Текст книги "Полуночное танго"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Нет. Но это длинная история. Я хочу пить.
– Пошли.
Я встала с одеяла и, пригнувшись, нырнула в терновый куст. Парень последовал за мной. В дальнем от дома углу двора был полуразрушенный сарайчик. Когда-то в нем держали кроликов. Последнее время туда редко кто заглядывал.
– Спасибо. – Он опустился на кучку соломы. – Как ты думаешь, нас не видели?
– Если только из общаги. Но у них в это время сиеста.
– Что?
– Дрыхнут они с перепоя, вот что. Тем более сегодня воскресенье.
– Принесешь мне попить?
Когда я вернулась с кружкой холодного компота, парень уже лежал, широко раскинув руки, и курил, уставившись в дырявый потолок.
– Это ты зря, – сказала я. – Унюхают на веранде.
Парень мгновенно загасил сигарету, поплевал на нее и сунул в землю возле соломенной кучи.
– Можно мне остаться здесь на ночь? – спросил он, протягивая мне пустую кружку. – Я должен кое-что обдумать.
– Ты что-то натворил?
– Они думают, это я ее убил.
– Кого?
– Какая разница? Тем более что я ее не убивал.
– Это правда?
Он посмотрел на меня удивленно и слегка иронично.
– Для тебя это имеет значение?
– Думаю, что да. Не представляю, как можно лишить жизни…
– Но она была такой стервой. Она так вдохновенно мне лгала, что я до последней минуты считал ее чуть ли не безгрешной. Я бросил на чужих людей больную мать и помчался к ней. – Парень спрятал лицо в ладонях и издал какой-то странный звук. – Если бы я только знал, что она стопроцентная шлюха.
– Значит, это ты ее убил.
У меня подкосились ноги, и я села прямо на землю. Впервые в жизни я видела настоящего убийцу.
– Это недоразумение. – Парень посмотрел на меня испытующе. – Хотя я, наверное, не смогу доказать, что не виноват.
– Чепуха. Существуют такие неоспоримые улики, как отпечатки пальцев и…
– Вся ее комната в моих отпечатках. Ведь я провел с ней ночь.
– Ты же сказал, что она шлюха.
– Я узнал об этом только сегодня утром. Как ты думаешь, они не найдут меня здесь?
– Скорей всего нет. Только сиди тихо.
– Они хотели учинить надо мной самосуд. Думаю, мне рано или поздно придется сдаться в осиное гнездо.
– Куда?
– Ментам. Только они вряд ли сумеют защитить меня от этих уголовников.
– Ася! – донесся до меня зычный голос бабушки. – Обедать пора!
– А меня зовут Арсен. Иди обедать, Ася, а я пока поразмышляю. Придешь потом?
– Наверное, – промямлила я и нехотя встала с земли. – Приду.
… – У тебя щеки пылают, – сказала мама. – Зачем, спрашивается, жариться на солнце? Это так вредно для здоровья. Голова болит?
– Нет. – Я подняла глаза от тарелки с окрошкой и поймала на себе заинтригованный взгляд сидевшей напротив Марго. – Я заснула, и мне напекло затылок.
– Так можно схлопотать солнечный удар. После обеда закрой у себя шторы и полежи в темноте, – наставляла мама. – Я сделаю тебе холодный компресс.
Марго едва заметно мне подмигнула и показала большим пальцем в тарелку. Я поняла: мне следует собраться с духом и съесть эту противную окрошку. Иначе мама, чего доброго, Бульдога вызовет. А он пропишет касторку. Бульдог всех касторкой лечит.
– Что случилось? – Марго загородила мне дорогу в коридоре.
– Ничего особенного. Пусти, я хочу полежать.
– А неособенного? – На меня внимательно смотрели зеленые глаза Марго. – И почему это Славка до сих пор не объявился?
– Его еще мне не хватало! – вырвалось у меня.
– А говоришь, ничего особенного не случилось. С кем ты разговаривала в саду?
– С одним убийцей. Хочешь познакомлю?
– Я серьезно, а ты… – Марго обиженно хмыкнула. – Не расскажу тебе, как было в ресторане. Око за око.
Она удалилась к себе, мурлыча под нос песенку из репертуара этой привязчивой «АББЫ». Я облачилась в сарафан, взбила перед зеркалом волосы. Я обратила внимание, что мои движения стали какими-то замедленными. Словно я двигалась в густом тумане, опасаясь на что-нибудь наткнуться. Собственное отражение в зеркале казалось мне тенью. Зато вошедшую маму я увидела отчетливо.
– Тебе нужно лечь.
– Я сбегаю к Ирке. Она обещала мне новую пластинку… Патрисии Каас.
– Это еще кто такая? Почему бы тебе не слушать наших эстрадных певцов? У нас тоже есть…
– А почему бы тебе их не слушать?
– Ты же знаешь, я не люблю этот сорт музыки. – У мамы было брезгливое выражение лица. – Удивляюсь, что вы находите во всех этих «АББАх» и «Битлах». Ладно, одна нога здесь, другая там. Когда придешь, сделаю тебе холодный компресс. И прошу тебя: как можно больше пей. Обезвоживание организма ведет к…
Я уже была за дверью.
Обойдя вокруг общаги, я очутилась на задворках нашей усадьбы. Здесь воняло какой-то дохлятиной с помойки. Я отогнула доску собственного забора, нагнулась, пролезла в узкую дырку и нос к носу столкнулась с дедушкой Егором. Я обратила внимание, что у него мокрые щеки.
– Что-то случилось? – Я была удивлена: каких-нибудь десять минут назад дедушка восседал за обеденным столом, сыпля веселыми прибаутками.
– Я старый вонючий козел, а вы все почему-то меня терпите и даже, кажется, любите. А я ведь бросил семью. Я… я совсем на старости лет рехнулся. Она веревки из меня вьет. Она… она удивительная женщина, – неожиданно закончил он свой монолог.
– Кто? – приличия ради поинтересовалась я. Честно говоря, мне было совсем неинтересно.
– Что я мелю? Не слушай меня, Сашенька. – Он закрыл лицо платком и тихо заплакал. Я хотела было ускользнуть незаметно, но он вдруг сунул платок в карман и глянул на меня озабоченно. – Никому ничего не говори. Не хочу выглядеть слабым.
– Не скажу.
– Ты куда-то спешишь?
– Да, дедушка. Но ты им тоже ничего не говори. Идет?
Он жалко улыбнулся.
– Вся в меня вышла. А я и не знал про эту лазейку. Оригинальный способ войти в собственный двор.
– Разрешаю тебе им пользоваться. Но больше никому ни слова.
– Я умею хранить чужие тайны, детка.
Дедушка Егор повернулся и пошел, не оглядываясь, в сторону веранды. Я подняла с земли байковое одеяло и аккуратно его сложила. Я изо всех сил тужилась доказать себе самой, что с головой поглощена этим занятием, хотя, похоже, все мои мысли были в крольчатнике.
Арсен сидел на куче соломы и курил, пуская дым в ржавую самоварную трубу, конец которой просунул в щель между досками сарайчика.
– Из общаги видно. Стенка в их сторону выходит.
Арсен нехотя загасил сигарету.
– Не могу. Вижу окровавленную подушку и ее слипшиеся волосы… Она еще жива была, когда я вернулся. Эти подонки все точно рассчитали. Она смотрела на меня с такой мольбой. Я… я даже не подошел к ней. Я вылез в окно. Они ждали меня. Бросились втроем и стали выкручивать руки. Мне каким-то чудом удалось вырваться. Там остался мой пиджак, деньги, документы. Я, похоже, здорово влип.
– Это… это случилось далеко отсюда? – не без страха поинтересовалась я.
– Маяковского, шесть. Не знаю, далеко или нет. Я… я не помню ничего.
Я почувствовала озноб и головокружение.
– Ее зовут Жанна, – с трудом выдавила я.
– Ты знала ее? – Его глаза поблескивали в темноте. – Ты с ней дружила?
– Она… работала с Марго, моей теткой. Она была курьером.
– Она говорила, что работает в газете. Я думал, она… Хотя какая теперь разница? Ты еще что-то про нее знаешь?
– Ничего особенного. – Я опустила глаза. – В нашем городе сплетничают про всех.
Про Жанку трепались, будто она подрабатывает на панели. Я несколько раз встречала ее на Бродвее в компании подвыпивших парней. Но по Бродвею прошвыривались все кому не лень.
– Дыма без огня не бывает. В ее туалетном столике валялись презервативы и противозачаточные пилюли. Она знала, я не люблю пользоваться презервативами.
Я почувствовала, что покраснела до самых корней волос, и поспешила отвернуться. В ту пору я еще краснела и от более невинных вещей.
– Это не доказательство, – пробормотала я. – Ты все равно не должен был ее убивать.
Он одним прыжком очутился возле меня и больно схватил за плечи.
– Я не убивал ее, слышишь? Если ты еще раз это скажешь, я тебя убью. – Внезапно он отпустил меня, спрятал руки в карманы и отвернулся к стенке. – Прости. Если бы не ты, я бы уже валялся на мостовой с дыркой в животе.
До меня только сейчас дошло, что Жанки-Буянки уже нет в живых, о чем, судя по всему, еще мало кто знал. Такое начнется, когда узнают!.. Даже если ее убил не Арсен, мне здорово влетит, когда выяснится, что я прятала его в крольчатнике. В нашем городе все рано или поздно всплывало наружу. Как сор в половодье.
Он словно прочитал мои мысли.
– Если меня здесь надыбают, скажу, что пробрался тайком от хозяев. Слушай, а ты не могла бы принести поесть?
Я повернулась и той же дорогой – через мой лаз – вернулась в дом. Дедушка Егор лежал в столовой на диване и мерно посапывал, прикрыв лицо газетой.
Я тихонько приоткрыла дверцу буфета, взяла из вазочки несколько пластинок печенья и два сухаря.
– Уже вернулась от Иры?
Мама стояла в дверях. Она успела переодеться в халатик и накрутить волосы на бигуди. В нашем доме не поощрялось появление за столом в неглиже.
– Я… проголодалась.
– От обеда остались котлеты. Только, пожалуйста, не ешь без хлеба. И сядь за стол. Кстати, ты помыла после улицы руки?
– Я ни за что не бралась.
– Все равно. Кругом столько микробов. Хочешь, я посижу с тобой на кухне?
– Нет. То есть хочу, но…
В это время раздался звонок в дверь. Пришел Славка.
Мама поспешно ретировалась к себе. Я знала: теперь, когда пришел Славка, ее в таком виде калачом из комнаты не выманишь.
– Бонжур, сеньорита-мадемуазель. – Славка протянул мне большое красное яблоко. – И как вам живется в ваши преклонные года?
– Прекрасно. – Я затравленно огляделась по сторонам. – Мне нужно ненадолго отлучиться.
– Позвольте вас сопровождать. Нести шлейф вашего платья, вашу сумку, поднять ненароком оброненный вами платочек и млеть, млеть…
– Перестань. Приду минут через пять. Посиди у меня в комнате.
– Какая честь. За что, за что, о недостойный, ты удостоен быть…
В кухне я схватила со сковородки две котлеты, метнулась к хлебнице.
– Пупсик собрался на пикник?
Марго сидела возле окна и красила ногти. Я заметила ее слишком поздно.
– Жрать хочется. – Я отломила полбатона.
– Женька будет ругаться, когда узнает, что ты пустила Славку к себе в комнату.
Ну и семейка – словно в стеклянной витрине живешь.
– Она об этом не узнает, – пролепетала я.
– Дело твое. Риск далеко не всегда можно назвать благородным делом. Секешь?
Марго озорно улыбнулась мне и склонилась над своими ярко-малиновыми ногтями.
Уже на улице я поняла, какой у меня нелепый вид: в одной руке полбатона и котлеты, в другой яблоко, карман сарафана топорщится от сухарей и печенья. К счастью, в это пекло все сидели по домам.
Крольчатник встретил меня пустыми углами. Я окинула его унылым взглядом, опустилась на кучу соломы посередине. Надкусила машинально Славкино яблоко.
– Я здесь, – раздался приглушенный голос Арсена. – Подними голову.
Он лежал плашмя на крыше крольчатника, спрятавшись в низко нависших ветках старой груши, и смотрел на меня сквозь дырку в рубероиде.
– Почему ты спрятался?
– Я услышал его голос.
– Чей? – недоумевала я.
– Одного из тех парней, что выкручивали мне руки. О чем ты с ним разговаривала?
– Это был Славка. Он не мог…
– Среди тех парней был человек по имени Славка.
– Я знаю его с детства и…
– Он твой жених?
– С чего ты взял? Наши бабушки приходятся друг другу дальними родственницами. Мы дружим семьями.
– Это точно он, – пробормотал Арсен. – Его послали на разведку.
Он просунул руку в щель, и я подала ему на крышу еду и надкусанное яблоко.
– Славка ждет меня.
– Постой. Он тебе ничего не рассказывал?
– Нет.
– И не расскажет. Валяй отсюда по-быстрому.
Я отряхнула юбку и, качаясь словно пьяная, вышла на солнцепек. Хоть бы листик шелохнулся. Пыль и тишина. Мертвая.
Славка стоял возле окна и смотрел на улицу. Когда я вошла, он обернулся. Его лицо показалось мне расстроенным.
– Ты по воздуху ходишь, что ли? Не знал, что из твоей светелки виден купол собора. – Он вдруг перешел на шепот. – Я знаком с отцом Василием. Хочу пойти к нему покреститься. Давай на пару, а?
Я в изумлении уставилась на Славку. Мне казалось, он не верил ни в Бога, ни в черта. Иногда даже богохульствовал, чем вызывал мамин гнев, хотя она вроде тоже была атеисткой.
– Уже поздно.
– Что ты хочешь этим сказать? – Славка посмотрел на меня как-то странно. – К Богу никогда не зарастает тропинка.
– Ты хочешь сообщить мне что-то еще?
– Да. – Славка смотрел куда-то поверх моей головы. – Выражаю благодарность и восхищение вчерашним вечером, проведенным вдвоем на лоне…
– Я была такой дурочкой. Забудь.
– Как прикажете, сеньорита. Но вечер воистину был восхитительным.
– Бабушка ждала тебя к обеду. Ведь ты по воскресеньям всегда с нами обедаешь.
– А ты тоже ждала? – Он вздохнул. – Черт бы побрал эту прозу жизни. Наш век так неромантичен.
– Я удивилась, что ты не пришел. – Я сам удивлен этим обстоятельством. Зашли друзья, попросили сфотографировать на память.
– Я их знаю?
Я не спускала со Славки глаз. Мне показалось, он вздрогнул, когда я задала вопрос.
– Они не местные. Я учился с ними в техникуме. Послушай, сегодня я не смогу с тобой поехать.
– Знаю.
– Откуда? – Славка сделал шаг в мою сторону.
– Сам сказал: к тебе приехали друзья.
– Они уже уехали. Я передумал: может, прокатимся?
– Марго все знает.
– Ладно заливать.
– Она знает больше, чем ты думаешь.
У Славки бегали глаза. Я еще никогда не видела его таким растерянным и встревоженным.
– Она блефует. Знаю я таких…
– Кстати, ты знаком с Жанкой-Буянкой?
– Почему ты спрашиваешь? – Его щеки вспыхнули румянцем. – Если тебе рассказала об этом Марго, то она…
– Мне рассказала об этом не Марго.
– О чем? – Славкины глаза на мгновение встретились с моими. Всего на короткое мгновение.
– О том, что вы знакомы.
– Трепня. Я ее снимал. Я полгорода снимал.
– Давно? – не унималась я.
– Какая разница? Месяца три тому назад. К ней жених приезжал. – Славка презрительно хмыкнул. – Похоже, денег у этого типа куры не клюют, да только жадный, как Плюшкин.
– Ты мне ничего не рассказывал.
– А что тут особенного? Тоже мне событие – щелкнул несколько разиков Жанку с ее чучмеком.
– Первый раз слышу, что она замуж собралась.
Я обратила внимание, что у меня дрожат руки, и поспешила спрятать их в карманы.
Славка присвистнул.
– Она-то, может, и собралась, да он ее раскусил и ноги сделал. Слушай, давай сменим пластинку, а? Тем более что видел я эту Жанку в гробу в белых тапочках. Что, слетаем в степь?
– Не тянет что-то. А ты когда ее в последний раз видел?
– Вчера на Бродвее, – без запинки выпалил Славка. – Когда к тебе на день рождения шел.
– Чего это тебя на Бродвей понесло?
– Покупал в универмаге пленку. Цветную, гэдээровскую. Торжественно обещаю завтра же напечатать фотографии. Еще есть вопросы, господин Штирлиц?
Вопросов у меня была целая куча, но я боялась засветиться.
– Тогда пошли в сад, – предложил Славка. – Вмажем шампанского и помечтаем под пение райских птиц.
Он улыбнулся и положил руку мне на плечо.
– Мы вчера все до капли выпили. И вообще…
Я неопределенно махнула рукой, хотя мне, признаться, очень хотелось шампанского.
– Пошли скорей, пока какой-нибудь искатель красивой жизни не набил о бутылку шишку. – Славка потащил меня к двери. – Думаю, она еще не успела нагреться.
– Ты что, был в саду? Как ты туда попал?
– Угадай.
Я никогда не рассказывала Славке про мой лаз – я это хорошо помнила. Мы шли по дорожке в сторону ореха. Когда мы проходили мимо крольчатника, Славка сказал:
– Давно пора на дрова разобрать. Эта хибара весь пейзаж портит.
Бутылка была привязана за горлышко к ветке на уровне моего лба. Мы вскарабкались на наше любимое местечко, откуда просматривались близлежащие дали.
– Я не поеду сегодня, – прошептала я, покосившись с опаской на крольчатник.
Воображение вдруг нарисовало мне, как в мое отсутствие Арсен проникает через отпертую дверь веранды, крадется на цыпочках по коридору, заходит в бабушкину комнату… Они ведь ни о чем не подозревают, а потому будут спать себе безмятежно. А вдруг Арсен настоящий убийца?
Я застонала.
– Что с тобой? – участливо спросил Славка.
– Наверное, на солнце перегрелась. Весь день спину жарила. Как ты думаешь, эта Жанка в самом деле… легкомысленная девушка?
– Черт ее знает. – Мне показалось, он смутился. – Я ее плоховато знаю. Спроси у этой рыжей сексапилки. Они, кажется, подружки.
– Не обзывай мою родную тетку.
– И не собираюсь. Она на самом деле невероятно аппетитная. – Неожиданно Славка взял мою руку, медленно поднес к губам и поцеловал. – Но ты в тысячу раз красивей. Слушай, поедем сегодня в степь.
– Нет.
– Я загадал желание.
– Отстань.
– Не отстану. Я люблю тебя.
Последнюю фразу он выпалил скороговоркой, и я не сразу на нее среагировала. Да и, честно говоря, мысли мои были заняты крольчатником.
– Что?
– Сеньорита, очнитесь. Не провороньте свой звездный час.
Мои ноздри уловили запах табачного дыма. Я с опаской покосилась на Славку.
Он тоже смотрел на крольчатник. Потом вдруг в упор глянул на меня.
– У меня голова разболелась. – Я состроила кислую гримасу. – Пойду дрыхнуть. Спасибо за шампанское.
…Я лежала и слушала ночную тишину, окутавшую наш дом. В прошлую ночь я здорово недоспала. Глаза слипались, я все время куда-то проваливалась, откуда с каждым разом все трудней и трудней было возвращаться. Наконец я сделала над собой усилие, спустила с кровати ноги и босиком прошлепала в столовую.
Ветерок шевелил марлевую занавеску в проеме распахнутой настежь двери. Я скосила глаза в сторону дивана, благо луна освещала комнату через незашторенное окно. Подушка оказалась пуста, на полу валялась скомканная простыня. Дедушки Егора не было. Может, он вышел в сад?
Луна меня гипнотизировала. Я смотрела на ее грустный, словно заплаканный лик и шла ей навстречу. Даже руки к ней, кажется, протянула. Я плохо соображала, что делала. Я пришла в себя возле крольчатника, очутившись в густой черной тени, отбрасываемой ветками груши.
Меня подхватили сильные руки, подняли в воздух.
Вокруг была кромешная темень, затхло пахло соломой.
– Не надо, – вяло возразила я. – Прошу тебя, не надо.
– Тебе будет хорошо, – услышала я тихий шепот. – Я сделаю тебе очень хорошо.
– Я боюсь. Я… я еще никогда не пробовала.
– Никто ничего не узнает. Я сделаю так, что никто не узнает.
– Мне будет больно.
– Нет. Тебе будет очень приятно…
Это на самом деле оказалось сказочно хорошо. Я кусала себе губы, чтоб не закричать от восторга. В ту пору я была неопытна в делах секса, но даже у меня хватило ума понять, что от занятий сексом подобного рода роковых последствий типа нежелательной беременности быть не может. Эти ласки можно было назвать почти невинными. Другое дело, что они вызвали во мне отнюдь не невинную реакцию.
– Я, кажется, до крови искусал тебе губы. Прости.
– Ничего страшного. – Я с трудом перевела дух.
– Понравилось?
– Да. Но…
– Мы не сделали ничего дурного.
– Я совсем тебя не знаю.
Он хмыкнул.
– Какая разница? Тебе хорошо. Остальное не имеет значения.
– Я… Понимаешь, мне казалось, сперва нужно очень сильно полюбить.
Его смех показался мне неестественным.
– Неужели ты не понимаешь, что это и есть любовь? А теперь уходи. Тебя хватятся.
Я послушно поднялась с соломы, поправила волосы, рубашку. Он отошел в дальний угол и повернулся ко мне спиной. Впрочем, это могло мне показаться – там было темно.
Луна заметно переместилась вправо. До меня дошло, что я провела в крольчатнике часа два, если не больше. Они пронеслись как один миг.
Дедушки Егора все еще не было. Я отметила это машинально. Благополучно добравшись до своей комнаты, я в изнеможении рухнула на кровать.
* * *
– Пупсик, ты еще не опух от сна? Очнись. Уже второй час. Давай же, пока мамочка не пришла!
Я с трудом подняла тяжелые веки. Накрашенная, благоухающая духами Марго сидела у меня в ногах.
– Еще чуть-чуть. Отстань, Марго.
– Не отстану. – Марго поднялась и чмокнула меня в лоб. – Фу, от тебя гнилью за версту несет и в волосах полно сора. – Она рассматривала соломинку, которую извлекла из моих волос. – Где это тебя черти носили?
– Как всегда, – тихо буркнула я и опустила глаза. – Совсем не выспалась.
– Я пришла в четверть второго. Тебя еще и в помине не было. Погреб, между прочим, был на засове.
– Сегодня я вышла через веранду. Ты знаешь, дедушка Егор…
Я прикусила язык. В конце концов, это была не моя тайна.
– Шутишь, подруга. – У Марго возбужденно блеснули глаза.
– Я хотела сказать, дедушка Егор так храпит…
– Я тебя поняла. – Марго смотрела на меня иронично. – Я всегда знала, что любви все возрасты покорны.
– При чем здесь любовь?
– Поговорим об этом в другой раз. Немедленно вставай, слышишь? – Марго принялась меня щекотать. – Мамочка не должна застать свое единственное чадо в таком виде.
– А какой у меня вид?
Я села и спустила на пол ноги. Марго отошла к окну и, отогнув краешек шторы, выглянула на улицу.
– Из-за этой Жанки мне придется тащиться в типографию. Хоть бы предупредила заранее, что не выйдет на работу: я бы не отпустила Витьку.
У меня зашлось сердце. Я зажмурила глаза и стиснула зубы.
– Марго, ты хорошо… знаешь Жанку? – чужим, хриплым голосом спросила я.
– Не заговаривай мне зубы. – Марго направилась к двери, вихляя своим обтянутым крепдешином задом. – Умойся как следует и расчеши волосы. Жду тебя на кухне.
Я встала, потянулась и чуть не упала – перед глазами потемнело. Когда мрак рассеялся, в зеркале напротив я увидела бледное лицо с опухшими цвета перезрелой сливы губами. В ужасе я закрыла рот ладонью. Поздно. Марго наверняка заметила и сделала соответствующие выводы. К счастью, мама не такая наблюдательная, как Марго. К тому же она уверена, что я перегрелась на солнце.
Как только я появилась на пороге, Марго налила мне в чашку кофе и поставила на стол тарелку с марципанами – она частенько приносила в перерыв свежие булочки с марципаном, которые я обожала. Но сейчас мне ни капельки не хотелось есть. Меня даже подташнивало слегка, и это было очень неприятное ощущение. Очевидно, я на самом деле перегрелась на солнце.
– Выглядишь вполне пристойно, – прокомментировала Марго. – Как видишь, старина Зигмунд отвечает за каждое свое слово.
– Как ты осточертела мне со своим Фрейдом! – Я со злостью разломила булку.
– Не сердись, – сказала Марго примиряюще. – Пупсик, я очень рада за тебя. – Она шумно отхлебнула из чашки кофе и подняла глаза. – Эта Жанка когда-нибудь допрыгается.
Я поперхнулась и под этим предлогом поспешила в ванную. Меня чуть не вывернуло наизнанку.
Я слышала, как пришла мама, как они говорили о чем-то в прихожей с Марго. В ванную комнату долетали лишь их приглушенные голоса. Я заплела волосы в две косички, припудрила щеки и даже губы, побрызгала под мышками и шею дезодорантом и вернулась на кухню. Теперь было хорошо слышно. Говорила мама.
– Слава Богу, обошлось. Рита, только прошу тебя: никому ни слова. Мало ли что может присниться полоумной бабке. Потом стыда не оберешься.
Они появились на пороге кухни. У Марго было испуганное лицо.
– Что случилось? – вырвалось у меня.
– К тебе это не имеет ни малейшего отношения, – безапелляционным тоном заявила мама. – Может, скушаешь два яйца всмятку?
– Поняла. – Марго подошла и остановилась у меня за спиной. – Ты не знаешь, где Варечка? – спросила она у мамы.
– У Ставицких. Славу ночью забрали в больницу с несколькими переломами.
Марго присвистнула и выругалась. С ней это случается в минуты особого душевного волнения.
– Как это произошло? – Я не узнала собственного голоса.
– Не справился с мотоциклом и врезался на полном ходу в кирпичную ограду возле ликероводочного. Говорят, еще легко отделался.
– Во сколько это было? – Марго наклонилась и быстро чмокнула меня в макушку.
– Около трех ночи. Понятия не имею, зачем его понесло на Маяковскую, – гадала вслух мама. – Вот уж точно – без царя в голове.
– Все ясно, – протянула Марго. – Не расстраивайся, Пупсик. – И удалилась, громко стуча каблуками.
Мы с мамой остались вдвоем.
– Понимаю, ты расстроилась из-за Славы, но, поверь мне, все обойдется. Бедная Эмма Вячеславовна. Она души в нем не чает. Слава Богу, ты у меня девочка. Хотя, будь у меня сын, я бы не позволила ему и близко к мотоциклу подойти. Мать с бабушкой совсем избаловали Славу.
По моим щекам текли слезы. Известие о несчастном случае со Славкой оказалось последней каплей, и мои нервы сдали.
Я плакала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по спине и называла ласковыми именами. Потом мама повела меня к себе в комнату, усадила в кресло. Я сидела и смотрела, как она завивает волосы, красит ресницы. Это было непривычное зрелище – в отличие от Марго мама, сколько помню, никогда не следила за своей внешностью. Еще я заметила, что у мамы виноватое и какое-то растерянное лицо. Впрочем, все происходящее вокруг в тот отрезок времени казалось мне нереальным, и я не утруждала свои мозги размышлениями. Наконец мама облачилась в шелковый немецкий костюм с белым отложным воротником, в котором играла на утренниках и выпускных вечерах в своей музыкальной школе, озабоченно глянула на часы.
– Мне пора, Асенька. Будь умничкой. Я скоро приду.
– Куда ты? У тебя же каникулы.
Не знаю, почему я это спросила, – мне было неинтересно, куда идет моя мать. Хотя она всегда была такой правильной и после работы обычно сидела дома с книгой или вязаньем в руках.
– Мне нужно серьезно поговорить с одним человеком. Это очень важно. – Она улыбнулась, глядя куда-то мимо меня. – Я обещала ему и не могу отменить встречу.
Она вышла, оставив в комнате слабый запах «Лесного ландыша». Эти духи очень подходили той маме, какую я до сих пор знала, – нежный, чуть старомодный аромат. Так и должно пахнуть от ведущей безгрешную жизнь женщины.
Когда ее шаги стихли, я подумала, что пора заглянуть в крольчатник. После случившегося минувшей ночью я страшилась встречи с Арсеном, хотя втайне очень хотела его видеть. Мне было стыдно. Да, стыдно посмотреть ему в глаза. Я была во власти дремучей девчоночьей наивности.
В доме не было ни души, и я спокойно собрала в сумку все, что посчитала нужным. Два помидора, несколько бутербродов с толстыми кружочками полтавской колбасы, марципан. Потом насыпала в пол-литровую кружку три полные ложки растворимого кофе, налила кипятку. Уже на подступах к крольчатнику вспомнила, что забыла положить в кофе сахар. Я решила сбегать за ним потом.
– Ау, – тихо окликнула я, шагнув в полумрак крольчатника.
Мне никто не ответил.
Я поставила сумку и кружку с кофе на крышу полуразвалившейся клетки и огляделась по сторонам. Пусто. Тогда я вышла наружу, придвинула козлы, на которых когда-то пилили дрова, и вскарабкалась на них. На крыше тоже никого не было. От нагретого рубероида воняло смолой и какой-то химией.
Я спрыгнула с козел и села прямо в лебеду. Я испытывала самые противоречивые чувства. Главным было разочарование. Но я не хотела себе в этом признаться.
«Он убийца, – думала я. – Потому и слинял. Вполне может вернуться и кокнуть меня. Наверное, испугался, что я проболтаюсь. Но, с другой стороны, если Арсен хотел меня убить, он спокойно мог сделать это ночью. Нет, нет, я не должна так думать. Он просто куда-то пошел. Он вернется ко мне. Господи, хоть бы его не поймали…»
– И что, интересно, делает здесь эта нимфетка? – услышала я озорной голос дедушки Егора. Он стоял в двух шагах от меня. Я обратила внимание, что дедушка Егор был в брюках и белой рубашке. Обычно он ходил по дому в штанах на резинке и пестрой рубашке навыпуск.
– Греюсь. Сегодня холодный день.
– Дома есть кто-нибудь?
– Никого, если не считать меня. Но меня можешь не считать.
Дедушка улыбнулся.
– Ты знаешь, что я не ночевал дома?
– Откуда мне это знать?
– Ты же у нас всезнайка. – Он сделал шаг в мою сторону и протянул мне руку. Я, обрадовавшись, взяла ее и вскочила на ноги. – Ладно, пошли. Напоишь меня кофейком. – Он повернул голову и посмотрел на меня. – Из тебя получится настоящая сердцеедка. Это в тебе по нашей, захаровской, линии. Твой покойный дедушка Петр Михайлович был замечательным человеком и заядлым преферансистом, но чего-чего, а огонька в нем не было. Я бы даже сказал – ни единой искры. Я не знаю, правда, что представлял из себя твой отец, но, судя по всему, он был мужчина хоть куда.
Я налила кофе и себе тоже. Чуть-чуть полегчало. Я даже подумала о том, что, если Арсен исчез, это к лучшему. Можно вляпаться в такую историю…
Я вздохнула, вспомнив то, что случилось прошлой ночью. К щекам прихлынула кровь. Внизу живота что-то вздрогнуло и заныло.
– Варечка очень осуждает меня за то, что я бросил семью, – слышала я словно издалека голос дедушки. – Женя, твоя мать, тоже. Я понимаю. На семейных устоях, как ни верти, все общество держится. Но с какой стати, позвольте, именно я должен его держать? Я что, атлант? – Он задумчиво размешивал в чашке кофе. – Никакой я не атлант – я дедушка Егор. «Из-за лесу, из-за гор ехал дедушка Егор», – пропел он неожиданно высоким фальцетом, перегнулся через стол и сказал, глядя на меня в упор: – А лучше всего, чтобы окружающие не видели ни лица твоей жизни, ни ее изнанки. Для этого всего-навсего нужно быть великим актером, но ведь жизнь и есть ни на минуту не прекращающийся спектакль. Сегодня играем греческую трагедию, завтра – русский водевиль. Играем одинаково увлеченно и профессионально. Как ты думаешь, я прав?
Он протянул руку и погладил меня по голому плечу. Я почему-то вздрогнула.
– Да. Если все принимать всерьез, и в самом деле можно сыграть в ящик. Или кого-то убить, – сказала я. – Как ты думаешь, почему люди так любят друг друга обманывать?
– Потому что они слишком серьезно воспринимают жизнь. Знаешь, кто самый умный человек на земле? Никогда не догадаешься. Цирковой клоун, с лицом, размалеванным красно-белой краской, и в больших неуклюжих башмаках. Он говорит людям: смейтесь над собой, облегчайте душу. Только не стройте постных рож. Тот, кто часто смеется, никогда не возьмет в руки топор или нож и не поднимет его на ближнего. Мошенниками и убийцами бывают люди с постными скучными физиономиями…
Он говорил еще, время от времени касаясь своей рукой моего обнаженного плеча, и я каждый раз вздрагивала от его прикосновения. Я погрузилась в свои нерадостные думы. Мне вдруг пришло в голову, что я должна увидеться с Арсеном и сказать ему, что люблю его. Иначе то, что произошло между нами ночью, можно назвать одним отвратительным словом: разврат.
– Ты пользовался моей лазейкой? – осторожно поинтересовалась я.
– Да. Я через нее вышел и вошел. Потом еще раз вышел и еще раз вошел. Замечательное изобретение. Правда, немножко узковато, но если вобрать живот и…
– Ты никого не видел в саду?
– Не обратил внимания. Был погружен в собственные переживания.
