Текст книги "Мой безумный Новый год (СИ)"
Автор книги: Наталия Веленская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Ненавижу!
– Лер…
Разворачиваюсь и ухожу на кухню. Дрожащей рукой наливаю себе воды. Свет от люстры красиво преломляется сквозь грани стакана, но сердце моё равнодушно к этой красоте. Слишком сильно мне вчера его потрепали. Я знала, что встреча спустя столько лет будет непростой, но чтобы настолько изорвать мне в клочья душу…
– Лер, что я сделал не так? – Костя подходит ко мне сзади, приобнимая и утыкаясь подбородком в плечо.
– Ничего.
– Я не очень хорошо играю в эту игру с угадайкой. Ещё хуже я понимаю намёки, – говорит Захаров и я слышу, как в его голосе, несмотря на бодрые интонации, сквозит усталость. Перелёт все-таки давал о себе знать.
– В том то и дело, что ты ничего не сделал, – злобно скидываю я его руки. – Я спать! Хочешь оставаться – оставайся. Сам себя накормишь и постелешь в гостевой комнате. Если нет – закроешь за собой дверь.
Оставляю на кухне явно не ожидавшего такого радушного приёма Костика, который даже не успел ничего мне сказать в ответ. Стремительно, буквально в несколько шагов добираюсь спальни и с силой захлопываю за собой дверь. Вот этот жирный намёк он точно должен раскусить без проблем – никакого примирительного секса. Бросаюсь на кровать в надежде, что меня быстро сморит сон. Но с тоской отмечаю, что всё равно прислушиваюсь к шагам за стеной. Уйдёт или не уйдет…
Каждая секунда становится вечностью. Каждый шорох, что слышится мне за дверью, отдает внутри обжигающей, острой болью.
Оглушающе громкий грохот входной двери пронзает моё сердце на вылет.
Ушёл.
Закусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать очередной поток слёз. Как будто Захаров мог услышать там за стенкой мои завывания и понять, насколько я сейчас жалкая… От собственной глупости хочется зареветь ещё сильнее, но я делаю обжигающий, глубокий вздох.
Нельзя искать опору в другом человеке. Опора нужно искать в себе и только в себе. Потому что люди – это самый непостоянный элемент в жизни. Они могут умереть, могут уйти, могут… остаться с женой.
Внутренний голос с жестокой усмешкой напомнил, что этого следовало ожидать. Статус любовницы, от которого я так упорно открещивалась, но который на самом деле очень точно описывал моё место в жизни Кости, не предполагал, что ко мне будут срываться по первому зову.
Когда смог вырваться от своей благоверной, тогда и приехал. Скажи спасибо, Лер, что сегодня, а не спустя пару недель, когда ты окончательно увязнешь в эмоциональной яме. Впрочем, сейчас ты сделала всё, чтобы эта яма стала еще глубже, выгнав Захарова. А потом решительно шагнула туда с разбегу.
Громкая поступь шагов кажется мне не более, чем слуховой галлюцинацией, когда мозг пытается выдать желаемое за действительное. Скрип старой двери – почти пугающим бредом. Но чуть прогнувшийся под тяжестью тела матрас, горячие руки, которые притянули меня к себе, обхватив поперёк живота – всё это воскрешало в моей душе чувство спокойствия и защищенности.
Он здесь. Он всё-таки здесь, со мной…
– Если хочешь, можешь на меня орать. Хочешь – вернемся в кухню, можешь перебить всю посуду. Только не гони меня, Лер. Пожалуйста.
Я никогда не слышала у Кости такой голос. Не шёпот, а скорее тихая, настойчивая мольба, каждое слово которой разрывало мне сердце. А вместе с тем выбивало остатки кислорода из моих лёгких.
Горячие губы скользят по моей коже у самого виска. Молчу, пытаюсь сделать отчаянный вздох.
– Лерка… – Захаров замолкает на полуслове и ещё сильнее прижимает меня к себе, утыкается носом мне в макушку. – Лер, не молчи… Если ты действительно хочешь, чтобы я ушёл…
– Нет!
Получается резко, почти грубо. Но Косте хватает и этого, чтобы немного расслабиться и выдохнуть. А я правда никуда не хочу его гнать. Он ничего не изменит и не решит ни одну из моих проблем, но его объятия оказывают на меня какой-то странный эффект, похожий на обезболивание. Но даже если мне станет легче лишь на короткий срок – пусть так. Рядом с Захаровым призраки прошлого теряли надо мной свою власть. И за это я была ему благодарна.
Мы лежим какое-то время молча, не размыкая объятий, прежде чем Костя решается аккуратно выяснить причину моего недавнего «гостеприимства».
– Лер, что-то случилось?
– Сегодня был особенный день. Я бы даже сказала уникальный, – горько усмехаюсь, глядя куда-то в полумрак. – Впервые за восемнадцать лет я нашла в себе силы, чтобы увидеться и поговорить с дядей Женей.
– С кем?!
– Муж моей тёти. Когда-то он был моим опекуном.
– Был? Почему был? – рука Захарова, что ещё недавно скользила по моим плечам замирает на полпути. – Его что лишили опекунства?
– Кость, это долгая и не самая приятная история. И рассказывать её у меня нет никакого желания…
– Лер, что он тебе сделал?! – Костя разворачивает меня к себе за плечи и пристально смотрит в глаза. – Он тебя тогда обижал? Или он тебя…
– Господи, Захаров, успокойся и не придумывай всякие ужасы! – подскакиваю я, вырываясь из объятий.
– Тогда поясни.
– Зачем тебе это надо?!
– Лер, мне важно все, что касается тебя.
Ну да, конечно. Душещипательные беседы – это именно то, зачем он прилетает ко мне каждый раз в Петербург. Смешно.
– Кость, он меня не насиловал. Всё что он сделал – это просто в один день ушёл на работу, а заодно из семьи. Решил начать новую жизнь. Без нас с тётей. С другой женщиной. Молодой, красивой и вероятно, более покладистой. У которой по квартире не слонялся ребёнок-подросток.
– Лерка…
– Допрос окончен?!
– Лер, что… что случилось с твоими родителями?
– Погибли, – глухо отзываюсь я, не решаясь посмотреть на Захарова. Не хочу, чтобы он разглядел мои глаза, наполненные слезами. Странно, но уже много лет, этот вопрос не вызывал во мне столь сильных эмоций, только тупую боль в области сердца. И вот именно сегодня боль решила пробраться наружу и проложила себе выход с помощью горьких слёз.
– Это была авиакатастрофа? – тихо спрашивает Костя.
– Откуда ты знаешь?!
– Лер, когда я приезжал в прошлый раз, ты кричала ночью во сне. И плакала… очень сильно плакала. Я даже не знал, как тебя успокоить. Ты тогда отмахнулась утром, что это просто кошмар и перевела тему. Но я ведь могу ещё несколько таких случаев вспомнить. И каждый раз ты кричишь про самолёт… Что он пада…
– Не знала, что я во сне настолько болтливая, – обрываю я Костю на полуслове.
– Лер, расскажи мне всё… Что произошло, почему ты захотела с ним увидеться, что пошло не так. Малыш, мы со всем разберёмся. Я что-нибудь придумаю, обещаю.
– Да нечего тут разбираться! – огрызаюсь в ответ. – Всё, что мне было нужно, я узнала. Теперь мне просто надо с этим жить. Но ничего – как-нибудь справлюсь!
Со злости отшвыриваю одеяло, которое обмоталось вокруг ноги и поднимаюсь с кровати. Захаров поднимается следом за мной.
– Лер, что он сказал тебе? Он как-то объяснил…
– Объяснил. Наглядно объяснил, какая я наивная дура, – горько усмехаюсь я. – Знаешь, почему-то я до последнего думала, что это тётка запретила ему со мной общаться. Она ведь так его и не простила. Мне кажется, она даже когда умирала, осыпала его проклятиями… Но нет. Он сказал, что ему просто было стыдно. Настолько стыдно, что он боялся со мной поговорить. Но видимо не настолько стыдно, если он просто жил, зная, что где-то там без него растёт ребёнок, за которого он взял ответственность.
Подхожу к окну. Невидящим взглядом, который туманится от непролитых слёз, наблюдаю за ночным городом.
– Лер, поговори со мной. Иногда человеку нужно просто выговориться и станет легче, – Костя встает рядом с окном, и в свете фонарей я отчетливо вижу, как в его глазах плещется… грёбанная жалость. То, что я меньше всего сейчас хотела видеть в свой адрес! – Ну нельзя же всегда держать всё в себе…
– Серьёзно? Ты думаешь если я тебе расскажу о своей жизни, мне сразу же, как по щелчку, станет легче?
– Лер, хотя бы попробуй, – Костя подходит ко мне и кладет руки на плечи, не даёт отвести взгляд, – Я очень хочу тебя узнать. Настоящую.
Последнее слово он произносит настолько тихо, что я почти уверена, что ослышалась.
– Хочешь узнать? О чём ты хочешь узнать? Как я осталась сиротой в десять лет? Как судьба мне дала второй шанс обрести семью, когда меня забрала к себе тётка в Питер. Как несколько лет нам удалось жить с ней и дядей нормальной, счастливой семьей – как мне тогда казалось. А потом в один момент всё рухнуло. Что ты хочешь узнать?! Как я привязалась к нему настолько, что видела в нём второго отца? А он просто вычеркнул меня из жизни и ни разу не написал, не позвонил? Может, рассказать тебе, как я караулила его у работы, пытаясь поговорить? Что моя жизнь с тёткой превратилась в ад, потому что она после его ухода возненавидела всех молодых, красивых баб на этой планете? Что эта ненависть перекинулась и на меня, потому что через пару лет я подросла и пополнила ряды молодых и красивых? Что любой намёк на моё общение с мальчиками заканчивался для меня скандалом и суровым наказанием? Может, тебе рассказать, как она стала спиваться и водить домой своих дружков-алкашей? Что свои первые заработанные деньги я пустила не на косметику и шмотки, а на дверной замок в своей спальне? Что рядом с моей тумбочкой у кровати был всегда припрятан нож?! – срываюсь я на крик.
– Господи, Лера… – Костя прижимает меня к себе, сгребает в охапку с такой силой, что мне становится трудно дышать. Но удивительным образом, это помогает. Слёзы наконец находят выход и стремительно катятся по моим щекам, принося кратковременное облегчение.
– Знаешь… я ведь поцеловалась почти самая последняя из своих одноклассниц. У подъезда. Такой робкий, почти невинный поцелуй, ну и немного неуклюжий, как это часто бывает. Тётка это увидела, – замолкаю и мыслями переношусь в тот день. Вспоминаю налитые кровью глаза тёти. Ощущаю, как меня снова бросает в холодную дрожь от резких, несправедливых слов, которыми она стала осыпать меня дома. И тот жуткий, парализующий страх, когда она повалила меня на пол, схватила за волосы и … острую боль до помутнения в сознании, которая последовала после. – Как ты уже догадываешься, ей это не понравилось – меня пару раз приложили головой об батарею. А потом растолковали какая я на самом деле шл**а и почему. Ну и дальнейший мой путь она тоже очень хорошо расписала. Знаешь, что она тогда сказала? Достаточно просто посмотреть на меня и сразу станет понятно, что из меня вырастет. Потому что такие, как я, ни на что не годны – только раздвигать ноги перед мужиками, чтобы потом увести их семьи.
– Бл**ь, Лера! Извини, но это просто бредни придурошной тетки, которая под конец жизни пропила свои мозги!! – рявкнул Костя, встряхивая меня за плечи и заставляя посмотреть в его каре-зелёный омут, который сейчас горел праведным гневом. – Только не говори, что ты серьёзно в это во всё веришь?!
– А разве по итогу она оказалась не права? – у меня вырывается нервный смех. Хотя на самом деле мне не смешно. Потому что эту истину я сформулировала только сейчас, разговаривая с Захаровым. Я действительно живу так, как когда-то мне предсказывала тётка. Я ведь не хотела связываться с Костей. Я боялась его, как огня, боялась сближения. Боялась наступить на те же грабли и… всё равно на них наступила. Единственное, что я пока не сделала, из того, что мне пророчили – я так никого и не увела из семьи. – Ты ведь в курсе, что я уже встречалась с женатиком. И он тоже катался ко мне из другого города. Интересное совпадение, не правда ли?
– Херовый у тебя сравнительный анализ, Лер! – пробурчал Костя, воинственно сводя брови на переносице, – У нас с тобой совершенно другая ситуация. Я тебя не обманываю – это раз. У меня нет детей – это два.
– Пока нет детей, – заметила я. – Будь у тебя дети, я бы с тобой не связалась.
Глава 52
Память услужливо шелестела страницами прошлого, вновь и вновь заставляя меня мысленно погружаться в тот важный разговор с Костей. Пожалуй, эта была наивысшая точка нашего сближения – никогда прежде я так не обнажала перед ним свою душу. И после ничего подобного между нами никогда не было. Разве что сейчас, среди заснеженных елей, в маленьком сибирском городке. Но здесь уже по числу откровений солировал Костя, а я в основном молчала. Потому что моя душа вновь начала понемногу покрываться ледяной коркой. И через неё было ни пробиться, ни достучаться. И чувствам, что остались там внутри за этой стеной из люда и холода, тоже не было выхода. И не было сил сказать те самые важные слова, которые так от меня ждал Захаров.
Ты. Мне. Нужен.
Потому что всё это уже было бессмысленно.
– Лер, просто говори мне о том, что для тебя важно. Хорошо? – попросил меня Костя в ту тяжёлую ночь, наполненную слезами и откровениями прошлого.
Просто говори.
Но зачем? Что бы это изменило? Даже если я бы научилась говорить ему, что у меня на душе – разве это могло исправить тот факт, что он женат? Что его жена, и его семья всегда будут в приоритете? Зачем привязываться, тешить себя несбыточными мечтами, чтобы потом вновь собирать себя по частям после очередного разочарования?
Так уж повелось, что мужчины в моей жизни никогда не задерживались. Кого-то забирала смерть, кто-то уходил сам из-за своей трусости. Кого-то мне пришлось оставить самой, подарив осколки своего сердца и последней надежды, что я всё-таки могу быть счастлива. Банально по-женски счастлива – когда ты любишь и любима, и «просто милый рядом», как пелось в известной старой песне. Но рядом – это точно было не про нас с Костей. Как, впрочем, и любовь – именно так я думала многие годы. И жестоко ошибалась.
И вот сейчас он готов быть рядом. И любовь… она тоже есть. Та самая любовь, которую я не могла поставить вместе с Захаровым в одно предложение. Вот только этого уже было недостаточно. Роковая несвоевременность – это то, что можно сказать про наши странные отношения с Костей. Когда счастье могло стать явью, если бы не тысяча «но»…
– Слишком много ошибок, Кость, – тихо говорю я. – Слишком много недомолвок, недопонимания между нами, слишком много упущенных возможностей. Я не вижу здесь никакого выхода.
– Лер, можно просто обнулиться. И строить все заново. Вместе – ты и я.
– Поправочка – ты, я и где-то неподалеку твоя бывшая жена с ребенком. Отличный план, Кость! – не могу удержаться я от сарказма.
– Лер, я не хотел вмешивать в этот наш разговор ещё и тему Крис, – Захаров тяжело вздыхает. Медленно, тщательно выверяя каждое слово, пытается донести до меня свою мысль – Но я хочу, чтобы ты знала: Кристина – не тот человек, который умеет нести ответственность за свою собственную жизнь. Про жизнь и воспитание ребенка я вообще молчу… Ты даже не сможешь представить всю степень её глупости и инфантилизма.
– Кость, да будь она хоть трижды безответственной дурой, это не изменит того факта, что она мать! Точнее, что она ей будет!
– Да уж, будет… – горько смеется Захаров, качая головой.
И мне тоже невыносимо горько от того, что все именно так. И горечь эта будто бы уже пропитала каждую клеточку моего тела. Вдвоем из этого тупика нам было не выйти. Только по отдельности – в разные стороны, подальше друг от друга.
– Лер, я бы очень хотел, чтобы в моей жизни всё шло по стандартному сценарию. Но прости – приходится работать с тем, что есть. Мне уже заранее жаль этого ребенка. Потому что он зачем-то выбрал такую семью, как наша с Крис. Мать… Лер, я точно знаю, что смогу дать ребенку гораздо больше, чем Кристина.
– А мне какая отводится в этом роль? Злобной мачехи, которая увела из семьи отца и лишила ребенка родной матери?! Пускай даже плохой и безответственной… – непонимающе уставилась я на Захарова, всё больше сомневаясь в его адекватности. Потому что предлагать мне такое, зная весь мой багаж из прошлого – самонадеянно и глупо. А ещё довольно жестоко. Неужели он этого до сих пор так и не понял?! – Растить твоего ребенка вместе? Ты мне это предлагаешь, да? А ты подумал о том, что я, возможно, никогда не смогу его принять? Никогда не смогу по-настоящему полюбить? Хочешь, чтобы я его возненавидела через какое-то время? Так же, как когда-то возненавидели меня?!
– Лер, не надо смешивать прошлое и настоящее! Это совершенно разные ситуации!
– Нет, Кость. Не надо нам продолжать этот бессмысленный разговор, – отступаю на шаг назад, смахиваю с лица слёзы. Пока мы с Захаровым выясняли отношения, небесная канцелярия разбушевалась ни на шутку, решив засыпать серебром всю округу. Крупные, пушистые снежинки таяли на моих щеках, смешиваясь со слезами. Красивое и одновременно грустное зрелище. – Есть вещи, которые для меня недопустимы! Кость, я росла без родителей, потому что так сложились обстоятельства. Но я не хочу быть тем человеком, который своими руками разрушит семью и лишит ребенка одного из родителей. И я не могу взять на себя ответственность за ребенка, зная, что у меня в душе нет ни грамма любви к нему. Я просто не могу… И если ты и правда меня любишь, то не проси меня об этом. Если ты хотя бы немножко испытываешь те чувства, о которых мне говорил – уходи. Не мучай себя, Кость. Не мучай меня. Дай мне просто улететь домой и хоть как-то попытаться собрать себя заново и встретить это чёртов Новый год…
– Лера…
– Костя, пожалуйста! Хватит!!
И уже шепотом дрожащими руками добавляю:
– Пожалуйста…
Захаров хочет ещё что-то сказать, но осекается, увидев мой умоляющий взгляд. В котором я уже ничего не прячу – ни боль, ни тоску, ни отчаяние. Ни даже то, что на самом деле чувствую к Косте. И какое на самом деле он занимал место в моей жизни все эти годы. И в моём сердце.
Захаров делает шаг вперёд, чуть разводя руки в стороны – но я медленно качаю головой. Я просто не выдержу сейчас этих последних объятий.
Нервно дёргает кадыком, плотно сжимает губы и молча кивает. В его каре-зелёных глазах бездна из отчаяния и боли. Очень много боли… Я никогда не видела Захарова таким, как будто из него разом ушла вся радость и все краски этой жизни. Костя смотрит на меня так, что моё сердце рассыпается на тысячу мелких осколков, каждый из которых хотел сейчас одного – забыть обо всём, как о безумном, страшном сне. И просто остаться с ним.
Но я не могу…
Несколько мгновений мы просто смотрим глаза в глаза. Чтобы хотя бы взглядом прикоснуться друг друга на прощание. Чтобы хотя бы взглядом сказать всё то, на что нам не хватало все эти годы ни времени, ни смелости.
Прикрываю глаза. В лёгких невыносимо печёт от невысказанных слов и от разъедающей меня изнутри боли. С каждой секундой становится всё труднее дышать. И я боюсь, что если так пойдет и дальше, то я просто потеряю сознание прямо здесь рядом с лесом. Заставляю себя через силу делать вдох и выдох. Нужно оставаться в сознании. Чего бы мне это не стоило! Нужно держаться. Потом будет легче. Когда-нибудь будет легче, я знаю…
Сквозь пелену слёз вижу, как Костя скользит по моему лицу долгим, пронзительным взглядом. В котором намешено столько чувств и эмоций, что мне вновь становится трудно дышать. Заглушаю свой очередной горький всхлип и просто наблюдаю, как Костя засовывает руки в карманы пальто, разворачивается и быстрыми шагами уходит прочь. От меня и из моей жизни.
Поднимаю глаза вверх на небо, которое продолжало осыпать серебром всю округу.
Вот теперь всё правильно. С точки зрения морали, общественных норм и моей собственной совести. Моя внутренняя тётка-судья, которая всегда была щедра на суровые приговоры, теперь может быть полностью удовлетворена финалом нашей с Костей истории.
Ведь теперь всё именно так, как и должно было быть изначально. Я – сама по себе. Он – со своей семьей.
Но почему же мне тогда так больно внутри?..
Устремляю взгляд вдаль туда, где заканчивался лес – к заснеженным горным вершинам, что оставались единственным светлым пятном на всю округу среди сгущавшихся сумерек.
Мне нужно побыть одной и подумать, что же делать дальше. Желательно там, где нет лыжников, скучающих без своих питомцев собачников и прочих постояльцев отеля. Там, где никто не сможет увидеть моих слёз. Где наедине с природой буду только я и моя боль.
Ноги непроизвольно делают шаг вперёд в сторону леса. Быстрее, ещё быстрее. Надеваю на ходу свою усыпанную снегом шапку. Но лучше всё-таки так, чем без неё.
А, впрочем, какая уже разница?
Этот же вопрос я задала себе, когда поняла, что заблудилась. Какая разница, даже если я сейчас замёрзну здесь среди царства снега и холода? Что поменяет это в масштабах вселенной? Ничего.
И всё же не хотелось вот так погибнуть – глупо, по какой-то нелепой случайности. Просто потому что рассталась с мужиком и бросилась прочь – к тому самому обрыву, с которого открывался потрясающий вид на горы и потом заблудилась в лесу.
Интересно, что сказал бы на это Ромка? В голове тут же зазвучал его низкий, приятный голос, который начал отчитывать меня в своей привычной манере – когда серьёзная аргументация была слегка приправлена парочкой шуточек.
При воспоминании о Роме на душе на несколько секунд становится чуточку теплее. А потом снова невыносимо гадко – стоило мне вспомнить, при каких обстоятельствах мы расстались с моим соседом. Тот наш поцелуй, после которого я бросилась к Косте… Далеко не факт, что после такого Рома вновь захочет прийти мне на помощь. Потому что всему есть предел. И даже безграничному терпению товарища писателя. Потому что фактически – он ничего мне не должен. Не должен спасать меня из очередной передряги, не должен выслушивать мои нелепые объяснения, почему я решила поговорить с Костей и почему я сейчас я не с ним…
Но я бы всё равно рискнула позвонить Ромке и попросить его помощи. Если бы не один важный момент – мой айфон приказал долго жить, окончательно разрядившись на морозе. Лыжников или других постояльцев отеля на обратном пути мне не попадалось – наверное, они за обе щёки сейчас уплетают то, что удалось урвать со шведского стола себе на ужин. И только я одна бродила в лесу, как неприкаянная, тщетно пытаясь отыскать путь к отелю. Или хотя бы к лыжной трассе – да хоть к чему-нибудь из тех мест, где мы гуляли и катались с Ромой. Мне нужен был хоть какой-нибудь ориентир, чтобы добраться до «Васильевского».
Мороз крепчал. И если вначале я шла к обрыву довольно быстро, не разбирая пути, точно за мной гналась стая демонов, то сейчас мои силы начали потихоньку таять. Энтузиазма заниматься пешей прогулкой тоже существенно поубавилось. А вместе с этим вполне ожидаемо снизилась и скорость моего передвижения по заснеженным тропам. Я чувствовала, как холод начинает пробирать до самых костей. В очередной раз поправляю капюшон и одёргиваю край своей дублёнки, точно это могло спасти меня от объятий морозной ночи. На мне по-прежнему перчатки Захарова – маленький, но безумно важный сейчас презент, который Костя оставил мне на прощание. На прощание…
При мысли о Косте я сбиваюсь с дорожки и спотыкаюсь о какую-то корягу, что спряталась среди снега. Не успеваю ухватиться за ствол стоящего рядом дерева, не успеваю сгруппироваться – просто лечу кубарем в какой-то сугроб, зачерпывая снег ботинками, царапая кожу лица о скопившиеся на поверхности кусочки льда. Тонкая ткань джинсов сразу же намокает от снега, но вместо того, чтобы встать и начать отряхиваться, я просто лежу, бессмысленно смотря вверх на вершины деревьев. Крупные хлопья снежинок кружатся надо мной в своем медленном танце. Какая-то птица пролетела высоко в небе, а потом спикировала на макушку сосны.
Вот бы и мне тоже можно было просто взять и улететь далеко-далеко от этого проклятого городка, в котором вместо долгожданного праздника я получила ворох несбыточных надежд и уничтоженных мечтаний.
И всё же лежать вот так – чертовски некомфортно, особенно ногам. М-да, не думала, что моя прогулка настолько затянется, когда выбегала на улицу следом за Ромкой. И уж точно я не предполагала, что произойдёт потом и какие «чудесные» новости сообщит мне Костя.
Костя… Пытаюсь сдержать поток слёз, который в очередной раз начинает щипать мне глаза. И дело ведь не в холоде. Просто пока рана свежа, его имя каждый раз отзывается во мне болью. Закусываю нижнюю губу и неуклюже пытаюсь подняться. Чувствительность лица пока что есть. Но это пока… А что будет потом, через пару часов, если я не найду путь к отелю? А что будет, если меня вообще не найдут?..
Принимаю вертикальное положение и понимаю, что моё падение не прошло бесследно. Правая нога начала побаливать, лишь только я попыталась на неё наступить. С одной стороны радуюсь, что пока ещё чувствую ноги. С другой стороны, не представляю, как теперь дойду до отеля, если мой темп всё больше напоминает передвижение старой больной черепахи.
Стиснув зубы, делаю робкие, неуверенные шаги вперёд. Но не пройдя и пары метров, спотыкаюсь об очередную неровность и проваливаюсь в снег. Чёрт! Аккуратно достаю сначала одну ногу, потом другую и перекатываюсь поближе к дереву. Упираюсь руками о ствол и медленно встаю. Быть может лучше так и идти – от одного дерева к другому, чтобы минимизировать падения?
И что мне вообще теперь делать?
Я взрослый, разумный человек (голос Ковальчука очень красноречиво хмыкнул в моей голове, но я не стала обращать на него внимание), я никогда не паникую в стрессовой ситуации. Но почему чёрт возьми я не могу сейчас вспомнить ни одного совета о том, как выжить в лесу? А ведь у нас в универе был какой-то курс по технике безопасности или что-то вроде того, который я даже сдала на отлично. В итоге оценка есть, а знаний ноль… Единственное, что помню – при встрече с медведем нужно залезть на дерево. Потрясающий факт! Но толку от этой мега полезной информации для меня было примерно ноль целых и хрен десятых. К счастью, все косолапые тихо-мирно спали в своих берлогах до весны. Хотя будь тут рядом Ромка, он бы обязательно пошутил, что такой везучий человек, как я, запросто может вытащить медведя из зимней спячки и организовать с ним незабываемое свидание тет-а-тет.
Я бы рассмеялась, какие нелепые шутки решили посетить мою голову, но мысль о диких зверях пронзила меня насквозь, заставляя сердце пропустить удар, а потом бешено забиться о грудную клетку.
Лера, ты в лесу. Тут могут быть дикие звери, тем более ночью. Ты сошла с тропинки, по которой ходят люди. Лера, ты попала. Причём по полной программе. Нет не так – Лера, ты в заднице! Ты в полной заднице!!
Правая нога по-прежнему отдавала болью, но что именно с ней не так, мне было сложно понять – то ли при падении я потянула щиколотку, то ли повредила стопу. Сейчас это было неважно. Нужно найти ту самую тропинку, которая выведет меня к «Васильевскому». В отеле должен быть врач. И Ромка…
Закусываю губу и вновь начинаю пробираться вперёд. Тяжело дышу от напряжения, но продолжаю медленно идти куда-то в темноту. Наличие снега немного спасает положение, я не представляю, как бы я передвигалась тут летом в кромешной тьме. Пытаюсь найти хоть какие-то плюсы в своём отчаянном положении, но внутренний голос саркастично замечает, что летом вообще-то тепло. И максимум, что бы мне грозило – быть с ног до головы покусанной комарами.
Когда в очередной раз на что-то натыкаюсь и падаю в снег, больно задевая правую ногу, я уже не выдерживаю и начинаю плакать в голос, практически навзрыд.
Всё. С меня хватит. Больше не могу!
Утыкаюсь лицом в ладони, что были надёжно укрыты перчатками Захарова. Улавливаю знакомый аромат его парфюма и просто выключаюсь из реальности. Потому что в голове начинают разом прокручиваться сотни воспоминаний, связанных с ним. От самой первой нашей встречи в офисе и первого поцелуя на корпоративе вплоть до сегодняшнего дня, когда мы поставили точку в нашей истории.
Сквозь горькие, отчаянные всхлипы едва различаю своё имя, которое доносится до меня откуда-то сбоку. Снег поглощает Ромин голос, который кажется мне сейчас каким-то нереальным, иллюзорным. Точно он был частью того бреда, который овладел моим сознанием на этом невыносимом, лютом холоде.
Глава 53
– Ро… Рома!! – пытаюсь разлепить заледеневшие губы. Не с первой попытки, но мне всё-таки удаётся овладеть своим голосом и позвать на помощь.
Услышал... Спустя несколько мгновений я оказываюсь в его крепких соседских объятиях.
– Лера! – хрипло говорит Ковальчук, прижимая меня к себе. Ощущаю его горячее дыхание у виска. Рома осыпает мою кожу лёгкими, почти невесомыми поцелуями, скользит вниз по скулам и щекам… И замирает, так и не дойдя до моих губ. – Господи, как же ты меня напугала…
И это действительно так. Ведь это легко можно прочесть в его глазах, как и что-то ещё более глубинное, значимое, что он не решается произнести вслух.
Рома помогает мне подняться из сугроба. А следом достаёт из куртки свой мобильный и кому-то звонит:
– Нашёл, да. Должны дойти, она не так далеко забрела. Хорошо.
Непонимающе смотрю на товарища писателя. И для кого был этот доклад?..
– Я поднял на уши администрацию отеля, – пояснил Рома, – Мы уже готовы были вызвать спасателей, но я решил сначала сам проверить по тем местам, где мы с тобой гуляли.
Так значит, оставалось всего ничего, и я практически дошла до отеля… Ну или точнее доползла с учётом всех моих приключений и травмированной ноги.
Рома внимательно осматривает моё лицо, чуть заметно морщится, увидев небольшую ссадину на щеке, которую я заполучила после моего первого падения. Осматривает руки, ноги, отряхивает с меня снег, как с нерадивого маленького ребенка. В его взгляде не капли злости и раздражения, только искренняя забота и беспокойство. И от того, что он рядом, что всё-таки пришёл мне на помощь, в груди начинает щемить от переполняющих эмоций. Не могу сдержать горького всхлипа, но поспешно закрываю рот рукой и стыдливо прячу глаза. Не хочу, чтобы Ковальчук увидел мой бурный поток слёз.
– Эй, ну ты чего? – Ромка вновь привлекает меня к себе. – Всё позади, Лер. Главное сейчас, как можно быстрее добраться до отеля и согреться. Идти можешь?
– Ну-у так, – уклончиво отвечаю я, вытягивая чуть вперед свою многострадальную правую ногу.
– Понял, – усмехается Ковальчук и подхватывает меня на руки. Резко выдыхаю, когда мы неожиданно оказываемся с ним лицом к лицу. Настолько близко, что одно неаккуратное движение и мы просто столкнемся друг с другом губами…
Мне так много нужно ему сказать – не только поблагодарить за своё спасение, но извиниться за ситуацию с Костей. Но оледеневшие губы всё еще плохо меня слушаются. А Рома, судя по всему, совершенно не спешит согреть их своими жаркими поцелуями.
Господи, Лера! О чём ты вообще думаешь?! Ты только что чудом избежала гибели! Ты всего пару часов назад рассталась с Захаровым!
Но я ведь и правда думала… Как типичная девочка, я мечтала о том, чтобы хоть раз жизни сказка стала явью. И если прекрасный принц поспешил на помощь и спас меня от холодной смерти, то и причитающийся мне поцелуй тоже очень хотелось бы получить, согласно всем канонам жанра.
