ногами. Это было кошмарное видение.
Я услышала, как мама простонала. Она сидела все в той же позе и все так же жадно курила.
– Что с тобой? – спросила я, приподняв голову.
– Доченька, мне так плохо! – Мама вскочила и опустилась на пол перед моей кроватью. – Стоит мне подумать о том, что я сделала… – Она уткнулась лицом в простыню. – Ужасно, ужасно, – бормотала она. – Что скажут на работе. На нас будут показывать пальцем. Бедная, бедная моя девочка.
– Успокойся, мамочка. – У меня защемило сердце. – Ты ни в чем не виновата. И я тебя очень люблю. Слышишь?
– Доченька, милая, я так хотела, чтобы у тебя наконец был отец. – Она подняла голову и посмотрела на меня. – Без отцов дети растут неполноценными.
– Все в порядке, мама. Я, кажется, выросла полноценной. К тому же у меня был настоящий отец. Ты рассказывала, он был замечательным.
– Доченька, твой отец действительно был талантливым человеком. Слышала бы ты, как он играл на скрипке. Но он был очень слабохарактерным, подверженным дурным влияниям. Ты уже взрослая и должна знать, каким был твой отец на самом деле. – Мама медленно встала с пола, взяла со стола пачку с сигаретами, но передумала курить. – Я расскажу тебе о нем сейчас, хотя, быть может, это не совсем подходящее время. Но потом у меня опять может не хватить духу.
Мама отошла к окну. Я смотрела на ее темный, резко очерченный профиль. Впервые мне пришло в голову, что моя мама прожила непростую жизнь. Я никогда не задумывалась об этом раньше. Взрослые, Марго в том числе, оберегали меня от страданий, скрывали то, что они называют «изнанкой жизни».
– Михай играл в оркестре нашей оперетты. Я познакомилась с ним совершенно случайно, на дне рождения подруги, – рассказывала мама, вертя в руке пачку сигарет. – Я в ту пору была совсем неопытной девчонкой, даже ни разу ни с кем не поцеловалась, хоть мне уже и было девятнадцать. Он говорил с заметным акцентом, но ему это шло. Он сказал, что родился и вырос в Кишиневе, хотя корни у него румынские. Он сразу стал за мной ухаживать, и мы весь вечер танцевали только друг с другом. Честно говоря, я поначалу его побаивалась – у него были жгучие черные глаза и бесцеремонный взгляд. Будто он хотел увидеть не только то, что под одеждой, а еще и душу. Потом Михай взял в руки скрипку и заиграл. Это была какая-то цыганщина, но меня проняло до слез. Он играл и смотрел на меня. Потом Михай провожал меня домой. Была весна, пахло сиренью. Помню, мне так не хотелось с ним расставаться. Мы стояли и держались за руки. Мне было так хорошо!.. Когда твоя бабушка узнала, что я встречаюсь с Михаем, она закатила мне ужасный скандал: у этого человека в нашем городе была репутация повесы. Отныне стоило мне задержаться в училище или просто пойти погулять, как она начинала меня разыскивать. Меня тяготила эта опека. А потому, когда Михай предложил переехать к нему, я долго не раздумывала.
– Вы тогда еще не были женаты? – спросила я.
– Нет. – Мама задумчиво поправила оборки на груди. – Михай никогда не предлагал мне выйти за него замуж. Думаю, он попросту не годился для семейной жизни. Надо отдать ему должное – он и сам это понимал. Михай занимал комнату в квартире гостиничного типа. В том здании, где центральный гастроном. После нашего просторного уютного дома, где всегда поддерживались чистота и порядок, это жилье казалось мне таким жалким и убогим. Но Михай не давал мне унывать. Он покупал шампанское, водил меня в ресторан, дарил какие-то приятные пустячки. Когда я поняла, что забеременела, он обрадовался. Мы попросили прощения у родителей и поселились в нашем доме. Последующие три месяца были самыми счастливыми в моей жизни. Твой отец в прямом и переносном смысле носил меня на руках. А потом… потом его словно подменили. Он стал возвращаться домой поздно, к тому же навеселе. Однажды он ударил меня. Я сказала, что его видели в ресторане с женщиной, потребовала объяснений. Он обозвал меня нехорошими словами, взял скрипку и хотел уйти. Я уцепилась за его руку. Он вырвал ее и ударил меня наотмашь. У меня хлынула кровь. Помню, он очень испугался и на коленях просил у меня прощения… Он опять проводил со мной все свободное время. Но так, как раньше, уже не было никогда. Твоя бабушка заводила с ним речь о женитьбе, но он уходил от разговора. Он говорил, что, когда родится ребенок, он его усыновит и даст свою фамилию. Снова стал пропадать… Он не дожил до твоего рождения всего каких-то три дня.
– Ты рассказывала мне, будто отец умер от туберкулеза, когда мне было восемь месяцев. И бабушка то же самое говорила. А еще ты показывала его письмо к тебе.
– Я сама написала это письмо… – Мама отошла от окна и села возле стола, на котором все еще стояли в вазе подаренные Камышевским розы. – Мы не знали, что с ним делать. Он уже не работал в оперетте. Подрабатывал игрой на скрипке в ресторане и кинотеатре. И здорово пил. Иногда он появлялся у нас. Голодный, грязный. Я плакала. Я хотела, чтобы мой будущий ребенок рос в полноценной семье и очень страдала оттого, что ее у меня не было. Ритка не отходила от меня и как могла отвлекала от мрачных мыслей. Она водила меня в кино. Вероятно, это спасло меня от чего-то нехорошего. Думаю, искусство для того и существует, чтобы спасать человека от ужасов реальной жизни… Однажды Михай пришел поздно ночью – у него был свой ключ. Я уже спала. Он вошел в мою комнату и включил свет. Мне сделалось плохо, когда я увидела, в каком он виде: бледный, весь в крови. Он сказал, будто его кто-то хотел убить, но ему удалось бежать. У него отняли скрипку. Он, рыдая, твердил, что без скрипки превратится в навозного червя. Мне стало его жалко. Три дня он никуда не выходил и был нежен со мной. Потом… – Мама обхватила голову руками. – Они не разрешили мне пойти в морг. Тело опознали бабушка с дедушкой. Подробности я узнала уже в больнице, где рожала тебя. Жуткие подробности. Как выяснилось, у твоего отца было много женщин определенного сорта. Всегда. Даже когда он был в меня влюблен. А он был в меня влюблен, поверь. Дело в том, что большинству мужчин не дано понять, что без верности не может быть настоящей любви. А мне хотелось настоящей любви. – Ты не ходишь к нему на могилу. Я думала, он похоронен не в нашем городе.
– Я даже не знаю, где он похоронен. Иногда мне вдруг начинает казаться, что в морге был не его труп, что твои бабушка и дедушка нарочно опознали в том человеке Михая, чтобы я обрела наконец покой. Если это так, я им очень благодарна.
– Может, он на самом деле жив?
– Ну и что из этого? Тебе не нужен такой отец, а мне – муж. Лучше прожить всю жизнь одной. – Мама горька вздохнула. – История с Камышевским лишь тому подтверждение. Мне жаль, что все закончилось так трагично. Но, уверена, этот человек получил по заслугам.
В глазах у мамы было странное выражение. Я вдруг подумала о том, что она следила за Камышевским, притаившись за занавеской. Она все видела, но и не подумала прийти ему на помощь. Эта мысль показалась мне абсурдной. И тем не менее я не могла от нее отделаться.
– Я жестокая, – вдруг сказала мама. – Но я в этом не виновата. Меня такой сделали. Те, кому я готова была отдать всю себя.
* * *
Марго выписали из больницы на пятый день. Арсен встречал ее с букетом роз и шампанским. Мы взяли такси и поехали к нам. Мамы дома не оказалось.
Марго уже знала про Камышевского. Я рассказала ей об этом, когда была в больнице без Арсена. Кажется, я ничего не утаила – не видела в этом никакого смысла. Марго выслушала меня не прерывая.
– Пупсик, ты умница, что не взяла с собой этого Отелло из аула. – У Марго повлажнели глаза. – Прошлое, оно и в Африке прошлое. Да и в Акапулько, наверное, тоже. У каждой женщины должно быть прошлое, иначе ей не светит будущее. – Марго усмехнулась. – Видишь, на старости лет твою тетку тянет пофилософствовать. Спасибо тебе, Пупсик.
Мы сидели за столом на веранде, ели абрикосы и ранний виноград. Потом я вышла в сад и стала смотреть на звезды. Откуда-то доносилась музыка – это была моя любимая песенка из репертуара Элвиса Пресли. В ней есть такие замечательные слова: «Пожалуйста, будь моей и никогда не бросай меня одного. Потому что я умираю каждый раз, когда мы расстаемся». Я вздохнула и вернулась на веранду.
Я поняла, что сыта по горло морем и местной экзотикой. Домой. Так хочется домой…
Когда Арсен наконец ушел и мы с Марго стали готовиться ко сну, она неожиданно сказала:
– Знаешь, из этого парня получился бы отменный муж. Кому-то повезет. Но я не выйду за него замуж.
– Почему? Ведь ты его любишь.
Марго мне хитро подмигнула.
– Но еще больше – всякие приключения. Арсен посадит меня в клетку и заставит петь глупенькие детсадовские песенки про то, как хорошо всю жизнь спать в одной постельке, смотреть вместе телевизор, воспитывать общих деток и верить в светлое будущее. Он такой правильный, этот Арсен. Знаешь, Пупсик, в его правильности мне чудится какая-то жестокость. Я рада, что твой Славка другой. Но и ты, надеюсь, не станешь торопиться с замужеством.
– Арсен от тебя так просто не отстанет.
– Ты думаешь? – Марго поправила косынку, под которой прятала повязку. – Тогда я, возможно, расскажу ему одну преромантичнейшую историю из моего недавнего прошлого. Пупсик, а тебя интересует прошлое твоей непутевой тетки?
– Это связано с твоим таинственным свиданием на пустынном пляже?
– Это связано с Камышевским, – сказала Марго и с опаской покосилась на раскрытую дверь. – Похоже, Женька не скоро придет. Глупая, она боится встречи со мной. На самом деле я должна стыдиться смотреть ей в глаза.
– Я так и знала, что это Камышевский.
– Откуда, Пупсик?
– Ты была к нему неравнодушна.
– Это верно. Но, как правильно заметил какой-то мудрец, от любви до ненависти – один шаг. Меня последнее время бросало из стороны в сторону.
– В ту ночь тебя бросило в его объятия.
– Не совсем так, Пупсик. Мне, помимо всего прочего, нужно было получить от этого пижона кое-какую информацию. Словом, я занималась проверкой алиби моего нового возлюбленного. Как говорится, доверяй, но проверяй. Так вот, я ждала нашего теперь уже покойного друга возле хижины. Сидела в качалке и смотрела на звезды. Я знала, они с Женькой в ресторане, потом он пойдет ее провожать. Словом, все как по нотам расписано. Я прождала этого рокового для нашей семейки мужчину минут сорок или даже больше и уже собралась было смотаться, как он заявился. Мое присутствие оказалось для него сюрпризом, то бишь я застала его врасплох, погруженным в какие-то безрадостные думы. Это теперь я знаю, что Женька устроила ему скандал из-за тех фотографий, которые мне дала Ленка, Жанкина подруга, и которые я незаметно подсунула Женьке в чемодан. Конечно же, мне не нужно было играть в прятки с собственной сестрой, а следовало вручить эти фотографии в присутствии Камышевского, но я сробела в самый последний момент. Так вот. Мы выкурили по сигаретке, и я как бы между прочим спросила у него, где он был семнадцатого утром, то есть в день, когда прикончили Жанку. Я знала, у них была тепленькая компания развеселых парней и девиц – мне Ленка под бутылочку все выболтала. Он насторожился. – Марго помолчала, задумавшись.
– Понимаешь, Пупсик, в этом типе были какие-то биотоки, которые проникали в тебя и делали бесшабашной, а главное, безвольной. Он сказал, что семнадцатого днем они с Женькой ходили в «Буревестник» на «Леди Каролину Лэм», ну а утром он по своему обыкновению долго спал. Потом он оживился и стал делать мне комплименты. Я растаяла, как пломбир на солнышке. «Почему бы нам не предпринять морскую прогулку? Хотя бы в память о том, что между нами когда-то было?» – Марго так здорово имитировала интонацию Камышевского, что я не могла не улыбнуться. – Сама понимаешь, я согласилась. Он сказал, что возьмет свитер и что-нибудь тепленькое для меня – ночью на море прохладно. Я ждала его на лавке возле забора. Долго. Минут десять. Наверное, он в это время сворачивал матрац и набивал сеном колготки. – Марго хихикнула. – Кстати, Ленка рассказала, Камышевский просил, чтоб ему садились на грудь в колготках и трусиках. Его это очень возбуждало. Ну, понимаешь, у этого типа были проблемы с потенцией, а ему хотелось выглядеть суперменом во всех отношениях. Ленка рассказала, что когда под рукой не оказывалось бабы, которая согласилась бы усесться к нему на грудь и наблюдать за тем, как он, пардон, трахает другую, он сажал эти чертовы колготки в трусиках.
Я раскрыла от изумления рот.
– Как это?
– Очень просто, Пупсик. Только нам с тобой, как ни пыжься, не понять.
– Какая гадость, – вырвалось у меня.
– Возможно, ты права. Хотя мне в какой-то мере понятно стремление человека познать все тайны. Я сама ужасно любопытна… Он наконец появился, и мы направились в сторону мола. Камышевский отвалил каким-то ребятам десятку, и нам дали лодку. Он греб ужасно, но мы все-таки добрались до того дикого пляжа. По пути он рассказывал мне о том, как любит Женьку, тебя. Говорил, что станет совсем другим, если твоя мать согласится выйти за него замуж. Пупсик, мне кажется, он по-настоящему в это верил. Это мы с тобой знаем, что такие, как он, неисправимы.
– И как мой отец, – прошептала я.
– При чем тут твой отец, Пупсик?
– Мама мне все рассказала.
– Понятно. Ладно, не принимай близко к сердцу. Было бы хуже, если бы твой отец был бухгалтером или сторожем в гастрономе.
– Спасибо за утешение. – Я поклонилась ей. – «Она выросла в семье профессиональных музыкантов, впитав в себя вместе с музыкой всю красоту жизни». Это строки из моей будущей биографии.
– Не ёрничай. В жизни действительно больше красивого, чем безобразного. Ты когда-нибудь поймешь, что судьба поступила с тобой не так уж плохо.
– Ладно читать мне морали. Рассказывай дальше.
– О'кей, Пупсик. Разумеется, я забыла про Арсена и его алиби. Я знала, что Камышевский трус, обманщик и все прочее, но почему-то это не мешало мне любоваться его благородным профилем, артистизмом, от которого редко у какой женщины не поедет крыша. Мы бродили по пляжу, и он рассказывал мне историю своей жизни. Похоже, ему необходимо было перед кем-то исповедаться, хотя я не уверена, что все в его рассказе было правдой. Он сам заговорил про семнадцатое. Он сказал, что к Жанке приехал какой-то нацмен, за которого она собиралась выйти замуж. Не только выйти замуж, а уехать из нашего города и начать новую жизнь. Камышевский признался, что считал Жанку самой сексуальной девочкой в городе. Ему очень не хотелось, чтобы она уезжала, хотя в последнее время она ему изрядно портила жизнь. Дело в том, что Жанка забеременела и считала Камышевского отцом ее будущего ребенка.
– Как ты могла крутить любовь с таким подонком? – не выдержала я. – Какие вы с мамой неразборчивые.
– Наконец-то я дождалась от тебя этого высказывания. – Марго, довольная, выпрямилась. – Теперь я вижу, что с тобой все в полном порядке. А то одно время мне начинало казаться, будто и ты подпала под чары этого провинциального соблазнителя.
– Ты права. – Я опустила глаза. – И я презираю себя за это.
