Текст книги "Мой безумный Новый год (СИ)"

Автор книги: Наталия Веленская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Лер, давай я тебе закажу такси через пару часов? Лучше выдвинуться, как можно раньше. Домик находится на другом конце области, там очень красиво, правда! Но мне бы не хотелось, чтобы ты туда ехала на ночь глядя…

– Ещё скажи, что будешь переживать.

– Лер, с тех пор как ты ступила на борт самолета, я только и делаю, что переживаю за тебя.

«Да, конечно! Оно прям и видно», – очень хотелось выкрикнуть мне в трубку сердобольному Захарову. Но во-первых – я не истеричка. Во-вторых – мы друг другу никто. Как можно всерьёз что-то требовать от человека, который фактически тебе ничего не обещал? Быть рядом всегда, любить, заботиться, быть вместе и в радости, и в горе – это все атрибуты счастливых пар, которые любят друг друга и рискнули вступить в серьёзные отношения. Но это песня не про нас.

И если рассуждать с человеческой точки зрения, Костя всё сделал правильно. То, что он остался заботиться о своей жене, которую вроде как уже давно не любит и от которой он хотел свалить в новогодние праздники, на самом деле характеризует его с хорошей стороны. Вот только мне от этого было ни черта не легче.

Почему-то в этот момент, я как никогда остро чувствовала нехватку теплоты и заботы. Когда всё твоё существо будто в ужасе сжалось перед тяжестью и невзгодами этого мира, свалившимися на тебя проблемами и трудностями. Когда очень хотелось почувствовать, что ты не одна. Ты важна. И как бы эгоистично это не звучало – чтоты важнее её.

Только… как там пелось у Лободы: «я чужая, она законная»? Ну что ж, неоспоримый факт, который нужно ещё раз прокрутить в своей голове, осознав до мельчайших частиц, а потом выкинуть куда подальше всю эту сопливую меланхолию и жалость к себе.

Вот только я никак не могла заблокировать воспоминания, которые так услужливо подкидывала мне память. Тот самый день, когда Костя наплевал на всё и примчался на помощь. Тот самый день, когда он, несмотря на все обстоятельства, всё-таки выбралменя…

Глава 28

Выхожу, пошатываясь из такси еле передвигая ноги в своих туфлях. Мысленно отсыпаю горсть проклятий тому мужчине, который придумал каблуки. И тому, кто придумал офисный дресс-код кидаю вторую горсть чётко в место воображаемой физиономии. Не удивлюсь, если этот ублюдок тоже мужского пола. Каждой клеточкой тела ощущаю, что меня знобит и колотит. А это значит температура стала ещё выше.

После презентации в офисе я почувствовала небольшое недомогание, но не придала этому значение. Как, впрочем, и лёгкому першению в горле, которое сопровождало меня эту жуткую неделю подготовки к дню «икс». На носу было одно из самых важных совещаний за год, если не за всё время моей работы в компании. Совет директоров, все руководство Сибирского филиала и ключевые партнёры совместно с которыми нам предстояло не просто заключить сделку века, как называли её между собой сотрудники компании, а переделать весь рынок в Сибирском, а в перспективе и в Уральском и Дальневосточном регионах. Я была одним из спикеров на совещании и представляла аналитику, которую подготовил мой отдел.

Сказать, что я стрессовала – это ничего не сказать. А маячивший постоянно где-то рядом Захаров отнюдь не добавлял мне душевного спокойствия. Костя никак не оставлял своих попыток к сближению, что уже становилось какой-то раздражающей привычкой, точно также, как и наши словесные перепалки. При посторонних они носили более интеллектуальный характер, с хорошо замаскированным сарказмом и глубоко скрытым от лишних ушей подтекстом. Наедине каждый раз мы не стеснялись ни в выражениях, ни в смягчении своих мыслей. Я и не думала, что когда-нибудь встречу человека, с кем у меня будет диаметрально противоположное мнение по любому вопросу. До тех самых пор пока в моей жизни не нарисовался Захаров.

В прошлый четверг Костя перешёл все мыслимые для меня границы. Он настиг меня в моем любимом ресторанчике «Переделка», в который я вот уже несколько лет посещала по четвергам и позволяла себе всякие вредные сладости. Захаров проследил мой путь от самой работы и бесцеремонно плюхнулся за мой столик, едва мне успели принести мой заказ. Мой еженедельный ужин в самой приятной компании на свете – с самой с собой, полетел в тартарары. Но Захарова это ни капли не смущало.

– Когда мы уже сходим вместе в нормальный ресторан? – спрашивает меня этот нахал, уплетая третий по счету пончик (мои пончики, чёрт возьми!) Всем своим видом Костя просто «кричал» как ему здесь не нравится, и как тут невкусно кормят. Настолько, что мне от греха подальше захотелось отодвинуть от него свой яблочный штрудель. С Захарова станется, сожрать ещё и его вдобавок к моим пончикам!

А этот его высокомерный насмешливый тон безумно меня раздражал.

– Я не знаю, что в твоём понятии нормальный ресторан, Захаров, – скривилась я. Пи одной лишь мысли о том, что кто-то посмел осквернить своим неуместным снобизмом столь любимое мне место, хотелось рвать и метать. – Для меня это самое лучшее место в городе.

Уютное, лишенное пафоса, с потрясающе вкусной кухней, божественной выпечкой. А главным украшением «Переделки» я считала людей, которые и владели этим рестораном и работали в нем. Добрые, открытые, общительные, но при этом четко уважающие твое личное пространство. Когда я хотела поговорить – со мной говорили, когда я сидела, задумчиво потягивая кофе, наслаждаясь каким-нибудь пирожным и своим одиночеством, меня не доставали дурацкими вопросами «желаете ли что-либо еще заказать». Так я могла просидеть несколько часов кряду, просто восстанавливая свои силы после тяжёлой рабочей недели.

– Чепуха! Просто тебя никто не водил в нормальные места, – отмахнулся Костик, залпом осушив свою большую чашку капучино.

Я тяжело вздохнула и не стала его разуверять. За окном стал моросить мелкий дождь, но небо не сулило и в перспективе ничего хорошего. Возможно, будет гроза.

– Как насчёт «Birch», или может лучше «Мансарду», там открывается отличный вид на Исаакиевский…

– Захаров, это ты мне рассказываешь? Серьёзно? – усмехаюсь и перевожу взгляд на медленно стекающие капли на стекле.

– Ладно-ладно, – примирительно поднял руки Костя, сдаваясь, что хорошие места Санкт-Петербурга скорее известны мне. И не только самые распиаренные у местных и туристов. – Просто скажи мне, как настоящий петербуржец, какое место у вас считается самым крутым. И я обещаю тебе, что с мы с тобой обязательно туда сходим.

Я не стала уточнять, что не так давно стала считать себя «настоящим петербуржцем». Хотя по меркам местных старожилов всё равно не дотягивала до этого почётного звания, пускай и живу в северной столице с десяти лет.

– Попробуй оформить бронь в «Адгокин», – делаю вид, что объявляю капитуляцию. Улыбку чертовски сложно сдержать, но я стараюсь изо всех сил.

– Эм… куда? – переспрашивает удивленно Захаров, вопросительно приподнимая брови, точно сомневаясь на каком языке я сейчас с ним разговариваю.

– Ад-го-кин, – по слогам повторила я. – Место не для всех, там свои явки пароли… но попробуй, вдруг у тебя получится забронировать там столик.

– Малыш, можешь уже присматривать себе для ужина самое сексуальное платье, – довольно промурлыкал Костя, делая пометку в своём айфоне с названием ресторана. – У нас будет лучший столик, я тебе гарантирую!

Уголки моих губ предательски поползли вверх. Интересно, долго ли он будет в городе искать несуществующий ресторан? И как скоро он разгадает мою шараду?

Ни-ко-гда, Захаров.

Никогда в жизни мы не будем ужинать вместе. Именно так думала я, глядя на довольную физиономию Кости. «Не будем пить из одного стакана ни воду мы, ни сладкое вино»[1]. Но как оказалось, никогда не говори никогда…

У самой парадной я спотыкаюсь и больно задеваю коленом дверь. Но нет даже сил отсыпать искры из глаз. Я молча проглатываю боль и начинаю искать в сумке свои ключи.

Всю неделю я жила одной лишь мыслью – отстреляюсь с презентацией, потом отдохну, приду в себя. Костя уберётся восвояси и жизнь вернётся на круги своя. Выходные не за горами. Организм же решил по-своему и организовал мне немедленный и безотлагательный отдых.

Как добралась до квартиры, преодолев кучу лестничных пролетов я не помню. Ввалившись в прихожую, щёлкаю выключателем, но свет не спешит загораться. На задворках сознания отыскиваю слова Кирилла, мужа Оли, что или люстру или проводку бы мне не помешало заменить. Потому что рано или поздно что-нибудь из них обязательно выйдет из строя, и хорошо бы не покалечив при этом меня. Менять проводку мне сейчас было совершенно некстати. Очень надеюсь, что дело всё-таки в перегоревшей лампочке. Но с этим будем разбираться потом…

Дома ни одного лекарства, как, впрочем, и малинового варенья, которым меня в детстве кормила мама, когда я болела. Скидываю туфли, одежду. Последние силы трачу на то, чтобы натянуть на себя что-то максимально комфортное и домашнее.

Под пледом хорошо, уютно. Но зубы всё равно стучат, отбивая лихорадочный ритм. Вспоминаю родителей, своё детство в каком-то калейдоскопе из обрывков воспоминаний. На щеках остаются дорожки из слёз, и я стыдливо утыкаюсь лицом в подушку, будто меня мог сейчас кто-то увидеть и осудить. В такие моменты жалею, что живу одна, и некому мне даже открыть баночку с вареньем.

Варенье… На этой мысли я погружаюсь в темноту и меня вырубает.

Просыпаюсь я от страшного грохота вперемешку с трелью дверного звонка. Пытаюсь разлепить веки. В комнате уже царит полумрак. Сколько же я проспала? Мобильного на тумбочке нет, скорее всего валяется в сумочке, которую я оставила где-то по пути от прихожей к спальне. А потому определить время мне не представляется возможным.

Кутаюсь в плед и медленно пытаюсь вертикализировать свое туловище. Под аккомпанемент отчаянного грохота я пробираюсь в прихожую, осторожно передвигая ногами в смешных мохнатых тапочках. Кому я так срочно понадобилась? Сколько лет здесь живу ничего кроме приветствий мы с соседями друг другу не говорили. Неужели я кого-то затопила? Но на полу вроде бы нигде нет воды…

За дверью слышу громкое и требовательное: «Лера, открой или я выломаю дверь!».

Я в ужасе округляю глаза и, кажется, что-то мямлю невнятное в ответ. Но этого хватило чтобы нежданный гость всё-таки меня услышал и прекратил стук.

У меня жар. Бред. Температура. Галлюцинации. Потому что, когда я распахну дверь, этого человека просто не может быть на моём пороге! Я отказываюсь в это верить!

Шаг, ещё шаг. Упираюсь дрожащий рукой в стену. На негнущихся ногах подхожу к двери, но боюсь заглянуть в глазок.

– К-к-кто? – прохрипела я, собрав остатки сил и воли в кулак. Горло совсем вышло из строя. Мне бы сейчас совсем не помешали какие-нибудь таблетки или спрей, но я редко болею. И потому в моей аптечке только йод и пластырь. Жаль, что там ещё и для ушей ничего нет, потому что, когда за дверью отозвались, мне моментально захотелось подлечить себе ещё и явно вышедшие из строя уши.

– Доктор Айболит! Лер, открывай давай, на меня уже твои соседи странно косятся, – громко поведал мне и заодно и обеспокоенным соседям Костя.

Вот теперь Захаров точно перешёл все мыслимые и немыслимые границы.

[1] Строчка из стихотворения Анны Ахматовой «Не будем пить из одного стакана…»

Глава 29

– Так и будем стоять на пороге? – поинтересовался Захаров, оглядывая меня с ног до головы. Выразительно приподнял бровь, рассмотрев в деталях открывшийся перед ним вид, и ухмыльнулся.

Да, одета я, конечно, так себе. Но, во-первых – я у себя дома и гостей не ждала. А во-вторых, посмотрю я на него, когда он бы сам еле живой валялся с температурой! Что-то я сильно сомневаюсь, что вид у него был бы годный для обложки глянцевого журнала.

Я стою, облокотившись на распахнутую дверь и вцепившись в неё пальцами, как в последний оплот стабильности и надёжности в этом мире. В голове тысячи вопросов, и самые главные из них: как он узнал, где я живу и зачем он здесь? В доброту и христианское милосердие мне почему-то верилось с трудом.

Молча делаю шаг назад в спасительный полумрак и впускаю внутрь ураган по имени Захаров. Нутром, буквально до кончиков ногтей чувствую, что тысячу раз пожалею потом об этом поступке.

– Где у тебя тут выключатель? Темно, как в подземелье.

– Неважно. Лампочка перегорела, – сквозь кашель отвечаю я.

– Разберёмся, – хмыкает в ответ Костя, уже разуваясь и ставя рядом с дверью свои чёрные лакированные туфли, которые даже в полумраке, мне кажется, сверкают, как начищенный самовар. Смотрю на них, как на какой-то чужой инородный предмет в моем доме. Даже подвисаю на некоторое время. А потом замечаю на полу большой увесистый пакет и маленький чемодан для ручной клади. Я надеюсь, Захаров не собирается переехать ко мне жить?!

– Зачем ты пришёл? – спрашиваю я, наблюдая как Костя по-свойски шествует в сторону ванной комнаты, даже не задаваясь вопросом, где она у меня находится. Как у себя дома. Удивительно, что выключатель не сразу нашёл.

– Спасать тебя, – слышу сквозь плеск воды. Подхожу ближе и завороженно наблюдаю, как Костя тщательно и медленно намыливает руки, точно врач перед операцией. Красивые, сильные руки с длинными пальцами, от которых сложно было оторвать взгляд. Кольцо отсутствовало. Хотя справедливости ради, я никогда не замечала его и раньше. – Ты в курсе, что тебе четыре часа никто не может дозвониться?

– Что-то случилось на работе? – встрепенулась я, от неожиданности даже выронив уголок пледа из-за чего он сполз прямо к моим ногам.

– Случилось. Ценный сотрудник ушёл домой с температурой под сорок и пропал со всех радаров, – взгляд Кости моментально скользнул по всем открывшимся из-под пледа оголённым местам. Вот сейчас я бы не стала спорить с отметкой в сорок градусов – отмечаю я свои покрасневшие в ответ на неуместное внимание щеки. В офисе ничего подобного у меня не было, пусть не придумывает.

– Я спала, – пожала я плечами. Оправдываться, что мой телефон до сих пор валяется на дне сумки не вижу смысла. – Кому я так срочно понадобилась за эти пару часов?

– Мне, – заявляет Захаров, вытирая полотенцем руки. Смотрит мне прямо в глаза, каким-то серьёзным непривычным для него взглядом. – Лер, хватит болтать, марш в постель! Я так понимаю, в холодильнике у тебя пусто?

– Да. Чего ты…

– Я так и думал, – перебивает меня Захаров. – Поэтому затарился. Надеюсь, с кастрюлями и сковородками у тебя не так туго, как с едой.

Мир сошёл с ума. Мир определённо сошёл с ума! Потому что я не верила своим глазам. И можно было сколько угодно жмуриться, закрывать их и снова их распахивать, но эта навязчивая галлюцинации никак не желала уходить с моей кухни.

Захаров так и не смог загнать меня в постель, подумала я, усмехаясь двусмысленности этой фразы. Даже в медицинских целях. Просто, потому что я не могла спокойно оставить его хозяйничать на своей кухне. Каждый раз бегать туда-сюда контролировать его проделки у меня не было ни сил, ни желания, поэтому я просто уселась на стул и наблюдала эпичную картину. Как Захаров в белоснежной рубашке с закатанными рукавами, накинув на себя мой фартук (о существовании которого я уже и забыла), очищает лук и морковку, закидывая их к куриной грудке. Как поведал мне Костя, так бульон будет вкуснее. Мне оставалось только кивнуть и поверить ему на слово, потому что с готовкой я была, мягко говоря, на «вы».

Я никогда не встречала такого аккуратного мужчины – в процессе готовки, я не обнаружила ни единого пятнышка, как на белоснежной рубашке Захарова, так и на столешнице. Как у него так получается? Может после него и посуду не надо мыть, и она каким-то чудесным образом тоже осталась чистая?

С интересом наблюдаю за его спокойными, чёткими движениями. Страшно сознаться самой себе, но готовящий на моей кухне Захаров почему-то действует на меня умиротворяюще и в то же время мне очень… волнительно. Не зря же самыми лучшими поварами в мире считаются мужчины. И мне кажется, дело вовсе не в уровне мастерства. Это безумно сексуально и жаркое зрелище. Настолько, что я уже сама хочу выкинуть куда подальше свой плед.

Бульон оказался божественен. Насколько, что я не заметила, как опустошила всю тарелку. После чего меня заставили принять лекарства и выпить чаю с малиной. Малиновое варенье! Вкусное, как из детства! О котором я только недавно мечтала… Я опустила глаза, делая вид, что внимательно рассматриваю чашку, чтобы Костя не заметил моих выступившие слёз.

И как он только узнал? Ну вот как?!

– Спасибо, – в полной растерянности проговорила я, когда Захаров пошёл складывать посуду в раковину. Наличие у меня посудомоечной машины он гордо проигнорировал. – Сколько… сколько я тебе должна? За продукты и лекарства?

– Хм, знаешь, вот сейчас прям обидно было, – гневно сверкнул глазами Костя и демонстративно отвернулся. Следующие несколько минут он полностью отдался мытью посуды, а я размышлениям, чего ждать от него дальше.

Я не любила никому быть обязанной. И дело не в пресловутом феминизме. Просто, ещё с юных лет мне казалось, что человек, который оказывает тебе якобы бескорыстную услугу, всегда имеет потом над тобой власть. Особенно если вопрос хоть как-то затрагивал финансовый аспект. И к сожалению, данный постулат потом полностью подтвердился в моей жизни.

Но нет, сегодня об этом лучше не вспоминать… И уж точно не в присутствии Захарова. Я не хотела чувствовать себя уязвимой, особенно сейчас, когда мои силы и твёрдость духа и так подточила болезнь.

– А вот теперь тебе точно пора в постель, – заявил Костик, закончив с посудой. – И не спорь!

– Даже не думала, – пробурчала я, осторожно поднимаясь со стула.

– Лер, дойти сможешь? – Захаров в два шага оказался рядом, предлагая опереться на его руку.

– Д-да, – кивнула я, смотря на него широко распахнутыми глазами. Сам того, не понимая он резал по живому, вытаскивал наружу все то, в чем я уже много лет боялась себе признаться.

Я уже и не помню, когда в последний раз обо мне кто-то заботился во время болезни. Может быть, поэтому я и болела редко, потому что мой организм знал – в таком состоянии особо никому кроме полуживой меня не нужен. И к чему тогда все эти многодневные страдания в одиночестве?

Захаров, судя по всему, решил прибегнуть к новой тактике. И как бы я мысленно не сопротивлялась, она оказалась более действенной чем его самоуверенно наглые подкаты. Я уже не так страстно желала, чтобы Костя ушёл. И даже была совсем не против, если бы он взял меня на руки и донёс до кровати. Почему-то сейчас мне невыносимо хотелось просто положить голову ему на плечо, обхватить руками шею и крепко прижаться. И ни о чём не думать, ни о чём…

Но вместо этого я медленно проследовала в свою спальню под заботливым конвоем Захарова.

– И что там дальше по сценарию? – не выдержала я, присаживаясь на кровать и впиваясь взглядом в довольную до неприличия физиономию Захарова. И тщетно пытаясь разгадать, что он задумал. – Взбить мне подушку? Рассказать сказку на ночь?!

Захаров усмехнулся, но взгляд не отвёл. Присел рядом у моих ног и аккуратно взял в свою руку мою холодную ладонь. Я даже не осознавала до этого, насколько она была холодная.

– Дальше у нас по сценарию измерение температуры. Я думаю, лекарство уже должно подействовать, – наконец ответил Костя и поднёс мою руку к губам, согревая своим дыханием.

Я замерла и на секунду даже позабыв сделать очередной вдох.

Тепло человеческой руки согревало не только пальцы, но и душу. Давно забытое, удивительное ощущение.

– Холодная, как лед, – вздыхает Костя, прислонив мою ладонь к своей горячей щеке. С удивлением замечаю, как аккуратно касаюсь пальцами его едва заметной щетины. Давно хотела это сделать. И даже не могла представить, что это окажется настолько приятно. Как и просто вот так сидеть и смотреть друг на друга... Хорошо, по-настоящему хорошо. И в то же время так дико странно и неправильно. Я не понимала саму себя и того, что творилось у меня внутри.

Слишком много эмоций, слишком много мыслей, слишком много желания… Слишком много Захарова в моей жизни!

– Снежная королева, – усмехнулся Костя.

Где-то на задворках моего разума притаилась здравая мысль, что нужно вырвать руку и отправить Костю на все четыре стороны с обязательным условием – держаться подальше от меня и от моей жилплощади. Потому что каждая секунда рядом с ним приближала нас к катастрофе, последствия которой могут оказаться для меня очень и очень плачевными. Но это всего лишь голос разума. И он был абсолютно бессилен перед импульсами, которые рождались в моем теле. А сейчас я каждой клеточкой ощущала, что просто не вынесу, если Костя встанет и уйдет.

Облизываю от волнения пересохшие губы, надеясь, что Захаров не заметил, что творится у меня внутри. Но меня выдает взгляд, в котором отчетливо плещется желание.

– Или нет…, – удивлённо проговорил Костя.

Приподнимается, упираясь руками по обе стороны от меня, не разрывая зрительного контакта. А я просто сижу, замерев, пытаюсь угомонить так не кстати разогнавшийся пульс. Костя запускает ладонь мне в волосы, под небрежно собранный пучок волос и притягивает к себе. Ведёт губами по кромке уха, опаляя дыханием. Медленно спускается вниз по шее, до самых ключиц, где уже бешено стучит мое сердце.

Поднимает на меня свой взгляд, две бездны, два уголька, которые прожигают насквозь. Ждёт, что я оттолкну, рассмеюсь, влеплю пощёчину, напомню про бациллы в конце концов, но я молчу и лишь прерывисто дышу.

Костя делает правильные выводы и обхватив моё лицо руками медленно ведёт по нижней губе, нежно и неторопливо пробуя на вкус. Не останавливаю, лишь в ответ теснее прижимаюсь к нему.

Сумасшествие. Один рваный ритм сердца на двоих, одно дыхание. И даже одни микробы, чёрт бы их побрал. Но сегодня я им даже благодарна.

Глава 30

Я просыпаюсь из-за двойственного ощущения – мне очень хорошо и спокойно на душе, но в то же время мне ужасно некомфортно. А всё потому, что у меня нещадно затекла шея. Источник моего умиротворения и дискомфорта лежал, как раз, рядом со мной – Захаров своей могучей рукой прижимал меня к своей широкой твёрдой груди, практически не оставляя ни единого шанса вырваться на свободу.

Легонько касаюсь ткани его рубашки, провожу по пуговицам, скользя взглядом вверх к лицу Кости. Красив и самодоволен, даже когда спит. Удивительный человек! Ну может, наглости только сейчас поменьше, черты лица более спокойные, расслабленные.

Мы так и уснули вчера в обнимку. Моё изломленное лихорадочным состоянием тело отогревал своей тёплой шерстью плед, и Захаров своими горячими поцелуями. Объединёнными усилиями ребята справились. Сегодня я чувствовала себя не так паршиво, хотя слабость была жуткая. Даже поднять голову мне стоило неимоверных усилий. Или мне просто не хотелось вылезать из объятий Захарова? Чёрт бы его побрал вместе со своей заботой! Влез в мою жизнь с грациозностью танка и перевернул всё с ног на голову!

Дальше страстных (а временами нежных) поцелуев у нас дело не дошло, что было неудивительно, учитывая моё состояние. Но очень странно, если брать во внимание репутацию Кости.

– Доброе утро, – улыбается он одними уголками губ и посматривая на меня из-под опущенных ресниц. И пускай я практически не вижу его глаз, но почему-то мне кажется, что взгляд у него в высшей степени довольный и хитрый.

Значит, всё-таки спалил, что я его рассматривала. Чёрт!

– Угу, – отзываюсь я, в смущении отворачиваясь к окну.

– Я бы даже сказал – не просто доброе, а прекрасное утро, – Костя забирается пальцами в мои волосы, ласково перебирая каждую прядку.

– Ты так думаешь?

Аккуратно перемещается к шее, нежно скользя по коже подушечками пальцев. Заставляет меня блаженно жмуриться и потягиваться в его руках, точно кошка. Невольно подаюсь к нему ближе и тут же попадаю в крепкий захват его рук. Костя резко притягивает меня к себе и целует жадно, напористо, так что у меня напрочь вылетают из головы все разумные мысли. А вместе с ними испаряются неловкость и смущение из-за своего сеанса утреннего любования его неотразимой персоной. В конце-то концов, это моя кровать. И Захаров сам в неё пришёл: поэтому, хочу – любуюсь, хочу… заберусь на него, полностью перехватив инициативу и докажу этому самовлюбленному товарищу, что мы вообще-то тоже кое-что умеем! Моя кровать – мои правила! Вот только в тот момент, находясь в полной власти Кости и плавясь под его ласками, я уже не была столь уверена в этом постулате.

– Ты сумасшедший, – тихо бурчу я, утыкаясь в грудь Захарову, когда мы наконец-то смогли оторваться друг от друга. Вывожу незамысловатые узоры по краю рубашки, стараясь не смотреть ему в глаза. Потому что… а вот чёрт его знает почему! Но свой поплывший взгляд и идиотскую улыбку мне хотелось от него скрыть.

– Возможно. Зато счастливый, – возражает Захаров.

– Ещё не хватало того, чтобы и ты заболел…

– Нас, сибиряков, просто так какими-то соплями не возьмёшь, – отмахнулся мой личный Айболит.

– Как ты узнал, где я живу?

– Подмазался к доброй тётеньке кадровичке.

– К Полкану?! – невольно воскликнула я и сразу же закашлялась. Нашёл кого называть доброй тётенькой! У Полины Канчаловской не спроста было такое прозвище. Её сурового нрава побаивались даже наши директора.

– Я умею быть настойчивым и обаятельным одновременно. Жаль, что ты только сейчас это оценила, – усмехнулся Костя, легонько и очень нежно поцеловав меня в висок. Его поведение никак не вязалось у меня с тем, что я о нём знала. И тем, как он себя вёл со мной до этого.

– Кто сказал, что я оценила? – саркастически подняла я вверх брови. Сарказм – это единственный щит, который у меня остался, чтобы противостоять тому безумию, что творил Захаров. Единственное противоядие от его чар.

– Значит, ты в процессе, – хитро улыбается Костя, нависая надо мной сверху, чтобы вновь завладеть моими губами.

Я не знаю, как у него так получается, но даже сейчас в обычной свободной футболке на голое тело, с растрёпанными волосами и красным носом я чувствую себя невероятно желанной. Костя терзает мои губы, рукой заползая под футболку, находит грудь и сжимает. Такая сладкая боль, в которой хочется раствориться полностью. Оттягивает затвердевшие соски, выкручивает, вытворяет такое, что мне только остаётся жадно ловить ртом воздух, в очередной нелепой попытке вспомнить, как правильно пропускать кислород через свои лёгкие. Так вот этот сценарий определённо поинтереснее... Не могу сдержать стона. Чувствую себя инструментом в руках умелого музыканта, и каждой клеточкой тела ощущаю: да, все хвалебные оды, что пели в его адрес – правда. И я совершенно точно знаю, что познав её полностью, я потом ещё не раз пожалею…

В понедельник у него самолёт. Сначала в Москву, на несколько дней по делам своей компании, потом уже домой в Новомежинск. Оставшиеся рабочие дни в Питере и все выходные он не покидает моей квартиры, строго следя за приёмом лекарств и откармливала меня едой. Как оказалось, в арсенале блюд Захарова числился не только куриный бульон. А ещё в его небольшом чемодане нашлось место для всех необходимых вещей, чтобы с максимальным комфортом находиться всё это время у меня дома. Предусмотрительный засранец.

Это были очень странные, но какие-то отчаянно счастливые дни, которые не портила даже моя периодически поднимающаяся температура. Просмотр фильмов, под которые меня всегда вырубало, разговоры, которые больше напоминали перепалку, чем адекватный диалог. И поцелуи, от которых мне сносило крышу, точно я вновь стала девочкой-подростком, познающей мир взрослых наслаждений. Хотя отчасти я так себя и ощущала, ведь вопреки моим опасениям, (которые стремительно перерастали в невыносимое желание) секса между нами так и не случилось.

– Всему свое время, – щёлкнул меня по носу Захаров, когда я напрямую его спросила: зачем он заявился ко мне и провёл со мной затянувшийся уикенд таким странным, практически целомудренным образом. – Я пришёл тебя немного подлатать. Хорошие качественные поцелуи, между прочим, влияют на здоровье самым положительным образом.

И ведь не поспоришь!

– Но тебе понадобится много сил, – притянул меня к себе Костик, заводя прядь мне за ухо и неспешно целуя шею. – Очень много-много сил, когда я приеду в следующий раз.

В следующий раз? Он сказал «в следующий раз»?!

Я резко отшвыриваю на кровать телефон, а следом падаю сама, издавая странные звуки: больше похожее на что-то среднее между смехом, рычанием и стенанием. Бесцельно смотрю на белизну потолка, точно там специально для меня оставили послание, написав огромными буквами лаконичное, но очень точное определение моего текущего статуса: «ИДИОТКА».

– Лер… Лер, ты плачешь что ли?! – Ковальчук в два шага преодолевает разделяющее нас расстояние и встает рядом с кроватью. Обеспокоенно смотрит на меня сверху вниз.

– Ещё чего! – хмыкаю я, по-прежнему продолжая созерцать качество отделочных материалов нашего номера. – Не дождётесь! Я никогда не плачу.

– Что даже над «Хатико» не ревела?

– Не ревела. И вообще не смотрела, – добавила я всё же после небольшой паузы. – А если у тебя там припрятан ещё список сопливых фильмов, то можешь не стараться и не тратить время на допрос – я их тоже скорее всего не смотрела.

Ну не киноман я! И ничего с этим уже не поделаешь. И стыдиться этого факта я тоже не собираюсь. Да и после моих рабочих проектов оставалось так мало свободного времени и сил, что мне всегда было жалко тратить несколько часов на просмотр каких-то экранных переживаний. Уж лучше уделить это время моим красоткам, чтобы увидеться с ними и обсудить последние новости.

– У-у-у, как всё запущенно, – пробурчал Рома, – Ладно, шедевры киноиндустрии так уж и быть обсудим в другой раз. Ты мне лучше скажи, что случилось?

– Его жена загремела в больницу, – отстранённым голосом начала вещать я, – Поэтому он не сможет сегодня меня забрать.

Перевожу взгляд на писателя, стараясь уловить малейшее изменение в его взгляде и в мимике. Про домик в горах пока молчу. Пока сама не знаю, хочу ли туда ехать. Одно дело торчать в провинциальном отеле, который набит битком собачниками и лицезреть в своём номере симпатичного мужика, который время от времени скрашивает здесь моё скучное пребывание. Другое дело отправиться в точку назначения «К чёрту на куличики. Два ноль», и коротать дни в ожидании Захарова в полном одиночестве. Очень интересно, как же отнесётся к последней новости Рома. Разозлится, что я в очередной раз сорву ему свидание с той крашенной мымрой? Или расстроится, что я своим присутствием в номере опять не дам ему нормально сосредоточиться на творчестве? Что он там заливал мне про своё вдохновение? Штука капризная, переменчивая и бла бла бла…