Текст книги "Мой безумный Новый год (СИ)"
Автор книги: Наталия Веленская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Но где-то там на небе, судя по всему, на мою скромную персону имели свои более интересные планы. Потому что в один момент Тарасов резко оборвал себя на полуслове и в ужасе уставился на дверь.
Я обернулся и увидел нашего генерального. Ну да, дружба дружбой, но вряд ли Матвеев оценил в полной мере фразу моего начальника про то, как тот «вертел весь наш завод, и наше производство и рукожопых идиотов, которые на него трудятся», на всем известном месте. И что без него наша шарага давно бы развалилась… М-да, вот последнее заявление, пожалуй, было лишним. Сергей Александрович за такое точно по головке не погладит. Это даже такому «рукожопому идиоту», как я, было понятно.
Матвеева у нас на заводе одновременно и уважали, и побаивались. Мужик он был умный, хитрый и хваткий. Именно он после развала союза смог поставить завод «на рельсы», сохранив полный цикл производства, при этом не продав ни одной акции иностранным компаниям. Почему-то за это наши особенно патриотичные мужики пели Матвееву отдельные оды. А ещё я знал, что Сергей Саныч много лет дружил с Тарасовым. Семейные праздники, шашлыки, банька, охота и прочее по списку. Всё наше руководство обычно отдыхало вместе, из года в год держась особняком от остального коллектива. Поэтому тут и к гадалке не надо было ходить, чтобы догадаться, на чьей стороне в этом конфликте будет генеральный директор.
– Фамилия? – коротко спросил Сергей Александрович, кивая в мою сторону.
– Захаров.
– Через полчаса жду в своём кабинете, Захаров.
Глава 45
Не скрою, в тот момент в моей душе промелькнуло некое подобие надежды. Причем не только, что я смогу избежать увольнения, но и что Сергей Александрович всё-таки меня услышит и примет все необходимые меры. Потому что иначе на кой хрен самому генеральному вести разговоры с таким, как я? Зачем ему сообщать мне лично о моём увольнении? Для Матвеева я был слишком мелкой сошкой, чтобы так со мной церемониться. Максимум бы отправил меня в отел кадров.
Ага, к той самой Леночке млять, чтобы по иронии судьбы она лично оформляла моё увольнение!
Но Матвеев не зря занимал свой пост, и не зря пользовался уважением среди наших мужиков. Потому что он действительно меня выслушал, задал ряд уточняющих вопросов и только потом сделал несколько важных распоряжений, чтобы устранить все критические моменты на нашем участке.
После своих сбивчивых объяснений генеральному, что произошло, почему и какие я вижу варианты по исправлению случившееся, я конкретно выдохся. А после скотского поведения Тарасова, увидеть адекватное человеческое отношение, стало для меня подобием какого-то чуда, которое одновременно и окрыляло, и выбивало из колеи.
Матвеев будто был рождён для того, чтобы руководить. Седая густая копна волос, складка, что залегла между бровей, и которая только усиливалась, когда я перечислял все возможные риски для производства, нос с горбинкой и очень умные голубые глаза, что сканировали меня насквозь и одновременно вели в уме какие-то сложные вычисления. А быть может и принимали судьбоносные решения. От него исходила такая мощь, такая спокойная сила, что я только и мог, что глазеть на него в немом восхищении, точно пригвождённый к своему месту. И просто впитывать – каждое слово, каждое его движение, каждую эмоцию, которая мелькала на его лице. Как он чётко отдавал распоряжения и пресекал ненужные разглагольствования нижестоящего руководства. Не повышая голоса, спокойно и твёрдо. Но при не было ни единого сомнения, что никто не посмеет его ослушаться или попытаться что-то утаить по данному вопросу. В тот момент, Сергей Александрович был для меня живым олицетворением того, каким бы руководителем хотел бы я стать через много-много лет. Да пускай даже на этом самом заводе. А что? Как говорится, чем чёрт не шутит. И плох тот солдат, который не метит в генералы.
Пока я мысленно строил свои наполеоновские планы, Матвеев уже расправился со всеми поручениями. Какое-то время он просто молчал.
– Напомни, какая там у тебя профессия по диплому? – наконец поинтересовался он, окинув меня долгим, пристальным взглядом.
– Специалист по металлургии цветных металлов и сплавов.
– Понятно. Ну мозги значит есть, уже не плохо. Управленческие функции тебе, конечно, надо бы подтянуть. Да и ораторское мастерство тоже требует… корректировки, – усмехнулся Матвеев. Вероятно, вспомнил все те матерные выражения, которые я декламировал в кабинете своего начальника.
– Зачем?
– Николай Семёнович что-то подустал, хочет больше времени уделять семье, внукам, – спокойным, будничным тоном сообщил мне Матвеев. – Значит, так. С завтрашнего дня будешь принимать у него дела. У вас две недели, Галиев будет контролировать процесс, чтобы вы друг другу глотки не перегрызли. Вот заодно и отточишь свои коммуникативные навыки и потренируешься в ораторском искусстве.
Чего-о?!!
– Погодите, в смысле принимать дела?! – подскочил я. – Сергей Александрович, вы… вы что серьёзно? Я?!!Я буду принимать дела у Тарасова?!
– Ну не я же, – пожал плечами генеральный. А я обессилено рухнул на стул, не понимая причин такого решения. Может я что-то не так понял или ослышался? А может я тупо сплю?! Сейчас прозвонит будильник, и я проснусь.
Что это ещё за аттракцион невиданной щедрости?!
– А ты чего растерялся? Мне кажется или в кабинете Тарасова ты был более бойким, Захаров? Или ты не рад повышению?
– Рад! Если вы не шутите, конечно… – сконфуженно пробормотал я. Вот весело будет, если он сейчас реально возьмёт и скажет мне: «Захаров, ты – наивный идиот. Жопу поднял и пошёл с вещами на выход!».
– Не шучу. Только я что-то по-прежнему не наблюдаю радости на твоём лице, – подначил меня Матвеев.
– Да я просто в шоке… Сергей Александрович, ну сами подумайте – кто я, а кто Тарасов! Вы же с ним… много лет. Друзья там в конце концов… – выпалил я то, что крутилось в тот момент у меня в голове. Потому что мой мозг напрочь отказывался соображать и формулировать какие-либо умные фразы, за которые мне бы потом не было стыдно. По-хорошему, мне надо было улыбку во все тридцать два зуба на лицо навесить и в ножки Матвееву упасть, рассыпаясь в благодарностях за такую оказанную честь, а не делиться с ним своими сомнениями. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь…
– Костя, если бы я держал рядом с собой людей исключительно из-за дружеских связей, то вряд ли наше предприятие из года в год завоёвывало звание самого успешного и быстроразвивающегося комбината полного цикла в Сибирском округе, – спокойно ответил Матвеев. А я чуть со стула не свалился, услышав из уст генерального моё имя. Которое он ещё час назад знать не знал! Как, наверное, и подробности моего личного дела, которое я заприметил у него на столе, когда вошёл в кабинет. – Нужно уметь прощаться с людьми, если они перестали должным образом выполнять свои функции. И чем раньше, тем лучше. С Тарасовым я немного упустил момент… но, пожалуй, не будем об этом. Испытательный срок стандартно три месяца. Ты у меня на личном контроле. Не справишься – пеняй на себя, второго шанса не будет.
Потом уже, в неформальной обстановке, будущий тесть рассказал мне, что он хоть и отдал должное моей принципиальности, но в тот день он всё равно воспринимал меня как молодого, неопытного щенка, который посмел раскрыть пасть на матёрого волкодава. Правда щенок показался ему вполне перспективный – умным, бойким, наглым и очень целеустремленным. Таким же, каким он сам был когда-то по молодости.
«Я сразу понял, что из тебя можно слепить что-то стоящее», – признался мне однажды Сергей Саныч. Но что касалось моего повышения – никакого жеста доброй воли с его стороны на самом деле не было. Было любопытство, справлюсь я или нет с такой ответственностью, и действительно ли я так на него похож. А ещё холодный, циничный расчет – найти вескую причину, чтобы сместись Тарасова, который давно уже был у него на крючке после череды крупных косяков. Поэтому наш конфликт с начальником пришёлся очень даже кстати.
А ещё у Матвеева значилось в планах постепенное омоложение руководящего состава. На его взгляд, «старые мозги уже заржавели», перестали принимать грамотные решения, не умели адаптироваться к переменам, и с каждым днем всё больше показывали свою неэффективность. Это было то, что Матвеев ненавидел всей душой – неэффективность и терять свои деньги. Слишком много денег и сил он вложил в наше предприятие, чтобы поднять его с колен в лихие девяностые. Отстоял и сохранил, и сделал успешным вопреки всему, что тогда творилось. Завод стал для него вторым ребенком, тем, который давал поводы для гордости, чего он не мог сказать о собственной дочери.
Я никогда не забуду тот шок, который я испытал при нашей первой встречи с Кристиной – она просто ворвалась к отцу во время нашего с ним экстренного совещания и стала что-то громко щебетать и немедленно требовать у него прямо с порога. Как я понял, когда сумел немного прийти в себя – какую-то несусветную дичь, которая ни стояла ни одной минуты драгоценного времени руководителя металлургического комбината.
Юная, тонкая, почти на грани с болезненной худобой, с бесконечно длинными модельными ногами, огромными голубыми глазами, с яркими разноцветными прядями волос, в броской ультрамодной одежде с кучей лого и каких-то заклёпок, рваностей – Крис напоминала мне взорвавшийся калейдоскоп. Только эту красоту у меня не было никакого желания рассматривать в деталях, а почему-то наоборот хотелось отвернуться и зажмурить глаза. Кристины было слишком много, она будто заполняла собой всё пространство и была очень шумной. И от её пятиминутного посещения кабинета отца у меня начало дико стучать в висках.
«Повезёт же какому-то несчастному» – подумал я тогда. Кто ж знал, что тем самым несчастным по иронии злодейки-судьбы окажусь я.
Глава 46
Не буду лукавить, идея замутить с дочкой босса и продвинуть себя чуть быстрее по карьерной лестнице, посещала меня не раз. Как, собственно, и сама Крис, которая, как оказалось, в тот день меня заприметила. А потом стала довольно частой посетительницей моего кабинета – под самыми странными и невероятными предлогами, до или после того, как она наведывалась к своему отцу. Кристина пёрла, как танк, не стесняясь в выражении своих желаний. И при этом совершенно не замечая, что с моей стороны интерес был чисто техническим. Да – красивая, да – длинные ноги, ну и само собой деньги отца – огромный, жирнющий плюс к её красоте. Но, к сожалению, на этом все плюсы заканчивались. Иногда я банально не понимал, что она несёт и что творится у неё в голове. И дело было вовсе не в нашей семилетней разнице в возрасте, просто Крис от природы была несколько глупа и поверхностна. Не будь она дочкой Матвеева, умственные способности Крис – это было бы последнее, о чём я вообще думал. Как вариант на пару раз она была очень даже норм. Но тот факт чья она была дочь перечеркивал любую возможность беззаботно провести вместе какое-то время. Вряд ли Сергей Саныч нормально бы отнёсся к тому, что его дочь «поматросят и бросят». Тем более если это сделает тот самый «щенок», которого он подобрал когда-то в приёмной Тарасова, прикормил, воспитал и дал шанс вырваться в люди.
С Кристиной надо было основательно и по-серьёзному или никак. Жениться я не хотел – ни тогда, ни после тридцати, ни даже после сорока лета. Это отец у меня любил одну единственную женщину и был верен ей до конца своих дней. Это была одной из тех ценностей, которых, к сожалению, он так и не смог мне привить. Сомневаюсь, что Крис спокойно бы относилась к моим постоянным изменам и опять-таки её отец… Нет, я слишком много пахал, чтобы потерять всё из-за красивой дуры, которая откровенно говоря даже не была в моём вкусе.
К своим двадцати пяти стать руководителем отдела, сменить отечественный автопром на заветные четыре кольца, а ещё – купить квартиру в самой крутой новостройке Новомежинска, пускай и в ипотеку, но всё равно – это ли не мечта? Никто из моих знакомых не мог похвастаться таким головокружительным успехом. Матвеев всё больше мне доверял, и я был уверен, что ещё парочка успешных проектов и при следующих кадровых перестановках мне светит кресло руководителя Департамента. Я уже давно отошёл от производственных вопросов, потому что Сергей Саныч перекинул меня на «партнёрку» – выстраивание коммуникации с крупным и средним бизнесом, заключение контрактов, отстаивание интересов нашего предприятия при работе с ключевыми клиентами. Впереди маячили большие деньги. Я чувствовал себя на вершине мира, и упивался своим успехом – наконец-то я мог позволить себе всё то, что давно хотел. Мог помогать родным и даже шиковать, если душа просила праздника. А она просила. Развлекаться и кутить на полную катушку – это я тоже любил всегда. Как, собственно, и красивых девушек, которых я менял одну за другой, иногда не заморачиваясь тем, чтобы запомнить их имена.
Всё рассыпалось в один миг. Когда в мою новую квартиру заявился братец. Пьяный вдымину, но каким-то чудесным образом вопреки всем законам гравитации, ещё стоявший на ногах. Выглядел он неважно. Землистое, болезненное, осунувшиеся лицо, бегающие глаза, в которых плескался настоящий ужас – он из без алкогольных паров не производил впечатление здорового, счастливого человека.
– Брат… – начал он с порога. Лишь по одному этому слову мне было стало понятно, что дело дрянь. Обычно меня величали снисходительно развязно «Костян». Даже когда Олег выпрашивал у меня деньги, уверенности и наглости в нём было в разы больше. А никакого обращения «брат» и в помине не было.
Правда вот уже довольно продолжительное время денег у меня он не просил и из передряг я его тоже не вытаскивал. И даже мать недавно с гордостью упоминала, что Олежик взялся за ум и начал сам зарабатывать. А я настолько погрузился в свою эйфорию от череды рабочих успехов, что абсолютно не замечал, что творится вокруг. Почему затаился младший братец, куда он устроился работать, с какими людьми общается и почему чёрт возьми он перестал с завидной регулярностью опустошать мой карман и карман нашей матери? Я не задавался этими вопросами, предпочитая почивать на лаврах. И это принесло свои непоправимые последствия.
– Чего тебе опять? – не сильно вежливо поинтересовался я, захлопывая дверь.
– Беда, брат, беда… – простонал Олег. Он медленно сполз по стене на пол и стал раскачиваться из стороны в сторону, стараясь выдавливать из себя по слову отчаянно стучащими зубами, – Попал я, Костя, попал… товар… там облава была… Люди Чернова… должен возместить. Бл**ь я пытался… слышишь, вот тебе крест – я пытался! Крутился как мог, искал, в итоге ещё больше… закопал себя... Две недели осталось… если не отдам… то всё… Всё!! Пи**ец! Костя, они таких, как я, пачками перемалывают… И хер если меня… а если мамка с Ликой, если Тинку с её мелкой… эти могут… Брат, помоги! У тебя же есть деньги, Костя, я ж знаю! Ты сейчас большой человек! Помоги…
– Люди Чернова??!! – взревел я, подлетая к Олегу и подхватывая его за грудки. В глазах в один миг потемнело от гнева, и я едва сдержал себя, чтобы не размазать по стенке этого… нет ни идиота. В тот момент я даже не знал, какое слово к нему подобрать, чтобы выразить все свои чувства. Пьянки, гулянки, сомнительные компании, приводы в полицию, отчисление из универа, постоянные увольнения с каждого места работы, куда он устраивался – Олег делал всё, чтобы усложнять нам жизнь и разбивать и без того слабое и покалеченное невзгодами сердце матери. Но бл**ь Герман Чернов?! Самый опасный и самый жестокий криминальный авторитет нашего города?! Ни для кого у нас в городе не было секретом, что это по бумагам у него было несколько легальных компаний. Но то, какими делами он заправлял на самом деле, выходило за рамки закона и честного прозрачного бизнеса. – Ты совсем уже ох**л да?! Последние мозги бл**ь пропил!!
Мне всегда казалось, что Олег давно собрал весь набор поступков, чтобы пробить дно.
Показалось. Дно он пробил в тот момент, когда решил связаться с Черновым…
– Костя… там нормально всё было, я по началу поднял бабла… Не хуже тебя грёб денег, я тебе отвечаю! Один раз только сорвалось. По глупости! Не повезло просто, понимаешь?! Я все отдам тебе! Клянусь, брат! Я больше в жизни у тебя не попрошу – ни копейки! Слышишь? Чем хочешь, могу поклясться… хочешь памятью отца тебе поклянусь?!
Мразь!!
Точный, резкий удар в челюсть, в нос, в солнечное сплетение… Остановится я мог только в тот момент, когда Олег вновь сполз по стенке, противно скуля, дрожащими руками закрывая окровавленное лицо и голову.
– Сколько? – хрипло спросил я.
Сквозь скулеж и невнятное бормотание, я всё-таки смог расслышать сумму.
Но лучше бы я этого не слышал. Потому что следом мне захотелось заскулить самому.
Глава 47
– Я буду очень рад, если ты останешься… здесь со мной.
«Со мной» – эхом я повторяю про себя, пытаясь переварить услышанное. Казалось бы, ничего такого в словах Ромы нет. Очень даже в духе нашего добрососедского соглашения о проживании в одном номере – терпеть друг друга столько, сколько предписывают обстоятельства. И всё же… обстоятельства Ковальчук сейчас создавал сам своим приглашением. И его широкие теплые ладони, которым, судя по всему, были не страшны ни мороз, ни отсутствие перчаток, очень крепко обхватили мои заледеневшие пальцы. И жест этот был каким-то привычным, чуть ли не обыденным.
Как будто, так и должно было быть.
Поднимаю взгляд от наших сцепленных рук и замираю. Потому что Рома смотрел на меня сейчас так, что сердце тут же пропускает удар. Никогда не замечала за собой склонности краснеть от смущения, но именно в этот момент я чувствовала, как жар стремительно начал побираться к моим щекам. А в голове воцарилось какое-то безграничное смятение – потому что когда я выбегала на улицу, чтобы вручить Роме его забытую шапку, я совершенно не предполагала такого развития событий.
И что-то мне подсказывает – Ковальчук тоже пребывал в лёгком шоке. Правда справился он с ним гораздо быстрее, чем я. И если вначале я видела лёгкое смущение, которое охватило товарища писателя, пока он озвучивал мне своё предложение, то сейчас ничего подобного и в помине не было. Ковальчук улыбался и смотрел на меня открыто и прямо, будто бы без слов передавая вполне определённый сигнал – я не жалею о том, что сказал, и я действительно хочу, чтобы ты осталась.
Но как он себе это представляет? В качестве кого я останусь с ним в номере?? В качестве кого я буду встречать вместе с ним Новый год? Эти вопросы не давали мне покоя и плодили хаос в моем изумлённом сознании.
Если в качестве случайно приобретённого друга и соседки по номеру, то… великому терпению товарища писателя можно в очередной раз спеть оды. Хотя нет – к чёрту хвалебные оды, толку от них раз, два и обчёлся. Лучше уж подарить ему на Новый год консультацию с психологом, который поможет избавиться от пагубной привычки спасать всех вокруг. Мне кажется, для Ромки это будет самый полезный подарок из всех возможных. Потому что ему явно не помешало бы научиться правильно расставлять приоритеты по жизни и хоть немного думать о своём комфорте. Поэтому если дело в банальном альтруизме, то я, пожалуй, откажусь от столь заманчивого предложения провести вместе с ним праздники. Пускай уж лучше посвятит оставшиеся дни отдыха творчеству, а не тратит время на то, чтобы развлекать меня или вытаскивать из очередной передряги.
Но если он хочет видеть меня рядом с собой, как женщину, то… Этот вариант, конечно, был интереснее и приятнее по всем пунктам. Но что, собственно, это поменяет? Я буду знать, что Рома пал жертвой моих чар и не против привести наше общение к другому, более близкому формату? Или что ему плевать на наличие в моей жизни Захарова?
А будет ли мне самой плевать на этот любопытный и занимательный факт? Готова ли я сама поставить точку в нашей истории с Костей?
Я с ужасом поняла, что не могу ответить ни на один из этих вопросов. Ни на один! Или я просто боюсь озвучить правду самой себе?
Боюсь… В голове всплыли Ромины слова о том, что я вовсе не циник, а трусиха. Ну уж нет! Трусихой я никогда не была и не собираюсь приобретать сейчас столь сомнительный статус! Мне нужна ясность! И я чёрт возьми её сейчас получу!
Делаю глубокий, отчаянный вздох, пропуская через лёгкие морозный воздух и всё-таки решаюсь озвучить вслух хотя бы один из своих вопросов:
– Ром, а если я останусь с тобой, то… в качестве кого?
Рома расплылся в широкой, тёплой улыбке, от которой мне захотелось тоже улыбнуться в ответ. Потому что она согревала лучше лучей стремительно ускользающего зимнего солнца, что виднелось на горизонте. Дарила ощущение какого-то спокойствия, надёжности. Что всё обязательно будет хорошо, а все мои страхи, все эти отчаянно мечущиеся в голове мысли – всё это пустое.
Сияющий взгляд серо-голубых глаз скользит по моему лицу, точно ласковые солнечные лучики, которые дарят свое тепло. Мне нравится то, как он на меня смотрит – так нежно и трепетно, но в то же время с таким отчаянным желанием, что мое сердце начинает отстукивать какой-то рваный ритм. Безотрывно смотрит друг другу в глаза, от этой затянувшейся паузы меня всё больше охватывает волнение, а в лёгких становится катастрофически мало кислорода.
А Ковальчук точно не замечая моего состояния, все также неторопливо рассматривает моё лицо, останавливается на моих губах… и в то же мгновение резко притягивает меня к себе. Я не успеваю ни охнуть, ни возмутиться столь неожиданной смене положения, как Рома накрывает мои губы. Целует мягко, но настойчиво, не даёт отклониться от него ни на миллиметр, зарываясь одной рукой в мои распущенные волосы. Моя шапка съезжает куда-то набок, но мне плевать. Губы у Ромы такие же горячие, как и ладони, что уже переместились на моё лицо.
И снова, как по заказу, в моей голове всплывает очередная Ромкина фразочка про горячих сибиряков… А ведь ни в чём не соврал товарищ писатель – горячо очень горячо, я бы даже сказала, настоящий огонь. Но при этом я чувствовала, что не сгораю дотла в этом пламени. Я будто бы, наоборот, загораюсь вместе с ним, наполняюсь теплом и светом. И тот кусок льда, что уже давно поселился у меня внутри, с которым я будто бы уже срослась и научилась жить – вдруг начал стремительно таять, оставляя место чему-то новому. Чему – я не знала, но мне было очень интересно это узнать.
Рома чуть отстраняется от меня, нежно скользит кончиками пальцев по моим скулам, щекам, обводит контур лица. Но при этом так и не отрывает от меня своего затуманенного взгляда, в котором переплелись и отчаянная страсть, и безграничная нежность. А я и сама будто бы уплываю куда-то…
Моя инициатива была практически на нуле, я просто позволяла его губам и языку, делать всё, что он пожелает. Полностью отдаюсь этим ощущениям, растворяюсь в этом поцелуе, стираю из своей головы ненужные мысли. Потому что мне хорошо… Просто хорошо и всё. И если так хорошо, то значит это по природе не может быть, чем-то плохим или предосудительным. А даже если и так, то плевать.
– Мне показалось, что так будет нагляднее… объяснить в качестве кого, – прошептал Рома мне в губы.
– Согласна, – хрипло отзываюсь я, пытаясь восстановить своё дыхание, – Но знаешь…
– Что?
– Мне потребуется ещё одна наглядная демонстрация… намерений.
Ну а что? Мне правда хочется ещё немного продлить это ощущение беззаботности и счастья. И Ромка явно разделял мои мысли на этот счёт.
Ковальчук мягко смеётся в ответ на мою немного корявую фразу с примесью юридических терминов. Снова накрывает мои губы и утягивает в ещё один головокружительный поцелуй – причём последнее было не просто сравнением. К концу поцелуя я правда едва стояла на ногах. Я то цеплялась за широкие плечи Ромы, то скользила руками вниз, неловко приобнимая его через объёмную куртку. Жадно ловила губами воздух, в перерывах между поцелуями. И просто уплывала куда-то далеко-далеко…
И было всё равно, что чуть в отдалении от нас разместилась небольшая компания курильщиков. Или что вдали на парковке гудели и пытались разъехаться машины. И что небесная канцелярия решила добавить спецэффектов нашему поцелую и щедро стала осыпать нас снежными хлопьями. Мы были в какой-то своей реальности, далёкой от остального мира и не замечали ничего вокруг. И сквозь это романтическое безумие даже не сразу пробился звонок моего мобильного.
– Не отвечай, – простонал Рома, практически не отрываясь от моих губ и крепче сжимая меня в своих объятиях.
Мне удалось промычать в ответ что-то утвердительное. Но телефон настойчиво продолжал трезвонить.
– Лер, как тебе такое предложение: я сейчас кидаю его в сугроб, а потом покупаю тебе новый? – тяжело вздохнул Ковальчук, с явным сожалениям отстраняясь от меня.
– Не очень, – смеюсь я в ответ, но тут же резко обрываю свой смех. Потому что воспоминания о нашем последнем недопоцелуе вихрем врываются в моё сознание. Тот самый поцелуй, который мог стать реальностью после нашей с Ромой игры в снежки. Но он не случился, потому что тогда нас тоже прервал телефонный звонок.
Костя.
Человек, к которому я приехала за тысячу километров, чтобы встретить Новый год. И о котором я совершенно забыла, поддавшись минутному порыву – узнать на трезвую голову как целуется мой симпатичный сосед…
Костя… Человек, который стоял сейчас ко мне спиной на парковке рядом со своей машины и судя по звукам, раздающимся из кармана моей дублёнки – не прекращал своих попыток до меня дозвониться.
Теперь нас разделяло с Костей всего лишь несколько десятков метров. Ему было достаточно просто обернуться, чтобы увидеть меня… в объятиях другого.
Глава 48
Это действительно был он – хотя мой разум упорно отказывался в это верить. Только сердце ухнуло куда-то вниз, а потом загрохотало в груди так сильно, что казалось вот-вот пробьёт мне грудную клетку.
Я думала, что захочу его придушить, как только увижу. Но вместо этого я чувствовала, как у меня внутри разливается радость. Заполняет каждую клеточку тела, заставляет губы невольно растягиваться в улыбке… Но улыбка тут же сползает с моего лица, когда я понимаю, что по-прежнему обнимаюсь с Ромой.
Что чёрт возьми я опять творю?!
Сейчас мне как никогда захотелось согласиться с товарищем писателем – я действительно умудрюсь мастерски влипать в неприятности. Причем организовываю я их сама же, буквально на пустом месте.
Вот только драки и скандала мне сейчас не хватало!
На автомате делаю шаг назад. Рома непонимающе взирает на меня с высоты своего могучего роста, но не желает размыкать объятия.
Я отчаянно мотаю головой из стороны в сторону.
– Костя… – наконец смогла произнести я вслух. Горло будто бы сжалось в тисках, и каждый звук я воспроизводила с трудом, через боль. Я чувствую даже через дубленку, как Ромины руки на моей талии становятся напряжёнными, будто бы наливаются тяжестью.
– Вообще-то я – Рома, – угол его рта стремительно ползет вниз.
Господи, ситуация и так полный мрак, но я каким-то образом умудряюсь сделать её еще хуже. Теперь Ковальчук думает, что после поцелуя я ошиблась и назвала его именем своего любовника. Браво, Лера! Так держать! Первые дровишки уже заготовлены, впереди вон целый лес виднеется – можешь приступать.
– Нет! Там… Костя, – с усилием говорю, я, высвобождаясь из объятий.
– Понятно.
Это всё, что произносит в ответ мой сосед. Точнее тот, кто за последние несколько минут умудрился стать мне больше, чем соседом. В глазах Ромки я вижу бесконечную грусть и… разочарование. Он снова читает меня, как раскрытую книгу. И то, что он там прочёл ему явно не нравится.
– Ром…
Я сбиваюсь, не зная, что сказать и как объяснить то, что творится у меня сейчас в душе. Я ведь не жалею о том, что сделала, не жалею о нашем поцелуе! Но это никак не вписывается в картину того, что пробудилось у меня внутри при виде Захарова.
Не хочу я никому причинять боль! Ни доброму, сопереживающему Ромке, ни раздолбаю и весельчаку Косте. Не хочу! Но сейчас каждый мой шаг и каждое моё слово выглядит так, точно я хочу ранить их, причём с особой, извращённой жестокостью.
Я в ужасе прижимаю дрожащие пальцы к своим пылающим щекам. Губы тоже дрожат, но я так и не могу заставить себя произнести вслух хоть какое-нибудь объяснение. Пускай даже какое-нибудь корявое или идиотское – не могу! Мой разум и голос будто бы объединились против меня в невидимую коалицию и отказывались выполнять свои основные функции, заложенные природой.
Ковальчук усмехается и так и не сказав мне ни слова, резко отворачивается и быстрыми шагами уходит прочь. А я даже не могу броситься за ним вслед, потому что телефон так и продолжает разрывать округу своей надоедающей, однообразной мелодией. Трясущимися от напряжения, плохо слушающимися пальцами нажимаю на вызов.
– Обернись, – тихо, практически шепчу я.
Захаров послушно оборачивается и расплывается в своей фирменной широкой улыбке, от которой у меня, по традиции, перехватывает дыхание и начинает сильнее биться сердце. А я уже и забыла, что он умеет так улыбаться…
Казалось бы, ну что такого – просто улыбка. Но Костя всегда улыбался так, что всё вокруг тут же наполнялось лёгкостью, радостью и каким-то безграничным оптимизмом. Своей улыбкой он умудрялся одновременно и поднимать мне настроение, и показывать, что я для него самая-самая… Потому что мужского восхищения, лукавства и той самой обольстительной чертовщинки в его улыбке всегда имелось с лихвой. Но сейчас в его улыбке было что-то ещё… То, чему мне было очень сложно найти объяснение. А ещё огромная усталость.
Последний раз он приезжал ко мне в Питер чуть больше месяца назад, но по ощущениям, будто прошёл целый год. Что такого случилось у него за последние дни? Почему его жена попала в больницу? А если это он такой сейчас из-за неё…
Мысли крутятся в голове одна страшнее другой. Убираю айфон в карман и медленно, будто бы боясь потерять равновесие, начинаю идти в сторону Кости. Вот только Костю совершенно не устраивал такой мой неспешный моцион – всего лишь несколько стремительных широких шагов и он оказывается рядом со мной.
– Лерка… Моя Лерка… – сгребает он меня в объятия и шепчет куда-то в макушку.
Где-то на краешке сознания понимаю, что шапка давно уже сползла с моей головы и сейчас я крепко сжимала ее в руке. А вторую разместила на его груди Кости, нежно скользя пальцами по его светлой дублёнке, вдыхая такой до боли знакомый и родной аромат его парфюма.
– Привет, – еле слышно говорю я, наконец найдя в себе силы посмотреть ему в глаза.
И снова этот глубокий, пронизывающий каре-зелёный взгляд.
