Текст книги "Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)"

Автор книги: Настюша Гуляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Напоминаю себе бутерброд, который всё время падает маслом вниз. Роль масла, конечно же, выпала моей попе, которая вместе со спиной приняла весь удар на себя, распространив по остальному телу только отголоски боли, отдающиеся гулом в ушах.

Опустив затылок на холодную землю, я приподняла тяжелые веки. Среди хоровода искр, пляшущих звёзд и мерцающих лент, я угадываю лицо. Лицо Пита.

====== Часть II. Игры. X ======

У неё что-то заклинило внутри, а он просто идиот.

Влюбленные все такие.

Футурама

– Китнисс, что ты здесь делаешь?

Меня подхватывают на руки, бережно прислоняя мою многострадальную и явно пустую черепушку к мощному плечу, и что-то спрашивают, но я не разбираю слова. В ушах клокочет странная музыка, сопровождаемая криком совы, перед глазами всё плывёт, а остальные ощущения притупляет аромат, непонятный, но такой родной… и любимый.

– Пит! Пит… – мне так много хочется сказать, узнать, объяснить. Но удастся это не раньше, чем у Пита появится переводчик с животного на человеческий.

Так обидно. До слёз. Я наконец-то созрела, вернулась к нему из другого мира, в котором остались семья, друзья, Рататуй, в конце концов, но не имею возможности сказать о своих чувствах. Как же мне иногда хочется напечатать полный свод законов Подлости с изображением оной на титульном листе, чтобы вставить его в рамку, повесить на стену и метать дротики три раза в день – вместо завтрака, обеда и ужина. (Заодно и похудею. Было бы только куда – и так остались только кожа, кости, вены и артерии, по которым лениво переползает разбавленная кровь, переносящая по организму моих верных соратников и мучителей – тараканов. Эх, надо было сестре диету подсказать – неделя на арене Голодных игр и идеальная фигура в ваших руках, если, конечно, вам эти руки не отрубили и не откусили).

– Тише, тише, солнышко, всё будет хорошо, – прошептал он мне на ухо, обнимая сильнее, будто желая и согреть, и успокоить, и защитить.

Ага. Хорошо, всё будет хорошо… Прям девиз наших Игр.

Я вцепилась исцарапанными пальцами, собравшими под ногтями пуды грязи и образцы земельных пород, в футболку и уткнулась носом в шею, пытаясь не только надышаться исходящим от Пита ароматом, но и понять, чем же пахнет. Не фрукт, не овощ… может, какая-то специя?

– Я добыл лекарство…

«Дурак…» – думаю я, отгоняя ужас, овладевший моим телом и душой в тот момент, когда я услышала пушечный смертельный вестник. Стоп. Если Пит жив, то кто тогда умер?

Ррр… Нет, это самая жуткая и противная пытка для любой девушки – лишиться голоса, особенно в такое трудное и крайне любопытное время. Но я вдыхала его запах и настолько терпеливо, насколько могла, ждала, пока парень уверенным шагом, ни секунды не сомневаясь, что идёт в правильном направлении, не достиг нашего лагеря, где сидела, вскочившая при нашем появлении, нервничающая Рута.

– Пит! – обрадовалась девочка, но тут же добавила «Ой», видимо увидела объект надругательства эксцентричного художника, отвечающего на все вопросы своим, философским «А вы когда-нибудь видели, как течёт река?» в моём лице. Наверное, я сейчас та ещё картина маслом… По крайней мере, ноги и руки покрыты не одним слоем земли, травы, глины, смолы и ёлочных иголок. Могу только представить, что у меня на мордочке, потому как шея Пита, от которой я не отрывалась во время путешествия, была испачкана. Хорошо ещё, что темно, а то, боюсь, тихое «ой» переросло бы в крик «зачем ты держишь на руках это чудовище?!».

– Что произошло? – спросил Пит, укладывая меня на траву. Спальный мешок он, видимо, пачкать не захотел.

– Мы услышали пушечный выстрел, и она рванулась, как… Остановить её…

– Невозможно, – кивнул он, стирая с моего лица такую полезную по мнению многих косметологов грязевую маску и не сводя с меня единственное, что чётко проглядывалось сквозь ночной сумрак – глаза, в которые хотелось нырнуть и поплыть, как по млечному пути куда-нибудь туда, на край Вселенной. – Это же Китнисс, – вернул меня из путешествия довольно раздраженный голос. – Упрямая, вспыльчивая, совершающая необдуманные поступки… Глупая.

Что?! Да… Т… Орр… Я к нему, можно сказать, практически с того света вернулась, а он… Он…

А он протянул Руте капсулу с порошком, попросив развести его в небольшом количестве воды.

Ну да, за этими тремя граммами в логово кровожадных профи лез он, а глупая я?! Зашибись! И они ещё что-то про нашу логику говорят.

Пит, будто не замечая искр, летящих в его сторону, преподнёс к моим губам открученную от фляги крышку, наполненную фиолетовой (или мне показалось?) водой. Но подозрительного цвета жидкость, я выпила, не сопротивляясь (зря что ли Пит своей жизнью рисковал?), и сразу же почувствовала, как становится лучше. Да… Капитолийское лекарство – это не наше нечто, к которому прилагается телефон врача и список возможных побочных эффектов величиной с «Войну и мир» (я имею ввиду не окончательный версию в четыре тома, конечно, нет, это было бы слишком, а только первый вариант романа, коротенький такой, где-то в тысячу страниц).

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, наверное, – шепчу, так как голос на большее не способен, но после стольких часов молчания и это настоящий подарок. Х-х… Я изогнула в усмешке губы, с которых наконец-то упали не просто звуки, но буквы и даже вполне понятные слова. Вот теперь мы поговорим…

Я села, почти воткнувшись лбом в Пита, успевшего отстранится, и прошипела.

– Вот нафига ты туда полез? Кто тебя об этом просил? Совсем с головой не дружишь? Жить надоело?!!

– Зачем ты побежала в лес? – спросил он, ни капли не впечатлявшийся моей речью.

– Я… я первая вопрос задала, – поджала губы, надеясь, что в темноте мои чувства, будто отраженные через кальку на лицо, будут не так заметны.

– Зачем? – повторил он, не признавая мою пальму первенства, как аргумент.

– Да любит она тебя! – выпаливает Рута и пожимает плечами, поймав мой недовольный взгляд. – Это даже слепой заметит! А вот влюбленный нет… влюбленные, они такие глупые…

Я согласно покачала головой, стараясь ветром утихомирить вспыхнувшие щёки, в то время как тараканы в моей голове, уставшие от напряжения этого дня, схватили инструменты и начали петь смутно знакомую песенку.

Ты дурак, а я дура! Ура!

Скачет температура… А-а…

Но с тобой мы вдвоём до утра

Слегка утомлённые…

– Давайте спать, – прервал минуту неловкого молчания Пит. Девочка, будто только этого и ждавшая, кинулась к рюкзаку, из которого достала спальный мешок. – Тебе, конечно, не мешало бы помыться, но так как сейчас ты скорее заблудишься или утонешь, чем очистишься, то придётся подождать до утра… Солнышко.

Я что-то говорила по поводу того, что он мне нравится, и даже про то, что я его люблю? Забудьте! Теперь он меня просто бесит!

– Ещё раз так скажешь и о профи сможешь больше не беспокоится. Тебя убью я.

– Ооо… – протянул он как-то игриво-грустно. – Это будет смерть, о которой можно только мечтать… И в любом случае, ты будешь в своём праве. Это же Голодные игры.

И нам не дают об этом забыть.

Второй пушечный выстрел за этот день разбудил меня посреди ночи, вырвав из пучины кошмаров.

Открыв глаза и вглядываясь в темноту, я насколько могу глубоко пропускаю через себя комки ледяного воздуха, чтобы успокоить взволнованный и чрезвычайно непослушный в последнее время орган – сердце.

– Как думаешь, кто это? – спрашиваю Пита, с которым, не смотря на разногласия и споры, разделила один спальник. А всё из-за того, что я всё-таки решила пойти искупаться, Пит, защитничек мой, разумеется, вызвался пойти со мной, чтобы постоять на стрёме, или, чтобы посмотреть на меня полуголую – я до конца не поняла. Хоть он и отвернулся, отпустив шуточку по поводу того, что на меня всё равно куча народу смотрит, я уверена – он подглядывал. В общем, со всеми препирательствами, водными процедурами и пополнением запаса воды, мы вернулись спустя минут сорок, когда Рута уже спала, а будить её мне не позволила совесть, я и её и так сегодня достала.

– Не знаю, – шепчет он, так же как и я, не отрывая взгляда от кусочка луны, выплывшего на свободный от веток участок неба. – Но вряд ли это Катон.

– Да, надеяться на это было бы глупо… – усмехнулась я. – Надеяться… Никогда не думала, что буду надеяться на чью-то смерть… Это так… Низко.

– Никто из нас не думал. Но все хотят выжить.

– Выжить… Х-ах… – качаю головой. – Всегда думала, что смысл жизни как раз в том, чтобы жить, а не выживать.

– И когда эта светлая мысль посетила твою голову? Когда ты охотилась? Когда брала дополнительные тессеры? Или когда ела баранину?

Я даже приподнялась, опираясь на локти, чтобы увидеть выражение его лица и понять – он серьёзно!? Опять?! Сейчас?!

Но вместо того, чтобы сказать что-нибудь, о чём пожалею, я спросила.

– А кто умер, пока я была… без сознания?

– Диадема.

– И всё?

– Да.

Уф… Да уж… Думаю, уже глупо удивляться тому, что всё идёт не по плану.

– А чей портрет был на небе сегодня?

– Марвела, – выдавил он, отвернувшись.

– Ты его…

– Я не хочу об этом говорить.

– Но…

– Послушай, – он повернулся, дабы всё раздражение, что исходило от него нашло правильного адресата. – Я же тебя не спрашиваю, как ты убивала и что ты при этом чувствовала.

– Потому что я никого не убивала.

– Ну конечно… – он улыбнулся, даже не сомневаясь в том, что я… совру?

– Но я правда не убивала.

– Скажи это тому парню из восьмого дистрикта. Ах да, ты не можешь, потому что ты его убила! В первый же день.

– Но я… – в первый день? – Я… я не помню.

– Ну конечно… – и опять этот тон.

Нет, всё! Пошёл он, куда подальше!

– Пит, знаешь, что?

– Что?

Ну вот не надо, не надо смотреть на меня своими глазами!

А чьими ему? Чужими смотреть?

Это всё равно не честно! Я же не железная…

– Спокойной ночи! – в конце концов рыкнула я, отвернувшись.

– Спокойной, – он последовал моему примеру, и я, поудобнее устроившись к его тёплой спине, начала думать о том, что значит смерть Марвела для Руты.

Она не умрет? Конечно, умрёт. Только вот, кто её теперь убьет? Мирта? Катон? Пит? Я? Я не смогу. Я же не убийца. Или всё же…

А неугомонные тараканы всё пели…

Ты дурак, а я дура! Ура…

Скачет температура… А-а…

Но с тобой мы вдвоём до утра,

Ни каплю не сонные…

Ты дурак, а я дура! А-а…

И наверно лечится пора…

Но с тобой мы опять до утра,

Мечтой окрылённые…

Мы просто влюблённые…

====== Часть II. Игры. XI ======

Если вы ищете справедливости,

то вы не туда попали.

Игра престолов

– Подъём, Китнисс! Нас ждёт важный-преважный день!

Ооо… Только не говорите, что я теперь и в прошлое перемещаюсь. Это уже слишком…

С опаской открытые глаза увидели лишь темноту спального мешка, в который я залезла с головой, когда мой сосед проснулся и вылез, а затем и самого Пита, потряхивающего мокрыми волосами и улыбающегося.

– За такие шутки… – рычаг заело. Три самых сильных таракана из отдела поэзии навалились на него всем своим фиолетовым в жёлтую крапинку телом, но не смогли сдвинуть, а потому из аппарата не выпало ни одной рифмы. Та же самая загвоздка произошла в отделе сарказма и в отделе остроумия. А потому я лишь зевнула и отвернулась от подозрительно счастливого парня, пробормотав. – Дай поспать…

– Китнисс, встава-ай! – проигнорировал он мою просьбу и, подойдя к той части ложа, где прятались ноги, схватил края спального мешка и начал беспардонно вываливать моё безвольное, разморённое сном тело наружу. Я аж детство вспомнила, точнее ту его часть, когда мы с подругами играли в фанты, и мне выпало рождённое анькиной фантазией и чернилами моей ручки задание «ползать по полу как личинка». Да… Ржача было… И от меня, попросившей Аню показать, что она имела ввиду, и от Ани, решившей мне помочь и протолкавшей не перестающую хохотать меня от двери до стола и обратно, и от Ленки, которая снимала всё это безобразие на камеру, не забывая отпускать шуточки типа «В смысле ты не знаешь, как личинка ползает? Ты чего личинкой никогда не была?» Да… Были времена. Тогда ещё пол не надо было неделю мыть. Красота…

Но от приятных воспоминаний меня оторвала комариха, которая, воспользовавшись моим замешательством, начала пить кровь из вечно сующегося куда не надо носа. Прогнав нахалку и мысленно отметив, что у меня теперь на носу будет красоваться красная блямба, я села и, прищурив ещё не адаптировавшиеся к свету глаза, недовольно посмотрела на Пита.

– У тебя совесть есть? – он поджал губы и скосил глаза в сторону, будто размышляя над вопросом, на который я всегда не раздумывая отвечаю «Конечно… нет». – Будить людей в такую рань бесчеловечно. А будить меня в такую рань ещё и опасно.

– К твоему сведению, рассвет был несколько часов назад.

И это он говорит человеку, родившемуся в Питере? Да у нас во время белых ночей рассвет начинается в половину второго ночи, а в три уже светло, как днём. Но ведь это не значит, что надо вставать. Если только это не выпускной, и ты не лежишь на лужайке возле Исаакиевского собора.

– А в тренировочном центре ты всегда вставала раньше меня, раньше всех.

Ну так… Тоже мне – сравнил.

– Там была вкусная еда и Хеймитч. У меня не было выбора, – выдохнула я, сглатывая слюну (эх, шоколад, арбуз, жареная картошечка…). – Кстати, насчёт Хеймитча… – я аж поднялась, представив какими эпитетами покрывает двух беспечных идиотов наш любимый ментор. – Какой у нас план?

– Для начала ты сходишь и умоешься, а потом уже мы поговорим, – и заботливый папочка вложил мне в руки тряпочку, видимо исполняющую роль полотенца.

Зашибись. У меня такое чувство, будто мы с друзьями на пикник выбрались, а не на бойню.

Ладно, потом так, потом. Но прежде, чем уйти, я наклонилась к земле, чтобы взять нож, который всю ночь держала под боком и видимо выронила, когда меня так нагло разбудили.

– Он и тебя в такую рань поднял? – спрашиваю, заметив собирающую хворост Руту. Девочка, видимо собиравшаяся поприветствовать меня, смутилась и пробормотала.

– Рассвет был несколько часов назад.

Где-то я это уже слышала… Ах да, в девяти с половиной метрах от этого места, буквально четыре минуты назад.

– Он тебе успел мозги промыть? Между прочим, это начинает походить на секту.

– Сек… Кот… Тук… Что?

Ой, что-то я разболталась….

– А! Не обращай внимания, я просто не выспалась, – оправдание на все случаи жизни. – Сейчас умоюсь и буду как огурчик.

Она одобрительно кивнула и прошмыгнула в кусты.

– Ага, маринованный.

И сразу так огурчика захотелось. Папиного, с чесночком, с укропом, с яблочком, с листом чёрной смородины. Да такой, который кусаешь, а рассол с другой стороны на пол льётся, а слева ещё ехидненький голос вопрошает «А чёй-то тебя на солёненькое потянуло?» Эх… Не видать мне огурчика… Животик протестующе заворчал, но я на него цыкнула и поспешила продолжить свой путь к реке, а то ведь его завывания кто-нибудь услышит, придёт и я тучно превращусь в огурчик. Нашинкованный.

Я быстро добежала до реки, ещё быстрее разделась и хотела войти в реку, но не учла одной немаловажной детали – ночью было не жарко, а в следствие этого факта – вода ледяная. Оно, с одной стороны, хорошо – сразу проснусь, только если кто-нибудь меня туда закинет, попутно получив пару синяков и укус, потому что добровольно я не дамся.

Ой, да ладно тебе, нашлась неженка! Летом же на месяц воду отключают и ничего – моемся же как-то!

Я сделала нерешительный шаг и оказалась в воде по щиколотку.

Давай-давай!

Ррр… Сделала ещё два шага, и под водой скрылись колени.

А теперь на счёт три, падаем вперёд. Раз, два…

Подожди! Дай настроится!.. Я глубоко вздохнула. Теперь можно.

Раз, два…

А-а! Подожди! Я сама!

Вздохнув ещё глубже и сосчитав до трёх, я прищурилась и помотала головой, но мне дали мысленный пинок под… (О, нет! Ему и так бедному досталось!) мысленный тычок под лопатки, и я всё-таки нырнула в воду с головой, чтобы проплыть пару метров туда и обратно, вынырнуть и почувствовать, как по телу распространяются согревающие каждую клеточку крови мурашки. И тут в проснувшееся сознание ворвалась мысль, уже несколько минут бившая в дверь, из-за которой раздавался храп и другие нечленораздельные звуки. Хворост. Рута собирала хворост. И если она не перешла на питание веточками и шишками, то это может означать только одно – они собрались развести костёр.

– Ид-диоты, – плюнула я, ударив со злости по воде, тем самым обрызгав себя ни капельки не потеплевшей водой, разозлилась ещё больше, вылезла из воды и, преисполнившись желания хорошенько встряхнуть этих… (Кхм… Нет, я точно прибью их раньше, чем до них доберутся профи!), оделась и побежала к нашей поляне.

– Что вы?.. – но тратила свои нервные клетки и перебирала словарь нелицеприятных синонимов я зря, потому как у моих идиотов, которые оказались совсем не идиотами, всё было схвачено. Тонкая струйка дыма, источаемая костром, терялась между узелков мокрой тряпки, натянутой на четыре воткнутые в землю палки. Только застыла на самом краю поляны я не потому, что меня поразила их находчивость, нет, чего только не придумаешь, дабы не превратиться в упыря, пожирающего сырую плоть. Меня потрясло то, что Рута с Питом прекрасно понимали друг друга, почти без слов. Он говорит «передай», и девочка мигом кидает ему бутылку с водой. Она только кашлянула, а он качает головой «нет, думаю хвороста достаточно». И что-то кажется мне, что я здесь лишняя. Но казалось мне не долго, я даже покреститься не успела, кода Пит обернулся и посмотрел на меня с такой радостью, что я даже на секунду поверила – всё будет хорошо.

Однако, неприятное ощущение, вызванное ранним пробуждением, никуда не делось ни после купания, ни после плотного неспешного завтрака, включающего в себя кроличье мясо и лук.

– Вам не кажется, что… всё слишком спокойно? – спросила я, разделавшись со своей порцией съестного. Пит с Рутой переглянулись, будто неуверенные до конца ли я поправилась, и покачали головами.

– Ты о чём?

– Ну вот вы здесь сидели два дня. Вас никто не убил, не ранил, даже не побеспокоил… Вы ведь просто сидели здесь, так? – я выжидающе посмотрела на парня, который, не понимая к чему я клоню, слегка нахмурился.

– Нет конечно, мы не просто сидели – ухаживали тут за одной, которая вместо спасибо, сначала кидается, а теперь задает странные вопросы.

– Пит, я же серьезно!

– Я тоже. Китнисс, мы не отдыхали! – да уж понятно, что курортом здесь и не пахнет. – Ходили за водой, ставили силки, собирали эту…

– Морошку, – подсказала Рута.

– Да. И следили за лагерем профи, которые, к нашему счастью, во время побега от белок наткнулись на гнездо ос-убийц и провалялись эти два дня в беспамятстве, так что…

– Стоп. – Что он сказал? – Я не ослышалась? Профи два дня были без сознания, вы об этом знали, даже ходили в их лагерь, чтобы взять какие-то вещички, и они до сих пор живы и сейчас бродят где-то там, кровожадно улыбаясь? Я ничего не упустила?

Пит сцепил зубы и отвел взгляд.

– Мы не убийцы.

Я нервно хихикнула и покачала головой, чувствуя подползающие к глазам слезы.

– С кем я связалась? – прям вижу выражение лица Хеймитча, салютующего мне в экран стаканом виски. – Ты хоть понимаешь насколько глупо это звучит? – по лицу видно, что понимает, но… да какое но? – Если бы вы были на их месте, они бы вас убили быстрее, чем вспомнили ваши имена.

– Мы не они, – бросил он все тем же тоном «давай, скажи мне, что ты поступила бы иначе». А я бы поступила по-другому? Подошла бы и всадила нож в грудь бродящего по миру кошмаров трибута? Конечно же нет.

– Нам это дорого обойдётся.

– А нам разве есть что терять? – пожал плечами Пит и поспешил подняться, резко обзаведясь жизненно важной необходимостью порыться в рюкзаке.

– Лично мне есть что терять, – прошептала я, оторвав взгляд от его спины. Кто бы мог подумать, что за… что за?!...

– Пит.

– Слышу, – отлично, значит, если у нас и галлюцинации, то коллективные, а с ними легче бороться! Надеюсь.

– Что это? – прошептала Рута, вытаскивая из кармана рогатку.

– Хотела бы я знать, – и я последовала её примеру – сжала рукоятку клинка.

– Это распорядители, – пробормотал Пит, от которого я отвернулась в попытке найти источник непонятного шума, напоминающего и жужжание осиного роя, и шелест листвы, и скрежетание старого лифта, везущего тебя толи на второй этаж, толи на тот свет.

– С чего ты… Й-ооо… жик!..

– Он самый, – нервно хмыкнул Пит, с ужасом осматривая землю, которая с каждой секундой становилась всё колючее и колючее (Кэрролл со своим «чудесатее и чудесатее» нервно курит в сторонке уже третью сигарету!)

Я, по-моему, уже проклинала свою фантазию, да? Хотя нет, на этот раз она здесь совершенно не причем. Я даже чисто теоретически не могла предположить, что из моего любимого ёжика, которого я поминаю к слову, делу или просто так, они вздумают сделать испытание, да какое испытание!

Только от белок отошла и на тебе… Из земли высовываются иголки. Металлические иголки. Острые иголки. И если первые три выползли довольно медленно, не достав по высоте до коленок, то четвертая буквально вылетела, взмыла куда-то ввысь, оцарапав мне руку, из которой больше от неожиданности, чем от боли выпал нож. Я предприняла попытку его поднять и еле успела отскочить, когда путь к оружию мне преградили иглы.

– Осторожно! – взвизгнула Рута Питу, вздумавшему спасти наши вещи и чуть не наступившему на иглу, которая проткнула бы и сапог, и всю ногу, и даже не заметила бы.

– Надо убираться отсюда, – выдохнул парень, отбросив рюкзаки в заросли хвои, туда, где шипов не было.

– Легко сказать, – проблеяла я, когда по обе стороны от меня выросли иглы. – А вот сделать…

– Их можно просчитать. Здесь же должна быть какая-то закономерность, – пробормотал Пит, оглядывая поляну, на которой, опровергая его гипотезу в разных местах одновременно появились четыре шипа разного калибра, один из которых почти достал дрожащую от страха Руту.

– Единственная закономерность, которой они придерживаются – это как можно быстрее свести нас со смертью, – моё сердце протестующе замерло, но я всё-таки сделала шаг, приблизивший меня к относительно безопасной линии леса, а на том месте, где я только что стояла, появился букет иголок.

Здраво рассудив, что для начала миссии по самоспасению, это очень даже не плохо (в конце концов, я ещё жива), я решила проверить как идут дела у моих союзников, тем более, что полужелейные-полузефирные ноги всё-равно не смогут меня никуда переместить в ближайшие тридцать секунд точно. Пит действовал медленно и осторожно, однако у него было явное преимущество перед всеми нами – он с самого начала стоял ближе всех к границе поляны. А вот Рута двигалась ловко и легко, почти спокойно, если не считать вопль о помощи, отражающийся предслёзным блеском в глазах. Похоже проблемы (и очень большие, потому как я хотела сделать шаг, но вовремя почувствовала, как что-то начинает упираться в носок и отдернула ногу) были только у меня. Попробовала другой ногой наступить в другое место, но произошло то же самое. Ещё немного и у меня начнется ис… началось. Видимо распорядители решили, что отрезать мне путь к выходу – это слишком просто. Шипы начали приближаться ко мне сзади, вынуждая ступать вперед, туда, где с хлебом и солью встречали другие. Они сгущались вокруг меня, а я стояла (как дура) и представляла, что через мгновение-другое земля подо мной разверзнется, и меня выбросит на следующий круг ада.

– Китнисс, – голос, его голос, пытающийся выдернуть меня из пучины страха, увы, безуспешно, впавшие в панику тараканы кричали намного громче.

– Китнисс, дай мне свою руку! – слышу отчетливо каждое слово, но вот их смысл проходит мимо, крестясь, качая головой и приговаривая «А ведь ещё такая молодая… Ай-яй-яй…»

– Р-руку сюда гони! Живо! – мой рык, мой тон, почти моя фраза возымели действие, заставив, пусть и неосознанно, выбросить руку в сторону, а потом и полететь в ту же сторону, под воздействием некой силы, царапая лодыжки об острие иголок.

Чувство безопасности накрыло меня с головой, когда я грохнулась на грудь Пита, чуть не сломав тем самым рёбра моему спасителю.

– Ты меня спас. Опять, – выдохнула я, не имея ни желания, ни сил ни вставать, ни переползать на траву.

– А ты нас чуть не угробила своей фантазией. Опять.

Слово «нас» кольнуло в грудь, чуть правее сердца. Нас.

– Рута!

Перекатившись на спину, я вскочила и рванула к… й-я… Я не понимаю… Не понимаю, как это произошло. Просто в один момент кадр с воодушевлённой нахмурившей брови Рутой, сменился на кровавое пятно, ползущее в разные стороны от груди мёртвой девочки. Мёртвой… Рута мертва… Но она не должна была умереть. Не сейчас. Не так. А как же колыбельная? А цветы? Нет… Нет… Это не правильно.

Пит что-то там шептал, говорил, может даже кричал – понятия не имею. Я сосредоточила всё своё внимание на шоколадной пустоте, в которой пыталась найти отголоски жизни. Их не было. Не было и больше никогда не будет. Сейчас прилети планолёт и всё. Рута исчезнет навсегда.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, не-ет!!! – взревела я и ударила по стволу дерева – невинного и непорочного на первый взгляд, но прячущего внутри камеры, которые до мельчайших подробностей отсняли сцену убийства. – Вы не имели права! У вас нет никакого, ёжик вам в дышло, права её убивать!

– Китнисс, что ты… – попытался Пит воззвать к моему благоразумию, но… какого ёжика?!

– Что я?! Я не права? Давай, скажи мне, что я не права! – он предсказуемо промолчал. – Кто её убил? Ты? Я? Может, профи?! Нет! – я начала оглядываться вокруг, не зная куда мне кричать, чтобы меня лучше было слышно этим подонкам. – Это они… Они… Гады стерильные… Фрики-генномодификаторы…

– Не надо так…

– Что не надо? Говорить правду?

– Ты ведь потом пожалеешь…

Потом. Смешно… А будет ли это «потом»? Ведь…

– Разве нам есть, что терять?

Он опять промолчал. Мы вдвоём стояли и молчали, не отрывая друг от друга взгляды мокрых глаз (я оказывается всё это время плакала), пока планолёт забирал её тело. Тело… Пережить столько испытаний, чтобы в конце концов просто стать телом в деревянной коробке. Неужели, нас с Питом ждёт такая же участь? Потому что на героев мы не тянем – вдвоём не смогли спасти одну девочку.

Дебилы.

Пение птиц, наполнившее тишину, как только планолёт отлетел на достаточное расстояние, заглушил мощный звук труб. Я нервно выдыхаю и отворачиваюсь от Пита, чтобы он не видел моего выражения лица, меняющегося с яростной гримасы на истерическую улыбку и обратно.

«Дорогие трибуты, – разносится по всей арене громогласны голос Клавдия Темплсмита. – Поздравляю с тем, что вы дожили до этого момента. Исторического момента. Ведь в правилах Игр произошли некоторые изменения. Если последними выжившими окажутся два трибута из одного дистрикта, оба они будут объявлены победителями… Повторяю. Если последними выжившими окажутся два трибута из одного дистрикта, оба они будут объявлены победителями. Удачи! И пусть она всегда будет с вами!»

– Что это значит?

Что Капитолий придумал новую, изощрённую ловушку.

– Что победить могут двое.

– А что это значит для нас?

Справившись с ведром эмоций, окатившим меня волной мурашек, я повернулась к моему напарнику.

– Что мы им отомстим. За Руту. За всех.

Ага, и чтобы исполнить этот план осталось совсем немного – убить Катона, Мирту, Лису, Цепа, убедить весь мир в том, что мы любим друг друга, разыграть сценку из «Ромео и Джульетта», ещё раз убедить весь мир, что мы любим друг друга, начать восстание, пережить квартальную бойню, продолжить восстание, начать войну, пережить семьдесят шестые голодные игры, закончить войну и убить нужного президента. Всего делов-то… Но мы же справимся! А почему? А потому, что два дебила – это сила!

Комментарий к Часть II. Игры. XI Вот как-то так...

====== Часть III. Победитель. I ======

И я умею даже там смеяться,

Где слабый духом выл бы от тоски!

Эдуард Асадов

– Китнисс!

– Не сейчас.

– Но…

– Нет.

И вот я вновь бегу сквозь этот чертов лес, изредка замирая, когда среди деревьев мелькает фантом маленькой девочки, и начиная бежать в два раза быстрее, чтобы вытолкнуть из памяти образ Руты.

– Китнисс, – выдохнул он уже более хрипло во время следующей секундной остановки.

– Пит, я не могу сейчас разговаривать!

Только бежать. Только вперед. Лишь бы не думать. Лишь бы не вспоминать.

– Хорошо, – прокаркал парень, присев на пень, около которого я притормозила, чтобы дать телу время восстановиться (и почему человеческие тела такие невыносливые? Мы ведь даже трех часов не пробежали!) – Можешь не разговаривать. Просто скажи, куда мы идём.

Вот именно – идём. Я бы даже сказала – тащимся. А должны бежать.

– К профи.

– Х-х… Так я и думал…

– Ещё бы ты по-другому думал – я же сказала, что буду мстить, а месть подразумевает убийство профи и… Орр…

Я отвернулась, чтобы не видеть этого грустно-укоряющего выражения лица.

Тоже мне… Мистер “Яникогонебудуубиватьпотомучтохочусохранитьсебя…”

– Вот только их лагерь в другой стороне.

“…иневажночтояуженеразубивалэтоведьнеповодчтобыменятьсвоюточкузренияивообще…”

Стопулечки.

Я внимательно осмотрела стоящие предо мной растения, но ничего подозрительного или отличающего этот кусок леса от тысячи других не нашла и повернулась обратно к Питу.

– В смысле – в другой стороне?

Он открыл рюкзак, порылся в нем, достал флягу, которую мучительно долго открывал и опустошал, а потом всё-таки снизошёл до ответа.

– В прямом.

– Нет, – и это не я сказала – мои ноги, которые не пожелали поверить в то, что они преодолели дистанцию в несколько километров зря, а я же покачала головой и ещё раз огляделась.

– Ну вот же, вот! Я помню этот клён!

– Это дуб, – поправляет меня Пит, окончательно растаптывая остатки моей мнимой адекватности.

Мда… как бы бредово это не звучало, но похоже, что у меня окончательно съехала крыша, которая и так последние два года держалась на волоске логики (да, полуженской-полутараканьей, но логики).

Слегка потеснив напарника, я присела на край пня, внемля ногам, вопившим о том, что они даже в кустики меня не понесут в ближайшие часы, и тому маленькому надоедливому таракашке, который являлся ярым фанатом Пита и всё время желал, чтобы я находилась как можно ближе к его кумиру.

– Я такая дура… Повела себя как идиотка и… – я усмехнулась. – И моя… Кхм… – сестра. – Мой друг сейчас бы сказал: «Ты уж определись, дура ты или идиотка!»

Пит обронил смешок, а я почувствовала, как его рука, обогнув спину, пристроилась на моем плече, вынуждая оное и все к нему прилегающее слегка напрячься.

– Ты не идиотка, ты просто…

– Дура.

– Девушка.

Одно другому не мешает.

– Просто смерть Руты выбила тебя из колеи.

– Вот, – именно этого я и не понимаю. – Как? Откуда такие эмоции, чувства? Я ведь её даже толком не знала! Вообще ничего о ней не знаю. – Кроме того, что она любит песнопения. – Вот ты знаешь, какой у неё любимый цвет, а?